Цитадель

— Может, так и будет, — у меня есть сомнения, но я никогда не выскажу их Коулу. Выражение его лица, возможно, такое же невозмутимое, как и всегда, но сейчас ему больно. Ему нужна надежда. А не реальность. — Он увидит, как сильно ты его любишь. Это должно что-то значить для него.

Коул вздыхает и на мгновение прикрывает глаза.

— Да. Может быть.

Я протягиваю руку и накрываю его ладонь своей. Я делаю это инстинктивно, не задумываясь, но уже сделав это, понимаю, насколько это смело.

Несмотря на смущение, я не отдергиваю руку. Прямо сейчас ему что-то нужно, и это единственное утешение, которое я могу предложить.

Через минуту он убирает руку, и я отдергиваю свою.

Несколько минут мы сидим в полной тишине. Должно быть, ему не слишком неудобно, иначе он попытался бы уйти или зайти внутрь. Но он этого не делает. Он вообще не двигается.

Наконец я спрашиваю:

— Можно задать тебе вопрос?

— Ты уже задала мне кучу вопросов.

Я хихикаю.

— Ну, тогда еще один.

— Какой именно? — Коул снова переводит взгляд на мое лицо, выглядя слегка настороженным. Как будто я могу задать вопрос, на который он не хочет отвечать.

— Почему ты отвлекся от своих поисков, чтобы помочь мне и Брианне?

Он хмурится.

— Ты действительно думаешь, что я какой-то монстр? Что я просто оставил бы вас умирать?

— Нет. Я не думаю, что ты монстр. Но есть разные уровни помощи, и ты не просто спас нас, когда наши жизни были в опасности. Ты неделями старался изо всех сил. И нельзя сказать, что ты нам чем-то обязан. Ты всего один раз видел меня на пляже. И ты… — я замолкаю.

Мне показалось, что с того самого момента, как наши взгляды встретились на пляже, между нами возникла связь, но нет никаких оснований предполагать, что Коул чувствовал то же самое.

— Я не знаю, — признается он. — Я действительно не знаю. Я давно хотел разойтись с теми парнями. Иногда я путешествую с такими типами, потому что они единственные, кто встречается на дороге, а в группе путешествовать легче. Но они оказались хуже, чем я думал, когда познакомился с ними, поэтому я хотел уйти. Но иногда бывает трудно расстаться с такой группой.

— Они, наверное, считают такое предательством.

— Да. Так что я искал удобного случая, и их рейд был лучшей возможностью, какую я только мог получить. На самом деле я отправился туда, в океан, не для того, чтобы спасти вас.

— Я знаю. Я никогда так и не думала. Но ты спас меня и Брианну, когда увидел, что мы в этом нуждаемся. Ты мог продолжать грести, но ты вернулся, чтобы подобрать нас. И ты не просто сделал это. Ты привез нас сюда, к Монументу. Кажется, я до сих пор не понимаю, зачем.

Его губы кривятся.

— Я тоже не уверен, что понимаю. Просто мне казалось, что я должен был это сделать. Как будто это была моя работа.

— Значит, мы для тебя — работа? — мой тон дразнит.

Коул качает головой.

— Ты же знаешь, что это не так. Прошло много лет с тех пор, как я в последний раз чувствовал связь с кем-либо. С кем-либо, кроме Марка. Но потом появилась ты, и мне показалось, что я тебя знаю. Как и предполагалось… чтобы помочь тебе. Я хотел. Вот почему я заглянул сюда при первой же возможности. Все гадал, как у тебя дела. Все хотел проведать тебя.

Я не могу сдержать улыбку.

— Я чувствую то же самое в отношении тебя.

— Да?

— Да. Я твердила себе, что не стоит ждать, что ты вернешься навестить нас, но все равно продолжала тебя ждать, — я снова протягиваю руку — очень смело — и на мгновение сжимаю его ладонь, прежде чем убрать свою. — Я рада, что ты вернулся.

Коул почти улыбается мне.

— Я тоже рад.

***

Я хочу проболтать с Коулом всю ночь, но через несколько минут он бормочет что-то о том, что уже поздно, и это является явным признаком того, что наш разговор окончен.

Это даже к лучшему. Если я еще немного задержусь, появится Брианна и потребует, чтобы я тащила свою задницу в постель.

Мы все еще живем в одной комнате в гостевом доме, а у Коула комната дальше по коридору. Мы желаем друг другу спокойной ночи, и я тихонько проскальзываю в комнату.

Как оказалось, мне не нужно вести себя тихо. Брианна еще не спит.

— Все в порядке? — спрашивает она. Она лежит в постели, натянув одеяло до плеч.

— Да. Извини, что так поздно. Я недолго буду готовиться ко сну.

Брианна не жалуется и не упрекает меня. Она ждет, пока я умоюсь, переоденусь в ночную рубашку и заберусь под одеяло. Затем она тихо говорит:

— У тебя же нет никаких идей, не так ли?

— Идей?

— Насчет Коула.

— Каких идей?

— Ты знаешь, каких. Я вижу это мечтательное выражение на твоем лице, и это меня беспокоит.

— Нет у меня никакого мечтательного выражения!

— В некотором роде есть. И это понятно, но, пожалуйста, постарайся быть осторожной. Он был добр к нам, и он определенно не монстр. Но он все равно из тех, кто уходит, Дел. Он никогда не останется здесь надолго.

Я вздыхаю. С трудом сглатываю.

— Может быть.

— Нет тут никаких «может быть». Он ничем не отличается от того, кем был три месяца назад. Он скоро уйдет отсюда, и я не хочу, чтобы ты осталась с разбитым сердцем.

— Не будет у меня разбитого сердца!

— Хорошо. Потому что мой первый и главный совет по мужчинам — не влюбляйся в тех, кто уходит.

— Я не влюбилась в него.

На самом деле я не знаю, правда ли это, но будет безопаснее, если я в это поверю.

***

Пару часов я лежу без сна, стараясь не ворочаться с боку на бок, чтобы не разбудить Брианну. Она крепко спит рядом со мной, но мои мысли никак не могут успокоиться.

Наконец я выскальзываю из постели, как делала это три месяца назад. Выхожу из комнаты и иду по коридору в комнату Коула.

Он отвечает так же, как и в прошлый раз.

— Дел? В чем дело?

— Ничего. Извини. Я не могла уснуть.

Его взгляд скользит ниже по моему лицу, задерживаясь на груди. Мои соски снова напряглись, они видны под тонким хлопком платья.

Он замечает их. Они определенно ему нравятся.

Я краснею. Сглатываю.

— Коул.

— Тебя не должно здесь быть, — бормочет он хрипло и лаконично.

— Почему нет?

— Ты знаешь, почему нет, — он слегка переминается с ноги на ногу. — Руки прочь, помнишь?

Я прерывисто вздыхаю и снова смотрю на него.

— Это сказала Брианна. Не я. И это было несколько месяцев назад. Все изменилось.

— Не так уж и сильно. Она была права.

— Почему она была права?

— Я уже говорил тебе. Я не такой. Я не стану польз…

— Я знаю. Но в каком месте это значит пользоваться ситуацией? Я понимаю, что ты не станешь трахать меня, если моя жизнь в опасности, но здесь мне ничего не угрожает. Я в безопасности. Я была в безопасности три месяца. Прямо сейчас мне не обязательно трахать тебя, чтобы остаться в живых. Так что, может быть,… может быть, я хочу этого.

Он резко выдыхает и наклоняет голову ко мне.

— Хочешь?

— Д-да. Да. Я думаю, что да.

— Ты думаешь?

— Я знаю, — я сейчас так смущена, что мне хочется съежиться, но в то же время я взволнована. Я в предвкушении. Внутри меня все дрожит от чего-то, чего я никогда раньше не испытывала.

Когда Коул не двигается с места, а просто продолжает внимательно изучать меня, мне приходит в голову, что я перегнула палку, зашла слишком далеко, была слишком настойчивой.

Я подумала, что он, возможно, тоже этого хочет, но, может быть, я просто гадала.

Может, у него нет такого ощущения связи, как у меня.

Может, он не хочет, чтобы эта связь стала более глубокой.

Черт, я выставила себя дурой. Поставила себя в неловкое положение, показала нужду и отчаяние. Со странным стоном я разворачиваюсь на пятках и бегу к двери.

Я достаточно унижала себя за всю свою жизнь.

У Коула ноги длиннее моих, а походка быстрее. Он опережает меня и придерживает дверь одной рукой.

— Дел.

Я даже не могу обернуться, чтобы посмотреть на него. Я смотрю на дверь, тяжело дыша и стараясь не заплакать.

— Все в порядке, — с трудом выдавливаю я. — Если ты не хочешь, то все в порядке. Я не хотела вешаться на…

Он издает сдавленный звук и делает движение, которое каким-то образом изменяет положение моего тела так, что он оказывается между мной и дверью, глядя на меня сверху вниз. Он приподнимает мой подбородок, чтобы я встретилась с ним взглядом.

— Ты называешь это вешаться на меня? Одно нерешительное предложение, а потом сразу убегаешь?

— Нерешительное предложение?

— Я даже не был уверен, что ты это серьезно.

— Я серьезно. Я… я правда говорила всерьез.

— Ты хочешь трахнуть меня? Вот что здесь происходит? Ты хочешь этого по-настоящему, а не из-за какой-то неуместной благодарности или…

— Благодарности? Я не трахаюсь с мужчинами из благодарности!

На самом деле я вообще не трахаюсь с мужчинами. По крайней мере, до сих пор никогда этого не делала. Но я действительно хочу этого сейчас, и не потому, что Коул нам помог.

И меня раздражает, что он заставляет меня оправдываться. Почему он не подойдет и не поцелует меня?

— Ты уверена? — теперь на его лице совсем другое напряжение. Такое я раньше видела всего пару раз.

Единственное слово, которое приходит мне на ум, чтобы описать это… голод.

Голод.

— Да, я уверена, — я не считаю себя особенно дерзкой, но по какой-то причине Коул делает меня такой. — Но ты явно не уверен, так что убери свою задницу с моего пути, чтобы я могла уйти…

У меня нет возможности закончить предложение. Коул обхватывает мое лицо обеими руками и наклоняется достаточно низко, чтобы поцеловать меня.

Я никогда не представляла себе свой первый поцелуй таким. Он не мягкий, не нежный, не сладкий и не осторожный. Он жесткий. Жесткий, настойчивый и торопливый, как будто Коул отчаянно нуждается в этом. Как в воде. Или в дыхании.

Это пробуждает во мне ответную потребность. Мои руки взлетают вверх, чтобы обхватить его сзади за шею, и я прижимаюсь к нему всем телом. Когда я чувствую его язык на своих губах, подталкивающий, поглаживающий, я инстинктивно открываю рот, чтобы его язык мог скользнуть внутрь.

Это странное ощущение. Его язык полностью проникает в мой рот. Глубоко, интимно, ранимо и возбуждающе. Мой язык движется сам по себе, повторяя движения его языка.

Я не просто ощущаю это в поцелуе. Я чувствую это в биении своего сердца, напряжении сосков, в растущей боли в моей киске.

Каждое прикосновение его языка заставляет меня нетерпеливо сжиматься, хотя эти части тела не должны быть связаны между собой.

Поцелуй длится долго, а его руки постепенно становятся все более дерзкими. Сначала Коул держит меня за голову. Затем его ладони скользят вниз и обхватывают мою шею. Затем он хватает меня за ягодицы. И в конце концов прижимает к стене спальни, поддерживая мою задницу так, что мои ноги обвивают его талию.

Я так возбуждена, что льну к нему всем телом, пытаясь прильнуть как можно теснее. Теперь у него в штанах заметный бугор. Эти ощущения вызывают у меня желание взвыть от первобытного собственничества.

Я и раньше трогала себя, чтобы кончить, но никогда еще не была настолько неуправляемой. Я даже не знала, что это возможно.

Наконец Коул отрывается от моего рта и проводит губами по моему подбородку и горлу.

— Бл*дь, — бормочет он мне в шею. — Посмотри на себя. Такая горячая и нетерпеливая.

Эти слова должны были бы смутить меня, но этого не происходит. Как ни странно, вместо этого я испытываю гордость.

Впиваясь ногтями в кожу на его шее, я выгибаюсь и извиваюсь между его телом и стеной.

— Коул, поторопись. Мне нужно… Мне нужно…

— Я знаю, что тебе нужно, — он убирает руки и отступает назад, увлекая меня за собой, к кровати. Когда он опускает меня на постель, его взгляд скользит вверх и вниз по моему распростертому телу. — Я дам тебе то, что тебе нужно.

— Тогда перестань пялиться и сделай это.

Он издает один из тех своих фырканий, которые считаются смехом. На мгновение в его глазах мелькает что-то похожее на улыбку, после чего он забирается на кровать и перелезает через меня. Он хватает мою сорочку обеими руками и одним быстрым движением стаскивает ее через голову.

Я снимаю трусики, пока Коул еще немного разглядывает мое обнаженное тело.

У меня стройная фигура. Не особенно соблазнительная. Но ему явно нравится, как я выгляжу. Его учащенное дыхание становится более хриплым. Иногда оно звучит почти как рычание.

Мне нравится, насколько это дико. От этого мои соски и внутренние мышцы напрягаются.

Наконец Коул протягивает руку, чтобы дотронуться до моей груди, обхватывает ее, потирает соски двумя большими пальцами.

Я издаю глупый протяжный стон, выгибаю шею и закрываю глаза. Я понятия не имела, что такое легкое прикосновение может оказать на меня такое сильное воздействие.

Коул нависает надо мной, наблюдая за каждым моим движением. Через несколько минут он сгибает мои ноги и разводит их в стороны, открывая мою киску прохладному воздуху комнаты. Я прикусываю губу, чтобы не застонать от удовольствия.

Затем он меняет позу и трогает меня рукой, поглаживая и исследуя, пока не вводит в меня два толстых пальца. Я такая влажная, что мои складочки издают звуки.

Когда он начинает двигать пальцами, с моих губ срывается беспомощный всхлип.

Коулу это нравится. Ему нравится, что я не могу молчать. Я вижу это по напряжению на его лице. По тому, как его глаза горят, словно раскаленные добела угли. Он мало говорит. Он никогда не болтлив. Но происходящее нравится ему так же, как и мне.

