Чары пленницы

Глава 20

Жизнь на острове вернулась в привычное русло. Коул начал ходить, показывая всем, что идет на поправку. Однажды он провел целый день в кабинете, разбираясь со счетами; высокие белые ставни были широко открыты, чтобы впустить холодный океанский ветер и выветрить затхлый запах запустения.

Другой день Коул посвятил бригадам, работающим на различных сельскохозяйственных угодьях. Вчера он занимался оснасткой и небольшими ремонтными работами на «Барракуде», потому что не собирался надолго задерживаться в этом раю. Еще в Нью-Провиденсе Коул постарался распространить слух, что в Бофорте один человек выжил и он сможет опознать подлого Дракона. Коул был уверен, что, как только слух достигнет цели, Дракон потеряет покой, пока не уничтожит упомянутую персону. Хотя не было сказано, кто именно выжил, Коул понимал, что теперь нельзя отпускать от себя Бейли. Он понимал это и три дня назад, когда пообещал вернуть ее домой.

Что-то случилось с его головой, когда он в полубессознательном состоянии почувствовал, как она надевает ему на палец кольцо. Он был уверен, что, когда проснется, ее на острове не будет. Но когда на следующий день она вошла в комнату с красными от усталости и тревоги глазами, лживое обещание само собой слетело с языка. И сколько бы он ни жалел об этом, назад пути не было. Если она разозлится, что ее не повезут домой, так тому и быть. Отныне он ее единственная защита.

Черт! Как же она сумела пробудить в нем чувство вины? В голове полный хаос, хотя он не видел ее последние три дня. Коул понятия не имел, чем она занималась, и как ни старался занять себя делами, все время думал о ней. Он так и не понял, почему она не уехала на том корабле. Все знали, что продовольственный корабль пойдет в колонии, а капитан Уинтроп – добросердечный человек – с удовольствием доставил бы ее в Бофорт.

«Вы нуждались во мне».

Ее слова все еще звенели в голове. Она отказалась от шанса сбежать от него, потому что он в ней нуждался? Бейли знала, какое будущее ее ждет, если она останется, он рассказал ей о своих намерениях. Она отложила в сторону свои желания – нет, свою свободу! – чтобы ухаживать за ним. Он не понимал этой бескорыстной жертвы. Он ничем не заслужил такую заботу, наоборот, с тех пор как они были брошены друг к другу судьбой, он вел себя прямо противоположным образом. Никогда ему не понять причудливый женский образ мыслей.

Коул раздраженно затянул подпругу лошади и скорчился от боли, пронзившей бок. Лошадь фыркнула и занервничала, почувствовав настроение хозяина.

– Извини, Максимилиан, дружище. Я не должен был срывать на тебе зло.

– Предпочитаете на мне?

Коул круто повернулся и увидел Бейли, стоявшую в дверях конюшни. Солнце освещало ее сзади, и он не видел выражение лица девушки.

– Из-за этой ерунды я теряю драгоценные дни. – Он кивнул на перевязанный живот.

– Эта «ерунда» чуть не стоила вам жизни. По-моему, несколько дней – не высокая цена.

– Я заплатил больше, чем приходилось на мою долю. Пора возместить потери.

– Или умереть? – Она вошла, и Коул заметил, что она выглядит намного лучше, чем когда он ее видел в последний раз. В платье цвета лаванды, с лентами в золотых кудрях, она была свежа, как цветы этого острова. – Я думала, вы научились терпению. Вот мне пришлось научиться в последние дни и теперь я буду вознаграждена возвращением домой.

В ее голосе были восторг и надежда. Надо прямо сейчас ей все сказать и покончить с этим раз и навсегда. Ее злость он может принять. Ее счастье заставляет его извиваться червем. Коул закончил возиться с седлом и перекинул уздечку через голову лошади, готовясь сменить тему, пока чувство вины не поглотило его целиком. Он сказал первое, что пришло в голову:

– Хочешь прогуляться со мной по острову?

– Я уже кое-что видела. Мы с Анели гуляем почти каждый день.

