Дарина
Я не помнила, как мы ехали до дома. Вообще забыла, что нахожусь в машине. Поцелуи и ласки Кирилла свели меня с ума. Я никогда не чувствовала ничего подобного. У меня был бойфренд в школе, мы целовались, и он распускал руки иногда, но я ничего с ним не чувствовала похожего. Может быть, еще время не пришло, а сейчас я дозрела. Или умелые руки, губы Салманова сумели пробудить во мне страсть и похоть. Хотела его сильно, безумно, до умопомрачения. Хотела поцелуев и чтобы пальцы двигались быстрее, терли сильнее. Салманов игнорировал стоны и попытки дать понять, что мне нужно больше.
Уже в доме я поняла, что он собирается заняться со мной сексом. Как ни странно, но это открытие меня не напугало, а обрадовало. Продавая себя в рабство, я и мечтать не могла, что первый раз будет таким желанным. Мне нравился его голодный, слегка безумный взгляд, нравилось, что он сам едва сдерживается, особенно, когда я сжимаю его плечи или глажу по шершавой щеке.
Он немного напугал меня, когда выдернул из петель ремень. Первая мысль — выпорет. Но Салманов велел вытянуть руки и стянул запястья, а потом примотал ремень к изголовью кровати. Я вся была в его власти. Это вам не возня под одеялом с неумелым приятелем из параллельного класса. Я зажмурилась, когда Кирилл согнул мои ноги. Прагматичный ум тут же подсказал, что в такой позе преграда невинности должна порваться быстро. Да, я изучала вопрос. Был повод. А у Кирилла, похоже, было желание облегчить мою боль. Я почувствовала, как с возбуждением расцветает благодарность и расслабилась.
Да, он сделал все быстро. Как бы я не готовилась к боли, а все равно вскрикнула.
«Дальше будет лучше», — стала уговаривать себя, стараясь не плакать из-за глупых эмоций, которые отравляли горячее желание. Я дернула руками, отчаянно нуждаясь в объятиях или хотя бы обнять самой. Но ремень держал крепко.
«Дальше будет лучше», — повторила я себе и задышала, чтобы не заплакать.
Но дальше не было ничего. Кирилл был во мне буквально несколько секунд, а потом резко отпрянул. Я хотела еще, а он отнял у меня даже то, что было. Не чувствуя тяжелого тела сверху, я совсем расклеилась и всхлипнула.
Вместо того, чтобы закончить начатое, Салманов ругался, как сапожник, освобождая мои руки от ремня. Я старалась побороть слезы, но они все равно текли по щекам. Оставалось только надеяться, что в темноте осеннего вечера мой хозяин их не увидит. Он был зол, как черт. Похоже, я опять сделала что-то не так и грядет наказание.
— Ложись спать, — рявкнул Кирилл и умчался, оставив меня растирать руки и плакать в одиночестве.
Чтобы он не слышал, как я реву, пошла в душ, где под горячими струям позволила себе не сдерживаться. Я чувствовала себя так странно. Сплошное непонимание. Где ошиблась? Что не так? Почему он меня оставил? Как накажет?
Я думала, что уже начала его понимать, ведь Салманов терпеливо и постепенно объяснял мне все. Он был груб, жесток, деспотичен, но я в принципе его понимала. А сейчас… Сплошная черная дыра неизвестности. Конечно, я не ждала от него нежностей и всяких муси-пуси после первого раза. Но немного внимания и заботы он мог мне дать. Сам ведь говорил, что я должна доверять, а он будет заботиться. Где это все? Умчался. Красавец просто.
На часах едва пробило девять, хотелось есть, но я забралась в постель, как было приказано. Лежала и ждала, что он придет меня обнимать и поговорить, как после наказания за опоздание. Но прошел час, другой, а мое уединение никто не нарушил. Отчаяние достигло пика, потому что я теперь хотела наказания больше, чем секса. Ругая себя последними словами за подобный идиотизм, я не заметила, как задремала.
Проснулась от того, что луч света из гостиной бил в глаза. Щурясь, взглянула на дверь, которую вроде бы прикрыл за собой Кирилл, когда удирал из моей спальни, теряя тапки. Зажмурилась и снова открыла глаза, не веря тому, что вижу.
Салманов стоял в дверях, привалившись к косяку плечом, скрестив руки на груди.
Я подскочила на кровати, сразу всполошившись.
— Уже утро? Я проспала? Простите.
— Все нормально. Это ты прости, что разбудил. Думал, не спишь.
