Когда они возвратились, было далеко за полдень. Надя и Дэвид сидели в саду под бело-желтым зонтом и создавали видимость досуга с коктейлями. Дэвид, поднявшийся им навстречу, в узких спортивных брюках слаксах и рубашке поло, угловатыми движениями вдруг казался похожим на марионетку. Надя, сидя в металлическом кресле, внимательно смотрела на них из-под прищуренных век.
Клэр залилась румянцем. Она удрученно подумала, что трио их выглядит, должно быть, довольно вульгарно. Тина, накувыркавшись на пляже, разгорячилась и разлохматилась, да и сама Клэр чувствовала, как щеки ее горят, будто в лихорадке. Надя, сама всегда выглядевшая безукоризненно, требовала того же от других. По крайней мере, ей не надо заботиться о своем макияже, усмехнулась про себя Клэр. Одежда ее измялась, длинные ноги покрылись налетом от соленой воды.
Адам выглядел совершенным пиратом в расстегнутой до пупа рубашке и подвернутых штанах. Глаза его ярко выделялись на темном продубленном лице, сохранявшем все то же непоколебимое высокомерие. Клэр, особо восприимчивая к обстановке, замешкалась и приостановилась, понуждая его умерить шаги. Он сжал ее тонкое пульсирующее запястье. И как ни странно, это придало ей уверенности.
— Как проехались? — спросил Дэвид, не протянув даже руки к дочери, как надеялась Клэр. — Понравилось? — продолжал он, по-видимому, искренне.
— Ну! Спрашиваешь! — расплылся Адам в белозубой улыбке, сразу же показавшейся фальшивой, «кошачьей». Он перевел взгляд на Надино каменное лицо. — Все в порядке, дорогая? У вас вид, словно вы только что разгадали карточный фокус!
Надя посмотрела на него испуганно:
— Никогда не знаешь, Брок, шутите вы или нет. Ваши двусмысленности всегда очень естественны.
Он пожал плечами:
— Немножко тайны, только и всего.
Клэр стояла в некоторой нерешительности, овеваемая морским бризом. В этот момент внимание их привлекла Тина, громко воскликнувшая:
— Как это все противно! Все ходят и ходят вокруг да около!
Тут встрепенулась Надя:
— Ты не заболела, а?
— Нет! — яростно прошипела Тина — стойкий оловянный солдатик, не глядя на бабушку.
— Когда мы говорим с кем-то, мы обязаны смотреть на него, ты помнишь, Тина, дорогая? — Голос Нади выдавал сдерживаемое раздражение.
Тина проглотила это и зевнула с явным вызовом. И весьма в этом преуспела. За каменной маской лица Нади Клэр почувствовала, как давление у той подскочило.
— Тина, будь добра, не зевай, — произнесла Надя монотонно. — Зевота совершенно отвратительна, да и оскорбительна к тому же. Ее надо бы запретить.
Клэр произнесла в ломкой тишине, отцепившись от Адама:
— Я отведу Тину. У нее сегодня много впечатлений. Она просто переутомилась.
Надя кивнула, не слишком успокоенная. Ее затаенное негодование не было вызвано только намеренной грубостью Тины, Клэр была уверена в этом. Женщина, подобная Наде Колбэн, вынуждена время от времени давать волю своим эмоциям. А подтекст этого вполне очевиден. Матери часто ревностно вступаются за своих детей. Не надо было обладать сверхчувствительностью, чтобы узреть Надину ревность к Адаму Брокуэю… и, вероятно, ко всей его семье. Ревность и глубокую обиду. До некоторой степени Клэр могла это понять по столь явному контрасту между двумя мужчинами. Но нельзя позволить себе ударить по руке дающего. Пока, по крайней мере, не будешь к этому целиком готов.
Клэр пошла напрямик по гравию, который хрустел под ногами, как яичная скорлупа. Она легонько подтолкнула Тину вперед, беззлобно попрекая ее и внушая преимущества хороших манер. Тину это совершенно не трогало.
