Чернильная мышь

Глава 17. Юнги на борту

Утром ее разбудила лично тье Эвелин. Постучала в дверь, окликнула, пообещав прислать горничную через четверть часа, и Маред заполошно вскочила с постели, решив, что проспала. Работа же! Первый день в конторе, Бригита милосердная и строгая! Но взгляд на фониль немного успокоил: умное устройство показывало только семь утра. Но душ, одевание, прическа… Без горничной точно не справиться. А еще дорога! И повезет ее, конечно…

Маред судорожно вздохнула, приложив ладони к горячим спросонья щекам. После вчерашнего встретиться с лэрдом казалось просто невыносимо. Она помнила жар в теле, почти болезненное возбуждение, желание чего-то непонятно, дико неправильного, но такого сладкого… И даже стыд не мог заглушить эту смесь переполнявших ее чувств и ощущений.

Неужели Монтроз прав, и она действительно такая порочная? Да нет же, она спала с мужем, и это было совершенно не так. Иногда немного противно, но обычно – спокойно и уютно, особенно когда Эмильен исполнял супружеский долг и ласково обнимал ее после. Воспоминание о муже отозвалось привычной тупой болью. Да, ему бы никогда не могло даже в голову прийти относиться к ней так… развратно? Откровенно? Для Корсара же не просто не существовало пределов нравственности. О нет, лэрд их прекрасно видел и с тем большим удовольствием нарушал!

Накинув халат, она добралась до ванной, морщась от неприятных ощущений внизу живота, упрямо включила холодный душ. Сразу стало легче, исчез смущающий ее жар, да и голова прояснилась. Дожидаться, пока тело присмиреет, пришлось несколько минут, Маред даже замерзла под ледяными струями, покрывшись гусиной кожей. Не включая горячую воду, чтобы сохранить этот озноб, вытерлась и вернулась в комнату, где пара горничных уже дожидалась ее с идеально выглаженным платьем и всем нужным для прически.

Рубашка, новый корсет, придавший фигуре непривычно соблазнительные формы, панталоны и тончайшие шелковые чулки, которых Маред точно не покупала. Чулки горничная при ней вытащила из коробки магазина, и Маред только зубы стиснула, решив не начинать день в выяснения отношений с лэрдом. Хватит, вчера уже выяснили… Шелестящий ворох синего шелка лег на плечи, скользнул дальше, обтекая ее от шеи до щиколоток. Горничные Монтроза свое дело знали безупречно. Пока одна застегнула дюжину маленьких стеклянных пуговок на лифе и длинных манжетах, плотно облегающих руку до локтя, вторая расправила складки на юбке, красиво ее уложив, и поставила перед Маред начищенные до блеска туфельки.

– Тьена изволит присесть?

Первая горничная подхватила расческу, вторая уже суетилась с щипцами для завивки над крошечной жаровней.

Маред сунула ноги в туфли и покорно присела на стул, расправив юбку, и девушки принялись колдовать над ее головой, сначала молча, а потом, перестав опасаться ее неодобрения, все чаще перебрасываясь словечком.

– Ах, какие у тьены волосы, – восхищенно произнесла та, что была постарше, крупная девица с простым круглым лицом и тоже весьма недурной косой.

– Одно удовольствие укладывать, – поддакнула другая, рыжая и веснушчатая. – Тьена хочет франкские косы или что-нибудь другое?

– Что угодно, – смущенно буркнула Маред. – Только заколите плотнее, чтобы не рассыпалось.

– О, греческий узел! – оживилась горничная. – Тьена будет великолепна!

Пока Маред в отчаянии думала, что сейчас ее причешут, как на бал, девицы взялись за дело. Запахло горячими щипцами, вокруг ее головы летали проворные руки, расчесывая, завивая и укладывая.

– Готово! Посмотрите, тьена…

Маред встала, подошла к зеркалу, вглядываясь в идеальную поверхность стекла, где отражалась… не она. Девушка в зеркале была моложе нее на несколько лет и вызывающе красива. Еще в магазине синее платье преобразило Чернильную Мышь почти до неузнаваемости, сейчас же преображение завершилось. Мягкий пышный узел на затылке открыл шею, сделав ее трогательно горделивой, несколько коротких завитых прядок подчеркнули овал лица, привлекая внимание к губам, на уровне которых как раз оказались кончики. В просветы темно-синего же кружева, закрывающего грудь и шею, виднелась смуглая кожа, и Маред, как во сне, потянулась за серебряным платком, так и висящим на раме зеркала. Тот поблескивал в лучах падающего сквозь легкие шторы солнца, и прикоснуться было… Нет, не противно, но…

