Чернильная мышь

Глава 6. Предложение, от которого отказаться нельзя

Как и следовало ожидать, кофе закончился ночью, когда все бакалейные лавки Западного района уже надежно спрятались за тяжелыми ставнями и коваными решетками. Глядя в почти пустую жестянку, Маред с грустью подумала, что на бульварах в центре города кофейни не закрываются до рассвета. Но теперь уж ничего не поделаешь: отправляться туда в такое время – безумие. Темный Час длится с трех ночи до пяти утра, и в это время любой человек – законная добыча ночных охотников: оборотней, фейри, вампиров. Любой, не укрывшийся вовремя под крышей. Вламываться в дома или выманивать людей наружу Ночному народу запрещено Пактом о Темном Часе, так что даже хрупкие стеклянные домики дорогих кофеен – отличная защита для искателей острых ощущений от ночных прогулок. Но ей-то что до этого? Сама виновата, что забыла купить!

Маред налила в турку воды, высыпала последние крупинки кофе и щелкнула кнопкой плиты. Вспомнила, что надо бы поесть. Мало ли, что не хочется. Сделала пару бутербродов, забрала вместе с готовым кофе в жилую часть комнаты и поставила тарелку на стуле у кровати. Продавленная металлическая сетка привычно скрипнула под весом тела. На мгновение показалось, что она забыла выключить плиту, Маред даже дернулась проверить, но тут же вспомнила, как нажимала кнопку второй раз. Нервы шалят. Глупо, она же не утонченная леди из дамских романов, чтобы позволять себе такое.

Бутерброды, даже смоченные кофе, застревали в горле, но желудок давно сводило от голода, и Маред заставила себя съесть черствый хлеб с ломтиками подозрительно потемневшей колбасы. На вкус колбаса оказалась лучше, чем на вид, а может, Маред просто была слишком голодна. Телу-то на душевные переживания плевать. Да и какие там переживания? Как будто первый раз на нее смотрят, как на дичь для мужской охоты. Правда, шлюхой поработать раньше не предлагали.

Желудок скрутило жестоким спазмом. Едва успев добежать до уборной, Маред скорчилась над сиденьем отхожего места, выворачиваясь наизнанку. Потом долго, тщательно чистила зубы, полоскала рот… Наконец устало дбрела до кровати, укрылась пледом и подумала, что сейчас что угодно отдала бы за чашку кофе. Баргест с ними, с бутербродами, а вот кофе хочется смертельно, да и просто горячего бы… И как же мерзко!

Вроде бы она уже очнулась от прострации, навалившейся после возвращения домой, да и истеричностью никогда не страдала. Сделала уборку в комнате, вымыла с уксусом продуктовый шкаф, сложила белье для прачечной… Мелкие дела отвлекали, и она сама понимала, что прячется за них, чтоб не думать. Пряталась, пряталась… И вот только сейчас осознание накрыло, руша преграды лицемерного разума.

Ну, мерзость, да… И что теперь, жизнь кончена? Глупости какие! Никакой контракт она, разумеется, заключать не будет, а вот подумать, как жить дальше – необходимо. Кое в чем лэрд Монтроз, наглый мерзавец, был все-таки прав. Если пойти к декану и попросить разрешения на ежемесячную оплату, неужели тот откажет? Ведь сколько раз ставил прилежание Маред в пример. Тут же некстати вспомнилось, как Монтроз небрежно говорил о декане, будто о старом знакомом, и Маред передернуло: не дай Бригит, чтобы Корсар использовал это знакомство…

Итак, нанести визит к декану. Как жаль теперь утраченных льгот на обучение! Когда она писала отказ от королевской помощи в связи с замужеством, жизнь казалась прекрасной, а будущее – обеспеченным. Она так верила будущему мужу! Да у нее бы язык не повернулся заговорить о брачном контракте… Ладно, хватит об этом. У нее целое лето впереди! Что-нибудь получится!

Под стареньким шерстяным пледом было тепло и уютно. И думалось четко и ясно, без лишней слезливости и тревоги. Правда, непрошеные мысли так и лезли в голову, но Маред решила, что вот сейчас обдумает их – и все. Ясно же, что это мысли, про которые никто не узнает.

Да, предложение Монтроза выглядело, как подарок от феи-крестной. Целый год отдыха от ежедневной работы, отнимающей каждую свободную минуту. И практика в «Корсаре»! Ведь прав сиятельный мерзавец, снова прав. Ей всегда удавалось гнать прочь тревожные раздумья, что мало кто из почтенных правоведов захочет взять на работу женщину, да еще и без опыта. Но мысли эти никуда не девались, возвращаясь снова и снова, так что Монтроз безошибочно ударил по больному месту. А после практики в таком респектабельном месте можно устраиваться куда угодно – репутация у фирмы высочайшая.

Сама она даже мечтать о подобном не осмелилась бы, но слухи о стажировке у лэрда Монтроза как-то слышала. Счастливчикам, получившим приглашение на практику, бешено завидовали! Ах, если б она так позорно не сглупила с кражей даблиона! Если бы не встретилась с Монтрозом первый раз – так! Хотя… Что бы изменилось?

Маред, наконец согревшись от мелкого озноба, перевернулась на спину, вытянулась под пледом и продолжила размышлять.

Допустим, тогда ей могли бы предложить стажировку законно. Был такой шанс? Может, и был. Если Монтроз говорит правду, что ему безразличен пол его сотрудников. Ему наверняка указали бы на Маред в числе лучших студентов! А теперь даже думать об этом бесполезно – шанс упущен. Правда, Монтроз положил на нее глаз, едва увидев, так что неизвестно, чем бы обернулась эта стажировка. Ну, что теперь об этом думать? Назад ничего не вернешь. Теперь лэрд Корсар видит в ней только шлюху, которую можно купить за деньги. Или все же нет? Ведь он предложил стажировку! Ей, Маред, женщине! И хвалил ум и трудолюбие. Неужели все это лишь приманка в мышеловке?