— Да расслабьтесь вы! — заявила она жизнерадостно.
Клэр запнулась. Для своего возраста Тина была хитрющая и в отношениях с бабушкой выработала стиль поведения, просто-напросто исключающий хорошие манеры. Клэр сделала строгий вид, все еще пытаясь восстановить статус кво. Самая большая беда была в том, что Надя не смогла найти в своем сердце любви к внучке. Равнодушие порождает равнодушие. Клэр прониклась этой мыслью и оставила свои поучения, сочтя их в данный момент бесполезными.
Если не брать в расчет ее собственного сына, Надя, казалось, страдает от эмоциональной недостаточности. Клэр приложила руку к виску — там отчаянно пульсировала жилка. Ей стало ужасно жалко себя. Тина стрекотала поодаль, более-менее привычная к семейным коллизиям.
Жалкая роль! Клэр все больше злилась на себя. Этот ее дурацкий, лихорадочный, необдуманный поцелуй на пляже, непрошеный интерес Дэвида к ней, странное, скрытое недоброжелательство Нади — от всего этого она готова была разрыдаться. Одно очевидно — ей надо быть очень осторожной, чтобы не восстановить против себя Надю.
Дядя Брок! Клэр чуть было не произнесла имя вслух. Тинин дядя Брок! Нравится ей или нет, она должна признать, что что-то в его личности, помимо его яркой физической ауры — а он был мужчина до мозга костей, — невольно притягивало ее. Мысль эта покоробила ее, в ней вспыхнул гнев. Что за безумная идея — будто кто-то, по своему желанию, может владеть вами, затягивать вас в свое поле притяжения?
Тина уловила ее невольный трепет и объявила в стиле дяди Брока:
— Ни малейшего сомнения, у вас что-то на душе. Вы не слышали ни одного моего слова!
— Разумеется, слышала! — запротестовала Клэр, умеряя чувства. — Ты говорила: «Как хорошо, что не надо петь (в качестве платы) за ужин!»
— Да, — продолжала Тина с благодарностью, — потому что дядя Брок говорит, у меня нет слуха, можете себе представить? Ну да ничего.
Клэр выдавила смешок. Тина и вправду страдала.
Немного спустя, устроив Тину, Клэр приняла пару таблеток аспирина и прилегла ненадолго. Самое лучшее, если она сумеет в последующие дни избегать Адама. Это будет трудно, но опыт подсказывал, что следует избегать ненужного риска.
Вечером за обедом Дэвид вдруг оживился у них на глазах. Манера скрытно вести себя, наследие творческого воображения, почти не была заметна. Более, чем когда-либо, Клэр чувствовала на себе его взгляд. Она вертела бокал вина, не желая его вновь наполнять, голова у нее шла кругом и без того. В мерцающем пламени свечей, среди цветов, в шелковом платье тонов индиго и янтаря, с низким вырезом, она выглядела соблазнительно-эфемерно.
В это время Дэвид, почти не притронувшись к еде, с пятнами на скулах обратился к своему шурину:
— Впервые за долгое время я чувствую, что действительно нащупал что-то верное.
— Очень рад слышать, — твердо отвечал Адам и подлил Дэвиду вина. — Мы можем взглянуть?
— Ну разумеется. Сразу после обеда. Думаю, Клэр, вам понравится! — Дэвид улыбнулся почти умоляюще.
Она увидела этот напряженный взгляд, легонько коснулась его руки и ответила в своей мягкой манере:
— Я в этом уверена, Дэвид. — Судорога спала у него с лица, и он накрыл ее руку своей. Его реакция была безошибочна.
— Я думал о слиянии старой и новой техники, — заговорил он поспешно и решительно. — Центральная фигура на переднем плане, на заднем — переливающиеся краски острова. Бездонная синева моря… и небо. Притягательность портрета будет в его контрастах — трепетный, откровенный фон и ваша хрупкая чистая серебристая красота. Меня заворожила эта просвечивающая, как бы сияющая кожа. Я очень озабочен, как обработать поверхность, мне словно бросили вызов. — Все его жесты и поза свидетельствовали о том, что художник вырвался из затворничества со всем своим правом на свободу выражения.
