Чернильная мышь

Глава 16. Галстуки, разговоры и ночные звонки

Робкий стук в дверь Алекс услышал примерно через полчаса.

– Входите, – откликнулся он, перебирая в шкафу галстуки и шейные платки.

Вот этот не жалко. И этот. А этот платок великолепного серебряного-голубого атласа оставим на финальный аккорд.

Перекинув через руку пару длинных широких галстуков, он повернулся к Маред. Позволил увидеть шелковые темные ленты и оценил, как девушка напряглась всем телом. До чего ты чуткая, девочка, ловишь все на лету. Идеальная любовница, только вот слишком много страха, причем неправильного. Страх может в корне убить будущее удовольствие. А может стать самой сладкой его частью, если это страх-предвкушение… Ничего, все приходит с практикой.

– Позвольте спросить, почему вы сами оплатили платье, хотя на его покупке настоял я? – ласково поинтересовался Алекс, садясь в кресло у кровати и кидая галстуки на его подлокотник.

Взгляд Маред метнулся за ними, но сразу вернулся к Алексу. Девчонка смотрела в упор, упрямо и почти зло. Новое платье она сменила на прежнее домашнее, но и в нем держалась так, словно до сих пор была затянута в строгий плотный шелк.

– Потому что оно для работы. Ваша контора – респектабельное место, и я должна выглядеть соответствующим образом.

– И это единственная причина? Я, кажется, обещал оплачивать все ваши расходы, касающиеся учебы и карьеры. Приличная одежда относится именно к ним. Вы об этом не подумали?

– Подумала!

В голосе Маред звучал вызов.

– Но с этим расходом я вполне справилась сама, как видите.

– Вижу, – с обманчивой кротостью согласился Алекс. – И даже могу понять ваши мотивы, дорогая тье. Вы решили, что за такой подарок придется благодарить, а быть благодарной или обязанной вам смертельно не хочется. Настолько, что вы готовы отказывать себе даже в необходимом, лишь бы не признать, что я исполняю свои обещания.

– Я… не думала об этом так!

– Позвольте не поверить. А еще позвольте напомнить вам основное правило наших отношений: я говорю – вы исполняете. Даже если это кажется странным, ненужным или несвоевременным. Еще недавно, насколько я помню, у вас были серьезные финансовые трудности. А сейчас вы оплачиваете наряд в одном из самых дорогих магазинов Лундена. Ваше право, конечно, самой решать, как тратить деньги, и я не собираюсь на него покушаться. Но подозреваю, что теперь вы даже лишнюю чашку кофе можете себе позволить с большой оглядкой. Не говоря уж о прочих мелких расходах. Верно?

– Это… мое дело.

Отвернувшись к окну, девчонка насупилась, губы обиженно распухли, а щеки порозовели. Алекс вздохнул. Да, это было неожиданно. Разве пришло бы ему в голову, что тье Уинни взбредет заплатить за себя самой? Кто вообще на его месте мог помыслить о подобном? Флория, отправляясь по магазинам, даже кошелек с собой не брала – все счета присылали на его имя. И он считал это само собой разумеющимся.

Но Маред Уинни в очередной раз удивила своей странной, безрассудной, но такой похожей на нее выходкой. Она изо всех сил старалась если не остаться с ним на равных, то хотя бы сохранить подобие самостоятельности.

Раздражение медленно исчезало, сменившись интересом. Алекс опустил руку в карман за неизменным даблионом. Ощущение теплого, согретого пальцами золота – почти как ощущение чужой кожи…

– Боюсь, что нет, – сказал он негромко. – Не только ваше, пока я за вас отвечаю.

– Я не могу сама купить себе платье?

Пальчики тье Уинни нервно вцепились в складки и без того слегка помятого платья – Алекс вдруг понял, что девушка одевалась сама. Почему не позвала горничную? Неужели кто-то из прислуги посмел проявить неуважение, и теперь девочка избегает их? Нет, невозможно… Не в его доме.

– Полагаю, можете, – усмехнулся он, – раз уж проделали это сегодня. Но вы неверно оцениваете происходящее, Маред. Я не собираюсь брать вас на содержание. Вы получите только то, что необходимо. Или приятно лично мне. Надеюсь, вы не собираетесь ограничить меня в желании видеть на вас красивое белье, например?

– Н-нет…

Темно-розовые пятна на скулах, глаза подозрительно блестят… Не пережать бы. Истерика не нужна. По крайней мере, не сейчас. И это определенно не каприз, что заслуживает наказания. Уж гордость от каприза он отличить может.

– Прекрасно, – подытожил Алекс. – Тогда будьте добры смириться с мыслью, что вам придется обновить гардероб. За мой счет, разумеется. Можете утешаться тем, что вы первая на моей памяти женщина, которую приходится на это уговаривать.

– Сочувствую, милэрд. Возможно, вы общались не с теми женщинами?

Ого! А девочка еще и зубки показывает? Тем интереснее…

– Возможно, – согласился он с обманчивой кротостью. – Обычно у моих протеже манеры получше, а упрямства поменьше. Что ж, тье Уинни, раз уж вам заблагорассудилось поберечь мои деньги, уговаривать не буду, не надейтесь. Но если через неделю я не увижу вас в том, что мне понравится, тогда…

– Что тогда? – с вызовом поинтересовалась Маред, разглаживая многострадальное платье с той же яростью, с какой до этого комкала.