Проклятый Корсар настаивал именно на нем! Узел, несмотря на неловкость Маред, получился с первого раза: перед глазами, как наяву, стояли пальцы Монтроза, медленно и красиво завязывающие на нем платок. Серебряный атлас лился родниковой водой… Не мешало даже то, что сейчас она смотрела в зеркало, повторяя движения в другом направлении: все, что вчера делал лэрд, отпечаталось в памяти намертво. А еще его запах, голос, тепло мучительно близкого тела и наглые прикосновения…

Маред зло передернула плечами, сбрасывая очарование. Это была не она. Это была женщина, способная хотеть, чтобы лэрд Монтроз вчера завершил начатое. Женщина, способная спать с ним ради карьеры и даже получать от этого удовольствие. Женщина, вполне способная разбить кому-нибудь сердце… Оставалось надеяться, что и в «Корсаре» эта женщина сможет работать успешнее, чем Маред, замирающая при мысли о таком окружении, как и положено Мыши в обществе хищников. Только бы не забыть, что она не настоящая, что это лишь маска для защиты.

А Монтроза дома не оказалось! Спустившись в столовую в шелесте шелка и благоухании духов, тоже принесенных горничной, Маред оказалась в обществе Эвелин, с улыбкой поставившей перед ней воздушный омлет с маслинами, свежей зеленью и, судя по запаху, сыром. И кофе! Божественно сваренный кофе… Маред сглотнула слюну, взяла вилку и нож.

– У вас еще двадцать минут, тье Уинни. Потом я отвезу вас в Лунден.

– А… его светлость?

– Его срочно вызвали ночью. Знаете, поверенные иногда похожи на докторов: сохранение тайны и готовность помочь в любое время. Мы поедем в экипаже.

Доедая тающий во рту омлет, хрустящие тосты с медом и джемом и запивая их кофе, Маред блаженствовала. Теперь она вряд ли увидит Монтроза до вечера. А если и встретит его, то в конторе, где лэрд не позволит себе ничего лишнего. Как мало, оказывается, нужно для счастья! Еще бы избавиться от воспоминаний, как вела себя вчера.

В экипаже Эвелин почти все время молчала, и этом Маред тоже была рада. В голове крутились мысли о том, как она едва не попросила Монтроза, чтобы тот продолжал. А потом сама – сама! – у двери потянулась к нему за поцелуем. Да что же это за сумасшествие такое?! Не может ведь лэрд быть прав, утверждая, что в разврате нет ничего постыдного. Не может – и все тут. Но почему тогда это так приятно?

Все, хватит… Маред повернулась к открытому окну легкой двухместной кареты, чтобы ветерок овевал загоревшиеся уши и щеки. Глупо врать себе самой, в этом лэрд, увы, прав. Ей нравится то, что он с ней делает. Не все, конечно, но то, что каждый раз вызывает стыд, потом все равно переходит в горячее и сладкое томление, которое хочется утолить, как жажду. Наверное, она все-таки порочна. Придется просто жить с этим знанием. Но как быть с Монтрозом? Вчера он настойчиво утверждал, что не думает о Маред, как о продажной женщине. И был довольно убедителен… Только вот лэрду выгодно это говорить, чтобы приручить ее, доказать, что нет ничего плохого в удовлетворении желаний, приучить к себе и своим потребностям… Или невыгодно? Он ведь сам дал понять еще при первой встрече, что продажная любовь, как у той танцовщицы, ему не слишком интересна. Так зачем ему развращать Маред, если она как раз привлекла его неиспорченностью? Или нет?

Маред вздохнула, поняв, что окончательно запуталась. Лунден, по которому они ехали в потоке таких же спешащих экипажей и мобилеров, окутывал запахом и шумом большого города, деловито подгонял опаздывающих. Вот и центр… Квартал почти возле Парламента, респектабельный и заоблачно дорогой. Когда до здания конторы остался всего квартал, Маред встрепенулась, но Эвелин уже и сама велела кучеру свернуть к тротуару.

– Успехов, тье Уинни.

– Благодарю, – дрогнувшим голосом отозвалась Маред, выбираясь из безопасности экипажа.

Сумочка с расческой, платком и прочими мелочами, фониль… Ничего не забыла, кажется. И время до девяти еще есть. Маред глубоко вздохнула, глядя вслед отъезжающему экипажу.

Вот если бы лэрд Монтроз пригласил ее на работу сам, без унизительных договоров, – не было бы сейчас во всем мире человека счастливее нее. Так можно сколько угодно утешать себя, что вполне могла бы попасть сюда честно – теперь уже не проверишь.

Конечно, она не опоздала. Пришла даже на четверть часа раньше и с замиранием сердца шла по коридорам, стараясь не слишком явно разглядывать всех по пути. Трое молодых людей, что-то оживленно обсуждавших на лестничной площадке второго этажа, были ненамного старше ее самой, но судя по тому, что лишних людей Монтроз не держал, на возраст здесь в самом деле был не главным качеством. И уж они-то – внутри снова горько потянуло – попали сюда не через чью-то постель.