Он трахает меня рукой, его ритм становится все быстрее и жестче, пока ноющее давление в моей киске не переходит в волны интенсивных ощущений. Я дрожу, задыхаюсь и мотаю головой, когда меня пронзают спазмы удовольствия.

Я сжимаю его пальцы, и я как никогда влажная, когда Коул, наконец, убирает руку. Он почти — почти — улыбается, раздвигая мои ноги еще шире и вставая на колени между ними.

Я с раскрытым ртом наблюдаю, как он запускает руку под пижамные штаны и достает свой член. Я и раньше видела обнаженные пенисы — как возбужденные, так и вялые. Жизнь, которой я жила последние пять лет, не располагала к уединению. Но я никогда раньше не испытывала такого страстного желания. Он притягивает меня как магнит.

Мои руки тянутся прикоснуться к этому. Прикоснуться к нему. Погладить его по всей длине.

Коул издает шипящий звук сквозь зубы. Затем он приподнимает мои бедра и притягивает мое тело ближе к себе, располагая мой таз достаточно высоко, чтобы он мог приставить свою эрекцию к моему входу.

Это происходит так быстро, что у меня нет времени нервничать или готовиться. Он несколько раз слегка толкается, входит неглубоко, выходит, а затем скользит глубже.

Я влажная и податливая, но он большой, и поэтому ощущается очень туго. Я издаю тихий стонущий звук, двигая бедрами и шеей по мере того, как проникновение становится глубже.

Он очень тихо стонал, погружаясь в меня, но теперь внезапно замирает. Он запрокидывает голову и настойчиво изучает взглядом мое лицо.

— Бл*дь, — выдыхает он. — Это твой первый раз.

Он собирается выйти. Я знаю это. Поэтому я хватаю его за бедра и прижимаю к себе.

— Не смей останавливаться.

— Но я причиняю…

— Ты не причиняешь мне боль! Просто дай мне минутку. Не смей останавливаться из-за этого.

Если бы я подумала об этом, я бы предположила, что он знал о моей девственности, но очевидно, это не так. И меньше всего я хочу, чтобы из-за этого он относился ко мне как-то иначе.

К моему облегчению, Коул не шевелится, и его член все еще во мне. Его руки слегка дрожат, пока он удерживает мое тело на месте. Он наблюдает за любыми признаками боли или недовольства.

Если он решит, что мне это не нравится — хотя бы немного — он вообще не будет этого делать.

Отчасти это дарит облегчение. Комфорт. Коул никогда не заставит меня делать то, чего я не хочу. Но в то же время меня это немного раздражает. Возможно, он считает, что я не готова с ним переспать.

Это ощущается как вызов.

Потому что я готова. Я действительно хочу этого. И да, он кажется слишком большим внутри меня, но мое тело уже привыкает и чувствует себя лучше, чем минуту назад. Я вздыхаю, расслабляюсь и встречаю его взгляд, не колеблясь.

Еще через минуту уголок его рта слегка приподнимается.

Я делаю глубокий вдох.

— Что?

— Что?

— Над чем ты смеешься?

— Я не смеюсь.

— Нет, бл*дь, смеешься. Я видела это по твоему лицу. Ты правда смеешься надо мной?

— Нет, я смеюсь не над тобой. Ты действительно думаешь, что у меня возникнет желание рассмеяться, когда я полностью внутри твоего маленького горячего тела? — его голос такой грубый и завораживающий. — Но ты так сердито смотрела на меня, словно разозлилась.

— Я не злюсь, — я не могу сдержать легкое хихиканье из-за его сухого тона. — Я думала, ты собираешься остановиться, а я не хотела, чтобы ты останавливался. Я не ребенок и не слабачка, и я хочу это сделать.

Коул двигает руками, смещая мои бедра так, что его член слегка скользит внутри меня. У меня перехватывает дыхание.

— Я знаю, что ты не ребенок и не слабачка, детка. Я точно это знаю.

Он несколько раз покачивает тазом, совершая легкие толчки внутри меня. Я делаю еще один резкий вдох и протягиваю руку, чтобы ухватиться за простыню под собой.

— Тебе это нравится?

Я издаю мяукающий звук. Снова прикусываю нижнюю губу, пытаясь справиться с новыми ощущениями.

Он делает еще несколько толчков, по-прежнему медленных и неглубоких.

— Тебе это нравится?

Я закрываю глаза и стараюсь не барахтаться. Ноющее давление значительно ослабло, и все становится таким глубоким, нужным и приятным.

— Угу.

Коул меняет мое положение так, чтобы угол его проникновения был другим. Теперь он двигается ровно и ритмично.

— Тебе это нравится? — вопрос звучит более настойчиво, требуя ответа.

— Да! — это слово вырывается из меня с трудом, когда внутри меня начинает нарастать новый оргазм.

Он трахает меня вот так — размеренно и быстро, но не жестко, — пока я не сотрясаюсь в глубокой кульминации. Затем он выходит, ложится рядом со мной на кровать и тянет меня на себя, так что я оказываюсь верхом на его бедрах.

Несколько секунд я чувствую себя неловко, не зная, что делать в этой новой позе, но Коул придерживает свой член на месте и помогает мне принять нужное положение, пока я не принимаю его в свою киску.

Он пристально смотрит на меня, его большие руки сжимают мои бедра. Он полностью контролирует мои движения, и мне это нравится. На самом деле я не хочу быть здесь главной. Мне кажется, я не знаю, что делаю.

Через минуту я чувствую себя более комфортно и начинаю скакать на нем, наклонившись достаточно низко, чтобы обхватить его за плечи. Когда я ускоряюсь, мои груди начинают подпрыгивать. Коул опускает глаза, чтобы понаблюдать за ними, его взгляд скользит с моего лица к груди, а потом туда, где его член входит и выходит из меня.

Он все еще заворожен этим. Ему это действительно нравится. Похоже, он хочет проглотить меня целиком.

— Бл*дь, детка, — бормочет он через несколько минут. — Поласкай себя.

Мне это даже в голову не приходило. Ощущения вроде как стали ровными, но все они невероятно приятные. Но я автоматически делаю то, что он говорит, отпускаю его плечо и провожу рукой между бедер, пока не добираюсь до клитора. Я потираю его быстрыми, плотными круговыми движениями, всхлипывая, когда моя киска начинает сжиматься вокруг него.

— Да, — говорит Коул сквозь зубы. Его ноздри раздуваются. Лицо взмокло от пота. — Вот это моя девочка. Вот так.

Я продолжаю трогать себя и испытываю восторг, когда удовольствие снова начинает нарастать. Затем я громко вскрикиваю, когда наступает сильный оргазм.

Пока я все еще переживаю спазмы, Коул садится, снова меняя наше положение. Теперь он прижимается ко мне, его лицо совсем близко к моему. Я чувствую его прерывистое дыхание. Жар, исходящий от его тела. Напряжение в его мышцах.

Он наклоняется и хватает меня за руку, крепко сжимая ее, как тогда, на скале, будто никогда не отпустит.

Через несколько минут свободной рукой он берет меня за голову и притягивает к себе для грязного поцелуя. Мне все еще так хорошо, что я всхлипываю в его губы.

Затем он делает неожиданное движение, и его член выскальзывает из меня. Он зажат между нашими телами, и Коул крепко и жестко потирается о меня. Я внезапно осознаю, что он кончает. Мягко, грубо и восхитительно чувственно. Он сжимает мою руку так сильно, что становится больно.

Когда он, наконец, отстраняется, его сперма размазана между нашими телами. Мы оба падаем на кровать, задыхаясь и глядя друг на друга.

Я никогда раньше не чувствовала себя такой. Не просто физически удовлетворенной. Но связанной.

Связанной.

И абсолютно защищенной в этом отношении.

Через минуту Коул встает и смачивает полотенце для рук, чтобы вытереть нас обоих. Когда он ложится обратно, я прижимаюсь к нему.

— Это было… хорошо, — это сильное преуменьшение, но я не уверена, что могу подобрать другое слово.

Он издает этот тихий смешок.

— Да. Да, так и было.

Я прижимаюсь к нему, утыкаюсь носом в его грудь. Он обнимает меня одной рукой, но я хочу, чтобы он держал меня крепче.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Ноет или что-то еще?

— Может, немного, но не сильно. Ты не причинил мне боли.

— Ты должна была сказать мне.

— Я не обязана была тебе говорить, если не хотела.

Коул снова фыркает.

— Я хотела этого, — добавляю я, наклоняя голову, чтобы лучше видеть выражение его лица. Он выглядит расслабленным. Более мягкий, чем обычно. Раскрасневшийся, теплый и какой-то сонный. — Может быть, мы сможем сделать это снова.

Он нежно гладит меня по голове.

— Может быть.

Я прячу лицо, чтобы сказать еще кое-что.

— Может быть, ты захочешь остаться.

На этот раз пауза длиннее. Затем:

— Может быть.

Этого достаточно. Вероятность есть. Я улыбаюсь и расслабляюсь, прижимаясь к Коулу, и проходит всего минута или две, прежде чем я засыпаю.

***

Я просыпаюсь через несколько часов, счастливая и полная восторга. Коул все еще спит рядом со мной, поэтому я целую его и выползаю из кровати.

Мне нужно вернуться в нашу комнату до того, как проснется Брианна, иначе она будет волноваться.

Когда я забираюсь обратно в постель, Брианна по-прежнему спит. Мне удается поспать еще несколько часов перед наступлением утра.

Окончательно встав и одевшись, я иду в комнату Коула и стучу в дверь.

Никто не отвечает.

Я нажимаю на ручку, и она легко открывается.

В комнате никого нет.

И нет не только Коула. Нет всех его вещей.

Мое сердце сжимается. Я задерживаю дыхание, пока осматриваю помещение, а затем спускаюсь вниз, чтобы поговорить с приветливой женщиной, управляющей гостевым домиком.

Когда я спрашиваю о Коуле, она выглядит удивленной. Говорит, что он ушел рано утром. Не похоже, что он собирался возвращаться. Она решила, что я уже в курсе.

Конечно, она предположила, что я в курсе.

Все решили бы, что я в курсе.

Предполагалось, что мы друзья, или попутчики, или что-то в этом роде. Прошлой ночью он трахнул меня, и я подумала, что ему это понравилось.

Он сказал, что, возможно, останется здесь. Со мной.

Но он лгал, а я всего лишь наивная дурочка, которая отказалась последовать хорошему совету своей более мудрой и опытной сестры.

Брианна сказала, что ему нельзя доверять. Она сказала, что он вечно уходит.

И все правда именно так.

Коул действительно хорошо провел время прошлой ночью, но это ничего для него не значило.

Для него эта ночь не имела такого же значения, что и для меня.

Потому что сейчас утро. Ночь закончилась. И та глубокая связь, которую я чувствовала с ним, должно быть, существовала только у меня в голове.

Потому что Коул ушел.

Глава 5

Два года спустя

Приемы пищи в Монументе, как правило, общие. Все, что выращено, добыто на охоте или собрано в городе, собирается на центральной кухне, где затем планируются и готовятся ежедневные пайки и блюда. Те, кто не хочет есть в главной столовой, могут забирать еду с собой в пакетах, но она никогда не бывает такой вкусной.

Брианна любит проводить время в одиночестве, поэтому она часто берет с собой обеденный набор и идет с ним в наш коттедж, но я всегда остаюсь в столовой.

После двух лет, проведенных в этом городе, я знаю всех. Есть много людей, которые мне искренне нравятся, а большинство других я могу терпеть без усилий. Есть пара дрянных девчонок, которые сразу по приезде решили, что мы с Брианной соперничаем с ними за мужское внимание. И есть несколько мужчин, от которых у меня мурашки по коже. Я избегаю смотреть им в глаза и стараюсь никогда не встречаться с ними наедине. Но в остальном мне очень нравится этот город, и я, кажется, нравлюсь здешним людям.

Здесь я чувствую себя безопаснее, чем где бы то ни было с тех пор, как умерли наши родители, и мне нравится гул разговоров и звяканье столовых приборов. Смех. Это похоже на настоящую жизнь. Несмотря на то, что я ни с кем, кроме Брианны, не сроднилась по-настоящему тесно, мне нравится быть в этом обществе.

Сегодня за обедом я поболтала с Терезой и несколькими другими пожилыми дамами, которые постоянно пытаются найти мне мужчину. Это глупо, но безобидно, и именно так вели бы себя эти дамы в старом мире. Я не возражаю против поддразнивания. В Монументе сейчас очень мало свободных мужчин. Большинство из них, вероятно, обратили бы на меня внимание, если бы я показала свой интерес.

Но я не показываю.

На протяжении почти года у меня был парень — Тайлер — но он умер полгода назад. С тех пор мне так и не удалось пробудить особого интереса к кому-либо в этом плане.

Нам с Брианной достаточно безопасно в этом сообществе, и нам не нужно отдаваться мужчинам, чтобы выжить. Брианна никогда не говорит об этом, но я знаю, что эта свобода — бремя, свалившееся с ее плеч; она никогда не рассчитывала, что ей будет позволено такое. Она смеется над идеей быть с мужчиной по собственному желанию, просто потому, что она этого хочет.

Я не удивлюсь, если она останется одинокой до конца своей жизни.

Я не собираюсь так поступать. Мне нравится общение с партнером, и я люблю заниматься сексом. Иногда я чувствовала себя виноватой из-за того, что не была безумно влюблена в Тайлера, но его, казалось, это не смущало. Ему нравилось, что есть с кем поговорить, чем поделиться и с кем спать по ночам.

Мне это тоже нравилось.

Возможно, те романтические мечты о сильной страсти, в которые я раньше верила — не более чем туман, такой же эфемерный, как воздух. А настоящее партнерство выглядит совсем по-другому. Тот единственный раз, когда я почувствовала что-то похожее на страсть, оставил меня покинутой и раздавленной. Я определенно больше не собираюсь вести себя так глупо.

В любом случае, я улыбаюсь и хихикаю вместе с дамами, доедаю рагу и салат все до последнего кусочка, прежде чем встать из-за стола. Быстро обойдя Моргана Эверетта (который уже пару месяцев активно заигрывает со мной), я выхожу через заднюю часть здания и направляюсь в коттедж, который мы делим с Брианной.

Морган приехал в город несколько месяцев назад. Сначала он пытался заигрывать с Брианной, но когда она решительно отвергла его, переключился на меня. Он определенно заинтересован, но не ведет себя жутко назойливо. Не думаю, что он стал бы делать со мной что-то неподобающее.