— Вы велели мне спать, — напомнила я.
— Да. Велел, — как-то даже печально отозвался Салманов. — Как ты?
«Было бы лучше, если бы ты не ушел», — подумала я, но в принципе же…
— Нормально.
— Понятно.
Кирилл опустил руки. Мои глаза привыкли к свету, и я увидела, что он в одних брюках и босиком. Волосы в беспорядке и не смотрит на меня, куда-то в сторону. Очевидно, прилечь рядом и обнять не собирается.
— Приходи на кухню, пожалуйста.
Я ушам своим не поверила. Может, все еще сплю?
— Пожалуйста, Дарин. Если хочешь, — повторил Кирилл и вышел прикрыв дверь.
Я полежала немного. Из вредности хотелось его продинамить. Он ведь просил, а не приказывал. Я это точно поняла. Сон не шел, а лежать, глазея в темный потолок, мне надоело. К тому же стало беспокойно за этого тронутого мужика. Он выглядел таким виноватым, потерянным. В конце концов, все было неплохо. Непонятно, чего он психанул. Любопытство и бессонница погнали меня на кухню.
Шлепая босыми ногам по теплому полу, я обнимала себя руками, жалея, что не накинула халат, но при этом надеясь спровоцировать Кирилла полупрозрачными шортами и топом на что-нибудь. Хотя бы обнять или согреть.
Салманов сидел за столом с неизменным планшетом. Полуголый, взъерошенный, бестолковый какой-то. Нет, мне не показалось в полутьме. А еще перед ним стоял стакан с чем-то янтарным на дне. Алкоголь? Серьезно? Он пьет и не дымится? А еще я заметила в небольшой чаше россыпь M&M's. Аттракцион невероятного лицемерия в отдельно взятой кухне. Я не сдержалась и хмыкнула.
Кирилл оторвал взгляд от планшета.
— Привет, — проговорил он тихо, откладывая гаджет.
И улыбнулся.
А ведь вполне симпатичный мужик, даром, что больной на голову.
— Привет, — откликнулась я, невольно отвечая на его неуверенную улыбку своей.
Кирилл подскочил, отодвинул мне стул и начал ухаживать, как бойфренд на выпускном.
— Садись. Прости, что поднял. Будешь что-нибудь?
— То же, что и ты, — не сдержалась я, красноречиво уставившись на стакан и драже.
— Медленный белок на ночь очень полезен, ага.
Я было перепугалась за свое ехидство, но Салманов только хмыкнул.
— Попался, ага.
Он удивил меня еще сильнее, когда достал еще стакан, бутылку, плеснул и поставил передо мной.
— За боевое крещение, — выдала я тост, подняв стакан.
— Угу, — мрачно ответил Салманов и, игнорировав мой порыв чокнуться, опрокинул в себя алкоголь.
Подражая ему, я одним глотком попыталась осушить стакан. В итоге закашлялась, замахала руками. Не вкусно, очень крепко. Даже слезы из глаз брызнули.
Кирилл захохотал.
— Что это за пойло?
— Арманьяк пятидесятилетней выдержки.
— Просроченный? Все понятно.
Кирилл продолжал смеяться. Он взъерошил мне волосы, словно я была забавным щенком, забрал стакан, предложил:
— Давай я тебе какао сделаю.
— С печеньками? — окончательно обнаглела я.
— Орео?
— О, да.
Салманов залез в верхний ящик, до которого я не дотягивалась, поэтому понятия не имела, что там. А оттуда на меня смотрели сладости всех мастей. Сникерсы, марсы, твиксы и прочая сладкая дрянь в ярких упаковках.
— Это что у тебя там? Заначка? — не попыталась даже игнорировать обнародование содержимого.
— Что-то вроде.
Кирилл достал банку Несквика и коробку Орео, включил чайник, чтобы закипел, слазил в холодильник за молоком.
— Самая классная пропорция — это три ложки и пятьдесят на пятьдесят воды и молока. Причем, вода должна быть кипятком, а молоко ледяным. Тогда на выходе получается кружка теплого офигенного Несквика. Или ты хочешь мокко с шоколадом?
— Для члена секты правильного питания ты слишком много знаешь о Несквике.
Он громко поставил на столешницу чашку, и я прикусила язык. Перебор?
— Я умею наслаждаться едой, Дарин. Просто в обычные дни предпочитаю не распыляться на мелочи.
— В каком смысле?