В той же комнате, где проходил экзамен, на Маред с любопытством глянули четверо: трое молодых людей и незамужняя, судя по украшениям, тье. Тогда ей было не до того, чтобы знакомиться с другими претендентами на место, но сейчас стало любопытно. Девушка, тоже одетая в темно-синее, была довольно милой: невысокая, пухленькая, с лицом в форме сердечка и облаком рыжих вьющихся кудряшек, выбивающихся из прически. Кажется, она училась на факультете коммерции. И судя по тому, что Маред ее не знала, свои работы делала сама. Окинув Маред взглядом, рыжая поджала пухлые губки и отвернулась, но через пару минут снова покосилась в ее сторону.

– Позвольте представиться, тьен Грэм Финлисон!

Первый из молодых людей, высокий и чернявый красавец с ярко-синими глазами, поклонился, а потом улыбнулся, слепя роскошной белоснежной улыбкой.

– Дилан Броуди, к вашим услугам.

Второй, полноватый и круглолицый, держался гораздо застенчивее, и Маред его вспомнила. Тоже факультет коммерции, четвертый курс.

– Оуэн Макмиллан, – буркнул третий, худой и какой-то бесцветный, на мгновение отвернувшись от окна, коротко склонив голову и снова отведя от Маред взгляд, в котором ей почудилась тоскливая неприязнь.

– Тьена Маред Уинни, – представилась она, сделав реверанс и размышляя, стоит ли подойти к девице, которая явно не горит желанием с ней общаться.

Но та, все-таки вспомнив о приличиях, сладко улыбнулась и пропела:

– О, как я рада, что буду не единственной дамой среди наших галантных кавалеров. Розалинда Лэнг, к вашим услугам, милочка.

Маред вежливо улыбнулась в ответ, передернувшись от «милочки», которая опротивела ей еще в стенах Университета. Подходить к тье Лэнг она мгновенно передумала. К счастью, отворилась дверь, избавив ее от такой необходимости, и в комнату влетели двое светловолосых юношей, похожих, как могут быть только братья: широкоплечие, громкоголосые, сверкающие широкими искренними улыбками. Братья – а может, и близнецы – представились Дэвидом и Николасом Диксонами, сообщили, что счастливы видеть прекрасных тье и будущих коллег, и в комнате с их появлением стало шумно и весело. Розалинда немедленно расцвела, а Маред мрачно подумала, что деление на прекрасных тье и будущих коллег ее отчего-то совсем не радует.

Что ж, зато улыбка Финлисона слегка поблекла – красавец явно сообразил, что стать во главе маленькой компании ему теперь не светит. Макмиллан так и стоял у окна, разве что повернувшись к остальным, но особняком и глядя на всех так, словно не понимал, как его сюда занесло. Понятно, одиночка и вечный лишний.

То, что в кои-то веки лишней оказалась не Маред, на которую молодые люди смотрели с интересом, а тье Розалинда – хмуро, было как-то странно. Но, скорее, приятно. Раньше ее и недовольством-то не удостаивали.

Появившийся следом за братьями Диксонами уже знакомый немолодой грузный тьен одним взглядом навел порядок и благолепие. Вслед за другими Маред послушно села за широкий прямоугольный стол, достала блокнот и автоматическую ручку, на случай, если придется что-то записать.

– Итак, коллеги, добро пожаловать на борт, – ухмыльнулся тьен, опускаясь во главе стола у стены с широкой грифельной доской, как в аудитории. – Я Стивен Хендерсон, начальник отдела внутреннего распорядка и ваш главный куратор. Главный, потому что непосредственными кураторами будут начальники отделов, а меня стоит тревожить только по тем вопросам, которые не захотят или не смогут решить они. Контора, в которую вы пришли, чтобы начать долгий и трудный путь…

Он говорил что-то нужное и даже интересное, но Маред вдруг почти перестала понимать сказанное, отслеживая только общую нить речи: про репутацию юридического дома, его структуру… Слушала – и не слышала. Уютные кабинеты, великолепное жалованье, общение с мастерами своего дела и возможность стать своей в мире, который ранее представлялся ей недосягаемым и прекрасным, как райская страна Авалон – все это стоит ночей с Монтрозом? Пока что лэрд явно ее приручает, балует удовольствием и даже заботой. По условиям контракта все могло быть грязнее и страшнее, но тогда Маред бы просто не выдержала. А так она как зверюшка на длинном поводке – и все кажется терпимым…

– Милая тье… Да, вы… Тье Уинни, кажется?

Маред встрепенулась. Хендерсон смотрел на нее, в прищуренных глазах читалось недовольство.

– Вы уверены, что слышите меня?

