Цитадель

Клэр Кент

Цитадель

Серия: Пламя Апокалипсиса (книга 5)

Автор: Клэр Кент

Название: Цитадель

Серия: Пламя Апокалипсиса_5

Перевод: Rosland

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Rosland

Оформление: Eva_Ber

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл после прочтения.

Спасибо.

Глава 1

С приходом весны утро наступает раньше, и меня всегда будит восход солнца над океаном.

Сегодня, просыпаясь, я моргаю от яркого света. Должно быть, прошлой ночью я перекатилась на освещаемое солнцем место. Мы всегда расстилаем наши одеяла так, чтобы солнце не било нам в лицо через оконные проемы, когда наступает утро.

Я с ворчанием переворачиваюсь на другой бок, но не задерживаюсь в таком положении надолго. Как только я просыпаюсь, меня сразу тянет вставать и начинать день. Ранним утром рыба ближе к берегу, и если я смогу поймать ее достаточно быстро, то, возможно, у меня будет время добраться до пляжа и немного поискать припасы.

Вода в океане наконец отступает после многолетнего затопления всего Восточного побережья. Климатические катаклизмы, вызванные падением астероида на Европу пять лет назад, в течение почти года порождали ураган за ураганом, затопляя каждый дюйм суши в радиусе пятидесяти миль от побережья.

Моя семья раньше жила в Норфолке, штат Вирджиния, — пятнадцатилетняя я, мои родители, моя старшая сестра и еще не родившаяся младшая сестренка — и мы оставались там в течение нескольких месяцев после Падения, несмотря на предупреждения ученых о том, что оба побережья в конечном итоге станут непригодными для жизни. В итоге, нам больше некуда было идти.

Наконец, после третьего чудовищного урагана мы сдались. Собрали вещи в машину и поехали на запад, как и все остальные. Мы оказались во временном убежище в Шарлотсвилле, пока группа ополченцев не совершила налет на него, украв все припасы и убив всех, кто пытался его защитить.

Мой отец погиб во время налета. Моя мама и младшая сестра умерли месяц спустя при родах.

С тех пор мы остались вдвоем с моей старшей сестрой Брианной.

Она все еще спит, отвернувшись от солнца и накрыв голову одеялом. По вечерам Верн обычно хочет трахать ее, но после этого она ложится спать рядом со мной.

Я встаю, делаю небольшую растяжку, чтобы расслабить затекшие мышцы спины и ног, а затем натягиваю джинсы и поношенную толстовку большого размера поверх майки.

Брианна ерзает под одеялом и откидывает его, открывая свое милое веснушчатое личико и ярко-рыжие волосы. Она сонно моргает, глядя на меня.

— Доброе утро, Дел. Ты уже уходишь?

Меня зовут Делейни, но все всегда называют меня Дел.

— Да. Скоро взойдет солнце.

— Хорошо. Будь осторожна.

— Я всегда осторожна. Если у меня будет ранний улов, я еще поищу припасы, так что, возможно, вернусь позже обычного.

— Не слишком задерживайся. В одиночку это небезопасно.

— Здесь нет больше никого, кроме нас.

— Возможно, — она морщится. — Но никогда не знаешь, кто может проезжать мимо.

— Все думают, что побережье непригодно для жизни. Мы единственные, у кого хватает ума находиться здесь.

— Возможно, — повторяет она. — Но так же возможно, что есть еще несколько таких же сумасшедших, как мы. Если увидишь кого-нибудь, беги к лодке.

— Хорошо.

— Обещай мне.

— Я обещаю.

— Ладно. Не опаздывай, — она улыбается мне, после чего накрывается с головой одеялом и снова задремывает.

Она всегда любила поспать подольше. Я ее не виню и не обижаюсь на эту привилегию. Это ей приходится трахаться с Верном. Таково было соглашение, когда два года назад он позволил нам присоединиться к его группе из двадцати двух выживших и одиноких людей.

Она говорит, что все не так уж плохо. Ему за пятьдесят, и он не отличается особой мужской силой или энергией. Траханье обычно проходит быстро и непринужденно, и Брианна настаивает, что это простой бартер за защиту, которую нам предоставляют Верн и другие.

Мне все равно это не нравится. Я ненавижу, что ей приходится это делать. Но прямо сейчас у нас нет другого выбора.

Сегодня сильный бриз. Он дует в оконные проемы — свежий, соленый и влажный, с брызгами от волн. Мы находимся на девятом этаже бывшего высотного пляжного отеля. Это единственное сохранившееся здание в здешнем районе; что-то в его конструкции позволило ему уцелеть, когда все остальные дома со временем обрушились. Несколько месяцев назад уровень воды был чуть ниже этого этажа. Теперь мы спустились на седьмой этаж, так что мне приходится миновать два лестничных пролета, чтобы добраться до лодок. Когда наступит лето, открытые этажи под нами просохнут настолько, что мы сможем жить там и избавить себя от хождения по лестницам.

Мы продолжаем спускаться по этажам по мере того, как океан отступает.

У отеля пришвартовано пять разных лодок, но мне разрешается брать только самую маленькую.

Я бы все равно не захотела брать лодки побольше.

В прошлой жизни это была небольшая моторная лодка, но теперь на ней установлены самодельные паруса, а также весла на случай, если ветер не поможет. Сегодня утром, забравшись в лодку и отвязав причальный трос, я слегка поправляю парус. Ветер тут же подхватывает меня, и я теряю отель из виду.

Бывший пляж полностью погружен в воду, как и все пять городов в районе Хэмптон-Роудс. Лишь верхняя часть этого отеля выступает из океана, окруженная только водой, небом и восходящим солнцем.

Через минуту я забрасываю свою сеть.

Иногда мне везет, и я попадаю на косяк рыбы с первой попытки.

Сегодня не такой день. Проходит три часа, прежде чем я добываю достаточно рыбы для ежедневного улова. Я возвращаюсь в отель и отдаю их Фрэн, которая отвечает за их подготовку к засолке и сушке, что является единственным доступным нам способом сохранения продуктов.

Сегодня я не утруждаюсь вылезать из лодки, так как решила немного поискать припасы. Я снова отправляюсь в путь, направляясь прямо к новой береговой линии, которая находится гораздо дальше, чем была раньше.

У меня уходит больше часа, чтобы добраться до суши, по которой можно ходить. Теперь здесь нет мягкого песка или скалистых берегов. Вместо этого грязь, старые корни деревьев и болотистая местность издают поистине ужасный запах. Смутно напоминающий гниль.

Но миллионы домов в этом районе были смыты во время наводнения. Все эти вещи должны были куда-то деться. Большая их часть пришла в негодность — они испортились за годы, проведенные под водой — но в прошлом месяце я нашла один из тех сверхпрочных пластиковых контейнеров для хранения вещей. Именно оттуда я получила толстовку и нижнее белье, которые сейчас ношу. Я слишком худая, чтобы они хорошо на мне сидели, но это лучше, чем ничего.

Сегодня я пробираюсь по болотистой местности и роюсь в разбросанном мусоре. Раскиданные книги и постельное белье. Бесполезная, разбитая электроника. Осколки стекла, пластика и металла. Случайный автомобиль. Перевернутый школьный автобус.

В конце концов я нахожу еще один закрытый пластиковый контейнер, который не пострадал от непогоды. Я открываю его, затаив дыхание, и радуюсь, обнаружив внутри разнообразную кухонную утварь.

Некоторые стаканы треснули, но есть тарелки и кофейные кружки, которые можно использовать. Я тащу контейнер обратно к своей лодке, убираю ненужный хлам и загружаю остальное, чтобы отнести в отель.

Я смотрю на солнце и вижу, что уже за полдень.

У меня достаточно времени, чтобы еще минимум час порыться в мусоре.

Это тяжелая работа. Я вся покрыта грязью, а моя кожа покраснела от солнца. Брианна прочла бы мне нотации о том, почему не стоит обгорать на солнце, но мне почти невозможно этого избежать.

У нас ирландские корни. У меня нет веснушек, как у Брианны, но есть светлая кожа, которая не поддается загару. У меня карие глаза, в то время как у нее голубые. Мои волосы не такого красивого рыжего цвета, как у моей сестры. Они темно-каштановые, и только на солнце отливают красноватым оттенком. Но это не имеет значения, потому что последние несколько лет я брею голову. Просто слишком сложно поддерживать мои волосы в чистоте и без колтунов. Я всегда ношу старую вязаную шапочку, чтобы уберечь кожу головы от ожогов.

Брианна говорит, что это к лучшему. Она хочет, чтобы я выглядела как можно более бесполой — чтобы защитить себя — поэтому она рекомендует носить шапку, которая мне не идет, и мешковатую толстовку.

Я не против. Мне нравится оставаться незамеченной.

Так безопаснее.

Я нахожу остатки дома, разрушенного штормами. Он в таком плачевном состоянии, что легко разобрать мокрые обломки и поискать под ними полезные предметы.

Их немного.

Вряд ли что-то могло бы мне пригодиться.

Разгребая обломки, я обдираю руки, и моя нога не раз слишком глубоко увязает в грязи, из-за чего ее трудно вытащить.

Столько работы, дискомфорта и боли. И все впустую.

Я уже готова сдаться, измученная и испытывающая отвращение, когда вижу еще один пластиковый контейнер, почти полностью погруженный в грязь. В таких контейнерах чаще всего находятся вещи, которые уцелели.

Чтобы убрать обломки, требуется немало усилий, но в конце концов я открываю контейнер настолько, чтобы снять крышку.

Я удивленно смотрю на то, что внутри.

Консервы. Суп. Овощи. Бобовые. Большинство банок все еще целы, даже этикетки можно прочесть.

Консервы — это единственный вид пищи, у которого есть шанс сохраниться так долго, и в прошлом почти никому не приходило в голову хранить их в пластиковых контейнерах.

Я ни за что не смогу выкопать весь контейнер, чтобы дотащить его обратно до лодки, поэтому я беру столько банок, сколько может поместиться в моей сумке, переношу их на лодку, а затем возвращаюсь за новыми.

Я уже почти добралась до лодки во второй раз, когда лямка моей сумки соскальзывает с плеча. Она падает, и банки высыпаются на грязную землю.

Я наклоняюсь, чтобы поднять их, проклиная лишнюю работу, и тут внезапно ощущаю чье-то присутствие.

Человек. Мужчина. Стоящий прямо передо мной. Должно быть, он двигался как тень, раз я не заметила его раньше.

Я медленно выпрямляюсь, протягивая руку к ножу.

У него есть оружие — пистолет в руке и винтовка за спиной, так что мой маленький нож не будет иметь значения.

Он крупный. Высокий и мускулистый. У него бритая голова — видна лишь темная щетина на макушке — и странные серебристые глаза, как у волка. Его нельзя назвать красивым, но от него исходит сила. Мощь. Агрессия.

Даже без оружия у меня не было бы ни единого шанса выстоять против этого человека.

И вот я здесь. Совершенно одна. Уязвимая. С запасом консервов, за которые в наши дни люди готовы убить.

Его взгляд скользит вверх и вниз по моему телу. Оценивая, а не восхищаясь. Мое тело едва заметно под мешковатой одеждой, да и в любом случае тут нечем восхищаться.

Мужчина не шевелит ни единой частью тела, кроме глаз. Он осматривает меня, а затем и упавшую на землю еду.

Во мне просыпается инстинкт самосохранения. В моем положении бежать всегда безопаснее, чем драться. Я поднимаю обе руки в универсальном жесте капитуляции и начинаю медленно отступать.

Он может взять еду. Я не собираюсь бороться за эти банки, поскольку мы и так уже долгое время питаемся только рыбой.

Но этот мужчина суров. В его большом, крепком теле нет мягкости, как и в точеных чертах лица. На нем камуфляжные штаны — выцветшие и истончившиеся от долгого ношения — и серая футболка со следами пота на животе и подмышках. На шее у него цепочка с солдатскими жетонами, а на правой стороне шеи видна часть шрама.

За годы, прошедшие после Падения, я поняла одну вещь.

Многие мужчины готовы убивать или нападать просто потому, что они могут. Для этого не нужна причина.

Этот человек может быть одним из таких.

Он не двигается и не реагирует, когда я отхожу от него, и это приносит облегчение. Кажется, я не могу отвести глаз от этого яростного, молчаливого взгляда, продолжая медленно отступать назад.

Через минуту я убеждаюсь, что он не собирается нападать на меня, каким бы опасным он ни был.

Не знаю, почему я в этом уверена, но это так.

Я не успеваю отойти далеко, как слышу вдалеке мужские голоса. Несколько. Громкие. Грубые.

Ахнув, я резко поворачиваю голову в сторону шума. Прошло много времени с тех пор, как я слышала чьи-либо голоса, кроме нашей маленькой группы.

Мой взгляд возвращается к мужчине.

— Уходи, — бормочет он низким и властным голосом. — Сейчас же.

Ему не нужно повторять дважды. Я слышу настойчивость в его тоне, и все мои инстинкты в любом случае взывают ко мне. Развернувшись на пятках, я пускаюсь бежать и не останавливаюсь, пока не добегаю до своей лодки.

Я забираюсь в лодку и отталкиваю, отплывая от берега так быстро, как только могу, когда в поле зрения появляются другие мужчины. Они все еще на расстоянии. Они выглядят так же. Закаленные наемники. Не из тех, с кем женщина хотела бы столкнуться.

Я уже в воде, когда остальные добираются до первого мужчины. Я никогда не могла хорошо видеть вещи вдалеке, поэтому могу лишь смутно различать их фигуры. Похоже, они разговаривают. Возможно, смотрят в мою сторону. Но это не имеет значения.

Первый мужчина не причинил мне вреда, а теперь я слишком далеко, чтобы другие могли до меня добраться.

***

Когда я возвращаюсь, уже близится вечер, и Брианна ждет меня у лодок. Она неодобрительно хмурится, хватаясь за причальный трос, но выглядит менее раздраженной, когда я показываю ей свой улов.

У меня есть кружки и тарелки, а также одна партия консервов.

Сейчас в отеле живет семнадцать человек, так как одна супружеская пара уехала, а другая умерла. Мы разные по возрасту — от шестнадцати до шестидесяти лет, и мы ничем толком не связаны меж собой, кроме необходимости. В целом это неплохая группа, хотя я не люблю никого из них, кроме Брианны.

Все в восторге от консервов. Мы открываем немного запеченной фасоли и овощной смеси, чтобы подать к рыбе на ужин.

