— Ваше Величество! — Нам навстречу выбегает мужчина в одежде королевского герольда и чуть не падая на колени, дрожащей рукой протягивает пергамент.
Эвин, наверное, должен бы рассердится, но его взгляд падает на черную печать, и он тут же резко переламывает ее надвое. Разворачивает послание, бегло читает и от души проклинает всех и вся.
Я благоразумно отступаю назад.
И молча смотрю в спину Эвину, когда он быстрым шагом поднимает вверх по крыльцу, уже вовсю отдавая указания своему помощнику.
— Матильда!
Я не сразу соображаю, каким образом Примэль вдруг оказалась даже здесь, в километрах от Чёрного сада, но тут же вспоминаю, что это мы с Эвином делали положенный выезд вежливости, а остальные, кому так же полагалось прибыть в королевский замок, прошли через Врата еще до того, как взошло солнце.
— Я подготовила твою комнату! — громким шепотом и чуть не подпрыгивая от восторга, говорит она. — У тебя только новых нарядов, и украшений, и Его Величество приказал все заставить цветами! Я тааааааак счастлива!
Она отменная актриса, потому что выглядит действительно счастливой.
— Пойдем, я все тебе покажу, — Примэль хватает меня под руку, но тут же спохватывается и делает степенный реверанс. — Прошу прощения, Ваша Светлость, я немного забылась.
— Ничего, — рассеянно или, скорее, ошарашенно, отвечаю я. — Помощь мне не помешает.
Охапка других фрейлин, чьи лица для меня сливаются в одну безликую массу, следует за нами, держась на расстоянии. Кажется, так предписывает дворцовый этикет.
Но даже о спины я слышу совсем недружелюбный шепот в спину: «Он не понес ее на руках… это же традиция… дурной знак… свадьбы не бывать!»
Я вздыхаю видимо слишком выразительно, потому что Примэль неожиданно останавливается, снова делает реверанс и просит моего разрешения перемолвится словом с остальными фрейлинами. Киваю и, стараясь держаться с достоинством, все-таки прислушиваюсь, о чем пойдет разговор.
— Если вы, курицы безмозглые, не перестанете кудахтать на невесту Его Величества, я каждой из вас лично косы обстригу до самой макушки! А лысую башку намажу горчичным маслом, чтобы больше ни одной волосенки не проросло! Понятно вам?!
Девицы вразнобой бубнят извинения, а я ловлю себя на том, что улыбаюсь.
Может, все это… просто совпадения, и Примэль на самом деле не при чем? Может, во всем этом ужасе я могу доверять хотя бы ей?
Память вовремя подкидывает эхо голоса Лу’Ны, когда она триумфально рассказывала, что у нее все под контролем, везде есть свои глаза и уши. А ближе Примэль я никого к себе не подпускала. Ну не Рэйвен же, в самом деле, ее «глаза и уши»!
— Герцог Нокс, герцог Нокс, — еле слышно повторяю себе под нос. — Привыкни уже, наконец, называть его так.
Внутри замок просто огромен.
Перекрестия лестниц, арки, пролеты и галереи.
У меня голова кружится просто от того, что я смотрю на все это снизу вверх — и не вижу даже намека на потолок.
Меня представляют слугам — их так много, что не пересчитать. Больше сотни уж наверняка. Улыбаюсь и киваю, желаю здоровья детям, благословляю чьего-то новорожденного младенца, названного в честь меня. Говорю, что в честь помолвки Его Величества у них сегодня будет праздничный обед (не помню, откуда это в моей голове, но эта новость явно к месту).
Нога снова начинает болеть, и я шепотом прошу Примэль помочь мне подняться в комнату. Шпионка или нет, но не оставит же она меня в полуобморочном состоянии перед роем слуг.
Примэль все понимает с полуслова.
Помогает мне добраться до каменной арки, за которой находится какая-то зарешеченная клетка на тяжелых цепях.
— Это автоматический подъемник! — восторженно поясняет Примэль, пока мы забираемся внутрь. — Таких всего три, представляешь! И один — здесь!
Она нажимает на красный рычаг и клетка, вздрогнув так, что я едва не падаю, начинает медленно ползти вверх. Звуки она при этом издает просто ужасные — как будто кто-то мучает сразу сто котов.
Но зато когда выходим — оказываемся в просторном светлом коридоре, с прекрасным видом на цветущую долину реки и далеки пики гор. Здесь даже пахнет чем-то особенно сладким, как будто в королевский замок поставляют не только чудеса техники, но и этот особенный воздух.
— Можно мы постоим здесь… еще пару минут? — говорю я и Примэль энергично кивает.
— Я сама долго не могла насмотреться, — говорит она, становясь рядом и глядя вдаль с каким-то очень романтичным выражением лица. — Отсюда кажется, что все невзгоды так далеко, правда?
Я отвечаю невнятным «да» и опускаю взгляд на браслет.
Потираю пальцем выложенный рубинами лепесток цветущей вишни.
— Никто не думал, что Его Величество сделает этот шаг! — снова восторженно шепчет Примэль, и бесцеремонно вертит мою руку, чтобы рассмотреть браслет.
Потом, когда немного приду в себя, я найду подходящие жесткие слова, чтобы дать понять, что хочу видеть ее лишь фрейлиной, а никак не подругой. Но сейчас лучше вообще помалкивать, чтобы не наболтать лишнего.
— Красивый… браслет, — выдавливаю из себя, потому что совсем никак не отреагировать было бы странно. — Его Величество очень щедр.
— Щедр? — Примэль округляет глаза. — Матильда, это же Знак Собственности Скай-Ринга! Король заявил на тебя свои права — как на избранницу, как на будущую жену и как… — Она густо краснеет. — Как на женщину. Теперь ни один мужчина не сможет до тебя дотронуться. Никогда. Пока этот браслет на твоей руке.
Я не знаю почему, но в ту минуту, когда Примэль говорит о том, что отныне я под запретом для всех остальных мужчин и их прикосновение, я вспоминаю пальцы Рэйвена у себя на лодыжке в тот вечер, когда он обрабатывал рану у меня на колене.
И вслед за этим воспоминанием — другое, когда мы были так близко, что его дыхание шевелило мои растрепавшиеся волосы.
— Это, должно быть, какая-то ошибка, — бормочу я, одновременно пытаясь стащить браслет с руки.
Эвин одел его так запросто — я и глазом моргнуть н успела.
Но как только пытаюсь высвободить запястье — руку как будто сводит судорога, а метал лишь сильнее сжимается, практически врастая в кожу.
— Ты что, с ума сошла! — громким шепотом останавливает Примэль, и сама же отводит мою руку. — Это запрещено! Если браслет исчезнет с твоей руки — король об этом узнает. Знаешь, что будет?
Я морщусь, предугадывая ответ, и Примэль полностью оправдывает мои ожидания.
— Сама подумай — зачем молодой женщине снимать Знак собственности короля? — Примэль разглядывает украшение уже без особого рвения. — На твоем месте я бы хорошенько следила за тем, чтобы он, ни приведи Светлые боги, не исчез с руки, потому что это все равно что подписаться в измене Его Величеству.
Я не хочу знать, каким таким магическим или иным образом Эвин узнает, если браслет исчезнет с моего запястья, но от мысли, что герцог больше никогда… даже пальцем… или вздохом.
Внутри просыпается жуткая пустота.
— Хочу посмотреть комнату! — говорю так громко и резко, что моя фрейлина вскидывает голову. Задираю нос, изображая самое большое счастье, которое только испытывала в жизни. Наверное, так и должна себя вести счастливая избранница короля Артании. — Надеюсь, там и правда много цветов.
Глава двадцать пятая: Сиротка
Примэль не преувеличивала, когда говорила, что корзины и вазы с цветами занимают все свободное пространство покоев невесты Его Величества — моих покоев.
Комната поистине огромная и, к моему огромному облегчению, очень светлая, с большим круглым балконом, на котором есть все — и диванчик, и кресла, и резной столик, на котором стоит большая фарфоровая чаша с фруктами. Вид с балкончика тот же, что и с галереи — на благоухающую цветущую долину реки. Кажется, если хорошенько прислушаться, можно поймать далекое журчание воды, и едва слышный шорох опадающих цветочных лепестков.
А еще у меня поистине королевская кровать под шелковым балдахином, громадный шкаф, туалетный столик в перламутровой отделке. Еще есть большой стол с письменными принадлежностями, прикроватные тумбы на тонких ножках.
А за аркой справа — огромная купальня, с выложенном прямо в полу бассейном.
Он как раз полный до краев, и над безупречно чистой прозрачной водой поднимается густой пар. Но я не видела девушек, которые бы носили кувшины с водой, хотя чтобы наполнить такую «посудину» им пришлось бы потратить на это несколько часов.
Еще одно чудо техники — эксклюзивно для Его Величества Скай-Ринга?
— Я могу помочь тебе принять ванну, — крутится рядом Примэль. — Это тоже моя обязанность!
Начинает раздражать, что она все время где-то поблизости, как будто знает, о чем я думаю и чего хочу. А может, правда знает? Лу’На наверняка не поскупилась на тузы в рукаве для своей шпионки. Наверняка где-то разжилась фокусами, раз вдруг настолько осмелела, что стала шастать к Эвину как к себе домой.
— Разве у меня не должна быть горничная для такой работы? — Я нарочно говорю с выразительной неохотой подпускать Примэль настолько близко. Нет, конечно, шею она мне вряд ли свернет, но может что-то подсыпать в воду или вытворить любую другую дрянь, после которой я буду послушнее марионетки.
— Конечно, горничных у тебя целый табун, — немного поникнув, отвечает Примэль. — Прислать их к тебе?
— Нет, сейчас я хочу побыть одна. — Снова натянуто улыбаюсь.
Это… гадкое чувство — необходимость притворяться и делать вид, что ее общество мне не по душе, но я буду терпеть его с благодарностью. С большим удовольствием выпалила бы ей в лицо все, что думаю об их с герцогиней играх и о том, что рано или поздно Рэйвен выведет их обеих на чистую воду.
Плачущий, Матильда, когда ты научишься называть его «герцог Нокс»?!
— Моя комната рядом с вашими покоями, Ваша Светлость, — Примэль снова исполняет безупречный реверанс. — Если вам что-то понадобится — в любое время дня и ночи — используйте Свисток и я явлюсь к вам незамедлительно!
Свисток? Это она про маленький серебряный колокольчик на подставке у двери?
Видимо, да, потому что, проследив мой взгляд, Примэль утвердительно кивает и, наконец, выходит за дверь.
Только оставшись одна я могу позволить каплю чувств для себя.
Так потихоньку и сползаю на пол, где стаю, прямо в облако пышных юбок моего красивого платья.
Закрываю лицо руками, уговаривая себе всплакнуть совсем чуть-чуть, чтобы облегчить душу.
Я мечтала о тихом уютном домике с красивыми занавесками на окраине королевства. Мечтала о том, что буду свободна от монастырских обетов, что смогу жить той жизнью, которую сама себе выберу, а не той, которую мне пожелали мои бессердечные родители, оставив на пороге монастыря. Они не спрашивали, хочу ли я всю жизнь провести в сырых стенах, утром пропалывая морковь и капусту, в обед штопая раны солдатам и давая рвотные порошки пьяным кузнецам, а ночью отмаливая души тех, кого было уже не спасти.
Никто не спрашивал меня тогда.
И никто не спросил меня сейчас, хочу ли я притворяться влюбленной и счастливой невестой, готова ли провести вот так… всю свою жизнь!
Я всхлипываю до какого-то болезненного надрыва внутри.
В голове упрямо вертится другая мечта, вдруг заполнившая собой все мои мысли, душу и сердце.
Маленький домик с разноцветными занавески, цветущие белые колокольчики на окнах, разрисованные ставни. Целый противень пышных карамельных булочек, которые я старательно поливаю сливочным кремом.
Дыхание в затылок. Мужское, чуть-чуть пахнущее черным чаем и курительным листом.
Ладони у меня на животе, властно притягивающие спиной к крепкому мужскому телу.
— Тиль… — Его чуть охрипший голос.
Я откидываю голову назад, на сильное надежное плечо.
— Рэйвен… — отзываюсь, шепча в ответ его имя. Теперь мне можно так его называть.
Теперь — и всегда.
— Тиль, какого черта ты валяешься на полу?
Я рассеянно хлопаю глазами.
Уснула что ли?
Немудрено, я же почти не спала последние дни, а еще почти не ела и слишком много думала.
В комнате темно, но после короткого щелчка на столике зажигается круглый светильник с вихрями Аэра за матовым стеклом.
Герцог стоит в паре шагов от меня — непривычно без мундира, а в простых потёртых кожаных штанах, порядком пыльных, тяжелых ботинках на массивной подошве и в грубой кожаной куртке. Простая белая сорочка на груди насквозь пропитана кровью, и Нокс кое-как придерживает ее ладонью, но это вряд ли хоть как-то помогает делу.
— Рэйвен, Плачущий помоги! — Я так резво вскакиваю на ноги, что на сонную голову тут же путаюсь в юбках, и едва не падаю. К счастью, успеваю схватиться за столбик кровати и сохранить равновесие. — Ты истекаешь кровью! Совсем из ума выжил?! Тебе нужна…
Он делает шаг вперед, и в тусклых всполохах лампы я, наконец, отчетливо вижу его глаза.
Темные, абсолютно черные, как будто это зрачки расплылись бездонными озерами.
Его губы приоткрыты, и он алчно пробегает по ним языком.
Я сглатываю дрожь.
— Тебе нужно быть внимательнее, маленькая монашенка, — низким грудным голосом предупреждает Рэйвен. — Если бы тут были лишние уши, то за «Рэйвена» мы оба могли бы лишиться голов. Невесте короля не следует так фамильярничать с мужчинами.
— Вы снова пьяны, герцог? — пытаюсь хоть как-то объяснить эту метаморфозу. — Знаете, вас это не красит.
— Я абсолютно трезв, Тиль, — усмехается он, — но чрезвычайно голоден.
— Кухня где-то дальше по коридору, — огрызаюсь я. — И, кстати, Ваша Светлость, раз уж мы говорим о предосторожностях, полагаю, моя оплошность просто ничтожна в сравнении с тем, что вы каким-то образом проникли в покои невесты короля и снова ее компрометируете!
Он делает шаг в моем направлении.