Вспоминать было неприятно, но Маред, находя в этом странное болезненное удовольствие, все же извлекла из памяти голос, интонации, взгляд. И подумала, что Корсар наверняка играл с ней. Как опытный кот, играючи, загоняет глупого мышонка. Был то мягок и вежлив, то подчеркнуто равнодушен, прямо до презрительности. Как будто разговаривал с двумя разными женщинами. И одна, с которой Монтроз говорил о работе, ему нравилась. Зато со второй – о постельном договоре – ему говорить было едва ли не противно. Ох, да что толку травить себе душу! Не будет у нее этой работы! Не будет!

Откинув плед, Маред вскочила и подбежала к окну, распахнув его и жадно глотнув холодного воздуха. Щеки горели, как тогда… в проклятых апартаментах… Что там говорил Корсар? Что Маред понравилось? Мерзавец, мерзавец, мерзавец! Потому что… это было стыдно, гадко, противно, но в какой-то самый ужасный момент показалось, что и вправду нет ничего страшного. Она свободная женщина, которой некому хранить верность, а добродетель… В наш-то век упадка морали? Только все равно это было насилие! Ну, почти… Принуждение – так уж точно.

Опираясь локтями о подоконник, она жадно дышала ночным воздухом, под холодом скрывающим привычную дневную вонь. Смотрела в темноту за окном и снова лихорадочно дрожала, не закрывая, однако, фрамугу. Ну почему эти мысли просто не закончатся? Она ведь ни за то не согласится, это понятно. Так почему просто не перестать об этом думать? Ей двадцать, вся жизнь впереди. Это замуж надо выйти до «двух девяток», как говорится, а делать карьеру – самое время позже. И она все равно ее сделает. Позже, конечно, чем выпускники-мужчины, но сделает. Это вопрос времени, ума и трудолюбия…

«А еще денег и связей. И штанов вместо юбки – безжалостно напомнил внутренний голос, почему-то предательски говорящий со знакомыми лениво-наглыми интонациями. – Честолюбивые юристы со всем выше перечисленным выходят из стен университета каждый год, и все приличные места давно поделены на двадцать лет вперед. Нотариальная контора – еще далеко не худший вариант. А вы, милочка Уинни, можете до старости ждать, пока судьба подкинет еще шанс, почище».

Ночь пахла не липой, как на бульварах, а дымом, мокрыми кожами и слегка – помойкой. Сиял огнями центр города, а еще вдалеке еще одна россыпь рукотворных звезд затмевала звезды настоящие на другой окраине, восточной. Там высились башни астероновых фабрик – основа промышленности Империи.

Но Маред с ее второго этажа лучше всего был виден кусок внутреннего дворика с мусорной кучей, вывалившейся из переполненного бака. И вдруг стало до слез ясно, что никогда-никогда ей не выбраться из этой жуткой квартирки с вездесущими тараканами и мусорной вонью в окно.

А еще жалко до слез стажировки в «Корсаре». Стоит лишь подумать, что кто-то получит такой шанс – ее шанс!

Но и это не самое отвратительное. А самое – в том, что Монтроз был прав. Она воровка и шлюха, потому что согласна была на все, лишь бы отпустили.

Маред едва не застонала от омерзения и ненависти, вспоминая, как горячие жесткие пальцы гладили ее тело, умело и бесстыдно прикасались там, где никто, никогда… И как ей это чуть было не показалось приятным… Все! Хватит!

Дрожь стала еще сильнее. С силой захлопнув окно, Маред кинулась к висящей на вешалке сумочке, достала фониль. Открыла список контактов, от волнения не попадая пальцами по значкам. Хватит уже издеваться над собой! Монтроз А., юр. дом «Корсар»… «Удалить». И подтвердить! Все!

С души свалилась могильная плита – не меньше. Маред почти услышала грохот, с которым она рухнула. Интересно, соседи не проснулись?

Глупо улыбаясь, Маред села на диван, закуталась в плед, обняв руками колени. Никакого контракта! Вот вам, светлейший лэрд королевский стряпчий! Ищите себе другую шлюху. Подавитесь своей практикой… Улыбка свела скулы, превращаясь в в гримасу. «Будет больно и противно… Жизнь, о которой ты мечтала… Какой ты была жаркой и мокрой…»

Голос Корсара не отпускал, вцепившись в сознание. Маред сжалась в комок, еще сильнее обхватив колени.

– Ненавижу. Ненавижу вас! Какое вы имеете право так поступать с людьми? Не знаю, как, но я вам это еще припомню!

Звук собственного голоса в тишине квартиры казался тусклым и чужим. Слова не помогали. Она сама согласилась, сама! А этот мерзавец еще и пожалел ее! Скот! Чаем отпаивал, обнимал, предлагал остаться… А потом предложил продаться! Тварь… Назло ему сделаю карьеру и найду способ его уничтожить. Хоть как-нибудь! И все на этом, теперь уже точно. Спать надо. А завтра – опять работать и написать прошение декану.

Тело ныло, словно она опять училась верховой езде. Неужели от переживаний можно так устать? Еле двигаясь, Маред заставила себя встать, добралась до раковины и вымыла чашку, чтоб не оставлять ее в поживу тараканам. Умылась, легла… Сон словно рухнул на нее сверху: тяжелый, густой, липкий, как чай, которым потчевал Монтроз. Но это уже был последний отблеск, и потом Маред провалилась в дремоту, не думая уже ни о чем.

