Дарина
Как только Салманов вышел, и его шаги стихли, я выбросила мерзкий творог в мусорную корзину. Что за гадость! Как он это ест? Лучше лечь спать голодной, чем давиться этой дрянью. К тому же, едва он начал рявкать, аппетит у меня пропал начисто. Я вспомнила, что он не просто мужчина, который доставил мне невероятное удовольствие, но в первую очередь мой хозяин. Эти правила, вроде бы и не сложные, но все равно дикость какая-то. Я не могу заговорить с ним, даже смотреть на него вне кухни не имею права. Должна слушаться и исполнять какие-то непонятные обязанности. Завтрак ему готовить. Потрясающе.
Однако вспомнив его слова про Антона и предметы во всех отверстиях, я тут же стала уговариваться себя. Мне повезло. Подумаешь, завтрак и депиляция. Я продалась, и это действительно глупости, мелочи. Нужно привыкать жить по- новому.
Я прошла к себе в комнату, упала на кровать, как была в трусах и рубашке. Моя сумка с вещами осталась у двери, а идти за ней совсем не хотелось. Нарваться на Салманова в гостиной? Не сегодня. Обязательно что-нибудь сделаю не так. Мне хватит впечатлений. Разве что мобильный? А кому звонить? Женька в СИЗО. Надеюсь, адвокат договорится со всеми, и брата выпустят в ближайшее время.
Вспомнив аукцион, противных дядек в зале, чужие руки на своем теле, которые, правда, не причиняли боли… Пока не причиняли. И я должна буду постичь кучу всего, чтобы не злить своего хозяина. От страха, безвыходности и жалости к себе я разрыдалась. Оплакав незавидную участь, я прошла в ванную, где была нераспакованная зубная щетка и паста. Почистила зубы, умылась, расчесала волосы пальцами, вернулась в комнату. На тумбочке у кровати стояли электронные часы. Я потыкала, завела будильник на шесть, легла. Вопреки переживаниям, сон тут же взял верх, и я отключилась. Но вскакивала каждые полчаса. Снилось, что проспала, и Салманов наказывает меня, замахиваясь плеткой семихвосткой, как у Карабаса Барабаса.
Я услышала свист, и вся сжалась, готовясь к жжению на коже и глубоким рубцам…. Но тут запищал будильник. Вскочив в сотый раз за эту ночь, я натянула джинсы и рванула на кухню. Он ведь не говорил, чтобы я готовила в трусах, но и сумку забирать не разрешал. Памятуя свои сны и угрожающий тон Салманова, решила не рисковать.
Завтрак.
Что вот ему готовить? Яйца? Кашу? Что он привык есть утром? Я должна мысли читать? Кофе! Точно помню, что это было в списке. Кофемашиной я пользоваться умела. У нас в салоне стояла похожая. Нехитрая наука. Минута и кухня стала наполняться бодрящим ароматом. Кроме того я нашла ответ на свой вопрос. Пока исткала кофейные зерна, наткнулась на лист бумаги, который был прикреплен магнитами к холодильнику.
Я едва не перекрестилась. Там было расписано меню на всю неделю. По граммам. И еще какие-то цифры, значение которых я даже не пыталась разгадать. Сегодня воскресение. Овсянка и миндаль. Каша с орехами? Серьезно? Извращенец.
Но делать нечего. Пошарив по шкафам и холодильнику, я нашла хлопья, молоко, соль, сахар, пресловутые орехи. Измерила все на кухонных весах, которые стояли тут же рядом с кофе машиной. Сварив кашу, я раздавила орехи молоточком для мяса и отправила их в кастрюльку. На часах 6:29. Кто молодец? Дарина. Страх плетки отступил. Я присела за стол, сложила руки, стала ждать, как покорная слуга, коей я и являлась теперь.
Салманов явился тут же. Пунктуальный, сволочь.
— Доброе утро, — поприветствовал он беспечно и буднично.
Я невольно окинула его взглядом. Шорты, кроссовки, голый торс. Предательская дрожь заставила передернуть плечами, потому что я мгновенно вспомнила, как прижималась к этой широкой груди и желала впечататься в него сильнее, чтобы чувствовать жар кожи и твердые мышцы. Кровь прилила к щекам, и я опустила голову, чтобы спрятать румянец.
— Д-доброе, — промямлила, проклиная свое волнение и заикание.
— Завтрак? — напомнил Салманов, и я вскочила, чтобы наложить в тарелку, которую он сам достал из шкафа. — Кофе?
Кирилл поставил на столешницу и чашку, а сам сел за стол.
Я налила кофе, поставила перед ним тарелку. Салманов заломил бровь и спросил:
— Что это?
— Овсянка, сэр, — не сдержалась я. Разве не видно? Что за дурацкие вопросы.
Не говоря ни слова, не попробовав даже, он встал и вывалил содержимое в ведро. Я замерла, но это полбеды. Кирилл, не стесняясь, вытащил из мусора мой вчерашний недоеденный творог.
— Что это? — повторил он.
— Что это? — повторил он.
— Я… Я не хотела, — попыталась объяснить я.
— Чего ты не хотела? — рыкнул он.
— Доедать.
— А я разве спрашивал, хочешь ты или нет?
Я подумала, что вопрос риторический, и не стала отвечать. Ошиблась.
— Дарина, я задал вопрос. Повторяю. Я спрашивал тебя вчера, хочешь ли ты творог?
— Нет, — одними губами прошамкала я.
— Громче.
— Нет, — едва совладав с голосом, повторила я.