Тот сон, обрывки которого я успела зарисовать в своем молитвеннике, всплывает в памяти точно таким же эхом тяжелой поступи.
Нужно ли спрашивать об этом Рэйвена?
Или… это просто сон, в который Королевский палач попал уже из других мох фантазий?
— Ваша Светлость, — я кашляю, чтобы скрыть дрожь и неуверенность в голосе, — вам следует немедленно обратиться к лекарю, пока вы не превратились в труп.
Его похожая на оскал ухмылка заставляет еще больше насторожиться.
— Мне льстит твоя забота, малышка, но уверяю — я там, где должен быть.
То, как он называет меня малышкой, абсолютно возмутительно!
Но и очень… волнующе.
Как если Нокс мог дотронуться до меня словами, и тогда это были бы самые бесстыжие прикосновения в моей жизни!
Я мысленно даю себе крепкую затрещину, списывая свои непотребные мысли влиянию его, Плачущий прости, крайне непристойного взгляда.
— Герцог, вам нужна хорошая лекарка, и чем раньше — тем лучше. Будет крайне затруднительно объяснить Эвину, откуда в моей спальне взялся ваш холодный труп.
— Его ты тоже называешь по имени? — Теперь голос Нокса звучит как тяжелый раскат грома.
— Разве невесте возбраняется называть жениха по имени? За это, насколько мне известно, головы не рубят.
— Но за это наглым малышкам дерут зад, — продолжает мрачнеть герцог.
Да как он…!
Я задыхаюсь от возмущения, но еще больше от того, что в тот момент, когда он сказал про зад и свои намерения мне всыпать, мои мысли слишком странно всполошились.
— Ваша Светлость, а не соизволили бы вы оказать мне услугу и катиться в Бездну! — Я тоже умею рычать, особенно, когда кто-то слишком наглый и бесцеремонный шастает ко мне как будто у него есть вечный пропуск! — Клянусь, еще одно подобное высказывание, и моя рука не дрогнет!
Что-то мелькает на его лице — неясная клыкастая тень.
И через мгновение он уже рядом, так стремительно, что от потока ветра вспениваются юбки платья.
Рэйвен так близко, что я чувствую исходящий от его одежды запах огня и дыма, пепла и… боли. И еще соленый запах крови, которая стекает по белоснежной сорочке.
Его высокая фигура нависает надо мной, ложится тенью на плечи, подавляет и лишает воли.
— Что тебе надо, Рэйвен? — Я боюсь и одновременно жажду услышать ответ.
— Ты, — без заминки отвечает он, и его взгляд окончательно затуманивается. — Пара глотков твоей жизни, малышка. И, конечно, сразу после этого — снова ты, мое очаровательное наваждение. Голая, стонущая, подо мной.
Что?
Герцог протягивает руку, чтобы привычным уже жестом обхватить мои щеки пальцами, но в тот момент, когда ладонь дотрагивается до моей кожи, что-то невидимое, жесткое и непреодолимое отшвыривает его вон.
Буквально в другой конец комнаты, припечатывая к стене, по которой Нокс со стоном сползает до самого пола и там затихает.
Глава двадцать шестая: Герцог
У любой ситуации, даже если она абсолютно безвыходная, есть две стороны.
Даже у мой, от которой у меня звенит в башке так громко, что я не слышу собственные мысли.
Хорошая сторона моего этого торможения об стену — я прилично треснулся башкой и это привело меня в чувство.
Плохая сторона… Вот же Хаос мне в печенку, Эвин все-таки сделал это!
Пока я валяюсь на полу решая умереть или еще подергаться, что-то тихо ударяется в стену около моей головы. Раз и еще раз, пока я не замечаю, что это — бутоны цветов.
Дожили, приехали и приплыли.
Я еще не отошел в пекло, а меня уже забрасывают цветами.
Нужно хоть постонать для приличия, а то эта не в меру усердная монашка, чего доброго, прямо тут меня и закопает.
— Ох, демонов зад… — Хриплю сквозь зубы, пытаясь сесть.
Безуспешно — меня снова кренит набок, как плохо скроенную лодку.
— Нокс, вы там живы?! — слышу взволнованный голос Тиль. — Плачущий, помоги мне, Рэйвен, клянусь, если вы не скажете хоть слово, я лично выбью из вас дух!
Я вроде подал, нет?
Видимо недостаточно сильно, ну или это случилось только в моей голове.
— Тиль, — изо всех последних ил стараюсь говорить если не громко, то хотя бы связно, — если вы не прекратите забрасывать меня розами… вероятно, я еще какое-то время… поживу.
— Хвала Плачущему, — выдыхает она.
— Вы… серьезно бросали в меня эту гадость? — касаюсь пальцами лепестков пышного бутона розы, который приземлился как раз возле моей ладони.
— К сожалению! — выкрикивает она. — Вас же нужно было как-то привести в чувство! А если бы взяла в руку что-то потяжелее, то уж точно поддалась бы искушению зарядить этим вам в голову!
Когда кое-как фокусирую на ней взгляд, монашенка сидит на полу, в розовой пене кружев нижних юбок, и рыдает навзрыд.
Вероятно, если бы я «побыл» покойником еще пару минут, мне бы и поцелуй обломился.
Ну хотя бы трагический в хладный лоб.
Крепкая боль в затылке возвращает в ту реальность, где мне, как, впрочем, и любому другому сметному мужчине, от невесты Эвина Скай-Ринга теперь может обломиться разве что взгляд.
Эвин все-таки сделал это.
Поверить не могу!
— Вы мерзкий, ужасный, отвратительный тип, герцог Нокс! — всхлипывая, ругается Тиль. — Чтоб вы провалились!
— Минуту назад вы призывали меня восстать из мертвых, Тиль.
— Только чтобы иметь довольствие самой вас прикончить!
Я пытаюсь вспомнить, что успел натворить.
Это тяжело, потому что последнее, что я помню — мой отчаянный и самонадеянный прыжок в Бездну.
Разговор с Владычицей.
Дикое чувство голода, а потом все как в тумане.
— Тиль, полагаю, я должен с вами объясниться, — бормочу пересохшими губами.
— Единственное, чего я от вас хочу, герцог Нокс — чтобы вы немедленно убрались из моей комнаты и больше никогда — слышите? — никогда даже не смели думать о том, что ты… вы…
Со зрением у меня все еще скверно, но я вполне доверяю своему слуху, который подсказывает, что моя малышка крайне смущена, и ее невинный рот просто не в состоянии повторить то, что, по всей видимости, произносил мой, отнюдь не невинный.
Могу только представить.
Чувство голода заставляет меня терять контроль. И чем оно сильнее — тем мне сложнее держать себя в руках. На последних стадиях мое тело превращается в повозку, которой правят сущности заточенных во мне демонов. А эти парни любят ходить с ума.
После визита в Бездну я чувствовал себя почти что покойником.
Впрочем, ничего не изменилось, и нужно что-то придумать до того, как демоны снова отберут у меня вожжи.
— Малышка, послушай… — Вкус крови во рту мешает говорить. — Я все тебе объясню, клянусь твоим Рыдающим…
— Плачущим! — огрызается она и, кажется, осеняет себя знаком веры. — Вы не только… распутник, но еще и богохульник!
Ох, Бездна, она великолепна в этом своем невинном праведном гневе.
— Сейчас мне нужна… ты, Тиль. Но, учитывая некоторые обстоятельства, которые делают наш контакт невозможным, тебе придется немного мне помочь.
— Помогать вам?! — Она хватает валяющийся на полу бутон и от всей души швыряет его мне в голову. Будь это что-то потяжелее — ее замаха хватило бы на вмятину во лбу. — Герцог, радуйтесь, что браслет и обеты помогать страждущим не дают мне вас прикончить!
— Нельзя быть такой кровожадной, Тиль, — не могу удержаться от смешка, хоть он и приносит мне новую порцию боли.
— Поверьте, милорд, вы понятия не имеете о глубине моей кровожадности в отношении вас!
— Охотно верю, малышка. Но, может, ты все же не дашь мне умереть в паре метров от твоей кровати? Будет крайне проблематично объяснить тут появление моего трупа
Она всегда была благоразумной. Наивной, но не дурой.
И раз я в бессознательном состоянии, очевидно, наболтал себе на смертный приговор и взывать к чувству жалости не получится, придется уповать на то, что хотя бы голос разума в ее милой головке станет мне союзником.
Монашка сосредоточенно думает и очень громко сопит.
Вполне милые звуки, чтоб испустить дух под их аккомпанемент.
— Я помогу вам, герцог, но только потому, что Эвин вас ценит.
— О, вы невероятно великодушны! — Я даже не скрываю облегчение. — Вспомните еще о моих военных заслугах и вы поймете, что Артания вас не забудет!
— Шутите, Нокс? — подозрительно прищуривается она. — Значит, не так уж беспомощны?
— Абсолютно точно беспомощен. Так что, если соберетесь добить умирающего, заклинаю, не забрасывайте меня розами. Более нелепой смерти и придумать нельзя.
— Я учту это на будущее, — злобствует малышка, но все-таки решительно поднимается. — И так, милорд Нокс, что я могу сделать, чтобы вы пришли в чувство и избавили меня от своего присутствия?
— Дайте мне какой-нибудь костыль, потому что без посторонней помощи самому мне не подняться.
— Всего-то? — Она искренне удивляется и уже рыскает по комнате в поисках чего-то подходящего.
«А еще ты должна раздеться, — продолжаю уже в своей голове, — и я пока не придумал, как бы помягче об этом сказать».
Глава двадцать седьмая: Сиротка
Я не знаю, как это получается, но мне все-таки удается отвинтить одну из четырех стоек, на которых держится балдахин.
Радость, что Нокс жив и не торопится умирать, заставляет действовать быстро, не сомневаясь и не взвешивая.
Радость… и злость, потому что те его слова обо мне… Это все равно, что стегать и без того скачущую галопом лошадь.
Я ведь ждала слов о любви, чтобы ему пусто было!
А он… «голая», «стонущая»!
Взвешиваю в руке тяжелую деревянную палку, воображая, как было бы славно врезать ею герцогу, чтобы все эти похабные словечки вылетели из него вместе со звездами из глаз
— Выглядишь весьма воинственно, — слабо посмеивается Нокс.
Я мысленно выдыхаю, напоминаю себе, что он вполне жив, хоть и выглядит не краше покойника, поворачиваюсь и кладу палку к его ногам. Потом отхожу на безопасное расстояние — кто его знает, на какое расстояние действует «подарочек» Эвина.
Рэйвен, опираясь на палку и на стену, медленно поднимается на ноги. Бледнеет, издавая глухой стон. Я рвусь к нему на помощь, но в последний момент спотыкаюсь об реальность, в которой нам нельзя друг к другу дотрагиваться.
— Мне нужна ванна, — говорит Нокс, и я указываю пальцем в сторону арки.
Сама медленно иду за ним, размышляя, что будет дальше.
Что люди делают в ванной? Купаются. Герцог решил привести себя в порядок посреди ночи, и не нашел места лучше, чем моя спальня?
— Как вы вообще попали ко мне в комнату? — неожиданно до меня доходит, что вряд ли это было через дверь, потому что там, как положено, круглосуточно дежурят гвардейцы. Или у меня и здесь есть неучтенный тайный ход?!
— Через балкон, — н поворачивая головы, признается он.
— Вы, должно быть, шутите? Там же… высоко. — Точнее — там высота полета ласточки! И что-то я не заметила никакой запасной лестницы для нахальных герцогов.
— Тиль, вам придется смириться с тем, что я полон сюрпризов, — посмеивается Нокс, и останавливается у края бассейна. — Бездна меня задери, это то, то нужно.
Несмотря на середину ночи, бассейн доверху наполнен горячей водой.
— Вы что — всерьез решили… — Я не успеваю закончить, потому что герцог кое-как усаживается на край бассейна и стаскивает ботинки. — Нокс, прекратите немедленно!
— Мммм? — издает этот волнующий всех моих мурашек звук, избавляясь от куртки. Заводит руки за спину и стаскивает сорочку.
— Прекратите раздеваться! — Задыхаюсь от возмущения, уже проклиная ту слабость, которая подтолкнула согласиться ему помочь.
— Тиль, боюсь, что я не только не могу прекратить раздеваться, но вынужден просить и вас тоже избавиться от одежды.
Просить меня сделать… что?!
На минуту мне кажется, что я ошиблась. Ну мало ли что может почудиться, когда из-за боли в ноге у меня до их пор жуткие приступы головокружения и колокольного звона в ушах. Не может же благородный мужчина говорить благородной девушке такие непристойности!
Хотя, конечно, я ведь не благородная девушка, я просто сирота, у которой даже фамилия придумана из пальца. Девчонка без роду и племени, без приданого и без отца, и братьев, которые могут вступиться за ее поруганную честь.
С такими как я, светлые лорды развлекаются пару раз в неделю, чтобы, как любят шутить солдаты, быть в тонусе для достойных леди.
Я уже почти готова пасть духом от собственного ничтожества, но очень вовремя вспоминаю, что сирота ли нет, а в данный момент я целая королевская невеста, ношу знак защиты Его Величества Эвина Скай-Ринга и никто, даже мерзкий герцог Нокс не имеет права относится ко мне… подобным образом!
Но, что ужаснее всего, пока я тут пытаюсь выплыть из пучины злости, герцог успевает свесить ноги в бассейн, хвала Плачущему, ему хватило стыда не снимать хотя бы штаны!
— Тиль, умоляю, — он снова прижимает ладонь к груди, морщась от боли.
— Я не верю ни единому вашему слову, Нокс! — демонстративно поворачиваюсь к нему спиной. — И клянусь вам своей душой, что если через минуту вы не уберетесь вон, я позову охрану.
— Ты никого не позовешь, и мы оба это знаем, — тяжело вздыхает он. — Впрочем. Это не важно, потому что если ты мне не поможешь, через минуту я уж точно отправлюсь в могилу.
— Скатертью дорога, Нокс.
— Разве монахини Рыдающего не дают обеты спасать всех, кто нуждается в исцелении?
Я прислушиваюсь к тихому плеску пополам с надкушенным стоном, и буквально силой заставляю себя стоять на месте. Это просто уловки, трюки, которые искушённые мужчины используют против наивных девушек.
— Если вам требуется перевязка, Ваша Светлость, или рвотный порошок — я готова протянуть вам руку помощи, в чем и клялась Плачущему. Но плескаться… голой, с обрученным мужчиной — это какой-то неизвестный мне вид медицины!