А через три дня ей позвонили из канцелярии факультета.

Маред звонка, конечно, не ждала, ведь прошение о льготах было подано всего день назад, а дела такого рода разбирались коллегией Университета неспешно до умопомрачения. И все же приятный мужской голос учтиво попросил зайти к декану, так что в Университет Маред летела, как на крыльях. И жестоко обманулась в ожиданиях. Величественная тье Армитин, личный секретарь декана, недоуменно вскинула изящно выщипанную и подведенную бровь, качнула высокой башенкой прически и с подчеркнутым вниманием просмотрела список аудиенций. После чего с холодной вежливостью сообщила, что тье Уинни определенно не назначено. И кто мог ей позвонить – неизвестно. Возможно, глупая шутка?

Маред старательно улыбнулась, приседая в реверансе, поблагодарила и вышла за дверь – что еще оставалось делать? А покинув серомраморную громаду Университета и пройдя уже пару улиц, вдруг услышала за спиной:

– Тьена Уинни?

Голос был вежливый, с прекрасным столичным выговором, и Маред медленно обернулась, нарушая правила этикета в пользу любопытства. На мгновение кольнула тревога – вспомнился Оршез – но что с ней могло случиться посреди респектабельного района на оживленной улице? Вон, и полисмен на углу бдительно взирает…

У кромки тротуара стоял невысокий полноватый мужчина в отлично пошитом, но каком-то блеклом камзоле. Рядом раскинула летний тент небольшая кофейня, и солнечные лучи, проходя через полосатую оранжево-зеленую ткань, словно по контрасту окрашивали лицо незнакомца в клоунские цвета.

– Тьена Уинни! Прошу прощения, что представляюсь вам подобным образом. Тьен Герберт Чисхолм к вашим услугам. Не уделите ли мне время для разговора?

– Да, конечно… – растерянно отозвалась Маред. – Рада знакомству, тьен Чисхолм. Но…

– О, вот эта кофейня замечательно подойдет! – с явным облегчением отозвался тьен Чисхолм, с легким поклоном предлагая Маред присесть за легкий деревянный столик. – Уверяю, если бы не важность разговора, я бы вас не побеспокоил.

Маред расправила платье и послушно опустилась на такой же деревянный стул, выкрашенный белым. Кофейня была совершенно пуста, но на повелительный оклик тьена Чисхолма из кухни выглянул официант.

– Тьеда Уинни, прошу разрешения угостить вас чем-нибудь.

– Не извольте беспокоиться, тьен, – с решительной вежливостью отказалась Маред и повернулась к официанту: – Мне чашку кофе, будьте любезны. Черный, без сахара.

– Кофе в такую жару? – удивился Чисхолм, смахивая салфеткой капли пота с влажного лба. – Ах, здоровье молодости! Мне стакан яблочного сидра. И еще раз прошу прощения за настойчивость. Вы, наверное, уже теряетесь в догадках? Видите ли, я, некоторым образом, ваш коллега. Служу юрисконсультом в одной очень уважаемой компании…

Он парой глотков осушил чуть ли не половину высокого стакана сидра, перевел дух, поставил стакан на столик и неожиданно пронзительно глянул на Маред.

– Прежде всего, позвольте вас уверить, что миссия, возложенная на меня, никоим образом не доставляет мне удовольствия.

Помолчал, отведя взгляд и смотря мимо настороженно застывшей Маред, и продолжил спокойно:

– Так уж сложилось, нас с вами, дорогая тьена Уинни, очень нужно обсудить то, что произошло на дне рождения лэрда Монтроза.

Маред, уже приготовившаяся к какой-то гадости, все-таки не удержалась от короткого судорожного вздоха.

– Да-да, – кивнул с виновато-грустной миной тьен Чисхолм, – я все знаю о том отвратительном преступлении, жертвой которого вы стали. Поверьте, дорогая тье, мне жаль. Очень!

– Мне тоже, – уронила Маред, когда молчание стало совсем уж долгим, лихорадочно пытаясь сообразить, что же известно тьену Чисхолму. Явно ведь не все, раз он подразумевает… А что он подразумевает-то? – Но я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

– Ну что вы, тье!

Пухлая рука тьена Чисхолма дернулась, словно он хотел положить ее на руку Маред, но тут же отдернулась, разумеется. Зато в голосе прорезалось искреннее сочувствие:

– Я действительно все знаю. Вы поступили… неосторожно. Молодость, отчаяние, положение беззащитной вдовы! Вам не к кому было обратиться за помощью… Но это, с позволения сказать, наказание… Отвратительно! Совершенно отвратительно – и так похоже на Александра Монтроза. Вы далеко не первая, для кого встреча с этим человеком кончается… ужасным образом.

«Еще один благотворитель? После Оршеза и Мотроза мне только этого не хватало, – подумала Маред, едва сдерживаясь от истерического хихиканья. – И все прямо жаждут мне посочувствовать и помочь…»

– Не знаю, что вам… известно, – сказала она вслух, – но не думаю, что вас это касается.

– Ошибаетесь, моя дорогая тье, – с укоризной посмотрел Чисхолм. – Эо касается и меня, и вас, и еще многих людей. Разве вы не считаете, что Монтроз должен быть наказан?

– Понимаю, – вздохнула Маред, действительно понимая все и про неожиданный звонок, и про мотивы тьена Чисхолма. – Послушайте, тьен…

Кофе, к которому она еще не успела притронуться, пах далеко не так как в «Азимуте», но тоже неплохо. Однако во рту прочно поселился кислый привкус, окрашивающий все, и даже кофе его, пожалуй, не смыл бы.

