Глава 17

Фермерский дом Хантли поднимался красным пятном из красной земли Херфордшира, словно за многие столетия он медленно вырос из нее. Дом был построен на склоне вместе с заботливо выстроенными сбоку сараями. Через поток между домом и узкой дорожкой, Тим перекинул грубый мост, сделанный из железнодорожных шпал. Когда Бекки перешла через него, две овчарки, посаженные на длинные бряцающие цепи прямо у входа в ближайший сарай, с лаем бросились ей навстречу огромными прыжками. Длина цепи держала их примерно на расстоянии ярда, однако девочка направилась по дальней стороне моста и сразу же юркнула в маленький сад фермы. Она не любила собак.

Дверь дома открылась прежде, чем она добралась до нее. Миссис Хантли, которую она не встречала раньше, стояла в дверном проеме и с без улыбки смотрела на нее.

— Мы уже волновались, придешь ли ты.

Бекки проглотила обиду. Она поднесла к волосам руку с ногтями, покрытыми дешевым синим лаком и убрала прядь с лица.

— Я сейчас присматриваю за мамой.

Миссис Хантли внимательно окинула ее взглядом. Она посмотрела на ее непричесанные волосы, джинсовую куртку, длинную грязную юбку и испачканные ботинки. Мать фермера проговорила, как бы идя на уступку:

— Тебе лучше зайти.

Бекки последовала за ней. Кухня была низкой и маленькой, но чистой. На покрытом клеенкой столе у окна лежали коробки из-под яиц, внутри них были положены отборные проросшие посевные картофелины, а в стороне сидел Тим Хантли и ел что-то из дымящейся тарелки. Он бросил на Бекки спокойный взгляд и указал ей на стул напротив:

— Садись.

Бекки последовала просьбе. Она сжала кулаки, чтобы спрятать синие ногти от посторонних глаз, и опустила руки на колени. Миссис Хантли взяла чайник, стоявший на кухонной плите, и поставила налитую чашку на стол перед девочкой. Та не прикоснулась к чашке, но не потому, что из протеста дала себе зарок не пить чай.

— Спасибо, — сказала она.

— Ну, — спросил Тим, — что ты хочешь нам сказать?

Бекки посмотрела на свой чай. Она бы предпочла взять в руки что-нибудь, но не была уверена, что выдержать взгляд миссис Хантли, если поднесет ко рту чашку. Она сказала:

— Я не знаю, что случилось. Миссис Хантли проговорила:

— Что сказала твоя мать?

Бекки колебалась. Надин была неспособна рассказать все толком, но зато дала много обрывочных сведений. Она ужасно расстроилась из-за новости о побеге дочери, а потом — из-за отказа Мэтью позволить ей прийти к ним…

«Он не… — устало произнесла Надин. — Он не позволил, он запретил мне!»

А потом Тим принес ей ягненка, и она думала, что сможет справиться с уходом. Затем Надин услышала о Бекки и пришла в панику. Она позвонила Тиму, он явился, а она была в истерике. И потом он схватил ее и потащил наверх, в постель, а потом…

— Что? — спросила Бекки.

— Я не могу сказать тебе.

— Он пытался что-нибудь сделать? Он позволил себе что-нибудь?

— Я не знаю, — сказала Надин. — Не помню. Просто вижу, что он напугал меня, был груб, я не знала, что сейчас произойдет.

Теперь Бекки не встречалась глазами с глазами Тима и миссис Хантли.

— Она ничего не помнит.

Тим фыркнул.

— Мы не хотим никакого шума, — сказала миссис Хантли. — Мы не собираемся ухаживать за ней, дадим немного еды — вот и все. Но нам не нужны никакие проблемы.

— Я пришла, — громко сказала Бекки, прежде чем прошел ее бравурный настрой, — чтобы поблагодарить вас за все, особенно — за то, что позвали доктора.

Тим пожал плечами:

— Она была в истерике.

Бекки ничего не ответила.

Фермер тщательно прожевал еду и потом сказал:

— Она была на полу, когда я пришел туда, а когда попытался поднять, набросилась на меня. Так что я дал ей пощечину, чтобы заткнуть ее. — Он сделал глоток чая. — Потом я поднял ее наверх. Она кричала всю дорогу. — Тим кинул на Бекки открытый взгляд. — Я отнес ее в кровать. Потом спустился вниз и вызвал доктора.