Маред кивнула, горло сжало спазмом, как и всегда, когда она терялась, чувствуя неприязнь. Макмиллан смотрел в другую сторону, но все остальные – на нее. Кто-то сочувственно, кто-то равнодушно, а во взгляде Розалинды Лэнг читалось явное злорадство.

– Тогда будьте любезны напомнить, о чем шла речь? – иронично предложил Хендерсон.

О структуре юридического дома. Точно, о структуре. И тут на Маред снизошло спокойствие: это она знала. Читала в Учредительном Кодексе в библиотеке самого лэрда. Вздохнув, она единым духом выпалила, стараясь не смотреть Хендерсону в глаза, чтоб не сбиться:

– О том, что при учреждении юридического дома и образовании отделов-департаментов классическое деление по областям права сменилось функциональным критерием. Таким образом, сейчас в юридическом доме «Корсар» четыре отдела: по вопросам экспертных заключений, по контрактно-корпоративному праву, отдел судебного урегулирования споров и отдел представительства в органах государственной власти.

Она перевела дух и внезапно обнаружила, что все в комнате так и смотрят на нее, но совсем иначе. Розалинда приоткрыла пухлые губки, во взгляде братьев Диксонов плескался восторг, и даже Оуэн Макмиллан соизволил оторваться от вида за окном, разглядывая Маред с таким недоумением, словно заговорила грифельная доска.

– Надо же, – хмыкнул Хендерсон, снимая повисшее в кабинете напряжение. – Прошу прощения, тье. Буду знать, что ваш отсутствующий вид говорит о глубоком сосредоточении. Продолжаем…

Вот зачем она вылезла? Точно ли Хендерсон говорил именно об этом. Раз не удивился, значит – да…

По спине побежали капли пота, впитываясь, к счастью, в рубашку. Остальные практиканты, отвернувшись от нее, внимали Хендерсону, а тот рассказывал действительно полезные вещи. Выходило так, что жалованье им положено небольшое, зато за отдельные проекты, к которым новичков прикрепят начальники отделов, платят премиальные, и эти премиальные гораздо больше самого жалованья.

Еще всем служащим конторы полагался бесплатный ланч в кофейне на первом этаже и дополнительные деньги на оплату омнибуса или экипажа. Хендерсон говорил о том, что контора сохраняет жалованье за заболевшим работником, а Маред все яснее понимала, что Монтроз тратит на своих людей огромные деньги. Неудивительно, что попасть сюда многие почитают за счастье. Лэрд ведет себя не как работодатель, а как феодальный сеньор, заботящийся о своих людях и спрашивающий с них за службу. А ведь из практикантов останется работать один-два, об этом тоже сказал Хендерсон. И сказал не зря: студенты стали переглядываться между собой, словно стараясь угадать счастливчика заранее. Да, его светлость хитер: трудно придумать лучший способ заставить работать изо всех сил, как объявить, что заветное место только одно.

Но ведь Маред уже обещана должность! Значит ли это, что она займет ее вместо кого-то более достойного? Нет, быть не может. Она вывернется наизнанку, но заставит уважать себя. И место будет ее по праву.

Хендерсон закончил, оглядывая их все так же прищуренными глазами. Задержался на Маред и, почему-то, на Макмиллане. Розалинда, вернув на лицо умильное выражение, подняла руку, словно привлекая внимание преподавателя.

– Тьен Хендерсон, а в каком отделе мы будем проходить практику?

Рыжие кудряшки Розалинды выбились на шею, в них играло солнце, подчеркивая прелесть девушки. На Маред она старательно не смотрела, и, похоже, с мечтой о хотя бы одной близкой подруге можно было в очередной раз проститься.

– Лично вы, тье Лэнг, – ласково улыбнулся Хендерсон, – в бухгалтерии. Логичный выбор для такого украшения факультета коммерции, как вы, верно?

Розалинда тоже улыбнулась, бросив на Маред победный взгляд. Это уже начало раздражать: может, было лучше, когда никто ее не замечал?

– Тьен Броуди, – продолжил Хендерсон. – Представительство в органах власти. Тьены Николас и Дэвид Диксоны– отдел судебного представительства. Тьен Финлисон, лэрд Макмиллан и тьена Уинни – отдел контрактно-корпоративного права.

Макмиллан – аристократ? Тогда понятно, почему так высокомерно держится… И она попадет в отдел с двумя сами неприятными молодыми людьми?

– Тьен Хендерсон, а почему именно эти трое? – холодно поинтересовался один из Диксонов, кажется, Николас. – Мы не можем выбирать отдел? Я бы тоже не отказался от контрактно-корпоративного.

– Там всего три места, – спокойно сообщил Хендерсон. – И поскольку никто не отказался бы, как вы изволили заметить, в этот отдел направлены те, кто показал лучший балл на тестировании.

– Женщина? – картинно поразился Диксон, оборачиваясь к Маред.

