Чужие браки

8

В канун Рождества Уилтон-Манор, резиденция Клеггов, был освещен, как крупный теплоход, стоящий на якоре среди моря припаркованных машин.

Майкл и Марсель Уикхем прошли расстояние от машины до дома молча, но, как только отворилась дверь, натянули на лица улыбки и, оживленные, вошли в дом.

Марсель сразу бросилась в глаза рыжая шевелюра Джимми Роуза. Близняшки Дарси были обе в обтягивающих легенсах, рядом с ними стоял Гордон Рэнсом, вежливо слушая Ханну Клегг, что-то шептавшую ему. На Ханне было облегающее платье из золотой парчи, скрывавшее только то, что никак нельзя было обнажить.

Марсель взяла с подноса, который проносили мимо, бокал шампанского и немедленно осушила почти половину. Вырвавшись наконец из дома, Марсель рада была возможности выпить и поболтать со знакомыми. Как будто бы от выпитого давление внутри ее головы уравнялось, наконец, с наружным давлением — Марсель вдруг почувствовала, как буквально врывается в нее гомон вечеринки — она слышала музыку, голоса, звуки приветствий. Настроение начинало подниматься.

— Марсель, Майкл, наконец-то, — рука Дарси Клегга обняла ее за плечи.

— Счастливого Рождества, Дарси!

— Вы уже запаслись выпивкой? Нет, это не выпивка, это только половина выпивки. Позволь мне долить тебе.

Шампанское заструилось в бокал Марсель. Майкл оставил ее. Она видела Дженис, чету Келли и еще дюжину знакомых, столпившихся в холле у елки и сидящих в гостиной. Марсель позволила увлечь себя навстречу поцелуям, приветствиям, сплетням, крепко сжимая в руках стакан.

Гордон увидел, как она вошла. И тут же невольно поискал глазами Нину. На ней было черное простое платье, и в нем она выглядела еще более худой, чем обычно. Глаза их на секунду встретились, затем оба отвели взгляд.

Дом сиял. Повсюду горели камины и были развешаны гирлянды из еловых веток, светились разноцветные фонарики. За приготовлениями следила Ханна и ее приемные дети, потому что Дарси был, как никогда, занят работой. Младшим Клеггам разрешено было встретить первых гостей, но сейчас дети уже спали наверху, повесив у кроваток чулки со своими именами, взрослые же дети Дарси, все трое — явно были украшением вечера.

Люси, Кэтти и Барни пригласили компанию своих сверстников, и эти юноши и девушки, пестро и разнообразно одетые, выделялись ярким пятном на довольно спокойном фоне вечеринки. Они все время просили диск-жокея играть никому незнакомые современные хиты, вместо милых сердцу мелодий шестидесятых и семидесятых, под которые обычно отплясывала компания, да и танцевала молодежь по-другому — в кругу, а не парами, нелепо размахивая руками.

Родители Графтона, оставившие своих родителей сидеть с внуками, вдруг обнаружили, что между ними и их детьми существует еще одно поколение младших.

Майкл и Дарси стояли плечом к плечу, наблюдая за молодежью. Майкл отказался от шампанского, отдав предпочтение виски. Стараясь заглушить шум голосов, он сказал Дарси:

— Ты когда-нибудь думал, что постареешь? Мы, дети шестидесятых, привыкли жить так, как будто у каждого дома припрятана склянка с эликсиром молодости, и все будет вечно идти так, как сейчас. Тем труднее сознавать теперь, что все прошло, все растрачено или унаследовано вот этими молодчиками, — Майкл показал стаканом в сторону танцующих, выплеснув при этом немного виски, так как был уже не вполне трезв.

Дарси пожал плечами.

— Никогда не думал, — сказал он, — что врачи тоже увлекаются всеми этими глупостями, которые проповедуют хиппи. Я был ребенком пятидесятых, мне больше всего на свете хотелось иметь то, чего не было v моего отца. Так что взрослел я не очень быстро.

Дарси выглядел озабоченным. В разговоре с Майклом Уикхемом участвовала лишь часть его сознания. За весь вечер он забыл о своих тревогах всего лишь раз, захваченный всеобщим весельем, но затем заботы вновь наползли на него, как змеи, притаившиеся среди камней.

Майкл удивленно взглянул на него, впервые заметив, что сегодня Дарси не стремится с обычным в таких случаях рвением играть роль гостеприимного хозяина. Он казался усталым, а его загорелое лицо приобрело землисто-серый оттенок. «Уж не болен ли он?» — подумал Майкл.

— Ну что ты, Дарси, ты всегда был примером для всех нас. Уж тебя-то никто не упрекнет в приверженности пережиткам идеализма хиппи. К тому же тебе есть что показать тем, кто быстро повзрослел — Уилтон-Манор, несколько машин, жены и дети. Твой дом — настоящий эпицентр жизни Графтона.

Дарси не попался на эту удочку. Отвернувшись от танцующих, он сказал:

— Давай налью тебе еще выпить. Большую часть этой порции ты разлил.

Джимми Роуз не ощущал с такой силой, как Майкл, минусов среднего возраста. У него не было детей, чтобы дышать ему в спину, а жена, слава богу, прекрасно понимала, что на вечеринках не стоит ходить за ним по пятам. Сегодня Джимми имел полную свободу наслаждаться видом обтянутых лайкрой бедер Люси Клегг и любоваться цветными ленточками, которые она вплела в волосы. Джимми млел в предвкушении очередной интрижки.

Близнецы увлекли его танцевать, взяв под руки с обеих сторон. Они, улыбаясь, делали не вполне понятные ему движения пальцами и виляли в такт музыке изящными бедрами. Никто из этих бестолковых юнцов, кривляющихся рядом, кажется, не претендовал ни на одну из девушек. Джимми обвил рукой талию Люси и несколько секунд танцевал, прижавшись щекой к ее щеке. От девушки пахло молодостью и свежестью.

Завершив свою первую атаку, Джимми понимающе улыбнулся Люси и взял с проносимого мимо подноса бокал шампанского. Джимми пил довольно много, и единственное действие, которое обычно оказывал на него алкоголь, заключалось в том, что увеличивалась способность Джимми нарываться на неприятности.