Бекки посмотрела на свою чашку чая. Он был жидким, с молоком. Девочка сказала:

— Ей теперь лучше.

— Рад слышать это.

— Она позвонила тебе? — вступила в разговор миссис Хантли.

— Да.

— Кто привез тебя? Мы видели машину, красный автомобиль…

Бекки заколебалась.

— Моя мачеха.

— Это очень любезно с ее стороны, — сказала мать фермера.

Бекки утвердительно кивнула. «Любезно с ее стороны…» Ее привела в глубокое замешательство не сколько сама нервозная поездка вдвоем в одной машине, а тот факт, что когда они доехали до места, Джози предложила зайти вместе в коттедж.

— Нет, — сказала Бекки, — нет, все в порядке.

— Но…

— Я выйду, — возразила падчерица. — Выйду, и если что-нибудь случилось…

Джози посмотрела на нее из окна машины:

— Я буду ждать здесь.

Девочка помотала головой. Она положила руку на расшатанную кривую калитку, ведущую в сад при коттедже, и на миг почувствовала, что не может идти дальше. Бекки стояла там, наклонив голову, глядя на свою руку на калитке, и боролась из последних сил, которые еще сохраняла, с желанием вернуться назад и попросить Джози: «Пойдемте со мной, пожалуйста». И все же преодолела себя. Это заняло немного времени, но она победила. Бекки пошла вверх по тропинке к задней двери коттеджа, а потом через кухню наверх по лестнице, шаг за шагом, чтобы найти Надин, лежащую в кровати с закрытыми глазами. И затем все и случилось: она закричала, поддалась своему страху и решила, что нашла то, чего она боялась всего на свете. Казалась, что Надин мертва в своей постели, и только лишь потому, что ее дочь добралась до матери недостаточно быстро, ведь Бекки теперь жила в другом месте, а не здесь.

А ведь Надин теперь знала, что где-то в глубине души у старшей дочери начало проявляться слабое недоверие по поводу слов матери о том, что случилось, ко всем обвинениям, которыми та осыпала других людей — они якобы все делали и говорили только для того, чтобы ранить и подорвать ее здоровье.

Потом стало совсем ужасно. Надин открыла глаза и сказала что-то, но Бекки не смогла остановиться и продолжала кричать. Ее крик заставил Джози выскочить из машины и бежать в дом со всех ног, но при виде Джози Надин сразу вскочила и устроила ужасную потасовку с ругательствами. В итоге Бекки почувствовала себя дурно, и в тот момент ей стало так стыдно, что она замолчала. Наконец, Джози удалось освободиться, и дочь Надин последовала за ней, несмотря на требования матери и мольбы в ее адрес не делать этого. Они остановились возле машины.

— Тебе лучше вернуться со мной обратно, — сказала Джози.

Бекки покачала головой, пробормотав что-то.

— Что?

— Я не могу.

— Послушай, — сказала мачеха. Она прислонилась к машине, словно не могла стоять без опоры. — Думаю, любое мое высказывания ты воспримешь в штыки как критику своей матери. Но разве ты не хочешь оказаться в безопасности?

— О, да, — согласилась Бекки, отвернувшись. — Она никогда не делала ничего подобного. — Девочка подняла руку и откинула прядь волос.

— Я не могу оставить тебя здесь одну с ней в такой обстановке. Надо позвать доктора или еще кого-нибудь в этом роде.

— О-кей, — сказала дочь Надин. Ее плечи слегка дрожали.

— Завтра суббота. Может быть, отец сможет заехать… — Джози замолчала.

— Я позвоню, — кивнула Бекки. — Позвоню и все расскажу вам.

— Я съезжу и привезу тебе еды…

— Не надо.

— Почему?

— Она не будет это есть, — проговорила Бекки. — Даже если… — она осеклась, но потом продолжила:

— Если у нас хорошие соседи.

Джози медленно выпрямилась.

— Но ты позволишь мне привезти врача?

— Да, — сказала девочка.

Она стояла на дороге, глядя, как уезжает Джози. Мачеха ехала очень медленно, словно шок и тревога существенно отразились на ее способности управлять машиной. Когда она исчезла из виду, повернув в аллею, Бекки развернулась и пошла обратно в коттедж. Надин стояла возле кухонного стола, скрестив руки на груди.