Если он это сделает, его вышвырнут из города.

Скорее всего, ему нужна женщина, а я молода и доступна. Но даже если бы я была настроена на новые отношения, я бы не связалась с мужчиной, который пробовал подкатить к Брианне до меня.

Я хочу, чтобы кто-то выбрал меня первой. Я не думаю, что это неразумно. Может, я и не такая красивая, как моя сестра, но я не пустое место. И мне не нужен тот, кто предпочел бы быть с ней.

Пока я иду, я стараюсь выбросить из головы мысли о мужчинах. Я все утро работала в саду, так что вторая половина дня у меня свободна. У нас снова начала протекать крыша, так что мне нужно подняться туда и попытаться залатать ее получше. Сегодня светит солнце, так что я планирую заняться этим прямо сейчас.

У каждого, кто живет в Монументе, есть обычные обязанности — все, на что они способны физически или умственно. Если у людей нет специальных навыков, таких как медицина или строительство, они будут работать в саду, охотиться, ловить рыбу или нести караульную службу.

Я плохо обращаюсь с оружием — в основном из-за плохого зрения на расстоянии — поэтому я чередую работу в саду и рыбалку. Брианне больше всего нравится доставлять сообщения или товары, а после этого нести караульную службу, и она умеет стрелять не хуже большинства мужчин в городе. Сегодня у нее была ранняя смена на охране периметра, так что скоро она заберет свой паек и вернется в коттедж.

Я стою на крыше и осматриваю заплатку, которую я соорудила несколько месяцев назад, и тут Брианна окликает меня с дороги.

Я спускаюсь обратно по лестнице, стараясь не смотреть вниз.

Я сделаю то, что должна, но высота все равно вызывает у меня легкую дрожь — с тех пор, как я чуть не упала со скалы во время нашего путешествия с побережья.

— Привет, — окликает Брианна, подходя к коттеджу. — Тебе не следует находиться там, когда вокруг никого нет.

— Я была в порядке. Крыша не так уж высоко от земли.

Она правда невысоко. Это маленький одноэтажный коттедж. Падение было бы не из приятных, но убило бы меня только в том случае, если бы я приземлилась очень неудачно.

— Ты не могла подождать, пока я вернусь? — Брианна сердито смотрит на крышу, как будто та ее оскорбила.

Я закатываю глаза.

— Со мной все было в порядке.

Она отмахивается от возражений и слегка качает головой.

— Сейчас это не имеет значения. Я хотела предупредить тебя.

— Предупредить о чем?

Я понятия не имею, чего ожидать, но по рукам и шее бегут мурашки.

— Коул здесь.

Я моргаю. Но все остальное во мне застыло.

— Он здесь, — бормочет Брианна. Мягко. Серьезно. Как будто она думает, что кто-то еще может подслушать.

— Ч-что он здесь делает?

— Я не знаю. Я с ним не разговаривала. Я заканчивала свою смену, когда увидела его у ворот. С ним проводили обычную беседу, но я уверена, что его впустят.

— Зачем ему возвращаться? — мой голос звучит спокойнее, чем я ожидала, учитывая, насколько потрясенной я себя чувствую.

Коул не появлялся с тех пор, как два года назад трахнул меня и ушел, не сказав ни слова.

Я всегда думала, что больше никогда его не увижу.

— Понятия не имею. Наверное, просто чтобы побыть придурком, — Брианна морщится. Она всегда открыто враждебно относилась к тому, что Коул уходил, не попрощавшись. Она не знает, что он трахал меня, но она знает, что он причинил мне боль, и она так и не простила его за это. — Наверное, он здесь проездом.

— Я не хочу его видеть.

Это ложь. Конечно, я хочу его увидеть. Я умираю от желания снова увидеть его — узнать, по-прежнему ли он тот мужчина из моих воспоминаний. Но я понятия не имею, что ему сказать. Как мне следует поступить. Так что легче будет избегать встречи.

— Тебе не обязательно встречаться с ним. Мы можем уйти, если хочешь. Отправиться в длительный поход или что-то в этом роде.

Я почти, почти принимаю предложение, потому что это кажется намного проще, чем альтернатива. Но в конце концов я качаю головой.

— Нет. Я не хочу убегать. Он не настолько важен, чтобы делать это. Спасибо, что дала мне знать, — я встряхиваюсь и поворачиваюсь к лестнице. — Я возвращаюсь на крышу.

***

Проходит больше часа, прежде чем я осознаю чье-то присутствие подо мной.

Я неплохо продвинулась в работе по латанию крыши, и пот стекает у меня по шее и между грудей. Воздух горячий и липкий — даже морской бриз не спасает от холода. На протяжении многих лет после Падения пыль и обломки в атмосфере частично блокировали солнечный свет и понижали температуру на планете, но сейчас, должно быть, небо почти полностью прояснилось. Сегодня так же жарко, как в августовские дни в Вирджинии, которые я помню с детства.

Странная, дискомфортная ностальгия.

Однако не жара, не пот и не напряжение мышц моей спины вызывает у меня ментальную тревогу. Это внезапное, острое осознание чьего-то присутствия подо мной.

Знакомое. Из прошлого. Никогда не забытое, как бы я ни старалась выбросить это из головы.

Я машинально опускаю голову, чтобы посмотреть.

Коул стоит внизу, недалеко от лестницы, по которой я сюда забралась. Он большой, даже если смотреть с такого высокого положения. На нем камуфляжные штаны и армейская зеленая футболка. У него широкие плечи. Квадратный подбородок. Взгляд пронзительный. Пугающий. Непоколебимый.

Он точно такой, каким я его помню. Скала. И укрытие, и препятствие. Непоколебимый.

То, что происходит дальше, можно назвать печальным. Вероятно, неизбежным. Я дергаюсь в ответ на прилив удивления и эмоций, и меня накрывает волна головокружения, которая бьет по ушам и лишает меня равновесия.

Мне кажется, что я падаю, поэтому я хватаюсь за черепицу, чтобы не свалиться. Несколько мгновений я неуклюже барахтаюсь, пока не восстанавливаю равновесие и не выравниваю дыхание.

Мои щеки и так покраснели от жары, но теперь они покраснели еще больше. Именно этого я и не хотела. Опозорить себя перед Коулом вместо того, чтобы изобразить высокомерное безразличие.

— Черт возьми, — бормочу я, нащупывая лестницу, и начинаю спускаться, стараясь больше не смотреть вниз.

Поскольку я не смотрю, руки, которые хватают меня за талию, снимают с лестницы и ставят на землю, вызывают шок. Я подавляю крик и вырываюсь из его объятий.

— Какого черта ты делаешь там, на крыше, одна? — огрызается он мягко и сердито.

Мой рот открывается от изумления. На мгновение я замолкаю, слишком потрясенная и возмущенная, чтобы произнести хоть слово.

— Ты могла сломать себе шею!

— Не говори глупостей. Со мной все было в порядке! Я бы даже не испугалась, если бы ты поприветствовал меня, как нормальный человек, вместо того чтобы стоять тут, как гранитная статуя, и сердито смотреть на меня в стоическом молчании.

— Я думал, если я тебя окликну, ты испугаешься еще сильнее, — он все еще сердит, но уже взял себя в руки. Только блеск в глазах и резкость в голосе выдают его настроение. — И какого черта все здесь делают, позволяя тебе лазить по гребаной крыше вместо того, чтобы…

— Не смей! — ледяная холодность моих слов удивляет даже меня саму. — Не смей появляться два года спустя и вести себя так, будто у тебя есть право голоса в том, что я делаю или не делаю. Ты ясно дал понять, что тебе на это наплевать. Все в порядке. Мы с Брианной прекрасно справлялись сами, и это сообщество хорошо отнеслось к нам, когда никто другой не был добр. Однажды ты спас нас. И я благодарна тебе за это. Но благодарность — это все, что ты получишь. У тебя нет никаких других прав на меня или на то, как я живу. Я забралась на крышу, потому что я способна на это, и кто-то должен заделать течь. Неужели мы должны мокнуть только потому, что у нас нет большого, сильного мужчины, который сделал бы эту работу за нас?

Коул удивлен моей реакцией. Я вижу это по его лицу, хотя это выражается лишь в едва заметном подрагивании век. Он открывает рот, но не произносит ни слова.

— Что ты вообще здесь делаешь? Я так понимаю, ты заявился столько времени спустя не для того, чтобы просто стоять, свирепо глядя на меня, и командовать мной.

Всякий раз, когда я представляла, что снова встречу Коула, я воображала себя хладнокровной, сдержанной, красивой и пренебрежительной. Доказывающей ему, что он ничего для меня не значит, и его уход не причинил мне никакой боли.

Но, по правде говоря, это ранило меня. Это предало мое инстинктивное доверие к нему и заставило усомниться в своих инстинктах относительно людей. И, несмотря на мои фантазии о себе, я не хладнокровный, контролирующий себя человек.

Возможно, я не очень много говорю, но я глубоко чувствую. Меня нелегко вывести из себя, но когда я выхожу из себя, я это показываю.

— Мне сказали, что мой брат, возможно, проходит по этим местам. Я надеялся, что кто-нибудь здесь что-нибудь видел или слышал.

Ну конечно. Это всегда было его приоритетом. Найти и спасти своего брата — неважно, насколько сильно его брат не хочет, чтобы его нашли.

Его появление здесь спустя два года не имеет ко мне абсолютно никакого отношения.

— О. Ну, ты можешь поспрашивать, но я ничего не слышала, — я отворачиваюсь, оставляя лестницу и инструменты там, где они есть. Прямо сейчас я просто хочу уйти от него, чтобы обрести самообладание.

— Дел, — хрипло произносит Коул, кладя руку мне на плечо и поворачивая меня лицом к себе.

Я отступаю назад, избегая его прикосновения.

— Что?

— Прости.

Я издаю сдавленный звук.

— Ты извиняешься? Что ж, это очень трогательно с твоей стороны.

— Я серьезно. Не отмахивайся от этого. Я причинил тебе боль, уйдя. Я это вижу. Мне жаль. На самом деле у меня не было выбора.

— Если бы тебе было не все равно, ты бы, по крайней мере, попрощался со мной. Я бы поняла, что тебе пришлось уйти. Но ты поступил иначе. Ты трахнул меня и исчез, не сказав ни слова. Этому нет никакого оправдания.

Коул впервые отводит взгляд. Прочищает горло.

— Я не знал точно, что сказать.

— Да, я понимаю. Потому что ты думал, что я какая-то глупая девчонка, которая безнадежно в тебя влюбилась. Ты относился ко мне как к стереотипу, а не как к реальному человеку, и выбрал легкий выход.

— Я не…

— Да, черт возьми, ты именно так и сделал! Проще было избежать неловкого разговора, поэтому ты так и поступил. Это было два года назад. Я уже не та девушка. Но да, я все еще злюсь на тебя за то, что ты так со мной обошелся.

— Я…

— Я знаю. Ты сожалеешь, — я делаю глубокий вдох и выдыхаю. Я чувствую себя лучше. Как ни странно, лучше. Я сказала то, что так долго хотела сказать. Но я также готова расплакаться, и я не знаю почему. — Все прощено, потому что теперь ты раскаиваешься. Так должно быть?

— Нет. Я никогда и не ожидал прощения. Я хотел узнать, как у тебя дела, — теперь его тон мягче. Не такой грубый. Он тоже больше не сердится.

— Ну, теперь ты все узнал. Я в порядке. Мы с Брианной в безопасности и устроились на новом месте. Спасибо тебе за то, что помог нам добраться сюда. Но, как я уже говорила, все, что ты от меня получаешь — это благодарность.

— Я знаю, — его глаза теперь другие. Он смотрит на меня с завораживающим вниманием. — Ты отрастила волосы.

Это правда. Я устала постоянно сбривать их, как бы практичнее это ни было. Мои волосы — не лучшая моя черта. Они обрамляют лицо густыми каштановыми волнами. Но мне нравится, как я выгляжу с ними. Это заставляет меня чувствовать, что я больше не тощий ребенок, вечно прячущийся в тени.

Я смотрю на него, окатываемая знакомой волной удовольствия, привлекательности, защищенности. Как будто этот мужчина — несмотря ни на что — именно тот, с кем я должна быть.

Коул протягивает руку и берет мои волосы в свою большую ладонь.

— Красиво.

В его глазах на мгновение вспыхивает огонь, и это выражение приводит меня в чувство. Потому что я хочу этого. Все еще хочу. Но я больше не собираюсь подвергать себя такому.

Я отступаю назад, осторожно высвобождая свои волосы из его хватки.

— Нет. Мы больше не будем этого делать.

— Я не…

Я качаю головой и закатываю глаза.

— Послушай, Коул, ты извинился, и я наконец-то высказала наболевшее, так что мы можем оставить все это в прошлом. Я не была влюблена в тебя тогда, какую бы историю ты ни придумал в своей голове, не сумев относиться ко мне как к разумному человеческому существу. Но я доверяла тебе. Я доверяла тебе тогда, — я качаю головой и отворачиваюсь от него, оглядываясь через плечо, чтобы добавить еще кое-что. — Я не собираюсь снова допускать эту ошибку.

***

Брианна подслушивала из дома. Я знаю это по выражению ее лица, когда вхожу.

Она сияет. Она так гордится мной.

Часть меня тоже гордится мной. Остальная же часть меня испытывает своего рода тошноту. Я опускаюсь на стул за маленьким обеденным столом и устало улыбаюсь сестре.

— Ты отлично справилась! — она говорит театральным шепотом, как будто подозревает, что Коул все еще прячется за дверью. — Ты все сделала совершенно правильно. Ты постояла за себя и обозначила границы дозволенного, не перегибая палку. Я бы на твоем месте полноценно наорала на него, но ты сделала это еще лучше.

— Спасибо, — я говорю серьезно, хотя мой тон довольно сухой. — Ну типа, а что, по его мнению, произойдет, когда он появится снова?

— Я понятия не имею. Конечно, он не думал, что ты снова растаешь перед ним.

Я резко напрягаюсь.

— Я никогда не таяла перед ним!

— Конечно, ты не таяла, — она ласково хихикает. — Эй, я тебя не виню. Он не то чтобы красавец, но в нем есть что-то этакое. И я знаю, что тебе тогда было двадцать, но у тебя не было настоящего опыта. По сути, это было твое первое увлечение. Мы все ведем себя глуповато в этот период. Но теперь ты выросла и знаешь, что делаешь. Ты не станешь доверять такому парню, как он. Последние два года мы прекрасно обходились без мужчины, не так ли?