Он снова слабо стонет.
Не смотреть на него, не поворачивать даже голову, и пусть плещется сколько угодно!
— Когда-то, — голос Рэйвена звучит глухо и слабо, — еще до запечатывания Бездны, я… позволил искусить себя силой — силой Хаоса.
— Если вы думаете, что я проникнусь какой-то трагической историей из вашей жизни, то… нет.
— Был один ритуал, — продолжает Нокс, — очень грязный. Ритуал Хаоса, при помощи которого демоны высшего порядка поглощали человеческие души. Что ты знаешь о Хаосе, Тиль?
Я пожимаю плечами — едва ли больше, чем о нем знают все.
— Хаос — энергия разрушения и смерти, — говорю то, что прочла в учебнике в монастырской библиотеке до того, как Наставница Тамзина сожгла все богохульные книги. — Хаос породил Бездну и наполнил ее жизнью, из которой родились демоны. Эриан — Первый Владыка Бездны, принес в жертву собственную дочь, чтобы прорвать Саван Мироздания и открыть дорогу в Верхний мир людей. Король Дарек Скай-Ринг украл у Темных богов ритуал запечатывания, и Двенадцать избранных пожертвовали своими жизнями, чтобы создать Печать и навсегда закрыть Бездну в ее подземном мир.
Я спотыкаюсь, неожиданно как-то разом вспоминая события последних дней.
Появление громадного демона, который в одиночку разрушил целый замок.
И испуганный шепот Примэль: «Печать Бездны разрушена…»
— Вам «отлично» по истории, Тиль, — доносится голос Нокса. — Не зря Хронолог так нахваливал ваши глубокие выдающиеся знания.
— Зачем мы говорим об этом сейчас, герцог? Желаете усыпить мою бдительность? Зря стараетесь. — Скрещиваю руки на груди, отмахиваясь от дурных, воскрешенных этим разговором мыслей. — Ваша минуту на исходе, Нокс.
— Я всего лишь хочу объяснить природу своей просьбы, Тиль, — вздыхает он. — И надеюсь, что успею это сделать до того, как истеку кровью. Демоны, несмотря на свою силу и сорванный Саван, все равно не могли свободно шастать в мире живых, потому что Тьма не может существовать там, где только Свет. Поэтому, чтобы «обмануть» Свет, демоны пожирали души живых. Помните Беала, который бушевал в Темном саду пару дней назад? Он «съел» две королевских армии.
Тех, которых оплакивает вся столица.
Меня охватывает ужас, стоит представить эту кровавую бойню.
— Но и Свет, — продолжает герцог, — если хочет сразить Тьму, должен научиться ее обманывать. Поэтому вашему покорному слуге пришлось пожертвовать кусочком своей, признаюсь, не самой чистой души, и… закусить парочкой рогатых уродцев.
Он пытается придать налет незначительности своим словам, но я все равно осеняю себя защитным знаком и поворачиваюсь на пятках, чтобы убедиться, что Нокс просто меня разыгрывает.
Закусил парочкой…?
Он сидит бассейне по грудь в воде, закинув одну руку на покрытый мраморными плитками бортик.
Второй рукой прочесывает волосы, и с мокрых прядей начинает стекать воды, оставляя на его запыленном лице дорожки чистой кожи.
— Ну, может, парой десятков, — вслух прикидывает Рэйвен. — В любом случае, не самое лучшее блюдо на моей памяти. Хотя, в трактире «Песня Одинокого лося» нам с Эвином как-то раз подали запеченного сома, и я до сих пор не понимаю, как наши желудки переварили эту мерзость.
— Вы съели два десятка демонов?! — Меня трясет так сильно, что, кажется, даже вода в бассейне покрывается рябью.
— Не буквально, если вы об этом, Тиль, но… в общем… да.
— Никогда больше не смейте ко мне прикасаться! — Я отпрыгиваю назад и тут же охаю, не очень удачно приземляясь на раненную ногу.
— Боюсь, что даже если бы я очень этого хотел, малышка, подарок Эвина мне до тебя дотронуться.
Я прокручиваю на запястье заколдованную драгоценность, пытаясь представить, что было бы, не отшвырни она тогда герцога.
Потому что, пусть и на мгновение, но я все же попала под влияние его темного взгляда.
И мне очень хотелось, может быть, хотя бы позволить себя поцеловать.
Глава двадцать восьмая: Сиротка
Я так непозволительно глубоко погружаюсь в мысли о поцелуях, что не сразу различаю доносящийся из бассейна голос Нокса.
Поворачиваюсь и вздрагиваю, потому что вокруг его тела на воде лежит темное пятно крови, и оно прямо на моих глазах расползается все шире и шире.
Плачущий, это очень плохо.
Это очень-очень плохо.
Я уже видела людей, которые вот так же стремительно истекали кровью. Однажды в монастырь привезли молодого кузнеца, которого мельник застукал в постели со своей женой и в припадке ревности проткнул беднягу вилами. В монастырь его привезли уже в луже собственной крови и нам оставалось лишь помолиться Плачущему за покой для его грешной души.
— Тиль, — Нокс снова проводит ладонью по лицу и на этот раз чистая от крови и пыли кожа выглядит действительно мертвеци бледной, — я понимаю, что очень не просто принять тот факт, что все это время вокруг вас кружилась мерзкая Тьма в обличье немного потрепанного старого вояки, но я в вас верю изо всех своих последних сил. Возможно, вам станет легче от того, что жить с Тьмой внутри себя — то еще «удовольствие».
Я бы с радостью еще раз пожелала ему провалиться сквозь землю, но очевидно, что на этот раз он действительно может туда отправиться. Причем прямиком, без остановок.
«Хорошо, Тиль, — уговариваю себя, дрожащими руками придерживая ленты на груди туго зашнурованного платья, — пусть скажет еще раз. Возможно, ты просто что-то не так поняла? Это же проклятый Нокс, его хлебом не корми — дай над тобой поиздеваться!»
— Герцог, учитывая ваше весьма плачевное положение, — я делаю несмелый шаг в сторону бассейна, — и мои обеты помогать всем больным и нуждающимся, предлагаю перейти сразу к делу.
— Вы что же, даже не дослушаете байки умирающего?
— В данный момент меня заботит лишь благополучие Артании. Полагаю, если я н дам умереть одному из ее лучших генералов, это будет достаточным… оправданием для нарушения некоторых моральных принципов.
Плачущий, это даже звучит непристойно!
Герцог запрокидывает голову на край бортика, и я замечаю, с каким трудом кадык еле-еле скользит под его кожей, когда он медленно и мучительно сглатывает.
— Вот уж не думал, что за удовольствие видеть вас обнаженной придется благодарить не собственное неотразимое обаяние, а вашу отчаянный патриотизм.
Он еще и шутит!
С досады что есть силы топаю ногой и это заставляет герцога снова поднять голову и остановить на мне взгляд.
— Должно быть Его Светлость на так уж плох, — прищуриваюсь, — раз даже на грани жизни и смерти изволит шутить, причем весь посредственно.
— Брось, Тиль, я видел, как ты улыбнулась.
— Еще одно слово… — Я стараюсь сделать паузу угрожающей и убедительной.
— Тьма во мне в состоянии залечить мои раны, но я должен сперва ее покормить, — уже серьезно и без тени издевки, говорит Нокс.
— Боюсь, что я не Охотник на демонов.
— К счастью, все гораздо проще. Уверяю, Тиль, я бы не позволил себе подвергать вашу жизнь опасности, даже если бы это стоило мне жизни.
Он говорит это так… убедительно и уверенно, что каким-то образом простые слова успокаивают мою внутреннюю злость.
— Проблема в том, что моя Тьма выбрала вас — вашу жизненную силу.
— Как прикажете это понимать? — Успеваю заметить его дернувшийся вверх правый уголок рта, выставляю вперед палец, грозя нахалу примерно так же, как нас поучала Наставница в монастыре. — Предупреждаю, герцог — если вы произнесете хоть одну сальную шуточку, я вас собственными руками утоплю.
— Ох, Тиль, эту бы страсть да в… — Он все-таки успеваю вовремя закрыть рот. — Хорошо, я попробую объяснить. Вспомните какой-нибудь момент, когда вы были отчаянно голодны. Когда ваш желудок настолько хотел пищи, что от болезненных спазмов ломило зубы. А теперь вспомните, что вам больше всего хотелось съесть в тот момент. И представьте, что кто-то очень участливый приносит вам именно это, самое желанное блюдо. Оно перед вами — доступное, аппетитное и целиком подходящее, чтобы убить любое чувство голода.
Мне легко все это представить, ведь что-то похожее я чувствовала совсем недавно, в темнице у герцогини Лу’На. Правда, в моменты особенно сильных приступов голода я мечтала о простой теплой каше и хлебе, а не об экзотических десертах.
— Для моей Тьмы, Тиль, ты — единственный десерт, который способен утолить ее голод.
— Но как-то же вы жили до моего появления в вашей жизни, Ваша Светлость. Откуда мне знать, что что это не просто какая-то уловка, чтобы получить желаемое. Я слышала, что благородные господа не слишком миндальничают с бедными девушками.
— Бездна, Тиль! Надеюсь, после того как спасете старого вояку, вы непременно расскажете, где и от кого услышали эту правду жизни. А теперь посмотрите на меня и прислушайтесь к своей интуиции — похож я на человека, который будет тратить последние минуты своей жизни на то, чтобы полюбоваться на голые девичьи ноги?
Я делаю еще шаг и смотрю на него с подчеркнутым недоверием.
Пятно крови стало еще больше и потемнело.
— По правде говоря, Нокс, когда речь заходит о вас, я предпочту не поверить вовсе, а потом узнать правду. Чем слепо довериться, чтобы потом оказаться одураченной. Но… я все же готова вам помочь. Однако! — Нарочно повышаю голос, чтобы не спешил радоваться. — Я не сделаю ничего непристойного, даже если это будет означать…
Нет, мне не хватит сил сказать настолько откровенную ложь.
Но по крайней мере если уж судьба сама подкидывает шанс — я должна им воспользоваться.
Медленно скидываю туфли и, немного поколебавшись, верхнюю кружевную пелерину, обнажая плечи. Подхожу к самому краю бассейна, сажусь на колени и мысленно прошу Плачущего отвести от меня свой суровый взор.
— Прежде чем я спасу вашу жизнь, Нокс, мы заключим сделку.
— Браво, Тиль, — усмехается он, — всего сутки при дворе, а уже выучили самое главное здешнее правило — никогда и никому ничего не давать просто так. Я весь внимание, малышка, но лучше бы тебе поторопиться.
— Я хочу… — набираю в грудь побольше воздуха, — чтобы вы научили меня… всему.
— Всему? — переспрашивает герцог.
— Всему, что должна знать невеста короля, чтобы ее не разоблачили. Не хочется потерять голову из-за неправильной вилки или недостаточно глубокого реверанса.
Он снова прикрывает глаза, как будто даже собирается что-то сказать в ответ, но…
Его руки беспомощно сползают с краев бассейна и Рэйвен с головой уходит под воду.
Светлые боги!
Я буквально выпрыгиваю из проклятых, сковывающих движение юбок, и ныряю следом.
Глава двадцать девятая: Сиротка
Мне нужно всего пара взмахов руками, чтобы преодолеть расстояние до Рэйвена.
Сквозь красные разводы на поверхности, его лицо под водой кажется таким изможденным, что меня тут же жалит приступ злости на саму себя.
Я должна была ему поверить!
Просто поверить и взять честное слово, что он не станет делать о мной ничего… неподобающего. А вместо этого я еще и условия выдвинула!
Делаю глубокий вдох и ныряю за ним.
Подхватываю од подмышки, выталкивая наружу.
В воде его тело, конечно, потеряло большую часть своего веса, но мне все равно требуются все силы, чтобы поднять Нокса наружу.
Зато собственное тело почему-то невероятно тяжелое, и остаток сил я трачу на то, чтобы всплыть следом, стараясь придерживать Рэйвена около бортика бассейна.
Приходится энергично работать ногами.
По впалым щекам герцога стекают струйки воды, его длинные ресницы слиплись и превратились в мокрые колючки, придавая лицу какую-то особенную… красоту.
Я убираю с его лба темные пряди и осторожно похлопываю по щеке, чтобы привести в чувство.
Плачущий, это не работает!
Приходится ударить посильнее.
И еще раз, строго настрого запретив себе отчаиваться.
— Ну нет, Ваша Светлость, — ругаюсь и плачу одновременно, — даже не думайте, что вот так просто умрете, не выслушав прежде, насколько вы заноза у меня в…!
Его ресницы вздрагивают.
Глаза медленно и устало приоткрываются.
— Продолжайте, Тиль, я побуду живым еще немножко хотя бы из любопытства.
Как же он меня злит! Только что заливалась слезами, а теперь едва держусь, чтобы не… окунуть его башку как следует.
— Кстати, — он устало осматривает ту часть моего тела, которая находится над водой, — полагаю, нырять в воду в корсете было очень неразумно. Мокрый он весит как кузнечный молот.
— Я этого не знала, потому что корсеты в мой жизни появились всего пару недель назад, — ворчу в ответ.
— Охотно верю. Если вы повернётесь ко мне спиной — я помогу от него избавиться.
Я бы и рада отказать, но, боюсь, самой мне с этой пыточной штуковиной ни за что не справиться.
— А вы не уйдете снова под воду, Нокс?
— Поверьте — теперь нет.
Он улыбается и, хоть вода в бассейне достаточно горячая, я чувствую ледяной холод между лопатками.
Потому что его глаза становятся абсолютно черными, заполняя собой все видимое пространство за веками.
Я не знаю, что за трансформация с ним случилась, пока Нокс был под водой, но, кажется, он же не очень опасается снова получить по башке от моего браслета.
И, кстати.
До меня эта странность доходит только сейчас, когда обращаю внимание, что между мной и ни уже нет свободного пространства. И из воды я его тащила тоже не одними светлыми мыслями. В минуту опасности за его жизнь, мне и в голову не пришло подумать о том, что от нашего контакта может стать еще хуже.
Я думала только о том, что, если срочно ничего не сделаю — Рэйвен может умереть.
Это было почти так же, как в ту ночь, когда я не думала ни о чем, кроме необходимости оттащить его подальше от каменной плиты.
