Цитадель

— Почему?

Я прикусываю нижнюю губу, внезапно занервничав, но все равно говорю.

— Потому что моя сестра не выбирала то, что с ней случилось. К любому выбору, который она делала, ее принудила грубая сила, загнавшая ее в угол. Можно ли сказать то же самое о твоем брате?

Что-то напряженное мелькает на лице Коула и затем исчезает. Он вздыхает.

— Нет. Его никто не принуждал к этому. Не в таком смысле.

— Он не выбирал свои обстоятельства — никто из нас этого не выбирает — но у него был другой выбор, который он мог бы сделать. А у Брианны не было. Так что да, я не собираюсь терять надежду спасти ее. Потому что я буду спасать ее от плохих людей, которые причиняют ей боль. Я не пытаюсь спасти ее от нее самой.

От этого напряжения у Коула сжимаются челюсти и раздуваются ноздри, пока он не стряхивает это с себя.

— Да. Я знаю. Я понимаю.

— Ты мало что можешь сделать, чтобы спасти кого-то от него самого.

Минуту мы молчим, моя голова по-прежнему лежит у него на коленях, хотя я повернулась и смотрю на него снизу вверх. В конце концов выражение его лица смягчается. Затем его большая рука снова гладит меня по волосам.

— Я думаю, именно поэтому ты отказалась от меня.

— А что мне оставалось делать? Отправиться за тобой в погоню? Сидеть и ждать, затаив дыхание, когда ты, наконец, появишься снова?

— Нет. Ты не должна была этого делать.

— Я бы так и сделала, — признаю я слегка дрожащим голосом. — Если бы ты ушел по-другому, я бы ждала.

Коул поворачивает голову и хрипло откашливается.

— Знаю.

— Вот почему ты поступил так, как поступил, — теперь я осознаю правду так ясно, хотя раньше видела ее лишь мельком. — Ты, должно быть, знал это. Ты не хотел, чтобы я ждала.

— Я никогда не мог что-либо предложить тебе, детка. Я не позволю тебе растратить свою жизнь так, как я растратил свою. Лучше пусть ты будешь ненавидеть меня, чем станешь тратить свою жизнь на безнадежную затею, как я.

Наши глаза встречаются. Взгляды задерживаются слишком надолго. Я понятия не имею, что сказать в ответ на то, в чем он только что так откровенно признался мне.

Нельзя сказать, что я могу дать ему хоть какую-то надежду.

Я не хочу разбрасываться своей жизнью понапрасну, да и он тоже.

Некоторым вещам просто не суждено сбыться. И Вселенную нельзя заставить измениться настолько, чтобы она это допустила.

Я переворачиваюсь на бок, чтобы смотреть в темноту леса, а не на него.

— Почему ты вернулся в Монумент?

— Я давно хотел. Очень давно. С тех пор, как ушел. Но я пытался… — Коул издает этот хриплый звук, который почти похож на смех. — Я пытался быть… хорошим. Но я слышал, что мой брат, возможно, проезжал через эти края, и я ухватился за первый попавшийся оправданный повод, чтобы снова тебя увидеть. Так что, похоже, я не такой хороший, как хотелось бы.

— Никто не хороший, — бормочу я. — Никто не настолько хороший, или сильный, или храбрый, или праведный, какими мы хотели бы быть. Я думаю, мы все немного сломаны.

— И ты тоже? — он снова очень нежно гладит меня по голове, скользя кончиками пальцев по моему лбу, а затем проводя ими по спутанным волнам моих волос.

— Конечно, и я тоже! Я всегда… Я всегда отчаянно цепляюсь за малейшую возможность быть в безопасности, даже если это не совсем то, чего я хочу. Потому что я постоянно боюсь, что даже этого у меня не будет. Мои ожидания от жизни примерно такие, — я держу большой и указательный пальцы на расстоянии примерно пяти сантиметров друг от друга. — Я даже не мечтаю ни о чем большем. Если бы я мечтала..

— Чего бы ты хотела, если бы мечтала о большем?

Я пожимаю плечами, внезапно смутившись от этого признания.

— Скажи мне.