Ужин получается почти веселым. Еда хорошая — вкус консервов до сих пор знаком мне, хотя я не пробовала их много лет, — и все остальные шутят и смеются.

Только не я. Я почти не разговариваю, пока нахожусь рядом с другими людьми. На вопросы отвечаю только короткими фразами. Они думают, что я застенчива. Может быть, не очень сообразительна. Но, по правде говоря, я разработала такую стратегию, чтобы люди не обращали на меня внимания. Скрываю свое тело. Ни с кем не встречаюсь взглядом. И говорю только тогда, когда это необходимо.

Мне есть что сказать, даже если мне, возможно, некому будет это сказать, кроме как Брианне.

Наше высокое место в отеле всегда было надежным убежищем, поскольку мы окружены океаном, и добраться туда без лодки невозможно. Мы даже не выставляем охрану. У нас никогда не было в этом необходимости.

Никто не знает, что мы здесь, поэтому никто не знает, как за нами прийти.

Возможно, мы стали слишком самоуверенными, но мы вообще не получаем предупреждения. Первым признаком опасности становится приглушенный крик Гео, который спустился вниз, чтобы взять лодку и отправиться на вечернюю рыбалку.

Этого сигнала достаточно, чтобы мы все вскочили на ноги. Верн спешит к лестнице, чтобы крикнуть вниз и убедиться, что с Гео все в порядке.

Раздается выстрел. Он громкий и внезапный, и я вздрагиваю. Затем Верн резко оседает на пол.

Это такой шок, такая неожиданность, что мы все с минуту стоим и смотрим, как из его груди на пол начинает сочиться кровь.

Затем с лестничной клетки поднимается незнакомец. Большой и уродливый, размахивающий дробовиком.

Здесь кто-то есть. В нашем отеле. Как бы это ни было непостижимо. И они только что убили Гео и Верна.

У нас есть пара пистолетов, и Фрэн бежит за одним из них, но мужчина стреляет в нее прежде, чем она успевает достать оружие.

Я не знаю, что происходит после этого, потому что мне ничего не остается, кроме как бежать. Я хватаю Брианну за руку и тащу ее за собой, пока бегу к задней лестнице. По дороге я наклоняюсь, чтобы схватить лямку своей сумки. У меня осталось не так уж много вещей, но все они в этой сумке.

Возможно, по этой лестнице поднимается еще один человек, но другого способа спуститься нет, если только мы не хотим выпрыгнуть из окна, выходящего в океан.

Вероятно, нам придется плыть, если мы хотим спастись, но безопаснее будет прыгнуть с нижнего этажа.

Мы добираемся до восьмого этажа, никого не встретив. С верхних и нижних этажей доносятся голоса и звуки насилия.

Я знаю, кто это. Те, другие мужчины, которых я видела раньше. Те, которые пришли и присоединились к первому мужчине с волчьими глазами. Они, должно быть, видели меня на лодке и каким-то образом решили, что у нас есть безопасное убежище где-то в океане.

И будучи теми, кто совершает набеги и разрушает, они решили атаковать, чтобы забрать то, что у нас есть.

У нас почти ничего нет, но для них, видимо, хватает и этого.

Брианна в шоке, но она следует за мной, пока я тащу ее к задней части отеля, напротив того места, где пришвартованы наши лодки.

Когда я смотрю в окно, я ожидаю увидеть только воду. Мы можем прыгнуть в воду и попытаться доплыть до берега незамеченными.

Это маловероятный шанс. Но другого у нас нет.

Вместо пустой воды в поле зрения появляется лодка. Мое сердце замирает, пока я не вижу, что это моя маленькая лодка, а человек в ней — тот первый, кого я встретила на побережье. Человек с волчьими глазами.

Он направляется обратно на сушу. Что бы здесь ни происходило, он, возможно, вовлечен в это. Но он в этом не участвует. Он уходит.

— Эй! — окликаю я. Это риск, но я должна на него пойти.

Мужчина поворачивается и видит меня. Останавливается на несколько секунд. Затем меняет курс и направляется к тому месту, где мы нависаем над стеной здания.

Когда он оказывается достаточно близко, он делает жест. Очевидный жест.

Мы должны прыгать.

— Дел, нет, — Брианна ахает, когда я на удивление метким броском бросаю свою сумку, которая падает прямо в лодку.

— Все в порядке. Он не причинит нам вреда, — у меня нет времени объяснять, да я и не уверена, что смогу это сделать. Не знаю, почему я доверяю этому человеку, но я доверяю. Он не причинил мне вреда на берегу. И он не причинит нам вреда теперь.

Я бросаюсь в воду, прежде чем Брианна успевает возразить. Темная вода обдает меня холодом, но я заставляю себя плыть, поднимаю голову, чтобы дышать, и направляюсь к лодке.

Я слышу всплеск позади себя. Брианна, должно быть, тоже прыгнула. Конечно, она прыгнула. Даже если я направляюсь к гибели, она пойдет со мной.

Когда я добираюсь до лодки, мужчина наклоняется и одним сильным рывком поднимает меня, свалив мокрой кучей рядом с собой. Я отползаю в сторону, чтобы он мог поднять и Брианну. Лодка раскачивается, но не переворачивается.

Он хватает весла и начинает грести мощными гребками, уводя нас от отеля.

Я отряхиваюсь, пытаясь обсохнуть. Зубы Брианны стучат, когда она подползает и садится рядом со мной.

— Ты его знаешь? — шепчет она.

— Я встретила его сегодня утром.

— Он безопасен?

Я пожимаю плечами, так как не знаю ответа.

— Он лучше остальных.

Мужчина, вероятно, слышит наш тихий разговор, но не смотрит на нас и никак не реагирует.

Он также ничего не говорит. Просто гребет параллельно берегу, пока мы не скрываемся из виду отеля. Затем он доставляет нас на сушу.

***

Мы с Брианной, дрожа, вылезаем из лодки и вброд выходим на более-менее сухую землю.

Она вглядывается в опускающуюся темноту моря.

— Как ты думаешь, мы сможем вернуться? Как долго они там пробудут?

— Неизвестно, — бормочет мужчина. Его глаза все еще кажутся странно серебристыми даже в тусклом свете. Он переводит взгляд с Брианны на меня.

— Мы все равно не можем вернуться назад, — говорю я, утверждая здравую истину, которую, вероятно, знает и моя сестра. — Все остальные будут мертвы или… или что-то еще. Уйдут. Мы не сможем добраться туда сами.

Вероятно, мы могли бы вернуться ненадолго. Но сейчас жизнь слишком тяжела, чтобы быть самим по себе. Слишком утомительна, если рядом нет лишних рук, чтобы работать и защищаться.

Мы долго не протянем.

Она кивает, и черты ее лица слегка искажаются. Вот уже два года, как мы здесь в безопасности. Это был первый раз, когда мы смогли хоть немного расслабиться, вздохнуть полной грудью.

Теперь этого больше нет. Как и всего остального, во что мы когда-то верили.

Не осталось ничего, кроме нас двоих и этого жестокого незнакомца, который явно привык сам о себе заботиться.

— Ты был с теми, другими? — спрашивает Брианна, переводя взгляд с мужчины на океан.

— Какое-то время мы шли одной дорогой. Но это не в моем духе, — он указывает в ту сторону, откуда мы пришли. — Я не такой, как они. Вам есть куда пойти?

Я качаю головой.

— Просто в безопасное место, — говорит Брианна.

— Такого больше не существует.

— Куда угодно, — отвечаю я ему. — Ты можешь хотя бы увести нас достаточно далеко? — я нервно оглядываюсь назад, туда, где, как мне кажется, все еще прячутся те жестокие люди.

— Да. Я так и сделаю. Нам лучше отойти на некоторое расстояние, прежде чем отдыхать.

Мы с Брианной следуем за ним, когда он начинает идти.

Мы понятия не имеем, куда он направляется, но у нас нет других вариантов.

***

Мы идем около двух часов по болотистой, ненадежной земле, пока не достигаем старой каменной церкви, которая наполовину обрушилась. Мужчина, должно быть, уже знал об этом месте, так как направляется прямо к церкви, а затем ведет нас в комнату, все еще сохранившуюся под разрушенным зданием.

Здесь так же безопасно, как и везде, поэтому мы устраиваемся там, выпиваем немного опресненной воды из бутылки в моей сумке и едим вяленое мясо из пакета мужчины. Затем мы по очереди ходим в туалет.

У меня в сумке есть маленькое одеяло. Я достаю его и протягиваю Брианне. Она уже собирается настоять, чтобы мы разделили его — я вижу это по ее лицу — когда мужчина вытаскивает одеяло из своего рюкзака и бросает его мне.

— А ты сам чем будешь накрываться? — спрашиваю я его.

— Мне не холодно.

Моя одежда почти высохла, но она все еще кажется слегка мокрой, потому что воздух такой влажный, а местность такая сырая. Я без дальнейших возражений заворачиваюсь в одеяло и сразу же чувствую себя лучше, несмотря на то, что одеяло сильно пахнет.

Пахнет им.

— Как мне вас называть? — спрашивает он тем же хриплым голосом, который, очевидно, является его обычным голосом.

— Я Дел. Делейни, но все зовут меня Дел. Это моя сестра Брианна. А что насчет тебя?

— Коул.

— Спасибо, — говорю я, чувствуя странное смущение, словно мне хочется съежиться. — За то, что спас нас.

Он смотрит на меня. Не отвечает.

— Да, спасибо, — добавляет Брианна. Она переводит взгляд с меня на Коула, и ее брови сходятся на переносице. Я не уверена, что именно она видит, но она придвигается ближе к нему. — Если ты хочешь что-то взамен, я могу тебя трахнуть. Если ты заинтересован.

Она говорит это предельно ясно. Без колебаний. Никаких интонаций. Именно так она всегда помогала нам справляться с опасными обстоятельствами и корыстными мужчинами. Лучше предложить это добровольно, чем заставлять их брать это силой. Она всегда так говорила.

И я понимаю, что ее беспокоило. Ей не нравилось, как Коул смотрел на меня. Я не вижу на его лице ни намека на вожделение или восхищение. Несмотря на то, что мне двадцать лет — возраст, в котором я могу быть сексуальной партнершей по обоюдному согласию — я совершенно уверена, что он едва ли видит во мне женщину. Но он смотрел на меня, был сосредоточен на мне, а она всегда пыталась защитить меня от мужчин.

Поэтому она встает в промежутке между нами. Ради меня. Заслоняет меня своим телом от любой возможной опасности.

Это трогает меня, хотя и заставляет нервничать. Потому что она явно не может прочитать Коула так же хорошо, как я.

Он будет оскорблен ее предложением.

Я не ошибаюсь. Его губы изгибаются, и он откидывается назад.

— Не надо так, — резко говорит он.

Она хмурится и отстраняется.

— Прости, если я сделала что-то не так. Я просто предложила.

— Я таким не занимаюсь.

Ее губы приоткрываются.

— Сексом не занимаешься?

— Не пользуюсь преимуществом. Я не трахаюсь в качестве платы.

— О. Хорошо, — она встречается со мной взглядом, явно сбитая с толку, но не обеспокоенная таким неожиданным поворотом событий. — Если передумаешь, дай мне знать. Дел под запретом.

— Брианна, ты не обязана…

— Нет, обязана! — она прищуривается, глядя на меня. — Обязана. Нам приходилось мириться со всевозможными ужасными вещами, чтобы выжить, но я не собираюсь мириться с этим. Никто тебя не тронет, — она поворачивается к молчаливо задумчивому Коулу. — Если ты хочешь с кем-то потрахаться, можешь взять меня. Дел под запретом.

— Понял, — почти рычит мужчина. Он не сердится из-за границ, которые она устанавливает. Он оскорблен подтекстом.

— Он не хочет меня трахать, — тихо говорю я.

— Может быть. А может, и хочет. Я просто устанавливаю основные правила.

— Мы действительно ценим твою помощь, — говорю я ему. Уверена, он не обидится настолько, что бросит нас сейчас.

— Я отведу вас в более безопасное место, чем это, — бормочет он без тени улыбки на своем суровом лице. Я еще не видела, чтобы он улыбался.

Теперь я тоже понимаю, о чем он говорит. Он не предлагает стать нашим другом, партнером или постоянным защитником. Он отведет нас куда-нибудь, где сможет высадить, не испытывая чувства вины за то, что оставил нас умирать. А потом отправится своим путем.

Каким бы ни был этот путь.

Это нормально.

Он ничем не отличается от всех, с кем мы сталкивались за те годы, что были предоставлены сами себе. Избегайте людей, которые могут представлять для вас опасность, и обращайтесь к тем, кто может помочь. Это единственный способ выжить в этой жизни.

Прямо сейчас нам нужен Коул. Он — единственное, что обеспечивает нам безопасность. Поэтому мы можем оставаться с ним, пока не доберемся до места, где сможем чувствовать себя в безопасности без него.

Если такое место еще существует.

Глава 2

Я сплю лучше, чем ожидала — несколько часов не открывая глаз. Когда я наконец просыпаюсь, уже почти рассвело. Небо на горизонте начинает светлеть, видимое через широкий проем в церкви, где раньше были двойные двери, но еще оно недостаточно светлое, чтобы разбудить меня. Я не уверена, что именно меня разбудило.

Я сажусь, немедленно оценивая состояние Брианны, которая все еще крепко спит на полу рядом со мной. Однако Коула нигде не видно. Более тщательно осматривая темную комнату, я не нахожу его следов.

Даже его рюкзак исчез.

Дерьмо. Может быть, он ушел ночью. Он покончил с нами, но не хотел говорить это прямо.

Я вскакиваю на ноги и выхожу на улицу, чтобы обойти церковь по периметру.

Если Коул ушел, значит, он ушел. Я ничего не могу с этим поделать.

Мы справимся сами. Мы уже справлялись раньше.

Просто с ним было намного безопаснее.

Я обхожу церковь и почти добираюсь до двери, когда из-за леса с одной стороны здания выходит фигура.

Коул. Такой же большой, суровый и грозный, каким был вчера. Все в той же одежде.

— Что ты делаешь? — требовательно спрашивает он, направляясь к тому месту, где я остановилась.

— Я проснулась. Думала, ты ушел.

На одном плече у него висит рюкзак. Может, это привычка — всегда брать его с собой так же, как я беру свою сумку.

— Ты думала, я ушел? — теперь его голос звучит еще более хрипло, чем обычно.