— Когда ты съедаешь что-то вкусное, настроение повышается. Пожрал от пуза — и вроде круто. Это мнимые эндорфины. Не заметишь, как счастье и еда станут тождественными понятиями. Так же и с алкоголем. Еда — это бензин. Вино — искусственный заменитель радости. Мое настроение не зависит от того, что я ем или пью. Я умею получать удовольствие из других источников.
— Каких, например?
Кирилл вскрыл пачку печенья из запретного ящика, высыпал на блюдце.
— Работа, спорт, секс.
— Понятно, — буркнула я. — А вот это вот все..?
Салманов залил какао кипятком, добавил молока, поставил вместе с печеньем на стол передо мной.
— Это все сейчас не более чем попытка справиться с собственной ошибкой. Или способ признать ее. — Кирилл дождался, пока я отхлебну, поймал мой взгляд. — Я очень сильно ошибся, Дарин, и хочу извиниться перед тобой. Прости, пожалуйста.
— Ого, — вырвалось у меня непроизвольно.
Хорошо, что я не начала пить, а то пошло бы не в то горло. А Кирилл продолжал ошеломлять меня признаниями.
— Я совсем не был готов, что ты девственница.
— Это озвучили еще в клубе, — неуверенно напомнила я.
— Да, конечно. Клубные ребята очень часто меня… — он подбирал слово некоторое время и нашел. — Часто обманывали. Я привык получать совсем не то, за что заплатил, поэтому не питал иллюзий по части твоей невинности.
— А я? — мне стало обидно. — Я же говорила. И я обещала не обманывать.
— Прости, детка. Я должен был поверить, да. Но… — Кирилл зачесал волосы рукой со лба, выдавая нервы. — Но, черт подери, тебе девятнадцать и девственница. Я скорее поверил бы в Деда Мороза. Нет, было ясно, что у тебя нет опыта. Этого мне было достаточно.
— Достаточно, чтобы заплатить?
— Чтобы… — он хотел сказать что-то иное, но не стал. — Просто достаточно.
— Понятно, — проговорила я, хотя ничего не понимала. — Но ты же не откажешься от меня теперь?
Я уже не знала, что думать. Может он принципиально не хотел крови во время секса? Ее было немного, но все же. Или… Ох, да кто этих придурков разберет. Одна мысль, что он потребует назад деньги и меня отдадут тому Эндокринологу, заставила выбивать зубами барабанную дробь.
Я потянулась к чашке, чтобы хоть как-то занять себя.
— Нет, Дарин. Не откажусь. С чего ты взяла? — поспешил успокоить меня Кирилл.
— Не знаю. Я совсем тебя не понимаю. Вроде бы только все стало ясно, и снова какие-то сложности.
Я таки застучала зубами об чашку. Кроме неуверенности и страха было еще и холодно немного. Зря пренебрегла халатом. Кирилл все равно на меня едва смотрит.
Вместо объяснений он встал и пошел в гостиную. Вернулся с пледом, который накинул мне на плечи.
— Не мерзни, — бросил кратко, а себе плеснул из бутылки еще.
— Я стараюсь быть для тебя хорошей, — проговорила обиженно, не желая оставлять разговор.
— Я вижу, детка. Я ценю это, правда. Не в тебе дело. Это я наделал дел. Так хотел тебя поиметь, что ни черта не помнил, не видел, не думал. Это моя ошибка. Я признаю ее.
— Но все можно исправить. Правда?
Я взглянула на него смело, готовая хоть сейчас закончить то, что он начал.
— Да, думаю, можно, — согласился Кирилл. — Но теперь мы будем двигаться медленно. Постепенно.
Я не уверена, что меня это обрадовало. Кирилл тоже выглядел не очень здорово. Иррациональное желание утешить заставило меня протянуть руку и коснуться его пальцев.
Салманов вздрогнул, но руку не убрал. Меня обжег его взгляд. Пронзительный, очень внимательный.
— Расскажи мне, — потребовал он. — Что ты чувствовала. Я должен знать.
Я сглотнула, не зная, как начать, но все же выдавила:
— Все было не так плохо на самом деле. Особенно до… До того, как стало больно.
Салманов взял меня за руку, погладил, отпустил, чтобы снова запустить пятерню в волосы, склонил голову, забормотал себе под нос проклятья.
— Могло быть и хуже, — выпалила я, чтобы он не терзался так. Сил не было смотреть на эти мучения.
Кирилл печально усмехнулся.
— Но могло быть и лучше. Тебе ведь не с чем сравнить, — подметил он.