— Думаю, я бы… Я бы хотела чего-то глубокого. Более глубокого, чем я когда-либо имела. Брианна — единственный человек, которого я по-настоящему люблю, и мне кажется, что этого… недостаточно. Ни за что на свете. Мне нравятся ребята из Монумента, но я с ними не очень близка. Я хочу настоящей дружбы. Более тесного общения. Возможно, в будущем у меня будет… партнер. Дети. Что-то большее, во что я вложу всю свою работу и надежды. У меня были намеки на это, но не на реальность. Если бы я и дальше мечтала, то именно об этом.

Коул не отвечает словами, но слушает. Я знаю, что он слушает. Его теплая ладонь на мгновение касается моей щеки, а затем скользит вниз, чтобы погладить шею.

Мы долго молчим. Уже глубокая ночь. Мне следовало бы поспать, но я не могу.

Но я также не могу слезть с колен Коула.

В конце концов, он тихо говорит:

— Расскажи мне о своей жизни в Монументе.

— Что?

— Расскажи мне о своей жизни. Я хочу знать об этом. Что ты делала последние два года. Ты знаешь, чем я занимался в этом бесконечном, жалком поиске, поэтому я хочу узнать побольше о тебе.

Я с трудом сглатываю, не зная, что ему сказать.

— Я… Я просто… справляюсь сама. Живу с Брианной в Монументе. Работаю в саду или рыбачу на реке. Я общаюсь с людьми и помогаю, чем могу, и я была… Я была в безопасности.

— У тебя нет близких друзей.

— У меня есть люди, которых я бы назвала друзьями. Я не уверена, что кто-то из них по-настоящему близок мне. Я не… Я не из тех, кто легко раскрывается.

— Нет, я бы не посчитал тебя такой, — он делает паузу. — Бойфренды?

Я прикусываю нижнюю губу, а потом понимаю, что Коул легко поймет мой нервный жест, поэтому я не обращаю на это внимания.

— Ты можешь мне рассказать.

— Д-да. У меня были бойфренды. Один из них продержался почти год.

— Что случилось? — его голос хриплый, но в остальном без малейших эмоций. Такое ощущение, что он намеренно скрывает свои чувства.

— Он умер.

— Ты любила его?

Я колеблюсь. Затем слегка качаю головой. Говорю ему правду.

— Нет. Не думаю, что я его любила. Он мне нравился. Он был добр ко мне. Нам было… очень хорошо вместе. Но я тоже не открылась ему по-настоящему. Я не была в него влюблена.

— Ты трахалась с ним?

— Да. Я трахалась с ним, — я бросаю на него резкий взгляд снизу вверх. — Для тебя это проблема?

— Конечно, это проблема. От одной мысли об этом мне хочется… — Коул сжимает кулаки, а затем снова разжимает их. — Но это моя проблема. Не твоя. Я бросил тебя. Тебе позволено трахаться с кем хочешь.

— Я знаю, что мне позволено.

Он несколько секунд двигает челюстью, затем как ни в чем не бывало спрашивает:

— Значит, только один парень?

— Был еще один парень. Я пыталась завести с ним интрижку без обязательств, но у меня ничего не вышло. Мы продержались всего несколько недель, а потом я порвала с ним.

— Хорошо, — он тяжело дышит, но явно пытается обуздать возникшую в нем собственническую реакцию.

Забавно, но это инстинктивное чувство собственничества вызывает во мне такой же восторг, как и то, как он его контролирует.

— А как насчет тебя? — спрашиваю я, решив, что это не должно быть односторонним. — Со сколькими женщинами ты переспал за последние два года? — я встречаюсь с его взглядом и выдерживаю его.

Его глаза слегка сужаются.

— Ни с одной.

— Что?

— Ни с одной. С кем бы я, черт возьми, стал трахаться? Я никогда нигде не задерживаюсь надолго, чтобы с кем-нибудь познакомиться, даже если бы захотел. До тебя я никого не трахал больше года, и с тех пор я ни с кем не трахался.

Мои губы приоткрываются. У меня перехватывает дыхание.

— Ты мне не веришь? — подталкивает Коул.

— Я… Я верю. Просто удивлена.

— Я не знаю, чему ты удивляешься. Ты пыталась устроить свою жизнь и делала все, что в твоих силах, из того, что было доступно. Я просто убегал. Ничего, кроме бега. Если бы я думал, что у меня может быть жизнь, то она всегда была бы с тобой.