– Я не знаю, откуда вы все знаете и на кого работаете, – продолжила Маред, стараясь говорить уверенно, – но ваша вражда с лэрдом Монтрозом – ваше дело. Я не пойду в полицию.

– Просто спустите ему это с рук? – совершенно иным, деловым тоном поинтересовался Чисхолм, откидываясь на спинку стула.

– А это – мое дело.

Маред все-таки не удержалась от глотка кофе – промочить пересохшее горло.

– Наше, – вкрадчиво поправил ее Чисхолм. – И я далек от мысли советовать вам идти в полицию. В данных условиях это неразумно. Вы и вами это понимаете, верно? Такой опытный юрист, как Монтроз, от ваших обвинений камня на камне не оставит, а вас выставит в таком свете, что… Нет, полиция – это не выход. Но мы… мы можем вам помочь.

– Кто – вы?

– А вот это совершенно неважно, – улыбнулся Чисхолм и допил оставшийся сидр. – Важно лишь то, что мы не намерены портить вашему мучителю репутацию по мелочам. Мы собираемся ее уничтожить. И вы, дорогая тье, в силах этому посодействовать.

– Без полиции?

– Без полиции, ручаюсь!

Он сидел на стуле, обмякнув и даже расплывшись, от подмышек по светлому тонкому летнему камзолу расползались пятна пота, а Маред почему-то стало холодно – она даже передернулась.

– Боюсь, я не могу себе позволить вмешиваться… в такое.

– О, без полиции – еще не означает, что преступным путем, – понимающе откликнулся Чисхолм. – Не беспокойтесь, тье, никто не собирается скомпрометировать вас еще сильнее. Ваша помощь будет бесценна, а своих сотрудников мы бережем и вознаграждаем.

– Уже сотрудников? Разве я давала вам повод думать, что согласна?

Маред поднялась, вытащила из сумочки кошелек, поискав взглядом официанта.

– Уже уходите? Советую задержаться.

А вот это было сказано так, что Маред изумленно взглянула на сидящего. Чисхолм ответил ей холодным жестким взглядом, окончательно сбросив маску то ли доброго дядюшки, то ли старшего коллеги. Затем вытащил из-под стола руку с пачкой бумаг, нет – камерографий!

Новенькие снимки, напечатанные на лучшей глянцевой бумаге, веером разлетелись по столу. Маред взглянула. В висках заныло пронзительно и мерзко, как тысяча комаров, дыхание на миг перехватило… На верхней камерографии она стояла в одной рубашке и панталонах в спальне Монтроза. На второй – уже на коленях рядом с его кроватью. Рубашка бесстыдно задрана, ноги и зад вызывающе белеют на темной ткани покрывала. Алые рубцы на снимке кажутся черно-вишневыми…

Выглядело это… Но не хуже, чем на других снимках, где Корсар уже приковал ее к изголовью постели. Сам он, кстати, на камерографиях тоже присутствовал, но как-то так, что лица не было видно или оно оказывалось в тени. Зато Маред была снята с совершенной тщательностью. На коленях с руками, заложенными за голову. Распятая на кровати. Укутанная в одеяло, но с голыми лодыжками и таким лицом, что без пояснений все понятно.

– Никаких подделок, сами видите, – любезно пояснил Чисхолм. – Даже экспертиза Паучьей службы признает подлинник, не говоря уж о полиции.

Маред резко выдохнула, поняв, что все это время не могла перевести дыхание. Вдохнула снова странно тяжелый густой воздух.

– Вы же знаете, что ничего не было… – собственный голос опять был жалким и чужим.

– Конечно, знаем, – согласился Чисхолм, подливая в стакан сидр из оставленного кувшина. – Но какое это имеет значение? Хотите уйти, дорогая тье Маред? Вы совершенно свободны, идите. Через пару часов эти камерографии лягут на стол вашему декану. И сами понимаете…

– Хватит, – все теми же чужими губами проговорила Маред, стараясь не смотреть на глянцевый веер снимков. – Чего вы хотите?

– Для начала успокойтесь. Вы попали в отвратительную историю, что правда, то правда. Но начали ее сами, так что строить оскорбленную невинность смысла не имеет. Вы же умная женщина, тье Уинни. Помогите нам – и все обойдется. Или вам есть за что любить Монтроза? Он лишь по чистой случайности не надругался над вами, и то как посмотреть…

– Что. Вы. Хотите? – повторила Маред.

– Без околичностей? – усмехнулся Чисхолм. – Примите его предложение.

– Что?!

От неожиданности Маред едва не свалила рукавом кофе.

– Именно так, – размеренно подтвердил Чисхолм. – Вы должны принять его предложение, устроиться в «Корсар», стать своей в его доме. Своей во всех смыслах, к сожалению. Монтроз будет считать вас собственностью – пусть. Это ненадолго. Когда придет время, вы получите инструкции. Ничего особенно сложного. Вы их выполните и освободитесь от Корсара. Ему станет не до вас, уж поверьте.

– А вы не боитесь, что я все расскажу? – тускло поинтересовалась Маред, всерьез рассматривая такой вариант.

– Кому? Монтрозу?

Тьен Чисхолм рассмеялся густым звучным смехом, на диво искренним.

– Моя дорогая Маред… Если бы я считал вас дурой, то не пришел бы к вам с таким предложением. Допустим, расскажете. И что? Кроме декана эти снимки могут оказаться в почтовых ящиках ваших соучеников и соучениц. Или уж прямо в редакциях газет, из тех немногих, что могут напечатать подобную непристойность. Ваше прелестное тело они в нужных местах прикроют, а вот лицо – точно нет. И как лэрд Монтроз вас от этого защитит? Если предположить, конечно, что он захочет… Думаю, в таком деле его будет волновать собственная репутация, а не ваша.