Проклятый румянец залил ее лицо по самые уши. И она еще думала, что Диксоны – симпатичные?

– У тье Уинни высший балл из вас семерых, – с удовольствием, как ей показалось, сказал Хендерсон. – Семьдесят четыре против ваших, тьен Диксон, сорока пяти. Еще требуются объяснения?

– Нет, благодарю, – буркнул Диксон, разглядывая Маред с непонятным выражением.

А вот взгляд его брата и Броуди был знаком: именно так смотрели ее соученики, когда преподаватель объявлял после экзамена: «Тьена Уинни – высший балл – как и ожидалось». О да, эта смесь зависти и раздражения была ей отлично знакома. На вид и, кажется, даже на запах и вкус. Розалинда Лэнг взирала на Маред, словно та была чем-то вроде жабы или гадюки. Финлисон – оценивающе, как кухарка на курицу, которую надо приготовить. И только во взгляде Макмиллана, вот уж странно, не было ничего, кроме интереса.

– Вот и славно, – безмятежно подытожил Хендерсон.

С тихим отчаянием Маред поняла, что теперь ее терпеть не могут и здесь, точно как в Университете. Она перестала быть Чернильной Мышью, но ничего не изменилось. Как там было в рассказе из естественной истории? Если в стае ворон рождается птица с белым окрасом, ее клюют и изгоняют. Белая ворона ничем не хуже других, просто она не такая, как надо. И, похоже, это судьба Маред – стать теперь Белой Вороной, которая всем неприятна самим своим существованием. Ну и плевать!

Она выпрямилась на стуле, пытаясь не замечать взглядов, которые медленно, по одному, отводили от нее новые коллеги. Прав был Монтроз: с бумагами ей гораздо проще и интереснее. Конечно, лэрд никогда не стал бы тем, кем стал, если б не умел разбираться в людях, вот и видит их насквозь. И лучше его отвратительная откровенность, чем такое презрение, как у этих «галантных кавалеров». Как он сказал ей тогда, в разговоре о провиницалах? «Пренебрегите…» Перед глазами встала хищная улыбка на узких губах, насмешливый взгляд – и странным образом стало легче.

Поднявшись, практиканты вышли вслед за Хендерсоном, который мгновенно отловил какого-то парнишку – по виду, посыльного – и велел ему проводить господ и дам по отделам. Маред тихонько пошла последней…

– О, юнги на борту нашего «Корсара»! – приветствовал их троих отдел контрактно-корпоративного права в лице невысокой изящной женщины, пробегающей мимо с большой папкой.

Маред, которую мужчины пропустили вперед, слегка опешила, вспомнив Монтроза. Неужели его морская мания заразна? Но нет, в эту игру здесь, кажется, просто с удовольствием играли.

Она огляделась. Отдел контрактно-корпоративного права, куда так хотел попасть Николас Диксон, состоял из нескольких комнат, и в этой, первой, сидело всего две женщины. Монтроз и тут не солгал! У него в самом деле работали женщины-поверенные, и немало.

– Не юнги, а галерные рабы, – пробасила старшая из дам.

Полногрудая, с крупным носом, темными миндалевидными глазами и кудрявыми черными волосами, женщина была похожа на енохианку.

– Рада вас видеть, – снова угрожающе громко пробасила дама. – Тьеда Эстер ван дер Пол, заместитель начальника отдела. Тьен Даффи будет немного позже…

– Ах, ну сколько можно! – раздался возмущенный девичий вскрик из угла. – Тье Эстер, ну хоть вы им скажите! Пятая корзинка печенья пропадает! Это уже не смешно!

– Тилли, милая, разве я не сказала бы? Только кому… Найду, кто шалит – голову оторву, – серьезно пообещала внушительная тье Эстер и махнула рукой прибывшим. – А вы проходите, мои дорогие, проходите…

Она окинула Маред и двух молодых людей взглядом пиратского капитана, решающего, кого из пленников сразу пустить на дно, а кого продать в ближайшем порту – и Маред поежилась.

– А начнем мы с чая! – провозгласила тье Эстер. – Тилли, милая, покажи этим мальчикам и девочке, где можно освежить руки!

В следующие полчаса голова у Маред окончательно пошла кругом. Под маской чаепития прятался допрос, который сделал бы честь даже лэрду Гилмуру, знаменитому сыщику и герою ее любимых романов. Впрочем, услышав от Маред, что она сирота и вдова, грозная тье Эстер вздохнула жалостливо и перестала донимать ее вопросами, переключившись на мужчин. Макмиллан про себя рассказывать не пожелал, и Финлисону пришлось отдуваться за всех.