Чуть позже он заметил в другом конце комнаты для танцев Марсель Уикхем. Она стояла одна. Джимми оставил сестер Клегг и их друзей, пританцовывая, двигался вдоль толпы, пока не оказался рядом с Марсель.

— Потанцуешь со мной? — спросил Джимми.

— Да, — не изменив сердитого выражения лица, она протянула ему руки. Марсель и Джимми являли собой довольно странное зрелище, старомодно вальсируя среди прыгающей молодежи. На ней было длинное платье из темно-зеленой тафты, прилипавшее к ногам. Голова Марсель безжизненно упала на плечо Джимми. У духов ее был тяжелый и терпкий аромат. Совсем не так пахло от Люси. А жаркое тепло кожи Марсель еще усиливало запах.

— А ты вообще хочешь танцевать? — спросил Джимми.

— Не очень, — призналась Марсель.

— Тогда пойдем лучше посидим где-нибудь.

Джимми взял ее за руку и повел за собой. Марсель смотрела на его широкие плечи и рыжие волосы, растущие сзади на шее, напоминавшей ей холку бычка.

Джимми знал дом Клеггов как свой собственный. Он открыл дверь в крошечную комнату под лестницей. Это была то ли оружейная, то ли кладовая: здесь висели старые пальто и макинтоши, валялись рыболовные снасти, рюкзаки, старые стулья и разный спортивный инвентарь. Как и предполагал Джимми, в комнатке никого не было.

Марсель опустилась на стул, с глубоким вздохом откинув голову назад.

— Перебрала шампанского, — пояснила она, проглатывая одновременно смешок и икоту.

Джимми сел рядом с ней. Он повернул ее руку тыльной стороной вверх и приложил губы к выступающей на сгибе вене. Марсель казалось, что она смотрит на его склоненную голову с огромного расстояния.

— Расскажи мне все, — сказал он, не отрывая губ от руки Марсель.

— Нечего рассказывать.

Джимми поднял голову и обнял Марсель.

— Нет, есть. Я же вижу, что есть.

Джимми подался вперед, так что теперь губы его касались выступающей из-под темно-зеленого топа груди Марсель.

Марсель знала, что между грудями пролегает вертикальная морщинка. Она боялась, что пудра, которой она воспользовалась, может превратиться в серое грязное пятно, попав в эту складку. Неожиданно Марсель почувствовала себя смущенной и неопытной, неловкой и очень застеснялась несовершенств своего тела. Майкл не посчитал нужным сказать ей, что она хорошо выглядит, когда они отправлялись на вечеринку. Он вообще последнее время забывал сообщать ей об этом.

— Джимми, не надо, — сказала Марсель.

— Почему бы и нет? Разве тебе не приятно?

Сам Джимми чувствовал себя прекрасно. В этот момент он любил Марсель, хотя одновременно не переставал любить и Ханну, и Дженис. Джимми нравились все женщины с их такими разными фигурами, цветом лица и запахом, они напоминали ему блюда, расставленные на огромном столе, и то, что ему навряд ли удастся попробовать каждое, нисколько не умаляло аппетита Джимми.

— Да, — грустно сказала Марсель. — Это приятно, но только не сейчас.

— А когда? — ухмыльнулся Джимми. — Когда Майкл в больнице?

— Ты же знаешь, что я не это имела в виду, — возразила Марсель.

Джимми есть Джимми, это знали все женщины их компании. Марсель всегда достаточно мягко и с некоторой долей сожаления отвергала его притязания. Она не знала, что делали в таких случаях остальные, не спрашивала об этом даже Дженис, хотя, когда поблизости не было Стеллы, они частенько шутили по поводу поведения Джимми.

— Какая жалость! Ну что же, давай просто поболтаем. Расскажи старине Джимми о своих бедах.

На глаза Марсель неожиданно навернулись слезы.

— Ничего страшного, — заставила она себя произнести. Просто быт заел.

— Только это? — настаивал Джимми.

Кончиками пальцев он провел от запястья к ее локтю. Марсель смотрела на его движения как зачарованная, жалея, что выпила сегодня много шампанского. Выпивка всегда развязывала ей язык. Марсель колебалась, пытаясь изобрести какую-нибудь отговорку, но слова, казалось, сами вдруг полились из нее, как ни пыталась она сдержаться, как ни боялась разрушить раз и навсегда миф о счастливом замужестве.

— Нет, не только это, — говорила Марсель. — Гораздо больше. Или гораздо меньше, как посмотреть. Майкл… как будто бы куда-то уходит, отдаляется. Не в прямом смысле уходит, хотя, о, Боже, дома он бывает все меньше и меньше — больница, пациенты, всякие там комитеты волнуют его гораздо больше, чем мы. Но я имею в виду не только это. Майкл как бы ушел в себя, захлопнув дверь перед моим носом. Сначала я злилась, потом мне стало горько и обидно, почувствовала, что он наплевал на все мои надежды, на все мои желания, а я ведь по-прежнему его жена, мне хочется чувствовать себя любимой. Я просто не могу без этого.

Марсель перевела дыхание.

— Я не могу понять, в какой именно момент мы перестали быть партнерами и начали становиться врагами. Как будто мы теперь по разные стороны какой-то невидимой линии фронта. Сколько ни оглядываюсь назад, никак не могу понять, когда же это произошло, только знаю точно, что теперь это именно так. Мы начинаем ссориться, споры наши ничем не кончаются, потом в доме воцаряется тишина, иногда мы убийственно вежливы друг с другом, а затем опять споры, споры, споры.

Теперь Марсель рыдала, уже не стесняясь Джимми. Слезы горячими ручьями текли по ее лицу. Наверняка останутся следы.

— Ну-ну, — бормотал Джимми, — бедная старушка Map, бедняжка. Не плачь.

Он достал из кармана огромный белоснежный носовой платок и протянул его Марсель. Та высморкалась и вытерла губы, пытаясь унять рыдания.

— Например, сегодня вечером. Мы опаздывали, и я волновалась, а потом мое волнение сделало нас обоих злыми и раздражительными, и мы поссорились.

— Ты не любишь опаздывать, ты не любишь всего, что против правил, ты замечаешь при этом такие мелочи, которые никто, кроме тебя, не замечает. Ты постоянно стремишься к совершенству.