Мать проговорила очень четко, словно спланировала все заранее:

— Мне очень жаль…

Бекки ничего не ответила. Она прошла мимо Надин к раковине и перегнулась через нее, чтобы открыть окно.

— …Из-за всего, что случилось, — сказала мать.

Бекки вдохнула воздух, ворвавшийся снаружи.

— Сейчас придет доктор.

— Мне он не нужен. У меня уже был доктор. Тим привозил его ко мне. Мне дали антидепрессанты и немного снотворного. Я приняла их перед тем, как приехала ты.

— Как это знакомо…

— О чем это ты?

Бекки развернулась:

— Позвонить мне и потом принять снотворное, которое рассчитано на ночь.

Надин внимательно посмотрела на нее.

— Я сказала, что мне жаль. Мне. Очень. Жаль.

— Мне все равно, — ответила Бекки.

Она отодвинулась в сторону холодильника и открыла дверь. Внутри было несколько коричневых бумажных пакетов с едой, яичница с соусом и упаковка яблочного сока длительного хранения.

— Что ты собираешься делать? — спросила Надин.

Бекки с шумом захлопнула дверцу холодильника.

— Я не решила.

— Ты хочешь остаться? — задала вопрос мать. В ее голосе зазвучала настоящая тревога. — Ты хочешь остаться и составить мне компанию?

Бекки посмотрела на нее. Она коснулась нагрудного кармана на своей жилетке и на миг сунула туда руку. Во время поездки Джози останавливалась на заправочной станции, и когда она вернулась в машину, после того как заплатила за бензин, протянула Бекки пачку «Мальборо Лайт». Мачеха ничего не сказала. Бекки — тоже.

— Я выйду, — проговорила Бекки.

— Куда?

— Не знаю. Может быть, пройдусь.

— Ты надолго?

— Нет, — ответила дочь.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Надин. — Мы должны обо всем поговорить.

— Прости, — отозвалась девочка, проходя через кухню к наружной двери. — Я останусь, пока тебе не станет лучше. Я сказала, что останусь. Но я не говорила, что буду разговаривать…

— …Ты пробыла здесь неделю, — сказала теперь миссис Хантли.

— Да, я в курсе.

— А как же твоя школа?

— Сегодня конец четверти. В любом случае, я освобождена от занятий…

Тим Хантли бросил кусок хлеба на свою пустую тарелку, наколол его на вилку и стал собирать соус.

— А как насчет того, чтобы твой папа оказал помощь?

— Он не может.

— Почему?

Бекки посмотрела прямо ему в лицо:

— Она не позволит этого.

Тим опустил кусок хлеба в рот.

— Но это хуже для тебя?

Девочка пожала плечами. Она встала, держась за край стола.

— Это не правильно, — заявила миссис Хантли, глядя на Бекки. — Тебе нужно учиться.

— Я лучше вернусь назад, — сказала дочь Надин.

Тим тоже встал.

— Позвони нам. В любое время.

— Спасибо, — сказала Бекки.

Она вышла из дома фермеров, пока они смотрели на нее, а потом на безопасном расстоянии прошла мимо лающих собак и по мостику из шпал выбралась на дорогу. Вода в ручье стояла высоко — из-за гор пришли дожди поздней зимы, Как сказал почтальон. Теперь вода быстрым потоком убегала прочь, а заросли боярышника подмерзли, ярко-зеленые листья смотрелись так, будто каждый из них был аккуратно вырезан ножницами для рукоделия.

Бекки достала из кармана пачку сигарет и сунула одну в рот. Это была последняя из той самой пачки, которую Джози дала ей неделю назад. Девочка остановилась при спуске в аллее, чтобы прикурить, а потом отправилась дальше, глухо топая своими тяжелыми ботинками, выпуская голубой дым в чистый воздух над потоком и зарослями боярышника.

Надин сидела на траве под яблоней в саду коттеджа. Она была в очках. На ее коленях красовалась стопка книг — самых разных версий самоучителя греческого, которые она нашла в местном букинистическом магазине. Мать посмотрела на Бекки, когда та прошла через ворота.

— Как все прошло?

— Отлично, — сказала Бекки.

— Ты собираешь мне рассказать об этом?