— Да! Ну то есть, тебя там не было, — я пожимаю плечами, не зная, как к этому отнестись. Я едва знаю этого мужчину. Само собой, ему не покажется странным, что я рассматривала возможность того, что он может сбежать. — Я не знала.

— Я был здесь.

— Теперь я понимаю, — я с трудом сглатываю. Затем указываю в сторону леса. — Я пойду… — полагаю, он знает, что мне нужно в туалет; вероятно, он сам этим и занимался там чуть раньше.

— Не уходи далеко.

Я бросаю на него сердитый взгляд через плечо, потому что он командует мной. Чтобы командовать, у меня есть Брианна. Мне не нужен еще один командир.

Но я прислушиваюсь к его совету и не захожу далеко в лес, в итоге найдя подходящее дерево и сняв джинсы, чтобы присесть на корточки и пописать.

У меня не так много мочи. Вчера я почти не пила.

Когда-нибудь, возможно, я поселюсь там, где питьевая вода будет более доступной. У нас было достаточно воды только потому, что у Фрэн имелось устройство, которое опресняло океанскую воду и делало ее пригодной для питья, но это была небольшая система, и поэтому наши запасы всегда были ограничены.

У Коула с собой фляга, а у нас с Брианной осталось больше пол-бутылки воды. Но этого не хватит надолго. Конечно, на суше есть более хорошие способы раздобыть питьевую воду.

Я думаю об этом, возвращаясь через лес к церкви. Когда ни с того ни с сего меня хватает чья-то рука, я не получаю никакого предупреждения.

Я вскрикиваю от страха и пытаюсь вырваться из его хватки.

Хватка, однако, слишком сильная. Я не могу освободиться.

Паника быстро нарастает, но проходит, как только я поднимаю голову и вижу, что меня схватил Коул.

— Какого хера? — выдавливаю я.

— Я же просил тебя не уходить далеко. А что, если бы я был незнакомцем?

— Ты не незнакомец! Ты мудак. Отпусти меня!

— Тебе нужно быть осторожнее. И тебе нужно научиться защищаться.

— Я защищаюсь, убегая.

— Это хорошая стратегия, — говорит он, кивая, что доказывает, что он воспринимает мои слова всерьез. — Но это не сработает, если тебя уже схватили. Ты больше не на маленьком безопасном острове посреди моря. Тебе нужно быть начеку.

Он все еще крепко держит меня за руку, поэтому я стряхиваю ее и потираю, хотя на самом деле он не причинил мне боли.

— Я буду настороже. Я уже поняла, что мир — опасное место. Неужели ты думаешь, что кто-то, кто прожил так долго, еще не понимает этого? Необязательно психовать по этому поводу.

Коул игнорирует последнее замечание и отвечает на вопрос.

— Есть понимание, а есть понимание, — он быстро переводит взгляд на дверной проем церкви, а затем снова на меня. — Она всегда так делает?

— Что делает? — я знаю, что он говорит о Брианне, но не понимаю, о чем он спрашивает.

— Предлагает себя всем подряд.

— Если это помогает нам выжить, то она делает это.

Его губы поджимаются.

— Она не знала, что ты отличаешься от других мужчин. Не принимай это на свой счет.

Коул не выглядит сердитым. Просто слегка недовольным. Но его же не может удивлять, что женщины, как и мужчины, делают все необходимое, чтобы выжить.

— Она не ожидает, что ты тоже так поступишь?

У меня отвисает челюсть.

— Нет. Ты ведь слышал ее прошлой ночью, разве нет? Она всегда пыталась защитить меня от этого. Не то чтобы это имело большое значение.

— Что, черт возьми, это значит?

— Это значит, что я все равно никому не интересна, — я произношу эти слова как само собой разумеющееся. Я не ною и не жалуюсь. На самом деле для меня облегчение не быть особенно привлекательной.

Когда он просто тупо смотрит на меня, я добавляю:

— Я некрасивая.

— Ты думаешь, это имеет значение? Дело не в влечении. Дело во власти.

— Ну, да. Когда это вынужденно. Но иногда это связано с влечением.

— Если один из участников делает это, чтобы выжить, то это никогда не связано с влечением. Речь всегда идет о власти.

— Вот почему она делает выбор, насколько это возможно. В том, кому она отдает себя. Она пытается сохранить как можно больше власти для себя.

— Я понимаю это. Не осуждаю ее.

Насколько я могу судить, он действительно так думает.

— Хорошо. Потому что в любом случае это не твое дело. Она всегда меня защищала, особенно когда я была младше, но я бы сделала все, что нужно, чтобы выжить, как и она. Я больше не ребенок.

Его глаза сужаются. Его взгляд холоден и суров, как будто он может повлиять на меня силой своего взгляда.

Это определенно пугает, но упрямая черта моего характера заставляет меня смотреть в ответ. Затем я смягчаюсь, добавляя:

— Но мне не очень хочется заниматься подобными вещами, поэтому я бы предпочла избегать этого, если смогу.

Коул кивает.

— Научись защищаться. Это не гарантированно. Даже самые сильные из нас могут пасть. Но это может помочь.

— Я прекрасно защищаюсь.

— Разве?

— Да, — я достаю свой нож из ножен, где всегда его держу, и показываю ему.

— Хорошо, — он принимает определенную позу. Хищническую. — Тогда защищайся от меня.

— Как?

— Любым доступным способом.

— С ножом? — я не хочу ранить этого мужчину, даже если он время от времени этого заслуживает.

Коул бросается на меня, но я ускользаю с его пути. Я маленькая и быстрая, и всегда была довольно проворной на ногах. Обычно мне удается избегать крупных, неуклюжих мужчин, не прилагая особых усилий, но Коул — полная противоположность неуклюжести.

У него дикая грация. Как у пантеры на охоте. Он представляет собой вызов. Весьма волнительный вызов.

Мое сердцебиение учащается, а кровь пульсирует, когда он несколько раз приближается ко мне с разных сторон и разными способами. Каждый раз мне удается ускользнуть от него.

— Хорошо, — говорит он через несколько минут. — Когда ты знаешь, что я приближаюсь, у тебя хорошо получается уходить. Но ты не всегда сможешь это заметить. На этот раз я подойду сзади. Не смотри. Просто реагируй.

Я жду, напрягшись и затаив дыхание. Я дергаюсь несколько раз, ошибочно предсказывая его приближение.

Наконец я спрашиваю:

— Ты вообще…?

И тогда — конечно, именно тогда — он делает свой ход. Он хватает меня за руку и трясет ее до тех пор, пока нож не выпадает из моей руки, а затем разворачивает меня так, что я оказываюсь в удушающем захвате.

Я понятия не имею, как мне освободиться. Он намного крупнее меня. Его естественный запах переполняет меня каждый раз, когда я делаю глубокий вдох, но он не такой неприятный, как я ожидала.

Просто кажется, что Коул повсюду. Везде.

Я извиваюсь, изо всех сил стараясь вырваться из его крепкой хватки, когда неожиданно слышу, как кто-то прочищает горло.

Я бросаю взгляд на Брианну, стоящую на пороге церкви. Она хмурится.

— Он просто помогал… — моя попытка объясниться обрывается из-за того, что Брианна качает головой.

Она шипит на Коула, направляясь к деревьям.

— Руки прочь.

***

Вскоре после этого мы отправляемся в путь, направляясь на запад. Чем дальше в глубь страны, тем более твердой и менее болотистой становится местность, но поход все равно остается трудным и неприятным.

Коул мало говорит, а Брианна в основном разговаривает со мной. Я бы предпочла, чтобы отношения между ними были лучше, но Брианна просто не доверяет ему, и он, очевидно, это знает.

Я с трудом могу оправдать свое доверие к нему. Это скорее инстинкт, чем что-либо еще.

Я могу ошибаться на его счет. Такое случалось и раньше.

В середине дня мы останавливаемся примерно на час. Становится жарко, и солнце припекает вовсю. В течение многих лет после Падения небо было затянуто дымкой из пыли и обломков, образовавшихся в результате падения астероида, но, должно быть, она рассеивается, потому что небо снова почти голубое, а солнце сегодня невыносимо яркое.

Коул находит для нас тень в роще деревьев. Когда мы с Брианной мрачно переглядываемся из-за опустевшей бутылки с водой, Коул говорит своим обычным бормотанием:

— Мы приближаемся к месту, где больше пресной воды. Позже мы найдем немного и вскипятим ее, чтобы пить было безопаснее.

Мы обе вздыхаем с облегчением. Кажется, он знает, что делает. Ему тоже нужна вода, так что, по крайней мере, в этом мы можем ему доверять.

— Ты знаешь, куда мы направляемся? — спрашиваю я его.

Он пристально смотрит на меня.

— Дальше в глубь материка.

— Это я поняла. Мне интересно, есть ли у тебя на примете какое-нибудь место. Много ли ты путешествовал в глубь материка?

Он качает головой.

— Немного. Я побывал вдоль и поперек побережья.

Я хмурюсь.

— Тогда откуда ты знаешь, куда нас отвести?

— Не знаю. Но я слышал много разговоров. Есть много сообществ, расположенных в глубине страны. Некоторые из них должны быть стабильными и располагать ресурсами. Возможно, они позволят вам присоединиться, если вы поможете с работой.

— Это было бы здорово, — вздыхает Брианна. — Мы долгое время были заперты на побережье, и там нет никакого настоящего сообщества.

— Знаю.

Я хмуро смотрю на Коула.

— Почему ты раньше не ушел в глубь материка? Зачем бродить по побережью? Уверен, ты найдешь лучшую жизнь там, где больше людей.

Он ничего не делает, только пристально смотрит на меня.

Я корчу гримасу.

— Почему ты раньше был с этими парнями? С теми, что напали на нас? Они, кажется, не в твоем вкусе. Ты сказал, что какое-то время шел одной дорогой с ними. Что это была за дорога?

Ответа по-прежнему нет.

— Почему ты молчишь? Что удерживает тебя на побережье?

— Дел, — шепчет Брианна, и в ее тоне звучит предостережение. Она всегда предупреждала меня о том, что я не должна быть слишком самоуверенной с мужчинами. Им это не нравится, и они часто плохо на это реагируют.

Взгляд Коула стал свирепым, но он по-прежнему ничего не говорит.

— Я просто спрашиваю, — начинаю я. Что-то в этом мужчине раздражает меня. Хочется вытрясти из него ответы. — Почему ты не ушел в глубь страны еще давным-давно?

— Заткнись, — бормочет он.

— Заткнись, Дел, — повторяет Брианна театральным шепотом.

Я издаю раздраженный стон и сдаюсь.

Одно я знаю точно. Коул — не тот мужчина, из которого я когда-либо смогу что-то вытрясти.

***

Остаток дня и последующие три дня мы тащимся миля за милей по пустынной местности.

По мере того, как мы продвигаемся вперед, местность становится все более твердой, но от этого не менее жуткой и незнакомой. Мы все еще находимся на территории бывшей юго-восточной Вирджинии, но вместо тихих ферм, маленьких городков и проселочных дорог мы путешествуем по чужеродному ландшафту с заболоченными пастбищами, отчаявшимися деревьями, все еще цепляющимися за жизнь, и заплесневелыми руинами былой цивилизации.

Это ощущается гораздо более угнетающим и изолированным, чем когда-либо было в нашем затопленном отеле посреди океана.

Я ненавижу это.

Я ненавижу все это.

У меня болят ноги. Мои теннисные туфли постоянно промокают и вот-вот развалятся. Моя кожа обгорела, несмотря на длинные рукава и шапочку. И еще тут водятся насекомые.

Насекомые повсюду.

Брианна тоже несчастна. Невозможно сказать, о чем думает Коул, но я не могу представить, чтобы кому-то на самом деле понравилось такое путешествие.

Если только этот кто-то не мазохист.

Хотя я и не знаю предпочтений Коула, мне было бы трудно в это поверить.

С каждым днем он не становится ни дружелюбнее, ни разговорчивее. В конце концов даже Брианна слишком устает, чтобы болтать, так что мы идем в основном молча.

К концу четвертого полного дня ходьбы окружение, наконец, начинает меняться. Заболоченность почти исчезла. Местность вздымается и опускается в виде пологих холмов. А вдалеке даже есть несколько гор. Когда мы переходим на более сухую почву, насекомых становится меньше, и воздух кажется свежее.

Я начинаю чувствовать себя лучше, несмотря ни на что.

Вечером, когда мы останавливаемся, Коул, как обычно, разводит костер, чтобы мы могли вскипятить воду и безопасно ее пить. Чуть раньше он подстрелил кролика, а теперь снимает с него шкурку и нанизывает на вертел, прежде чем поджарить на костре.

Это жареное мясо — лучшее, что я ела за последние годы, когда питалась практически исключительно рыбой и морскими водорослями.

— Как ты думаешь, сколько нам придется пройти, прежде чем мы доберемся до других людей? — спрашиваю я Коула, рукавом толстовки вытирая жир с подбородка.

Он слегка пожимает плечами.

— Не знаю, — в колеблющемся свете костра его лицо кажется особенно суровым, а глаза выглядят просто жуткими. — За горами, наверное.

Сейчас слишком темно, чтобы разглядеть горы вдалеке, но я помню, какими далекими они казались.

— Как ты думаешь, сколько времени нам потребуется, чтобы добраться туда? — спрашиваю я, бросая взгляд на Брианну, которая слушает, пока ест.

— Понятия не имею. Может быть, еще неделю.

Мои плечи опускаются. Еще одна неделя такого похода звучит ужасно, но я думаю, что нереально ожидать чего-то более быстрого. Пройти пешком по всей Вирджинии нелегко, и кто знает, может быть, именно столько нам нужно будет пройти.

Возможно, вся Вирджиния сейчас практически заброшена, и нам придется идти еще дальше на запад. Коул, по-видимому, так же, как и мы, не имеет четкого представления о месте назначения. Мы совершаем это путешествие в неведении.

— У кого-нибудь еще есть машины? — спрашивает Брианна.

Коул переводит взгляд на нее.

— Они все еще где-то есть. В основном брошенные и сломанные. Раньше я иногда видел людей за рулем, но сейчас здесь почти нет бензина. Возможно, нам повезет, но не рассчитывайте на это.

— Я на это и не рассчитывала. Просто интересно. Было бы здорово.

Я с трудом могу вспомнить, каково это — ездить в машине. В последний раз мне было пятнадцать, когда я это делала.