– Будете ходить по дому вообще без одежды, – меланхолично сообщил Алекс, от души забавляясь. – При вашей фигуре это более чем позволительно, а заодно снимет наши разногласия.

– Вы… вы…

– Останусь в выигрыше в любом случае. И хватит об этом. Раздевайтесь.

Он откинулся на спинку кресла, перебирая в пальцах золотой кругляш, на котором давно выучил каждую щербинку и штрих рисунка. Девчонка, залившись краской уже целиком – у нее даже уши загорелись – принялась расстегивать лиф платья. Что ж, злость – это куда лучше страха. Глупая девочка… Глупая, смешная, искренняя… Вон как пуговицы едва не отлетают от лифа под нервными движениями пальчиков. А руки у девочки красивые. Маленькие, крепкие, изящной формы. И даже вечные пятна от чернил их не портят.

Алекс вздохнул поглубже, когда платье упало на пол бесформенным комком, но не сказал ни слова. Просто смотрел, не отрываясь, как Маред снимает нижнюю юбку. Неужели ей действительно важнее сохранить иллюзию свободы, чем окунуться в роскошь, о которой бедная студенточка и мечтать не могла? Ну, посмотрим.

С корсетом вышла заминка. Он шнуровался на спине, и Маред безуспешно пыталась развязать затянувшийся узел, нервно дергая концы ленты. Потом все-таки скинула плотный голубой атлас, украшенный кружевом, положила на кровать. Взялась за рубашку, помедлила, старательно глядя мимо Алекса. Потянула вверх…

Алекс смотрел молча, любуясь контрастом белоснежной ткани и солнечно-медового тела. Такая нежная гладкая кожа… Тянет прильнуть губами, ощутить ее шелковистость и аромат, приласкать языком бутоны сосков, проложить дорожку поцелуев ниже… Сам воздух предал его, потому что до этого обволакивал Маред, и Алексу показалось, что он вдохнул томный летний зной. О да… Было полнейшей глупостью сравнивать эту девочку с Флорией. Та, конечно, раздевалась куда более умело, каждым движением подчеркивая совершенство форм, словно у древней статуи. Но Маред… От нее веет жизнью.

– Оставь, – тихо сказал он, когда пальцы девушки вцепились в пояс коротеньких панталончиков – последней защиты от наготы. – Иди сюда.

Раздвинул колени, притянул подошедшую Маред к себе, положив ладони на бедра, обжигающе горячие под тонким хлопком. Замер, вдыхая чистый запах женского тела. Ох, какая же ты напряженная… Как струна. Только струна готова отозваться смычку или руке, иначе какой смысл в ее напряжении.

– Маред, – сказал он очень мягко и тихо, – мы знакомы десять дней. Не считая того первого вечера я делал тебе больно?

– Нет…

– А вчера я тебя чем-то обидел? Не в рамках договора и не самим фактом нашей связи, а словом или действием?

Девчонка помотала головой.

– Значит, тебе просто нравится чувствовать себя жертвой похотливого злодея? – уточнил Алекс, поднимаясь чуть выше и лаская обнаженное тело от линии бедра до округлого холмика груди.

– Нет… Не нравится. Только вам какая разница? Если все в рамках договора…

– Разница в том, что я не хочу каждый раз брать тебя чуть ли не силой. Я, знаешь ли, привык, что женщинам со мной приятно.

– Ну, извините, – огрызнулась девчонка. – Я могу только слушаться. Согласно договору!

– Да и этого пока еще не можешь по-настоящему, – усмехнулся Алекс. – Слушаться – означает слушать. И слышать. А ты даже себя не слышишь, девочка. Не говоря уж обо мне.

И снова ладонями вверх-вниз, медленно, поглаживая подушечками пальцев нежную кожу там, где животик переходит в бедра. Сначала до линии пояса панталон, но не заходя под них. А потом и ниже, поглаживая стройные бедра через застиранную до синеватой белизны тончайшую ткань, едва заметно шершавую. Прочувствуй разницу в ощущениях, девочка…

– Мы так и будем весь вечер разговаривать?

Она изо всех сил старалась сказать это спокойно, но голос выдал, предательски дрогнув. Хороший голос – очень важно для юриста, и у Маред он был как раз такой: звучный, богато интонированный. Только управлять им девочка пока не умела.

– А есть другие предложения, как провести время? – с интересом откликнулся Алекс.

Маред вздрогнула, стиснула губы, глядя поверх головы Алекса то ли в окно, то ли на стену. Потом прикрыла глаза, чуть заметно ежась под его прикосновениями.

– Нет? Я разочарован. Стряпчему следует развивать фантазию. Ты могла хотя бы попробовать заморочить мне голову. Тогда продолжаем. Встань на колени.

Отшатнувшись, Маред глянула на него сначала непонимающе, потом с прежним, отвратительно быстро вернувшимся испугом. Закаменела лицом, опустилась на колени, оказавшись макушкой на уровне груди Алекса. Подчиняясь его пальцам, потянувшим вверх подбородок, подняла лицо. Затравленно посмотрела на галстук, который он снял с подлокотника.