Взгляд Клэр поневоле скользил по лицу Адама, но его веки были опущены. Ее собственное лицо было во власти некоего внутреннего томного замешательства под влиянием физической усталости, выпитого вина и искренней экзальтации Дэвида.
Толкуя о разных деталях, Дэвид очень оживился. Время от времени Адам вставлял здравое замечание с никогда не покидающей его учтивостью, хотя Клэр чувствовала, что его интерес менее жгуч. Принесли и унесли десерт, а Дэвид все говорил с нескончаемым энтузиазмом. У Клэр закралось нехорошее подозрение, не нашел ли он отдушины в искусственных стимуляторах, но Адам, знавший его лучше, не видел ничего противоестественного в этом чудесном выходе из зажатой безжизненности.
Глаза Нади не отрывались от сына, она прислушивалась к каждому его слову. Клэр незаметно подсматривала за ней и мысленно представляла ее в молодости, вдову с ребенком на руках. Во взгляде Нади в этот момент было что-то фанатическое, ее словно преследовали видения славы ее сына. В некотором отношении Надя, видно, была не вполне нормальной, но Клэр постаралась отогнать эту мысль. Нельзя себе этого позволить. Чужая душа — потемки. Ей хватит своих проблем.
Для всякого художника естественно увлекаться объектом своего творчества. В этом нет ничего личностного, по крайней мере, она на это надеялась. Дурацкая фраза вдруг возникла и завертелась у нее в голове. Дэвид, как шелковичный червь, вышел из своего кокона!
— Не поделитесь ли с нами вашими мыслями? — прервал Адам ее мечтания.
Она заставила себя ответить по возможности беспечно:
— Просто я подумала, как хорошо видеть Дэвида в таком приподнятом настроении!
В первый раз за день Надя позволила себе улыбнуться.
— Вы хорошая девушка, Клэр, — высказалась она с убежденностью, — сейчас я это почувствовала как никогда!
Адам сохранял свой загадочно-нагловатый тон.
— Надежды возрастают! — заявил он необдуманно.
К счастью, вошел Сэмми с кофе и ликерами, и они переместились в мастерскую посмотреть на наброски к портрету. Адам закурил сигарету, пуская кольца дыма. Потом он взялся за первый из рисунков.
— Бодисатва Куан Инь! — объявил он коротко и непонятно.
Надя, видимо, была солидарна с Клэр, она посмотрела на него с подозрительным удивлением.
— В самом деле, Брок, у вас это всякий раз — странные замечания с невозмутимым видом. Что, ради Христа, это значит?
Дэвид только усмехнулся:
— Ты всегда был очень восприимчив, Брок. Ты не находишь тут фальшь?
Клэр в его голосе послышалась легкая неуверенность.
Адам выпустил дым из ноздрей. В этот миг он был похож на жестокого тирана, способного потребовать любую жертву. Клэр затаила дыхание… лишь бы он не оскорбил Дэвида, не разрушил его зарождавшуюся волю.
— Вовсе нет! Здесь есть воображение, нежность, поэзия, сострадание. Делает честь художнику. Поистине прекрасно.
— Славу Богу! — Дэвид перевел дух. Брок улыбнулся ему совершенно обезоруживающей, очаровательной улыбкой.
— Давненько ты не делал ничего подобного. — Он предложил шурину сигарету, и Дэвид с удовольствием закурил.
Клэр переводила взгляд с одного на другого, казалось, оба забыли о ней, погрузившись в прошлое.
— Могу я узнать, о чем это вы?
— Войди же, прекрасная дева, ничего не знающая! — Адам грациозно склонился перед ней.
— Простите?
— Полагаю, у вас есть право знать, — сказал он беззаботно. — Пойдемте.
— Это в самом деле необходимо, дорогой? — спросила Надя сына, явно сбитая с толку.