— Я? Да нет, не думаю. А вы со Стеллой? Вы счастливы друг с другом?

Глядя на Джимми сквозь пелену слез, Марсель вдруг увидела его совсем по-другому, как будто с него слетела маска, обнажив лисьи черты лица и лисью хитрость, светящуюся в глазах.

— О, мы со Звездочкой давно уже живем каждый по своей системе, — ответил он. — Так делают многие, кто живет в браке подолгу, разве я не прав?

Марсель вспомнилась высокомерная, полная чувства собственного достоинства сдержанность Стеллы во время вечеринок, на которых Джимми во всю флиртовал, перешептывался и целовался по углам с другими женщинами. Она вспомнила, что и сегодня Стелла была совсем рядом, когда Джимми танцевал с близняшками Дарси Клегга — отплясывала рядом с Эндрю Фростом. Роузам не оставалось ничего другого как иметь каждому свою систему.

— Майкл и я любили друг друга, — продолжала Марсель. — Я думала, это продлится вечно, оказалось, что нет. Теперь я ни за что не поверю, что Майкл любит меня.

— Может, все не так плохо, — сказал Джимми. — Я просто уверен в этом. Или ты думаешь, что у него есть кто-то еще?

— Нет, — покачала головой Марсель. — Кажется, он слишком холоден и для этого, весь заморожен изнутри.

— А у тебя есть кто-нибудь другой?

— Конечно, нет.

Секунду они сидели молча, прислушиваясь к музыке, доносящейся из комнаты для танцев. Вечеринка была в самом разгаре. Марсель постепенно приходила в себя и начинала сожалеть о том, что позволила себе расплакаться, пусть даже в пустой кладовке в присутствии одного лишь Джимми Роуза. Теперь она судорожно пыталась сообразить, что же такое надо сказать, чтобы ее откровение, казавшееся еще минуту назад самой важной вещью на свете, стало для Джимми событием малозначительным, которое не стоит лишний раз вспоминать, уделять ему внимание.

— Наверное, все дело в возрасте, — сказала она. — Небольшое охлаждение перед новой вспышкой взаимной симпатии.

— Наверное, — Джимми пожал плечами. Затем он сжал руку Марсель в кулак и положил ей на колено. Вид у Марсель был такой, как будто она готова вот-вот ударить кого-то.

Отчасти желая сгладить впечатление от своей истерики и отвлечь от себя внимание, отчасти — вознаградить хоть как-то Джимми за этот миг тепла и взаимопонимания, Марсель улыбнулась и сказала:

— Разумеется, эти проблемы не только у нас с Майклом.

Джимми вопросительно посмотрел ей прямо в глаза.

— Наверное, все проходят через это, только, конечно же, по-разному, — Марсель было приятно чувствовать себя частью целого, к тому же ей так хотелось поделиться тем, что она знала. — На днях я видела Гордона. Он был с Ниной Корт. Они вместе ехали в ее машине.

Как только у Марсель вырвались эти слова, она тут же пожалела об этом. Она снова улыбнулась Джимми, но на сей раз улыбка вышла несколько виноватой.

— Вместе? — переспросил Джимми.

— О, да. Не могу сказать тебе точно, как я определила, что между ними что-то есть, но мне это сделалось ясно сразу же, как только я их увидела. Тут не может быть ошибки, это уж точно. Они были в ужасе, когда увидели меня.

— Еще бы, — осклабился Джимми.

На лице Джимми светилось удовольствие, он улыбался, хищнически прищурив глаза, и так разволновался, переваривая полученную информацию, что, казалось, совсем забыл о присутствии Марсель. Он даже высунул язык от удовольствия. Взглянув на него, Марсель почувствовала вдруг отвращение, сама не понимая почему.

— Как интересно, — мурлыкал Джимми, обращаясь скорее к самому себе, чем к Марсель. — Как все это интересно. Тебе не кажется? — наконец он вспомнил о ее присутствии.

— Не знаю, — задумчиво произнесла Марсель, — может быть, и да, если только тебе удается абстрагироваться и не переживать по этому поводу. — У нее было такое чувство, как будто Нина, Гордон и Вики превратились в какие-то микроорганизмы, которые двигаются, делятся и вновь соединяются внутри пробирки под пристальными наблюдениями Джимми Роуза. — Ты ведь никому не расскажешь, правда? — спросила она.

— Ты же меня знаешь, — опять касаясь руки Марсель, ответил Джимми.

Марсель неохотно кивнула.

— Думаю, нам пора присоединиться к остальным, — сказала она.

Джимми приблизился и поцеловал ее в губы, но не страстно, а легко, нежно, как бы на прощание.

— Да, действительно пора, но сначала тебе стоит сходить привести в порядок лицо.

Выйдя из кладовки, они пошли в разные стороны.

Джимми, засунув руки в карманы, окунулся в веселящуюся толпу, подходя выпить и пошутить то к одной, то к другой группе. Добравшись до буфета в столовой, он насладился превосходной едой, доставленной специальной фирмой, обслуживающей банкеты и вечеринки. Затем Джимми спрятался за занавеской и, усевшись на подоконник, стал наблюдать за входящими в комнату, пока ел.

Он увидел Нину в черном платье и отметил про себя, каким грустным и усталым делалось ее лицо, когда она считала, что никто ее не видит. Он увидел Гордона, который с преувеличенным вниманием усадил Вики на самый удобный стул, затем принес ей тарелку с едой, приборы и салфетку, а когда она склонилась над тарелкой, стал смотреть через ее голову на стоящую в этот момент к нему спиной Нину. Зрачки его сузились, и Джимми мог ясно прочитать в глазах Гордона страстное желание.

Джимми задумчиво тянул вино из бокала. Вино было превосходным. Дарси никогда бы не потерпел, чтобы в его доме подавались дешевые напитки. Джимми провел несколько весьма приятных минут, подсчитывая в уме, во сколько же обходится Клеггам этот ежегодный рождественский прием.