Но чай был вкусен, а конфеты с ликером и вовсе замечательны. Гудящий ветродуй помог забыть о духоте за окном, и Маред, неторопливо наслаждаясь душистым напитком, с удовольствием разглядывала обстановку комнаты, тье Эстер и любительницу печенья Тилли, раздраженно стучащую по клавишам вычислителя. Тилли, как быстро поняла Маред, была обычной секретаршей. И по правде говоря, похититель печенья оказал ей услугу: девушке не мешало бы сбросить несколько десятков фунтов лишнего веса. Не то чтобы она была дурнушкой, нет, личико у Тилли было очень милое: ямочки на щеках, черные глаза под длинными ресницами, влажные розовые губки… Но вот в талии и бедрах Тилли была тяжеловата…

Что ж, все не так уж плохо? Маред искренне понравилась ее новая начальница тье Эстер, Финлисон и Макмиллан уже не казались такими раздражающими, да и вообще… Может, жизнь, наконец-то, решила повернуться к ней приятной стороной?

Встретиться именно в «Азимуте» предложила Анриетта и, конечно, ради Алекса. Сама она, несмотря на частые обеды здесь, к рыбной кухне относилась с полным равнодушием, поэтому заказала утиное магре в малиновом соусе и десерт. Алекс, напротив, слабо представлял, как можно взять в рот сладкую утку, но Анри, похоже, блюдо нравилось. Сам он выбрал карпаччо из семги с лобстером, а франкский гость, тщательно изучив меню, остановился на печеном филе сибаса и рукколе с креветками.

Ел тьен арМоаль с аппетитом здорового человека, знающего толк в хорошей кухне и вине, но пил мало, как и Алекс. Это было понятно, потому что встретились они не ради кухни и винного погреба «Азимута», как бы ни были те хороши.

Просто за обедом, перебрасываясь вежливыми репликами, проще присмотреться к собеседнику, почувствовать его. Этим Алекс и занимался, улыбаясь и поддерживая беседу, пока обсуждали погоду, светскую жизнь в Лундене и Лютеции и достоинства единогласно выбранного белого бордо.

Франк был хорош собой, свободно мягок в манерах и опасен. Немного старше Алекса и явный южанин по происхождению: высокий, жилистый, чернявый, с заметной горбинкой носа. Разве что светло-голубые глаза слегка выбивались из привычного облика уроженца юга Франкии. Высокие резкие скулы, красивая посадка головы… А главное, шла от него волна уверенности и внутренней силы. АрМоаль… Судя по приставке к фамилии – на четверть эльф. Признанный Высоким Домом своего эльфийского предка, а это уже немалая редкость для того, чья кровь изрядно разбавлена. Детей-полукровок эльфы охотно забирали себе, но четверть – маловато, чтобы стать своим в холмах Дивного народа и получить право на двойное имя. АрМоаль получил. Значит, был опасен вдвойне.

Алекс снова глянул на правую руку франка с массивным перстнем, но герб на аквамарине так и не разглядел. А одежду тьен АрМоаль носил обыкновенную, хотя и прекрасно пошитую. Никаких узоров, способных выдать принадлежность к Дому. Ладно, это пока не самое главное, узнать происхождение франка можно и позже. Но АрМоаль… Имя казалось почему-то знакомым, хотя сидящего перед ним Алекс безусловно никогда не видел…

Анриетта тоже улыбалась гостю восхитительно легко и обаятельно, словно не ей этой ночью взорвали заведение. Безупречно свежая, с тщательно уложенной высокой прической и в любимом струящемся изумрудном шелке, она излучала такую жизнерадостность и спокойствие, что Алекс невольно залюбовался. Будто и не было полуторачасового разговора с полицией в самых разных тонах, но больше повышенных. Тьеда Ресколь с удовольствием ела утку и живо интересовалась мнением АрМоаля об архитектуре Лундена. Франк, оказывается, был камерографом, причем довольно известным, и в столице намеревался устроить выставку камерографий.

Перед встречей Алекс почти три часа просидел с фонилем в руке, выясняя все, что можно, о человеке, до звонков которого официантам режут горло, а после звонков – взрывают клуб. Если это совпадение, то он, лэрд Монтроз, именуемый также Корсаром и лэрдом Сутягой, не королевский стряпчий, а мальчик на побегушках в провинциальной нотариальной конторе. Узнать, против ожидания, удалось не так уж много, и это само по себе было вызовом.

В Лютеции АрМоаль владел клубом с хорошей репутацией. Действительно хорошей, не чета «Бархату». Клуб «Аврора» – респектабельное место для среднего класса, подражающего аристократам в лучших традициях. Никаких публичных представлений, все очень чинно: ресторация, библиотека, салон для бесед и съемные кабинеты для деловых встреч. Не женат, в разгульной жизни не замечен. Личное увлечение – камерография.