Я так и не научилась водить машину.

— Если бы здесь имелась хорошая река, мы могли бы построить плот, — лениво говорю я.

— Это неплохая идея. Но реки в основном текут не в ту сторону.

Я смеюсь.

— О. Верно. Что ж, ничего хорошего из этого не выйдет. Думаю, нам придется всю дорогу идти пешком.

— Выбирать не приходится.

Мы смотрим друг на друга поверх огня. Нам больше нечего сказать. Коул, очевидно, не хочет делиться с нами чем-либо о себе или своей жизни, а мы с Брианной и так знаем о жизни друг друга.

В конце концов, мы с Брианной сворачиваемся калачиком на земле рядом друг с другом и засыпаем.

Если Коул вообще спит, то я еще не видела его спящим.

***

На следующее утро он угрюм, в основном ворчит в ответ на наши попытки завязать разговор и огрызается на меня, когда я задаю слишком много вопросов.

Он идет впереди нас, когда мы отправляемся в путь.

Брианна поворачивается ко мне.

— Он действует мне на нервы.

— Мне тоже. Но он помогает нам. Думаю, мы можем с этим смириться.

— Но нужно ли это нам? Здесь никого нет. Мы можем ходить сами по себе так же легко, как и с ним.

— Он подстрелил нам того кролика прошлым вечером.

— Верно. Но, вероятно, мы могли бы справиться сами.

— Возможно. Но почему мы должны это делать?

Она качает головой и смотрит прямо перед собой, туда, где видна спина Коула. У него широкие плечи, а посередине футболки проступило пятно пота.

— Я ему не доверяю.

Я перевожу взгляд на ее лицо, и у меня внутри все сжимается.

— Почему? Он что-то сделал?

— Нет. Я просто не доверяю ему. Не знаю почему.

— О, — я задумываюсь на минуту. — А я доверяю.

— Я знаю, что доверяешь. Не понимаю почему.

— Я тоже не понимаю. Наверное, это инстинкт.

— Да. Обычно инстинкты — это хорошо, но иногда другие вещи могут их испортить.

Я хмурюсь.

— Например, что?

— Например, если ты думаешь, что парень привлекательный. Это всегда портит хорошие инстинкты.

Мои щеки слегка краснеют, и я хмурюсь.

— Я не считаю его привлекательным, Брианна.

— Разве?

— Не думаю. Ну то есть, я думаю, он по-своему красив, но я не… Я не… заинтересована в нем.

— Разве? — теперь она пристально смотрит на меня.

— Нет! Почему ты так думаешь? И я ему тоже не нравлюсь.

— Я в этом не уверена.

— Серьезно. Он едва ли думает обо мне как о женщине.

— Ты так считаешь? — ее брови скептически приподнимаются.

— Да. Я обещаю. Он никогда ничего не предпринимал и даже не смотрел на меня с вожделением.

Она смеется над этим и протягивает руку, чтобы поправить мою шапочку.

— Я не уверена, что ты вообще узнаешь мужчину, который смотрит на тебя с вожделением.

— Эй! Я больше не ребенок, ты же знаешь.

— Я знаю, что ты не ребенок. Но у тебя не так много опыта общения с мужчинами, и то, что у тебя есть, немного… искаженное. Может быть, сейчас ему не нужно твое тело, но он тебя замечает. Он видит тебя. Ты замечаешь это так же хорошо, как и я. Но это не значит, что ты можешь по-настоящему понять его, и это не значит, что ему можно доверять.

Я сглатываю, потому что она облекла в слова правду, которая уже несколько дней крутилась у меня внутри, но я не могла ее сформулировать.

— Я… Я не знаю.

Она кладет руку мне на плечо и останавливает меня, поворачивая так, чтобы мы были лицом друг к другу.

— Послушай меня, Дел. Я знаю. Этот мужчина не монстр. Не такой, как многие другие, с кем мы сталкивались. Но он из тех, кто уходит. У него есть какая-то миссия, и она движет им. Для него это самое важное. Мы не являемся его приоритетом и никогда им не будем. Пожалуйста, не доверяй ему.

Я снова с трудом сглатываю и киваю, временно потеряв дар речи. Затем я, наконец, говорю:

— Хорошо. Я верю тебе. Но разве мы не можем хотя бы… разве мы не можем использовать его? Раз уж он хочет нам помочь, не должны ли мы позволить ему это?

Она медленно кивает.

— Да. Да, мы можем это сделать. Только, пожалуйста, не обижайся и не удивляйся, когда он уйдет.

— Хорошо.

Я говорю это, чтобы закончить разговор, потому что сейчас я встревожена и расстроена.

И я понятия не имею, верить ей или нет.

— Пошевеливайтесь! — кричит Коул, идущий впереди нас. Он обернулся и неодобрительно смотрит на нас.

— Мы идем, — отвечает Брианна, дергая меня за руку, и мы спешим догнать его.

Когда мы подходим, Коул, прищурившись, всматривается в мое лицо.

— Что происходит?

— Ничего, — с улыбкой отвечает Брианна.

Он ей не верит.

— Что ты такого сказала, что расстроило ее?

— Она ничего не говорила. Я не расстроена.

Это ложь. И никто из нас троих в нее не верит.

***

Ближе к вечеру мы подходим к реке. Большой и полноводной. Я изучала реки Вирджинии еще в третьем классе и в целом помню их названия, но у меня нет достаточно четкой мысленной карты, чтобы определить, какая из них это может быть.

Когда я спрашиваю, Коул говорит, что это река Джеймс. Жаль, что она течет на восток, потому что было бы так просто связать плот, пригодный для плавания, и позволить ему перенести нас на большое расстояние, которое мы преодолеваем пешком. Но мы идем в противоположную сторону, но, по крайней мере, река указывает нам четкий маршрут.

Кроме того, здесь вода намного лучше, чем в ручьях и речушках, которые мы смогли найти. В тот вечер мы с Брианной купаемся в реке, и я впервые за долгое время чувствую себя чистой — по-настоящему чистой, без соли на коже.

Мне немного неловко, когда я раздеваюсь, а Коул стоит на берегу спиной к нам, как статуя, с винтовкой наготове. Похоже, он не склонен подглядывать. На самом деле он ведет себя так, словно совершенно не замечает нас, если не считать того, что он ворчит и требует поторопиться, когда мы задерживаемся слишком долго.

У нас нет полотенец, поэтому нам приходится сохнуть на воздухе, пока мы не станем едва влажными. Затем мы одеваемся.

Я предлагаю Коулу тоже искупаться в реке, пока мы будем следить за опасностью, но он отказывается.

Он научил нас пользоваться и его винтовкой, и пистолетом, но пока не доверяет их нам. Чистота для него не так важна, как отсутствие уязвимости.

Думаю, я его не виню.

Я все еще дрожу от сырости, поэтому он разводит костер. Нам все равно нужно вскипятить еще питьевой воды.

Пока мы возились с водой, он сходил в лес и через несколько минут вернулся с очень большой мертвой змеей.

Брианна шарахнулась от нее, но после того, как Коул приготовил мясо, оказалось, что оно не такое уж и плохое. Даже Брианна съела немного. Еда есть еда, и мы не можем позволить себе быть привередливыми, когда единственная альтернатива — это умирать с голода.

Когда мы заканчиваем есть, Коул, как обычно, обходит лагерь по периметру. Всегда, всегда начеку.

Брианна наклоняется и снимает с меня шапочку. Она стряхивает с нее грязь и опавшие листья, затем возвращает мне.

— У тебя отрастают волосы.

Я провожу рукой по голове, ощущая тонкую щетину. Теперь она, наверное, чуть больше сантиметра длиной. Прошел почти месяц с тех пор, как я брила голову.

— Да. Наверное. Еще не думала об этом.

— Ты собираешься снова их сбрить или отрастить?

— Я не знаю, — я снова поглаживаю волосы. Мне действительно нравится, как они ощущаются на ладони. Интересно, как бы я выглядела с более длинными волосами. Прошло много лет с тех пор, как я видела себя с чем-то длиннее, чем сейчас. — Когда волосы сбриты, это проще.

— Да. В этом есть смысл, — у самой Брианны ярко-рыжие волосы длиннее плеч и заплетены в одну французскую косу.

— Может быть, я немного отращу их, просто чтобы посмотреть, понравятся ли они мне снова. Если это будет действовать мне на нервы, я могу сбрить их снова.

— Ладно. Хороший план, — она наблюдает за моим лицом в мерцающем свете камина. — Кажется, тебя никогда особо не волновало, как ты выглядишь.

— На самом деле мне все равно. Всегда помогало и то, что я не очень хорошенькая.

— Ты красивее, чем сама о себе думаешь.

Я растерянно моргаю, глядя на нее.

— В самом деле? Ты всегда вела себя так, будто это не так.

— Я не хотела, чтобы ты была красивой. Для тебя было бы безопаснее, если бы ты не была такой. Но я чувствовала бы себя виноватой, если… — ее лицо искажается, а на глазах выступают слезы. — Я не хочу, чтобы ты считала себя некрасивой. Или думала, будто мужчинам не нравится, как ты выглядишь. Или женщинам, если ты предпочитаешь их.

Я давлюсь смехом.

— Мне нравятся мужчины, Брианна.

— Да, я так и думала. Но я не хочу, чтобы твоя жизнь была ограничена. Чем бы то ни было. И уж точно не мной. Тебе двадцать. Ты не ребенок. Если ты хочешь исследовать другие стороны себя, я не собираюсь стоять у тебя на пути. Просто будь осторожна с мужчинами. Пожалуйста, будь осторожна, — она бросает взгляд в темноту, туда, где рыскает Коул.

— Ты не могла бы прекратить это? — шиплю я шепотом. — Между нами все не так!

— Тогда почему только после его появления ты задумалась о том, чтобы отрастить волосы?

— Дело не в нем. Он не думает обо мне в таком ключе. Как он может так думать, когда ты рядом, такая великолепная?

Брианна закатывает глаза.

— Не всем мужчинам нравится одно и то же, так же как и не всем женщинам нравится одно и то же. Но ранее я говорила серьезно. Он один из немногих встречавшихся нам мужчин, которые, очевидно, не воспользуются нашей уязвимостью, но это не значит, что он хороший. Он уходит. Что бы ты ни чувствовала, не отдавай ему всю себя.

— Я не собираюсь…

— Просто будь осторожна. Возможно, если мы доберемся до города или стабильного сообщества, у тебя будет больше возможностей для выбора мужчин. Если ты хочешь его, я хочу, чтобы ты его получила. Я не хочу, чтобы ты упускала что-то, что могло бы сделать тебя счастливее. Но, пожалуйста, не выбирай его.

Мои щеки горят. Я продолжаю всматриваться в темноту, чтобы убедиться, что он нас не слышит. Мы такие тихие, что я не представляю, как он сможет расслышать.

— Может, ты тоже сумеешь найти себе мужчину, — говорю я, отчасти потому, что хочу это сказать, а отчасти потому, что мне нужно сменить тему. — Я имею в виду, такого, которого ты захочешь.

Она морщится и выдыхает.

— Я просто хочу, чтобы мы обе были в безопасности. Если для этого нужен мужчина, то я приму его. Но я не могу представить, что есть мужчина, которого я хочу.… просто хотеть.

— Никогда не знаешь наверняка.

Она улыбается и слегка меня обнимает.

— Верно. Никогда не знаешь наверняка.

Глава 3

На следующее утро я просыпаюсь на рассвете, как обычно, и моргаю, пытаясь сориентироваться, где мы находимся.

В воздухе больше нет ни соли, ни рыбы. Пахнет грязью. Листвой. И Коулом.

Он, должно быть, где-то рядом.

Я сажусь и вижу, что он стоит в нескольких метрах от меня. Мне кажется, что он смотрит в мою сторону, но когда мои глаза достигают его лица, он смотрит на реку. Его кожа влажная, с нее все еще стекает вода, так что, должно быть, этим утром он вымылся в реке.

— Пора уходить? — спрашиваю я, и мой голос все еще хриплый после сна на улице.

— Пока нет. Безопаснее подождать, пока не рассветет. Твоя сестра может поспать еще несколько минут.

— Хорошо, — я рада, что Брианну можно пока не будить. Она никогда не была жаворонком, а в этом бесконечном походе все стало еще хуже. Я встаю и немного потягиваюсь. Я спала в одежде, так что мне не нужно ничего делать, только надеть ботинки. Я иду к берегу реки, чтобы умыться водой.

Закончив, я остаюсь сидеть на корточках на берегу, опустив руку в воду. Мне нравится это ощущение. Мне нравится звук текущей воды. Мне нравится утренняя тишина. И то, что в данный момент мое тело не болит.

Затем, откуда ни возьмись, на меня нападает зверь.

Это все, что я осознаю. Какой-то зверь. Большой, темный и покрытый мехом. Морда, клыки и злобный рычащий звук.

И он настигает меня еще до того, как я успеваю понять, откуда он взялся, или что, черт возьми, происходит.

Острая боль оглушает меня. Я сбита с ног, а зверь движется быстро. Отступает, а затем снова бросается на меня.

Я мертва. Через пару секунд я буду мертва.

Как только у меня возникает эта паническая мысль, сквозь рычание раздается выстрел. Нападавшее существо скулит от боли и отступает.

Это кабан. Или свинья с шерстью и клыками. Или что-то в этом роде. Он делает странное движение, как будто собирается снова броситься — раненый, но все еще на ногах — но затем разворачивается и убегает.

Раздается еще один выстрел, и животное падает, на мгновение заваливаясь на бок по инерции, пока не останавливается.

Оно мертво.

— Дел! — Брианна проснулась во время суматохи и подбегает ко мне. Я все еще лежу на земле, и моя левая рука болит так, будто это может меня убить.

— Я в порядке, — с трудом выговариваю я. У меня вся рука в крови. Должно быть, животное поранило ее.

Могло быть гораздо хуже.

Коул подходит ближе и отодвигает Брианну в сторону, чтобы добраться до меня. Он осматривает меня сверху донизу, а затем берет мою руку в свою и вытирает кровь, чтобы осмотреть рану.

Один большой порез от плеча до локтя.

— Выглядит ужасно, — говорит Брианна. — Ей нужно наложить швы.

— Сейчас это невозможно. Я промою и перевяжу рану, и мы будем надеяться на лучшее.