– Это для глаз, – безмятежно подтвердил Алекс. – Кстати, позже я покажу тебе отличный узел. Галстуки – привилегия мужчин, поэтому в «Корсаре» дамы носят шейные платки форменных цветов. Тебе пойдет.

Накинув темно-зеленый с алыми штрихами шелк на лицо Маред, он завязал плоский виндзорский узел и сдвинул повязку так, чтобы глаза оказались надежно прикрыты. Шэннон, его первая наставница в играх страсти, преподала множество уроков, но одним из главных стал урок о телесном голоде. Тело, лишенное ласки, – сухой песок, в который сколько воды не лей, впитает без остатка. Тело молит о прикосновениях, любых. Поцелуи, объятия, массаж, обычные касания… Это даже не страсть, это заложено в самых глубинах человеческой сущности. И тело куда быстрее разума привыкает к удовольствию от ласки.

– Маред… – шепнул он, гладя плечи, слыша, как мелко и быстро дышит девчонка под его руками.

Так, девочка, все верно. Твое тело голодно, я знаю. А асли завязать глаза, лишив тело самого важного источника знаний о мире, чувствительность других органов обостряется в разы. Слух, обоняние, вкус, осязание… Ощущения тела, лишенного зрения, это симфония чувств. Тебе только кажется, что ты ничего не видишь – и это отрезает тебя от мира. На самом деле мир вокруг тебя. Твое тело сейчас запоминает мой запах, звук моего голоса. Связывает с тем, как я тебя касаюсь. И потихоньку начинает уверять разум, что это хорошо и правильно.

– Встань, – велел он.

Помог подняться с колен, поддержал и, взяв горячую чуть влажную ладонь, подвел к кровати. Девочка подчинялась молча, только неровное дыхание и напряжение выдавали, как ей не по себе. И, конечно, когда он мягким движением стянул с нее панталоны и чулки, приподняв по очереди маленькие узкие ступни, чтобы освободить ноги, Маред окончательно застыла.

– Ты неправильно боишься, – тихо сказал Алекс, обнимая ее сзади, прижимаясь всем телом. – Замираешь от страха, сама себя сковываешь им. Расслабься. Позволь себе чувствовать, тогда страх из врага станет союзником.

– Я… не боюсь, – процедила Маред сквозь стиснутые зубы.

– В самом деле?

Он обещающе пробежал кончиками пальцев по животу и бокам, осторожно погладил грудь и совсем уж легчайшим касанием – низ живота. Снова шепнул в самое ухо:

– Спроси, что мы будем сегодня делать?

– Что мы будем делать? – звонко от напряжения повторила Маред.

– Разговаривать, – улыбнулся Алекс, зная, что девчонка услышит улыбку в его голосе.

– И для этого нужно раздеваться?

А теперь к страху добавилась злость. Алекс и сам прикрыл глаза, чтобы расслышать малейшие оттенки в голосе девушки.

– Не всегда. Но ты даже не представляешь, как обнажается душа, когда раздеваешь тело.

– Я так понимаю, вы сами обнажать душу…

Маред запнулась, в последний момент сообразив, что продолженная мысль будет означать, что раздеться должен и Алекс. Мысли девчонки были так ясны, что он снова улыбнулся.

– Разумеется, собираюсь, – мурлыкнул он. – Мы будем разговаривать и учить тебя слушать. Меня – и тебя саму. Заведи руки назад, девочка. Это будет уже другой узел, и его я тебе тоже покажу. Когда-нибудь твой мужчина оценит заботу… Знаешь, один интересный человек как-то сказал: «Правильно завязанный галстук – это первый серьезный шаг в жизни». Правда, я не уверен, что он использовал галстуки таким образом, но кто его знает?

Подхватив второй галстук, черный с разноцветными ромбами, он плотно, но не туго связал запястья Маред за спиной. Отступив на пару шагов, быстро разделся сам. И снова шагнул к девушке, опять прижавшись, всем телом ощутив, как между ними проскочила искра, словно от прикосновения к лейденской банке. Еще бы… после ткани – да голая кожа. Маред дернулась, выгнулась, пытаясь отстраниться, но Алекс не позволил. Прижал сильнее, впитывая эту дрожь, наслаждаясь ею. Потом легонько оттолкнул сам и тут же потянул за собой на кровать. Девочка легла набок неуклюже, не доверяя его рукам и не понимая, чего от нее хотят.

– Нет, не так. Я лягу на спину, а ты сядешь сверху, – тихо сказал Алекс. – Просто сядешь, понимаешь? Так будет удобнее… разговаривать.

Он расчетливо выделил последнее слово, с мягкой интимностью снизив голос, и по нервному движению Маред понял, что попал в цель. Помог привставшей девушке сесть сверху и согнул колени так, чтобы Маред могла опереться на них спиной. Немного раздвинул, пропуская ее связанные руки. Теперь, даже если бы девушка внезапно дернулась, свалиться ей не грозило. Спрыгнуть, впрочем, тоже сразу не получилось бы. А уж какой открывался вид… Алекс сглотнул пересохшим ртом и подумал, что неизвестно еще, кому тут придется тяжелее.