Еще со своего наблюдательного пункта Джимми увидел Эндрю, раскрасневшегося от выпитого шампанского, за ним вошли Дженис и Марсель, которая уже успела вновь напудрить лицо. Ханна, слегка покачиваясь на высоких каблуках, со смехом делала вид, что насильно загоняет всю компанию в столовую. За ней шел Майкл Уикхем, ведя под руку его собственную жену. Джимми попытался представить себе, что бы он испытал, если бы видел сегодня Стеллу впервые. Пожалуй, он бы и сейчас оказался под впечатлением ее таинственности, исходящей от нее атмосферы чего-то неземного.

Единственного человека, которого Джимми хотелось сейчас увидеть — Дарси Клегга, — среди вошедших не было. Джимми оставил свою грязную тарелку на подоконнике и отправился его искать.

Дарси сидел в гостиной у камина, грея руки перед огнем, покуривая и наблюдая за своими гостями.

— Здорово, дружок, — растягивая слова и пощелкивая пальцами по бахроме, которой был отделан пиджак Дарси, произнес Джимми.

Дарси ничего не ответил. Между ним и Джимми было молчаливое соглашение, что они нужны друг другу как объекты для слегка агрессивного подшучивания, но сегодня у него не было ни сил, ни желания пикироваться с Джимми, который уже устроился рядом, поглядывая через открытую дверь на то, что происходит в другой комнате. У Дарси уже не впервые появилось такое чувство, что из-за несоответствия их размеров они с Джимми смотрятся рядом несколько нелепо.

— Сегодня почти все в сборе, — заметил Джимми.

— Да, в последний раз мы собирались вот так на Хэллоуин.

— Да, действительно. Тогда мы впервые увидели тебя рядом с прекрасной дамой, которая теперь, увы, для тебя потеряна.

— Ради кого потеряна? — поинтересовался Дарси.

— Ради Гордона Рэнсома.

Оба замолчали, оценивая каждый про себя эффект сказанного. Течение их мыслей, казалось, можно было даже услышать. Джимми, пожалуй, остался доволен результатом. Ему всегда нравилось осаживать Дарси, который был уверен в своей сексуальной неотразимости.

— Откуда ты знаешь? — спросил наконец Дарси.

Джимми пожал плечами.

— Спроси кого хочешь из наших женщин, — сказал он. — Они всегда в курсе подобных событий.

К удивлению Джимми, Дарси вдруг расхохотался. Смех был абсолютно искренним, Джимми не услышал в нем ноток смущения и разочарования, которые ему так хотелось вызвать в Дарси.

— Гордон Рэнсом? — смеялся Дарси. — Действительно? Что ж, в таком случае ему повезло. Все равно кто-то должен был оказаться на его месте.

— Разве не ты? — ехидно поинтересовался Джимми.

Дарси все еще смеялся.

— Тебе следовало бы знать, Джеймс, что я живу на белом свете не для того, чтобы претворять в жизнь твои фантазии. Судя по твоим словам, Вики тоже уже в курсе дела?

— Думаю, нет. Пока нет. Но, думаю, скоро узнает.

Джимми испытывал раздражение, он выдал ценную информацию, но не добился того, чего хотел. Дарси похлопал его по плечу.

— Счастливого Рождества, Джимми, — в его голосе ясно слышался триумф.

Джимми не совсем понимал причину радости Дарси. Он посмотрел на часы, пытаясь скрыть свои эмоции.

— Спасибо, — ответил он на поздравление. — Тебе того же. И благодарю за прекрасный вечер. Мне уже пора.

— Так рано?

— Я собираюсь на полуночную мессу.

— Извини, я совсем забыл об этом. Помолись там за нас грешных, Джим.

Джимми вышел в темную морозную ночь. Он нашел свою маленькую машину в ряду огромных шикарных автомобилей. Стеллу обещали подвезти домой Фросты.

Вики сидела в кресле в углу огромной спальни Клеггов и кормила грудью Хелен. Несколько минут назад ее нашла Мэнди, горничная Клеггов, чтобы сообщить ей, что наверху плачет ребенок. У Вики возникло странное и одновременно приятное чувство удаленности от всего и всех, когда из шума и света вечеринки она вошла в сумрак спальни и занялась такими знакомыми и обычными для нее вещами — перепеленала девочку и приступила к кормлению. Сначала Хелен впилась в грудь и принялась жадно сосать, затем движения ее щечек сделались более равномерными, она сосала, постепенно засыпая. Вики начала баюкать ее, напевая что-то такое, не имеющее определенного мотива, но действующее явно успокаивающе и на девочку, и на нее.

Здесь ее и нашел Дарси.

— Ничего, если я войду? — поинтересовался он.

Вики улыбнулась, слегка смущенная тем, что он слышал ее довольно бездарное пение.

— Конечно, входи. Это ведь твоя спальня.

Вместо того, чтобы начать обыскивать комнату в поисках свежей рубашки или чистого носового платка, как предполагала Вики, Дарси подошел прямо к ней и присел рядом. Он аккуратно пальцем отвернул край байковой простынки, чтобы ему видно было лицо Хелен.

— Она красивая, — нежно произнес Дарси.

Пол под ногами вдруг завибрировал от раздававшихся внизу звуков бас-гитары. Снизу раздались крики и звук бьющегося стекла.

— Это не в оранжерее? — спросила Вики.

— Плевать мне на оранжерею, — отозвался Дарси.

Он опустился на колени и подсунул ладонь под головку ребенка. Под теплой кожицей Дарси ощутил нежную твердость детской головки. Шум вечеринки затих для него, он ничего сейчас не слышал. Поглаживая маленькую головку, Дарси почувствовал неожиданно блаженство и умиротворение. Беспокойство, страхи, заставлявшие его жить в постоянном напряжении, как будто все улетучилось куда-то. Он забыл о вечеринке, о Ханне, о Джимми, о всех своих делах и заботах, о грозящих ему неприятностях.

Сейчас для Дарси существовало только то приятное волнение, которое он испытывал, находясь так близко от Вики Рэнсом и ее ребенка. Ему казалось, что он может разглядеть молекулы воздуха, броуновское движение атомов, таких крошечных и простых, в то же время необходимых частиц.

Дарси боялся даже дышать, чтобы не нарушить эту возникшую между ними тремя близость, наполненную воздухом, светом и теплом. Очень мягко, осторожно шевеля пальцами, он погладил Хелен еще, затем еще раз. Дарси услышал легкий вдох и причмокивание. Ребенок отпустил грудь Вики. Дарси убрал руку, и Вики положила девочку на колени.

