=Настя=
Год, нет, почти полтора, если учитывать еще и вступительные экзамены, я тайком подслушивала репетиции оркестра под дверью. Прижималась к ней и впитывала в себя отдаленно-глухие звуки. Ох уж эта изоляция. Переливы живых инструментов не заменит ничто на свете: ни синтезаторы, ни компьютерные программы. Даже фальшь или нескладуха в ритме слушались по-особенному. Они казались чем-то необыкновенным и уникальным, а когда музыканты играли что-то из Армстронга или «Листья» Космы, я просто таяла и ловила экстаз. Да, это музыка! Хотя я больше люблю рок, но наш эстрадный оркестр вполне устраивал мои вкусы.
Николай Петрович ушел, я даже не заметила когда, а молодой и подтянутый дирижер среднего роста взглянул в мою сторону и, приветствуя, мягко кивнул.
Щеки вспыхнули, спина, как по команде, выровнялась, и я постаралась не упустить ни единого поворота дирижерской палочки, ни одной цифры3, ни одного аккорда или коды4. Вот так подарок от любимого преподавателя! Неожиданно. Потрясающе!
Когда заиграли мою любимую песню, нежную «Осенние листья», я прикрыла глаза и замечталась. Подпевала саксофону и испытывала распирающее счастье в груди:
«The falling leaves
Drift by the window
The autumn leaves
All red and gold…»5
На запеве второго куплета кто-то мягко коснулся плеча. Я замолчала, распахнула веки и уставилась в строгий серебристый пиджак дирижера.
– Твой выход, – он кивнул на микрофон, что одиноко возвышался в углу между громадными колонками.
Я обернулась, чтобы убедиться, что мужчина ко мне обращается, но уперлась взглядом в застекленную студию.
– Тебе, тебе говорю, – он перекрыл мягким тенором рокот музыки, пальцами показал оркестру знак «меньше», и все в одно мгновение заиграли тише. – «Листья» знаешь?
– Конечно, – выдохнула я и потерла о вельвет рюкзака вспотевшие пальцы. А если я не справлюсь? А если облажаюсь? Это не в группе отрываться и петь, как захочу – здесь нужно показать себя во всей красе и не рухнуть с разбега лицом в грязь. А я даже не распелась, вот Богиня Музыка посмеется надо мной!
– Ты справишься. – Дирижер моргнул голубыми глазищами, сжал коротко пальцы на моем плече и быстро вернулся на свое место.
Я отметила блеск его пшеничных волос, собранных в хвост на затылке, и крупные губы. Краса-а-авчик. Теперь, главное, не влюбиться невпопад, а то я такое умею и практикую.
Рука с палочкой потянулась вверх, и дирижер, как волшебник, нарисовал в воздухе завитушку. Оркестр замолчал.
– Алексей Васильевич! – выкрикнул кудрявый парень, выглянув из-за альта6. – На тридцать четвертой цифре можно проработать момент?
– Вот сейчас и проработаешь, – спокойно ответил главный и приготовил руки. – Сначала! – Он бросил в меня строгий взгляд, растаял в мягкой улыбке и кивнул.
Я чуть не поперхнулась. Страшно же! Сейчас как напою им соль-мажор вместо ля-минора.
Пока играло вступление, я хваталась за микрофон охладевшими от волнения пальцами и держала колени вместе, чтобы не сильно дрожали. А когда пошел куплет, не заметила, как голос сам полился в колонки и вытянул чистые и глубокие ноты. Старалась не нагружать связки и петь расслабленно, но под конец все равно потемнело в глазах. Да здравствует адреналин! Люблю эти ощущения: когда сердце колотится под ребрами, как свихнувшийся зверек, а в голове будто взрывается фейерверк.
Импровизировать не стала, не хотела пугать народ, допела концовку в простом академическом стиле на чистых нотах, правда, позволила себе немного расщепить7 на пике.
– Ты всегда так поешь? – закрывая кабинет и оркестровую, спросил Алексей. Все уже разошлись, и мы выходили последними.
– Как? – Я невинно захлопала глазами.
Он пожал плечом и поравнялся со мной. Он был выше, осанка идеальная, крепкая шея, как у культуриста, а кисти – изысканные, с идеально-чистыми тупыми ногтями. Легкий запах табака от одежды, который я не переношу, на удивление не показался назойливым. Состояние аффекта сработало, скорее всего.
– Чисто спела. Очень камерно. Я бы сказал, кристально.
Я потерла переносицу, подбирая слова, чтобы аккуратно сказать, что по-всякому умею петь, но в рюкзаке уныло пиликнул мой старичок-мобильный. И я внезапно вспомнила, что опаздываю. Это же катастрофа! Завтра пробный концерт, а я тут разгуливаю. С красавцем-дирижером. Ох и глазища у него! И волосы длинные, ухоженные. Мечта!
– Простите! – прижала ладонь к груди. – Я побежала. Очень опаздываю.
– Секунду, – он нарочито медленно перекинул строгую мужскую сумку в другую руку. – Во вторник и пятницу ждем тебя на репетициях. Кравцов передвинет индивидуальные, чтобы ты успевала. Готовимся к новогоднему концерту тридцатого, а там посмотрим. Можем, возьму тебя и на «Огонек» в Новогоднюю ночь. Шабашка, так сказать. Надеюсь на тебя.
Я долго глотала воздух, чтобы не заорать «Ура-а-а-а!», а потом прикрыла челюсть и выдала:
– Я не подведу!