— Вообще-то есть, — решила я быть до конца откровенной.
— Дело в том, что я не совсем девственница.
— Что?
Глаза Кирилла стали размером с блюдца, а лицо вытянулось огурцом. Я два сдержалась, чтобы не захихикать. Да, мужик, такие дела. Со мной ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Боже, как же приятно ошарашивать его вот так. Я, наверно, больная. Или это его шиза заразна?
Салманов сдавил переносицу пальцами.
— Дарин, давай уже по порядку и без шуток. Я чувствовал преграду, и кровь на члене мне не приснилась. Тебе было больно, в клубе уверяли, что ты девственница. И как понимать — не совсем?
Я закусила губу, пытаясь объяснить как-нибудь попроще. Все же это женские дела. Каким бы он не был опытным отмороженным трахалыциком-доминантом, может не понять.
— Понимаешь… Фух. — Я отхлебнула какао, набираясь смелости. — У меня был парень еще в школе. На выпускной его родители уехали на дачу, и мы… выпили, а потом…
— Я понял, — рявкнул Кирилл.
— В общем, у нас не очень получилось. Или совсем не получилось. Я не помню уже толком. Только, что мне было больно, а он не стал настаивать. Потом мы попробовали еще раз и… То же самое. Он сказал, что я во всем виновата. Мы поссорились, разбежались, и больше я не переходила грань с другими. Вот.
— Боялась?
— Да. Нет. Не знаю.
Я снова хлебнула, чтобы не пояснять. Одно дело откровенничать с ним о девственности и совсем другое рассказывать, почему у меня толком не было отношений. Пусть думает, что из-за страха, да.
Кирилла моя история не сказать, что очень взбодрила, он продолжал хмуриться и крутил пустой стакан.
— В общем, то, что делал он, и сделал ты — как небо и земля. Мне было больно, да. Но не так, чтобы очень. Я… Мне… Короче…
Красноречие покинуло, оставив мне смущение и стыд. Глупо стесняться теперь, после всего, но я краснела как рак, не в силах договорить. Опять топила глаза в чашке, чтобы не смотреть на Кирилла.
— Что? — подбодрил он. — Скажи мне.
— Я не хотела, чтобы ты останавливался.
— Я сделал тебе больно, Дарин. Удовольствие часто можно получить и через болезненные стимуляции, но я понятия не имею, что делать с девственницей. У меня не было невинной. Никогда. Я оказался не готов к такому открытию. Единственное, что пришло в голову — это прекратить.
— Понятно.
— Эй, иди-ка сюда.
Кирилл пересадил меня себе на колени. По пути с меня скользнул плед. Он поймал и снова укутал, как ребенка, прижал к себе. Сразу стало теплее.
— Я не хотел останавливать тоже, маленькая. Но так надо. Не в тебе дело.
— Да, это хорошо, что не во мне. Но ты ведь не сказал. Просто ушел. Я не знала.
— И это снова моя ошибка, да. Я бы наделал дел, если бы остался.
— Ты пришел ко мне даже после наказания.
— Я должен был тебе объяснить тогда.
— А сейчас?
— И сейчас объясняю. Как только сам разобрался. Сделай скидку, я впервые в такой ситуации. И вообще! — вдруг вспомнил Салманов. — Ты моя. Я денег платил.
— Ладно, — отпустила я ему грехи. — Этот аргумент беспроигрышный.
— Я не отношусь к тебе, как к игрушке.
— Да, я вижу это. И ценю. Спасибо.
Тепло объятий и запах ароматного алкоголя успокаивал, убаюкивал. Или это какао? Кирилл баюкал меня, как маленькую, ласково шептал:
— Ты спишь, девочка. Я совсем тебя измучил.
В ответ только зевнула. Он поднялся вместе со мной на руках, понес спальню, там положил на кровать, укутал.
— Спи, девочка. Отдыхай. Можешь не вставать завтра.
— Мне не надо ехать с тобой? — уточнила я сонно.
— У тебя дела в городе?
— Тренировка в шестнадцать тридцать.
— Коля вернется и отвезет.
— А по магазинам?
— Тебе что-то нужно?
— Разве тратить твои деньги каждый день на одежду не входит в мои обязанности? Кирилл мягко рассмеялся, поцеловал в лоб.
— По желанию. Не обязанность, — выдал он, погладил меня по голове и поднялся. — Увидимся вечером, хорошая девочка.
Салманов прикрыл дверь, оставляя меня одну в комнате. Кажется, уже в следующее мгновение я спала.