Я киваю, поеживаясь от дискомфорта, но стараюсь, чтобы Брианна этого не заметила. Правда в том, что идея о том, что Коул всегда уходит — сколько бы доказательств в ее поддержку у меня ни было — кажется мне не более правдоподобной, чем два года назад.

Мне кажется, что он заслуживающий доверия. Твердый. Несокрушимый. Я всю жизнь полагалась на свои инстинкты, и не вижу смысла в том, что с Коулом они настолько сильно ошибаются.

Возможно, гормоны оказывают на нас такое влияние.

Я уже должна была усвоить этот урок.

— В любом случае, дело сделано. Надеюсь, он не задержится здесь надолго. Мне нужно еще кое-что доделать на крыше, но я сейчас не в настроении. Я поработаю над этим завтра.

— Можно и завтра. Не пытайся больше работать над этим сегодня. Мне не нравится, что ты забираешься на крышу, даже когда не испытываешь эмоциональных потрясений.

— Да это не…

Она бросает на меня многозначительный взгляд, заставляющий замолчать мои возражения.

— Ладно. Это было небольшим потрясением. Но я в порядке.

— Делейни Элизабет Роджерс, — у нее в левом уголке рта появляется небольшая ямочка. — Ты всегда была намного лучше, чем просто «в порядке». И однажды люди, помимо твоей старшей сестры, тоже это поймут.

***

В тот вечер Коул все еще в городе, но я изо всех сил стараюсь избегать его. Мы с Брианной занимаем последние два стула за одним из общих обеденных столов, а он садится на другом краю помещения, с двумя пожилыми парами из города. Судя по тому, что я вижу, они много разговаривают, а он отвечает очень кратко. Но он не грубит им открыто, что меня радует без всякой на то причины.

Я не раз бросаю взгляд в его сторону и замечаю, что он наблюдает за мной. Он не улыбается, не жестикулирует и никак иначе не замечает моего присутствия.

Он просто наблюдает за мной в своей обычной молчаливой угрюмой манере.

Это действительно нервирует.

После короткого обмена взглядами я поворачиваюсь и вижу, что Брианна смотрит на меня, приподняв брови.

— Я не хотела смотреть на него, — тихо говорю я ей.

— Знаю. Трудно сдержаться, когда он только и делает, что пялится на тебя.

— Он не…

— Почему ты вообще пытаешься спорить? Ты когда-нибудь видела, чтобы я была невежественной в отношении мужчин?

— Никогда. Ты никогда не была невежественной.

— Так почему же ты не веришь мне, когда я говорю, что ты нравишься этому мужчине? Ты всегда ему нравилась.

Мои щеки вспыхивают. Я бы хотела, чтобы этого не случилось, но это единственное, что я не могу контролировать.

— Но то, что ты ему нравишься, ничего не значит, если он не собирается оставаться рядом.

— Я знаю. Я знаю, что он никогда не останется рядом. Тебе больше не нужно об этом беспокоиться. Просто я правда не понимаю, почему… почему… я ему вообще нравлюсь.

Она издает тихий смешок и качает головой.

— Ну, во-первых, ты всегда была намного красивее, чем ты думаешь. Неважно, как ты одеваешься или что делаешь со своей прической, многие парни это замечают.

— Я никогда не была такой красивой, как…

— Тебе не обязательно походить на меня, чтобы быть красивой, и ты это знаешь. Но помимо этого, иногда между людьми просто вспыхивает искра. Это химия. Феромоны. Что-то вроде того. Иногда между людьми есть искра, и этого нельзя отрицать. Я всегда это чувствовала, наблюдая за вами обоими в то время. Как ты думаешь, почему я так отталкивала его?

— Я не знала. Наверное, я считала, что ты все выдумываешь.

— Я не выдумывала. Между вами что-то есть. Нет смысла это отрицать. Но искры недостаточно, чтобы поддерживать партнерские отношения на протяжении всей жизни. Этого никогда не было достаточно в прошлом. И этого точно недостаточно в том, во что превратился этот мир. Должно быть что-то большее, и это начинается с обязательства быть рядом. Он никогда этого не сделает.

По какой-то причине, несмотря на то, что Брианна не говорит ничего такого, чего бы я уже не знала — чего бы я не повторяла в своей голове снова и снова — ее серьезные слова заставляют меня почувствовать тяжесть. Легкую грусть.

Должно быть, она что-то видит на моем лице.

— Почему бы тебе завтра не отправиться со мной на вылазку?

Обязанности Брианны разделяются на охрану стены и вылазки за припасами или ради отправки сообщений. Сначала руководители сомневались, стоит ли позволять ей покидать безопасные пределы стены, но она доказала, что лучше всех умеет прокрадываться незаметно, находить провизию и возвращаться невредимой.

Мужчины, как правило, прокладывают свой маршрут, полагаясь на свое оружие и численность, чтобы спастись.

Брианна умна. Ее никто не видит, поэтому она никогда не попадает в неприятности.

И ей не нравится ощущение, что она всегда заперта за стенами.

— Нет, мне и тут нормально.

— Ты уверена?

— Да. У меня сегодня свободное утро, так что я собиралась закончить на крыше, пока не так жарко.

— Ладно. Просто дай мне знать, если передумаешь.

***

Я не меняю своего решения, поэтому сразу после рассвета Брианна покидает город одна, а я иду в столовую, чтобы позавтракать пораньше.

В этот ранний час здесь не так много людей. Большинству людей либо нужно идти на утреннюю смену, либо они пользуются возможностью поспать подольше. Я оглядываю толпу сидящих горожан и подхожу к Терезе, пожилой даме, которая первой подобрала нас, когда мы шли в этом направлении два года назад.

Ее муж, Нед, умер несколько месяцев назад.

— Привет, дорогая, — говорит она с легкой улыбкой. — Ты сегодня рано встала.

— Да. Брианна только что ушла на вылазку, так что я решила перекусить перед работой.

— Логично. Ты сегодня в саду?

— Нет. Вообще-то, у меня сегодня выходной, так что я собираюсь немного поработать по дому.

— Не забудь уделить немного времени отдыху. Время от времени это нужно каждому.

— Да. Я так и сделаю.

Тереза, похоже, собирается сказать что-то еще, но ее взгляд падает на дверь позади меня. Выражение ее лица меняется.

— А вот и твой молодой человек.

Я ахаю и оборачиваюсь посмотреть, не успев остановить себя. Конечно же, Коул только что вошел. Его взгляд безошибочно находит меня. Он серьезно смотрит на меня несколько секунд, затем идет к небольшой очереди за едой.

— Он не мой молодой человек.

Тереза пожимает плечами.

— Как скажешь.

— Я вообще не видела его два года.

— Я знаю. Но он по-прежнему смотрит на тебя, как на благословение во плоти. Он всегда так делал.

Я чувствую, как мои щеки вспыхивают. Лучше бы они перестали так делать.

— Ага, конечно. Именно поэтому он исчез с лица земли на два года.

— О, у него есть багаж проблем. Больше, чем у большинства. Но если он когда-нибудь сможет от него избавиться, то ничто не помешает этому мужчине заявить на тебя права, — Тереза изучает выражение моего лица и хихикает. — Не выгляди такой расстроенной. Раньше ты смотрела на него так, словно он развешивал звезды.

— Я знаю, — признаюсь я, потирая лицо и изо всех сил стараясь больше не смотреть в сторону Коула. — Но это было так давно. Я выросла. И я знаю, что лучше больше не доверять чувству влюбленности.

***

За завтраком мне удается избегать Коула, хотя в какой-то момент мне приходится для этого выбежать из столовой. У него такой вид, будто он собирается подойти и заговорить со мной.

А я не хочу с ним разговаривать.

Я чувствую себя неплохо после того, что смогла сказать вчера, и не хочу портить это сегодняшним разговором. Поэтому я спешу обратно в коттедж, собираю свои инструменты и взбираюсь на крышу.

Вчера я закончила с черепицей, но меня беспокоит стык вокруг дымохода, поэтому я хочу заменить его сегодня. Несомненно, как только это будет сделано, крыша будет в порядке как минимум год.

Я работаю уже минут пятнадцать, когда снизу доносится голос.

— Я поднимаюсь, Дел.

Я знаю, кто это, даже не проверяя.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Может, и нет, но ты все равно ее получишь.

Я ворчу про себя, но я не настолько глупа, чтобы ввязываться в потасовку на крыше. Кроме того, Коул почти наверняка разбирается в строительстве лучше меня. Если у меня что-то не получилось, он может это исправить.

Он садится рядом со мной, быстро вглядывается в мое лицо, прежде чем оценить проделанную мной работу.

— Выглядит неплохо, — бормочет он.

Эти слова звучат мягко и буднично, но значат для меня больше, чем любая подобострастная похвала.

— Где ты научилась этой работе? — он поднимается выше по крыше и начинает забивать стыки с другой стороны дымохода.

— Просто на практике. Я думала, ты сегодня уйдешь.

— Пока что нет.

Поскольку мы оба работаем, мы быстро справляемся с задачей. Коул спускается первым, а затем помогает спуститься мне. Его руки задерживаются на моей талии после того, как мои ноги касаются земли, и я делаю шаг назад.

Он опускает руки.

— Что слышно о твоем брате? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Ничего точного. Та банда, с которой он работал на побережье, ушла вглубь страны, но теперь я гадаю, не распались ли они, поскольку в последнее время у меня возникали проблемы с их поиском. Он и еще несколько человек, возможно, связались с командой, которая совершала набеги на места к югу от нас. Но все новости, которые я получаю, поступают из вторых и третьих уст, так что я не знаю, насколько они точны.

— Новая команда, с которой он работает… они…

— Придурки. Точно такие же придурки, как и он.

— Может, он не с ними. Если ты слышал просто какой-то случайный разговор, то на деле все может быть не так.

— Нет. Он с ними, — выражение его лица напряженное. Его глаза мрачные.

Я борюсь с нелепым желанием утешить его.

— Так когда ты отправишься за ним?

— Я не знаю, — его губы странно поджимаются, как будто Коул переживает из-за чего-то. — Вероятно, скоро.

Я киваю.

— Ладно. Хорошо. Спасибо за помощь.

— Не за что. Тебе нужно еще что-нибудь сделать по дому?

Работы по дому много, но в данный момент я не могу ничего придумать. Я с трудом сглатываю.

— Мне не нужна твоя помощь.

— Я понимаю. Но я все равно предлагаю ее. Почему ты должна отказываться?

На этот вопрос есть ответ, но я не уверена, что смогу его сформулировать.

— Мы прекрасно справлялись сами.

— Да. Но это не значит, что ты не можешь принять помощь.

— Брианне нравится, когда мы самодостаточны.

— А тебе что нравится?

— Что?

— Что тебе нравится? Нравится ли тебе быть самодостаточной? — в его взгляде есть что-то такое интимное. Такое чувство, что он может заглянуть мне прямо в душу.

— Я… Я не знаю. В некотором смысле, это освобождает. Возможность делать что-то самостоятельно. Брианна всегда говорит, что помощь оказывается на определенных условиях, и в большинстве случаев она права. Но… Я не знаю… — я пожимаю плечами.

— Скажи мне, — бормочет Коул. Очень тихо. Очень хрипло.

— Было бы неплохо, чтобы обо мне иногда заботились, но больше всего мне хотелось бы… Я вроде как хочу…

— Чего ты хочешь? — он протягивает руку, обхватывает мою щеку своей большой ладонью, и я не отстраняюсь.

— Я хочу иметь возможность заботиться о ком-то еще так же, как они заботятся обо мне. А быть слишком самодостаточной означает, что я не могу даже этого. Я даже не знаю, есть ли в этом смысл.

Он с минуту молчит. Тяжело дышит.

— Есть.

— Я… Я никогда не чувствовала, что могу многое предложить. Даже с Брианной. Такое чувство, что я всегда больше получаю, чем отдаю, — я не обращаю внимания на дискомфорт от своей уязвимости. Затем вспоминаю, с кем я разговариваю. — В любом случае, это не имеет значения. Я ценю твою помощь с крышей, но в остальном у нас все в порядке. И Брианна не захочет, чтобы ты заходил в дом.

Коул вздыхает и отступает на шаг.

— Да. Я понимаю это, — он медлит, его лицо на мгновение искажается. — Ладно. Тогда увидимся позже.

Эти слова звучат почти как вопрос.

— Да. Наверное, увидимся. Пока ты в конце концов снова не уйдешь.

***

Я весь вечер нервничаю, и Брианна, очевидно, это замечает. Когда мы вместе ужинаем в столовой, сидя в одиночестве в конце стола, она говорит:

— Завтра утром мне нужно совершить еще одну вылазку. Почему бы тебе на этот раз не пойти со мной?

— Зачем?

— Зачем? Затем, что оставаться здесь, когда он здесь, явно влияет на тебя. Возможно, тебе нужно подышать свежим воздухом.

Я смотрю на ее лицо. Вижу, что она серьезна. Она беспокоится обо мне и пытается помочь.

— Я буду тебя тормозить.

— Нет, не будешь. Завтра задача проще простого. Я просто передаю сообщение, и нужное место всего в нескольких милях отсюда. Ты можешь пойти со мной. Возможно, тебе стоит ненадолго выйти. Прогуляться, — совершенно ясно, от кого, по ее словам, мне нужно держаться подальше. Коул ест за соседним столиком, и она быстро переводит на него взгляд.

— Завтра утром у меня смена рыбалки на реке.

— Так спроси, не согласится ли кто-то поменяться сменами. Бьюсь об заклад, кто-нибудь согласится. Ты никогда не просишь о таком.

Я колеблюсь всего мгновение. Совершаю ошибку, оглядываясь на Коула.

Наши взгляды встречаются. Меня захлестывает волна удовольствия, узнавания, возбуждения.

Это нелепо. Я не должна так реагировать на мужчину — я знаю, что ни на одного мужчину нельзя положиться.

— Хорошо, — говорю я сестре. — Если я смогу поменяться сменой, я пойду с тобой.

***

На следующее утро мы с Брианной встаем до рассвета. Я быстро умываюсь водой, которую мы вчера накачали из колодца, а затем натягиваю потертые джинсы, белую майку и поношенную толстовку с капюшоном. Я заплетаю волосы в две очень короткие косички и уже готова, когда Брианна заходит в дом, чтобы поторопить меня.