— Брок может показать Клэр наш маленький секрет. Ты это уже знаешь под другим названием. Я тебе сейчас объясню. Взгляни на эти наброски. Они совсем по-иному задуманы.
Его мать взяла рисунки с некоторой долей раздражения. Ей да не знать, что происходит и почему! Клэр, взглянув на ее грозное выражение лица, почувствовала легкое удушье, но ей некогда было расстраиваться, так как Адам звал ее. В холле, взглянув на его лицо, опять помрачневшее, она приостановилась. Он с силой сжал ее руку.
— Держитесь за меня, детка. Мне все труднее и труднее быть вдали от вас!
— Ну что еще? Я не убегаю. Может, хватит меня мучить… хоть теперь? Вам бы сжалиться надо мной и объяснить, что происходит. И не надо сцен.
— Маленькие девочки должны заниматься своим делом, вы разве не знаете? А ваше дело — смотреть за Тиной.
— Может, вы меня хотите уволить, мистер Брокуэй?
— О черт, нет же! Мы, может быть, и в трудном положении, но выберемся из него. Любую проблему можно решить, но у вас, кажется, есть свойство все запутывать.
Глаза ее наполнились бессильным гневом. Да сколько же можно! Маленький кулачок сжался, разжался, опять сжался. Он воспринял эту крошечную вспышку своеволия с долей изумления:
— Девочки не бьют мальчиков, запомните. Правило железное.
— Я думала, наоборот, — выпалила она, забыв об осторожности.
— Конечно, — засмеялся он. — У девочек всегда так. Что позволено Юпитеру — не позволено быку. Кстати, это вроде как мой отец говорил: «Брок, мальчик, если хочешь преуспеть, избегай лошадей, крепких напитков и сероглазых газелей».
Она смотрела на него в смущении:
— Ваш отец никогда этого не говорил. Вы это сами только что придумали!
— Это совершенно не важно. Пойдемте-ка, пока Надя не накинулась на нас с небольшим скандальчиком. — Он пересек гостиную, подойдя к золоченому лакированному экрану, разрисованному прихотливыми птичками и цветами в бирюзовых, изумрудных и розовых тонах и прикрывающему горку с фарфоровыми и нефритовыми статуэтками. Клэр проследовала за ним и увидела, как он достал белую фарфоровую фигурку удивительной грации и блеска, изображающую женщину, полную загадочной, вечной красоты.
— Вот ваш двойник — по мнению Дэвида, во всяком случае. Куан Инь, или полностью — Бодисатва Куан Инь, богиня сострадания, спасительница, утешительница, вдохновительница нестойких мужчин.
Клэр вгляделась в изысканную статуэтку:
— Вы такой меня видите?
— Не совсем, Мелисанда. За невозмутимостью скрыт огонь. Вы у меня в руках, запомните. — Он окинул ее откровенным оценивающим взглядом. — Я бы мог переломать все эти длинные хрупкие кости.
Она инстинктивно отшатнулась от него.
— Однако вы все же находите сходство? — тянула она время. Сердце у нее колотилось.
— Разумеется! — ответил он сухо. — В конце концов, эта штуковина моя собственная. Я хорошо все это знаю и знаю методы Дэвида. Я знаю, как он реагирует на некоторые… вещи. Я не упустил всех этих томных взглядов и прочего. Ха!
Она попыталась отмахнуться:
— Что за наказание!
Он издал короткий смешок и протянул ей фарфоровую вещицу. Она с благоговением провела по складкам ее одеяния, на лице ее отражались противоречивые чувства. Сама она не увидела ни малейшего сходства.
— Чудо! — воскликнула она почти с трепетом.
— Возьмите ее. Она ваша.
Она была почти в шоке:
— Я, кажется, теряю чувство реальности!
— А то вы его давно не потеряли! — принужден он был согласиться.
Она вложила фигурку обратно ему в руку:
— Я даже не мечтаю о такой ценной вещи, вы это прекрасно знаете. Она должна быть у вас!