От эмоций у меня перехватывает горло. Мои глаза горят. Никогда в жизни никто не произносил слов, которые бы так глубоко меня тронули. Такое чувство, что он вырвал мое сердце и держит его в своей могучей руке.

— Коул, — наконец удается выдавить мне.

— Я ни о чем не прошу, детка. Я знаю, что упустил свой шанс с тобой. Но ты заслуживаешь услышать от меня правду, поскольку я не могу дать тебе ничего другого.

Я киваю и пару раз всхлипываю, не в силах вымолвить ни слова. Затем я снова поворачиваюсь на бок, кладу голову ему на колени и пытаюсь переварить все, что он сказал.

Я понятия не имею, что со всем этим делать. Но это переполняет меня. Выплескивается через край. Я не плачу по-настоящему, но несколько слезинок скатываются по моей щеке.

Коул видит их. Смахивает их большим пальцем.

Мы больше не разговариваем, и в конце концов я закрываю глаза.

Он все еще гладит меня по волосам, когда я наконец засыпаю.

***

На следующий день банда, за которой мы следуем, не сворачивает лагерь. И они не отправляются в путь, как делали это в предыдущие дни.

Они остаются на своих местах. Весь день. Некоторые из них идут в лес на охоту, поэтому нам приходится соблюдать дистанцию, но они не возвращаются на шоссе.

На следующее утро мы снова встаем рано. Ждем, пока они уйдут. Но и в это утро они не уходят.

Мы понятия не имеем, что происходит и почему они застряли тут.

По нашим предположениям, у них закончился бензин. Прошли годы с момента Падения, прошли годы с тех пор, как производился какой-либо бензин. Большая часть того, что сохранилось до удара астероида, уже использована или уничтожена.

Заправить автомобили топливом практически невозможно.

Трудно сказать, что это значит для нас и для Брианны, но, по крайней мере, это прервало цикл последних нескольких дней. Если банда застряла тут, то, возможно, их распорядок изменится. Возможно, у нас наконец появится возможность найти и спасти Брианну.

На второе утро мы несколько часов бродим по окрестностям и, когда это ничего не дало, возвращаемся в неглубокую пещеру, где мы разбили лагерь.

На самом деле это не пещера. Скорее небольшая вмятина в скалах. Но, по крайней мере, здесь больше укрытия, чем на деревьях.

— Давай отдохнем несколько часов, — говорит Коул, — раз уж там ничего не происходит. Затем вернемся и посмотрим, что происходит. Скоро что-то должно случится.

— Должно быть. Это сводит меня с ума.

— Я знаю. Меня тоже. Но постарайся немного отдохнуть. Ты не высыпаешься по ночам.

— Я сплю больше, чем ты.

— Значит, я тоже отдохну.

— Нет, ты не отдохнешь. Ты все время будешь бодрствовать и стоять на страже, как обычно, — в моем тоне скорее обреченность, чем обида. Я оставила попытки заставить его спать больше пары часов каждую ночь.

— Я отдохну.

— Конечно, отдохнешь, — я устраиваюсь поудобнее на земле. День теплый, так что мне не нужно укрываться. Одеяло я использую вместо подушки.

Я довольно быстро засыпаю, а когда просыпаюсь, то совершенно дезориентирована.

Я моргаю и потираю лицо, инстинктивно ища Коула поблизости.

Отыскав его, я замираю. Он спит, прислонившись к каменной стене и положив руку на винтовку. Он явно намеревался оставаться на страже, но вместо этого заснул.

Я не двигаюсь. Не издаю ни звука. Не хочу его будить.

Я никогда раньше не видела его спящим.

Его тело такое же большое, как и прежде. От ширины его плеч и скульптурных очертаний рук захватывает дух. Но во сне он выглядит как-то мягче. Его темные волосы на предплечьях взъерошены. Шрам пересекает его левую бровь, и еще один тянется по всей длине правой руки.

Того, что у него на руке, не было, когда я знала его два года назад. Интересно, как он его получил.

На его футболке спереди и под мышками пятна пота. На щеке пятно грязи. Он бреется довольно регулярно — и голову, и подбородок — но сегодня утром он не брился, и это заметно.

Когда я смотрю на него, у меня внизу живота скручивается что-то сильное — теплое, ноющее и собственническое.

Не знаю, как долго я бы просидела там неподвижно, просто наблюдая за ним, но через несколько минут Коул просыпается. Я замечаю, как напрягается его тело еще до того, как он открывает глаза.