– Расслабься, – повторил он, глядя, как девчонка старается как можно меньше опираться на него и как можно больше – коленями на постель. – Так ты долго не просидишь. Неудобно ведь.

– Мне – удобно, – огрызнулась Маред.

Покраснев от груди до ушей, она судорожно ловила ртом воздух – руки Алекса медленно прошлись по внутренней стороне ее раскрытых бедер, погладили от коленей и вверх, обрисовывая линии и изгибы тела.

– Как скажешь, – усмехнулся Алекс. – Тогда начинаем. Я говорю – ты отвечаешь. Если будешь молчать или мне станет скучно – придется придумать другое занятие, поинтересней. Но тебе оно вряд ли понравится. Начнем?

– Да, – прошептала Маред, боясь шевельнуться.

Алекс погладил ее бедра, кончиками пальцев нарисовал спираль на нежном, по-девичьи плоском животике, прислушиваясь к отклику тела.

– Тебе часто говорили, какая ты красивая?

Вытянувшись в струнку и едва дыша, Маред медлила с ответом.

Ну-ну, посмотрим, сколько ты продержишься. Лишение зрения играет с сознанием странные шутки, лишая его защиты обыденности, убирая барьеры между душой и внешним миром. Алекс улыбнулся, прислушиваясь к частому неглубокому дыханию, позвал:

– Маред?

– Нет, – торопливо отозвалась девчонка. – Нечасто.

– Неужели? – усмехнулся Алекс. – Но все-таки говорили? Кто?

– Не ваше дело, милэрд.

Медленно, очень медленно Алекс провел кончиками пальцев по обнаженной груди Маред, обвел соски сначала по границе ореола, а затем дальше, по спирали, к самому соску. Чуть прижал темно-розовые, напрягающиеся под его пальцами, бутоны. Представил на них зажимы… Нет, не то. Ты не любишь боль. Готова ее терпеть, но не будешь наслаждаться. Боль для тебя может быть только легкой приправой к основному блюду. Но сначала тебя нужно вытащить из раковины, которую ты строила долгие годы.

– У вас было много поклонников? – светским тоном поинтересовался Алекс, гладя затвердевшие соски.

– Нет.

И тело под пальцами напрягается куда сильнее, чем следовало бы при таком простом вопросе. Неужели ты вышла замуж за первого, кто тебя позвал, девочка? Или здесь что-то глубже? Какая-то давняя обида… Я ничего о тебе не знаю, а следовало бы. Ведь не можешь ты всерьез считать себя некрасивой? Так зачем прячешься за уродливыми платьями и скучной прической?

– Плохо, – сообщил он вслух. – Так мне быстро станет неинтересно.

Вот так, девочка. Поймешь намек? Она поняла. Но все-таки упрямо сжала губы, слегка откинув голову назад, и Алекс немедленно воспользовался случаем погладить нежное беззащитное горло. Девчонка сглотнула, дернувшись в сторону. А шея у тебя, значит, чувствительнее груди? Или просто грудь еще никто правильно не ласкал? Чувствительность можно разбудить, ты об этом узнаешь. Легкие зажимы на соски для притока крови, кубики льда и согревающее масло, массаж, поцелуи… Алекс провел ладонями по напряженным плечам девушки и снова погладил ее руки вниз до локтей.

– Не помню, – прошептала Маред. – Мне… не говорили…

– Какое упущение. Тогда скажу я. Ты прекрасна. В твоем возрасте хорошая фигура не редкость, но у тебя она не просто хороша. Красота – это вопрос пропорций, а твое тело совершенно пропорционально…

Не переставая говорить, он легко и нежно гладил бока, грудь и бедра девушки, не трогая пока низ живота. В невольной попытке отодвинуться Маред лишь теснее прижалась к его коленям, опираясь на них всей спиной. Вот так-то лучше…

– Еще у тебя чудесные глаза. Светлые и холодные, как ледники в северных горах. И так же сияют, как лед на солнце. Губы… Ты любишь целоваться?

– Нет…

– Некогда? – сочувственно поинтересовался Алекс. – Или не с кем? Я полагал, что уж в Университете неплохой выбор приятных молодых людей.

– Я посещаю Университет, чтобы учиться! – сама ринулась в ловушку раскрасневшаяся Маред. – Учиться, а не…

– Понима-аю, – протянул Алекс, от души забавляясь.

Он улыбнулся, глядя, как девчонка ежится под его вроде бы небрежными, но тщательно рассчитанными прикосновениями. Томительно неспешная игра затягивала, будила воображение, и Алекс пообещал себе, что получит удовольствие сполна, прежде чем снова уложит девочку в постель по-настоящему. Невинность так быстро теряется, а маленькая тье сейчас на каждое слово и прикосновение отзывается с потрясающей остротой.

– Тебе удобно сидеть? – невозмутимо продолжил он, возвращаясь к поглаживанию груди Маред и любуясь ее нежными линиями. – Может, вытянешь ноги?

– Нет! Мне… удобно…

– Непохоже. Что ты так боишься? Тебе сейчас больно? Неприятно?

Маред молчала, еще сильнее запрокинув голову, и Алекс вздохнул.

– Это был вопрос. Тебе прямо сейчас больно?

– Нет…

– Неприятно?

– Да! – с вызовом ответила девушка.

