Кристин взглянула на часы. Десять минут седьмого. Через пять минут они с Кейном встретятся у входа в его коттедж. Вдохнув полной грудью, чтобы хоть немного успокоить расходившиеся нервы, она вдруг расхохоталась. Сейчас она вела себя как девчонка, собиравшаяся на первое в жизни свидание, подыскивая подходящие побрякушки, ломая голову, что бы надеть, то и дело, посматривая в зеркало и на часы.
Типичные женские глупости! Для Кейна Мертона ее внешность совсем не главное. Ведь утром, на берегу, он поцеловал ее, хотя она выглядела далеко не лучшим образом. Тем не менее, Кристин не могла противиться женскому началу своей натуры. Обычно она, отстаивая право на независимость, стремилась приуменьшить свою женственность и выставить напоказ резковатые манеры, последовательную логику рассуждений и прочие, более свойственные мужчинам, черты.
Но сегодня она ничего не могла с собой поделать и, втайне презирая себя, занялась лицом и волосами с такой придирчивостью, какой не ожидала от себя. Результат оказался достойным приложенных стараний. Из зеркала на нее смотрело прелестное лицо с нежной, как лепестки розы, кожей. Ярко-синие глаза загадочно мерцали, полускрытые длинными ресницами. Слегка тронутые помадой полные губы, казалось, ждали поцелуя. Черные волосы облаком окружали голову и пышной волной спускались на плечи.
Словом, она осталась довольна своим новым обликом. И даже обрела былую уверенность, окончательно избавившись от смутного ощущения тревоги, охватившей ее в лесу.
Помог ей в этом и совместный обед с Кейном. Он был само очарование и, казалось, всецело сосредоточился на том, чтобы развлекать Кристин, выполнять все ее желания.
Они непринужденно беседовали на самые разные темы, и постепенно выяснялось, что оба любят одни и те же книги, одну и ту же музыку, одни и те же фильмы. Их интересовали одинаковые проблемы и во многих случаях взгляды их совпадали. И Кристин, и Кейну начинало казаться, что они давно знают друг друга, просто долго не виделись и теперь никак не могут наговориться.
Невероятное, едва не мистическое совпадение интересов оба считали драгоценным. Физическое влечение, каким бы сильным оно ни было, все же недолговечно, зато духовная общность делает людей незаменимыми друг для друга. Впервые в жизни Кристин получала такое удовольствие от общения с мужчиной, а ведь их ждал еще необыкновенный вечер.
Они станут любовниками…
Хотя, собственно, спешить им было некуда. Кристин не сомневалась, что Кейн терпеливо дождется того момента, когда она почувствует себя готовой. В те минуты, когда ею вдруг одолевала робость, он не спорил, не давил на нее, ни к чему не принуждал, позволив Кристин после обеда запереться одной в коттедже! Да, пообещав ничего не требовать против ее воли, он не нарушит слова.
Кристин расслабилась. Теперь ничто ей не угрожало, никакие внутренние противоречия не раздирали душу. Она хотела принадлежать ему не меньше, чем он — обладать ею. И ничто в мире больше не имело значения. Так прекрасно, восхитительно, волшебно было думать только о них двоих. Кристин пьянела от этого ощущения…
Четверть седьмого. С бешено бьющимся сердцем Кристин направилась к двери. Выйдя из коттеджа, она тотчас заметила Кейна, который уже ждал ее.
Ему была присуща какая-то врожденная элегантность. В любой одежде он выглядел одновременно и мужественным, и изысканным. Светлая рубашка подчеркивала смуглость загорелого лица и оттеняла блеск каштановых волос. Под темными брюками угадывались стройные мускулистые ноги.
В свою очередь он не сводил с Кристин восхищенных глаз. И она тотчас перестала волноваться по поводу своего наряда. До этого момента Кристин никак не могла решить: выглядит ли она вызывающе или, напротив, излишне скромно. Изумрудно-зеленое шелковое платье оставляло обнаженными плечи, узкий золотой пояс перехватывал тонкую талию, пышная юбка обвивалась вокруг ног в золотых босоножках на высоких каблуках. В уши Кристин вдела крохотные изумрудные серьги.