Я могу лишь сдерживать стоны боли, пока он находит в своем рюкзаке старую рубашку, разрывает ее на полоски, одной частью промывает рану, насколько это возможно, а затем остальными полосками туго перевязывает ее.

— Нам нужно держать ее в чистоте, — бормочет он, не отводя от меня глаз. — Иначе может начаться инфекция. Если это произойдет, ты умрешь. Ты понимаешь?

— Да, я понимаю. Я буду поддерживать чистоту, — я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Брианну, которая явно старается не расплакаться. — Я обещаю.

Я дрожу. Я ничего не могу с собой поделать. От остаточной паники и боли, которая не проходит и даже не ослабевает.

Коул наклоняется и приподнимает мой подбородок, пристально вглядываясь в мое лицо, словно пытаясь прочесть мои мысли.

— Ты сильная, — говорит он наконец. — С тобой все будет хорошо.

Странно, но эти отрывистые слова успокаивают. Я верю им. Мои зубы все еще стучат, и Брианна берет одеяло и накрывает им мое плечо.

— Можешь немного отдохнуть, — говорит Коул. — Я порежу немного этого поросенка. Мы не сумеем взять его всего, но там слишком много мяса, чтобы пропадать зря. Так что отдохни немного. О, и вот еще, — он наклоняется к своей сумке и достает что-то похожее на пузырек с таблетками. Он достает три таблетки ярко-оранжевого цвета. — Адвил. Это поможет снять боль.

— Срок годности еще не истек? — спрашивает Брианна. Мы уже много лет не видели никаких лекарств.

Он пожимает плечами.

— Кажется, все еще помогает.

Я проглатываю таблетки, молясь, чтобы они действительно подействовали. Боль по-прежнему ужасная, и мне кажется, что она никогда не пройдет.

***

Следующие несколько дней получаются еще хуже, чем предыдущие.

В итоге мы остались на месте до конца первого дня, потому что Коул решил прокоптить и высушить часть свиного мяса, чтобы оно дольше хранилось. Брианна очень беспокоится обо мне и с радостью ухватилась за идею отдохнуть весь день.

Я бы ни за что на свете не призналась в этом, но я рада, что мне не нужно подниматься на ноги.

Коул сказал, что я крепкий орешек, и я хотела бы в это верить, но я чувствую себя жалкой, а проклятая рана продолжает кровоточить.

Слишком много крови.

Само собой не к добру, что кровотечение не прекращается, как бы туго Коул ни пытался перевязать рану. Я так плохо себя чувствую, что едва могу наслаждаться жареной свиной корейкой, которую он готовит для нас на костре.

К следующему утру моя рана, наконец, перестала кровоточить, и Коул, кажется, доволен тем, что ему удалось сделать с мясом поросенка. Он разбросал остатки вокруг, чтобы животные могли расправиться с ними. Мы снова отправляемся в путь, но я намного слабее, чем ожидала.

Травма руки не должна затруднять ходьбу, но по какой-то причине это происходит. Рана все еще причиняет немилосердную боль, но дело не только в этом. Кажется, у меня нет просто прежней энергии.

Брианна постоянно проверяет, как у меня дела, и я всегда говорю, что у меня все в порядке и что мне не нужен отдых. Я полна решимости не тормозить других и не быть слабачкой.

Но с каждым часом продолжать в том же духе становится все труднее.

К середине дня Брианна требует, чтобы мы остановились, потому что я больше не могу. Я настаиваю, что со мной все в порядке, но у меня не получается унять дрожь, хоть я и делаю шаг за шагом.

Коул считает меня сильной. Я не хочу, чтобы он разочаровался, обнаружив, что это не так.

Наконец он поворачивается ко мне лицом и приподнимает мой подбородок, чтобы изучить мое лицо. Я изо всех сил стараюсь спокойно встретить его взгляд и показать силу, которой не чувствую.

— Хорошо, — бормочет он. — Мы останавливаемся.

— Я сказала, что со мной все в порядке!

— Ты сегодня хорошо справилась для травмированного человека, — говорит он небрежно. Почти бесцеремонно. — Мы уже зашли дальше, чем я думал. Не нужно торопить события.

— Но еще слишком рано…

— Прекрати, Дел, — говорит Брианна своим самым начальственным тоном. — Мы уже прошли достаточное расстояние на сегодня. Если ты не будешь осторожна, тебе станет по-настоящему плохо, и тогда мы застрянем надолго.

В этом есть доля правды. Я прекращаю спорить.

Может, мне и не нравится, что я ранена, но я ранена.

Коул находит подходящее место для ночлега неподалеку. Рядом с рекой, в бывшем охотничьем домике. Окон и дверей нет, но здание все еще стоит. Здесь даже есть кровать и несколько одеял, простыней и полотенец, сложенных в сундук.

Брианна застилает постель, а затем заставляет меня снять обувь, джинсы и толстовку и лечь, чтобы я могла по-настоящему отдохнуть. Она приносит немного воды и протирает мне лицо, шею и руки влажной тряпкой. Коул работал снаружи, но сейчас он заходит, чтобы разорвать одну из простыней для более качественных бинтов.

Он снимает текущую повязку, снова промывает рану и перевязывает ее, на этот раз плотнее и туже, так как у нас есть больше материала для повязки.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, осматривая свою работу по перевязке.

— Хорошо, — я сглатываю, чувствуя себя слабой, хрупкой и очень маленькой. Ненавижу это чувство. — Но и раньше все было нормально.

Он прищуривается.

— Не смотри на меня так неодобрительно. Ты бы сказал то же самое, если бы пострадал сам.

Он издает странный хриплый звук. Мне требуется некоторое время, чтобы понять, что это на самом деле смех.

Первый смех, который я от него слышу.

Это похоже на победу.

— Ты права, — говорит он. — Я был бы еще более идиотически стоическим, чем ты. Но твоя сестра здесь главная, и она хочет остановиться. Поэтому мы остановились.

Я сомневаюсь, что он говорит всерьез. Он использует это как оправдание. Но для меня это тоже оправдание. Я чувствую себя лучше.

— Хорошо.

— Так что отдохни немного. Тебе нужно набраться сил, чтобы завтра снова отправиться в путь, — он выпрямляется, но останавливается, прежде чем повернуться. — О, давай я принесу тебе еще Адвила.

Я сажусь ровно настолько, чтобы успеть проглотить таблетки, когда он вернется с ними. Когда входит Брианна, я пододвигаюсь, освобождая для нее место на кровати.

Потом я закрываю глаза и примерно через пять минут засыпаю.

***

Остаток дня я то и дело задремываю, а всю ночь сплю как убитая. На следующее утро моя рука все еще адски болит, но я чувствую, что у меня прибавилось энергии. Я лучше держусь на ногах, и мне удается продержаться весь день.

Однако в ту ночь мы не находим удобного домика, поэтому нам приходится спать снаружи, на земле.

Я достаточно устала, чтобы заснуть через несколько минут после того, как улеглась, но через несколько часов после полуночи просыпаюсь с болью во всем теле.

Я не могу спать в своем обычном положении на боку из-за больной руки, поэтому мне приходится лежать на спине, и мне это совсем не нравится.

Я чувствую под собой каждое твердое место на земле и около дюжины маленьких камешков. У меня болит спина и ноги, а рука под повязкой горит.

Несколько раз поерзав, я пытаюсь расслабиться и снова закрываю глаза. Я слышу ровное дыхание Брианны рядом со мной. Она всегда спала по ночам лучше меня. Если бы только я могла уснуть прямо сейчас.

Через некоторое время я сдаюсь и сажусь с приглушенным стоном. Костер погас, так что единственным источником света являются полумесяц и звезды.

Я поднимаюсь на ноги и отхожу достаточно далеко от Брианны, чтобы можно было размяться, не беспокоя ее. Затем я оглядываюсь в темноте, пытаясь найти, где может быть Коул.

Он не спит. Честно говоря, я не знаю, спит ли он вообще когда-нибудь. Само собой, рано или поздно он сломается, если будет продолжать в том же духе.

Мне требуется минута, чтобы найти его. Он прислонился к дереву неподалеку. Рядом с ним стоит винтовка, а в кобуре на поясе — пистолет. Его лицо скрыто в тени, но я чувствую, что он смотрит на меня.

Я подхожу и встаю рядом с ним.

— Почему ты никогда не спишь?

— Я сплю, когда мне нужно.

— Нет необходимости стоять на страже всю ночь напролет.

— Нет, есть, — его голос низкий и хрипловатый, он странно отдается эхом в ночной тишине.

Я хочу возразить, но не делаю этого. В этом не было бы никакого смысла, к тому же я все равно слишком устала.

— Тебе больно? — спрашивает Коул, внимательно изучая меня.

— Немного. Не так уж плохо.

— Тогда тебе нужно еще поспать.

— Мне нужно было пошевелиться. Не могла устроиться удобно.

— Еще слишком рано принимать Адвил.

— Мне не нужно больше Адвила. Мне просто нужно размять ноги.

— Ты занимаешься йогой или чем-то вроде того?

Я хихикаю.

— Нет. Я имела в виду просто прогуляться или что-то в этом роде.

— Ладно. Тогда мы сможем прогуляться.

Он начинает медленно проходить по периметру нашего маленького лагеря. Я подстраиваюсь под его шаг, чувствуя себя немного глупо, потому что на самом деле мне не нужно было ходить.

Но Коул отнесся ко мне серьезно. Так что теперь я хожу.

Несколько минут мы молчим. Затем я хочу что-то сказать, но не знаю, что именно, поэтому в конце концов спрашиваю:

— У тебя была семья?

— Что?

— Семья? Я имею в виду, до Падения. Или после, наверное.

— У меня были родители. Они умерли давным-давно. И у меня есть брат.

— Старший или младший?

— Младший.

— Где он?

Коул отвечает не сразу. Его взгляд устремлен вперед, и он не переводит его на меня даже на мгновение, как раньше.

— Коул? — подталкиваю я. — Где он? Он выжил?

— В некотором роде.

Я моргаю.

— Я поступил в морскую пехоту сразу после окончания средней школы. Он всегда был умнее меня и должен был поступить в колледж. Но у него возникли неприятности, и он связался не с теми людьми. За год до Падения я уволился и вернулся домой, чтобы попытаться разобраться с ним. Я думал, что добился некоторого прогресса. Он начал приходить в себя. Потом объявили о приближении астероида, и весь мир полетел к черту. Он связался с бандой, и они сбежали.

— О нет, — я поднимаю руку, чтобы прикрыть рот, без труда представляя, что он, должно быть, чувствует при вынужденной разлуке со своим братом. — Так он все еще жив?

— Он был жив семь месяцев назад. Время от времени мне удавалось выйти на след его банды. На какое-то время они сцепились со стадом, но это продолжалось недолго. Если то, что я слышал, верно, они все еще перемещаются вверх и вниз по побережью.

Я сглатываю.

— О! Вот почему ты не покидаешь побережье. Ты все еще ищешь своего брата.

Коул не отвечает.

— Ты действительно думаешь, что сможешь его найти?

— Да. На побережье почти никого больше нет, и порядочные люди всегда дадут мне информацию о группах, которые путешествуют через него. Он все еще с той же группой. Я знаю это.

— Что, если он не хочет, чтобы его нашли? — спрашиваю я очень тихо.

— Неважно. Он мой брат. Я его найду.

Я не знаю, что сказать. Я прикусываю нижнюю губу, встревоженная, расстроенная и неуверенная.

— Он может даже не знать, что ты его ищешь, — говорю я наконец. — Он может не знать, что ты жив.

— Да.

Мы все еще медленно ходим по кругу вокруг того места, где спит Брианна.

— Тебе никогда не хотелось попробовать начать свою собственную жизнь?

Коул поворачивает голову и смотрит мне в лицо.

— Я не имею в виду отказываться от своего брата. Просто… это, должно быть, так тяжело. Быть в одиночестве и постоянно путешествовать. Ты… ты не устал?

— В последнее время все устали.

— Может быть. Но… — я резко качаю головой. — Я не знаю. Ты мог бы уехать в глубь материка. Стать частью общества. Начать настоящую жизнь.

— Ты бы сделала это? Если бы пропала твоя сестра?

Я задумываюсь об этом на минуту. Мне кажется необходимым дать ему честный ответ, поэтому я, наконец, признаю:

— Нет. Я не уверена, что смогла бы. Если бы только она не ушла по-настоящему. На совсем. Я бы не отказалась, если бы был шанс вернуть ее.

Он кивает. Кажется, что вопрос решен.

Я спрашиваю, прежде чем Коул попытается снова отправить меня спать.

— Как его зовут?

— Кого зовут?

— Твоего брата. Как его зовут?

— Марк.

— На сколько он моложе тебя?

— На три года, — он глубоко вздыхает. — В этом году ему исполнится тридцать один.

Я автоматически произвожу мысленные подсчеты. Коулу, должно быть, тридцать три или тридцать четыре года.

Он слишком стар для меня.

Что-то в этой мысли заставляет меня замереть. Я прочищаю горло и говорю:

— Думаю, мне лучше попытаться немного поспать.

— Да. Отличный план.

Поэтому я иду прилечь рядом с Брианной, а Коул возвращается к дереву, к которому прислонялся ранее.

Я закрываю глаза, но проходит много времени, прежде чем я засыпаю.

***

Проходит еще несколько дней. Теперь все более или менее одинаково. Мы идем. Брианна беспокоится о моей травме. Коул бурчит команды и много хмурится. И мы продолжаем идти.

Пологие холмы, которых мы достигли первыми, становятся все круче и выше. Я бы пока не назвала их горами, но дорога определенно требует больше усилий.

Единственное, что радует — так это то, что в мою рану не попала инфекция, и сейчас она болит намного меньше, чем в начале.

В остальном же впереди просто много долгих, тяжелых дней и неуютных ночей.

В середине одного особенно утомительного дня Брианна без предупреждения объявляет, что ей нужен перерыв.

Коул выглядит нетерпеливым, но не возражает. Просто бормочет, что проверит все заранее, пока мы будем отдыхать.

— В чем дело? — спрашиваю я Брианну, когда он скрывается из виду. Она не выглядит больной, но требовать такого перерыва для нее ненормально.

— У меня начинаются чертовы месячные, — бормочет она, глядя в ту сторону, куда исчез Коул. — Всегда в самое неподходящее время.

У нас уже много лет не было прокладок или тампонов, поэтому мы обходимся тряпками, как можем. Я достаю несколько штук из своей сумки и передаю ей, а затем оставляю ее одну, пока она занимается своими делами.