— У вас нет чувства юмора! — Атмосфера меж ними была столь наэлектризована, что они говорили вполголоса. — Ладно, она будет здесь, если вы передумаете. — Он опять хмыкнул: — Залог вашей любви!
Глаза ее загорелись в предвестии гнева.
— Не моей, крошка.
— Разумеется. Для людей вроде меня любовь должна быть доброй, благотворной, милосердной. У вас обо всем этом даже нет и представления!
— И слава Богу, что нет! — Он открыто насмехался над ней. — Милосердная, благотворная — в вашем-то возрасте и с такой чертовой правоверностью! Нет уж, предпочту лучше сгореть в огне. А бедная маленькая Мелисанда обожгла пальчики и теперь бежит от сокровенных желаний. С краю оно безопаснее.
— Вот как? — Она не удержалась, чтобы не придать своим словам ехидства.
— Не старайтесь разыгрывать роковую женщину. Вы не хотите познать саму себя, вы, маленькая трусиха.
Клэр поджала губы, раздраженная до предела.
— Да кому нужна красота? — воскликнула она с горечью. — Вот как бы вас оценили в книге «Кто есть Кто»!
— Они бы сказали: перекрестное скрещивание производит наилучшие образцы. Я смешан из английского и шотландского материала, а моя бабушка по материнской линии родилась в Провансе.
Ее голос приобрел отчетливые истерические нотки, раздражавшие ее саму.
— Вы мастер непоследовательной болтовни, — заявила она ни к селу ни к городу.
— Детский лепет, — оборвал он.
Клэр отвернулась со сдавленным стоном. Да что это с ней? Гэвин в худшие времена никогда ее так не раздражал. Глаза ее наполнились слезами.
— О Господи! — Он не скрывал злости. — Слезы? Каждый Божий день. Вы все портите, черт вас дери.
— Это что, самый страшный порок? Почему вы так дьявольски нетерпимы к нескольким слезинкам? Я легко плачу, уж как получится. Вам-то что?
Адам прервал ее на полуслове:
— Просто вы вызываете во мне желание заняться с вами любовью. Чем бы вы ни были, тут вы свой пол не подведете. Никогда. Ну-ну, не паникуйте. Не здесь, не в моей собственной комнате. По правде сказать, вы меня раздражаете до крайности, однако же это каким-то странным образом мне нравится. Прелестная головка, но как трудно ее понять!
— Я полагаю, вы не знаете… — начала она напыщенно.
Он протестующе вскинул руку:
— Нет, не рассказывайте мне об университетских днях и потерянной любви. Вы что, не видите, каким я становлюсь? Я сам себя ненавижу в эти моменты ярости, — дерзил он, а рот его кривился в усмешке.
Ночной ветерок врывался из сада, принося кучу запахов, вдалеке надоедливо чирикала птичка. Она завороженно глядела на него, казалось, будто каждая черточка его лица впечатывается в ее память помимо воли.
— Я приехала на остров, чтобы защититься от мира, — произнесла она.
— Ну, а тут все стало для вас более определенным, — отпарировал он. — Ну не смотрите на меня так, как будто очутились в логове каннибала. Я не ем маленьких девочек.
Клэр снова заколебалась, словно желая что-то добавить, но потом рассмеялась чистым звонким молодым голосом:
— Потому что они скучные, как я понимаю.
Он тряхнул головой:
— Вы говорите самые абсурдные вещи. Летнее сумасбродство Клэр, исчезни! — В его лице была разом тысяча всяких выражений: ирония, юмор, мужское восхищение, самый дьявольский сарказм.
— Вы меня гипнотизируете, — откровенно заявила она.
— Ну вот, теперь это!
— Да, я не могу двинуться с места!
— Не глупите! Это скорее всего из-за вина. Вам надо научиться вести себя, как взрослая женщина, а не впечатлительное дитя. Сколько вам лет, между прочим?
— Я уверена, что вы этим уже поинтересовались в свое время. — Она добавила холодку в голосе.