– Я заметил, – сообщил Алекс, по очереди обводя пальцем ее набухшие соски. – Как долго ты собираешься врать сама себе? Последнее дело, знаешь ли.

– Я не вру.

Шепот был откровенно злым, и можно было не сомневаться, что если б не галстук, Алексу достался бы очередной ненавидящий взгляд. Моя же ты прелесть…

– Тогда у тебя проблемы с логикой, что недопустимо для юриста. У меня хватает опыта, чтобы разглядеть женское желание, и мы оба помним, что ты еще ни разу не уснула в этой постели, не получив перед этим удовольствия.

Маред молчала. Отодвинуться больше не пыталась, да и некуда было, так что она просто вжалась спиной в колени Алекса, развернув плечи и закаменев всем телом. Алекс тяжело вздохнул.

– Девочка, ты выбрала мужскую профессию, помнишь? Ты хочешь войти в мир мужчин, где на тебя всегда будут смотреть, как на добычу. Всегда, пока не докажешь обратного. Еще не поздно передумать. Ты можешь расторгнуть наш договор, найти приличного молодого человека, выйти замуж и вести обычную женскую жизнь. Но ты ведь не хочешь? Тогда не веди себя, как мышь в кошачьих лапах. Не бойся, когда бояться нечего. Не позволяй навязать тебе чужие мысли и желания. Если, конечно, сама этого не хочешь. И никогда ни за что не ври себе самой. Чего ты сейчас боишься? Вам преподавали логику, я надеюсь? Удивительно, что ты ее сдала.

– Преподавали, – буркнула девчонка. – И я сдала на высший балл, вы же знаете…

– Тогда думай, как стряпчий, а не как застенчивая деревенская девчонка. Чувства чувствами, но логику и факты никто не отменял. То что я делаю, так или иначе, но доставляет тебе физическое удовольствие. Это факт. Или будешь врать, что нет?

Перед ответом девчонка помедлила. Вздохнула глубоко, невольно слегка расслабляясь, облизала губы. Алекс терпеливо ждал.

– Не буду. Но это не главное. Удовольствие можно получить и от вредных вещей. От вина, опиума, фейской пыльцы… Но это неправильно!

– Согласен. Любой дурман – это неправильно. Потому что он губит разум и тело. А игры в постели – нет. Есть исключения, но у тебя-то пока что ни одного следа на коже, верно?

Подтверждая свои слова, Алекс снова погладил обнаженное горячее тело, пройдясь ладонями сверху вниз, приласкав гибкую нежную спину с трогательной ложбинкой вдоль позвоночника, чуть выступающие лопатки, ямочки на талии… Девчонка задышала быстрее, вздрогнув, словно уже не ожидала прикосновения. А Алекс подумал, что через день-другой обязательно затащит эту глупышку в душ, и сам зажмурился от удовольствия, представив, как будет выглядеть смуглая кожа в сияющих каплях воды, как скользнут по спине и плечам девочки его намыленные ладони… А если сделать воду погорячее и хорошенько распарить, размять и разнежить это неподатливое тугое тело, растереть его, заласкать, а потом повернуть девочку лицом к стене душевой…

Он с чудовищным трудом изгнал из мыслей эту картину и порадовался, что сверху на пах давит немалый вес. Хотя это больше было похож на изощренное издевательство: он чувствовал каждый изгиб тела Маред. Сейчас бы приподнять ее немного…

– Так вот… – выдохнул он горячо, с трудом собираясь с мыслями. – Что неправильного в удовольствии? То, что мы не женаты?

– И это… тоже.

Маред снова облизала губы. Паршивка, не понимает же, что за это одно ее хочется завалить на постель и целовать до боли, сладкой боли, горячей…

– Это порочно, – повторила она уже увереннее. – И не может нравиться.

– В самом деле? – с иронией спросил Алекс, стараясь успокоиться. – То есть твое тело каждый раз предает твою же нравственность? Именно со мной? Я польщен. То-то тебе так не нравится, что даже дыхание замирает – я же чувствую. Тихо, девочка, не дергайся. Будешь так ерзать на мне… Не стоит, в общем. Я же предупреждал, что будет неудобно. Затекли ноги? Сядешь по-другому?

Маред помотала головой, снова замирая и отчаянно заливаясь краской, ушедшей было с щек.

– Упрямая… То есть получи ты на палец колечко, а в метрику запись о браке, это бы все исправило? Хорошая девочка, правильно воспитанная…

Чуть приподняв колени, он подвинул Маред ближе к себе, погладил плотно сомкнуты егубы, от прикосновения его пальцев сжавшиеся еще сильнее.

– Заниматься только на высший балл, с незнакомцами не разговаривать, чтить родителей, а потом мужа. Не пить вина, не снимать корсет и чулки даже дома в летний день, а постель непременно заправлять сразу и не ложиться на нее до самого вечера – так тебя учили, девочка?

– Вы… вы откуда знаете про постель? – вскинувшись, зашипела Маред. – Вы же сказали, что это моя комната!