– Так ты не хочешь?

– Нет. То есть да. Я просто… а, не обращайте внимания. Я с удовольствие посмотрю ваш очаровательный остров.

– Подожди, я оседлаю еще одну лошадь.

– Я не умею ездить верхом.

Коул тяжело вздохнул.

– Конечно, не умеешь, – буркнул он.

– Простите? – Бейли подошла так близко, что он почувствовал исходящий от нее запах цветочного мыла.

– Поедешь со мной. Ну-ка повернись. – Он подождал, когда она подойдет, и положил руки на тонкую талию, готовясь поднять ее.

– Ваша рана! Вам нельзя меня поднимать! Я останусь здесь. – Бейли попыталась вырваться.

– Единственное, что раздражает мою рану, – это что ты извиваешься. Стой тихо, – прикрикнул Коул, вскинул ее и посадил на седло.

Она сверху улыбнулась ему, возбужденная новым приключением. Он состроил ей рожу, и она хихикнула, потом он сел позади нее и направил лошадь к выходу из конюшни.

Остров был истинным раем. Коул никогда не придавал значения его красоте, но сейчас он смотрел вокруг глазами Бейли и убедился в том, как прекрасно это царство красок, звуков и запахов.

Они выехали на широкую, освещенную солнцем дорогу. Коул показал ей на ярких птиц, сидевших у них над головами на ветках карибских сосен и тыквенных деревьев.

Дорога вышла на широкие поля, расстилавшиеся в обоих направлениях. Они были расчерчены аккуратными рядами плантаций сахарного тростника. Коул попутно проверял состояние растений, объяснял Бейли, как собирают урожай и превращают его в сахар. На многих островах выращивают сахарный тростник, и урожай в огромных количествах с выгодой экспортируют в колонии и Европу. Но сахарный тростник требует больших затрат, для него нужно много работников – рабов, которые без всякой выгоды для себя проливают пот и кровь. Коула всю жизнь учили, что рабство – необходимое условие существования обширных плантаций в Новом Свете. Во все времена, от его прапрадеда до отца и других равных им по положению людей, рабство в колониях было общепризнанным образом жизни – так же, как это столетиями было во многих частях света. Но Коул много поездил по миру, он видел, сколько зла причиняют люди тем, над кем они властвуют, и ненавидел рабство. Люди, работавшие у него на острове, не были рабами – по крайней мере, с того момента, как их сюда привозили. Он не мог изменить мир, не мог даже освободить собственных людей, в Роузгейте без ужасающих последствий, для себя и Гриффина, но здесь он будет делать что хочет, черт возьми!

Он был благодарен, что никто не сказал об этом Бейли, иначе его «покупка» в Нью-Провиденсе потеряла бы всякое значение, и она, несомненно, скова оставила бы его, поняв, как долго ей придется ждать. К тому же он посвятил ее в планы мести, и теперь ей нельзя было уходить, она должна будет остаться с ним до конца.

Коул понимал, что не сможет держать ее вечно. Надо ей сказать, чем она рискует, хотя бы для того, чтобы убедить, что с ним будет безопаснее, чем в Бофорте. Но как только он собирался заговорить, она сбивала его – улыбкой, или смехом, или вопросом о каком-нибудь незнакомом растении или животном, мимо которого они проезжали. Не хотелось признаваться, но он наслаждался обществом Бейли и тем удовольствием, которое она получала.

Они выехали с тростниковых полей и поехали по фруктовому саду. Цитрусы, манго, бананы, за ними поле клубники и, наконец, ближе к главному дому, огород. Коул с некоторым разочарованием понял, что они вернулись. Часы пролетели, как минуты. Они непринужденно болтали, Бейли часто смеялась, даже когда рассказывала о той жизни, от которой остались одни осколки: она жила под кровом и защитой отца, Спенсеры вели простую жизнь.

К исходу дня Коул обнаружил, что ему приятнее быть ее защитником, чем преследователем, и пока его не соблазнили подобные безрассудные мысли, Коул пришпорил коня и привел Макса в конюшню, спеша увеличить расстояние между Бейли и своими опасными фантазиями.