Но сегодня в моей голове мелькнула еще одна мысль.
Такая внезапная, что я слышу ее только сейчас — отдаленным глухим эхо, которое все переворачивает с ног на голову.
— Тиль? — У Нокса низкий тяжелый голос.
Плачущий, избавь меня от этого!
Я всеми силами выталкиваю глупости из своей головы, обещая себе больше никогда-никогда не думать ничего подобного. Потому что все это плохо кончится.
— Вы уверены, что можете дотрагиваться до меня без угрозы для жизни? — Мне уже не хочется с ним препираться. Пусть возьмет, что ему нужно и уйдет. — Я не готова снова нырять за вами од воду.
— Я уверен, малышка.
Очень медленно поворачиваюсь к нему спиной.
Вода плещется од грудью, когда Нос опускает руки и я чувствую, как он медленно тянет за шелковые ленты корсета.
— Что с вашими глазами, Нокс? — Нужно разговаривать. Нужно забивать чем-то эту слишком интимную тишину между нами, настолько обволакивающую, что в ней даже наши сердца стучат как нарочно в одинаковом ритме. — Это из-за… Тьмы?
Вместо этого он молча заводит вперед левую руку и уверенно кладет ее мне на живот.
Я вздрагиваю и от беспомощности забываю работать ногами, чтобы удержаться на поверхности воды. Но не ухожу под воду. Вместо этого Рэйвен уверенно притягивает меня к себе.
Прижимает — властно и сильно, как свою собственность.
Бесстыже.
Я даже пошевелиться боюсь, но оправдываю себя нежеланием накликать беду, если браслет решит, что ора прекращать эту странную… кормежку.
— Тиль, если я попрошу тебя заткнуться — ты будешь послушной девочкой? — очень хрипло говорит Рэйвен, и я чувствую его губы прямо у моего уха.
Хочу сказать, что это очень грубо, но почему-то не могу вымолвить ни слова.
Пальцами свободной руки он продолжает медленно приспускать шнуровку, пока, наконец, я не чувствую приятную свободу в груди. Герцог опускает корсет ниже по моему телу — до талии и по бедрам, где его пальцы почти невесомо касаются ямочки над бедром.
Я вздрагиваю и густо краснею.
На мне тонкие шелковые панталоны, но в воде они едва ли ощущаются сильным препятствием. И под корсетом точно такая же нижняя блузка на тонких бретелях.
— Ты очень вкусно пахнешь, малышка. — Шепот его дыхание скользит по моему плечу, поднимается вверх до того места, где к моей шее прилипли мокрые пряди. — Так оглушительно вкусно, что на свое счастье не можешь читать мысли, иначе бежала бы от меня о всех ног.
Что он несет?
Мне трудно соображать и еще труднее сосредоточиться на какой-то одной мысли.
Это не его голос.
Это как будто… что-то другое в его теле.
Значит, вот так выглядит поглощенная Тьма?
У меня начинает кружится голова. Внезапно, потому что минуту назад я была готова бодрствовать всю ночь, если это было бы необходимо ради здоровья герцога. А сейчас меня как будто убаюкивает и укачивает, медленно погружает в тепло и негу, от которой веки стремительно тяжелеют и в ушах откуда-то появляется настойчивый щебет птиц.
Мне хорошо.
И стоило бояться? Мы просто рядом друг с другом — что в этом предосудительного?
Я втягиваю живот, когда Нокс медленно потирает большим пальцем ткань вокруг пупка.
Может, ничего страшного не случится, если совсем убрать одежду?
Это ведь так естественно — быть обнаженной перед тем, кого…
Меня все-таки тревожит настойчивый зуд капли разума, которая чудом уцелела в этой эйфории.
«Что-то не так!» — протестует она, и мне никак не удается ее заглушить.
Что может быть не так, когда мы вдвоем? Мы созданы друг для друга.
«Почувствуй!» — продолжает сопротивляться внутренний голос, и я пытаюсь найти причину для беспокойства. Конечно, только чтобы его успокоить и отдаться своим чувствам.
Рука герцога у меня н животе.
Второй он придерживает меня за локоть, не давая погрузиться в воду.
Но… кто тогда гладит мое плечо?
Эта мысль действует как отрезвляющий осенний холодный дождь.
— Рэйвен, ты… — Мои губы немеют от недостатка сил.
— Моя маленькая сладкая монашенка, — его голос как будто сквозь эхо.
Нет, не его голос.
Его голоса.
Я дергаю рукой, пытаясь освободиться, но вместо этого только сильнее запутываюсь в его объятиях.
— Даже не смей думать о побеге, монашка. — Резко, жестко, лишая остатков воли. — Ты сегодня главное блюдо на нашем столе.
Он сказал «нашем»?
Мне ведь не показалось?
Пытаюсь энергичнее работать ногами, но что-то мешает.
Опускаю взгляд и на этот раз не могу подавить крик, потому что там, через прозрачную толщу воды, хорошо видны темные вихри, опоясывающие мои ноги словно неразрывные цепи.
— Отпусти меня… пожалуйста, — кое-как нахожу силы на униженную мольбу о помощи. — Ты обещал, что никогда не причинишь мне вред.
— Мы ничего не обещали, — мурлыкают голоса. — Мы так давно не находили ничего настолько вкусного…
— Рэйвен, ты… обещал. Пожалуйста. Ты ведь не мог совсем исчезнуть.
И именно эта мысль причиняет невыносимую боль.
Я не могу представить свой мир, в котором его не будет.
Не могу и не хочу.
— Ты зря беспокоишься о своем Инквизиторе, малышка — он крепко спит.
Инквизиторе?
Глаза снова начинают слипаться.
Может быть, на этот раз я уйду в сон и останусь там навсегда? Там мой Рэйвен жив.
Почему меня не тревожит что он «инквизитор»?
Он ведь охотится на таких, как я — непонятных, со странными символами Хаоса на коже.
Что такое ga’an’ern?
Почему я так его назвала?
— Ты… ты?! — шепот переходит на громкий оглушающий визг и в ту минуту, когда я чувствую уже знакомую ударную волну защиты браслета, мое тело камнем уходит под воду с головой, полностью лишенное опоры и поддержки.
Глава тридцатая: Герцог
Я все-таки потерял контроль.
Проклятье!
О том, что это произошло, не трудно догадаться по тому, что мы с Тиль одновременно выныривает из-под воды, но на противоположных концах бассейна. И вид у нее такой, будто она как раз придумывает самый мучительный способ меня убить.
Вероятно, я заслужил.
Потому что последнее мое воспоминание — оно еще до того, как малышка нырнула в воду.
Потом лишь обрывки воспоминаний в рассеянном тумане других образов — похотливых и кровавых, с привкусом крови и пепла.
Повозкой «моего сознания» снова управляли демоны и этих ребят, судя по всему, очень заносило на поворотах.
— Вы же мне обещали! — кричит Тиль, сплевывая воду, и стыдливо прикрывая одной рукой прилипшую к груди шелковую нижнюю сорочку н тонких бретелях.
У нее настолько ослепительно белые плечи и невинные крохотные веснушки на ключицах, что я, рыкнув на самого себя, поворачиваюсь спиной. До боли цепляюсь пальцами в края бассейна.
— Тиль… — Бездна все подери, впервые в жизни я не знаю, что сказать, потому что правда обещал. — Мне правда жаль, Тиль. Я думал, что… сильнее.
— Вы думали! И пока вы думали, ваша самонадеянность чуть не стоила мне чести! И жизни!
Я буквально силой удерживаю себя от желания чуть-чуть повернуть голову, чтобы хоть одним глазом полюбоваться на нее в ярости. У нее так премило розовеют щеки и раздувается нос!
А между тем, до меня с опозданием доходит, что я уже не чувствую боли в груди, и как минимум не истекаю кровью. На восстановление еще потребуется время, но сегодня я точно не умру, если только моя малышка не приложит к этому руку.
— Благодаря вам, Тиль, я жив, — говорю смиренно и тихо. И горло режет непривычными интонациями. — Вероятно, мне следует благодарить богов за вашу отвагу и доброе сердце.
— Вероятно, вам следует запихнуть ваш лживый язык в вашу лживую задницу и убраться, пока кому не пришло в голову проверить причину грохота в спальне королевской невесты!
— Да ради богов, Матильда, я же первый раз в жизни извиняюсь! — С досады так сильно сжимаю пальцы, что трескаются красивые керамические плитки. — Могла бы проявить милосердие, ты все-таки монахиня!
Я чувствую, как она бьет кулаком по воде, посылая в мою спину настоящей маленький шторм.
— Минуту назад, Ваша Светлость, вы думали отнюдь не милосердии!
— Это бы не я, Тиль. — Похоже, я сделал все, чтобы окончательно лишиться ее доверия.
— Мне все равно, Нокс. Я еще раз настойчиво прошу вас уйти. И… больше не появляться мне на глаза. Считайте, что я выполнил свой долг Короне и вы ничего мне не должны.
Я подтягиваюсь на руках, медленно поднимаюсь из воды, стряхивая влагу с волос.
— Боюсь, Тиль, чтобы стать полноценной невестой Эвина, вам придется еще какое-то время потерпеть мое мерзкое общество.
— Я не собираюсь становиться его невестой на всю жизнь!
— Но вам придется!
Я все-таки оборачиваюсь и срываю с себя противные мокрые бинты. Шрамы на коже просто отвратительные, хоть их определенно пытались тщательно сшить. Это не брутальные отметины от меча, которые придают мужчине шарм отваги и смелости, а заодно раздвигают даже самые стыдливые женские ноги. Это рваные следы от когтей Беала — глубокие и косые.
Но, несмотря на это, Тиль смотрит на меня в упор.
Без отвращения и даже не падает в обморок.
Возможно, я льщу себя надеждой, но в ее зеленых глазах… желание прикоснуться?
Нужно вернуть мысли в прежнее русло, потому что голова демонов во мне еще слишком слышны, а мысли о мокрой монашке и о том, что ее одежда настолько просвечивает, что я могу видеть оттенки ее груди, определенно не способствуют успокоению.
— Тебе придется стать герцогиней Лу’На, Тиль. Заменить ее собой, раз уж какой-то непонятной воле богов было угодно сделать вас настолько… похожими. Это лучший выбор для всех — Эвин получит добрую и отважную жену, богатые земли, древесину для воздушных кораблей и золотые рудники. А ты… больше никогда не будешь голодать.
Только после того, как слышу этот собственный монолог, до меня вдруг доходит, что я собираюсь сделать на самом деле.
Я должен отдать ее Эвину.
Отдать мою малышку с ее скромные колени и стыдливые веснушки другому мужчине.
Своему лучшему и, вполне возможно, единственному другу.
И провести остаток дней, выкрикивая «Свет храни королеву!», глядя на то, как она будет целовать Эвина, сидеть рядом с ним на балах и приемах, и рожать ему наследников.
Ему.
Не мне.
Эта мысль ложится на плечи непосильной ношей.
Кажется, я даже немного сутулюсь под ее весом.
— Вот, значит, какой у вас план, Нокс, — тихо, с отраженным от воды эхом, размышляет Тиль. — Очень… по государственному.
Ей удается найти то самое слово, которое звучит хорошим оправданием моей глупости.
Или трусости — размышлять об этом можно долго.
— Это самый правильный выход, Тиль.
— Только вы забыли о еще одном участнике вашего грандиозного плана, Нокс. Отвернитесь, мне нужно переодеться.
Я снова поворачиваюсь спиной. Это приносит пусть небольшое, но облегчение — пока я ее не вижу, желание обладать еще можно контролировать.
Плеск воды, легкие мокрые шаги, шорох одежды.
— Вы можете повернуться, герцог.
На ней одна з тех теплых накидок, которые я видел на лежанке в углу.
Только благородные дамы заворачивают в них лишь плечи, а Тиль спряталась вся, до самого кончика носа.
И моргает часто-часто, обжигая зеленью взгляда.
Хаос, я не знаю, смогу ли…
— Какую роль в ваших государственных планах, герцог, вы отводите настоящей герцогине? — У нее сухой тон без намека на эмоции.
— Тебя это не должно заботить.
— Ваша Светлость, коль скоро я, благодаря вашим усилиям, стану королевой Артании, потрудитесь изжить фамильярности и более мне не «тыкать».
Если бы словами можно было бы высушивать воду, то одной этой фразы хватило бы, чтобы превратить Ледяной океан в мертвую пустыню.
— И я настаиваю — ваши планы, герцог. Или катитесь вместе с вашими демонами… прямо в Бездну!
«Боюсь, меня там не встретят с гостеприимными пирогами», — мысленно отвечаю ей.
— Тиль, я думаю, вы уже достаточно… гммм… взаимодействовали с герцогиней, чтобы понимать, насколько она опасна и кровожадна. Уверяю, в ее планы не входит и никогда не входило оставить вас в живых после того, как вы сыграли свою роль. Так что…
Развожу руками.
Все же понятно, или я должен озвучить конкретный способ? Ничего оригинального. До недавнего времени я бы за все золото мира не отказался от удовольствия перерезать ей глотку собственными руками, но теперь даже не хочу знать, как это случится. У меня есть Зрячие — кто-то из этих ребят выполнит работу быстро, бесшумно и аккуратно.
— Она приходила в Черный сад, — сквозь свои размышления, слышу новое откровение Тиль. — К Эвину. Вероятно, у них было достаточное теплое общение, раз после него он решил н тянуть с объявлением помолвки и надел на меня вот это.
Она накрывает браслет ладонью.
— Это все? — Я абсолютно не удивлен.
— А это мало? Лу’На не делилась со мной этими своими планами, и ей, похоже, плевать, что меня могли разоблачить.
— Это очень в духе ее гнилого папаши — никогда и никого не посвящать в свои планы, даже самых близких приспешников, потому что на самом деле он всегда думал лишь о собственной выгоде, заранее зная, что все его союзники так или иначе потеряют головы. Но, полагаю, — указываю взглядом на подарок Эвина у нее на запястье, — это в ее планы точно не входило, потому что теперь она вряд ли сможет прикинуться вами без страха разоблачения. А если бы она не боялась признать вас обманщицей, то и действовала бы в открытую. По какой-то причине, Тиль, вы ей все еще нужны.
— Она попросила короля сделать баронессу Примэль Ла-Форт моей Первой фрейлиной.
— Эту дурочку? — Что за нелепица?
— Эта, как вы изволили выразиться, «дурочка», ее сообщница.