— Съела только половину, — пояснила Вики. Та естественность, невозмутимость, с которой она отреагировала на присутствие Дарси, наполнили его одновременно удивлением и каким-то необъяснимым удовольствием.

Нимало не смущаясь под взглядом Дарси, Вики убрала грудь в чашечку бюстгальтера, застегнув его спереди на крючки. Затем высвободила левую грудь.

Дарси увидел тяжелую округлость наполненной молоком груди, покрытой сеточкой голубых вен, их было особенно много вокруг блестящего темно-коричневого соска, который, как показалось Дарси в том состоянии транса, в котором он сейчас находился, был направлен прямо на него, как будто предлагал себя.

Согнувшись над малышкой, лежавшей на коленях матери, Дарси сомкнул губы вокруг соска. Он услышал резкий, удивленный выдох Вики, не нарушенное ничем дыхание младенца. Рот Дарси наполнился сладковатым вкусом грудного молока. Эффект был самым неожиданным: происшедшее вернуло Дарси в те годы, когда он мальчишкой любил наблюдать, как мать кормит младшего братишку, и он испытывал теперь то же ревнивое чувство собственника, а память повела его дальше, вслед за этим воспоминанием предлагая другое — то, как необходима была ему мать, когда сам он был грудным младенцем. Дарси понимал все это взрослой часть своего сознания, но остальная его часть была охвачена страстным желанием, которое быстро сменило все чувства, нахлынувшие после того, как губы его соединились с теплой упругой грудью Вики. Дарси почувствовал, как Вики положила руку ему на затылок. Она не пыталась оттолкнуть его, так же как не пыталась приблизить, просто держала — и все, как за несколько секунд до этого держала головку ребенка.

Если бы не ребенок между ними, Дарси толкнул бы Вики на кровать, подмял бы ее под себя.

Чувствуя одновременно душевную и физическую боль, Дарси разомкнул губы. Он тут же увидел, как из обнаженной груди забила тонкая струйка молока, грозя испачкать вечернее платье Вики. Дарси остановил ее, приложив к соску палец, а затем облизал ноготь. Вкус молока вызвал в нем новый прилив желания, который был однако уже не таким сильным — скорее эхом первого. Ему хотелось слиться с Вики и забыть обо всем на свете — никогда раньше ему не хотелось так сильно быть с женщиной.

— Дарси! Дарси! — вывел его из оцепенения голос Вики.

Он заставил себя взглянуть ей в глаза. В них не было враждебности, только запоздалое удивление и — неужели такое возможно? — что-то похожее на ответный порыв.

Несколько секунд они сидели молча, глядя в глаза друг другу…

Расставшись с Джимми Роузом, Дарси немедленно отправился на поиски Вики. Им двигали вполне искреннее сочувствие и симпатия, но уже тогда он понимал, что хочет также посмотреть, в каком состоянии Вики, и при случае воспользоваться ее незащищенностью. Вики всегда казалась ему привлекательной, а в последние месяцы беременности и после рождения Хелен он находил ее даже еще более интересной. Пик его интереса к своим собственным двум женам тоже всегда приходился на те моменты, когда они ждали, а затем рожали и кормили его детей. Дарси всегда возбуждал вид женщины, поглощенной заботами о своем ребенке.

Вот и сейчас новый прилив желания Дарси почувствовал именно в тот момент, когда Вики опять приподняла Хелен и засунула сосок — его сосок — в ротик ребенка.

Вики смотрела на него, а не на Хелен. Он увидел, что у нее круглые карие глаза с золотистыми пятнышками на радужной оболочке. Дарси понял, что он влюблен в эту женщину и одновременно как бы ищет у нее покровительства, хочет спрятаться, раствориться в ней.

— О, Боже мой! — вслух сказал Дарси.

Он никому не позволит причинить ей боль. Ни ее ловеласу-мужу, ни этой тощенькой вдовушке, никому другому в Графтоне. Он будет защищать ее, заботиться о ней.

— Шшш, — Вики закрыла ладонью его рот, чтобы сдержать поток опрометчивых слов и обещаний, роившихся в его голове.

Дарси все еще стоял перед ней на коленях между постелью и огромным креслом в котором любила свернуться калачиком с модным журналом в руках Ханна. Шум снизу опять начал достигать его ушей. Дарси успел уже забыть, что в его доме продолжают выпивать и веселиться больше ста человек.

— Дарси? — на этот раз его имя произнесла Ханна, которая стояла в дверях за его спиной.

Дарси обернулся и взглянул на жену. Ханна вся, казалось, горела — пылали плечи поверх золота платья, на щеках проступали через толстый слой пудры два малиновых пятна. Шелестя юбкой, Ханна прошла в комнату.

— Я везде ищу тебя, — сказала она. — Один из друзей Барни кривлялся со стулом, притворяясь, что танцует с ним или что-то еще в этом роде, и умудрился выпасть через французское окно и рассечь руку. Ты разве не слышал шум?

— Да, слышал. Так значит, он пострадал? А Майкл Уикхем еще здесь? Или Дэвид Пойнтер? Или кого там еще из медиков мы умудрились позвать на этот чертов вечер?

— Чертов — самое подходящее слово. Майкл сейчас как раз осматривает его. Тебе лучше спуститься. Что вообще сегодня происходит со всеми?

Ханна смотрела на них в упор, щеки по-прежнему горели. Дарси поднялся с колен с некоторым усилием, недовольный тем, что обнаружил бремя прожитых лет в присутствии молодых женщин.

— Что? — пробормотал он.

Ханна злилась. Сейчас ее лицо напоминало ему лицо Лауры, когда та закатывала истерику. Дарси опустил глаза и увидел на обшлаге своего пиджака пятнышко от молока Вики.

— Не беспокойся, сейчас спущусь и во всем разберусь, — пообещал Дарси, покидая спальню.

Ханна холодно взглянула на Вики.

— У тебя есть все, что нужно?

Теперь вспыхнула Вики. Она почувствовала себя пойманной на месте преступления, как будто сейчас ее призовут к ответу за то удивительно греховное удовольствие, которое только что испытали они с Дарси. Ее еще больше смущало то, что она была не совсем одета, тяжесть ребенка на коленях, великолепие спальни Ханны.