— Никогда не видел более потрясающей женщины! — воскликнул Кейн.
Кристин довольно рассмеялась и закружилась перед ним так, что юбка взметнулась, обнажая стройные ноги.
— Я готовлюсь отведать фрукты, которыми ты меня соблазнял. Зеленый цвет будет под стать растительной пище.
— Знаешь, ты могла бы сделать головокружительную карьеру в модельном бизнесе. С твоим ростом и изумительной фигурой… — начал было Кейн.
— Ну, уж нет! — поспешно возразила Кристин. — Часами стоять на примерках не мое призвание. Мне это осточертело еще в детстве. — Она искоса взглянула на Кейна. — Постой-ка, уж не сходишь ли ты с ума по манекенщицам?
— Нет, — рассмеялся он. — Я схожу с ума по тебе. Ты так многолика. И каждое твое лицо мне хочется узнать как можно лучше.
Она затрепетала. В ней пробудилось неодолимое желание — пьянящее, сулящее неземные восторги. Однако комплимент Кейна напомнил вдруг о том, что он собирался добраться до ее сути, выведать о ней все без утайки. Кристин снова занервничала. Проснулись былые страхи. Он и впрямь отказался от мысли узнать правду о смерти Бена? Или его слова лишь искусный маневр для отвода глаз? Да полно, она просто дура и истеричка.
Мягкое серебристое сияние глаз Кейна завораживало. Он протянул ей руку, словно желая скрепить их союз. Это было не более чем проявление галантности, но когда ее пальцы дотронулись до протянутой ладони Кейна, водоворот чувств захлестнул Кристин. Что творит с ней одно лишь его прикосновение!
«Опасность!» — услужливо предупредил внутренний голос. Однако Кристин наплевала на предостережение. Будь что будет! Впервые в жизни она ощущала себя совершенно свободной — такова была власть над ней этого необыкновенного мужчины.
Руки их сплелись. Кейн нежно сжал ее ладонь, лаская подушечкой большого пальца. Движения эти были так чувственны, что для Кристин перестало существовать все, кроме его прикосновений, от которых по всему телу волнами распространялось дразнящее тепло. Удивительно, сколько эмоций может пробудить обыкновенное соприкосновение рук.
— Расскажи, какие наряды ты демонстрировала в детстве? — спросил Кейн, ведя ее вниз по склону.
— Да разные… — уклончиво ответила она.
Это все было так далеко в прошлом. Сейчас Кристин волновало только настоящее.
— Ты не шутишь? Ты, правда, в детстве была манекенщицей? — не унимался Кейн.
— Наша карьера началась буквально с пеленок, — сдержанно проговорила она. — Ну а закончилась, когда мы были уже подростками. Понимаешь, нам с Лиззи всегда приходилось делать то, чего хотели другие. У нас не было возможности оставаться самими собой. Времени не хватало даже на то, чтобы разобраться, какие мы на самом деле.
Впрочем, Лиззи и по сей день не знает сама себя. Она словно зеркало, в котором отражаются Кристин, их отец и мать, ее муж, дети. И вот однажды это зеркало отразило обаятельное лицо Бена Мертона. Как точно Кейн оценил сестру! Элизабет — куколка из воска. А воск, как известно, меняет форму в зависимости от внешнего воздействия. Сам по себе он совершенно бесформенный. Неужели сестра навсегда останется такой?
— С тех пор ты помешана на независимости, — словно размышляя вслух, проговорил Кейн.
Сердце Кристин болезненно сжалось. К сожалению, не все зависит от нее. Ей никогда не удастся полностью отделить себя от Элизабет. Она вспомнила, как когда-то уже почти взрослая сестра плакала, по-детски захлебываясь слезами:
— Но что мне делать, Кристи? Ведь без тебя я ничего не значу!
— Найди какое-нибудь занятие, Лиззи! Ищи себя! Если постараешься, то выберешь что-нибудь себе по вкусу.