У меня месячные более непостоянные, чем у нее. Мы съедаем одинаковое количество еды, но я от природы намного худее Брианны, так что, наверное, дело в этом.

Хотя это не имеет значения. Я в ближайшее время не собираюсь заводить ребенка, и единственный мужчина, который когда-либо вызывал у меня хоть какой-то сексуальный интерес — это Коул.

От мысли о том, как его большие руки будут ласкать меня, мне становится жарко. Я краснею. Нервничаю. Бесцельно хожу из стороны в сторону, пытаясь избавиться от фантазий, которые ни к чему не приведут.

Коул — сильный, зрелый, мужественный, опытный мужчина.

А я — это просто я.

Он не хочет трахнуть меня, что бы ни подозревала Брианна. Поэтому мне нужно держать свои мысли под контролем, чтобы в конце концов не оказаться раздавленной.

Если я не буду ожидать слишком многого, то никогда не разочаруюсь.

Я усвоила этот урок давным-давно.

Из-за того, что я была погружена в свои мысли, я не обращала внимания на то, куда иду. Я брела вдоль берега реки.

По мере того, как местность становилась все более гористой, берег реки становился все круче и каменистее. Взглянув вниз, я задыхаюсь и дергаюсь, когда меня охватывает приступ страха.

Я никогда особенно не любила высоту, но в то же время высота никогда не была для меня проблемой. Возможно, это потому, что резкий спуск к реке стал для меня неожиданностью. У меня не было никакой психологической подготовки к встрече с высотой.

Инстинктивно я делаю резкий шаг назад. Но, как в одном из тех ночных кошмаров, когда мир перестает быть устойчивым, и даже самые надежные опоры ускользают, земля под моими ногами начинает рушиться.

Она рушится. Как слишком сухой ломтик кукурузного хлеба, который разваливается при малейшем прикосновении.

Я тихонько вскрикиваю, отползая назад, но не нахожу опоры, так как несколько футов земли осыпаются с крутого берега в сторону реки.

Я отчаянно размахиваю руками — скорее рефлекторно, чем в какой-либо стратегической попытке спастись — и только благодаря счастливой случайности мне удается ухватиться за твердый кусок скалы, чтобы остановить падение. Я держусь одной рукой, пока не нахожу надежную точку опоры.

Вся листва и рыхлая почва сползают к реке, и все, что остается — это скалистый обрыв, уходящий прямо к воде. Если бы река была достаточно глубокой, я бы, возможно, просто разжала хватку. Я умею плавать и не боюсь воды. Но глубина реки здесь едва достигает полуметра, и я сильно ударюсь о камни и либо убьюсь, либо поранюсь.

Кроме того, я не могу разжать хватку. Я не могу даже палец выпрямить. Ничто внутри меня не позволяет этого.

— Дел! Дел, ты в порядке? — голос Брианны звучит испуганно. Должно быть, она услышала мой визг.

Я свисаю с гребаного обрыва, как девица из старой сказки, попавшая в беду. Это было бы смешно, не будь я парализована страхом.

— Дел! — кричит она еще громче.

— Я здесь! — мне удается выдавить из себя.

Некоторые люди способны кричать, когда им страшно. Это их первый инстинкт. У меня все наоборот. У меня перехватывает горло, и я едва могу издать хоть какой-то звук. Мне требуется вся моя воля, чтобы ответить.

Она, должно быть, слышит меня. Ее голос звучит ближе. Затем она выглядывает из-за борта.

— Дел! Какого черта? Держись. Не отпускай! Я иду.

Я не собираюсь отпускать. Я не могу даже пошевелить ни единым мускулом. Мои руки болят от того, что я цепляюсь за единственный крепкий обломок скалы, который мне удается найти. Моя раненая рука уже слабеет.

Брианна опускается на колени и наклоняется. Ее руки недостаточно длинные, чтобы дотянуться до меня, но она близко. Она подвигается еще дальше, и земля начинает осыпаться, падая прямо мне на лицо.

— Нет! — кричу я, внезапно обретая дар речи, когда моя сестра оказывается в опасности. — Отойди! Отойди! Ты тоже упадешь!

— Я не оставлю тебя висеть там! Ты едва держишься. Попробуй дотянуться до моей руки.

— Отойди, бл*дь! Коул! Коул! — я кричу его имя во всю глотку. Он должен прийти сейчас же. Прямо сейчас. Или мы обе, Брианна и я, разобьемся вдребезги на речных камнях.

Он пошел вперед, чтобы проверить маршрут. Вероятность, что он услышит, невелика.

— Дел? — это голос Коула. Вдалеке. Должно быть, он все-таки услышал меня.

— Коул! — я снова кричу. — Оттащи ее! Она тоже сейчас упадет!

Я слышу топот его ног. Он, должно быть, бежит. И вот он уже тут, оттаскивает громко протестующую Брианну от выступа.

Его лицо появляется над краем. Он весь в поту, но на его лице нет никаких явных эмоций. Он оценивает ситуацию примерно за три секунды, а затем снова исчезает.

— Держись, Дел! — кричит Брианна. Она, должно быть, понимает, что под ее весом на неустойчивой земле будет только хуже, потому что она больше не появится. — Не смей отпускать!

Я не собираюсь сдаваться намеренно. Все инстинкты моего тела кричат мне держаться. Но у меня очень мало опоры — только пальцы на ногах. Рана на моей руке сильно горит. Мои кисти, предплечья и плечи болят, их трясет. И я точно знаю, что если пошевелю хоть одним мускулом, то упаду.

Я и раньше попадала в опасные для жизни ситуации, но во всех них я была способна действовать, бежать, сопротивляться, что-то делать. Прямо сейчас я ничего не могу сделать. Я в полной ловушке.

В этот момент снова появляется Коул, пот стекает по его лицу и вискам. Грязь попадает мне в лицо, когда я смотрю на него снизу вверх. Он протягивает ко мне руку.

— Хватайся, — бормочет он так напряженно, что это звучит почти злобно.

Я пытаюсь. Я правда пытаюсь. Мои руки просто не разжимаются.

— Дел, я не могу до тебя дотянуться. Возьми меня за руку!

Его рука вытянута настолько далеко, насколько это возможно, и его ладонь находится по крайней мере в пятнадцати сантиметрах от моей. Другая его рука вытянута в противоположном направлении, и я понимаю — это потому, что вокруг нее намотана веревка.

Должно быть, он привязал веревку к чему-то устойчивому, чтобы мы оба не свалились со склона, как это чуть не случилось со мной и Брианной.

— Дел, сделай это! Прямо сейчас, черт возьми!

Именно грубая властность его голоса лучше, чем что-либо другое, прорывается сквозь мой парализующий страх. Я отпускаю скалу здоровой рукой и, используя ненадежную опору для ног, которую я нашла, отталкиваюсь, делая выпад вверх, навстречу его руке.

Камень под моей ногой отламывается. На меня обрушивается еще больше земли. Я не могу дотянуться до его руки. Я хватаюсь только за воздух.

И я падаю. Я падаю.

Или должна была бы упасть. Если бы на моем запястье не сомкнулась мощная хватка.

Коул. Он схватил меня за руку, которой я тянулась вверх. Моя рука болезненно дергается, когда вес моего тела повисает на ней.

У меня больше нет опоры на скале. Меня удерживает только одна рука Коула.

Я миниатюрная, но ему явно приходится прилагать усилия, чтобы удержать меня. Крупные, рельефные мышцы на его руке напрягаются, когда он издает протяжный стон.

— Не смей ее отпускать! — голос Брианны. Резкий. Напуганный.

Он не отпускает меня, хотя кажется, что это может разорвать его тело на части. Я не вижу ничего, кроме его сильной руки. На его коже выступают капельки пота. Он крепко держит мою маленькую белую ладошку.

Мое плечо так напряжено, что я боюсь, что оно оторвется, поэтому мне удается дотянуться до него другой рукой, чтобы распределить вес на оба плеча.

— Хорошая девочка, — бормочет он. — Не отпускай.

— Не отпущу, — я дрожу так сильно, что у меня чуть ли не стучат зубы. Я едва могу дышать. И в мире не существует ничего, кроме крепкой хватки Коула. Которая буквально сохраняет мне жизнь.

Я понятия не имею, как ему удастся поднять меня одной рукой. Я даже не могу ему помочь.

Его рука дрожит.

Мы не можем так долго оставаться.

Что-то должно измениться.

Скорее всего, это будет его хватка на мне.

— Скажи мне, что делать, — хриплю я. Если я могу что-то сделать, чтобы спастись, я это сделаю.

— Просто держись. Я тебя вытащу, — Коул делает странный вдох. Снова стонет — на этот раз гораздо громче — и сдвигает ноги в такой манере, которой я не ожидала.

Внезапно меня раскачивают. И благодаря инерции удара, он подтаскивает меня вверх по склону утеса, пока я с размаху не падаю на траву.

Коул поддается инерции этого движения, похожего на качели. Он отпускает веревку, за которую цеплялся, но не выпускает мою руку.

Его большие пальцы все еще сжимают ее. Крепко держат. Как будто он не может отпустить так же, как и я.

Он хватает ртом воздух, издавая тихие стоны. Его тело сотрясается так же сильно, как и мое.

Брианна всхлипывает, подбегая ко мне и заключая в объятия.

Я тоже обнимаю ее свободной рукой.

Коул все еще держит другую мою руку и не отпускает.

***

Нам требуется почти час, чтобы оправиться и снова тронуться в путь.

Каждая мышца моей правой руки растянута, и даже малейшее движение причиняет адскую боль.

Я уверена, что у Коула тоже все мышцы повреждены, но он ни словом об этом не обмолвился. Поднявшись на ноги, он несколько раз прошелся взад и вперед, глубоко дыша. Затем, без предупреждения, он подошел к большому дереву, осторожно прислонился плечом к стволу и с силой надавил на него, громко охнув.

Мы с Брианной изумленно таращимся на него. У него, должно быть, вывихнулось плечо, и он вправил его на место.

Я никогда не видела ничего подобного, разве что в кино.

Коул никак это не комментирует. Просто бормочет, что нам лучше поторопиться.

Мы все еще идем вдоль реки Джеймс, и здесь уцелевших городов и сооружений больше, чем на побережье. Ураганы, возможно, и проникли так далеко в глубь материка, но не разрушили здания полностью. Однако здесь нет устоявшихся сообществ.

За все время нашего путешествия мы не встретили ни одного человека.

Вот почему для меня становится таким потрясением, когда однажды днем, через пару дней после того, как я чуть не сорвалась с обрыва, мы поднимаемся на вершину холма по осыпающейся дороге и слышим звук двигателя.

Двигатель.

Мы все трое осознаем это одновременно. Коул реагирует быстрее всех, сгоняя меня и Брианну с дороги и вытаскивая свой пистолет.

Затем с востока появляется пикап, который едет в том же направлении, что и мы.

Мы не двигаемся с места. Прятаться все равно негде, а теперь уже слишком поздно. Несомненно, Коул достаточно грозен, чтобы отпугнуть большинство нападающих.

Приближаясь, грузовик замедляет ход. И тут я вижу, что за рулем пожилой мужчина. Мимо водителя вытянулась такая же пожилая дама и целится в нас из винтовки.

Мы с Брианной тут же поднимаем руки.

— Что вы, ребята, делаете в этих краях? — спрашивает мужчина.

— Путешествуем, — отвечает Коул. Он все еще держит пистолет в руке, но не целится в пожилую пару.

— Откуда вы?

— С побережья, — говорит он. — Они потеряли своих людей, поэтому я пытаюсь доставить их в безопасное место, — Коул, должно быть, старается говорить дружелюбнее, чем обычно, потому что он не совсем такой, как обычно.

— Не думала, что на побережье кто-то остался, — говорит женщина. Она все еще целится из винтовки, но теперь выглядит более расслабленной. — Вы действительно оттуда?

— Да, — с улыбкой говорит Брианна. — Мы были там, но сейчас у нас никого не осталось. Нам нужен новый дом. Вы знаете какие-нибудь общины поблизости?

Старики переглядываются. Затем поворачиваются к нам.

— Вы приличные люди? Этот парень выглядит довольно грубым.

— Да! Мы хорошие. Мы с сестрой просто пытаемся выжить. И Коул помогал нам, хотя вовсе не обязан.

— Хорошо, — говорит пожилая дама. — Если ваш мужчина уберет оружие, вы все можете сесть в кузов. Наш город находится примерно в часе езды к востоку. У нас осталось несколько сотен человек, и пока мы справляемся. Я полагаю, вы не боитесь тяжелой работы.

— Нет! Мы рады работать. Мы будем благодарны за любую помощь, и я обещаю, что с нами не будет никаких проблем, — у Брианны самая обаятельная улыбка, которую когда-либо видели люди. Перед ней почти невозможно устоять, и большинство людей даже не хотят этого делать.

Это похоже на чудо, когда пожилая пара позволяет нам забраться в кузов пикапа, а затем трогается с места.

Я цепляюсь за край, потому что дорога неровная, и прошло много лет с тех пор, как я ездила на каком-либо транспортном средстве, кроме лодки. Мы с Брианной обмениваемся полными надежды взглядами, и даже Коул выглядит несколько ошеломленным.

Неужели это происходит на самом деле? Неужели весь последний этап нашего путешествия сократится до часа? И нас отвезут прямо в город с населением в несколько сотен человек?

Где мы, возможно, будем в безопасности?

Я не поверю в это, пока мы сами не увидим, но впервые за долгое время я чувствую что-то похожее на надежду.

***

Пару зовут Тереза и Нед. Тереза открывает заднее стекло в такси и болтает с Брианной всю дорогу, расспрашивая о побережье, наших семьях, о том, что мы видели во время нашей поездки, и о том, почему этот здоровяк отказывается улыбаться.

Брианна легко отвечает ей в своей харизматичной манере. Насколько я могу судить, она не притворяется. Должно быть, ей нравятся эти люди так же сильно, как и мне.

Они похожи на наших бабушку и дедушку — простых, добросердечных деревенских жителей. Я думаю, даже апокалипсис не смог бы их изменить.

Коул сидит сзади, прислушиваясь к каждому слову, бдительно наблюдая. Однако он не выглядит необычно напряженным, поэтому, должно быть, инстинктивно доверяет этим людям, как и я.

Может, они ему понравятся.

Может, ему понравится этот город.