Бейли шла по берегу, увязая в восхитительно теплом, мягком, как пудра, песке. Время, проведенное вчера с Коулом, было бесценным подарком. Коул раскрылся перед ней с новой стороны, которую Бейли находила невероятно привлекательной.

Этим утром она надеялась хоть мельком увидеть Коула и потому пошла собирать травки с той стороны сада, откуда была видна конюшня. Но утро было на исходе, а Коул так и не появился. Бейли отнесла зелень на кухню, попила чай с Анели, а потом ушла гулять в одиночестве. Ей хотелось разобраться со своими чувствами к Коулу – они разрастались, несмотря на все ее старания. Она сама не могла объяснить, почему не уехала на «Морской душе». Он лежал такой беспомощный, слабый, абсолютно непохожий на того неукротимого, надменного человека, который заявлял, что живет только местью. Но после того как он поделился с ней своим секретом, Бейли почувствовала необъяснимую связь с ним. Его доверие глубоко тронуло ее, хотя она сомневалась, помнит ли он о том, что говорил. Позже она обнаружила, что хочет, чтобы он и дальше делился с ней своими переживаниями.

Это было глупо, она понимала. С Коулом у нее нет будущего, по крайней мере, пока он ищет Дракона. Он всегда будет в опасности, и она вместе с ним. С Коулом невозможно все то, чего она жаждет: семья, любовь, защищенность.

Сердце сжалось от грусти, но она глубоко вздохнула и постаралась думать о будущем. Захотелось остудить ноги, и она подняла до колен юбку и зашла в прозрачную воду. Волны, набегавшие на берег, помогли ей отогнать тревожные мысли. Но вот в шум океана и крики чаек ворвалось звонкое ржание, Бейли обернулась и увидела, что к ней по берегу скачет Коул. У нее захватило дух от его вида: верхом на Максе, босой, в распахнутой на груди белой рубашке. Она не успела прийти в себя, как он поравнялся с ней, спрыгнул на землю, бросил уздечку и пустил лошадь бродить в тени пальм, растущих вдоль берега.

– Вижу, ты нашла мою любимую полоску берега на острове, – обыденно сказал он, отбросив волосы со лба.

– Правда? Могу понять, почему вы его любите. Вода здесь просто необыкновенного цвета, я такой нигде больше не встречала, – сказала Бейли, надеясь, что он не видит, какое впечатление на нее производит.

– Как цвет твоих глаз. Во всяком случае, сейчас. Когда ты злишься, они темнеют. Становятся больше синими, чем зелеными.

У Бейли подогнулись колени. С каких это пор он стал замечать, какого цвета ее глаза?

– Я сюда случайно забрела. Шла за теми красивыми ягодами, которые вы мне вчера показали. – Она вдруг сообразила, что стоит, подняв юбку, и поскорее ее опустила. Подол тут же намок. – Если вы собирались побыть в одиночестве, я могу уйти.

– Не надо. Хочешь, покажу, как выкапывать моллюсков? Самых лучших я нашел вон там. – Коул махнул рукой. Он свистнул, Макс поднял голову и не спеша затрусил к нему. Коул вынул из подсумка две узкие железки, напоминающие совки, одну протянул Бейли.

Вместо того чтобы сказать «нет», она пошла за ним – послушно, как Макс.

– Я готовлю лучшие в двух графствах тушеные моллюски, – весело похвасталась она, идя бок о бок с ним по пляжу.

– Вечером можешь нас в этом убедить, Бейли. – Ее имя он произнес необычайно нежно.

Они брели по щиколотку в воде, погружали руки в липкую смесь песка и соленой воды, выискивая моллюсков, которые имели несчастье зарыться недостаточно глубоко. Передвигаться было трудно, волны стремились вырвать моллюсков из рук, и они смеялись, как дети, разыгравшиеся в грязной луже.