Его взгляд безошибочно останавливается на мне.

— Ты в порядке? — хрипит он.

— Я в порядке.

— Что-то происходит?

— Нет. Ты спал.

— Я просто закрыл глаза на несколько минут, — он выпрямляется, сразу же становясь самим собой. Со всей силой, напряжением и настороженностью, которые всегда были присущи ему.

— Конечно, именно так.

Он фыркает, и его губы приподнимаются в мимолетной полуулыбке.

Я не могу не улыбнуться в ответ.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Да. А что? — я сажусь и приглаживаю волосы, все мои нервные окончания до сих пор гудят от моей реакции на него ранее.

— Не знаю. С тобой что-то происходит. Не следовало засыпать. Такое чувство, что я что-то пропустил, — он пристально смотрит на меня, изучая каждую черточку моего лица и тела.

Я уверена, что выражение моего лица нейтральное. Ничем не выдает моих чувств.

Но Коул, внезапно втянув вдох, хрипло бормочет:

— Ты возбуждена.

— Я н…

— Почему ты мне лжешь?

— Потому что мои чувства — не твое дело. Если я хочу сохранить безразличный вид, то тебе следует подыграть.

— Зачем мне это делать? — теперь его глаза потеплели. Я сразу же замечаю перемену.

— Потому что так будет вежливо. Ты не должен просто так заявлять, что кто-то другой возбужден.

— Так ты признаешь это?

— Перестань дразниться.

— Дразниться? Детка, ты серьезно? Единственная причина, по которой я не приставал к тебе каждый час — это потому, что ты сказала мне, что не хочешь этого. Если ты когда-нибудь передумаешь… — его глаза сверкают. У меня перехватывает дыхание.

— Если я передумаю, что тогда?

— Тогда тебе лучше дать мне знать.

Я учащенно дышу. Мурашки возбуждения пробегают у меня по спине.

— Я… Мне кажется, сейчас для этого неподходящее время.

— С сексом всегда так. Желание ударяет из ниоткуда. Мешает. Отвлекает нас. Заставляет забыть. Это грязно, неуклюже и совсем не красиво. Но мы все равно занимаемся этим, потому что это так приятно.

Я облизываю губы, щеки у меня горят, а киска сжимается.

— Это должно меня возбудить?

— Это просто правда, — Коул снова одаривает меня мимолетной полуулыбкой. — Но тебя это все равно возбуждает.

— Так ты думаешь, нам следует… нам следует просто…

— Если ты этого хочешь. Действительно хочешь. Раньше ты говорила мне, что не станешь трахать меня снова, если этого хочет только твое тело. Но если сейчас этого хочет нечто большее… — он наклоняется вперед, как зверь на охоте. — Если ты вся этого хочешь, тогда да, нам определенно стоит потрахаться.

Я колеблюсь всего несколько секунд. Затем говорю:

— Хорошо.

Его брови приподнимаются.

— Хорошо?

— Да. Хорошо. Давай сделаем это.

— Ты хочешь этого?

— Я думала, это очевидно.

— Я знаю, что твое тело хочет этого, но я хочу, чтобы ты вся хотела.

Я сглатываю.

— Вся я хочу тебя. Я не знаю… не знаю, что это значит, но я хочу…… Я хочу сделать это.

Его глаза снова внимательно изучают мое лицо, и то, что он там видит, его удовлетворяет. Он кивает и одаривает меня почти дикой улыбкой.

— Ну, хорошо. Тащи сюда свою маленькую задницу.

Возмущенно ахнув, я подползаю к нему.

— А ты не очень-то романтичный, да?

Коул усаживает меня к себе на колени, так что я оказываюсь верхом на его бедрах.

— Не думал, что ты сейчас ищешь романтики.

— Не ищу, — я ерзаю на нем, чтобы устроиться поудобнее, и снова ахаю когда понимаю, что он уже возбужден. Я чувствую выпуклость его члена в штанах. — Ты всегда возбужден?

— Не всегда. Но слишком часто, когда я рядом с тобой, — его руки обхватывают мои бедра, но он поднимает одну ладонь, чтобы обхватить мою голову. — Ты уверена в этом, детка?

— Да. Я уверена.