Может, он не встанет и не уйдет, как только устроит нас в каком-нибудь безопасном месте.

Наверняка он устал от бесконечных тщетных поисков своего своенравного брата.

От тряской езды в кузове грузовика у меня начинает болеть живот. Если бы я съела сегодня утром что-нибудь, кроме кусочка вяленой свинины, меня бы точно вырвало. Как бы то ни было, примерно через полчаса мне становится трудно сосредоточиться на разговоре, и вместо этого я отворачиваюсь от остальных и глубоко дышу.

Проходит минута или две, а затем Коул наклоняется ко мне.

— Посмотри вон на те горы.

Я машинально смотрю в указанном им направлении. Там не на что особенно смотреть. Только несколько высоких гор вдалеке — серо-голубые, с расплывающимися очертаниями.

— А что насчет них?

— Ничего. Просто продолжай смотреть на них.

Я поворачиваюсь и хмуро смотрю на него.

Он сводит брови и кивает в сторону горы.

Вздохнув, я делаю, как он говорит, сосредоточившись на неподвижном горизонте. Я продолжаю дышать, надеясь, что меня не стошнит, и через пару минут понимаю, что на самом деле чувствую себя лучше.

— О, — я удивленно поворачиваюсь к Коулу. — Это сработало.

— Хорошо.

— Раньше меня никогда не укачивало в машине.

— Ты давно не садилась в машину. И это не самая легкая поездка.

— Да. Думаю, да.

— Итак, вы все-таки умеете разговаривать, — говорит Тереза громче, явно обращаясь к нам.

Мы поворачиваемся в сторону улыбающейся женщины.

— Мы разговариваем, — говорю я. С тех пор как мы сели в грузовик, мы стали вести себя как обычно — я старалась оставаться незамеченной, а Коул молчаливо и угрюмо наблюдал за нами. Если бы меня не укачало в машине, мы, возможно, не разговаривали бы всю поездку. — Мы благодарны вам за то, что вы помогли нам.

— Само собой. Единственный способ выжить — это помогать друг другу, — она поворачивается на своем сиденье почти задом наперед, чтобы посмотреть на меня. — Ты такая милая малышка. Почему ты прячешься за этой шапкой?

Я краснею, удивленная и слегка обрадованная, и смущаюсь.

— У меня почти нет волос, и я обгораю на солнце.

— Держу пари, у тебя такие же красивые волосы, как у твоей сестры.

— Нет. У меня — нет. Они темнее, чем у нее.

— Они очень красивые, — вставляет Брианна. — Если ты решишь отрастить их, то увидишь.

Я пожимаю плечами, желая, чтобы люди перестали обращать на меня внимание и заговорили о чем-нибудь другом. Я пытаюсь сменить тему.

— Вы с Недом прожили в этом городе всю свою жизнь? Как он называется?

— Он называется Монумент. Мы прожили в этих краях всю свою жизнь. У нас была небольшая ферма на окраине. Но после того, как все развалилось, мы переехали в город, чтобы быть в большей безопасности за стенами.

— Стены? — переспрашивает Брианна. — В городе есть стены?

— Конечно, есть, — Тереза выглядит ошеломленной. — Города построили их после Падения, а города без стен были захвачены или заброшены довольно быстро. Без стен больше не может быть безопасно.

Я встречаюсь взглядом со своей сестрой, и мы обмениваемся удивленными взглядами.

Это похоже на сон. На фантазию. Жить за стенами. Чувствовать себя в безопасности. Защищенно.

Я никогда не думала, что снова смогу испытывать такие чувства.

Глава 4

Стена вокруг Монумента — это не крепостная стена из серого камня, как я себе представляла. Она похожа на высокий забор, который постепенно превращали во что-то более прочное с помощью всех имеющихся в наличии укрепительных материалов. Однако в ней есть ворота и вооруженная охрана, которая открывает ворота при нашем приближении.

Они не впускают нас сразу, предварительно обыскав и допросив. Они забирают оружие Коула, наши с Брианной ножи и говорят, что мы можем получить их обратно, когда уедем или когда устроимся на новом месте (что, очевидно, подразумевает «когда они смогут нам доверять»). Коулу это не нравится. Это очевидно. Но он не возражает.

За стеной Монумент выглядит как обычный маленький городок, через которые мы раньше проходили. Здесь есть главная улица с несколькими витринами магазинов и парой церквей, а затем от нее отходят жилые кварталы. Здания на главной улице, похоже, теперь используются по другому назначению, и нигде не проезжает ни одной машины. Тереза и Нед паркуют свой грузовик вместе с несколькими другими автомобилями у ворот, где он, очевидно, и остается, пока кто-нибудь не поедет на нем обратно за пределы города.

В противном случае люди передвигаются на велосипедах или на своих двоих.

Здесь есть общественный сад. И общие зоны для приготовления пищи и обедов. Они отправляют охотничьи отряды и охраняют периметр города. Они четко распределяют работу. И, кажется, люди любят друг друга.

Это чудо.

Вот что я чувствую. Брианна тоже, если судить по ее благоговейной улыбке. Мы получаем экскурсию по городу, задаем вопросы, чтобы понять все, что происходит. Мы общаемся со случайными прохожими и не видим никаких тревожных признаков или красных флагов.

Даже Коул, кажется, приятно удивлен. Он говорит, что это кажется подходящим местом, где мы могли бы остаться.

Я согласна. Как и Брианна.

Это самое безопасное место, какое только существует в мире, и мы были бы дураками, если бы покинули эти стены без причины.

К концу дня все решено.

Мы остаемся здесь. Мы с Брианной договорились, что постараемся вписаться как можно лучше и дадим понять, что мы полезны и заслуживаем доверия.

Коул ничего не говорит о том, чтобы остаться, но, возможно, он это сделает.

Или, может, он хотя бы вернется.

Нам предоставляют комнаты в гостевом доме, сказав, что через пару недель мы получим собственный дом, если решим остаться. Мы можем накачивать воду из колодца, чтобы пить — столько, сколько нам нужно — и умываться перед сном.

Нам даже выдают ночные сорочки. Они поношенные и устаревшие — похоже, их могла бы носить Тереза — но меня это совершенно не волнует. Мы с Брианной живем в одной комнате. Мы умываемся, переодеваемся в сорочки и долго шепчемся в постели о том, каким замечательным кажется этот город, и что мы сделаем, чтобы они точно разрешили нам остаться.

Через некоторое время она засыпает, но я слишком взвинчена, чтобы спать.

По натуре и опыту я скептик, но все указывает на то, что это хорошее место. Безопасное. Место, где нами не воспользуются. Где Брианне не придется трахаться с мужчиной, чтобы остаться.

Коул тоже мог бы обрести здесь дом. За весь день он почти ничего не сказал, но, судя по его ответам, он никогда раньше не находил подобного места.

Зачем кому-то уходить отсюда?

Как только я начинаю думать о Коуле, я не могу остановиться. Брианна мирно спит на кровати рядом со мной, а я ворочаюсь с боку на бок, пытаюсь расслабиться, но ни капельки не получается.

Наконец я сдаюсь и встаю. Я не осознаю, куда иду, но мое тело автоматически поворачивает направо и идет по коридору к комнате, которую они выделили Коулу.

Я стучу в дверь.

Через несколько секунд она открывается, широко распахиваясь, и я вижу напряженного, обеспокоенного Коула.

— Привет, — говорю я, краснея, когда замечаю его спешку. — Прости. Все в порядке.

— Что происходит?

— Я просто не могла уснуть. Брианна спит, а я просто лежала рядом. Я тебя разбудила?

— Нет, — на нем клетчатые пижамные штаны, которые ему, очевидно, выдали здесь, и никакой рубашки. Он выглядит большим, мускулистым, крепким и сильным. Сексуальным.

Внизу живота у меня что-то сжимается от любопытства. Я и раньше испытывала возбуждение — обычно вызванное скорее грезами, чем реальностью — но никогда раньше не чувствовала ничего подобного.

Мои губы приоткрываются. Он пристально смотрит на меня. Ждет, когда я что-нибудь скажу.

А я не могу сказать абсолютно ничего стоящего.

— Ты… ты думаешь, это подходящее место для нас, чтобы остановиться, не так ли? — спрашиваю я наконец.

Он кивает, и его глаза изучают мое лицо с присущей ему сосредоточенностью. Это нервирует.

— Да. Я не вижу никаких признаков того, что эти люди не те, за кого себя выдают. Я думаю, им можно доверять, насколько это вообще возможно в наше время. И у них хорошая организация. Вы с Брианной должны быть здесь в безопасности.

— Ладно. Мы тоже так думаем, — я прочищаю горло. — Спасибо, что привел нас сюда. Что… что ты будешь делать?

Его глаза слегка прищуриваются.

— Я имею в виду, мне было интересно… — я опускаю взгляд в пол, внезапно испытывая ужасное смущение. Что я пытаюсь сделать? Попросить Коула остаться здесь? Для чего? Для меня?

— Дел, — хрипло бормочет он.

Я сглатываю.

— Что?

— Что ты здесь делаешь?

— Я… Я не могла уснуть.

— Я понимаю, но тебе не следует здесь находиться, — он вдруг кажется крупнее, чем был минуту назад. Напряженнее. Когда я поднимаю взгляд, его взгляд скользит вверх и вниз по моему телу.

В его глазах появляется что-то новое. Я уверена, что раньше такого не видела. В тусклом свете его глаза кажутся серо-стальными. И горячими.

Горячими.

Я оглядываю себя и пытаюсь представить, что он может увидеть. Стройные обнаженные руки и ноги. Очертания небольшой упругой груди под тонкой тканью сорочки, соски заметно напряглись. Я так привыкла к тому, что мое тело скрыто слишком большой одеждой, что с трудом узнаю себя.

Я никогда не буду такой красивой, как Брианна, но сегодня я стройная, нежная и женственная.

Может быть, даже сексуальная.

Мое лицо не скрыто шапкой, которую я обычно ношу. Может, мое лицо тоже выглядит хорошо.

Коул пристально смотрит на него.

— Дел.

— Что?

— Чего ты хочешь?

Я открываю рот и снова закрываю. Опускаю взгляд в пол, а затем поднимаю на него глаза с нехарактерной для себя застенчивостью.

— Я… Я даже не знаю.

— Тогда возвращайся в свою комнату. Мы поговорим утром.

Часть меня хочет подтолкнуть его. Хочет заставить его признать ту искру, которая вспыхнула между нами. Ту, что пульсирует у меня в голове и между ног.

Но, возможно, эта искра только с моей стороны. Коул никогда даже намеком не давал понять, что видит меня в таком свете.

У меня нет реального опыта общения с мужчинами, по которому я могла бы понять, взаимно ли это чувство.

Я не Брианна, которая читает мужчин как открытую книгу.

Я — это просто я, в основном хорошо умеющая прятаться в тени.

— Хорошо, — я снова опускаю голову и на этот раз не поднимаю ее обратно. — Увидимся утром.

— Спокойной ночи.

Я поворачиваюсь и спешу обратно по коридору. Хотя я и не оглядываюсь, чтобы проверить, я знаю, что Коул стоит в коридоре и наблюдает за мной, пока я не добираюсь до своей комнаты.

***

На следующее утро мы сразу же приступаем к работе, желая показать, что рады внести свой вклад в жизнь Монумента. Мы с Брианной работаем в общественном саду, выпалываем сорняки и собираем спелые помидоры и перец. Коул отправляется на охоту с отрядом.

Я бы предпочла, чтобы он остался со мной. Я чувствую себя в большей безопасности, когда он рядом. Но я не собираюсь облекать эту мысль в слова.

Это назойливо. Самонадеянно. Мы с Брианной всегда заботились о себе сами, и в этом отношении ничего, по сути, не изменилось.

К полудню мне становится жарко, я устаю и обливаюсь потом. Утренняя смена заканчивается до обеда, поэтому я возвращаюсь в гостевой домик, чтобы умыться, пока Брианна ошивается поблизости, чтобы поболтать с кем-нибудь из горожан.

Я ополаскиваю лицо водой, когда раздается стук в дверь спальни.

Брианна просто зашла бы сама. Должно быть, это кто-то другой.

Я спешу открыть дверь и расплываюсь в довольной улыбке, когда вижу, что это Коул.

— Привет! Как прошла охота?

— Нормально. Хорошо, — его глаза бегают вверх и вниз по моему телу, как прошлой ночью.

Это снова вызывает то особое чувство — жар, напряжение, возбуждение и нервозность одновременно. Когда я опускаю взгляд на свое тело, чтобы проверить, что он видит, я понимаю, что на мне нет ничего, кроме тонкой майки, влажной от пота, и джинсов, которые низко сползают с бедер, оставляя открытой полоску живота.

Я смущенно подтягиваю джинсы.

— Что ты делала? — спрашивает он грубовато.

— Просто умывалась. Я так вспотела, работая в саду.

— О, — его взгляд снова пробегает по моему телу, прежде чем он слегка качает головой. — Я хотел сообщить тебе, что ухожу.

Все горячее возбуждение, только начинающее подниматься во мне, замирает в одно мгновение.

— Что?

— Я ухожу. Из города.

— Ты покидаешь город?

— Да.

Я с трудом сглатываю, с трудом сдерживая свое немедленное болезненное возражение.

— О. Ладно.

— Прости. Я не могу остаться.

— Я… понимаю. Ты должен найти своего брата.

— Да.

С минуту я смотрю в пол, тяжело дыша, пока не справляюсь со своими эмоциями настолько, чтобы улыбнуться ему.

— Ладно. Спасибо, что помог нам.

— Ты уже много раз благодарила меня. Тебе не нужно делать это снова.

— Хорошо, — я скрещиваю руки на груди, внезапно почувствовав себя голой.

— Вам с сестрой здесь должно быть хорошо. Кажется, безопасно.

Я киваю.

— Я не могу остаться, — я не совсем понимаю, почему Коул повторяет эти слова, но его голос становится немного хриплым, когда он произносит их снова.

— Да. Я знаю. Постарайся беречь себя там.

— Само собой.

Мы долго смотрим друг на друга, ни один из нас не произносит ни слова.

У меня нет абсолютно никакого права разочаровываться — чувствовать себя такой раздавленной, как сейчас. Он никогда не обещал быть рядом. Он даже не намекал на это.

Я настолько глупа, что все равно хочу этого.

Наконец я спрашиваю:

— Куда ты пойдешь?