Признаться, эта новость впечатляет меня куда сильнее, чем шастанья Лу’На в спальню Эвина.
Но сейчас я слишком ничего не соображаю, чтобы разбираться с этим ребусом.
А тут есть над чем поломать голову.
— Тиль, вы обязательно расскажете, откуда у вас эти сведения, но завтра. Если я не добреду до кровати в самое ближнее время, то рискую уснуть на полу.
— Я с превеликим удовольствием избавлюсь от вашего общества, герцог, но сначала вы пообещаете мне не лишать герцогиню жизни.
— Она бы не была такой великодушной в отношении вас.
— Мне все равно, Нокс, но ее крови на наших руках не будет. Вы же умный, придумайте какой-нибудь милосердный способ.
Я бы сказал, что такого способа не существует, и что все люди, кто рассуждал так же, как моя малышка, безвременно скончались от руки тех, кого сами же недавно и помиловали. Но на сегодня бедняжке уже хватит суровой правды жизни. Кроме того… что мне мешает соврать? В этом я достиг совершенства, даже полудохлый.
— И вы предоставите мне доказательства, что с герцогиней все в порядке, — словно слышит мои мысли.
— Вы умеете быть поразительно настойчивой. Жаль, что абсолютно не там, где нужно, и себе во вред.
— Я жду ваше обещание, Нокс.
— Обещаю, что от моей руки она не умрет. Прикладываю ладонь к груди, как когда давал воинские клятвы — никаких других доказательств на ум не приходит.
— И не отдадите такого приказа, — требует она.
— Без ножа меня режете! — делано возмущаюсь, но под строгим взглядом приходится пообещать и эту нелепость.
Тиль с облегчением выдыхает и тут нервно тычет пальцем в сторону выхода из купальни.
— А теперь убирайтесь — видеть вас не могу!
Я безропотно ухожу, можно сказать, поджав хвост.
Хороша малышка, просто до зубной боли хороша… для меня.
Проклятье, я должен выкорчевать эти мысли из своей головы. Ее замечание о моем беспрестанном «тыканье» абсолютно благоразумно. Слишком благоразумно, отчего моя собственная неосторожность выглядит до смешного неосторожной.
Наверное, придется вытерпеть насмешки и издевательства Сайфера, чтобы заполучить у него пару глотков Забвения.
Иначе однажды я могу просто не выдержать и забыть о клятве, которую когда-то дал Эвину — всегда стоять на страже его интересов.
И, Хаос все задери, надеюсь, пока мои демоны пытались высосать из Тиль всю душу, она не думала ни о чем… таком? Ведь то, что знает одно порождение Хаоса — знает весь их Рой.
Глава тридцать первая: Сиротка
— Мне решительно не нравится ваш бледный вид. Вам нездоровится?
Я не сразу понимаю, что Его Величество обращается ко мне, хоть это и странно, потому что в беседке королевского сада, кроме нас больше никого нет. Даже слуги растворились где-то в густых зеленых зарослях, как будто их никогда и не было. Уверена, что стоит Эвину лишь щелкнуть пальцами — и тут же появится сразу парочка.
— Я все еще плохо сплю, Ваше Величество, — говорю почти правду, потому что боль в ноге продолжает меня мучить, и почему-то именно ночью приступы становятся сильнее всего. И пусть причина сегодняшнего моего недосыпа совсем не в этом, я говорю королю то, что должна. Не ради спасения своей жизни или души.
Ради того, чтобы сохранить жизнь Рэйвена.
Даже отголосок его имени в моей голове заставляет сглотнуть ком в горле.
Вчера он говорил так убедительно, холодно и расчетливо, что всю ночь я действительно не могла сомкнуть глаз.
Не от физической боли.
Болела душа. И по сравнению. Этой пыткой физическая боль ощущалась не сильнее комариного укуса.
Ненавижу себя за то, что так наивно развесила уши.
Придумала себе что-то… невероятное.
А на самом деле все это время я была лишь неплохим вариантом на роль «лояльной и удобной королевы».
Глупая, глупая Матильда.
С самого начала все это было просто…
— Я пригласил во дворец трех лучших портных Артании, — снова слышу голос короля и на этот раз даю себе обещание больше не думать о герцоге ни секунды. Ни половины секунды. И даже четверти! — Хочу, чтобы вы выбрали лучшего, кто удостоится чести сшить вам свадебное платье. Хотя, если вас интересует мое мнение, я бы рекомендовал мастер Де’Ги.
— Может, мастер Соул? — несмело предлагаю я, все еще прекрасно помня то великолепное платье, в котором впервые танцевала с Рэйвеном.
Плачущий, да что же это такое!
Пусть этот проклятый мужчина исчезнет, наконец, из моей головы!
— Этот химер? — Эвин выглядит искренне удивленным, даже скорее обескураженным.
— Мне нравится… — Пытаюсь придумать подходящую отговорку. — Его полет фантазии.
— Уж в чём-чём, а в полетах этот тип точно знает толк.
Возможно, это лишь плод моего воображения, но Эвин не в восторге от моей идеи, хоть и утверждает ее одним лаконичным кивком.
— Кстати, Матильда. — Он лично подливает в мой кубок с меру сладкий лимонад. — Я как раз хотел спросить, как вы уговорили этого прохвоста помочь вам с нарядом для бала? Сайфер уже много лет не шьет ничего на заказ. И, прошу простить меня за то, что вынужден задеть эту неприятную тему, но вряд ли он стал бы шить что-то для… вас. Только если выгода была слишком велика и привлекательна, чтобы от нее отказаться.
Я слишком быстро хватаюсь за кубок и делаю судорожный глоток, пытаясь выиграть время.
Плачущий, умоляю, когда мне в следующий раз захочется открыть рот с каким-то дурацким предложением, лучше сразу сделай меня немой!
— Полагаю, ему… — Мой голос звучит так, будто язык распух и перестал помещаться во рту.
Что такого могла посулить химеру герцогиня Лу’На, чтобы он согласился помочь дочери предателя короны? Точно не деньги — их у него и так в избытке. И вряд ли какие-то иные ресурсы.
— Он… — Набираю в легкие побольше воздуха. — Я…
— … пообещали быть вдохновительницей его новой картины? — вклинивается в наш разговор знакомый голос Нокса, и я снова «прикладываюсь» к кубку.
Кажется, он только что меня спас?
Киваю, как болванчик, когда Эвин переводит на меня вопросительный взгляд.
— Простите, что без доклада, Ваше Величество. — Рэйвен склоняет голову, но лишь немного, явно не так, как это положено дворцовым этикетом. — Есть некоторые новости, которые требуют вашего скорейшего внимания.
Они пересматриваются, и король со вздохом поднимается из-за стола.
Наклоняется ко мне, уверенно сжимает мои пальцы своей ладонью.
— Прошу меня простить, Матильда, но этот чурбан вряд ли даст мне насладиться вашим прекрасным обществом, пока я не уделю ему несколько минут внимания.
Я нарочно избегаю смотреть на Нокса.
— Могу я вернуться в свою комнату, Ваше Величество? Я бы хотела прилечь.
Эвин снова окидывает меня обеспокоенным взглядом и говорит, обращаясь к стоящему за его плечом герцогу:
— Нокс, доверяю тебе самое дорогое, что у меня есть. Проследи, чтобы моя невеста не упала в обморок и благополучно добралась до своих покоев — мне категорически не нравится ее нездоровый вид. А потом я жду тебя в Малом военном зале.
Я открываю рот, чтобы высказаться против такой компании, но Рэйвен лихо заходи мне за спину и уже оттуда обещает Эвину, что пока я под охраной его пристального ока, ни один волос не упадет с моей головы.
Мы идем вниз по дорожке, которая как-то немилосердно виляет между красиво оформленными клумбами и островками цветущих вишен.
— Наверное, мне следует поблагодарить вас за своевременную помощь, Ваша Светлость, — говорю достаточно тихо, чтобы нас не услышали посторонние уши, но Нокс н пропустил ни слова.
— Должен же я хоть как-то вернуть вам оказанную вчера услугу. Хотя, это ничто по сравнению с тем, что вы спасли мне жизнь.
— Случилось что-то плохое? — рискую нарушить вновь возникшее молчание.
— Боюсь, Тиль, я не могу обсуждать государственные дела даже с вами.
Мы снова молчим.
Проходим через высокие резные ворота и поднимаемся по крутым ступенькам.
У меня действительно нет сил после вчерашнего «купания». Чувствую себя так, словно та тьма… высосала из меня пару лет жизни.
Солнце палит неимоверно.
И когда я, все-таки, спотыкаюсь, только вовремя подставленная рука Рэйвена, не дает мне упасть и позорно скатиться вниз.
Его рука в перчатке, как обычно, но даже так я чувствую его прохладную загрубевшую кожу.
— Тиль, я буду ждать вас после полуночи около малой библиотеки, — уверенной скороговоркой шепчет Нокс. — Просто будьте там, а если вас кто-то увидит, скажите, что вам не спится без хорошей книги на ночь.
— Вы совсем из ума выжили? — Мое возмущение получается каким-то вялым. Это все из-за слабости и шума в голове.
— Нет, я лишь выполняю свое обещание, черт бы вас побрал с вашими женскими… поспешными выводами. — Последние слова он буквально цедит сквозь зубы.
До моей комнаты доходим в какой-то нервной тишине, под еле слышный шаг моих дрожащих ног и тяжелую поступь герцога. Мне так о многом хочется его спросить, но каждый раз, когда почти отваживаюсь на это, в голове мелькает мысль о вчерашней ночи в ванной и… я останавливаюсь. Не хочу даже спрашивать, что это был за туман и почему герцог говорил со мной так, будто его там, внутри, было много.
— Могу я кое-что у вас спросить, Ваша Светлость? — все-таки задаю вопрос, хоть и не из длинного списка тех, которые все утро прокручивала в голове.
Он останавливает шаг ровно так, где стражники у двери не смогут слышать суть нашего разговора, если только мы снова не начнем орать друг на друга.
— Я весь в вашем распоряжении, герцогиня, — со степенным поклоном и таким же выражением лица, говорит Нокс.
«Уверена, что ты хочешь задать этот вопрос инквизитору?!» — с опаской переспрашивает внутренний голос.
Совсем не уверена.
Но, может, это что-то важное? Какое-то послание богов? Озарение?
Я читала в книгах о бытие послушниц Плачущего, и случаи, когда у них случались божественные озарения, были не редки.
— Что такое ga’an’ern? — Мне не нравится, как это слово липнет к моему языку.
Произношу его впервые, но оно как будто очень знакомо.
Как и все те слова, когда я каким-то образом смогла убить Беала.
Это словно вдруг узнать, что говоришь на языке, о котором даже не знаешь, как он называется.
— Что вы сказали? — Лицо Нокса меняется, как будто я произнесла что-то очень ужасное.
Ох, Плачущий, ну почему ты меня не остановил?!
— Я… не знаю, — испуганно мямлю в ответ. — Кажется, я просто где-то его… случайно услышала и…
— Не ври мне, Тиль, — он переходит на едва слышный, но убийственно злой шепот. Сжимает кулаки. Если бы не охрана у двери — уже бы и душу из меня вытряс. — Откуда ты знаешь это слово?
Я отступаю назад, стоит ему просто качнуться в мою сторону.
Мне вдруг становится очень страшно, потому что в глазах Нокса снова появляется тот недобрый огонек, который я уже видела в тот вечер в его комнате, когда он еще думал, что я — настоящая герцогиня, и во всех красках расписывал, с каким наслаждением свернул бы мне шею.
Кажется, в эту минуту он думает примерно о том же.
Только это же я — настоящая, и мой отец не стегал его спину кнутом, потому что у меня вообще нет отца!
— Прошу прощения, что потревожила вас такими глупостями, милорд Нокс, — говорю достаточно громко, чтобы все вокруг — даже пыль между каменной кладкой — слышала, что разговор закончен. — Извините, что оторвала от государственных забот.
Нокс не спешит уходить.
Так и стоит в коридоре, и даже когда прячусь в комнате, все равно не сразу слышу его тяжелую поступь. Но зато даже через дверь чувствую прожигающий насквозь взгляд.
Я только то снова подписалась под какой-то небесной карой?
Глава тридцать вторая: Герцог
Когда я разоблачил обман Тиль — я чувствовал себя, мягко говоря, немного идиотом, потому что не заметить очевидные факты, казалось, было просто невозможно. Но я по какой-то причине недостаточно старался.
Но сегодняшняя ее «выходка» повергает меня в настоящий приступ бешенства.
На самого себя.
Потому что это нова похоже на тот же ребус, который я упорно отказываюсь разглядывать.
— Что с тобой? — слышу голос Эвина, и очень плохо делаю вид, что увлекся разложенными на столе картами.
В Малом военном зале до ужаса сыро — у меня, как у всякого старого пса, ломит кости.
Но это ничто в сравнении с зудящим в башке проклятым словом.
Ga’an’ern. Пожиратель Тьмы.
Так меня называла Л’лалиэль.
Это поганое слово не мог знать никто, Хаос все подери, потому что кроме нее, Эвина и Дарека Скай-Ринга о моем «преображении» больше никто не знал!
А Л’лалиэль называла с убийственным отвращением, потому что считала это лицемерием.
И, в общем, была абсолютно права.
И вот теперь это слово произносит обычная монашенка из храма Плачущего!
— Это Виктум, — пытаюсь переключиться на разговор с Эвином, потому что он не менее важен, чем еще один непонятный осколок в мозаике, которую я никак не мог сложить.
Эвин трясет пробирку с песком, который я притащил из пустоши.
Алхимики уже с ним поработали, и моя догадка оказалась верна.
— Он там везде, по всему периметру Печати. Не знаю, каким образом Воздушным Лордам это удалось, но это они нарушили целостность Печати.
Эвин тяжело вздыхает и так сильно сжимает в ладони пробирку, что тонкое стекло моментально идет трещинами и лопается, впиваясь ему в кожу. Он только брезгливо стряхивает осколки на пол и наспех перевязывает рану носовым платком.
— Я трачу государственную казну на новое вооружение, на разведку, на новые войска, но эти поганые… все равно шастают у меня под носом, как у себя дома! — Эвин припечатывает стол кулаком, и на пергаменте с выводами алхимиков о содержимом песка, остается красный след. — Они не могут выиграть в открытом противостоянии и не придумали ничего лучше, чем разорвать Артанию изнутри.