Несколько мгновений Алекс глядел на нее, потом, не выдержав, рассмеялся. Протянул насмешливо и неожиданно для самого себя ласково:

– Ох, де-евочка… Какая же ты… Ниоткуда, клянусь. Догадался. Ну, не обижайся. Все правильно. Особенно насчет незнакомцев. Успокойся, я не хотел тебя обидеть. Только вот мир нарисован не одними черными и белыми красками.

Он снова погладил обиженно поджатые губы, насупленные брови над шелком повязки. С темной лентой на глазах, подчеркивающей ровный золотой тон кожи и идеально вылепленный овал лица, смешно хмурая и возмущенная, Маред была так хороша, что дух захватывало. Греза… Мечта. Знал бы заранее – принес бы в спальню камеру. А это, кстати, любопытная мысль. Может, посмотрев со стороны, девочка что-то поймет о себе? Так… Душ, камерографии – многовато идей для одного вечера. Ну как можно быть такой невинной и чувственной одновременно? Рассудка же можно лишиться от твоего запаха, голоса, вида…

– Постель – это не хорошо и не плохо, – сказал он вслух малую толику того, что рвалось наружу, притягивая девушку еще ближе и нежа ладонями горячий атлас ее спины ниже лопаток. – Все дело в том, что за ней стоит.

– Вот именно. А у нас это сделка, – с ожидаемой горечью отозвалась Маред, больше не пытаясь отстраниться.

Послушно наклонившись вперед, она теперь дышала почти ровно, лицо было напряженным и сосредоточенным. Ох, рановато. Не совсем то, чего добивался Алекс, рановато и немного иначе, но уже поздно отступать от задуманного.

– Так вот в чем дело, да? – прошептал он, одной рукой расстегивая заколку на затылке Маред и освобождая копну пушистых вьющихся волос, а другой продолжая удерживать девушку за плечо. – В сделке… Все эти слова про куклу… Так ты себя чувствуешь? Игрушкой? Ну, так кто же тебе виноват, девочка? Не хочешь быть куклой – стань для меня кем-то другим. Отвечай мне, играй со мной сама, покажи, что достойна моего уважения и интереса. Не можешь? Тогда не жалуйся и бери предложенное.

– Да чтоб вам… – так же шепотом ответила Маред. – Я еще и виновата? Я, что ли, придумала ваши игры в хозяина и вещь? Вы меня купили – вот и пользуйтесь. А что я чувствую и думаю – это не ваше дело…

– Девочка, – усмехнулся Алекс, глядя на такое близкое лицо, что потянись навстречу – и коснешься губами губ. – Если бы мне нужно было только твое тело, я бы его давно получил. И взял бы, как пожелаю, и тебе бы это понравилось, даже не сомневайся. Ты бы у меня кричала от наслаждения и просила еще. И терпела бы все мои пристрастия, и сама отдавалась, и научилась всему, чему бы я захотел тебя научить… Только вот потом… Потом ты бы и вправду сломалась, как игрушка. А сейчас тебе просто нравится себя жалеть. Это ведь так легко: делать вид, что лично ты ни за что не отвечаешь…

– Отпустите, – глухо сказала Маред, пытаясь выпрямиться.

– Уйдешь? Куда? От себя не уйти. Ты всегда будешь помнить, что я тебя купил, а ты продалась. Но это жизнь, девочка. Грязная жестокая взрослая жизнь. Здесь все продаются и покупают, привыкай. И если найдешь того, кто подарит тебе что-то просто так: дружбу, любовь, помощь – цени это, слышишь?

Он стиснул напряженное, как камень, плечо, вплел пальцы в длинные пряди, шепнул на ухо, хотя услышать их не мог никто:

– Тиш-ше, девочка, не сопротивляйся. Все равно не пущу. Пока – не пущу. Дело не в сделке. И хватит считать себя куклой. Им, видишь ли, все равно, что с ними делают. А ты у нас… М-м, давай подумаем… Как называют женщин, спящих с мужчинами за деньги?

Рванулась девчонка совершенно так, как он ожидал, глупо и отчаянно. Дернулась изо всех сил, пытаясь соскочить, выдраться из рук Алекса – он едва успел отпустить волосы. И так же ожидаемо почти упала. Перехватив тяжелое, бездумно бьющееся тело, Алекс повалил девушку на кровать, упал сверху, прижимая всем весом, подминая, чтоб сама себе не навредила. Впился в губы, жестко, не жалея, и тут же отпрянул, пока девчонка не укусила – с нее станется. А потом, удерживая одной рукой бешено мотающуюся голову, рявкнул:

– Я не вожу домой шлюх! И не целуюсь с ними. Ты, глупая девчонка! Что ты себе вообразила? Хочешь себя жалеть – придумай причину получше. Могу даже предоставить, если до ремня дотянусь. Или ты думаешь, я бы засыпал в одной постели со шлюхой? Сажал за стол в своем доме, рассказывал о работе?

Маред замерла. Черная лента, все так же плотно скрывающая глаза – и не сбилась ведь, хорошо завязал – не давала увидеть ее взгляд, но девчонка застыла, как изваяние, не шевелясь, даже не пытаясь сопротивляться. И Алекс улыбнулся, облизнув пересохшие губы. Склонился, поцеловал еще раз, уверенно и нежно, слегка пройдясь кончиком языка между губами Маред, но не настаивая, не стараясь просунуть язык дальше. Поцеловал не по-хозяйски, а предлагая и позволяя ответить тем же или отказаться. Сказал негромко, зная, что теперь каждое слово будет услышано так как надо.