– Ты неряха, Коулби Лейтон. Вот я сейчас тебя отмою, – сказала Бейли и, зачерпнув побольше воды, плеснула ему в лицо.

Он отплевывался, моргал, таращил глаза, как будто чуть не утонул.

– Ммм… Соленая. Только попробуй еще раз! – С комической угрозой он надвигался на нее по воде, она пятилась, смеясь.

Мокрая юбка мешала, Бейли приподняла ее, чтобы двигаться быстрее, но волна ударила ей под коленки и сбила с ног. Она плюхнулась назад в воду, а когда поднялась, слизывая соль с губ, Коул стоял прямо над ней, уперев руки в бока и ухмыляясь во весь рот. Вид у него был сногсшибательный, хотя причиной тому стала ее неловкость и последовавшее за ней смущение.

– Это все ты!

– Я? Я тебя не трогал. Ты сама изобразила этот шедевр изящества. Помочь?

Он подал ей обе руки, и Бейли дала вынести себя из воды – мокрую, тяжелую. Он стонал и пыхтел, как будто тащил на себе Макса, и когда она встала на твердую землю, то оттолкнула его, упираясь в голую грудь.

– Какой ты неуклюжий, надо тебя наказать, – самым вредным голосом сказала она.

Он отступил на шаг, глядя, как она зачерпнула горсть мокрого песка. Догадавшись, какую проказу она задумала, он поднял бровь, склонив голову набок. Она медленно обошла его – он следил за ней глазами, потом с воплем развернулся и схватил за руки, так что она не успела забросить ему за шиворот мокрый песок.

– Ах, ах! Значит, сегодня ты проказничаешь, Бейли?

– Я… Это случайно.

– Не думаю. – Он вывернул ее ладони, заставив бросить комья песка. – И позволь повторить то, что ты только что сказала: надо тебя наказать. – Он завел ей руки за спину и, прежде чем она что-то возразила, поцеловал в мокрые соленые губы. В ответ она прижалась к его голой груди, соски давили сквозь тонкую ткань платья, где-то в глубине родился стон. Коул ответил на него тем, что углубил поцелуй.

Он поднял ее и отнес подальше от воды, посадил, и она ощутила под ногами слежавшийся сырой песок.

– Вели мне остановиться, – с отчаянием сказал он, поцеловал впадинку под горлом, передвинулся к плечу.

Неужели он этого хочет? Губы опять оказались у нее на шее, язык провел горящий след к уху, задержался, так что по спине прошла дрожь.

– Говори, – выдохнул он ей в ухо.

– Нет, не хочу… – Бейли откинула голову, чтобы дать ему больший доступ, и он с готовностью им воспользовался.

Пока его губы продолжали свою мучительную атаку, она гладила его обнаженную грудь, ощущая под песчинками твердые мышцы. Коул приподнял голову, заглянул ей в глаза, как бы спрашивая, не желает ли она прекратить это безумие. В ответ она стянула с него промокшую рубашку и отбросила на песок. Потом молча дернула завязки, стягивающие шелковый лиф, сняла и отбросила его; под ним оказалась прозрачная нижняя рубашка, не оставлявшая места воображению.

– Ты хочешь меня убить, развратница, – пробормотал Коул, пьянея от ее вида, но не прикасаясь к ней.

– Если да, то, может, это все же лучше, чем наткнуться на нож или повиснуть на рее?

– Одно и то же.

– Признаюсь, я не очень много об этом знаю, но не верю, что этим можно убить мужчину.

– Когда обещание дают тело сирены и синие, как море, глаза, я тебе почти верю, – простонал Коул и погладил ее по лицу.

Бейли кинулась к нему, прекрасно понимая, что они собираются делать, хотя он удерживал ее на расстоянии. Она отчаянно хотела освободить его от боли, цепями сковавшей сердце, и, отбросив последние остатки запретов, стала медленно опускать руку вдоль его тела – по твердой груди, животу, мимо завязок на бриджах, пока не услышала стон.

Почувствовав, как он возбужден, она подняла на него глаза. Во взгляде его Бейли увидела сдерживаемую страсть – страсть, которую она жаждала удовлетворить.