— Хорошо, — он притягивает мое лицо к себе и очень нежно целует. — Тогда раздевайся.

Я не могу удержаться от смешка из-за такой прямолинейности, но все равно делаю то, что говорит Коул. Слезаю с него ровно на столько, чтобы снять толстовку, майку, джинсы и трусики, а затем снова забираюсь к нему на колени.

Он наблюдает, как я раздеваюсь, одновременно снимает с себя футболку, а затем расстегивает брюки и стягивает их вместе с нижним бельем. Я тянусь к его члену, когда он прижимает меня ближе.

Он втягивает воздух сквозь зубы, когда я поглаживаю вверх и вниз по всей длине его ствола.

— Нахер все это. Ты даже не представляешь, как часто я представлял, что ты прикасаешься ко мне таким образом.

— Ну, теперь это реально.

— Я точно это знаю, черт возьми, — Коул слегка меняет позу, как будто ему трудно удерживать бедра неподвижно. Затем он снова целует меня, на этот раз глубже и настойчивее.

Так глубоко, что это отвлекает меня от ласк. Моя рука все еще сжимает его возбужденный член. Через пару минут его бедра начинают слегка покачиваться навстречу моей ладони, как будто он инстинктивно трахает мою руку.

Это самое горячее, что я когда-либо испытывала.

— Ты готова к этому, детка? — бормочет он мне в губы. Отпускает мое бедро, чтобы пощупать меня между ног.

Я резко вдыхаю, когда один из его пальцев проникает в меня. Моя киска горячая, влажная и липкая. Я определенно готова для него.

— Да. Да, я готова.

— Ты правда готовая, — он двигает пальцем, заставляя меня бесстыдно скакать на нем, гоняясь за ощущениями. — Посмотри, какая ты горячая. Вот так. Бери, что тебе хочется.

Я хватаю его за плечи и насаживаюсь на его руку, пока моя киска не начинает трепетать вокруг его пальца. Я опускаю голову и издаю тихий стон от волны удовольствия, которая прокатывается по мне.

— Это так хорошо, — бормочет Коул, когда я кончаю на его ладонь. — Ты такая горячая. Такая отзывчивая. Ты так славно кончаешь для меня.

Его голос, как и его прикосновения, еще сильнее возбуждают меня. Раскрасневшаяся и задыхающаяся, я приподнимаю бедра и снова тянусь к его члену.

Он удерживает его в таком положении и помогает мне опуститься на него, пока я не принимаю его полностью.

— Бл*дь, — выдыхает он. — О, бл*дь, детка, ты ощущаешься так приятно. Никогда еще мне не было так хорошо, как с тобой.

Я хнычу и постанываю, привыкая к жесткости проникновения, но вскоре желание моего тела заводит меня еще больше. Я двигаю бедрами, чтобы ритмично скакать на нем, а Коул держится за мои ягодицы, направляя мои движения.

Наши тела издают непристойные чавкающие звуки, когда его член входит и выходит из меня. Мои ногти впиваются в его плечи. Мышцы бедер горят. Волосы разлетаются во все стороны, прилипая к моей влажной коже. И каждая клеточка моего тела побуждает меня к этому бесстыдному подпрыгиванию у него на коленях.

Коул все еще бормочет эти эротические поощрения, говорит мне, как у меня хорошо получается, какая я сексуальная, что никто никогда не заставлял его чувствовать себя так, как я. Его лицо искажается от напряжения и удовольствия, и он хрипло произносит:

— О, бл*дь, я мечтал об этом. Так много раз. Но мои мечты никогда не были такими приятными.

Два года назад он не был таким разговорчивым во время секса, и его слова действительно влияют на меня.

Я всхлипываю, когда достигаю кульминации. Я громко кричу, испытывая очередную разрядку, и мое тело сотрясают спазмы.

— Вот так. Так хорошо. Продолжай кончать для меня. Тебе нужно еще больше, — Коул протягивает руку между нашими телами и не находит мой клитор. Затем массирует его круговыми движениями, пока я снова не кончаю.

А потом еще раз.

Я дрожу, прижимаюсь к нему и всхлипываю от удовольствия, когда ощущения накатывают волна за волной. Моя киска продолжает трепетать, вокруг его члена вытекает много влаги. Я наклоняюсь вперед и кусаю его за плечо, когда наступает новый оргазм.