Я наполовину взволнована тем, что собираюсь заняться чем-то новым, и наполовину расстроена тем, что покидаю Монумент, когда Коул находится за этими стенами.

Это глупо, но это правда. И это еще один признак того, что для меня, вероятно, лучше всего уйти.

Я беру заранее приготовленную сумку, которую обычно ношу с собой, а Брианна берет свою дорожную сумку. Затем мы идем по тихим улочкам городка, пока не доходим до главных ворот.

Первое, что я вижу — это Коул. Он стоит там и разговаривает с охранником.

Что, черт возьми, он здесь делает?

— Да будь он проклят, — бормочет Брианна.

Коул нас заметил. Он наблюдает за нашим приближением, его пристальный взгляд нервирует. Затем он делает жест головой в сторону, и я точно знаю, что он хочет сказать.

— Тебе не обязательно с ним разговаривать, — говорит Брианна.

— Я в курсе. Быстренько узнаю, чего он хочет, и потом мы уйдем. Я в порядке, Брианна. Правда в порядке.

— Хорошо, — она не выглядит довольной, но не спорит. Она отходит в сторону, а я направляюсь туда, куда отошел Коул.

— Куда ты идешь? — хрипло спрашивает он.

— У Брианны вылазка. Я иду с ней.

— Почему?

— Почему бы и нет? Какое тебе до этого дело?

— Там опасно. Может показаться, что становится все безопаснее, но все равно опасно.

— Я знаю, что там опасно. Мы умные. С нами все будет в порядке.

Он открывает рот, и я знаю, что это для того, чтобы возразить еще раз.

— Ты не имеешь права решать, что я делаю, а что нет. Вот так мы живем свою жизнь. Вот уже два года мы прекрасно обходимся без тебя. Если ты решил материализоваться снова, это еще не значит, что ты можешь претендовать на роль нашего защитника. В прошлый раз я говорила совершенно серьезно.

— Ты мне не доверяешь, — его голос как никогда напоминает хриплый рокот гравия.

— Верно. Я тебе не доверяю. Я ценю все, что ты делал для нас раньше, но это не дает тебе права вмешиваться в мою жизнь сейчас. Я самостоятельный человек и сама принимаю решения. Мне больше не нужна твоя защита.

Что-то искажается на его лице, в мускулах челюсти. Я вижу это, хотя это всего лишь легкое движение.

Коул не то чтобы зол, но испытывает какие-то глубокие чувства.

— Так что ты можешь идти и заниматься своими делами. Продолжай искать своего брата. Я очень надеюсь, что ты найдешь его. А я буду заниматься своими делами, — я замолкаю на мгновение. — И мои дела — это больше не ты.

Он стоит как статуя. Как гранит. Смотрит на меня, но ничего не говорит и даже глазом не моргает.

Я вздыхаю и отворачиваюсь, возвращаясь к своей сестре и жизни, которую мы построили для себя.

Возможно, это не совсем то, чего мы хотим, но последние два года мы были в безопасности. Мы сами принимали решения о том, что с нами происходит.

И я никогда не думала, что нам снова будет дозволена такая роскошь.

Глава 6

Мы с Брианной идем через лес.

У нас нет другого транспортного средства, кроме велосипеда, и даже если бы что-то имелось, бензина все равно нет. Все дороги сейчас в таком плохом состоянии, что от велосипедов обычно больше проблем, чем пользы. Быстрее и проще дойти пешком туда, куда нам нужно.

В любом случае, в стороне от дороги легче оставаться незамеченными.

Брианна знает туристические тропы в этом регионе гораздо лучше, чем я, поэтому я доверяю ей составление маршрута. Мы направляемся на юг по старой горной тропе, и я наслаждаюсь физической нагрузкой и прохладным утренним воздухом, который стал намного чище, чем раньше. День обещает быть жарким, но солнце все еще низко над горизонтом. Небольшой холодок в воздухе как раз подходит для пеших прогулок.

Я рада, что Брианна предложила мне пойти с ней.

Я рада, что могу ненадолго выйти из города.

Может быть, Коула уже не будет, когда я вернусь.

И, может быть, я никогда его больше не увижу.

От этой последней мысли у меня внутри все сжимается, но я целенаправленно очищаю свой разум, пока снова не расслабляюсь. Все в порядке. Все хорошо.

Настолько хорошо, насколько это вообще возможно в этом жестоком мире.

Брианна сегодня утром неразговорчива, но это поднимает мне настроение. Я не из тех людей, которым нужны постоянные разговоры, и мы с сестрой всегда понимали друг друга с полуслова.

Сейчас она на задании. Возможно, это не вопрос жизни и смерти, но это ее работа, которую она должна выполнять. Ее голубые глаза блестят, а щеки порозовели. Она хорошо проводит время.

Свобода и самостоятельность, которые у нас есть в последнее время, нужны ей даже больше, чем мне.

Проходит несколько часов, прежде чем мы останавливаемся передохнуть, попить воды и пописать. Мы сидим на корнях больших деревьев, прислонившись к стволам, и улыбаемся друг другу.

— Мы почти на месте, — наконец говорит Брианна. — У нас есть еще полчаса. Мы подойдем к тому месту, которое раньше было городом. Сейчас оно полностью разрушено, так как находится на месте, где раньше проходила главная дорога. Мы пройдем по краю. Там есть старая заправочная станция, которая используется как пункт передачи сообщений. Иногда мимо нас проезжают люди, которые проверяют наличие сообщений и передают их дальше.

— Что запрашивается в этом сообщении?

Она достает записку и читает ее.

— Лекарства. Мы всегда просим об этом. И семена или саженцы фруктовых деревьев. Они хотят вырастить фруктовые сады, а у нас есть только вишневые деревья.

— О. Хорошо. Значит, у кого-то где-то есть яблони или груши, и он отправит что-нибудь в нашу сторону?

— Есть надежда. Мы живем на окраине, поэтому сообщения здесь проверяют не так часто, как в тех местах, что в глубине страны. Но с каждым годом они расширяют свою сеть, так что, возможно, в конечном итоге мы получим какую-то помощь.

— Конечно, было бы неплохо иметь яблоки.

— Знаю, — она встряхивает руками и плечами, прежде чем подняться на ноги. — Хорошо. Давай двигаться дальше. Прохождение этого города — самая опасная часть нашего путешествия, так что веди себя тихо и следуй моим указаниям.

Я киваю, не обращая внимания на ее властность старшей сестры, потому что она в отличие от меня на самом деле знает, что делает.

Конечно, я буду делать то, что она говорит.

Мы проходим небольшое расстояние, после чего выходим из-под прикрытия деревьев. Как она и сказала, мы оказываемся на том, что раньше было четырехполосным шоссе. Брианна оглядывается по сторонам, затем жестом показывает перейти его.

Дорожное полотно пришло в негодность из-за непогоды. Я стараюсь двигаться так же быстро, как Брианна, но мне приходится смотреть под ноги, чтобы не наступить в выбоину или не грохнуться на крошащийся асфальт.

Когда мы переходим шоссе, то оказываемся в месте, которое, очевидно, когда-то было городом. Как сказала моя сестра, оно превратилось в руины. Такие разрушения не могли быть вызваны только временем и климатом. Похоже, кто-то прошел здесь на танках и грузовиках.

Вероятно, здесь прошло стадо, когда по дорогам еще бродили толпы агрессивных людей. К настоящему времени они все разбились на более мелкие банды и стаи — все еще опасные, но уже не такие неудержимые.

Брианна передвигается быстро и бесшумно, как тень. Это действительно впечатляет. Я изо всех сил стараюсь не отставать и не спотыкаться о камни или собственные ноги.

Когда мы подходим к заправочной станции, она приподнимает несколько тяжелых досок, чтобы открыть дыру. Внутри лежит большой пакет, который она берет и кладет на его место записку вместе со своим собственным пакетом, как я предполагаю, с овощными семенами.

У нас их много, но кому-то где-то они могут понадобиться.

Будет справедливо предложить что-то в обмен на то, что мы просим.

— Хорошо, — говорит Брианна, положив доски на место и выпрямившись. — Все в порядке. Давай вернемся.

— Что они нам дали?

Она встряхивает сверток.

— Похоже на таблетки. Они поместятся в твоей сумке?

— Да, конечно, — я расстегиваю молнию на сумке и позволяю Брианне положить в нее сверток, прежде чем снова закрываю ее и набрасываю лямки на плечи.

— Давай вернемся в лес. Там мы сможем не торопиться.

Я киваю. Этим утром мы не видели и не слышали никаких признаков того, что здесь кто-то есть, но это может измениться в любой момент, так что нет причин рисковать.

Мы пересекаем город и почти оказываемся на шоссе, но тут слышим какой-то звук.

Он знакомый, хотя и не так часто встречается, как раньше.

Двигатель. Больше одного.

Транспортные средства.

Приближаются к нам прямо сейчас.

Брианна без колебаний и передышек разрабатывает стратегию. Она хватает меня за руку и тащит обратно в том направлении, откуда мы пришли — вверх по холму, к старой церкви, одному из немногих сохранившихся зданий в городе.

Она, очевидно, точно знает, где она находится, и что это одно из немногих укрытий поблизости, которое может обеспечить нам безопасность.

На мгновение мы забиваемся в угол. Затем Брианна встает и выглядывает в ближайшее окно.

— Черт, — выдыхает она.

Я стараюсь быть хорошей и слушаться, но некоторые вещи невозможно игнорировать. Я выпрямляю ноги, чтобы тоже посмотреть в окно.

Отсюда открывается прекрасный вид на спуск с холма и старое шоссе. От того, что я там вижу, у меня перехватывает дыхание.

Путешественники уже не так часто встречаются на дорогах, как два года назад. К настоящему времени большинство людей либо мигрировали в центральную часть страны, либо осели на месте, либо умерли. Но мы иногда видим их, проезжающих мимо Монумента. Людей, у которых закончились еда и припасы, и которые находятся в поисках нового дома. Или тех, до кого доходят слухи о более развитой цивилизации, окружающей бывшие города в центре континента — Хьюстон, Сент-Луис и Чикаго, как предполагается, восстановили свою инфраструктуру, включая электричество, больницы и школы — и у них есть постоянные армии для защиты.

Но просачиваются и другие истории. Эти армии поддерживают порядок в той же мере, что и защищают от внешних угроз. А лидеры осуществляют авторитарный контроль.

Это, вероятно, неизбежно. Люди напуганы, и поэтому они отказываются от определенных свобод ради безопасности. Никто не может их винить. Уж точно не я.

Но я слышала слишком много историй, которые заставляют меня нервничать, и в любом случае это долгое и опасное путешествие в неизвестном направлении.

Монумент настолько безопасен и удобен, насколько нам нужно.

Но дело в том, что когда путешественники встречаются все реже, становится легче отличить мигрантов с благими намерениями от бродячих преступников. Те, кого мы видим на шоссе — определенно не мигранты.

Мы слишком далеко, чтобы разглядеть лица, но там как минимум три джипа и несколько мотоциклов. Слишком много людей с автоматами.

Это больше любой бродячей банды, которую я видела за последние годы. Я вижу шестьдесят или семьдесят человек.

Если бы мы опоздали хотя бы на минуту, они бы догнали нас, пока мы переходили дорогу.

От одной этой мысли у меня сводит нутро. Я прикрываю живот рукой.

Брианна бросает на меня косой взгляд.

— Нам лучше надеяться, что они скоро покинут этот район.

— Может быть, они просто проезжают мимо. Ты же не думаешь, что они попытаются напасть на Монумент?

Она пожимает плечами.

— Надеюсь, что нет. Я думаю, мы сумеем выстоять, но это будет нелегко. На всякий случай нужно поскорее вернуться, чтобы предупредить их.

— Но они ведь направляются прочь от нас, не так ли?

— Похоже на то. Но если они в этом районе, они будут представлять угрозу. Кто сказал, что они не развернутся? И возможно, эта группа — не вся их численность. Мне не нравится, что они здесь.

— Да, — я тру глаза, которые кажутся слишком сухими. Было бы неплохо иметь при себе глазные капли. — Мне тоже. Но нам нужно подождать, пока они не уйдут, прежде чем мы покинем эту церковь.

— Конечно. Мы подождем минимум пятнадцать минут после того, как они скроются из виду. Затем я проверю, все ли в порядке, чтобы убедиться, что выходить безопасно.

Мы разговариваем приглушенным шепотом, хотя кажется очевидным, что в данный момент поблизости никого нет. Я хочу поспорить с последним утверждением Брианны, но воздерживаюсь от возражений.

Я не собираюсь быть глупой или упрямой. Брианна гораздо лучше меня знает, как ориентироваться за стенами. Если она считает, что ей нужно все разведать, прежде чем я покину убежище в этой церкви, то я доверюсь ей.

Кажется, для нас безопаснее оставаться вместе, но, черт возьми, откуда мне знать?

Мы довольно долго ждем в тишине. Мне кажется, что это длится до смешного долго, но, вероятно, прошло всего пятнадцать минут. Каждые несколько минут Брианна выпрямляется, чтобы выглянуть в окно, но после того, как основная группа перевалила через последний холм, который мы можем видеть с этой позиции, больше никого не видно.

— Ладно, — говорит она наконец, поднимаясь на ноги и отряхивая джинсы. Они выглядят еще хуже, чем мои: порваны на коленях и почти просвечивают на задней части бедра. Она достает пистолет из кобуры на поясе, которую надевает всякий раз, когда выходит за пределы города. — Я собираюсь проверить обстановку. Скоро вернусь за тобой.

— Хорошо, — я сглатываю. Мне ненавистно, что она уходит, будет там одна, хотя я прекрасно знаю, что она всегда умела позаботиться о себе. — Как долго тебя не будет?

— Пять минут. Самое большее десять. Я просто хочу убедиться, что на шоссе никого нет.

Я киваю, прикусывая нижнюю губу, чтобы не попроситься с ней. Мне не нравится быть здесь одной, но еще больше я ненавижу, когда она остается одна перед лицом возможной угрозы.

— Будь осторожна.

Брианна демонстрирует мне ямочку на щеке, прежде чем скрыться за дверью.

— Я всегда осторожна.