— А нечего рассказывать, — ответила дочь. Она прислонилась к яблоне. — Тим ел, и они расспрашивали про твое самочувствие.

Надин сняла очки.

— Со мной все в порядке.

— Сейчас, — ответила Бекки. Она прикоснулась рукой к карману жилетки, затем опустилась вниз и прислонилась спиной к дереву, обхватив руками колени.

— Нет, со мной действительно теперь в порядке. Я хочу… Я обещаю. Наступает лето…

— Тебе не следует жить одной, — проговорила Бекки.

— Что?

— Ты слышала меня. Тебе не следует жить одной. Ты не справляешься.

Надин кинула на нее взгляд, полный страдания:

— О, Бекки…

— Ты не можешь, — сказала дочь, глядя на небо через черные с наростами ветви яблонь. — И… — она замолчала.

— И что? — спросила мать, и в ее голосе вдруг зазвучали нотки дурного предчувствия.

— И я, — повторила Бекки, чей взгляд все еще был обращен к небу, — я не могу жить с тобой больше постоянно. Я тоже не сумею решить твои проблемы.


— У меня не получилось, — сказал Мэтью.

Джози повернулась. Он появился в дверях кухни в своем пиджаке и галстуке после работы, но галстук съехал в сторону и был ослаблен.

— Они произнесли передо мной целую речь, — сказал Мэтью. — Одну из тех, когда ты знаешь, что они надеяться, будто ты не догадаешься, что самое последнее, что хотят сделать — это сказать тебе правду.

Он медленно прошел на кухню, выдвинул стул из-за стола и сел. Джози пододвинула к нему другой стул и быстро опустилась на него, взяв мужа за руку.

— О, Мэт!

— Они сказали, что, хотя у меня есть весь необходимый опыт и квалификация, но они чувствуют, что при сложившихся в моей семье обстоятельствах, это не самый подходящий момент в жизни, чтобы брать на себя дополнительную ответственность. Сказали, что все поменяется несколько раз, и нужно только подождать, отчего я едва не вскочил с места. Такая несправедливость, что…

— Я понимаю.

— Понимаешь, несправедливо не то, что мне не дают работу. Я имею в виду другую несправедливость — этот вкрадчивый выпад: обстоятельства в моей семье так важны теперь для меня… Эти обстоятельства обычно всегда были еще хуже нынешних. Вот она, эта трусливая боязнь сказать мне, что я просто недостаточно хорош!

Джози подняла свободную руку и поднесла ее к своему лицу.

— Никто не может сделать такое, не будучи садистом. Никто иной.

Он посмотрел на жену.

— Я не могу смириться с тем, что моя первая попытка карьерного роста после женитьбы на тебе провалилась.

Мэт наклонился вперед и поцеловал ее.

— Нам было нужно это повышение, — сказал он. — Нам надо, чтобы произошло нечто положительное в нашей жизни, чтобы показать — мы вышли из тупика. — Он мягко высвободил свою руку. — Где дети?

— Гуляют, — сказала Джози. — Клер и Рори у соседей, а Бекки пошла навестить друзей.

— Стало немного лучше с тех пор, как Бекки вернулась?

— Поспокойнее, — ответила его жена.

— Только это?

Она опустила взгляд на свои руки. Что-то изменилось в сознании Джози за время после возвращения из Херфордшира, это занимало ее мысли, но она считала, что не готова рассказать обо всем мужу. Что-то поменялось в ее восприятии детей Мэтью. Это была небольшая, но существенная перемена восприятия. Пока Джози осознавала это, не зная, как теперь поступать, она с удивлением обнаружила, что хочет сохранить перемену втайне. Она все чаще думала о лице Бекки, когда та выходила из машины возле коттеджа Надин, о фигурке падчерицы, уменьшенной в водительском зеркале, когда Джози уезжала прочь после той скандальной сцены. Она и не предполагала, что Надин может впасть в такую ярость, не думала, что она такова. Но еще удивительнее оказалось то, чего и представить-то было невозможно: взаимного ослабления неприкрытой враждебности между ней и Бекки. Можно привести дюжину причин той враждебности, разложить по полочкам все следствия установившегося взаимного отвращения. Но все же после всех объяснений остается устойчивое ощущение — в краткий миг ослабления вражды сверкнула искра надежды.