– Вы…

Маред запнулась, уронив руки на стол, почти касаясь пальцами ярких блестящих прямоугольников. Чисхолм, хмыкнув, сгреб их, перевернул, оставив на столе, но лицом вниз.

– Не стесняйтесь, дорогая тье, договаривайте. Обругайте меня, что ли. Я не обижусь. Мне вас действительно жаль, поверьте…

Голос у него был обволакивающий, мягкий, исполненный сочувствия. Теперь, пожалуй, искреннего, а не напускного, как в начале разговора. Или нет? Словно обертки с йольского подарка с тьена Чисхолма слетали маски – одна за другой. Оставляя – что? Думать еще и об этом Маред было невмоготу, так что она просто подняла взгляд и посмотрела в непроницаемое лицо, исчерченное веселыми цветными отблесками.

– Почему… я?

– Вас он выбрал сам, – просто объяснил Чисхолм. – Лишнего не доверит, но и подозревать будет меньше, чем кого-то другого. Подобраться к Монтрозу на службе не так уж сложно, а вот дома… Домой он очень редко кого-то приводит. А чтобы пригласить жить… Вы видели его фаворитку? Нет? Ну, неважно… Эта девушка с ним уже несколько лет, но до сих пор на положении служанки, прибегающей по вызову. Или дрессированной собачки. Да вы и сами видели, как легко Монтроз унижает и использует людей. Вам ли его жалеть, Маред?

– Я не жалею… Просто…

– Вам нелегко, знаю. Смиритесь с тем, что выбора у вас нет. Мир власти и денег – жестокий мир, милая Маред. И вы, и я не более чем пешки в его играх.

Чисхолм снова налил сока, покрутил стакан в толстых пальцах.

– Никто не позволит вам отказаться, понимаете? Такую возможность, как свой человек рядом с Монтрозом, упустить нельзя. Утешайтесь тем, что зато вы сполна отплатите ему за обиду.

– Отплачу? Вы хоть понимаете, что он будет со мной делать? Я…

Маред с отвращением слышала свой жалобный голос, но все-таки продолжала:

– Я никому ничего не скажу. Найдите кого-нибудь еще, пожалуйста… У вас же есть деньги… Ради Брититы, он же извращенец!

Чисхолм смотрел на нее молча, и в выцветших голубоватых глазах под белесыми ресничками Маред почудилось сочувствие.

– Отпустите меня, прошу. Я не смогу. Даже если соглашусь – не выдержу! Да меня тошнит от одной мысли о лэрде Монтрозе, я не смогу притворяться!

– Вам и не нужно, – тихо сказал Чисхолм. – Думаете, Монтроз не понимает этого? Вы для него ценны именно тем, что не похожи на его обычных женщин.

И он все равно вас не отпустит. Это вопрос времени. Если откажетесь, он придумает что-то другое. Возможно, куда более жестокое, чем попытка вас купить. Моя дорогая Маред, лэрд Монтроз привык получать все, что хочет. За ним след поломанных судеб, принуждение, шантаж и насилие. И если бы не мы, то вы остались бы с ним один на один. Это ваш единственный шанс выпутаться из этой истории целой и невредимой. Кстати, он обещал взять вас на работу и позаботиться о будущем? Очень скоро у Монтроза не станет его знаменитого юридического дома. Точнее, он будет уже не его. И останетесь ли вы там работать, будет зависеть уже не от него.

– Вот как? – вымученно улыбнулась Маред. – Хорошо, я все поняла. Или вы делаете из меня шлюху в глазах всего Лундена, или я становлюсь ею по-настоящему, но тихо? И чем вы лучше Монтроза, тьен Чисхолм? Он будет развлекаться, а вы снимать сливки. Если он меня разоблачит, то сотрет в порошок, а вы снова ни при чем?!

– Тише, тише… Ох, до чего нервные девицы пошли… Вот, глотните-ка сидру…

Чисхолм чуть ли не силой всунул в дрожащие пальцы Маред стакан, отмахнулся от выглянувшего из кухни официанта.

– Кричать-то зачем? Да, все именно так. От первого до последнего слова. Я негодяй и подлец, разумеется. Только выбора у вас нет, моя дорогая. Слышите? Монтрозу вы интересны с чистой репутацией. Малейшее пятнышко – и он вас к своему драгоценному «Корсару» на пушечный выстрел не подпустит. А вот развлечется все равно с превеликим удовольствием. Только тогда уже не будет ни Университета, ни службы у королевского стряпчего, ни репутации. Ничего не будет, моя милая тьена Маред. Поэтому вы уж потерпите…

Маред подняла стакан к губам, но так и не смогла отпить: зубы стучали о край. Так же ловко вынув стакан из ее пальцев, Чисхолм заглянул ей в лицо.

– А будете умницей – не пожалеете. Он вам сколько времени на размышление дал? Тьена Уинни? Маред! Я к вам обращаюсь.

– Не… де… лю…

– Вот и славно. Позвоните ему, назначьте встречу. Ничего не изображайте, он и так поймет, что вам нехорошо и гадко. Пусть, это правильно. Поторгуйтесь только. Потребуйте гарантий безопасности, например. Вы ведь боитесь, это тоже правильно и понятно. Пусть обещает, что не станет вас огнем пугать и все такое…

– Перестаньте, – попросила Маред, съежившись на стуле, будто вокруг мела вьюга, а не дул теплый летний ветерок. – Хватит. Я поняла…

– А раз поняла – то и хорошо. Не бойтесь, Маред. Если все обернется совсем уж плохо, мы вам поможем. Без присмотра не останетесь.