***

У меня нет часов, поэтому я не могу точно определить время. Я могу только догадываться, сколько проходит минут. Через некоторое время я начинаю нервничать и считать секунды. Один Миссисипи. Два Миссисипи. Три Миссисипи. Четыре…

(Если считать секунды просто как «один, два, три, четыре», то неизбежно получится слишком быстро, и результат будет неверным. Поэтому люди придумали использовать определенные промежуточные слова, чтобы устный счет секунд получался более корректным. Миссисипи — одно из таких слов, — прим.)

Я уже девять раз добиралась до шестьдесят Миссисипи и начинаю по-настоящему беспокоиться.

Брианны нигде не видно. Ни проблеска, ни звука.

Прошло, должно быть, больше десяти минут. Она сказала «самое большее десять».

Что-то не так. Она не вернулась, когда должна была. И я понятия не имею, что мне делать.

Я жду еще несколько минут, насколько могу судить, а потом просто не могу усидеть на месте. Я должна что-то сделать.

У меня нет оружия. Меня учили им пользоваться, но у меня всегда плохо получалось. Я могу нормально видеть в обычных условиях, но мое зрение на расстоянии не такое хорошее. Очки, которые я носила в детстве, давно сломались. Они бы мне все равно больше не подошли. Из-за моего ограниченного зрения я не могу точно попасть в цель, которая находится слишком далеко. Я старалась. Тренировалась. Пыталась найти способы приспособить зрение, чтобы я могла использовать оружие для самозащиты. Но это бесполезно, и все, кто пробовали мне помочь, согласились, что носить оружие для меня опаснее, чем быть без него.

Наиболее вероятный сценарий — это то, что я попаду в человека, которому не хотела бы навредить.

Так что у меня нет оружия более опасного, чем мой нож. Но я не могу просто оставаться здесь и тщетно надеяться, что Брианна появится снова.

Поэтому я делаю шаг за дверь, осматриваясь по сторонам, затем продолжаю идти в том же направлении, в котором ушла она.

Я спускаюсь с холма, огибая город, как мы делали раньше. Когда я добираюсь до шоссе, оно кажется пустым. Я выглядываю из-за деревьев, пока не убеждаюсь, что все безопасно.

Брианны нет. Это не к добру. Но и больше я никого не вижу.

Поэтому я выхожу на дорогу.

Я преодолела половину пути и тут резко останавливаюсь.

Кто-то вышел из тени на другой стороне шоссе, и это определенно не Брианна.

Это мужчина. На вид ему около тридцати. С длинными сальными волосами и перепачканными грязью лицом и руками. На плече у него нелепо большая винтовка.

Он ухмыляется, и я знаю этот взгляд.

Бл*дский ад, я знаю этот взгляд.

У меня сжимается горло. Я холодею как лед. Несмотря на прилив страха, у меня хватает здравого смысла быстро развернуться на пятках и броситься бежать прочь.

Если он в меня выстрелит, значит, он в меня выстрелит. Я не собираюсь стоять и ждать этого. И я определенно не собираюсь позволять ему сделать то, чем угрожает его жуткая улыбка.

Я делаю всего четыре шага, и передо мной появился другой мужчина. Он крупнее и угрюмее, чем первый мужчина, но выглядит не менее опасным.

Инстинктивно отскакивая и от него, я едва успеваю сделать шаг, как он хватает меня. Его хватка жесткая. Оставляет синяки. Я все равно сопротивляюсь, отбиваясь от него ногами и не издавая ни единого звука.

Может, мне стоит закричать? В мире чудес кто-нибудь достойный оказался бы рядом и услышал меня.

Но это не мир чудес, и рядом нет никого, кто услышал бы мой крик, даже если бы я была способна закричать.

У меня такое чувство, что я задыхаюсь, когда пытаюсь ударить мужчину коленом по яйцам и одновременно расцарапать ему лицо. У него тоже есть винтовка, но он не в том положении, чтобы ею воспользоваться. Все, что у него сейчас есть против меня — это его сила и тот факт, что он в два раза больше меня.

— Держи ее неподвижно, — огрызается первый мужчина. — Что с тобой не так, бл*дь?

— Она мерзкая маленькая сучка, — мужчина, который схватил меня, умудряется ударить меня прямо в живот. Я сгибаюсь пополам от боли, и на мгновение у меня перехватывает дыхание.

— Возьми ее под контроль. Я позову их обратно. Не могу поверить, что мы нашли еще одну.

Еще одну.

Они схватили Брианну.

Я знаю это наверняка.

Мое горло обретает свободу. Мне удается закричать. Это скорее гнев, чем страх, но крик громкий и пронзительный.

Первый мужчина вытащил что-то похожее на свисток. Он сказал, что собирается позвать остальных. Должно быть, это сигнал тревоги. Очень скоро вся банда набросится на меня.

Это кошмар, разворачивающийся при свете дня.

Я снова вырываюсь, и мне наконец удается нанести скользящий удар ему в пах. Удар не совсем точный, но этого достаточно, чтобы он разозлился и ослабил хватку.

Я пытаюсь выхватить у него винтовку — мне нужно убить того первого человека, прежде чем он свистнет и позовет остальных обратно — но он достаточно сообразителен, чтобы оттолкнуть меня. С силой.

Я падаю на землю. Первый мужчина подносит свисток к губам.

Съежившись, со слезами боли, текущими по моему лицу от ударов, я жду, когда раздастся свисток. Звук моего приговора.

Может быть, это не имеет значения.

Брианна уже у них.

Вместо свиста я слышу странный свистящий звук, а затем приглушенное оханье. Из ниоткуда появляется нож и вонзается в шею первого мужчины сбоку. Кровь брызжет вокруг, когда он падает на землю.

Он делает пару странных движений. Затем замирает.

Он мертв. Сомнений нет.

Второй мужчина явно поражен не меньше меня. Несколько секунд он непонимающе смотрит на своего упавшего товарища.

Затем, должно быть, до него что-то доходит, потому что он бросается ко мне и хватает за руку таким движением, что мне становится так больно, и я давлюсь криком.

Это продолжается недолго. Раздается тихий рычащий звук, и кто-то бросается на моего похитителя. Двое мужчин падают на землю, и это было бы похоже на борьбу, если бы один из них не контролировал ситуацию полностью.

Коул.

Конечно, это он.

Кто еще это мог быть?

Он лежит на том мужчине, сжимая его горло руками. Мужчина извивается и брыкается, тщетно сопротивляясь. Это не имеет значения. Через пару минут второй мужчина погибает так же быстро, как и первый.

И никто не успел предупредить остальных.

У меня все болит. Я едва могу вздохнуть полной грудью. Мое сердце колотится от страха и избытка адреналина. Но мне удается подняться на ноги, когда Коул, наконец, отпускает мужчину и встает.

Мы смотрим друг на друга.

— Брианна у них, — выдыхаю я. Мой голос едва слушается.

— Знаю. Я издалека видел самый конец ситуации. Я искал тебя, но потом услышал твой крик и вернулся.

— Ты видел это? Ты видел, как они ее забрали?

— Частично. Эти парни, должно быть, шли в конце группы как разведчики или часовые. Они поймали ее так же, как и тебя, и, должно быть, позвали остальных назад. Я видел издалека, как она ушла с ними. Я подумал, что ты, возможно, мертва, — в его голосе слышится странная хрипотца.

Я понятия не имею, что с этим делать, поэтому отодвигаю этот странный момент на задний план.

— Значит, они похитили ее? Та банда, которая проходила мимо?

Коул кивает.

— Она пошла с ними добровольно.

— Ты же не думаешь, что она хотела…

— Конечно, нет! Но она не сопротивлялась им. Она умна и знает, как выжить. Она пошла с ними добровольно.

Я пристально смотрю на него, но на самом деле не вижу его напряженного лица. Я точно знаю, что произошло. Я вижу это так ясно, как если бы я была свидетелем этого. Брианна оказалась в ловушке. Она немедленно переключилась в режим выживания, как делала это все время в прошлом, когда пыталась сохранить нам обеим жизнь. Она улыбнулась. Придумала историю. Сделала вид, что она согласна.

Предложила им то, что они хотели, чтобы они не брали это силой.

И чтобы они держались подальше от меня.

Она всегда знала, что делать, когда ее загоняют в угол, и всегда была готова использовать свое тело, чтобы защитить меня.

Сегодняшний день ничем не отличается от предыдущих разов.

— Сначала меня здесь не было… когда они вдвоем схватили твою сестру. Когда я пришел сюда, их было уже около восьмидесяти, — хрипло говорит Коул. — Я ни за что не смог бы…

— Я знаю, что ты не смог бы это остановить, — я бы ни в коем случае не стала винить его в случившемся, как бы я ни была расстроена из-за Брианны. — В любом случае, спасибо, что спас меня.

Он коротко кивает, пристально глядя на меня и словно пытаясь понять, о чем я думаю.

— Что ты собираешься делать?

Я сглатываю.

— Не знаю. Я должна попытаться помочь ей.

— Понимаю.

— Но я не знаю, как именно.

Коул с минуту смотрит на меня, тяжело дыша. По вискам у него стекает пот и выступает бисеринками на лбу, но он не вытирает его. Его глаза сейчас кажутся скорее угольно-серыми, чем серебристыми. Затем:

— Полагаю, у тебя есть два варианта. Ты можешь вернуться в Монумент и попытаться заручиться чьей-нибудь помощью.

Я качаю головой.

— Это не сработает. Они порядочные люди, но они не станут рисковать многими людьми ради того, что считают тщетным. Только не ради спасения одного человека. Гоняться за восьмьюдесятью головорезами на джипах и мотоциклах? Не-а. Они этого не сделают.

Я видела, как они делали подобный выбор раньше, и всегда понимала. И сейчас ничего не изменится только потому, что в опасности оказалась Брианна.

— Тогда мы с тобой сами можем последовать за ними и дождаться удобного случая.

Я моргаю.

— Ты пойдешь со мной?

Коул хмурится. На лбу у него пролегают складки. Его глаза сужаются, и в них появляется яростный блеск.

Как будто он не может поверить, что я вообще спрашиваю.

Я сглатываю, волнение в животе немного утихает. По крайней мере, мне не придется делать это в одиночку.

— Ладно. Спасибо. Это звучит как лучший вариант, — я замолкаю и скрещиваю руки на груди. — Я не позволю просто так ее похитить.

— Я знаю, что ты этого не допустишь. Я знал это с самого начала. Так что мы последуем за ней. Разведаем обстановку. Может быть, мы найдем шанс спасти ее.

В его голосе нет оптимизма, и я едва ли могу его за это винить.

Шансы того, что мы все трое выживем, малы. Самым разумным было бы вернуться в Монумент и жить своей жизнью без сестры. Именно этого хотела бы от меня Брианна.

Но я ни за что на свете не сделаю этого.

Ни за что, пока я сама дышу.

Я киваю.

— Ладно. Тогда пошли.

Глава 7

Остаток дня проходит несчастно. Так же несчастно, как некоторые из тех ранних безрадостных дней на побережье.

Мы с Коулом идем по горам, следуя вдоль шоссе, но не шагая прямо по нему. Мы держимся за деревьями, чтобы нас было не так видно, так что здесь нет даже пешеходной тропы, по которой мы могли бы пройти.

Коул достает свой длинный нож и срезает с дороги самые толстые ветки и листву, чтобы мы могли пройти, но на меня постоянно нападают листья, сучья и плющ, и продвигаюсь я гораздо медленнее, чем следовало бы.

С каждой минутой, проведенной в лесу, Брианна оказывается все дальше от меня. Они на машинах. Мы идем пешком.

И одному Богу известно, что они с ней делают.

Коул неразговорчив, но я и не ожидала, что он будет болтать. Он, вероятно, ответил бы, если бы я завела разговор, но я все равно не в настроении общаться.

Я продолжаю пытаться представить сценарии, в которых мы могли бы каким-то образом спасти Брианну, но даже мое довольно активное воображение не в состоянии найти подходящие варианты.

Возможно, мы даже никогда не догоним их, не говоря уже о том, чтобы спасти ее от этих монстров.

После драки с парнями, которых убил Коул, у меня остались синяки, но они волнуют меня меньше всего. К тому времени, как солнце садится за горизонт и в лесу становится больше теней, чем света, я почти забываю о том, что у меня болят разные части тела. Есть так много более важных поводов для беспокойства.

Коул резко останавливается. Так неожиданно, что я врезаюсь прямо в него.

Я инстинктивно хватаюсь за его рубашку. Она влажная от пота и хранит в себе его естественный запах. Я вдыхаю его. Я бы не назвала этот запах приятным, но мне бы хотелось не испытывать такое чувство, будто этот запах принадлежит мне.

— Ты слышишь это? — бормочет он.

Я не слышу ничего, кроме слабого жужжания ночных насекомых и легкого хриплого дыхания Коула.

— Нет.

— Возможно, это ничего не значит. Давай продолжим.

Очень скоро в этих лесах наступит кромешная тьма. Одна неоспоримая истина, которую все понимают в этом мире, заключается в том, что никогда, ни в коем случае нельзя оставаться на открытом пространстве в темноте, но я не собираюсь предлагать нам остановиться. Чем дальше мы продвинемся этим вечером, тем меньше будет расстояние между мной и Брианной.

Коул достает из сумки фонарик — один из тех, в которых батарейки якобы должны работать вечно — и направляет его левой рукой перед собой, а правой рубит лозы.

Мы идем еще минут пятнадцать-двадцать, и тут он снова останавливается. Я не спрашиваю, почему. Даже в полумраке я вижу, что он прислушивается.

— Я думаю, они остановились на ночь. Я почти уверен, что слышу именно их, и не похоже, чтобы они двигались.

— Ладно. Хорошо, — впервые за несколько часов в моей груди вспыхивает искорка надежды. — Я удивлена, что они не продвинулись дальше.

— Даже на машинах по таким плохим дорогам ехать приходится медленно. И я уверен, что они то и дело останавливаются, чтобы разграбить припасы. Такие придурки всегда так делают.

Без сомнения, они убивают людей, чтобы забрать их вещи. Но я этого не говорю. Нет смысла озвучивать эту мысль.

Коул прибавляет шагу. Теперь он знает, куда идет. И вскоре я слышу то же, что и он. Раздается гул голосов. Их много. Это определенно та самая банда.

Интересно, заметили ли они, что двое из них так и не вернулись.

Может, такое случается постоянно.

Мы продолжаем идти, пока солнце не садится, и мир освещается только полумесяцем и фонариком Коула. Голоса становятся все громче, пока, наконец, Коул не останавливается.