Мне тяжело сосредоточиться на этой задаче, потому что мысли то и дело перепрыгивают на образ Тиль и вопрос.
Символы Бездны на ее руке в ту ночь, когда она пыталась прогнать Призраков.
Я видел их собственными глазами.
И совсем недавно, похожие.
На теле Владычицы.
Что он тогда орала мне вслед?
«Что ты видел?» «Где она?»
— Проклятье, Рэйв, я еще и тебя должен погонять?!
Только в последний момент успеваю убрать голову с пути полета тяжелого серебряного кубка. Он падает где-то сзади и несколько напряженных мгновений качается по полу с печальным звоном.
Я снова пропустил слова Эвина.
— Прости, — говорит он, и устало падает в кресло, как подкошенное молнией дерево. — Не думал, что мне когда-нибудь снова придется пережить… все это.
Мы обмениваемся понимающими взглядами.
Воевать с Лордами Летающих островов — сложно, но можно.
Воевать с Лордами и Бездной — нереально.
Мы оба это знаем.
Должен ли я рассказать ему про Тиль?
Это, вероятно, будет еще хуже, чем признаться, что она — самозванка.
Потому что, если все эти звоночки верны…
Я потираю переносицу, поднимаюсь. Сгребаю со стола все пергаменты и с молчаливого согласия Эвина бросаю их в камин. Огонь с наслаждением набрасывается на сухие листы и через пару минут от секретных донесений остаются лишь жалкие кучки пепла.
— Иногда я думаю, что мне не следовало поступать так, как я поступил, — слышу раздосадованный голос Эвина. — Может, было бы лучше остаться просто…
— Не произноси это вслух, — предупреждаю я.
В некоторых вопросах я не доверяю никому — даже себе.
— Нужно запечатать Бездну, Эвин. Пока это еще возможно. Трещина растет с каждым днем, кто знает, что из нее вылезает прямо сейчас, и что может вылезти завтра. Или послезавтра.
— А мой верный Инквизитор не всегда сможет защитить людей от Беала. Даже ценой собственной жизни. Я, кажется, так толком и не поблагодарил тебя за то, что разделался с этой тварью.
Хорошо, что стою к нему спиной, и Эвин не может видеть мое лицо.
Черт!
Проклятье!
Я ведь был уверен, что Беала прикончили кислотные снаряды.
А «оказывается», его смерть — моих рук дело.
Но если его прикончил не Эвин и не я, то…
— Мне нужно твое разрешение на посещение Хроноса, — произношу сквозь зубы.
— Зачем? Хочешь пожаловаться самому старому Скай-Рингу, что его предок зря переводит свою великую кровь?
— Типа того, — пытаюсь поддержать его попытку иронизировать над собственной беспомощностью. — Скажу ему, что пора вылежать из задницы мироздания и наводить порядки в Артании, а то его внук как раз собрался строгать наследников.
Эвин смеется — не очень весело, но все же.
— Хорошо, я выпишу тебе разрешение. Только имей ввиду — этот старик не любит, когда его беспокоят. В последний раз, когда его будил Дарек, все закончилось крепкой взбучкой королевской задницы.
Я все помню.
И именно поэтому хочу пойти к Хронисту.
Дарек Скай-Ринг лишь дважды ходил за советом к своему предку — такому старому, что он видел, как зарождались Тьма и Свет, как Хаос создал Бездну и как Бездна решила пожрать все живое.
Первый раз Дарек ходил к Хронисту незадолго до того, как украл из Бездны Л’лалиэль
А второй… перед тем, как его единственная законная жена родила ему единственного законного наследника престола.
Точнее, если моя догадка верна, наследницу.
Глава тридцать третья: Герцог
В Артании есть место, неотмеченное на карте.
Большая равнина, усыпанная острыми, как бритвы, красными кристаллами Игниса.
Когда-то, если верить легендам. Именно здесь произошла последняя решающая битва между Тьмой и Светом, и эти огромные каменные глыбы — кровь и плоть богов.
Я не люблю здесь бывать, потому что в этом месте энергия смерти сильна как нигде.
Кажется, даже Бездна так не высасывает душу, как здешняя пустота.
Здесь мертво абсолютно все.
Кроме Хроноса.
Хотя, вряд ли можно назвать живым то, что давным-давно закостенело, потеряло душу и состоит из одних лишь воспоминаний. И знаний, большая часть которых не предназначена для ушей простых смертных.
По своей воле я бы ни за что не приперся к этой сущности, но я должен получить ответы, которые есть только у него. И пока что мне нечего предложить ему взамен, а Хронос не любит расставаться со своими секретами просто так.
Когда воздух становится слишком раскаленным, а каждый шаг дается с таким трудом, будто мне приходится отрывать от земли приколоченною гвоздем ногу, я замечаю впереди большой холм. Единственный здесь, на котором есть некое подобие растительности. Хотя, если мои догадки верны, эти раскидистые красные ветки — совсем не то, чем пытаются казаться.
И чем ближе я подхожу, тем больше убеждаюсь, что оказываюсь прав.
Вся эта огромная насыпь, увитая искривленными кристаллами Игниса — это и есть Хронос.
Торчит в земле, словно гигантская ядовитая грибница, распуская вокруг себя приманку — собственную кровь и плоть — ороговелую, но по-прежнему живую. И то, что когда-то было головой, теперь поросло такими же наростами, на конце каждого из которых торчит раскидистая ветвь капилляров и сосудов. Наверное, если бы здесь летали птицы, лучшей приманки и придумать было бы нельзя.
Но единственная добыча, которая пришла к нему в руки — только я.
И делаю это по собственной воле.
— Я уже начал думать, что это никогда не случится, — слышу голос в своей голове, и почти физически ощущаю, как тонкие иглы чужого разума проникают в мое нутро.
Я могу этом сопротивляться, но позволяю Хроносу взять свою кровавую плату.
Он должен получить свою «дань», чтобы утолить голод и стать добрее.
По крайней мере, я очень на это рассчитываю.
— Ты сам? — насыпь слегка колышется, как будто под несуществующим ветром.
— У твоего внука полный рот государственных забот, Хронос. Но он передавал привет.
Вздох в моей голове — тяжелый и подчеркнуто ироничный.
Он, конечно, ни слову не поверил.
— Не называй его так, — Хронос снова раскачивается, и бурая пыль медленно опадает к подножию его основания, больше похожая на проклятый снег. — Хотя в нем есть кровь Скай-Рингов. Старая, уничтоженная ветвь.
Я стискиваю зубы.
— Дарек надеялся обмануть богов? — Хронос посмеивается в точности как гадкий старикашка. Все-таки, человечность в нем проступает даже сейчас, когда практически утерян человеческий облик. — У него ничего не получилось и поэтому ты здесь.
Он утверждает — мои ответы не нужны, потому что каждая игла его сознания уже проникла ко мне в душу и нашла там все, что искала.
Все мои тайны.
Даже те, от которых очертя голову убегаю я сам.
— Зачем Дарек приходил к тебе? — задаю свой первый вопрос. — Зачем ему была нужна Л’лалиэль?
— Кровь, Инквизитор. Все дело в силе крови.
Я пытаюсь вытолкнуть его сознание из той части своей души, в которой ношу образ одной упрямой девчонки с целой кучей секретов.
— Аааа… — тянет Хронос. — Интересно, интересно… Дарек думал, что может переиграть свою судьбу, а на самом деле она просто сыграла им как пешкой. То, что должно было дать ему силу и власть, свело его в могилу.
Хронос хихикает и кристаллы Игниса покрываются паутинами трещин, выпуская наружу столбики огня и ручейки лавы.
— Л’лалиэль… — Скай-Ринг смакует ее имя, словно десерт.
Для меня всегда было загадкой, почему у порождения бездны оказалось такое красивое, почти музыкальное имя.
— Родила… маленькую красивую девочку…
Я до боли стискиваю челюсти.
Хватит.
Нужно уходить.
Я услышал, что хотел, я знаю ответ на вопрос.
— Кто бы мог подумать, что Инквизитор и Палач самозванца окажется таким слабым, — прищелкивает языком Хронос и невидимая сила тащит меня вверх.
Я пытаюсь освободиться из прочных пут, но они обвивают мои ноги толстыми канатами подтаскивая к самому «лицу» Хроноса — тому, что похоже на гладкий каменный шар с выщерблинами вместо носа и глаз.
— Я не закончил, Инквизитор.
Не хочу слушать, но бессилен заткнуть ему рот.
Даже если бы он у него был.
— Первый Владыка Бездны принес в жертву свою дочь, чтобы прорвать Саван — У меня проклятые иглы под кожей от бесплотного ледяного прикосновения к самому моему нутру. — Тьма всегда знала, что надо пожертвовать самым дорогим, чтобы получить Абсолютную власть. Знала — и делала.
«Заткнись…» — отвечаю мысленно, потому что вся история, которую я знал, вдруг разбивается на осколки, из которых обирается совсем другая картина.
— Дарек украл древний ритуал.
Эту историю знают все.
Но… Дарек украл Л’лалиэль.
И она родила ему дочь.
Я жмурюсь изо всех сил, запрещая правде проникать в мою голову.
Старик-гора снова гаденько хихикает и отпускает меня, словно муху, к которой потерял всякий интерес. Я падаю на землю с такой высоты, что трещат кости и боль в колене мешает подняться на ноги.
Беспомощно загребаю руками пепел и обломки Игниса, которые здесь повсюду.
Они врезаются мне под ногти, лишь немного отрезвляя.
На самом деле Дарек хотел получить Абсолютную власть.
И для этого ему была нужна Л’лалиэль.
Нет, не она — их ребенок.
И когда Л’лалиэль поняла, что он задумал, она, как всякая любящая мать, защитила свое дитя, ценой собственной жизни.
— Бездна заберет ее, свою законную кровь. — От его громогласного шепота я уже почти глохну. — И либо ты вырвешь свое Сердце, Инквизитор, и спасешь мир живых, либо твое Сердце возглавит армию Хаоса, потому что она — ее законная наследница.
Она.
Моя маленькая Тиль.
Наследница Бездны.
Глава тридцать четвертая: Сиротка
Остаток дня и до полуночи, я едва ли нахожу себе место.
Пытаюсь читать, пытаюсь заниматься шитьем и даже изучаю толстый учебник по диким растениям Западных лугов Артании, но в моей голове абсолютно ничего не задерживается, потому что каждая моя мысль занята тем проклятым словом и реакцией герцога на него.
Я не должна была спрашивать!
Я ведь чувствовала. Что-то внутри нашептывало, что нужно держать при себе все эти странности, потому что болтовня о них точно не доведет до добра. Но… наверно, я просто зря поверила, что Нокс на моей стороне. Он ведь не просто лучший друг короля, его Правая рука и верный Палач.
Он — Инквизитор.
А я, кажется, каким-то образом глубоко испорчена Хаосом изнутри, и ничего не могу с этим поделать.
Когда большие часы на главной башне отсчитываю двенадцать ударов полночи, я накидываю на плечи теплую пелерину и, стараясь не выглядеть шпионкой, потихоньку спускаюсь сразу на несколько этажей вниз, нарочно избегая автоматического подъемника — мне не по себе от одних только звуков, которые издает эта штука.
Все время оглядываюсь, потому что не покидает ощущение крадущейся следом тени.
Но сколько бы раз я не смотрела назад — никого нет. Даже огненные шары в скорлупе кристальных светильников едва ли шевелятся, нет ни шороха, ни звука, ни намека на то, что мои подозрения обоснованы.
Это просто паника и страх.
Эдак я скоро начну бояться собственных мыслей.
До библиотеки добираюсь без приключений, останавливаюсь немного в стороне и как раз собираюсь осмотреться, когда из-за квадратной колонны справа появляется знакомая высокая фигура Нокса.
— Я здесь, — говорит он. — Иди за мной.
Мой утвердительный кивок вряд ли видит, потому что почти сразу отворачивается и шагает дальше, вглубь коридора.
Так… сухо. Официально. Царапающе скупо на эмоции, как к служанке, которая не заслуживает ни толики его внимания.
В глубине души я понимаю, что это предосторожности — здесь, в замке, нас могут подслушать даже пауки в щелях, и нужно быть очень острожными. Но разве нельзя было хотя бы посмотреть на меня как на человека?
Или все дело в том проклятом слове?
Ох, Плачущий, если ты желал мне другой судьбы и долгой жизни, отчего не сделал немой?
Герцог внезапно сворачивает вправо, за двухметровую статую какой-то нимфы, и за ней оказывается узкий проход, по которому мы переходим в заброшенную комнату. Свет здесь только от одного источника — шарика света, который Нокс замещает на подставке на одном из припыленных столов. Здесь повсюду старая мебель, шкафы, перетянутые паутиной, бутафорские доспехи. Похоже, что именно это место используют под слад всего того, что давно пора выбросить.
А еще здесь жутко холодно и сыро, и моя пелерина совсем не спасет от сквозняков.
Нокс молча кладет свою куртку на стоящий между нами стол, и отходит, предлагая ею воспользоваться. Я медлю, но вспоминаю, что мои приступы упрямство обычно все равно не приводили ни к чему хорошему, поэтому набрасываю ее на плечи и деревянными губами шепчу слова благодарности.
— Я хочу задать вам всего один вопрос, Матильда, и предупреждаю — не смейте мне лгать. Потому что если я хоть на мгновение почувствую фальшь, остатки моей лояльности иссякнут и я буду вынужден действовать жесткими методами.
— Что? — не понимаю я. — Что-то случилось?
Такая кардинальная перемена буквально выбивает почву у меня из-под ног.
И это его «сухое» Матильда, как будто я вдруг стала герцогиней и это на моих руках кровь с его ободранной кнутом спины.
Может, все дело в послании, которое он передал Эвину? Мужчины всегда грубеют, когда озабочены государственными делами — по крайней мере, так говорила какая-то из девушек на королевском балу.
— Это вы уничтожили Беала?
Его голос подлетает к потолку как чеканная монета с заточенными гранями, которой карманники потрошат карманы богачей на ярмарках и людных торжествах. Я почти слышу, как металлический звон граней рассекает плотную от напряжения тишину.
Я ожидала чего угодно.
Но только не этого.
Разве, события той ночи уже не стали прошлым, не требующим никаких свидетельств?