Лучше бы он этого не говорил. Если присмотр и будет, то уж точно не ради безопасности Маред.

– И… что мне делать?

– Ничего. Пока – ничего. Живите, работайте в его конторе, извлекайте максимум пользы. Мы вас сами найдем и скажем, что нужно. И без глупостей, Маред, очень вас прошу. Главное, не вздумайте поверить Монтрозу. Вы для него игрушка на несколько недель. Побалуется и выкинет…

Голос человека напротив еще нудел что-то, но Маред, сжавшись внутри в комочек всем своим существом, только ждала, пока это закончится. И дождалась. Чисхолм, поняв, что толку от нее больше не добиться, вздохнул и встал.

– Ладно, вы и вправду умная девушка, сами разберетесь во всем.

– Номер, – бесцветно сказала Маред.

– Мой?

– Монтроза. Я его стерла…

– А, конечно!

Взяв салфетку, Чисхолм достал карандаш, быстро написал на ней номер, не заглядывая в фониль, подвинул к Маред. Сжав в руке мягкий листок бумаги, Маред тоже поднялась и, не глядя на человечка в мятом камзоле с пятнами пота, вышла из-под навеса. Мельком подумала, что надо бы расплатиться за кофе, но возвращаться оказалось невмоготу. Ничего, Чисхолм заплатит. Камерографии ему наверняка дороже обошлись…

Перед глазами стоял туско мерцающий золотом кружок даблиона, крутился в длинных пальцах. Потом пальцы стали короткими и толстыми, а монету сменил стакан сидра. Мерзавцы… Какие же все мерзавцы… Во что она угодила?

Добредя до сквера, Маред села на скамейку, сложила руки на коленях и уставилась на гладь пруда, идущую рябью под легким ветерком. Думать не хотелось. Хотелось перевести время назад, как на волшебных часах в сказке, и никогда не видеть Оршеза, королевского стряпчего Монтроза, Чисхолма… Только не выйдет. Нельзя повернуть время вспять. Никогда…

Фониль зазвонил во время совещания с главами отделов. Увидев на экранчике имя, предусмотрительно введенное в память, Алекс извинился и вышел в коридор, на ходу нажимая кнопку ответа с удивившей его самой торопливостью. Стоя у окна, слушал тихий бесцветный голос, уже примеряясь, что переместить в расписании, а что отменить вообще – и чувствовал себя странно. Вместо привычного горячего азарта и предвкушения удовольствия – сожаление… Не так надо было. Дольше, мягче, бережней. Но – время. Его в последние годы перестало хватать на многое, и вот сейчас точно некогда было возиться с красивыми ухаживаниями.

Предупредив секретаршу, Алекс сел за руль обожаемого темно-синего «Драккаруса», любимой игрушки и незаменимого средства успеть везде вовремя. Мельком подумал, что машина слишком приметная для встречи с женщиной, но Маред Уинни, к счастью, совершенно не известна в свете. Еще одно несомненное достоинство забавной девочки…

Тьена Уинни, как и было уговорено, ждала его на Адмиральском бульваре, у фонтана памяти Оуэна ап-Гилмора. Дождалась, пока Алекс мягко притормозит рядом с тротуаром, выйдет и откроет дверь, молча опустилась на сиденье, опустила руки на колени, обтянутые этой ее невыносимой суконной формой. Алекс только глянул на заострившиеся сероватые скулы, на круги под глазами – нехорошие, темные – и понял, что в «Азимут» они сегодня не поедут. Роскошная ресторация – совсем не то, что нужно сейчас измученной девчонке, уставшей от экономии и постоянных напоминаний о собственной бедности. К счастью, подходящее место он знал и сам любил там бывать время от времени.

Крошечная то ли ресторация, то ли кофейня пряталась в дальнем углу Друидского парка, заслоненная от случайных посетителей дубовой аллей и густыми кустами. Алекс всегда удивлялся, как хозяина угораздило выстроить кофейню в таком месте, куда могут заглянуть только знающие о ее существовании – совсем непохоже на поступок разумного содержателя заведения. Пока не обнаружил, что кофейня далеко не всегда стоит на месте: иногда можно было пройти аллею вдоль и так и не найти аккуратный поворот выложенной песчаником дорожки… Кто бы ни строил это место, защищая его эльфийскими чарами, дело он знал…

Сейчас кофейня была привычно пуста. Наглые жирные утки качались на глади маленького пруда рядом с единственной беседкой, толстый чернявый хозяин-енохианин полировал тряпкой и без того идеально чистую столешницу. Выслушав короткий заказ Алекса, он кивнул и тут же исчез среди кустов, окружающих беседку, будто растворившись в них.

Маред, так и не сказавшая ни слова с момента их встречи, добрела до беседки, тут же забилась в угол длинной скамьи, не глядя на севшего напротив Алекса, и уставилась на уток так, словно в жизни не видела ничего интереснее. Надо же, все-таки позвонила. На пятый день ииз отпущенной недели. Это было и хорошо – решила сама, не дожидаясь конца срока – и плохо. Алексу хотелось, чтоб девчонка устояла. Он уже почти придумал, что будет делать дальше. Обещание, данное себе, о котором тьена Уинни даже не знала, он бы выполнил. Стажировка в «Корсаре», учеба – это все понятно. Однако оставить тьену Уинни в покое он не обещал. И так едва с ума не сошел за полчаса в мобилере, мельком поглядывая на тонкий профиль, четко очерченный овал лица с пухлыми губами, линию груди… Сумасшествие какое-то! Ничего, девочка моя. Ты здесь, это главное. Теперь только бы не спугнуть.