— Они прямо за тем холмом.

— И что же нам делать?

Он смотрит на холм вдалеке, а затем снова на меня. Его губы кривятся, как будто он разрывается на части.

— Скажи мне, — выдавливаю я из себя, понимая, что все, что его беспокоит, имеет отношение к моей безопасности.

— Я могу пойти и проверить. Мне нужно оценить ситуацию. Но я не хочу, чтобы ты оказывалась так близко к ним.

Больше всего на свете я хочу собственными глазами увидеть Брианну живой и невредимой, но мои желания — сейчас не самое главное.

Нашим приоритетом должно быть то, что лучше для Брианны. И мы не сможем спасти ее, пока не узнаем, с чем имеем дело.

— Если, по-твоему, здесь есть место, где я буду в безопасности, то я останусь там, а ты можешь отправиться на разведку сам.

Коул моргает, явно удивленный моим предложением.

— Я также не в восторге от идеи оставить тебя одну.

— Ну, не два горошка на ложку. Либо я буду с тобой, когда ты подойдешь ближе к ним, либо останусь одна. Выбирай, что, по твоему мнению, безопаснее, и мы сделаем это.

Это почти незаметно, но его губы чуть смягчаются. Я понятия не имею, почему.

— Ладно. Тогда держись за мной.

Я киваю и продолжаю следовать за ним, пока он поднимается на холм. Мы все еще среди деревьев, все еще вне поля зрения, когда Коул выключает фонарик, и мы поднимаемся на самую вершину холма.

Вокруг их лагеря горят огни. Пара костров и множество фонарей на батарейках. Так что мы можем видеть многое из того, что происходит внизу.

Насколько я могу судить, там много выпивки и кутежей.

Никаких признаков Брианны, но есть пара установленных палаток. Возможно, она в одной из них.

По периметру лагеря расставлена вооруженная охрана. У меня внутри все переворачивается, когда я вижу, сколько их.

Даже если большая часть банды занята отдыхом, попасть в этот лагерь непросто.

Особенно так, чтобы не быть застреленным.

Особенно всего двум людям, даже если один из них такой сильный и умелый, как Коул.

Он качает головой.

— Не вижу шансов. Не сегодня.

Я сглатываю.

— Ладно. По крайней мере, мы их догнали. Если мы продолжим преследовать их, возможно, мы найдем уязвимый момент.

— Да, — в его голосе не слышится надежды, но и у меня самой ее нет.

Если эти головорезы прожили так долго и накопили так много имущества, они не могут быть глупцами. Они знают, что делают. Вряд ли они оставят себя в уязвимом положении.

Но что, черт возьми, мы еще можем сделать?

— Значит, нам следует разбить лагерь где-нибудь поблизости? — спрашиваю я.

Коул сжимает челюсти.

— Нам нужно быть достаточно далеко, чтобы оставаться в безопасности. Я уверен, у них вошло в привычку выставлять часовых и разведчиков, подобных тем, с которыми мы столкнулись ранее. Но мы будем держаться достаточно близко, чтобы их слышать. Нам придется разбить лагерь в лесу.

— Ничего страшного. Я много раз делала это раньше. Жаль, что у нас нет больше припасов. У меня в сумке еды на день, но вода на исходе.

— Я видел неподалеку ручей. Если мы отойдем достаточно далеко, то сможем развести небольшой костер и вскипятить воду, чтобы на завтра у нас была питьевая вода.

Это хорошая идея. Так лучше, чем рисковать и брать воду прямо из неизвестного ручья.

Наша колодезная вода в Монументе настолько чистая, что нам уже давно не приходилось сталкиваться с подобными реалиями.

— Хорошо, — говорит Коул. — Пошли. Я найду нам какое-нибудь место для ночлега.

***

Коул ведет нас глубже в лес, вдоль ручья, пока не находит защищенную бухту, отгороженную выступающими скалами с одной стороны и деревьями с другой. Там он расчищает землю, пока не остается только мягкая грязь с редкими травинками.

Не говоря ни слова, он начинает собирать упавшие ветки, чтобы развести небольшой костер.

Пока он работает, я подхожу к ручью, чтобы наполнить маленький котелок из рюкзака Коула и вскипятить воду, как только он разведет огонь.

Вода — это самое важное, что нам сейчас нужно. Рано или поздно нам придется найти еще еды, но какое-то время мы можем обойтись тем немногим, что у нас есть с собой.

Коул разжигает костер старой спичкой из коробка, который лежит в его рюкзаке. Он, вероятно, способен развести огонь и без спичек, но помощь, несомненно, облегчает задачу. Через несколько минут огонь приятно потрескивает, и он ставит котелок нагреваться над ним.

Мы достаточно далеко от банды, и я больше не слышу их голосов, но Коул утверждает, что все еще слышит их, и у меня нет причин ему не верить.

Никто из нас не ел с самого раннего завтрака. На двоих у нас есть сэндвич с беконом, пара помидоров, немного вяленой свинины и пара банок тушеных бобов, которые Коул где-то раздобыл. Мы разделяем сэндвич пополам, разогреваем на огне одну банку фасоли и тоже делим ее меж собой.

Если мы будем осторожны, нам хватит еды еще на пару дней. Наверняка по дороге мы сможем найти что-нибудь еще, чтобы перекусить.

Когда мы заканчиваем есть и наполняем наши бутылки водой, Коул споласкивает свой котелок и убирает его в рюкзак. В процессе он достает полотенце. Это наводит меня на мысль.

— Я собираюсь немного помыться у ручья, если ты не возражаешь.

— А почему я должен возражать?

— Можно мне воспользоваться этим? — я тянусь за полотенцем.

— Конечно. Здесь есть и мыло, если хочешь.

Это больше, чем я могла надеяться. Я беру полотенце и мыло и направляюсь к ручью, чтобы снять носки и обувь.

В прошлом году двое парней из города вернулись из поездки с тележкой, полной собранной на свалке одежды, и среди них была пара походных ботинок, которые мне идеально подошли. Пока что они держатся довольно хорошо, я могу ходить, не натирая ноги и не рискуя, что обувь развалится на части. Надеюсь, они продержатся еще долго.

Я начинаю стягивать джинсы, но понимаю, что Коул все еще сидит у огня, наблюдая за мной в мерцающем свете.

Когда он видит, что я его замечаю, он говорит:

— Ты хочешь, чтобы я отвернулся?

Он бы согласился, если бы я его попросила. Я в этом абсолютно уверена.

— Мне на самом деле все равно. Я сейчас не планирую раздеваться.

Не его присутствие удерживает меня от этого. Нас окружает жуткий темный лес.

Я снимаю джинсы и толстовку с капюшоном, в которых была весь день, и наклоняюсь в майке и трусиках, чтобы зачерпнуть воды и ополоснуть лицо, шею, руки и ноги, используя его мыло, чтобы намылиться, а потом смываю пену.

Я не особенно стесняюсь своего тела. Я худощавая, но благодаря физическим нагрузкам мое тело довольно подтянутое. Хотя грудь у меня не ахти какая, зато задница приятно округлая. По крайней мере, я всегда считала ее одной из своих лучших черт. У меня такое чувство, что Коул, возможно, смотрит на нее.

Я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться.

Его серые глаза странно поблескивают в свете огня, и они определенно устремлены на меня.

— Разве ты не должен быть начеку? — спрашиваю я его.

— Я начеку.

— Не похоже.

— Я услышу, если кто-нибудь приблизится. Никто не застанет нас врасплох.

Я пожимаю плечами, полагая, что он говорит правду.

— Ты тоже хочешь помыться?

— Я сделаю это после того, как ты закончишь.

Я и не подозревала, что Коул ждет меня. Я ускоряю процесс мытья, довольная, что избавилась от грязи, и что от меня не воняет так сильно, как раньше.

Затем возвращаю полотенце Коулу.

— Спасибо, что позволил мне им воспользоваться. Извини, оно уже влажное.

— Мне на это наплевать.

Он сидел, но сейчас встает. Он намного выше меня. Намного крупнее во всех отношениях. Он нависает надо мной, наклонив голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

Такое чувство, что он собирается что-то сказать. Сделать что-нибудь. Поцеловать меня.

Но этого не происходит.

Коул просто подходит к ручью и снимает футболку.

Он весь день был одет в серую футболку и камуфляжные штаны, и он опускает ее в воду, чтобы прополоскать, а затем отжимает лишнее. Он брызгает водой на лицо, шею, руки, как это делала я, а также моет грудь.

Он не снимает штаны.

Наблюдать за Коулом — странное, первобытное ощущение. Твердые контуры его тела освещаются мерцающими отсветами пламени, создавая игру оранжевого света и теней на его коже. Его тело такое же развитое, каким я его помню с той ночи, когда мы занимались сексом. Большие бицепсы, подтянутый пресс, рельефные мышцы на спине и плечах.

Я все еще хочу прикоснуться к ним. Держаться за них. За каждую его частичку.

Даже в это самое неподходящее время.

Что со мной не так? Сейчас у меня не должно быть даже малейшего намека на желание, особенно когда Брианна в такой опасности.

К этому времени мои ноги достаточно высохли, чтобы я снова влезла в джинсы. Я ненавижу спать в них, но было бы нелепо не надевать одежду, если я сплю на улице, а вокруг столько опасностей.

Ночь еще не сделалась холодной, поэтому я не надеваю толстовку с капюшоном. Моя майка слегка промокла от воды, но уже почти высохла от жара костра.

Когда Коул возвращается к костру, в руках у него мокрая футболка. Он раскладывает ее сушиться на камне.

Он наклоняется, чтобы достать что-то из своего рюкзака. Я предполагаю, что это может быть еще одна футболка, и оказываюсь права. Он достает белую майку без рукавов и быстрым движением натягивает ее через голову.

— Подойди сюда на минутку, — бормочет Коул, наклоняясь, чтобы еще раз проверить свой рюкзак.

Я инстинктивно делаю так, как он говорит. Не потому, что у меня есть какое-то особое желание следовать его инструкциям.

— Зачем? — спрашиваю я, стоя от него на расстоянии вытянутой руки.

— У тебя порез на плече сзади.

— Да. Я немного оцарапалась при падении, когда тот парень толкнул меня, — странно, но кажется, что это было целую вечность назад — та драка на старом шоссе.

Прошло всего двенадцать часов.

Его челюсть подрагивает. Глаза сужаются. Воспоминание о жестокости того парня приводит его в ярость. Но он не выражает это словами. Просто бормочет:

— Да, но порез у тебя на плече более глубокий. Может попасть инфекция. У меня есть кое-что, чем его обработать.

— О, — я сглатываю. — Хорошо.

Я не настолько глупа, чтобы возражать против нанесения мази на рану. Даже незначительные кожные инфекции могут обостриться без антибиотиков. Я видела, как после Падения люди умирали от подобного.

Но мысль о том, что Коул будет мазать меня мазью из тюбика, который достает из рюкзака, мысль о том, что он вот так прикоснется ко мне, заставляет меня сглотнуть.

Кажется, он не замечает моей внезапной нервозности, или его это не волнует. Он разворачивает меня, отодвигает бретельку моей майки и втирает мазь в кожу вокруг пореза.

Это жжется. Сильнее, чем я ожидала. Я почти не замечала порез весь день, потому что у меня было столько других забот, на которых нужно сосредоточиться. Но рана глубже, чем я думала.

Хорошо, что хотя бы кровотечение прекратилось, так как у нас с собой нет бинтов.

— Спасибо, — говорю я слегка дрожащим голосом. Мои руки тоже дрожат. Я сжимаю их в кулаки.

Коул поворачивает меня лицом к себе и смотрит на меня с той же молчаливой напряженностью, которая всегда отличала этого мужчину.

— Спасибо, — повторяю я, потому что тишина начинает меня утомлять.

— Не за что, — его голос всегда хриплый, но такого хриплого я в жизни не слышала.

Я машинально опускаю взгляд. Вижу бугор под его штанами.

Он тверд.

Я прикусываю нижнюю губу, решив не вести себя как взбалмошная, неопытная девчонка. Я больше не та девушка. Теперь я другая, и неважно, как сильно мое тело реагирует на его прикосновения.

— Серьезно? Тебя заводит уход за моими травмами?

Коул фыркает, что может быть признаком сдержанного веселья.

— Дело не в твоих травмах. Просто ты почти голая.

Я делаю странный быстрый вдох через нос, прежде чем мне удается ответить.

— Я не голая.

— С таким же успехом могла бы быть и голой, — его взгляд скользит по моей груди, затем возвращается к лицу.

Я ничего не могу с собой поделать. Я тоже опускаю взгляд. На мне нет лифчика. В большинстве случаев он мне не нужен. Сквозь тонкую влажную ткань майки отчетливо видны изгибы моей груди и выступающие соски.

— Коул.

— Знаю. Руки прочь. Ты мне больше не доверяешь, — в его голосе нет обиды. Скорее, он просто смирился.

— Не доверяю. И вообще, сейчас не самое подходящее время для траха.

— Я знаю это. Но это не мешает моему телу желать твоего тела, — он делает глубокий вдох, приподнимает плечи, а затем выдыхает. — Ты собираешься притворяться, что твое тело больше не хочет моего?

Дерьмо. Он слишком хорошо меня знает. Даже спустя столько времени. Даже когда ему больше нечего обо мне знать. Он может читать меня как открытую книгу.

— Не имеет значения, чего хочет мое тело. Я больше, чем просто мое тело.

— Я знаю, детка.

У меня перехватывает дыхание от этого ласкового обращения. От того, какие чувства это вызывает во мне. Я слегка отстраняюсь от него.

— Я не могу сделать это снова, Коул. И не буду.

— Ладно. Я понимаю, — он демонстративно отстраняется от меня, как и я от него. — Я не собираюсь давить.

В это я тоже верю. Проблема в том, что его присутствие — это постоянное искушение. Заставляет меня хотеть того, чего я не должна хотеть.

Но я сказала ему правду. Я больше, чем мое тело. И если я когда-нибудь решу трахнуться с ним снова, то только потому, что этого захочу вся я.

Не только мое тело.

— Уже поздно, — говорю я, желая разрядить напряженный момент. — Нам нужно немного поспать.

Коул роется в своем рюкзаке и достает одеяло. Это то же самое одеяло, которое он носил с собой два года назад и которым разрешал мне пользоваться во время нашего путешествия с побережья.