— Джози, — сказал Мэтью.

Она посмотрела на мужа, проговорив:

— Мне правда очень жаль.

— Понимаю. И мне тоже. — Он поднялся. — Я просто чувствую…

— Пожалуйста, — сказала Джози, прерывая его. — Пожалуйста, не говори больше ничего. Не надо. Это разочарование, но не хуже, чем все то, что уже случилось.

Он слегка улыбнулся ей в ответ.

— Может быть.

Мэт вышел из комнаты. Она слышала, как муж поднимается по лестнице в их спальню, потом раздался звук выдвигаемого ящика — Мэтью искал свитер, чтобы надеть его вместо пиджака. Потом шаги снова послышались на галерее, сменяясь скрипом приставной лестницы. Ее муж поднимался на свой чердак.

Джози посмотрела на кухонный стол. Там были крошки и стопка табелей с оценками в прозрачных папках, оставленных здесь с прошлой четверти в ее школе. Это она получила в нагрузку, поскольку пришлось присматривать за Бекки. Еще на столе стояла хлебница, оставленная кем-то из детей, и открытка для Рори от Руфуса с изображением римских терм в Бате. Как писал ее сын, он получил доспехи для катания на роликах. Еще он сообщил, что часто идут дожди. Почерк ее мальчика был мелким и кривым. «С любовью от Руфуса», — подписал он внизу. Когда Клер взяла открытку, чтобы прочитать, Рори вырвал ее у сестры из рук. «Эй, — сказал он, держа открытку на уровне шеи, — кто тебе сказал, что ты можешь ее читать?» Джози теперь взглянула на нее. У Руфуса есть спортивное снаряжение. Возможно, милая Элизабет купила это для него, обучая кататься на роликах по широким и пустынным тротуарам в выходные. В это время она приезжает после работы из Лондона и принимает на себя заботу о доме, муже, Бейзиле и Руфусе. Теперь она и Руфус спокойно и бесстрашно катаются на роликах.

Дверь открылась. Бекки, держа маленький пакет из музыкального магазина, вошла в комнату. Джози посмотрела на нее.

— Привет.

Бекки кивнула в ответ. Она подошла к раковине и налила чашку воды.

— Я видела, папа вернулся.

— Он наверху, — ответила мачеха.

Девочка шумно выпила воду и поставила чашку обратно на сушилку.

— Я пойду наверх…

— Бекки, — сказала Джози, — ты не сделаешь сперва кое-что для меня?

Та посмотрела на мачеху:

— Что?

— Ты не позовешь остальных из гостей?

— Зачем?

— У меня есть причина, — сказала Джози. — Я бы не просила тебя этого делать, если бы могла сама.

Бекки какой-то момент находилась в сомнениях, но потом вышла из кухни, и было слышно, как ее ботинки застучали по крыльцу.

Джози поднялась и посмотрелась в маленькое зеркальце, которое Мэт повесил для нее на двери: «Так ты можешь увидеть, есть ли у тебя на зубах помада или нет, прежде чем откроешь кому-нибудь».

«Я выгляжу лучше, — подумала она, — не восхитительно, но лучше, менее затравленной, менее измученной, больше не похожей на бледную моль». Джози подняла руки, распустила волосы и встряхнула ими. Когда она была в возрасте Бекки, она помнила, что выкрасила волосы в черный цвет — мертвый, густой угольно-черный. Мать пришла в ужас, по-настоящему испугавшись при появлении Джози, но девочка за неделю или чуть больше так привыкла и полюбила состояние обыденности, которое ей давал черный цвет, вдруг обрела сладкую свободу из-за отсутствия необходимости быть рыжеволосой…

Входная дверь снова с грохотом открылась. Джози отошла от зеркала к столу.

— Спасибо, что вы вернулись.

Все трое посмотрели на нее.

— Это не займет много времени, — сказала Джози. — Я не хочу вас задерживать.

Рори наклонился, чтобы завязать шнурки на своих кроссовках.

— Это действительно всего две вещи, — сказала Джози. Она пододвинула стул во главе стола, на котором обычно сидел Мэтью, и села на него. — Не хотите тоже присесть?

Бекки закрыла дверь и прислонилась к ней, убрав руки за спину. Рори остался там, где присел на корточки над своими шнурками. Клер прошла вперед и уселась на противоположном от мачехи конце стола, держа свой магнитофон.