— Прекрасно. Кажется, я велел тебе его съесть?
— Да.
— Знаешь, почему?
— Нет.
— Потому что в нем чертов казеин — это медленный белок, который питал бы твой организм всю ночь. Я хочу, чтобы ты питалась правильно, а не вот это вот…
Он ткнул пальцем в корзину. Если написано, что овсянка, значит — это овсянка на воде, без молока, а орехи подаются отдельно.
— Я не знала, — проговорила я в свое оправдание. Ну, ведь правда, не знала.
— Теперь знаешь.
Кирилл хлебнул кофе. Я замерла. Он прокомментировал и его:
— С кофе не накосячила. И на том спасибо.
— Пожалуйста, — огрызнулась зло.
Кирилл сузил глаза, но оставил мое ехидство без комментариев. Он достал из холодильника контейнер, сунул в микроволновку, отмерил себе орехов.
— Хорошо, что у меня завтрак готов, — ухмыльнулся, садясь за стол.
Он быстро поел, а я стояла и хлопала глазами, как дура, не зная, что сказать, боясь пошевелиться и отчаянно труся из-за того, что попалась с творогом.
Плетка снова засвистела.
Но Салманов, похоже, не собирался меня наказывать. Во всяком случае, за завтрак.
— У меня тренировка, — оповестил он, вставая. — Поешь, прибери здесь все. Через час разложи все свои вещи на кровати.
— Что мне поесть? — уточнила я, боясь разозлить его снова.
— Что хочешь, — вернулся к беспечному тону Кирилл. — Но скоро у тебя будет свой рацион и свои тренировки. Меня не устраивает, что твоя задница плоская, как представления о Земле в средние века. Живот тоже нужно подтянуть.
— А это рацион мне не подходит? — я мотнула головой в сторону бумажки на холодильнике.
— Нет. Он написан под меня.
— Понятно.
Я снова склонила голову. Кирилл взял меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. У него это просто коронный жест какой-то.
— Чтобы с творогом это было в последний раз. Поняла?
— Поняла, — ответила смиренно, мечтая снова спрятаться за волосами от его пронзительного взгляда. Только сейчас заметила, что у него глаза зеленые. Просто демон какой-то.
— Молодец, — шепнул Салманов, отпустил меня и ушел.
Стоит ли говорить, что после такого есть мне не хотелось, но пришлось. Я сделала омлет, съела, давясь, выпила кофе и поплелась за сумкой. Она нашлась в гостиной.
Я разложила все свое нехитрое добро на кровати, наконец, расчесала волосы, заплела легкую косу. Кирилл не запылился. Ровно через час. Он теперь был одет в джинсы и тонкий свитер. Я снова отметила широкие плечи и развитую грудь. Хорош он и обнажённый, и в одежде. Еще бы не было этих его заскоков… И тогда бы он точно не заглянул в проклятый клуб, где я продавала себя. Все к лучшему, Дарина. Да, он с тараканами, но могло быть и хуже.
Вспомнив все, что он говорил, я стояла, опустив глаза, молчала.
Он не смотрел на мои вещи и минуты, потом взял простое трикотажное платье, которое я носила на работу, бросил его на кресло вместе со словами:
— От остального избавься. Переоденься и приходи на кухню.
Салманов снова оставил меня в одиночестве в полной растерянности. Избавится? Серьезно? Оставить только платье? И вообще, где приказы из серии: «на колени, открой рот». Не скажу, что я скучаю по его члену, но то, что вчера было между нами в этой комнате, меня не особенно смутило. Я была к этому готова. Я его игрушка для эротических утех. А вот все эти правила, приказы и прочая белиберда жутко нервировали. Хотя всякая дрянь во всех моих естественных отверстиях все еще пугала сильнее, чем заскоки Салманова.
Когда я вошла на кухню, Кирилл снова пил кофе. Его пальцы бегали по экрану планшета. В моих грязных мыслях снова всплыло воспоминание о вчерашнем. Его пальцы у меня во рту, на моей груди, гладят клитор, играют с волосками на лобке.
— Дарин, — позвал меня Кирилл, очевидно, заметив ступор.
— А, да. Я… Я собрала вещи обратно в сумку, но не знаю, куда их деть.
— Просто выстави за дверь. Садовник уберет.
Да. Действительно. Как я сразу не догадалась?
— Ты вся раскраснелась, — отметил Салманов.
— Да, жарко. Водички бы.
— Ни в чем себе не отказывай.
Он кивну на кран фильтра, и я поспешила отвернуться, делая вид, что увлечена водой и стаканом. Кирилл подошел так тихо, что я перепугалась, когда он положил руки мне на плечи. Он склонился, поцеловал меня в шею, лизнул, легонько укусил.
Я зажмурилась и выронила стакан. Он не разбился. Кирилл поймал. Салманов сам набрал воды, поставил стакан рядом, но не спешил дать мне возможность попить. Да и руки у меня подрагивали, не поднимались, висели вдоль тела плетьми.
А вот ладонь Кирилла чувствовала себя очень уверенно, задирая юбку платья, сжимая мой зад.
— Разозлился на тебя и не позвал с собой в душ, — проговорил он почти шепотом, соблазнительно. Дьявол.
— Ничего, я не расстроилась, — ответила я прежде, чем оценила грубо это или нет.
— А вот я очень. А теперь уже нет времени, — усмехнулся Салманов.
Я не успела расстроиться или обрадоваться. Даже спросить, почему.
Хлопнула дверь.
— Кир, ты на кухне? — раздался звонкий женский голос.