— Да, спасибо, — ответила наконец Вики. — Сейчас покормлю ее, и пора искать Гордона, собираться домой. — И затем добавила, понимая, что должна что-то сказать, пусть даже это будет неправдой. — Дарси только составил мне компанию…

Ханна пожала плечами.

— Все в порядке. Я знаю, что нравится Дарси. Как-никак он мой муж.

Нина танцевала с Эндрю Фростом, когда один из юношей, дурачившийся, держа в руках один из металлических садовых стульев Дарси, оступился и выпал, из окна. Несколько секунд он лежал под стулом неподвижно, сверху на него сыпалось стекло, а в доме, где еще никто не успел понять, что произошло, продолжала звучать музыка.

Первым к пострадавшему подбежала Нина Корт. Стекло хрустело у нее под ногами. Она сняла с парня стул.

— О, Господи, — простонал он.

Подбежали остальные, послышались самые разнообразные советы и указания. Юноша поднял руку, из которой хлестала кровь.

— Господи, — повторил он.

Нина опустилась перед ним на колени. Она оперлась рукой о землю, почувствовав под ладонью острый осколок.

— Лежи спокойно, — сказала она. — Держи руку так, как сейчас.

К ним подошел Эндрю с большим белым носовым платком. Нина схватила его и начала перевязывать запястье поверх рубашки, уже успевшей пропитаться кровью.

— Крепче, крепче, — повторяла она себе. — Интересно, это артерия? — Лицо парня стало белее бумаги. — Не помню, через какое время надо ослабить жгут.

— Где Майкл? — кричал Эндрю. — Приведите сюда Майкла.

Нина услышала свой собственный голос продолжающий твердить пареньку:

— Все в порядке, все будет хорошо.

Толпа зашевелилась, пропуская Майкла Уикхема. Он снимал на ходу пиджак и засучивал рукава рубашки. Позади него шла Ханна Клегг.

— Давайте посмотрим, — сказал Майкл.

Он развязал жгут. Нина опять увидела кровь и почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Майкл мельком взглянул на нее.

— Все в порядке, — повторил он слова Нины. — Будет жить.

Кто-то помог Нине подняться на ноги.

— Повязка наложена прекрасно, — сказал кто-то за спиной Нины. — О, Боже, да вы тоже вся в крови. Посмотрите на свое платье.

Обернувшись, Нина узнала в говорящем старшего сына Дарси Клегга. Дженис Фрост что-то рассказывала ей о нем чуть раньше, но Нина не помнила, что именно.

— Не имеет значения, — сказала Нина, брезгливо поднимая руки, чтобы не касаться испачканного платья. Но пальцы уже были липкими от крови.

Барни взял ее за руку.

— Пойдемте, — сказал он. — Разрешите мне позаботиться о вас. С Томом теперь будет все в порядке.

Нина дала увести себя.

В кухне Барни заставил ее сесть, затем принес миску, наполненную теплой водой. Он вытер салфеткой ее руки, и когда полоскал салфетку в миске, Нина увидела, как окрашивается в бурый цвет вода. Это было как бы отражение пролитой крови.

— Вы сами тоже порезались, — сказал Барни.

Нина посмотрела на рассеченную кожу большого пальца.

— Всего-навсего царапина.

Барни достал из аптечки пластырь, выбрал кусочек подходящего размера и наклеил его на палец Нины. Она отметила про себя, что у юноши чистые белые руки, но почему-то потрескавшиеся на суставах, как будто он занимался тяжелой физической работой.

— Я — Барни Клегг, — сказал он.

— Я знаю. А я — Нина Корт.

Они пожали друг другу руки.

— Даже не знаю, что нам делать с вашим платьем.

На лифе и на юбке видны были липкие промокшие пятна.

— Пожалуйста, не надо беспокоиться, — сказала Нина. — Вы уже сделали все, что могли. — Теперь, когда все было позади, Нина почувствовала вдруг желание смеяться. — Просто я не переношу вида крови.

— Я тоже, — рассмеялся в свою очередь Барни. — Всегда первым убегаю, если кто-нибудь поранится.

— Значит, мы оба проявили сегодня чудеса героизма, — пошутила Нина.

Вечеринка опять переместилась в кухню — копошились сотрудники фирмы, доставившей продукты, убирая посуду, то и дело в поисках друг друга заходили гости, из комнаты для танцев вновь доносилась музыка. Нина увидела вдруг, что Гордон стоит в дверях и наблюдает за ними. Смех ее мгновенно прервался. Она хотела бы, чтобы Гордон подошел к ней и занял место Барни Клегга, но знала, что этого не произойдет. Он посмотрит, потом отвернется и будет делать вид, что не замечает ее присутствия, как делал это сегодня весь вечер, опасаясь, как бы кто-нибудь из гостей, поймав его взгляд, не догадался о той связи, которая существует между ними.

Майкл Уикхем привел в кухню все еще бледного Тома и заставил его сесть рядом с Ниной. Рукав его рубашки был обрезан, рука была перевязана и висела на чьем-то шелковом шарфике, ставшем импровизированной перевязью.

— С тобой все в порядке, мой мальчик? — дурашливо спросил его Барни.

— Да. Прошу у всех прощения. И вы извините за доставленное беспокойство, — сказал он Нине.

Гордон отвернулся, как и предполагала Нина. Она заставила себя улыбнуться Тому.

— Ничего страшного. Я рада, что ваша рана оказалась не такой опасной, как мне показалось вначале.

— Все равно, — сказал Майкл, — кто-то должен отвезти его в медпункт, чтобы на руку наложили швы. И это наверняка не я.

— Это моя работа, — вздохнул Барни. — Я пока еще в состоянии вести машину. Надеюсь, мы еще увидимся, — через плечо бросил он Нине. — Пошли, Томас, продолжим празднование в травмопункте среди пострадавших.

Когда они ушли, Майкл спустил рукава рубашки и начал шарить в кармане брюк в поисках запонок. Чисто машинально Нина протянула руку, в которой тут же оказались две изящных золотых цепочки. Нина вдела их в манжеты Майкла, как все время делала это для Ричарда.

— Прекрасно исполнено, — прокомментировал Майкл.