— Но мне по вкусу то, чем мы сейчас занимаемся!
— Зато мне — нет.
Половинки разошлись. То, что вполне устраивало одну, тяготило другую. Противоречие было неразрешимым.
— А сестра была с тобой солидарна? — спросил Кейн, вновь поразив Кристин сверхъестественной интуицией.
— Непростая была ситуация, — поморщилась она. Ее до сих пор мучило ощущение вины. — Родители безумно гордились нами. Стены их дома так увешаны нашими фотографиями тех времен, что обоев почти не видно.
— В то время они давили на вас? Принуждали не оставлять этого пути?
— Ну, в общем-то нет. — Как объяснить, что дело не в родителях? Она сама вдруг почувствовала, что загнана в угол. — Мы чуть ли не младенцами попали в мир рекламы. Надо признать, что всеобщее восхищение и одобрение — очень сильный наркотик. Лиззи так и не поняла, почему я хотела уйти.
— И ты скрепя сердце продолжала карьеру ради Лиззи?
— Какое-то время. Но и мама очень этого хотела. В конце концов, когда я твердо решила порвать с модельным бизнесом, только отец принял мою сторону. Какое я ощутила невероятное облегчение! Но все равно чувствовала себя эгоисткой.
— Быть эгоисткой и быть самой собой — это большая разница, Кристин, — заметил Кейн.
Она улыбнулась, преисполненная благодарности. Он понял все! Его слова и его взгляд словно врачевали так и не зажившую рану. Поддавшись минутной слабости, Кристин призналась:
— Когда ты один из близнецов… очень трудно отделить себя.
Он кивнул и сжал ее пальцы так, будто хотел заверить: для меня ты единственная.
— Думаю, твоя мать очень виновата перед вами. Она ценила вас двоих в совокупности больше, чем каждую по отдельности. Для нее вы были словно сиамские близнецы, правда? Тебе наверняка потребовалось много мужества, чтобы отстоять свою самостоятельность, чтобы доказать, что ты личность.
— А я личность? — смущенно улыбнулась она.
— И притом потрясающая! — уверил ее Кейн.
Сердце ее возликовало. Хватит думать о Лиззи, решила она. Этот вечер — мой. Только мой. И не только этот. До возвращения в Мельбурн еще целых шесть дней и ночей. С Кейном они станут волшебными. Даже мимолетное волшебство — лучше, чем ничего.
Как разительно отличалось ее нынешнее настроение от вчерашнего. Столько перемен за один-единственный день! Она не даст подрезать себе крылья, будет летать свободно! Пусть полет продлится недолго, но она заслужила хотя бы несколько сладких мгновений, разве не так?
Полумрак сумерек был наполнен птичьим щебетом, воздух, чистый и свежий, пьянил подобно изысканному шампанскому. И рядом с ней, держа ее за руку, шел изумительный мужчина, каждым словом, каждым жестом обещавший близость, подобную которой она никогда не знала прежде. Она словно очутилась в волшебной стране, где невозможное делалось возможным, и каждая клеточка ее тела пела и ликовала.
Экзотический фруктовый бар, куда они условились пойти, представлял собой причудливое строение со стеклянными стенами. Посетители совершенно не ощущали, что находятся в замкнутом помещении. Все открыто, все на виду. Войдя в бар под руку с Кейном, Кристин ахнула от восторга, настолько ей тут понравилось.
Создатели этого заведения обошлись без модного пластика, отдав предпочтение естественным материалам. Кристин восхитили высокие потолки, поддерживаемыми деревянными резными колоннами. Вощеный деревянный пол и ажурная плетеная мебель создавали атмосферу теплоты и уюта.
Кристин захватило дивное ощущение возврата к естественной природе в этом оазисе посреди тревожного противоречивого современного мира. Она постепенно проникалась уверенностью, что все сложности остались позади, отныне все будет хорошо. Возможно, говорила она себе, это всего лишь иллюзия, порожденная неодолимым желанием, перед силой которого ничто не может устоять. Когда остаются лишь он и она, мужчина и женщина, которых влечет друг к другу неутоленная страсть.