— Я собираюсь направиться на север, а затем вернуться к побережью. Последнее, что я слышал — банда, с которой он работает, двигалась в том направлении.

— Ладно. Спасибо, что сделал крюк, чтобы доставить нас с Брианной в безопасное место.

— Я же говорил, что не надо меня благодарить, — его голос звучит почти сердито.

Я хмурюсь.

— Хорошо, — потом я понимаю, что он вот-вот уйдет, и я, возможно, больше никогда его не увижу. — А ты… Как ты думаешь, ты мог бы когда-нибудь вернуться в здешние места?

— Да. Да, я так и сделаю. В следующий раз, когда буду где-нибудь поблизости, загляну и посмотрю, как у тебя дела.

Я вздыхаю с облегчением и удовольствием. Наверное, это отражается на моем лице, но я ничего не могу с собой поделать.

— О. Хорошо.

Уголок его рта слегка приподнимается.

— Так что береги себя. Увидимся, когда получится.

— Ладно. Ты тоже береги себя.

Мне приходится бороться с желанием обнять его. Вместо этого я обнимаю себя.

Его губы снова подергиваются.

— Увидимся, Дел.

— Увидимся.

На этот раз я стою в дверях и смотрю ему вслед, пока Коул не скрывается из виду.

***

Три месяца пролетают почти незаметно.

Мы с Брианной неплохо вписываемся в жизнь Монумента. Нам поручают работу, которую мы можем выполнять со знанием дела, мы знакомимся с людьми и приспосабливаемся к ритмам нового сообщества.

То маленькое сообщество, которое мы оставили на побережье, кажется теперь за много световых лет отсюда.

Верн и остальные, вероятно, уже мертвы. Об этом немного больно думать, но боль не такая сильная, как следовало бы. В основном эти люди даже не всплывают в моей памяти.

Я не уверена, что это говорит обо мне.

Каждый холостой мужчина в городе пытается заигрывать с Брианной, но она всем отказывает. Некоторые из них также пытаются заигрывать со мной.

Меня это удивляет. И отчасти возбуждает. Я не привыкла, чтобы мужчины проявляли ко мне интерес. Я отказалась от своей безразмерной толстовки и дурацкой шапки, которую всегда носила. Я никогда не принимаю осознанного решения о смене стиля одежды. Я просто перестаю это делать.

Брианна никогда не спрашивает об этом. Может быть, она понимает.

Теперь мы в большей безопасности. Мне не всегда нужно скрывать, кто я.

Я всегда работаю в ранние утренние смены, так как привыкла просыпаться на рассвете — обычно в саду или рыбалка у реки. Но во второй половине дня у меня появляется немного свободного времени, чтобы отдохнуть или заняться тем, чем я хочу.

Поскольку в здании, которое раньше было библиотекой, до сих пор полно книг, у меня вошло в привычку просматривать тома после обеда, выбирать тот, который покажется привлекательным, и брать его с собой за стену, на заросшую территорию, которая раньше была городским парком, чтобы почитать в тенистом месте на траве.

Я и не мечтала, что мне снова позволят такую роскошь.

Однажды днем, спустя несколько месяцев после приезда, я читаю на своем обычном месте и вдруг слышу голос, зовущий меня по имени.

— Дел!

Я знаю этот голос.

Бросив книгу на землю, я вскакиваю на ноги и осматриваюсь в поисках источника голоса.

Он здесь. Стоит на осыпающихся остатках мощеной дорожки, которая проходила через парк.

Коул.

Он выглядит точно так же, как и три месяца назад, вот только, должно быть, недавно побрился, так как на его голове и на подбородке почти нет волос. На нем даже одежда та же — поношенные камуфляжные штаны и пропотевшая серая футболка. Его большой рюкзак по-прежнему перекинут через плечо.

Я не совсем понимаю, что на меня находит, поскольку я не особо бурно выразительный человек. Но по какой бы то ни было причине я бегу к нему, и от волнения мой темп увеличивается до спринтерского.

Когда я подбегаю к нему, то едва могу остановиться. Я бросаюсь на него и крепко обнимаю обеими руками.

Не думаю, что Коул ожидал такого приветствия. Он приготовился, прежде чем я добралась до него, чтобы не вздрогнуть и не отшатнуться от силы моего напора. Но он просто стоит там, пока я обнимаю его. Жесткий. Напряженный. На несколько мгновений он застывает, словно оглушенный. Как будто понятия не имеет, что ответить.

Затем внезапно его руки заключают меня в крепкие объятия. Несколько секунд я едва могу дышать, но я бы ни на что не променяла этот момент.

Прямо сейчас — только в этот момент — я чувствую, что нужна Коулу. Как будто ему нужно то, что я могу ему дать.

Я наслаждаюсь этим чувством, пока он, наконец, не разжимает объятия. Я отступаю назад, улыбающаяся, раскрасневшаяся и немного смущенная своим восторженным приветствием.

— Ты вернулся.

— Я же говорил тебе, что вернусь, — его взгляд скользит вверх и вниз по моему телу, как он делал это всего пару раз до этого. Это не просто обычный осмотр моего благополучия и внешнего вида. Взгляд почти голодный. — Ты выглядишь по-другому.

— Правда? — я моргаю, глядя на него, задаваясь вопросом, что он во мне видит. Беспокойно проводя рукой по голове, я чувствую, как отросли мои волосы. Они по-прежнему очень короткие, но теперь у меня заметно больше волос, чем раньше. — Я не сбривала волосы.

— Да, я вижу это. Дело не в этом, — Коул изучает мое лицо. Опускает взгляд ниже по моему телу. — Ты выглядишь…

Я переминаюсь с ноги на ногу, разглядывая свою одежду. Одна добрая женщина в городе отдала мне кое-что из своей старой одежды, которая не подходила ей с тех пор, как она родила ребенка, так что у меня есть несколько вещей, которые новы для меня, хотя, безусловно, не новы сами по себе. Джинсы, которые на мне сейчас, сидят на мне лучше, чем мои старые. Они мягкие и линялые, и благодаря им я выгляжу так, будто у меня действительно есть несколько округлые формы. На мне шоколадно-коричневый топ с короткими рукавами-крылышками и круглым вырезом. Мне нравится, как в нем выглядят мои плечи и шея — длинные, изящные и почти элегантные, как будто я могла бы стать балериной или кем-то в этом роде.

Раньше я никогда не чувствовала себя красивой, но сейчас почти чувствую — от того, как взгляд Коула скользит по моему лицу и телу.

— Как я выгляжу? — подталкиваю я, когда он не заканчивает предложение.

— Ты выглядишь… хорошо.

Хорошо.

Ну и комплимент.

Я сбрасываю разочарование, потому что было бы нелепо, если бы Коул вдруг стал воспринимать меня как желанную женщину, когда он, вероятно, просто думает обо мне как о приставучем ребенке.

Какими бы глупыми мечтами я ни предавалась последние несколько месяцев, я не настолько глупа, чтобы действительно ожидать, будто они сбудутся.

— О, — я окидываю его беглым взглядом. — Ну, ты выглядишь так же.

Он весело фыркает.

— Я и есть такой же.

— С твоим братом есть какие-то успехи?

— Не совсем. Остановился в одном городке, где мне сказали, что банда, похожая на них по описанию, направляется вглубь материка, что вполне логично, поскольку на побережье почти ничего не осталось. Поэтому я решил, что зайду сюда проведать вас, прежде чем отправляться дальше в путь.

У меня слегка замирает сердце при мысли о том, что он снова уйдет.

— Ладно. Я рада, что ты это сделал. Но тебе не обязательно нас проверять. У нас все хорошо.

— Я это понимаю. Я видел Брианну, она охраняла ворота. Она сказала мне, где тебя, скорее всего, можно будет найти. Рад, что вы здесь обосновались. У вас есть все необходимое?

— Конечно. Нам здесь намного лучше, чем было раньше. Мы можем быть в безопасности, и Брианне не приходится делать того, чего ей не хочется. Они даже собираются подарить нам небольшой домик. Правда, тот, который они выбрали для нас, нуждается в ремонте, а строительная бригада занята другими зданиями. Но скоро они приступят к делу.

— Значит, вы все еще живете в гостевом доме?

— Да.

— Я могу помочь с вашим домом, если вы хотите быстрее переехать.

Мое сердце совершает глупый маленький скачок.

— О. Правда? Может быть. В любом случае, это не представляет большой проблемы. В гостевом доме очень уютно.

Коул бросает на меня еще один странный взгляд.

— Что? — требую я.

Он качает головой.

— Ничего. Просто ты кажешься другой.

— В плохом смысле?

— Нет, не в плохом, — он почти улыбается, как будто втайне смеется. — Мне нравится, что тебе не приходится постоянно скрывать свою настоящую сущность. Теперь ты больше похожа на саму себя.

Я вспыхиваю и не могу встретиться с ним взглядом. Его комментарий одновременно смущает и радует меня.

— Я всегда была самой собой.

— Конечно. Но ты держала себя в руках. Раньше ты позволяла мне видеть тебя лишь мельком.

Я понятия не имею, что на это ответить, поэтому меняю тему.

***

Я отлично провожу день, общаясь с Коулом, а затем ужинаю с ним и Брианной. Похоже, он по-прежнему не нравится моей сестре, но она настроена уже не так открыто враждебно, как три месяца назад.

Мы ложимся спать позже обычного, болтая при лунном свете, пока Брианна не встает и не говорит, что устала и собирается лечь спать.

Она многозначительно смотрит на меня.

— Не засиживайся слишком долго.

— Не буду.

Я говорю совершенно серьезно. Завтра у меня еще одна ранняя смена, так что было бы глупо ложиться слишком поздно и весь завтрашний день чувствовать себя разбитой.

Но я еще не совсем готова пожелать Коулу спокойной ночи.

Он, похоже, тоже не торопится. Развалился на другой стороне кованой скамейки, на которой мы сидим, и смотрит на звездное небо. Он выглядит расслабленным. Комфортным. И это заставляет меня задуматься, сколько раз ему удавалось насладиться таким приятным вечером, как этот — в компании, с приличной едой и мебелью, а не на твердой земле.

Наверное, почти никогда.

От этой мысли у меня щемит в груди. Этому мужчине нужен кто-то, кто заботился бы о нем, поскольку он, похоже, не особенно заботится о себе.

— Ты когда-нибудь давал себе передышку? — спрашиваю я в тишине, озвучивая свои мысли без всякой подводки.

Коул моргает и переводит взгляд на меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Не знаю. Просто ты потратил все это время на поиски своего брата, а это значит, что ты всегда в движении, всегда в дороге. Ты когда-нибудь позволял себе где-нибудь отдохнуть? Хотя бы ненадолго.

Он слишком долго смотрит на меня, не отвечая.

— Тебя раздражает этот вопрос? — спрашиваю я, гадая, не обидела ли я его случайно.

— Нет. Я думал об этом. Я оставался где-нибудь дольше пары дней, только когда был ранен, или погода была слишком плохой для дороги.

— Разве тебе не нужно иногда отдыхать?

Он пожимает своими широкими плечами.

— Не похоже, что это очень хорошая жизнь. Только и делаешь, что путешествуешь. Никогда не находишь времени для себя.

— Мне не нужно время для себя. Мне нужно найти своего брата.

— Да. Я понимаю, — вздыхаю я. — Я просто подумала, что ты, наверное, устал.

После небольшой паузы Коул бормочет:

— Я устал.

Я хочу спросить его, собирается ли он когда-нибудь сдаться, но я уверена, что это его расстроит, поэтому я этого не делаю. У него хороший вечер. Я не хочу все портить.

Вместо этого я говорю:

— Расскажи мне о Марке.

— А что насчет него?

— Не знаю. Что-нибудь. Какой он?

— Он всегда был очень умным. Отлично учился в школе. У него было не так много друзей. Не думаю, что его часто задирали. Просто он один из тех ребят, которые как бы остаются незамеченными.

— Да. Я тоже была такой, когда училась в школе.

— Вот как?

— У меня было несколько друзей, но не очень много. Люди не обращали на меня особого внимания.

— Марк таким и был. Я пытался присматривать за ним, пока был рядом, но после того, как я уехал, думаю, он остался в основном один. Наша мама была матерью-одиночкой. Ей приходилось много работать. Я думаю, он начал ввязываться в неприятности, потому что только те дети казались ему друзьями. Ему нужен был кто-то, и вот кто оказался рядом с ним в тот момент, — Коул слегка качает головой. — Я должен был остаться. Я мог бы найти какую-нибудь работу вместо того, чтобы идти в морскую пехоту. Если бы я был там, я мог бы присмотреть за ним, и он не остался бы совсем один.

— Ты не можешь винить себя, Коул, — я поворачиваюсь к нему на скамейке, поджимая под себя ноги. — Тебе было сколько? Восемнадцать? Ты сам был почти ребенком.

— Это не имеет значения. Я знал, что ему нелегко, но я ненавидел наш родной город. Я просто хотел уехать оттуда, поэтому выбрал тот способ, который был мне доступен.

— Но ты вернулся? Верно? Когда у него начались настоящие проблемы? Ты сказал, что вернулся.

— Я вернулся.

— Должно быть, это было нелегко. Многие бы так не поступили. Ты отказался от своей карьеры ради него. Ты был ему отличным братом.

Он слегка ерзает, все еще сутулясь, но теперь ему уже не так комфортно. Он явно не привык к откровенным разговорам. Я удивлена, что он рассказал мне так много.

— Это было много лет спустя. После того, как он провел пару лет в тюрьме.

— Ты сказал, что после твоего возвращения он начал налаживать жизнь, значит, ты ему все-таки помог.

— Наверное. Но не настолько, чтобы… После Падения он забросил все, над чем работал, как будто это больше ничего не значило.

— Многие люди чувствовали то же самое. Думаю, это можно понять, ведь казалось, что весь мир разваливается на части. Может быть, в конце концов он оставит эту жизнь. Постарается снова все наладить, — на самом деле у меня нет особой надежды на это. По моему опыту, парни, которые сбиваются в стада и банды, ушли довольно далеко от порядочности и не имеют ни малейшего желания меняться.

Но я также не могу представить брата Коула законченным монстром.

— Я не знаю.

— Что… Что ты собираешься делать, когда наконец настигнешь его?

Он снова пожимает плечами.

— Поговорю с ним. Попытаюсь уговорить его пойти со мной. Я… я не перестаю надеяться, что когда он увидит меня, когда поймет, как долго я его искал, он откажется от всего остального.