– Я не целюсь со шлюхами, понимаешь? Дело не в договоре. Ты оправдываешь себя сделкой, чтобы не признаваться, что сама меня хочешь. Может, не всего того, что требую я – но хочешь. Ты живешь в моем доме, Маред. Это очень много для меня значит. Я просыпаюсь рядом с тобой после проведенной вместе ночи. Я стараюсь, чтобы тебе было хорошо, насколько это возможно. Девочка, я бы не делал ничего из этого для шлюхи, уж поверь.

– Я же… вы сами сказали…

– А ты веришь всему, что я говорю? – вкрадчиво поинтересовался Алекс, ослабляя хватку, зато целуя девушку уже настойчивее, но снова оторвавшись немного раньше, чем хотелось. – Это приятно, хотя и странно с твоей стороны. Я ударил тебя по больному месту. Ударил жестоко, но показала мне его ты сама. Запомни, девочка, в этом мире галантность только маска, и слабых не жалеют. Их обманывают, используют, просто бьют. А если иногда жалеют, то уже не уважают. Хочешь считать себя шлюхой – будешь ею.

– А кто я сейчас? – отчаянно огрызнулась Маред.

– Тебе решать, – усмехнулся Алекс. – По факту – моя собственность в рамках договора. Но ты же юрист. Тебе ли не знать, какими гибкими бывают факты. Я купил твое послушание. А что мы построим на этом фундаменте, зависит от нас обоих.

– Но уж точно не любовь, правда? – в язвительном голосе девчонки дрожала нотка подступающей истерики. – Вы же сами сказали, что вам это не нужно!

– Да, я предпочитаю партнерство, – невозмутимо отозвался Алекс. – Честное, взаимовыгодное и основанное на уважении и доверии. Не так уж плохо, поверь. У тебя руки еще не затекли?

– Н-нет…

– Это хорошо. Тогда продолжим разговор?

– Опять?!

– А что такого?

Алекс едва сдержал смех от прозвучавшего в голосе Маред тоскливого ужаса, зато нотки истерики исчезли напрочь.

– Кажется, мы только начали… Поза немного другая, но так даже интереснее. Или все-таки неудобно лежать?

Он неспешно прошелся губами по лицу Маред, выцеловывая скулы, щеки, уголки губ и брови. Наклонился ниже, приласкал губами мочку уху. Поймал тихий вздох.

– Хочешь, чтобы на сегодня все закончилось? – шепнул в ухо и дождался неуверенного кивка.

Девчонка лежала под ним растерянная, возбужденная, злая… Идеально подготовленная. Алекс немного сдвинулся, скользнул пальцами между бедер в горячее скользкое… Маред ответила всхлипом.

– Тогда попроси, – ласково предложил он. – Просто попроси сделать тебе хорошо.

Она только сильнее стиснула губы, отворачиваясь.

– Не хочешь? Понимаю. Воспитание не позволяет. Будешь лежать и ждать, пока тебя ублажат без всякой просьбы? Чтобы и не стыдно, и приятно.

Не переставая гладить и ласкать пальцем маленькую плотную жемчужину – средоточие женского удовольствия, – он ронял насмешливые фразы четко и выверенно, как укладывал бы на эту восхитительную кожу удары ремня. Нет, сначала – мягкой кожаной плети для разогрева. А потом… Жаль, что с воском ничего не выйдет, как же жаль… И так же, как от капель воска, падавших бы на беззащитную нежную кожу, обжигая на грани боли и восторга, девчонка ежилась под его ласками и поцелуями, уже не владея собой, тихонько всхлипывая и горячечно дыша. Стискивала бедра, замыкая между ног его ладонь, закусывала губы, подаваясь навстречу…

Сдайся она и попроси сейчас – потерялась бы вся прелесть игры, так что Алекс только улыбнулся удовлетворенно, когда Маред напряглась и выгнулась навстречу подступающему наслаждению – и убрал ладонь.

Второй рукой одним движением развязал узел, дернув за нужный конец, сорвал шелковую полосу с глаз Маред, зажмурившейся от света, и небрежно погладил девушку по щеке. Вставая, бросил равнодушно:

– Одевайся.

– Ч-что?

Девушка рывком села на постели. Алекс посмотрел на нее холодно, осаживая взглядом.

– Что вам непонятно, тье Уинни? Белье, платье… Берете по очереди, надеваете на себя. Быстро. Помогать с корсетом у меня нет настроения, советую им пренебречь. Ничего, до вашей спальни недалеко.

Спрыгнув с кровати, Маред подхватила ворох одежды. Принялась натягивать трясущимися руками, ничего не понимая. Ничего, сейчас поймешь. Уроки нужно усваивать. Поймав перепуганный взгляд, Алекс лениво дотянулся до халата, накинул его на голое тело, не прекращая наблюдать. Корсет девчонка действительно отложила, а вот пуговицы лифа никак не хотели застегиваться под дрожащими пальцами. Мда… Жаль глупышку, но ведь иначе потом будет только хуже. Прищурившись, Алекс окинул девушку с ног до головы изучающим взглядом. Дождался, пока она застегнет последнюю пуговичку и расправит юбку.