Вынырнувший из кустов хозяин снял с подноса дымящиеся чашки с кофе и чаем, блюдца с печеньем, сахарницу. Маред едва заметно облизнула губы, не обводя взгляда от пруда.

– Благодарю, мне ничего не хочется.

– Верю. А чтобы вас жалели, тьена Уинни, вам хочется? – ровно поинтересовался Алекс и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Раз уж вы избрали мужскую профессию, позвольте говорить с вами не как мужчина с дамой, а как один юрист – с другим, пусть и юным. Вы совершеннолетняя, полностью отвечающая за себя тье. Если вы здесь, значит, таково было ваше решение. Ваши мотивы никого, кроме вас, не касаются, но если вам нравится чувствовать себя жертвой коварного негодяя, то это без моего участия, будьте добры.

– Я…

Вскинувшись, девчонка тут же осеклась, глянула с хмурой безнадежностью. Что ж, глаза уже немного ожили – и это достижение. Алекс кивнул.

– Вы здесь. Этого достаточно, чтобы я сделал определенный вывод. Полагаю, вы уже все решили, но есть вопросы, условия, просьбы – так? Это безусловно верно и логично, тье Уинни. И я не тот, кто станет осуждать вас за выбор, к которому сам подталкивал. Просто запомните на будущее, что в любой ситуации выглядеть нужно не жертвой, а деловым партнером: это выгоднее.

– Я запомню, – глухо пообещала Маред, уставившись теперь, для разнообразия, на стол. – Непременно. Благодарю за совет, лэрд Монтроз. И давайте поговорим о деле.

– Я вас слушаю, – отозвался Алекс.

Отломив кусочек печенья, он запустил его в пруд, прямо перед клюв ближайшей утки. Вытянул ноги, откинулся на спинку скамьи. Ждать пришлось с минуту, не меньше, потом Маред разомкнула губы, снова облизав их.

– Допустим… Допустим, я соглашусь. Но у меня действительно есть вопросы…

– Разумеется, – спокойно согласился Алекс, кидая еще пару кусочков в стайку собравшихся уток, почуявших поживу.

– Какие у меня гарантии, что вы выполните обещанное? И какие гарантии, что… к концу договора я буду жива, здорова и не скомпрометирована?

– А вам не кажется, тье, что безопасность следовало бы поставить на первое место? – с интересом спросил Алекс. – Это так, к слову…

– Если бы я думала о безопасности больше всего, меня бы здесь не было, – огрызнулась Маред, невольно косясь на лениво подбирающих подачку уток. – Так что же?

Она неплохо держалась, изо всех сил стараясь остаться спокойной при разговоре, о котором обычная порядочная женщина и помыслить не смогла бы – Алекс оценил это спокойствие. Только плечи были напряжены и на виске билась тонкая жилка, да губы, похоже, сохли. Алекс отмечал это краем сознания, той его частью, что привыкла учитывать состояние женщины при особых постельных или клубных играх. Так – хорошо, а так – слишком больно или напряженно… Девушка была еще не на грани, но уже измучена всерьез. Сейчас бы ее в горячую ванну, потом массаж, а потом… Алекс стер мгновенно вставшую перед лазами картину и слегка наклонился вперед:

– Тьена Уинни, что вы знаете о закрытых клубах для удовольствий?

– Что мне о них знать не положено! – отрезала Маред, едва заметно порозовев щеками.

– Вам и на кражу со взломом идти не стоило, – усмехнулся Алекс. – Неосведомленность в темной стороне жизни еще далеко не равна порядочности. Объясню вкратце: это место, где мужчины и женщины могут найти пару на ночь, а утром либо продолжить отношения, либо расстаться. И самое главное, там могут найти пару те, у кого особые вкусы. Например, быть грубым в постели. Или принимать чужую грубость. Заметьте, я не говорю о борделе, где у одного из участников нет выбора. Здесь все происходит исключительно по согласию. И тот или та, кто подставляется под хлыст, хочет этого не меньше, чем тот, кто хлыст берет. Это понятно?

Девушка молча кивнула, заливаясь краской до ушей. Кинув быстрый взгляд на Алекса, все-таки взяла чашку, осторожно пригубила кофе и зажала ее между ладонями, вглядываясь в темную поверхность, словно видела там что-то, кроме жидкости.

– Тогда поймите и другое: если бы я калечил своих фавориток, у меня бы их не было. В наших кругах слухи разлетаются быстрее, чем на бирже. В клубы же приходят за удовольствием.

– Это не наш случай, – тихо, но не без ехидности отозвалась девчонка.

– Не наш, – улыбнулся Алекс. – Но вам вполне может понравиться. И не торопитесь говорить, что этого быть не может. Может. Речь не о том. Я предлагаю вам стать не любовницей, а фавориткой по найму. То есть прислугой с определенными обязанностями. Не любовь, а работа. Это понятно?

Кивок был совсем легким, но он был. Медленно и ровно Алекс продолжал:

– Вместо удовольствия и заботы вы получаете деньги и престижную работу. А я имею право требовать того, что захочу, независимо от ваших желаний и представлений о морали. Это справедливо?

Девушка снова кивнула, упорно вглядываясь в кофе, словно мечтая нырнуть в чашку. Алекс вздохнул:

– Маред, посмотрите на меня.

– Что?

– Вы собираетесь жить со мной в одном доме, спать в одной постели и принимать мои ласки. А сами не можете на меня посмотреть? Просто взгляните мне в лицо, пожалуйста.

Не спугнуть, только не спугнуть… Неужели ничего не выйдет в этот раз?

Маред с явным усилием подняла голову и с вызовом посмотрела ему в глаза, плотно сжав губы. Алекс опять кивнул, стараясь смягчить взгляд.