– Ты не понимаешь последствий…

– Я и тебя не понимаю, но мне дела нет. Ни до чего нет дела, кроме того, какое чувство ты во мне вызываешь. Я хочу этого, как и ты.

– Я не… О Господи, Бейли… – Коул больше не мог отказываться.

Она поняла, что он ее хочет, и теперь можно было забыть обо всем, что будет завтра. И, как бы ставя последнюю точку в своем решении, она сдавила твердый меч, упиравшийся ей в руку.

Коул больше не мог терпеть. Он хотел ее так, как прежде не хотел ни одну женщину. К чертям доверие! К чертям предательство! Он душу отдаст за эту секунду, он не упустит единственный шанс погрузиться в ее нежность. Почему-то он знал, что после того, как возьмет ее, он никогда не станет прежним, но ему было наплевать. Скорее всего, они дорого заплатят за то, что сейчас будет, ну и пусть, ему нет дела – как и ей, она только что призналась.

Он снял ее руку со своего пульсирующего естества и поцеловал в ладонь.

– Я делаю что-то не то? – смущенно спросила она.

– Нет, наоборот. Я боюсь, все закончится, не начавшись, если ты не будешь осторожна. – Он тихо засмеялся над ее смущенным видом. – Не хмурься. Я тебе все покажу в свое время. Начнем? – спросил он с порочной ухмылкой, опустился вместе с ней на песок и перекатился на нее.

Он лизнул ее соленые губы, язык толкнулся внутрь и дождался ответа. Бейли беспокойно задвигалась под ним, не понимая, чего хочет, она молила его об облегчении. Она вцепилась ногтями в его спину, Коул оторвался от ее губ и уткнулся лицом в прохладную мокрую грудь. Она застонала, выгнулась, шумно глотнула воздух.

– Коул… Коул…

– Что такое, любимая? Пожалуйста, не проси меня остановиться.

– Пожалуйста…

– Ты хочешь, чтобы я остановился?

– Нет! Просто… все так странно. Болит…

– Я знаю, милая, но это недолго, обещаю. – Наконец-то он говорил правду.

Он чуть приподнялся, сдвинул вверх тяжелые, мокрые юбки и растер ее стройные ножки.

– Боюсь, я на грани гибели, и все же нет сил тебе противиться.

В ответ она обвела сияющим взглядом его полуобнаженную фигуру и бессознательно облизнула губы.

– Все-таки ты колдунья, как я погляжу. Я твой, колдунья, имей милосердие, – вздохнул он и начал развязывать мокрые тесемки бриджей.

Он не успел докончить – ветер донес смех и громкие голоса. Коул мгновенно скатился с Бейли, одернул ей юбку и потянулся за своей рубашкой. Она действовала почти так же быстро – села, ища, чем бы прикрыться, нижняя рубашка для этого не годилась. Коул швырнул ей свою рубашку и помог встать как раз в тот момент, когда сквозь кустарник на пляж ворвались дети. Они кричали, смеялись, не обращая на них никакого внимания, кинулись в воду и плескались, ни о чем не заботясь.

Коул чувствовал себя раздавленным, все тело болело, голова раскалывалась. Он видел, что и ей не лучше, хотя Бейли не могла страдать так же сильно, как он.

– Я сожалею, Бейли. Это не так кончается, я обещаю, ты получишь большое удовольствие от того, что мы сейчас начали делать. – «И докажу это при первом удобном случае», – мысленно пообещал Коул.

– Это было неправильно, – натянуто сказала Бейли. – Я больше не могу оставаться с тобой наедине! – Она попыталась вырваться из его рук.

Ее слова не достигли распаленного страстью мозга Коула, он быстро вел ее к Максу, который стоял в сторонке и терпеливо жевал ярко-зеленую листву. Даже если бы ее слова достигли цели, тело продолжало требовать свое, и всю дорогу до дома Коул чувствовал прижатые к нему ягодицы Бейли и в мыслях видел, как ее желанное тело извивается на песке.