— Вы тоже неплохо поработали сегодня, доктор, — ответила Нина.

Майкл вздохнул:

— Один из недостатков моей работы — никогда не удается отдохнуть от нее целиком и полностью.

Нина увидела, что, когда Майкл Уикхем не хмурится, у него простое, доброе, очень приятное лицо.

— Выпьете со мной по последней? — спросил он. — Прежде чем мы отправимся домой. Настоящей выпивки, а не этого дурацкого шампанского.

— Спасибо, с удовольствием, — ответила Нина, убедившись, что Гордона не видно нигде поблизости.

Гордон шел через холл, когда из темноты выступила Марсель и взяла его за руку. Гордон остановился. Мимо прошел Дарси, но он был занят своими мыслями и, не заметив их, направился в кухню.

— Чувствую себя сегодня как Летучий Голландец, — грустно произнесла Марсель. — Мы не могли бы поговорить минутку?

Гордон посмотрел на пальцы Марсель с ярко-красными ногтями, держащие его за рукав пиджака. У Марсель были ловкие руки домашней хозяйки, и ярко-красный лак выглядел не вполне уместно. Мысли Гордона целиком и полностью были заняты Ниной.

— Поговорить? Конечно! — ответил Гордон, ощущая надвигающуюся катастрофу.

— Пойдем сюда, — предложила Марсель, открывая дверь кладовки. На столе все еще стоял пустой бокал, оставленный Джимми Роузом.

— Ох уж эти вечеринки! Собираемся, пьем, болтаем, веселимся. Веселимся, чего бы это ни стоило, — Марсель потерла рукой шею в том месте, где пульсировала голубая жилка. Она очень устала.

— Марсель, — Гордон вопросительно смотрел на нее, — так что ты хотела мне сказать?

Марсель кивнула, чувствуя, как тяжелеет голова. Неужели только сегодня вечером Джимми поцеловал ее в этой самой комнате, и она еще боялась, что он заметит следы пудры на груди? Казалось, что с тех пор прошла вечность.

— Я знаю, это не мое дело, — начала Марсель, но тут же осеклась. — Извини, Гордон, я понимаю, наверное, именно это и говорят все старые сплетницы.

— Не знаю, — холодно ответил Гордон. — А ты что, прислушиваешься к сплетням?

Марсель вновь почувствовала, что готова разразиться обвинениями, тем более что обвинения эти были не беспочвенны.

— Что же, хорошо, Гордон. Я скажу тебе все как есть. Ты знаешь, что я увидела случайно на днях, и ты должен был уже догадаться, что до сегодняшнего дня я никому не обмолвилась об этом ни словом, даже Майклу.

— Что ж, ты была права в самом начале. Это действительно не твое дело, — резко оборвал ее Гордон.

Марсель почувствовала, что начинает злиться.

— Даже несмотря на то, что Вики — моя подруга? — спросила она.

— Наверное, вполне дружески будет не делиться с нею дурацкими догадками, которые возникли из беглого взгляда на двоих людей. Ты могла увидеть не совсем то, что было на самом деле, и неправильно это истолковать.

— Но ведь я не ошиблась, не так ли?

Гордон ничего не ответил. Марсель продолжала, желая поскорее покончить с разговором и вырваться из этой дурацкой комнаты.

— Что же, все примерно так, как я и думала, хотя я не очень-то могла себе представить этот наш разговор. Мы знаем друг друга достаточно хорошо, не так ли? Я хотела пообещать тебе держать язык за зубами, но, к сожалению, уже не справилась с этой задачей. Я рассказала об этом Джимми Роузу.

— Ты рассказала Джимми? — повторил Гордон.

Гордон вдруг живо представил себе, как лисья головка Джимми наклоняется поближе к сидящим в кружок и внимательно слушающим его людям и губы его шепчут потрясающую новость, которую сообщила Джимми Марсель. А затем все поочередно поворачиваются, оказываются в центре кружка других голов и начинают шептать, шептать, шептать… И у всех этих людей почему-то были губы Джимми. Затем круги расширяются, расширяются — и так до бесконечности.

— Мне очень жаль, — сказала Марсель. — Это было легкомыслием с моей стороны, опасным легкомыслием.

— Да, — Гордон не мог подобрать других слов, он просто признавал, что Марсель сказала чистую правду.

Рука Марсель потянулась к нему, как бы желая по возможности утешить и приободрить, но Гордон стоял неподвижно, и Марсель опустила руку. Затем она резко обернулась и кинулась к выходу.

Гордон безо всякого выражения смотрел, как захлопнулась дверь. Перед глазами рябили сине-зеленые цвета юбки Марсель. Гордон изрядно выпил сегодня. Он почувствовал, как его захлестывает жалость к Вики, Нине, самому себе, даже к Джимми и Марсель, и ясно понял, что пройдет совсем немного времени, прежде чем эта жалость превратится в его боль.

Вечер подходил к концу. Пары одна за одной направлялись в холл, брали свои пальто, обменивались последними поздравлениями и выходили на улицу. Музыка звучала теперь приглушенно, зато отчетливо было слышно, как захлопываются дверцы машин.

Дарси стоял у входной двери и прощался с гостями.

Гордон и Вики вместе спустились по лестнице. Гордон нес корзинку с Хелен. Дарси поцеловал Вики в щеку, и она на секунду прижалась к нему, глядя снизу вверх и сжав рукой его запястье.

— До свидания. Счастливого Рождества.

Уикхемы вышли вслед за Рэнсомами, за ними шли Эндрю, Дженис и Стелла Роуз. Во дворе все еще раз поздравили друг друга и отправились наконец по домам встречать первый день наступившего Рождества.

Марсель смотрела прямо пред собой на летящие навстречу огни. Ей хотелось установить контакт с Майклом сейчас, до того, как они приедут домой, где их ждали родители мужа, приехавшие на Рождество навестить внуков.

— С тем парнем все в порядке? — спросила она, имея в виду Тома, поранившего руку.

— Да, более или менее. Ему повезло — рана не опасная. — Майкл взглянул на жену. — А ты хорошо повеселилась? Я почти не видел тебя весь вечер.