Навстречу им уже спешил метрдотель с двумя бокалами шампанского. У стойки бара толпились туристы, выпивавшие в ожидании главного развлечения сегодняшнего вечера — дегустации блюд из тропических фруктов. Впрочем, ни Кейн, ни Кристин не испытывали тяги к общению или к крепким напиткам. Не сговариваясь, они направились к креслам, стоящим в углу под резной аркой, опиравшейся на колонны, которые как бы отгораживали этот уголок от остального помещения. Усевшись, Кейн и Кристин улыбнулись друг другу, будто пара заговорщиков.
Кейн поднял бокал.
— За этот незабываемый вечер, — произнес он, глядя прямо ей в глаза.
Она поняла, что говорил его взгляд. Он молил ее сделать все, чтобы вечер действительно стал для них незабываемым. Кристин почудилось, что пенистое шампанское заструилось по ее жилам, прежде чем она поднесла бокал к губам. Я схожу с ума, подумала она. Что за сила таится в этом человеке? Безусловно, он очень привлекателен физически, но все-таки не это было главным. От него исходила некая внутренняя сила, все больше завораживавшая Кристин, дурманившая разум, делавшая ее послушной, безвольной.
«Опасность!» — в который уже раз прошептал внутренний голос. Но сердце опять не пожелало к нему прислушаться, находя все новые оправдания собственному безрассудству. Других таких мужчин нет на свете. Ради него стоит рискнуть чем угодно!
— А какое у тебя было детство, Кейн? — спросила она.
Ей действительно было интересно разобраться, что сделало его таким, каким он стал: ищущим во всем правду, решительным, сдержанным и вместе с тем сильно чувствующим.
— Меня запрограммировали на успех, — неохотно сказал Кейн. — Отец ворочал крупными делами и был помешан на работе. Мать преподавала музыку, сама была прекрасной музыкантшей и стремилась к совершенству во всем. Поэтому мой путь был заранее рассчитан: постоянно двигаться от хорошего к лучшему, от лучшего к совершенному и никогда не останавливаться на достигнутом. Ведь совершенства нельзя достичь, не отдавая этому всю жизнь.
Кристин покачала головой. Что и говорить, воспитание было довольно жестким, без скидок на человеческие слабости. Однако теперь, по крайней мере, понятно, почему Кейн, будучи еще молодым, сумел добиться известности. Впрочем, странно, что он не сделал карьеры в общепринятом смысле. Любопытно, почему, подумала она, а вслух спросила:
— Значит, тебе приходилось играть по их правилам?
— Я просто принял брошенный родителями вызов. Мне это пришлось по душе, — пожал плечами Кейн, — и, в общем-то, оказалось не таким уж трудным. Правда, я не во всем оправдал их ожидания. Родители — в особенности отец — надеялись, что я стану бизнесменом, политиком, адвокатом, наконец — ученым. Но меня это не привлекало. Я начал писать, и это меня захватило. Добиваться высоких, престижных должностей — не по мне.
— Родители были разочарованы? — поинтересовалась Кристин.
— Вначале да, но теперь, кажется, смирились и даже научились гордиться мной. Видишь ли, я постарался убедить их, что обманутые ожидания не повод лишать сына родительской любви.
Кристин кивнула. Она, как никто другой, могла оценить правоту Кейна. Ей приходилось разрешать с матерью схожие проблемы. Но все-таки она решила уточнить:
— Хочешь сказать, что мера их любви к тебе определялась тем, насколько они были тобой довольны?
Кейн взглянул на нее и коротко ответил:
— Просто их любовь всегда приходилось заслуживать.
«А разве не так обычно бывает?» — хотелось ей спросить, но она промолчала, наблюдая за изменившимся выражением его лица. Казалось, Кейн глубоко ушел в себя, задумавшись о чем-то очень для него важном. Лицо его сделалось невеселым, хотя губы кривились в ироничной усмешке. И похоже, эта ирония относилась только к нему самому.