— Я хочу услышать ответ прямо сейчас, — нетерпеливо говорит Нокс. — Просто «да» или «нет».
Делаю шага назад в неосознанной попытке сбежать, но тут же натыкаюсь бедрами на тяжелый деревянный стеллаж — путь к отступлению мне отрезан. Но даже если бы там, за моей спиной, лежала огромная, лишенная препятствий пустошь, разве я смогла бы убежать от Инквизитора?
Мне нужно набраться смелости, чтобы, глядя в глаза всем своим страхам — в его глаза — подписаться од собственными смертным приговором.
— Матильда… — теряет терпение Нокс, и я, набрав в легкие побольше воздуха, зачем-то во все горло выкрикиваю:
— Да!
И снова между нами тишина, но на этот раз она звенит от множества осколков лопнувшей только что тайны. Еще одной.
Плачущий, хоть бы она была последней.
Или теперь это уже все равно не имеет значения?
— Королевский Инквизитор расправиться со мной прямо здесь? — задираю подбородок, прекрасно осознавая, как жалко выгляжу со стороны. Мелкая девчонка, испорченная изнутри чем-то… мерзким и темным — разве она может хоть что-нибудь сделать?
Нокс молчит, лишь выразительно закладывает руки за спину.
Чтобы усыпить мою бдительность этим показательным бездействием?
Почему все было так… непонятно, но так чудесно вчера, когда мы могли запросто обмениваться шпильками, сейчас, когда все предельно понятно, все так сложно?
— Ты понимаешь, что сделала? — Не очень похоже, чтобы его действительно интересовал мой ответ. — В ту ночь, когда я едва вырвал тебя из лап призраков, на твоей руке были определенные символы. Я знаю, что ты видела их и раньше. Как часто? При каких обстоятельствах?
— Это официальный допрос, Ваша Светлость? — не могу удержаться от колкого вопроса.
— Пока нет, — холодно отвечает Рэйвен. — В знак моего хорошего к тебе расположения и с благодарностью за то, что ты… пожертвовала осколком своей души, чтобы спасти мне жизнь, я сделаю исключение. Первое в моей жизни. Надеюсь, ты не будешь испытывать мое терпение.
— Разве я смею?
— Проклятье, Тиль, — сквозь зубы ругается он, — я же пытаюсь. Хаос все побери, я же пытаюсь…!
Одним резким взмахом он буквально сносит стоящий между нами стол. Тот отлетает с такой легкостью, словно весит не больше пучка соломы, но от удара о стену поднимается волна грохота. Пыль сыплется нам на головы.
Разве это не слишком громко?
Судя по искажённому злостью лицу Нокса, его этот «маленький факт» ничуть не беспокоит. Он протягивает руку, пытаясь схватить меня за шею, но вовремя останавливается и бессильно сжимает в кулаке лишь пустоту. Наверное, если бы не браслет, все это могло бы закончится прямо здесь и прямо сейчас.
— Ты понятия не имеешь, что все это значит, Тиль. — Его голос звучит тише, почти обреченно.
— Так скажи мне! — Я подаюсь вперед и Нокс быстро убирает руку, чтобы избежать контакта между нами. — Мне эта неизвестность просто невыносима! Я не хочу когда-нибудь… просто даже случайно причинить кому-то вред! Что я такое, Рэйвен? Кто я?!
Глава тридцать пятая: Сиротка
Нокс отходит, как будто ему в тягость даже то небольшие расстояние, которое нас разделяет. Как будто ему мало воздуха между, потому что дышать одним на двоих ему глубоко неприятно.
Очень на то похоже, потому что вместо ответа. Он демонстративно осматривается в поисках кресла, находит пару вполне пристойных, переворачивает их, водружает друг напротив друга на заметно бОльшем расстоянии. Чем это было бы необходимо в рамках приличия, и указывает на одно из них. Сам садится во второе, закидывает ногу на ногу и ждет, пока я, словно дрессированная балаганная собачонка, сделаю как он велел.
Взять бы что-то тяжело, да и треснуть ему по башке!
Может тогда бы он перестал играть со мной в эти «догонялки» и объяснил толком, что происходит. Или хотя бы просто придушил, если мое существование каким-то образом портит его инквизиторский нюх.
Я с силой гашу в себе этот внезапный порыв гнева, от которого в кончиках пальцев снова то самое раскаленное покалывание. Обычно это не заканчивалось ничем хорошим. Я украдкой поглядываю на свою руку, хоть она и скрыта длинным рукавом простого платья. Но, если бы Хаос снова проявился на моей коже, может, на этот раз…
«Боги, Матильда, это же не паразит в кишечнике, чтобы как-то осознанно себя проявлять!» — почему-то голосом наставницы Тамзины кричит мой внутренний голос и точно так же, как она, всплескивает руками.
Я невольно улыбаюсь.
— Рад, что вся эта ситуация вас забавляет, — холодным тоном пресекает Нокс.
— Вспомнила забавную штуку про последнее желание повешенного, — не мог не огрызнуться в ответ, но все-таки степенно усаживаюсь в кресло.
— Поделитесь? — Герцог заинтересованно приподнимает одну бровь.
— Припасу ее до своего последнего желания, — отчеканиваю я.
— Тиль, я не собираюсь вас вешать, — после небольшой паузы, наконец, выносит вердикт.
— Сварите? — Прикладываю ладони к щекам, изображая полный ужас. — Я предпочитаю вкус лласиинской соли. И ни в коем случае не ту, что добывают на западе Артании — от нее у любого блюда вкус болотной тины.
— Обязательно передам Его Величеству ваши замечания, — так же ёрничает Нокс.
— Вы очень любезны. А можно мне еще бумагу и перо?
— Будете слагать последнюю волю? — интересуется он.
— Да, в стихах, пока есть вдохновение.
— Если бы я мог до тебя дотронуться… — Его взгляд становится таким мрачным, что мое желание огрызаться мигом выбрасывает белый флаг. — Я бы перегнул тебя через колено, задрал юбки и отходил по заднице так убедительно, чтобы ты даже спала стоя, как строптивая кобыла.
Я нервно сглатываю и пальцы на коленях сами собой забирают ткань платья в кулаки.
Он только озвучил намерения, а я уже нервно ерзаю.
И Нокс, конечно, это замечает, потому что триумфально улыбается и даже не пытается скрыть удовлетворение моим послушанием.
— И так, Тиль, раз мы решили вопрос с тем, каким образом я буду выбивать дурь из твоей нашпигованной всяким хламом хорошенькой головки, самое время перейти к предметному разговору. Я не собираюсь тебя разоблачать — ни сейчас, ни в будущем. Если только ты не будешь пытаться меня переиграть.
— Как я смею тягаться с самим великим и ужасным… — бормочу себе под нос, но герцог прислушивается, и я тут же исправляюсь: — Я же и так делаю все, что вы пожелаете, Ваша Светлость.
— Прекрасно, Тиль, но над смирением, пожалуй, тебе нужно основательно поработать. Второе — Хаос во многих оставил свои метки. Ты же изучала историю и должна помнить, что во Времена Противостояния случаи, когда люди находили в себе Тьму не были редкостью. Прошли годы, Инквизиция тщательно прополола сорняки, но они, увы, до сих пор иногда проростают. Порой, — выразительный взгляд в мою сторону, — в самых неожиданных местах.
Что-то не очень похожа эта вступительная речь на пожелание мне долгих лет безоблачной жизни. Но что ему нужно? Шантажировать меня? Я и так у него под колпаком.
— Пока мы с тобой… гммм… — Нокс откашливается и, поправив себя, продолжает. — Мы с вами нашли условия, при которых наш союз может принести реальную пользу государства. Не будем же их нарушать.
— А как же моя… — Хочу сказать «тьма», но язык отказывается слушать.
К счастью, Нокс проницательно все понимает.
— Вы всегда будете под моим неусыпным присмотром, Тиль. Обычно Тьма сразу разрушает изнутри, потому что души и желания простых смертных для нее как особенное лакомство. До сегодняшнего дня я знал лишь одного человека, кто долго и вполне успешно справлялся с ней внутри себя, и даже смог извлечь выгоду из такого симбиоз.
Я понимаю, что он говорит о себе.
— Вы — второй такой уникальный случай. Полагаю, дело в том, что ваша вера в Плачущего, добрые невинные помыслы и молитвы Светлым богам не дали порче сожрать вас так же легко, как и остальных. И так же считаю, что наша с вами встреча была предопределена. Похоже, — он делает трагически-огорченно лицо, — мне предстоит до смерти быть вашим наставником. Буквально во всем.
Мы обмениваемся прямыми взглядами, и я силой закрываю в себе мыли о том, что прямо сейчас мне кажется, будто он смотрит не совсем мне в глаза. Чуть ниже кончика оса. На… губы?
— Значит, я просто… испорченная Хаосом сирота?
Не знаю почему, но мне немного досадно от этого. Наверное, как и любое ненужное брошенное дитя, в глубине души я хотела верить, что однажды вскроется мое благородное происхождение, на горизонте объявится плачущая пожилая леди, скажет, то она — моя бабушка, и жизнь превратиться в сказку. В конце концов, ведь мы с настоящей герцогиней Лу’На так сильно похожи. Разве бывают такие совпадения? Разве у этого сходства не должно быть какого-то объяснения?
Глупости, конечно.
Но мечтать-то можно?
— Тиль, о чем вы? — Нокс иронично смеется. — Бездна меня задери, только не говорите, что вы искренне верили в сказку о потерянной богатой наследнице!
Поджимаю губы и стараюсь сохранить хотя бы какое-то подобие лица.
— Вы самая обыкновенная сирота, Тиль. Нет, конечно, учитывая ваше сходство с дочерью герцога, — он как будто читает мои мысли, — я бы мог предположить, что какой-то его родственник не самых благородных помыслов, мог обрюхатить легковерную крестьянку, но доказать это, увы, никак не возможно. С другой стороны — зачем это вам?
Он подается вперед, манит меня пальцем, и я, мгновение поизображав упрямство, тоже наклоняюсь к нему.
— Вы уже и так герцогиня, и вдобавок невеста Его Величества. Разве это не лучше любой сказки, которую мог придумать ваш наивный мозг?
Почему я чувствую себя грязной?
Как будто меня объегорили на ярмарке, подсунув фальшивую медную монету вместо блестящего золотого дублона?
— Но ведь… — Я все-таки набираюсь смелости задать этот вопрос. — Если Тьма… Если я не смогу ее контролировать?
Нокс снова «утопает» в кресле, закидывает ногу на ногу и абсолютно ледяным тоном чеканит правду, как она есть:
— Тогда я просто избавлюсь от вас, Тиль. Как избавился бы от всего, то угрожает Артании, Короне и Его Величеству.
Глава тридцать шестая: Сиротка
«Избавлюсь от вас…»
Он сказал это минуту назад, но слова звучат в моей голове все сильнее и все четче, как будто в них вызревает еще какой-то страшный смысл. Хотя, что может быть страшнее того, что он и так уже произнес?
«Если я хотя бы заподозрю, что ты перестанешь меня слушаться, перестанешь быть удобной марионеткой — у меня не дрогнет рука» — так это звучит на самом деле.
Я сглатываю и невольно провожу ладонью по горлу, потому что именно туда сейчас направлен взгляд Нокса.
— Что-то не так, Тиль? — почти безразлично интересуется он.
Это тоже проверка? Посмотреть, насколько я готова принять свою участь?
— Что вы, Ваша Светлость, — не моргнув глазом, отвечаю я. — Все предельно понятно. Рада быть инструментом в ваших надежных руках. Буду служить верой и правдой, пока не сломаюсь, а потом добровольно удавлюсь.
Рэйвен сначала хмурится, потом вздыхает и меняет тему разговора — просит подробно рассказать ему все, что я знаю о Примэль, и почему думаю, что она — «хвост» герцогини. Пару раз останавливает, уточняет, откуда то или это, и я готова поспорить, что в эту минуту слышу скрип пера в его голове, как будто Нокс делает заметки в свое личное дело.
— Правильно я понимаю, что с этим молодым лейтенантом вы познакомились до того, как судьба столкнула вас с герцогиней? — спрашивает герцог, когда я заканчиваю свой рассказ на том, что именно после визита герцогини к Эвину, король назначил Примэль моей Первой фрейлиной.
Я тушуюсь, вдруг сообразив, что во всем этом рассказе имя Орви мелькало не раз. И что пока я старалась рассказать все максимально подробно, чтобы ничего не упустить, могла наболтать лишнего.
— Тиль? — вопросительно тянет Нокс. — Вы знали этого юношу раньше? Где и при каких обстоятельствах познакомились?
— Чтобы вы потом и от него избавились?
— Не считаю нужным обсуждать с вами вопросы государственной безопасности, и напоминаю, что дважды задал вопрос, на который до сих пор не получил ответа. Правда хотите испытывать мое терпение?
Я раздумываю еще несколько секунд, а потом, сдавшись под натиском недоброго взгляда Нокса, рассказываю правду. Он слушает, кивает, но на этот раз не перебивает ни разу.
— Надеюсь, это был ваш последний секрет, Тиль? — не без иронии интересуется Нокс. — Полагаю, сегодня как раз подходящая ночь, чтобы чистосердечно во всем признаться, Тиль, потому что нам с вами предстоит долгое совместное сотрудничество, и раз ж я вписываюсь во все это, хочу быть уверенным, что делаю это с широко раскрытыми глазами.
— Это все, Ваша Светлость, — говорю я. — Больше никаких секретов, по крайней мере тех, о которых бы знала я.
Нокс кивает, а потом на какое-то время погружается в размышления, из которых мне не хочется его доставать. А если честно — было бы неплохо ускользнуть, пока он тут корчит из себя сонную болотную гадюку.
— И так, — Нокс отрывает глаза как раз в ту минуту, когда я всерьез раздумываю о побеге. Что еще ему от меня нужно? — Герцогиня не смогла бы попасть в замок без Врат, так что у нее здесь не просто помощник, а весьма одаренный помощник, раз знаком с Аспектами на уровне мастера.
— Примэль хорошо прошла то испытание, — вспоминаю я. — Когда случился… взрыв.
— Герцогиня не рискнула бы появится, если бы не была уверена, что вы с ней никак не пересечетесь, иначе обман бы вскрылся, а ей ты пока нужна именно на этом месте. Значит, Лу’На была уверена, что в то время, пока она у Эвина, ты точно там не окажешься.