— В общем-то, да. Дата рождения — двадцать шестое июня 1949 года. Преимущества фотографической памяти. Двадцать шестое июня! Это какой же ваш элемент? Вода, разумеется. Вот что поможет понять Мелисанду. Знак зодиака — Рак. Чувствительная, эмоциональная, впечатлительная, довольно обидчивая.
— А вы?
— Лев, конечно. Знак огня. Несовместим с водой. Жаль, ведь большинство Львов хорошие любовники.
— Надеюсь, мне не понадобится! Я уверена, вы не ведете свой любовный бизнес по звездам, — попробовала она увести разговор в сторону.
— Кто из нас неверующий? — слегка поддразнил он ее. — Уверен, если бы вы заглянули в свой гороскоп на этой неделе, вы бы нашли там: возникнут романтические переживания через новые интересы. — В его словах была какая-то подспудная значимость, которую трудно было игнорировать.
— Обещаю быть сверхосторожной! — Она вновь напряглась и насторожилась.
— Когда я с вами, я себя чувствую как птицелов. Улетит — не улетит? Расслабьтесь, детка. Вы здесь по своей собственной свободной воле. Со мной бороться глупо.
— Вы действительно можете командовать людскими чувствами?
Адам молчал, на губах его играла затаенная усмешка. Ее серые глаза расширились и потемнели, вся их умиротворенность исчезла, они словно растворялись в чувствах, призывали, чтобы сдаться. Его усмешка отвердела. Каждая черточка ее лица высвечивалась сверху. На мгновение ей показалось, что он хочет поцеловать ее, ее глаза увлажнились, ноздри затрепетали. В ушах нарастал какой-то шум. Все в этом человеке становилось глубоко и сильно ее затрагивающим, пробуждая чувства, которые она считала давно забытыми. Выражение его лица не менялось. Он был все так же грозен и сумрачен. Но изменилась она, ток между ними ослаб, оставив все как было.
— Адам? — вымолвила она ослабевшим голосом.
Откровенно враждебное выражение появилось на его лице. Он резко встряхнул головой:
— Вы прекрасны, притягательны, но…
Она и вообразить не могла такого отчуждения.
— Я ведь вам не нравлюсь, так? — Она прикоснулась рукой ко лбу.
— Мне нравится то, что я вижу. — Под этим циничным недобрым осмотром Клэр то краснела, то бледнела.
— У меня, наверное, разыгралась головная боль, — пожаловалась она вполне правдоподобно.
Он засмеялся.
— Классическая причина! Расскажите мне про Гэвина, — вдруг сказал он. — Случай, как никогда, подходящий. Гэвин Хорсли, так, кажется?
— Ради Бога! — взмолилась она. — Хватит с меня Гэвинов!
— Справедливо! — усмехнулся он. — Еще одна возможность продемонстрировать отвагу! — Под влиянием порыва он сгреб ее за плечи, привлек к себе, так что она вскрикнула от боли, и отпустил с холодной усмешкой. — Я запамятовал, всему время и место.
Клэр стояла ошеломленная, не в силах реагировать на ситуацию. До чего же непредсказуемая натура! Оскорбляет ее постоянно самым безобразным образом. Гэвин хоть прибегал к физическому насилию только в самом крайнем случае. Но Гэвин и не был столь физически ярко выраженным мужчиной. Руки ее бессильно опустились.
Когда наконец Адам обрел голос, он вновь поразил ее вопросом:
— Скажите, есть у вас иные женские достоинства? Вы играете? Поете?
Она глядела на него в изумлении. Все это показалось ей нереальным, словно на чужой планете.
— Надеюсь, я не помешала? — раздался из-за дверей ехидный голос Нади.
— Разумеется, нет, дорогая, — ответил Брок учтиво-формально. — Мы только зашли. Клэр потратила чертовски много времени, пытаясь отыскать сходство. Надеюсь, вам не наскучило, крошка. Боюсь, вы из тех, кого статуи утомляют!