— О, бл*дь, детка, — выдыхает Коул, и его рука все еще лежит на моем клиторе, в то время как другая сжимает мягкую плоть моей попки. — Ты так хорошо кончаешь. Продолжай. Я хочу это все.

Такое чувство, что он и забирает все. И я отдаю это ему добровольно. Как только он снова начинает массировать мой клитор, на меня накатывает и достигает пика еще один оргазм, оставляя меня вялой, всхлипывающей от избытка ощущений.

— С тебя достаточно? — хрипло спрашивает Коул, когда я безвольно падаю ему на грудь. Он гладит меня от волос по спине до ягодиц. Затем обнимает меня, просовывая пальцы обеих рук в расщелину между ними.

— Я… думаю, да. Я не думала, что смогу кончать так часто.

— Ты можешь гораздо больше, чем могла себе представить. Ты можешь испытать гораздо более приятные ощущения, чем когда-либо позволяла себе. Если тебе нужно больше, скажи мне, и я дам тебе это.

Мои легкие горят, но его слова каким-то образом снова заводят меня. Я извиваюсь на нем, его твердый член двигается внутри меня.

— Откинься назад, малыш. Держись за мои бедра.

Я делаю, как говорит Коул, откидываясь назад. Его взгляд прикован ко мне, когда он толкается в меня бедрами, и интимная близость возбуждает не меньше, чем все остальное. Он трахает меня так, пока я снова не кончаю. Затем он заставляет меня тереть свой собственный клитор, и я кончаю еще раз.

К тому времени я совершенно измотана, и моя киска болезненно ноет. Я выдыхаю:

— Мне хватит.

Коул издает стон и вынимает член из моего тела. Затем крепко прижимает меня к себе, и его член оказывается зажатым между нашими телами. Он целует меня, и мы двигаемся вместе в чувственном ритме, пока его тело не сжимается словно кулак.

Он издает протяжный стон и кончает, содрогаясь в сильных спазмах, пока не расслабляется так же, как и я.

После этого мы долго обнимаем друг друга, мокрые, горячие, грязные, измученные и полностью удовлетворенные.

Затем он нежно целует меня и помогает подняться.

Я вздрагиваю, когда мое тело вытягивается. Он совсем не деликатничал со мной, но это было именно то, чего я хотела.

— Ты все еще в порядке? — спрашивает Коул, пристально глядя на меня.

Я улыбаюсь.

— Да. Это было потрясающе. Я просто устала.

— Что ж, у нас есть еще немного времени, прежде чем придется возвращаться на разведку лагеря. Почему бы тебе еще немного не отдохнуть?

Я колеблюсь, но не могу придумать ни одной причины, чтобы этого не делать. В итоге я снова ложусь вздремнуть.

Глава 9

Ближе к вечеру мы идем обратно к лагерю банды.

Как только мы выбираемся на выгодную позицию, чтобы посмотреть, становится ясно, что что-то изменилось. Последние полтора дня они были бесцельными, неорганизованными, как будто просто ждали, но теперь все, кого мы видим возле палаток и машин, похоже, работают.

— Как ты думаешь, что они делают? — шепчу я. Мы сидим на корточках среди густых кустов. Никто не сможет нас увидеть, если не подойдет на расстояние буквально нескольких метров от места, где мы прячемся. В данный момент поблизости никого нет, но они регулярно посылают разведчиков по периметру, так что нам нужно быть осторожными.

— Точно не знаю. Возможно, готовятся к отъезду. Смотри. Этот парень сливает бензин из джипов.

— Значит, они пойдут пешком?

— Или воспользуются меньшим количеством транспортных средств.

— Все они ни за что не поместятся. Они едва помещаются в те транспортные средства, которые у них есть.

— Знаю. Может, они разделятся. Было бы здорово.

Это стало бы настоящей манной небесной. Чудом, которое невозможно осмыслить.

— Боже мой, — выдыхаю я, вглядываясь в лагерь и жалея, что у меня не такое острое зрение, как у Коула, чтобы разглядеть больше деталей. Прищур помогает лишь немного.

— Они заливают бензин в один из других джипов, — объясняет Коул, очевидно, заметив, что у меня проблемы со зрением, но не заостряя на этом внимание. — Держу пари, что небольшая группа поедет на нем, а остальные пойдут пешком.

