В суд езжу сам.
Лапочка не справляется, юристы тупят. Поэтому к Алле являюсь прямо в разгар судебного процесса. Она тут же уходит на перерыв, тянет наманикюренные пальцы к моей рубашке.
Кривясь, сообщаю цель визита и что мне нужны гарантии. Напоминаю, чем она мне обязана. С недовольной гримасой Алла, симпатичная блондинка с третьим размером, обещает сделать.
На предложение ужина не отвечаю, молча выйдя за дверь.
Дальше дорога лежит в сизо, но Бурго там уже нет. Выпустили под подписку.
Для проформы запугиваю сначала дежурных в смене, а потом выясняю отношения с их начальником. Иванов меня знает, встречались уже не раз. Но лишь развод руками и многозначительно поднимает глаза к потолку.
Приказ сверху.
Знать бы ещё от кого.
Вряд ли Звягинцев поспособствовал. Он бы не полез в сторону мэра. Невыгодно. Значит, постарался кто-то ещё.
Дома Бурого тоже не оказывается, так что в “Беркут” возвращаюсь в самом убийственном из настроений.
И если безопасники мне не скажут, куда делась Олеся…
— Алексей Глебович!
Торможу с опозданием, уже у лифта. Ресепшен приходится трижды повторить моё имя, но останавливаюсь только когда она слегка трогает ха рукав.
— Что.
— Лев Владимирович здесь, приехал двадцать минут назад. Вы просили сообщить, — сдувается она к последнему слову.
Остовин здесь.
Лев, мать его.
— Отлично. Спасибо.
Поднимаюсь к себе.
— Ты оформила Остовину отпуск? — усмехаюсь с порога.
Лапочка привстаёт со стула, настороженно смотрит, как я иду в комнату отдыха.
— Да. Тигр, я не знаю, что происходит, но, может, лучше вам сейчас…
— Лучше не слушать непрошенных советов.
Останавливаюсь в дверях.
— И готовься к тому, что Остовин уйдёт на больничный. Придумай кем заменить его в дежурстве и на выездах.
— Тигр!
— Я всё сказал.
Лапочка бледнеет. Но когда я возвращаюсь к ней уже в беркутовской тренировочной форме с эмблемой компании на спине, она почти пришла в себя. Сидит, молчит, губы сжаты в тонкую линию.
— Я в зал часа на два. Все просители пусть идут лесом. Если явится Бурый, пусть сразу поднимается ко мне. Если позвонит, пусть в темпе вальса приезжает сюда.
Но она продолжает изображать из себя мебель.
— Лапочка!
— Да, — цедит сквозь зубы. — Я поняла.
Супер. А то ещё чуть-чуть и я начну лупить кулаками стену уже здесь.
— Только женщина — не повод уничтожать друг друга, — догоняет меня уже у лифта.
— Серьёзно? — полуоборачиваюсь с усмешкой. — И это говорит женщина, ради которой уничтожили половину города?
Слышу злое ругательство за спиной.
— Тигр!
Но мне уже плевать. Я точно знаю, где найти Остовина. И точно знаю, что он меня ждёт.
Официально “Беркут” занимает два этажа, неофициально четыре. Почти весь третий отдан под зал, тренерские и раздевалки. Всё современное, эффективное и очень дорогое.
Треть зала занимает ринг, треть тренажёрка, оставшееся место отдано под маты и прочую лабуду. Одна стена полностью закрыта зеркалами. Панорамные окна в пол открывают вид на один из спальных районов города.
Светло. Тепло. Пусто.
Почти — в районе ринга тусуются несколько парней из второй очереди, которых я не помню по фамилиям. Вторая очередь — те, кого приняли в “Беркут” уже после открытия. Надёжные, доверенные, но не так приближены ко мне, как Хищники.
А ближе всех к рингу, опираясь на него спиной, стоит Остовин. И если парни не замечают моего приближения, то он отслеживает, стоит мне появится в зале.
Подбирается, сжимает челюсти.
Что, родину не продам?
Собственно, куда он увёз Олесю, выяснят и без этого.
Важнее другое.
Я его раскатаю сейчас нахер.
Когда мне остаётся шагов пять, парни поворачиваются.
— О, Алексей Глебович.
— Добрый день.
— Будете тренироваться?
— Возьмёте в спарринг?
Угу. Будет им спарринг. До первой крови.
В отличие от остальных, Остовин молчит и ждёт. Серьёзно думает, что я буду выбивать из него адрес и подробности?
Чувствую, как нагнетает внутри. Вхерачить бы сразу по правильной физиономии, но остальным ни к чему знать про наши личные тёрки.
Лёгкие работают мехами, прогоняют через себя столько кислорода, что недалеко гипервентиляция.
Усмехаюсь.
Адреналин впрыснулся в кровь ещё этажом ниже. И сейчас медленно, но верно подводит к кровавой бане.
Моя девочка.
Замахнулся на моё — пиздец тебе.
И будь на месте Остовина любой другой, уже закопали бы в ближайшем лесочке. Но он другое дело.
Друг. Почти брат. Тот, с кем делили последний глоток воды на двоих.
И смерть.
Вот куда ты полез, идиота кусок!
— Тигр, — кривится Остовин.
Счастья полные штаны.
— Составишь компанию.
Должно звучать как вопрос, но смысл. Мы оба знаем, что драке быть. И пусть лучше здесь, где у него есть шанс, что меня оттащат в критический момент.
Забота, сука, о кадрах.
Остовин кивает, но на ринг мы не идём. Ринг — это борьба по правилам. А нам нужно другое.
Под улюлюканье проходим к большому квадратному ковру синего цвета. Скидываем куртки.
Стоит Остовину увидеть эластичный бинт, как он застывает.
— Что с тобой? — хмурится.
Снова стал правильным? Лучше бы включил мозги, когда повёз мою девочку непонятно куда.
— Не твоё дело.
В зале тишина. Травмы никто не ожидал. Я сам вспоминил о ней только когда переодевался. Но боли нет, адреналин в действии.
Показательно поднимаю левую руку, пробно замахиваюсь.
Блядь. Больно.
Острая игла пронзает руку от плеча до кончиков пальцев.
— Отложим. Ты был в травме?
Остовин качает головой, собирается сойти с ковра.
— Не о том думаешь, — криво улыбаюсь. — Здесь. Сейчас.
Он колеблется. Собственно, это главная проблема Остовина, он слишком много думает о других.
Но мой тон не предполагает вариантов.
— Иначе что?
Вскидывает подбородок.
— Я урою тебя и одной рукой.
— Тигр, — вздыхает. — Давай не при всех.
Кретин. Стоит словам затихнуть в огромном помещении, как эти сразу греют уши. Сегодня весь “Беркут” будет знать, что мы схлестнулись на личном.
Молча жду.
Лев ещё раз вздыхает, бросает поднятую только что куртку обратно и встаёт напротив.
Вглядывается в меня.
— Признаю, был неправ. Возможно. Если бы ты сразу сказал…
Мощный удар правой затыкает его и отбрасывает на шаг назад. Перекатываюсь, уворачиваясь от удара ногой.
Вот это я понимаю. Рефлексы они такие.
Делаю подсечку, Остовин падает, но почти сразу оказывается на ногах.
Скорость. Он всегда был медленнее меня.
Вспомнив, довольно усмехаюсь.
И провоцирую контакт.