– Хорошо. И выпейте все-таки кофе. Здесь его прекрасно готовят, судя по запаху. Так вот, тье Уинни, я обещаю вам максимальную безопасность, насколько это будет сочетаться с моим удовольствием.

– Мне не нравится эта формулировка, – с трудом разомкнула губы Маред.

– Прекрасно. Придумайте свою. Вы же собираетесь быть юристом?

Алекс усмехнулся про себя. Да-а-а-а-а… Поиграем, девочка. Ты же гордишься собой? Своими знаниями, упорством, трудолюбием? Гордишься и правильно делаешь. Только еще не знаешь, как легко тебя на это поймать.

Он отпил из чашки все еще горячий душистый чай, щурясь от удовольствия, и продолжил:

– Вы претендуете на место в «Корсаре», тье Уинни. Так покажите, чего стоите. Испытательный период – неделя. Будете жить в моем доме и работать над договором. Стандартный контракт на работу плюс все необходимые поправки и дополнения. Разумеется, неустойки и функциональные обязанности. Список моих требований получите в ближайшее время.

– Издеваетесь? – неуверенно предположила Маред, вглядываясь в его лицо гораздо внимательнее, чем до этого.

– Ничуть. За неделю вы поймете, можете ли выдержать мои требования в постели и во всем остальном. А я узнаю, на что вы годитесь как юрист. Уж с рабочим контрактом, хоть и не совсем обычным, на четвертом курсе положено справляться.

Маред смотрела на него пристально и, пожалуй, оценивающе. В изумительно красивых глазах – наконец-то! – разгорался огонек азарта. Ах, какая добыча… Хороша наживка, правда? Разве может идеальная студентка, мечтающая о карьере, упустить такой случай показать себя?

Алекс перевел дух и слегка расслабился. Нет, рано… Теперь она не встанет и не уйдет, но это еще только начало. Давай, малышка, твой ход…

– Но… вы же знаете, что я не переношу огонь? – осторожно уточнила девушка. – Вы… обещаете? Что…

– Это даже не подлежит обсуждению, – кивнул Алекс. – Глубокий внутренний страх – не предмет для игр. Обещаю, что использовать огонь ни в коем случае не стану. Ни в каком виде. Кстати, вы только этого боитесь?

– Да, – напряженно отозвалась Маред и глотнула кофе. Больше для того, чтобы спрятать дрожащие губы за чашкой, конечно, однако потом глотнула еще и еще, медленно, смакуя и лишь потом глотая. В самом деле так любишь кофе? Запомним и это. Через неделю, девочка моя, я буду знать о тебе гораздо больше!

– Вот и хорошо, – сказал он вслух. – Я уже говорил, что жалеть вас не собираюсь, но это – другое. Кстати, вас не беспокоит сердце? Или какие-то другие сложности со здоровьем?

– Нет…

Алекс кинул в рот крошечное рассыпчатое печенье, запил остатками чая. А девочке надо бы поесть всерьез, вид у нее действительно нездоровый. Но ведь откажется от обеда. И денег ей сейчас не дашь. Значит, надо забирать ее домой. И чем быстрее, тем лучше, пока не передумала. А там уже приручать понемножку, как дикого зверька…

Алекс достал из жилетного кармана часы, глянул.

– У меня скоро важная встреча, боюсь, придется пока на этом закончить. Во сколько за вами заехать?

Специально сделал тон спокойно-обыденным: не вопрос, встречаемся ли вообще, а уточнение – когда. Все ведь решено, верно? Решено… Маред смотрела на него молча, высоко подняв голову и лихорадочно блестя сухими глазами. Умная, красивая, сильная… Идеальная игрушка. Жаль, все-таки, что позвонила. Но это твой выбор, девочка.

– Тье Уинни?

Маред молча пожала плечами, отведя, наконец, взгляд.

– Тогда вечером, – буднично сообщил Алекс, вставая. – Можете взять вещи, но только самое необходимое на один-два дня. Одежду и все остальное я вам куплю. Ждите меня в девять вечера. Куда вас отвезти сейчас?

– Никуда, – с горькой усталостью сказала девчонка, поднимаясь из-за стола и расправляя юбку. – Здесь неподалеку станция омнибуса. Если позволите, я дойду сама.

Алекс молча поклонился, решив не давить слишком сильно – еще сорвется. Посмотрел вслед удаляющейся по аллее девушке, еще пару минут постоял, дыша лесной свежестью. Потом вытащил фониль:

– Сид, здравствуй. Где и когда? Прекрасно, подъеду.

Сел за руль, однако снова глянул на часы. Время привычно поджимало, но не настолько, чтобы спешить изо всех сил. Даже запас оставался. Предвкушение сладко заныло, сразу же сменившись сожалением. Не сегодня. Нельзя вот так – сразу. Или можно? Девочка и так напугана. Но удержаться… Тонкий профиль, жилка на виске и другая, под тонкой смуглой кожей шеи…

Алекс сглотнул слюну, тронул педаль мобилера. Нельзя. Рано. Хоть пару дней надо подождать… Кровь била в виски, в паху ныло и тянуло. Заехать, что ли, домой к Незабудке? Это как раз по пути. Давно у них не случалось ничего внезапного, малышка обрадуется. А вечером зато можно будет удержаться от глупостей. Алекс открыл окно – в салоне все еще витал едва уловимый пряный запах чистого, разгоряченного жарой женского тела, не позволяя думать о делах. Ворвавшийся в окно воздух изгнал его, как опытный друид – призрака, но Алекс успел глубоко вдохнуть, ловя последние отзвуки аромата.