Это было уже интереснее, потому что пара человек, хорошо знающих Венсана АрМоаля, назвали почтенного ресторатора мастером съемки обнаженного тела. Не сговариваясь, они восхищенно утверждали, что с камерой и живой натурой АрМоаль творит подлинные чудеса. Да и вообще в ночном мире Лютеции о нем отзывались неплохо, ничего недопустимого по вольным меркам столицы Франкии за АрМоалем не замечалось. Вот разве что постоянной любовницы нет, но это тоже случается. А вот планами переехать в Лунден и купить здесь еще один клуб, франк ни с кем не делился.

– Вы сделали уже много камерографий Лундена, тье АрМоаль?

Анри поднесла к губам бокал, глянув поверх радужного стекла с непритворной заинтересованностью, которую никто не назвал бы кокетством.

– Да, немало, – спокойно подтвердил франк. – Но снимать Лунден так же сложно, как и Лютецию. Известные виды этих городов слишком узнаваемы, это банально. А неизвестные вряд ли заинтересуют широкую публику. Притом, я предпочитаю работать с людьми, а не с архитектурой.

– Ищете натуру? – доброжелательно поинтересовался Алекс.

– Не ищу, но и не отказываюсь, – ответил усмешкой АрМоаль. – Действительно достойную натуру найти трудно. Хотя если бы тье Ресколь согласилась, я бы с огромным наслаждением ее… снял.

Пауза была такой неуловимо краткой, что Алекс даже засомневался – а не показалось ли ему? Но Анри блеснула глазами из-под пушистых завитых ресниц, и он понял – нет, не показалось.

– Это предложение? – лениво подняла одну бровь Анриетта. – Я полагала, вас, главным образом, интересует мой клуб?

– Клуб – это бизнес, а не любимое дело, – равнодушно пожал плечами франк, сделав еще глоток вина. – Насколько я понял, вы не собираетесь его продавать.

– Вы совершенно правы, – блеснула улыбкой Анри. – «Бархат» – мое любимое дело.

– Да, понимаю. У вас замечательное заведение, тье Ресколь. Хотя, кажется, сейчас с ним какие-то неприятности?

Алекс, представленный в начале разговора поверенным клуба, совершенно равнодушно поднес к губам бокал, запивая последний кусочек карпаччо.

– Неприятности? – очень искренне удивилась Анри. – О, ничего такого! Если вы о сегодняшнем происшествии, уже попавшем в газеты, то это просто неисправность отопительной системы. Я собираюсь подать иск производителю. Увы, такое случается…

– Случается, – абсолютно безразлично согласился франк. – Надеюсь, убытки незначительны? Ремонт – удовольствие дорогое. А главное, посетители не любят заведения с подобными сложностями.

– Полагаете, сложности еще будут? – мягко уронил Алекс.

АрМоаль с интересом взглянул на него, помолчал и сказал без улыбки, словно она слиняла с его лица:

– Откуда же мне знать? Могу лишь пожелать клубу тье Ресколь процветания.

– Очень любезно с вашей стороны, – отозвалась Анри, добавляя в голос тщательно отмеренную дозу очарования. – Хотя процветания следует желать не мне, а владельцам клуба.

Нужная реплика прозвучала, но если АрМоаль и знал что-то, то повел себя совершенно правильно и естественно, проявив только легкое удивление.

– Владельцам? Я полагал…

– Тье Ресколь только представляет для широкой публики истинных владельцев клуба, – негромко сказал Алекс, безмятежно встречая взгляд пронизывающих холодно-голубых глаз и мучительно вспоминая, где видел совершенно такой же их разрез. – Так сказать, собирательный образ.

– Собирательный и сценический? – уточнил после некоторой паузы АрМоаль. – О да… Понимаю. Очень удачно задумано, примите мои поздравления.

Анри изящно склонила голову, позволив себе лишь мгновенную смешинку во взгляде. Алекс отсалютовал бокалом. АрМоаль, слегка откинувшись на спинку стула, задумчиво посмотрел на него.

– А вы, господин поверенный, представляете интересы…

– Клуба, – безразлично подсказал Алекс. – Именно и исключительно клуба.

– Ах, вот как? То есть лэрд Монтроз – это не то же, что Корсар?

Тон АрМоаля был почти оскорбительно вежливым, Алекс в ответ усмехнулся:

– Как вы только что говорили, бизнес – это бизнес, а любимое увлечение – совсем другое. У вас ведь тоже для души… камерография?

И если что-то из личной жизни респектабельного юриста всплывет для публики, то что помешает всплыть и не слишком приличным увлечениям не менее респектабельного ресторатора? Слова не прозвучали, но нужды в этом и не было. Анри невозмутимо перешла от утки к взбитым сливкам с меренгами. АрМоаль отсалютовал бокалом, как незадолго до этого сам Алекс. Да, определенно – туше.

– Скажите, лэрд Монтроз, – поинтересовался, чуть помолчав, франк. – А если с предложением о продаже я обращусь напрямую к владельцам клуба?