— Я… — Запинаюсь, потому что придется признаться в том, в чем я бы не призналась даже под пытками. Но, кажется, придется. Опускаю взгляд в пол и нарочно тихо говорю: — Примэль… Она провела меня до лекарской, где… вы… Я хотела с вами повидаться, Ваша Светлость, убедиться, что с вами все хорошо после той страшной ночи.
— Ты приходила меня повидать? — Он почему-то так удивлен этой новостью, что снова переходит на «ты».
— Что вас удивляет? Вы вели себя так отважно и… защищали меня. Я хотела убедиться, что тот страшный демон…
Даже сейчас говорить об этом больно. И совсем не хочется вспоминать, что вместо моего милого герцога я тогда наткнулась н графиню Рашбур. Его невесту.
— Тиль, ты спасла мне жизнь. Дважды, как я понимаю.
— Разве вы не поступили бы так же на моем месте?
Мы смотрим друг на друга через какое-то чудовищно огромное расстояние, хоть его наверняка можно почитать всего парой шагов.
И воздух как будто тяжелеет, наполняется звенящей трескучей как искры тишиной.
— Ради тебя, Тиль, — голос Нокса такой мертвый, будто за него говорит бесплотный призрак, — я пойду хоть в Бездну, хоть на тот свет.
— Так не отдавай меня! — не выдерживаю я и бросаюсь вперед, неловко спотыкаясь и падая на колени прямо перед ним. — Если я хоть немного тебе дорога — не отдавай!
Он наклоняется вперед, и теперь мы так близко, что я могу дотянуться до него рукой.
Дотянуться, но не дотронуться, и от этого в груди болит так сильно, будто сердце пронзили раскаленной спицей.
— Пожалуйста, Рэйвен, — я с трудом сдерживаю слезы, — не отдавай меня.
Его взгляд стремительно пустеет, как будто душа в самом деле покинула эту физическую оболочку, и я предчувствую неладное. Мотаю головой, пытаясь остановить слова, которые — я каким-то образом это чувствую — разорвут мне душу.
— Тиль, ты дорога мне как любому игроку в шахматы важна его самая сильная фигура. Ты правда думала, что что-то значишь как женщина? Я обручен с одной из самых красивых женщин Артании.
Я отшатываюсь, как от сильной пощечины.
Такой отрезвляющей, что она глушит все прочие мысли, кроме одной: я — просто шахматная фигура.
Плачущий, почему же мое сердце до сих пор бьется?
— С завтрашнего дня ты должна будешь приходить сюда в полночь, — слышу как будто из далека его сухой голос. Наверное, точно так же он когда-то отдавал приказы солдатам на поле боя. — Я буду лично с тобой заниматься. Тебе нужно подтянуть геральдику, этикет, владение аспектами и… Я покажу, как подавлять тьму, если она снова начнет проявлять себя без твоего на то желания.
Я медленно, как будто меня приколотили к полу, поднимаюсь с колен.
Наверное, мне нужно чувствовать себя униженной, ведь я практически валялась у него в ногах.
Но мне все равно.
Потому что где-то внутри так сильно больно, что по сравнению с этой болью все остальное не имеет значения.
Когда герцогиня заперла меня в том холодном подвале, я спасалась только думая о Рэйвене. Мечтала, что однажды случится какое-то чудо, он скажет, что уже давно и тайно в меня влюблен и что я должна принадлежать только ему. Я мечтала не о замках, не о короне, не о власти.
Я хотела, чтобы в том домике с цветочными занавесками, который я часто видела в своих мечтах, мы были счастливы… вдвоем. Или втроем.
Эта мечта покрывается трещинами и разлетается на мелкие осколки, каждый из которых вонзается в мое сердце. Что такое унижение по сравнению с этим?
— Как скажете, Ваша Светлость, — говорит неживой, как будто и не мой голос. — Я буду прилежной ученицей.
— Не сомневаюсь.
— Могу я теперь удалиться? — Не смотрю в его сторону, потому что крохотной части меня все еще хочется верить, что он сказал это просто потому, что я теперь невеста короля.
— Да, Тиль, и я чрезвычайно благодарен вам за все эти сведения.
— Рада, что хотя бы в чем-то я могу быть вам интересна.
Я выхожу из этого заброшенного места и у меня едва хватает сил, чтобы смотреть по сторонам и переставлять ноги.
Ужасные слова набатом стучат в голове, и от них никак не получается избавиться.
Я настолько тону в этих мыслях, что не разу замечаю тихий голо, который зовет меня по имени. Осматриваюсь, потом что этот голо точно мне знаком, и вдруг замечаю в сторону от лестницы мужскую фигуру.
— Орви? — говорю, не веря своим глазам.
Он выступает из тени и на его лице появляется выражение облегчения.
— Я боялся, что ты меня не услышишь, — говорит шепотом, хоть вокруг нет ни души. — Ты выглядишь… очень расстроенной. Это из-за Нокса?
— Что ты… откуда? — В моей голове столько вопросов, что они натыкаются друг на друга.
— После Отбора Его Величество зачислил нескольких парней в Королевскую гвардию, — он смущенно и довольно краснеет, — так что я теперь. Королевский гвардеец. И мое место — здесь. Хотел поговорить с тобой, но ты все время была занята, не хотел как-то тебя скомпрометировать.
Я смотрю на него с благодарностью, и мысленно проклинаю себя за длинный язык.
Он всегда так внимателен, а я так необдуманно разболтала герцогу о нашей дружбе. Кто знает, что взбредет в голову этому бесчувственному человеку?
— Я видел, что ты куда-то крадешься, — поясняет Орви. — Думал, как всегда, хочешь запереться в библиотеке с книгой. Но потом увидел Нокса. Он что-то знает, Тиль? Поэтому ты так расстроена?
Мне хочется облегчить душу и все ему рассказать, но я помню, что от этой правды зависит теперь уже не только моя жизнь, но и жизнь герцога. Ведь, узнав правду о нашем с герцогиней обмане, он должен был немедленно рассказать обо всем королю, а это означало бы мою скорую смерть. Теперь, если Эвин узнает, что его друг и человек, которому он доверяет как самому себе, лгал ему все это время, Ноксу тоже не сносить головы.
— Матильда? — напряженно ждет моего ответа Орви.
— Нет, — я стараюсь нацепить беззаботный вид. — Просто герцог, кажется, так никогда и не и не поверит, что герцогиня Лу’На больше не вынашивает коварные планы по узурпации власти.
— А она них точно не вынашивает? — с сомнением переспрашивает Орви, и тянет руку, чтобы притронуться к моей ладони, но я вовремя успеваю отступить и показать ему королевский браслет. Орви хмурится и мотает головой, как рассерженная лошадь. — Я и не знал, что… теперь все так осложнилось. Ты знаешь, как его снять?
— Нет. И не думаю, что это под силу кому-то, кроме Эвина.
Где-то сзади слышен хрип открывшейся двери, и мы с Орви, не сговариваясь, ныряем в темноту под лестницей. Оба задерживаем дыхание, когда Нокс проходит мимо, чуть не высекая из пола искры своим тяжелым шагом. И только когда затихает даже эхо его поступи, мы снова глубоко дышим.
— Тебе нужно бежать, Матильда, — неожиданно порывисто говорит Орви, и мне снова приходится пятится, чтобы сдержать его от случайного касания. — Король никого не пощадит, если узнает… Ты не знаешь, каким бессердечным он может быть!
— Бежать? — Не знаю почему, но эта мысль совсем не приходила мне в голову раньше. Вернее, я не думала о ней как о чем-то возможном и осуществимом.
— Да, бежать! — громко шепчет Орви. — Я не богат, но за время службы немного скопил и нам хватит на маленький дом где-то в глуши, где тебя никто и никогда не узнает. Я… помогу тебе, если только ты согласишься…
Даже в почти полной темноте я вижу его вспыхнувшие от стыда щеки.
— Я поклялся хранить все твои тайны, Матильда, и я сдержу слово.
— Но ведь я должна.
— Должна? Кому ты должна? Всем этим расфуфыренным вельможам, для которых ты просто… пешка! — Он говорит так рассерженно, как будто слышал наш с Ноксом разговор.
О шахматах и пешках.
Я — просто пешка. Во мне нет ни ценности, и нужды.
Он бы запросто променял меня на более выгодную фигуру, если бы подвернулась возможность.
— Разве ты хочешь быть королевой? — продолжает Орви. — Разве вся эта жизнь с ее дурацкими этикетами, грязными интригами и сплетнями — она для тебя?
Я мотаю головой и горько улыбаюсь.
— Я думаю, — внезапно переходит на шепот Орви, — Мастер Сайфер знает, как снять эту штуку.
— Откуда?
— Говорят, он знает абсолютно все, — простодушно, как будто речь идет о добром волшебнике из сказки, говорит Орви. — Наверное, если как-то вывести его на разговор…
В моей голове внезапно всплывает наша первая встреча с химером.
Я тогда тоже что-то говорила на языке Бездны, и его это почти не удивило.
Может быть, его можно разговорить не только о браслете, но и о Тьме, и можно ли от нее избавиться? Ведь если мы с Орви действительно сбежим и спрячемся там, где нас никто не найдет, Тьма все равно будет жить во мне.
И кто знает, во что я могу превратиться и сколько вреда могу причинить.
— Я знаю, как встретиться с химером, — тоже перехожу на шепот.
Кажется, по одной из версий Нокса, я обещала ему позировать для портрета. Вряд ли Его Величество будет против, если я сдержу обещание.
Орви улыбается так довольно, словно мы снова вернулись в тот день, когда он получил от меня прядь волос. Кажется, он до их пор носит ее в медальоне на груди.
Кажется, во всем этом мире, он единственный человек, которому не безразлична я и не безразлична моя судьба.
— Я рада, что мы снова вместе, Орви. — Это очень искренне, потому что во всем этом муравейнике, не засыпающем, кажется, даже на ночь, я чувствовала себя совсем никому не нужной.
— Я же обещал тебя беречь! — храбро вытягивает по струнке мой личный охранник, и тут же добавляет: — Я всегда буду тебя беречь, Матильда. Хоть от герцога, хоть от самого короля!
Глава тридцать седьмая: Герцог
Я в миллионный раз повторяю себе, что поступил правильно, когда расставил точки над «i», но лучше от этого не становится. Вообще не становится. Кажется, такими пустым глазами Тиль не смотрела на меня даже в ту ночь, когда Хаос вырвался из ее тела и она едва ли соображала, что делает, отгоняя призраков.
Я пытаюсь забыться, обвешиваясь государственными делами, словно праздничными гирляндами: вычитываю доклады Зрячих, донесения Ивлин, вместе с Эвином готовлю план блицкрига, чтобы отбить явно неспроста взбунтовавшиеся западные регионы Артании. Крестьяне, как показывает опыт, не бесятся просто так, а в последние годы Эвин относился к своим вассалам очень лояльно — не повышал налоги, отменил право первой ночи и даже показательно выпорол пару лордов, которые посмели его ослушаться. В общем, живите, возделывайте поля и радуйтесь, что у вас такой гуманный король.
Но они начали бунтовать.
По странному стечению обстоятельств почти одновременно с разрушением Печати.
А я в такие совпадения не верю уже давным-давно.
И несмотря на то, что забиваю государственными заботами почти каждую минуту — Тиль все равно торчит у меня в голове.
Тиль — и наши с ней уроки, на которых я сам настоял.
Первый будет уже через пару часов, и я всерьез раздумываю над тем, чтобы все это отменить. Можно как бы между прочим предложить Эвину немного «поработать» с невестой, на всякий случай. Пусть наймет ей учителей, танцоров и музыкантов — в этом нет ничего страшного, все королевы должны быть заточены максимально безупречно, даже если они — породистые герцогини.
Но если Тиль разоблачат…
Я же себе не прощу.
И никогда этого не позволю.
— Ты меня нарочно избегаешь?! — слышу укор в спину и мысленно вздыхаю.
Правду говорят, что, если женщина намерена выяснить отношения, спрятаться от нее можно только в могиле. Ив нашла меня на конюшне! Хаос задери, раз она не побрезговала испачкать свои дорогие туфли, значит, собирается «осчастливить» на всю катушку.
Я сижу в пустом стойле, на горе свежего сена, и жую черт знает какую по счету травинку, пытаясь сосредоточиться на перехваченном зашифрованном письме одному из высокопоставленных чиновников Артании. Похоже, след Воздушных Лордов стоит искать именно здесь, но у меня ни черта не получается.
Всю почти бессонную ночь я думал о Тиль.
И весь этот длинный-длинный день — тоже.
Даже кода помогал Эвину грамотно и эффективно распределить маленькие отряды для предстоящего нападения. Через пару дней мы поедем насаждать добро и справедливость среди бунтовщиков, а это значит, я не буду видеть Тиль еще какое-то… продолжительное время.
И откуда она только свалилась на мою голову?!
— Ты меня вообще слушаешь?! — пронзительно возмущается Ив.
Если она что-то и говорила всю последнюю минуту, то я не услышал ни слова.
— Прости, — трясу пергаментом, — у меня тут государственные дела.
Она сегодня в красивом желтом платье, вся такая разодетая и причесанная, что так и подмывает спросить, ради кого весь этот маскарад. Неужели для меня?
— Ты можешь уделить мне час своего драгоценного времени? В конце концов, я — твоя невеста!
— Целый час, Ив, я не могу уделить даже Его Величеству.
— Нам нужно спланировать свадьбу, Рэйвен. — Она переступает какой-то грязный ком на полу, долго брезгливо осматривает пол, выбирая место почище и, наконец, делает шаг. Ее духи с ароматом розы в этом месте, увы, никто не оценит. — Я устала быть посмешищем.
Ну да, свадьба.
Как же я мог забыть, что спасал девицу из беды, а на самом деле горю желанием связать себя брачными обязательствами.
У женщин — очень многих — есть поразительная особенность додумывать за мужчин всякие истории любви. В особенности за тех мужчин, которые добровольно надевают венец безбрачия.
Пожалуй, самое время сказать Ивлин горькую правду — ни одной женщин мира не удастся лишить меня статуса холостяка. В особенности — ей.
Ради такого дела даже встаю со своего насеста, отряхиваю солому с мундира и открываю рот, чтобы начать необходимый и давно вызревший разговор. Но так ничего и не говорю, потому что за плечом Ивлин появляется маленькая тощая фигурка Тиль.