– Ты решила, что твое удовольствие – это моя обязанность? – скучающим тоном поинтересовался Алекс, радуясь, что полы просторного халата скрывают его истинное мнение о происходящем. – Я тебе ничего не должен, девочка. Хочешь оставаться упрямой – твое право. На сегодня с тебя хватит. Мне надоело, да и ты сама отказалась от продолжения. Можешь сегодня лечь спать у себя.

Маред, не веря, глядела на него. О да, именно так. Ты ведь уже привыкла получать со мной удовольствие, изо всех сил делая вид, что несчастна. Придется выбирать что-то одно, милая. Алекс насмешливо улыбнулся, выжидая, пока девчонка повернется, и лишь тогда бросил:

– Подожди.

Взял последний платок, приготовленный именно для этого. Подошел к Маред, вцепившейся в дверную ручку, как утопающий в веревку. Развернул за плечо к себе, напомнив:

– Я обещал показать два узла. Начнем с этого. Смотри на мои пальцы, девочка. Внимательно смотри, завтра в контору завяжешь именно так. И именно этот платок. Считай, это тебе на удачу.

Прижавшись всем телом, чтобы напоследок оставить как можно больше ощущений от своего вида, запаха и прикосновений, он медленно завязывал красивый плоский узел. Завязывал на ощупь, не отрываясь, удерживая взгляд Маред своим и не позволяя отвернуться. Платок, между прочим, был великолепен. Благодарная клиентка привезла его в подарок из самой Чайноской империи, и стоил он как два-три платья наподобие купленного сегодня. Но вот Алексу серебристый атлас с едва заметным голубоватым отливом и нежнейшим узором нитками того же цвета не подошел: делал светло-серые глаза еще светлее и бесцветнее. А вот Маред с ее редким оттенком вышло идеально.

Девчонка еле дышала, так и отведя руку назад, не в силах выпустить дверную ручку. Ресницы у нее слиплись от влаги, губы пересохли, так что Маред облизнула их, вряд ли осознавая. Алексу и самому уже было паршиво: в висках билась кровь, а пах болезненно тянуло возбуждением. Но он завязал платок, улыбнулся в затуманенную голубизну вовсе не ледяных глаз. Шепнул:

– Напрасно ты не попросила, девочка. Напрасно…

Положил ладони на плечи Маред, зло и весело подумав, что это куда слаще воска или ремня, и, подтверждая, девушка под его ладонями качнулась ближе, задыхаясь, раскрывая губы.

– Спокойной ночи, тье, – ласково сказал Алекс, открывая дверь и чуть ли не силой выставляя девчонку в коридор. – Увидимся завтра.

Захлопнул дверь, изнемогая от желания догнать, вернуть и завалить все-таки. Вдохнул-выдохнул, распахивая халат… Любопытно, знает ли добродетельная тье, как самой доставить себе удовольствие, не прибегая к помощи отвратительных порочных мужчин? Ей бы сейчас не повредило затушить разожженный Алексом пожар…

Ладонь скользнула по возбужденной до болезненности плоти. И еще раз, еще… Нежная горячая кожа Маред под руками, ее запах, бьющееся под тяжестью Алекса тело… Долгий сладкий спазм скрутил пах, ударил вверх и вниз, раскатился по всему телу, заставив выгнуться и коротко простонать.

Пытаясь отдышаться, Алекс глянул на стол, где лежал предусмотрительно обеззвученный фониль. Экран тревожно мерцал, указывая, что кто-то пытался дозвониться. Кого в такое время боуги дергают?

Тяжело дыша Алекс взял фониль. Звонок от Анриетты. Следом – сообщение. «Позвони, как только увидишь. Срочно, в любое время. В клубе неприятности».

Коротко и зло ругнувшись, он нажал вызов. Анриетта заговорила в трубку сразу, торопливо и не скрывая облегчения.

– Алекс, в «Бархате» взрыв. Никто не пострадал, только подсобку разнесло. Этот мерзавец, он мне звонил, представляешь?

– Так, подожди… ты в клубе? И кто звонил?

– Франк! Тот, из Лютеции. Венсан арМоаль, чтоб его… Он мне позвонил, а через пару минут – взрыв. Алекс, ты приедешь? Здесь полиция и журналисты. Первые пока не пускают вторых, но я не знаю, как долго…

– Сейчас, – ровно отозвался Алекс. – Я приеду прямо сейчас. Жди меня, ни с кем не разговаривай, журналистов на территорию клуба не пускайте. Буду через полчаса.

Тихий вечер с разговорами, боуги их побер-р-ри. Логические выводы, интимные игры… Слава всем богам, Анри в порядке. И жертв нет… Что же ты за тварь такая, арМоаль из Лютеции? Пора познакомиться с тобой поближе.

Торопливо одевшись, Алекс кинул в карман фониль, вылетел из комнаты и сбежал по лестнице. Написал записку Эвелин с просьбой отвезти утром Маред в Лунден. Хотелось это сделать самому, но сейчас главное – Анриетта. Мало ему Мэтью Корригана – еще добавилось. А может, все это – звенья одной цепи? Выясним… Вот знал же, ночные звонки к добру не бывают.