– То есть еще раз? – мягко уточнил Алекс. – Потому что тьеда Ресколь, разумеется, уже поставила их в известность через меня?

– Да, еще раз, – подтвердил АрМоаль. – Вы могли бы устроить нам встречу? Конфиденциальную, разумеется. Или хотя бы передать мою просьбу о таковой.

На стол лег темно-зеленый прямоугольник визитки с золотыми буквами и растительным орнаментом. Терн! Дом Терновника, один из девяти великих Домов высших фейри.

Алекс убрал визитку в бумажник, положив перед АрМоалем свою взамен. Терновник, значит. Плохо… Такой противник – это очень серьезно, если эльфийские родичи захотят поддержать человека, конечно. Логика и традиции фейри подчас плохо постижимы.

– Я передам, разумеется. Но не думаю, что ответ будет иным, чем до сих пор. Владельцев клуба вполне устраивает им владеть.

– В самом деле? – франк усмехнулся. – Весьма странно в свете последних событий. Прошу прощения у тье Ресколь, но посещать клуб, где то кого-то убивают, то что-то взрывается… В Лундене любят острые ощущения.

– Мы надеемся, что это была временная полоса, – ласково сообщил Алекс. – Иначе, конечно, придется задуматься над причинами.

– Задумываться – это всегда полезно, – согласился АрМоаль, взмахом руки подзывая официанта. – Счет, пожалуйста.

– Господин АрМоаль! – Анри лишь на пол тона повысила голос, но франк вздрогнул, как от укола, и внимательно посмотрел на нее. – Вы были нашим гостем…

– Тогда прошу прощения, – склонил голову франк. – Надеюсь, при любом исходе переговоров я смогу остаться в «Бархате» постоянным посетителем?

– Всегда рада видеть вас, – улыбнулась Анри.

Встав из-за стола, АрМоаль поцеловал ей руку, затем, выпрямившись, посмотрел в глаза Алексу без тени угрозы и лишь немного дольше, чем позволяют приличия. Алекс ответил таким же мягким спокойным взглядом, а затем проводил глазами уходящего франка. АрМоаль понял, что Анри – наполовину сирена? Похоже, что да. Вот и еще одна сложность. Формально сирены – такие же члены общества, как и другие эльфы, но фактически отношение к ним сложное, мягко говоря. Мало кому хочется стать жертвой непреодолимого обаяния, и бесполезно объяснять, что Анри никогда не пользуется этим в личных целях. Просто не может…

– Мне показалось, или это сейчас лязгнули шпаги? – нервно улыбнулась Анри, сбрасывая маску невозмутимого очарования.

– Они самые, – рассеянно подтвердил Алекс. – Что ж, он понял, что ты ничего не решаешь, теперь начнет раскапывать личность истинного владельца, как терьер – лисью нору.

– Ты всерьез думаешь, что со мной могло что-то…

Анри прикусила губу, пренебрегая этикетом, разлила по бокалам остатки бордо. Взяла свой, покрутила в пальцах, глядя на бледное золото вина.

– Я не хочу даже тени риска, – негромко сказал Алекс. – Пусть думает, что ты всего лишь служащая, а за ответами на вопросы приходит ко мне. Кстати, Анри, ты не думала об отдыхе? Где-нибудь подальше, за границей…

– С ума сошел? – с тихой злостью отозвалась Анриетта, поднимая на Алекса взгляд. – Сейчас? Это и мой клуб тоже!

– Ну, прости, – примирительно попросил Алекс. – Тогда будь осторожнее. Никуда не выходи без охраны, я пришлю тебе еще несколько человек. И отправь хотя бы мать из Лундена.

– Уже отправила, – буркнула Анри. – Как только этого парня прирезали, купила ей курс лечения на водах. В Италии. Сейчас там не очень жарко, а то ей же нельзя…

И знать, что ее дочь управляет клубом, где то убийство, то взрыв – ей тем более не стоит, – подумал Алекс, но вслух, разумеется, не сказал. Зачем? Все и так вполне прозрачно. Да, он бы предпочел отправить Анриетту подальше от опасности, но она имеет право выбирать. Анри права, это и ее клуб. Пожалуй, он гораздо больше принадлежит ей, чем Алексу, потому что если Алекс вложил деньги, то Анри тратит на клуб себя всю. Ничего, вдвоем они справятся. Сейчас главное выяснить: сам по себе АрМоаль заинтерсовался «Бархатом» или за ним стоит его Дом? Вряд ли обычный камерограф и ресторатор нанял бы убийцу и мастера по взрывам. Здесь надо копать глубже… Похоже, пора снова звонить Симурану. Кому, как не Псу Аннуина разбираться в тонкостях эльфийского ведения дел?

Примечание: туше – термин, обозначающий удачный удар в фехтовании, достигший цели.