— Я не знаю, подходящий ли сейчас момент для того, чтобы сказать то, что я собираюсь, — объявила Джози. — Не знаю, подходящий ли это момент. Но кажется, он достаточно хорошо. Руфуса здесь нет, и хотя то, что я намерена сказать, произвело бы на него впечатление, но еще больше удивит здесь собравшихся. — Она наклонилась над столом, положив ладони перед собой на стол. Потом Джози продолжила:

— Боюсь, ваш отец не получил повышения.

Они уставились на нее. Джози ждала, что Клер заплачет, Бекки скажет, что это не ее, мачехи, дело, а Рори прошмыгнет мимо и поднимется наверх, чтобы разыскать отца. Но они не сделали этого — не двинулись с места.

— Мне не нужно говорить вам, как он себя чувствует, — говорила Джози. — И что он скажет вам, и что вы скажете ему по этому поводу. Это ваше дело. Но мне дан шанс упомянуть пару вещей, которые, может быть, никогда бы не сказала, не произойди подобное.

Рори очень медленно поднялся и опустился на стул возле Клер.

— Дело в том… — продолжала мачеха, но остановилась. Она убрала волосы за уши и резко закончила:

— Мы не должны быть жестоки друг к другу. Правда, не должны.

Рори стал скатывать крошки на столе указательным пальцем. Выражение его лица было печальным.

Джози поспешно проговорила:

— Некоторые семьи всегда распадались, не так ли? Я имею в виду, что кто-то умирал, кто-то оставлял свою семью или погибал. Это ужасно, всегда ужасно. Никто не притворяется, что это не так, никто не говорит, что это не печально, не тяжело. Поэтому хочется, чтобы прошлое вернулось, как бы плохо тогда ни было. Ведь раньше все было лучше. Или просто думаешь, что и на самом деле было лучше.

Она вновь остановилась. Бекки все еще неподвижно смотрела на нее. Джози внимательно поглядела на падчерицу.

— Я не знаю точно, через что вы прошли. Конечно, не знаю. За исключением, пожалуй, того, что мой отец ушел, когда мне было семь лет, и я никогда не видела его с тех пор.

Бекки опустила вниз синие глаза. Пальцы Рори замерли в крошечном восхождении на хлебную горку. Джози положила ладони на стол снова и посмотрела на них, на веснушки на руках, которые всегда ненавидела.

— Может быть, — сказала она, — у нас появился своеобразный шанс. Может, мы начнем все заново — после всего, что сломано. Если, конечно, перестанем бояться быть приемной семьей. — Она подняла правую руку с обручальным кольцом. — Я знаю, я не ваша мама. И никогда не хочу ей становиться, У вас есть своя мать. Но я могу быть вашим другом. Могу быть поддержкой вам, вашим спонсором. Вы позволите? Иногда трудности поворачивают все к лучшему, потому что тебе нужно сделать усилие, чтобы преодолеть их. — Джози замолчала. — Простите, — проговорила она, — я не хочу читать вам лекцию. — Ее руки легли на колени. — Я действительно хочу сказать, что мы можем быть другой семьей, но мы не должны становиться плохой. Верно?

Бекки отошла от двери. Она сделала буквально несколько шагов, чтобы встать за спинкой стула Клер.

Она спросила, выпаливая слова:

— А как же мама?

У Джози замерло сердце.

— Ей придется найти свой путь. Как это делаем мы, каждый из вас.

Она медленно встала. Дети не смотрели на нее. Рори ударил рукой по столу, и его горка крошек полетела во всех направлениях.

— Ты должен теперь пойти разыскать отца, — сказала Джози. — Он единственный, кто нуждается сейчас в поддержке.

— О-кей, — сказал Рори. — О-кей, о-кей.

Он вскочил, пробежал мимо нее и открыл дверь в холл. Клер последовала за ним, их ноги застучали по ступеням. Бекки смотрела вслед младшим. Она стояла там, где была — позади стула Клер, — и смотрела на пустой холл, куда убежали ее брат и сестра. Потом перевела взгляд на мачеху, будто хотела сказать что-то — но промолчала.

Потом Бекки спросила, бурно жестикулируя в направлении чайника:

— Не хотите кофе?

Загрузка...