Майкл вдруг вспомнил разом все вечеринки, где они побывали вместе, начиная с той, на которой познакомились, наряды Марсель и свои костюмы, друзей, с которыми они уже давно не общались, и тех, с кем виделись каждый день, просто мимолетные знакомства. Лица проплывали в памяти и исчезали. Майкл чувствовал, что эта их долгая история совместной жизни давит ему на плечи, создает такое ощущение, что он тащит на себе тяжелый груз.

Марсель вспоминала Джимми, склонившегося для поцелуя, обвинение Гордона и его холодное непроницаемое лицо. А еще ей вспомнились сияющие лица Нины и Гордона там, в красном «мерседесе».

— Да, — солгала Марсель, отвечая на вопрос Майкла. — Да, мне понравилось.

Майкл снял руку с руля и дотронулся до холодных пальцев Марсель.

— Мы ведь постараемся хорошо провести Рождество, правда? — сказал он.

— Конечно, — ответила Марсель.

Вики прижалась щекой к холодному стеклу. Она улыбалась. В поступке Дарси была какая-то бесхитростность, детская прямота, которая глубоко тронула Вики. Ей также нравилось чувствовать, как сильно он ее хотел. После стольких лет беременностей и кормлений, сменявших друг друга, приятно было почувствовать, что ты женщина и можешь вызывать желание. Вспоминая обо всем, что произошло в спальне, Вики вновь почувствовала волнение в крови.

Вики не думала о том, что же будет дальше, если вообще что-нибудь будет. Что бы ни последовало, она примет это как должное.

Гордон следил за дорогой. Впереди виднелись фары машины Фростов. Он подумал, что Вики, наверное, задремала и постарался вести машину мягче, чтобы не разбудить ее и ребенка. Ему необходимо было подумать.

Не оставалось никаких сомнений в том, что он должен рассказать обо всем Вики сам, прежде чем до нее дойдут сплетни.

Он все расскажет ей, стараясь сделать это как можно мягче, насколько это вообще возможно. Гордон не знал, какие именно слова он скажет Вики, так же как не мог себе представить, что собственно произойдет, когда она узнает о его измене. Но, несмотря на весь свой ужас перед тем, что должно произойти, для Гордона была невыносима мысль о том, что придется расстаться с Ниной.

Он вспомнил Нину, какой она была сегодня. Черное платье, высоко поднятая голова, красивые тонкие руки, испачканные кровью. Ему так хотелось подбежать к Нине в тот момент, но пришлось отвернуться, предоставив Барни Клеггу помогать ей.

Как может он пересказать Вики то, что сам не очень хорошо понимает, не понимает, откуда взялось в нем это властное, всепоглощающее желание обладать Ниной, несмотря ни на что.

И когда он расскажет? Он должен сначала предупредить Нину, иначе это будет еще одним предательством. Гордон почувствовал непреодолимое желание, отвезя Вики домой, развернуться и поехать на Аллею Декана.

Нет, сегодня не стоит ничего предпринимать.

Предстоят еще рождественские церемонии в кругу семьи, и ему придется перенести это все, прекрасно зная, что ждет их всех впереди, и не подавать виду. Через день, через два он, конечно, выберет подходящий момент, чтобы рассказать жене правду, прежде чем это сделает Джимми Роуз.

Потом, когда все будет кончено, он потеряет Нину. Подумав об этом, Гордон ощутил первый укол боли, отметив это про себя хладнокровно и отстраненно, как будто речь шла не о нем, а о ком-то еще.

Дарси присел на край кровати и начал снимать ботинки. Ханна уже легла и повернулась к мужу спиной.

— Что случилось? — спросил Дарси. — Вечер вроде бы прошел хорошо. По крайней уж мере, неплохо.

Не услышав ответа, Дарси развязал галстук, расстегнул рубашку, снял брюки, аккуратно складывая одежду на кресле, где сидела Вики. Он еще мог видеть на покрывалах отпечаток ее тела.

— Это что, из-за Вики Рэнсом? — спросил он.

Ханна что-то пробормотала. Дарси не расслышал слов, но тон был довольно недружелюбный.

— Не ворчи, дорогая, — начиная раздражаться, сказал Дарси. — Тебе это не идет.

Дарси голым направился в ванную и остановился перед зеркалом. Вокруг талии уже успела образоваться полоска жира, и волосы на груди поседели, но мускулы живота оставались упругими. Он в неплохой форме для своего возраста, сказал себе Дарси.

Когда Дарси забрался в постель, Ханна даже не пошевелилась. Дарси прижался к ней сзади. Ему всегда нравились пышные тела. И как это Джимми Роузу пришло в голову, что он позарится на эту костлявую Нину Корт.

— Ханна? — Дарси протянул руку через плечо жены и коснулся ее грудей. Это напомнило ему о Вики, и Дарси почувствовал прилив желания.

— Прекрати, Дарси, — сказала Ханна. — Через три часа встанут дети.

— Пусть за ними посмотрит Манди или девочки.

— Сейчас Рождество.

— Тем более можно позволить себе кое-какие маленькие радости.

Но в ответ Ханна только грубо скинула его руку. Дарси и сам слишком сильно хотел спать, чтобы настаивать на своем. Он знал, что Ханна мстит ему за подсмотренную сцену с Вики Рэнсом, но он также знал, что до завтра все забудется.

Улыбаясь, он протянул руку и погасил свет. Улыбку вызвало у него воспоминание о собственном убеждении, что он любит Вики Рэнсом. Он просто хотел с ней переспать и хотел очень сильно. Но любовь была здесь абсолютно ни при чем.

Джимми вышел из церкви. Он попрощался за руку со священником и еще с несколькими единоверцами, хотя знал их всех довольно плохо. Он любил слушать мессу в одиночестве.

Католическая церковь стояла на тихой улице. Это было современное кирпичное здание. Джимми прошел чуть ниже по улице, чтобы не оказаться среди людей и машин. Ночь была морозной и ясной. Уличные фонари лили над головой свой рассеянный оранжевый свет, не мешавший Джимми любоваться звездами. Оказавшись, наконец, один, Джимми пошел медленно, прислушиваясь к звукам собственных шагов.

Он остановился, задрал голову. Небо было просто усыпано звездами.

Было утро первого дня Рождества, и Джимми Роуз чувствовал себя прекрасно.