Внезапно Кристин догадалась, о чем он думает. Это было подобно озарению. Она вдруг поняла, что может читать его мысли так же, как неоднократно это делал и Кейн Мертон. Между ними действительно существовала глубокая внутренняя связь. Он размышлял сейчас о прекрасной и недостижимой любви. Любви такой, за которую не надо сражаться. Подобная любовь — самый драгоценный дар на земле. Но ироничная усмешка на его губах показывала: Кейн не верит в то, что она для него достижима.
И от нее он не ждет такой любви. Наверное, в этом и ее вина. Не она ли заявила ему, что добиться ее он может, лишь забыв о своем брате?
Ощущение невозвратной потери заставило ее сердце сжаться. Ей снова отчаянно захотелось открыться ему во всем. Но что, что могла она поделать, если это было не в ее силах? Страх, опасения на судьбу Элизабет заставляли ее таиться. Ответственность за все, что связано с сестрой, всегда ощущалась ею, и она не могла переступить через себя. Что же ей оставалось? Только постараться не отталкивать Кейна, не причинять ему лишней боли.
Кристин уже поняла, что, будь это в ее силах, она отдала бы ему всю себя без остатка. Но раз это не суждено, она хотя бы попробует смягчить напряженность, разделявшую их. Кристин прикоснулась к его руке. В голосе ее зазвучали молящие нотки:
— Давай хотя бы на время забудем о прошлом, Кейн. У нас есть настоящее. И мы можем взять от него все, что возможно, правда?
— От хорошего к лучшему, от лучшего… и так далее? — поддразнил он ее.
— А почему бы и нет?
— Этот давно вошло в мою кровь и плоть, Кристин. Я никогда не останавливаюсь на достигнутом.
Она видела, слышала, ощущала его непреклонную решимость, и ей на мгновение чуть не сделалось дурно. Но тут он улыбнулся, и страх Кристин улетучился. Ему просто хочется, чтобы они стали любовниками, убеждала она себя, а обстоятельства смерти Бена его больше не волнуют.
В глазах Кейна было одно вожделение: он хотел ее, и только ее. Кристин почувствовала, что и в ней поднимается волна ответного неодолимого желания. Она еле удержалась от того, чтобы не попросить его поскорее уйти из бара. Но все-таки решила не торопить события, обещавшие так много, и насладиться каждым мгновением вечера.
Тут метрдотель поставил перед ними тарелочки, на которых были затейливо разложены ломтики диковинных тропических плодов. Они приступили к дегустации, поочередно отведывая каждый из представленных здесь фруктов. Большинство из них не были известны в Австралии. Их привезли сюда из Южной Америки и Юго-Восточной Азии.
Кейн предпочитал плоды с резковатым вкусом, более пряные. А Кристин больше нравились нежные, кисло-сладкие, мякоть которых таяла во рту.
Пробуя один за другим ароматные ломтики, они поглядывали друг на друга, отмечая каждый жест, гримасу или улыбку удовольствия. Кристин казалось, что они с Кейном, словно по мановению волшебной палочки, перенеслись на другую планету, еще никем не изведанную и сулящую неведомые доселе ощущения. Дегустация фантастических плодов была прелюдией к чему-то куда более сладостному. Фрукты как бы служили приманкой, при помощи которой эта планета заманивала их туда, где им предстояло вкусить иные, чувственные наслаждения, сделать потрясающие открытия совсем другого свойства. Это придавало экзотическому действу необыкновенное очарование, делало его потрясающе эротичным, обостряло предвкушение того момента, когда губы их сольются в страстном поцелуе.
От хорошего к лучшему, от лучшего к совершенному!
Никто из них ни к чему не принуждал другого. Обоих томила одна и та же жажда, оба изнывали от желания изведать близость, узнать, что могут они дать друг другу. Это сладостное томление постепенно лишало Кристин разума. Она хотела одного: чтобы долгожданный момент наконец-то настал.