— Чем ты будешь накрываться? — спрашиваю я у него.

Он слегка склоняет голову, словно безмолвно спрашивая, серьезно ли я.

Конечно. Он не собирается спать.

— Ты не можешь бодрствовать всю ночь, стоя на страже, — говорю я ему. — Нам нужно дежурить по очереди.

— И как ты собираешься защищать нас от незваных гостей?

Я закатываю глаза.

— Я разбужу тебя. А ты как думал, черт возьми?

Это заставляет его снова издать то сухое фырканье. К моему удивлению, он смягчается.

— Хорошо. Ты спи первой. Я посторожу и разбужу тебя через некоторое время.

— Ладно. Хорошо, — спать здесь негде, кроме как на земле. Я ложусь на один край одеяла, а вторым краем накрываюсь, используя свою сумку в качестве неудобной подушки.

Коул садится на камень, на котором сидел раньше. Он меньше чем в полуметре от того места, где я лежу.

Я закрываю глаза, измученная, растерянная, испуганная и полностью взвинченная. Кажется, что мир кружится у меня перед глазами.

— Просто, чтобы ты знал, — говорю я в тишине. Даже огонь в костре больше не потрескивает. — Ты мне по-прежнему нравишься.

— Я знаю, что нравлюсь тебе, детка, — бормочет он. — Но я понимаю, почему ты мне не доверяешь. Может быть, однажды ты сможешь вновь на меня положиться.

— Я… не знаю. Я бы… Я бы с удовольствием, но не знаю, смогу ли.

— Посмотрим. Пока не беспокойся об этом. Я никуда не собираюсь уходить.

По какой-то причине его низкий, хрипловатый шепот успокаивает меня. Я снова закрываю глаза, и на этот раз мир не вращается.

Всего через несколько минут я засыпаю.

Глава 8

Когда я просыпаюсь, я обнимаю ногу Коула.

По-другому это не описать. Во сне я придвинулась ближе к нему и по какой-то причине ухватилась за его лодыжку, обвив ее рукой в попытке притянуть к себе.

Я никогда раньше не считала себя любителем обниматься. Тайлер часто говорил, как ему нравится, что я всегда остаюсь на своей половине кровати. Так что, возможно, это просто страх. Нужда, вызванная обстоятельствами. Я не прилипчивый человек, поэтому я правда не должна была цепляться за Коула во сне.

Когда я моргаю и слегка поднимаю голову, он пристально смотрит на лес. Все еще темно, в костре тлеют в основном угли, но кажется, что уже глубокая ночь. Определенно, уже перевалило за полночь.

Наверное, ему следовало разбудить меня несколько часов назад.

— Я же просила тебя разбудить меня.

— Я собирался скоро это сделать.

Я не знаю, правда это или нет. Я с трудом принимаю сидячее положение.

— Ну, теперь я проснулась. Так что ты сможешь поспать хотя бы пару часов.

Коул переводит взгляд обратно на меня, но я не могу прочесть выражение его лица. Он молча кивает и встает, отходя от нашего маленького лагеря, пока не скрывается из виду. Я занимаю то место, где он сидел — на камне, прислонившись спиной к стволу дерева.

Вскоре он возвращается, и я предполагаю, что он только что помочился. Он ложится там, где я спала, используя мою сумку в качестве подушки, как это делала я. Повернувшись на бок, он отворачивается от меня, чтобы я не могла видеть его лица.

Я предполагаю, что он закрыл глаза. Его тело совершенно неподвижно. Но он не храпит, не переворачивается на другой бок и не укрывается одеялом.

Поэтому я накрываю им ноги, внимательно следя за окружающим лесом и готовясь разбудить Коула при первом же намеке на какие-либо неприятности.

Никаких проблем нет. Ничего не происходит, и вот уже рассвет начинает освещать небо на горизонте за деревьями, Коул прочищает горло и садится.

— Ты достаточно отдохнул? — спрашиваю я, так как все еще не уверена, что он действительно спал.

— Я в порядке, — он бросает на меня быстрый взгляд. — Спасибо.

Наша утренняя рутина проходит быстро и спокойно. Мы одеваемся, идем пописать, быстро умываемся в ручье, съедаем немного вяленого мяса и делим меж собой помидор. Затем возвращаемся на холм, где у нас был наблюдательный пункт за лагерем банды.

Они все еще там, только некоторые из них проснулись и двигаются.

Мы ждем, пока они не тронутся в путь, и следуем за ними на некотором расстоянии. Вскоре они оказываются за пределами нашей досягаемости, так как они на машинах, а мы идем пешком, но, похоже, они придерживаются того же шоссе, так что есть хороший шанс, что мы сможем догнать их снова, когда они остановятся.

За сегодняшний день они останавливаются четыре раза — каждый раз в заброшенных маленьких городках или на фермах, где они явно ищут еду, бензин или провизию. Я не уверена, насколько им это удается, но к тому времени, как мы прибываем, все места разграблены подчистую.

В ту ночь, после того как банда разбивает лагерь и мы убеждаемся, что пройти мимо охраны нереально, мы разбиваем еще один лагерь. Коул убивает кролика, свежует его, и мы жарим мясо на костре, а затем кипятим еще воды. Коул по-прежнему неразговорчив, но вечер получается неплохим.

В итоге я снова обнимаю его за ногу, пока сплю. Понятия не имею, почему продолжаю это делать.

На следующее утро, после того как мы оделись, поели и прибрались в лагере, Коул хочет нанести еще мази на мой порез, и я снимаю толстовку, чтобы он мог это сделать. Он осторожно отодвигает бретельку и втирает средство. По какой-то причине этим утром мне кажется, что это нечто большее, чем просто медицинская помощь. Меня бросает в дрожь. Моя кожа заливается румянцем. Я прерывисто вздыхаю и отстраняюсь от него так быстро, как только могу.

Пока я надеваю толстовку, Коул снова исчезает. Я почти уверена, что он уже сходил в туалет, но, возможно, ему нужно сходить еще раз.

Я жду возле наших вещей, пока не слышу шорох в лесу. Не в том направлении, куда ушел Коул. Возможно, это просто проходящее мимо животное, но меня это пугает, поэтому я иду искать Коула.

Я постараюсь дать ему как можно больше уединения, но в случае опасности я хочу быть рядом с ним.

Вряд ли это неразумно, на мой взгляд.

Когда я замечаю его силуэт, я останавливаюсь. Он стоит, и сначала я думаю, что он мочится, но его рука совершает странное резкое движение, которое я не сразу понимаю.

Потом до меня доходит.

Коул мастурбирует.

Он смотрит в сторону от меня, и я вижу только одну сторону его спины, но нет другого объяснения тому, как двигаются его рука и плечо.

О, черт.

Я должна отвернуться. Смотреть на это неправильно. Но я не уверена, что смогу что-то с этим поделать. Меня охватывает жар. Мое сердце начинает бешено колотиться. И давление между ног усиливается так быстро, что становится больно.

Я застываю на месте лишь на короткое время. Его движения усиливаются, а затем замирают. Я слышу резкий вдох и протяжный выдох. Его тело заметно расслабляется.

Мое же напрягается от очень неприятного возбуждения.

Я быстро отступаю назад, пока не скрываюсь из виду. Затем возвращаюсь в лагерь; надеюсь, там меня не поджидают медведь или крадущийся волк. Все, что я знаю — это то, что я никогда не смогу рассказать Коулу о том, чему стала свидетельницей.

Ему нужно уединение, а мне нужно притвориться, что я не чувствую того, что чувствую.

Минуту или две спустя он возвращается с таким же невозмутимым выражением лица, как и всегда, и слегка раскрасневшимися щеками. Если бы я не знала его лучше, я бы понятия не имела, что он только что делал.

— Готова? — коротко спрашивает Коул, когда я встаю и смотрю на него.

— Да. Просто ждала тебя. Мне показалось, я что-то услышала в лесу.

Он смотрит хмуро. Можно даже сказать, сердито.

— Тогда ты должна была дать мне знать.

Я открываю рот и снова его закрываю.

Во всем мире не найдется слов, которые я могла бы сейчас сказать.

***

Следующие два дня протекают примерно так же, не считая наблюдения за тем, как Коул дрочит. Возможно, он делает это снова, но я об этом не знаю. И у меня нет ни уединения, ни покоя, чтобы заняться этим самой, хотя мне бы не помешала разрядка.

Банда направляется на запад. И мы понятия не имеем, идут ли они к определенному месту назначения или бродят бесцельно в поисках какой-нибудь провизии или людей, которых они могли бы подкараулить. Нам удается не отставать от них, потому что они часто останавливаются, чтобы искать припасы. Но каждый раз, когда мы мельком видим их лагерь, они слишком хорошо охраняются, чтобы мы могли к ним приблизиться.

В конце концов, нам придется придумать что-то еще. Мы не можем вечно следить за ними, и, возможно, никогда не наступит достаточно уязвимый момент, чтобы мы рискнули вторгнуться.

Я предполагаю, что Коул приходит к тем же выводам, но я не говорю об этом. Это угнетает. Расстраивает. Я до сих пор не видела Брианну, так что у меня есть лишь слабая надежда, что она все еще жива и находится с ними.

Если банда направляется к определенному месту назначения, оно может охраняться даже лучше, чем их лагеря.

Возможно, у нас с самого начала никогда не было ни единого шанса.

На четвертый вечер, после того как мы разбиваем лагерь на ночь, я чувствую себя усталой и встревоженной. Я пытаюсь поддерживать непринужденную беседу, пока Коул жарит белку, которую ему удалось убить, и мы кипятим воду, чтобы наполнить наши бутылки.

Но сидя в темноте у небольшого костра, я продолжаю представлять Брианну. Что она сейчас делает? Что с ней происходит? Что она вынуждена пережить, чтобы оставаться в живых?

Мне так больно, что приходится отвернуться, чтобы не заплакать. Я отвожу взгляд в сторону, чтобы Коул не увидел.

— Прекрати, — бормочет он.

Я моргаю и отворачиваюсь.

— Что?

— Прекрати воображать это. От этого никакого прока.

— С чего ты взял, будто знаешь, что творится у меня в голове? — я задаю этот вопрос, потому что перечить ему проще, чем расстраиваться из-за Брианны.

— Не говори глупостей. Конечно, я знаю, что творится у тебя в голове. Ты самый жизнерадостный человек, которого я когда-либо встречал. Что еще могло заставить тебя так съежиться?

От этих слов я по-настоящему ломаюсь. Мои плечи вздрагивают, а лицо драматично искажается в попытке сдержать рыдания.

Коул издает хриплый горловой звук и обхватывает меня рукой, притягивая к себе. Я плачу в его футболку всего несколько секунд, прежде чем мне удается взять себя в руки.

Я пытаюсь отстраниться, но он не позволяет мне. Его рука не отпускает. Поэтому я прижимаюсь к его груди, иногда всхлипывая, когда эмоции переполняют меня, и принимаю утешение, которое он мне предлагает.

— Мы должны вернуть ее, Коул. Что нам делать? — спрашиваю я наконец.

— Не знаю. Я все еще думаю. У меня пока нет никаких идей, но я их придумаю. Я обещаю.

Я отстраняюсь от него ровно настолько, чтобы увидеть его лицо. Его глаза. Они абсолютно серьезные. Напряженные. Он не шутит.

— Я продолжаю думать о том, через что ей приходится проходить…

— Я же просил тебя прекратить это.

— Я не могу контролировать то, что происходит у меня в голове.

— Ты можешь контролировать это хотя бы частично. Подумай о чем-нибудь другом. Не продолжай думать об этом по кругу, слетать с катушек, когда это лишь причиняет тебе боль.

Я с трудом сглатываю, стараясь сделать так, как он предлагает. Очистить мой разум от всех этих мрачных, бесполезных видений Брианны. Когда я пытаюсь выпрямиться, Коул притягивает меня к себе, и я каким-то образом заваливаюсь, а моя голова ложится на его колени.

Я не должна была этого допускать. Это кажется неуместным. Но он начинает нежно гладить меня по волосам, и я чувствую себя лучше, чем когда-либо за долгое время.

Поэтому я меняю позу, чтобы чувствовать себя более комфортно, и остаюсь в этом положении.

— Мы не можем продолжать в том же духе, — шепчу я. — Вечно гоняемся за ними, но так ничего и не добиваемся. Мы не можем продолжать в том же духе.

— Я знаю, — Коул накручивает мои спутанные волосы на пальцы. Сегодня вечером я расплела свои косички, чтобы причесаться.

— Это ничего не дает, только делает нас несчастными.

— Это я тоже знаю.

— Так жить нельзя.

Его рука все еще в моих волосах. Его голос становится тише. Мягче.

— И это я знаю.

Я поворачиваю голову, чтобы снова взглянуть ему в лицо.

— Вот как ты жил все это время? Бесконечно гонялся за своим братом, но так ничего и не добивался?

На мгновение мне кажется, что Коул не собирается отвечать. Затем:

— Да. Все было именно так. Только я был один.

Я качаю головой. Облизываю губы. Размышляю, прежде чем отвечать.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы… заняться чем-нибудь другим?

— Ты имеешь в виду, отказаться от моего брата?

— Д-да.

— Я все время думаю об этом, — его пальцы снова запутываются в моих волосах. Он сжимает их в кулаке. Держит, а не тянет. — Постоянно.

— Так почему же…

— Как, черт возьми, я могу просто остановиться? Прошли годы, и я пожертвовал всем ради этого поиска. Я отдал… всё. Включая все надежды, которые у меня когда-либо были на отношения с тобой. Я пожертвовал всем. Как, черт возьми, я могу просто оставить это сейчас?

Я задыхаюсь от серьезности этих слов. Глубокие эмоции, которые я слышу в них, несмотря на их спокойствие.

— Я… Я правда не знаю. Но если ты в конце концов не положишь этому конец, тебе также придется пожертвовать ради этого остатком своей жизни.

— Знаю, — Коул хрипло вздыхает. Прислоняется головой к стволу дерева. Он все еще сжимает в кулаке мои волосы. — Но я не знаю, смогу ли. Ты бы смогла отказаться? От своей сестры? Ты бы смогла когда-нибудь отказаться?

У меня нет выбора, кроме как сказать ему правду.

— Нет. Скорее всего, нет. Нет, пока я не буду уверена, что она действительно мертва. Но это другое дело. С моей сестрой все по-другому.