— Нам это пригодилось бы. Может быть, это даст нам больше шансов добраться до Брианны.

— Да, но нам нужно знать, с какой группой она будет. Мы должны как-то ее обнаружить.

— Как мы можем это сделать, если она не выходит на улицу? Я полагаю, они держат ее в одной из этих палаток.

— Вероятно, — Коул оглядывается по сторонам, окидывая взглядом всю долину. — Должен быть способ подобраться поближе, — его лицо на мгновение напрягается. От нерешительности.

— Я могу остаться здесь, если ты хочешь подобраться поближе и все разведать, — предлагаю я, ненавидя саму мысль об этом, но не желая упрямиться, когда речь идет о благополучии Брианны. — Если ты считаешь, что это безопасно.

— Это определенно небезопасно. Я не спущу с тебя глаз. Похоже, на северной стороне есть много укрытий. Давай отправимся туда и посмотрим, сможем ли мы подобраться поближе.

Воцаряется напряженная, тихая пауза, пока мы огибаем окружающие склоны и выходим в долину с противоположной стороны. Кажется, что за каждым углом может поджидать чудовище. Или часовой, который поднимет тревогу.

Если это произойдет, у нас будет мало шансов.

Мы с Коулом в конечном итоге погибнем, и у Брианны не останется выхода.

В какой-то момент Коул резко прижимает меня к дереву, закрывая своим телом. И только тогда я слышу шорох в лесу. Кто-то или что-то проходит мимо.

Когда шум стихает, он отступает назад и берет меня за руку, чтобы потянуть за собой в нужном направлении.

В конце концов мы перебираемся на северную сторону и, пригибаясь, чтобы нас не было видно в густом кустарнике, подкрадываемся поближе к лагерю. Я делаю неверный шаг и теряю равновесие, чуть не падая в ручей, который сбегает вниз, в долину, но сдерживаю крик удивления, и Коул подхватывает меня, прежде чем я падаю.

Когда мы подбираемся настолько близко, насколько позволяет Коул, мы устраиваемся в укрытии кустов и наблюдаем.

Мы ждем больше часа, но ничего не происходит.

Я погружаюсь в мрачное оцепенение, но затем чувствую, как тело Коула напрягается у меня за спиной. Он указывает на лагерь.

Я прищуриваюсь, пока не вижу то, что увидел он.

Женскую фигуру. Блеск рыжих волос.

Я задыхаюсь и борюсь с инстинктивным желанием вскочить на ноги.

Я уверена, что не смогла бы сдержаться, но Коул кладет руку мне на спину, чтобы я не вскочила.

— Она вышла из большой палатки, — бормочет он так тихо, что его почти не слышно.

— Что у нее в руках?

— Не уверен. Возможно, одежда?

— Одежда? — я моргаю. — О, может быть, она собирается постирать ее в ручье. Они заставили ее выполнять их работу по дому, — меня тошнит от мысли, что ей приходится заботиться о таких мужчинах, но я слишком взволнована тем, что наконец-то увижу ее, чтобы долго думать об этом.

— Да. Похоже, именно этим она и занимается.

Брианна направляется к ручью, который находится недалеко от лагеря, а затем опускается на колени у воды и стирает одну вещь за другой.

На самом деле она не так уж далеко от нас. Если бы я позвала ее, она бы меня услышала.

Но и остальные тоже услышали бы.

— Мы должны дать ей знать, что мы здесь, — шепчу я. — Мы должны.

— Как, бл*дь, мы это сделаем? — Коул, кажется, сердится, но я не думаю, что на меня. Он, вероятно, сильно расстроен беспомощностью ситуации — так же, как и я.

Я роюсь в своих мыслях, но не нахожу ни одного подходящего решения.

— Может быть, мы просто подадим ей сигнал или что-то в этом роде.

— И оповестим охрану? Ни за что на свете.

— Она так близко. Мы должны дать ей знать, что мы здесь.

— Дай мне минутку. Я что-нибудь придумаю.

Я надеюсь на это, потому что у меня нет других идей, кроме как встать и выкрикнуть ее имя.

Брианна слишком далеко, чтобы разглядеть выражение ее лица, но что-то в ее позе делает ее тяжелой, измученной, невероятно усталой.

Она думает, что надежды нет.

До настоящей минуты я тоже этого боялась.

Требуется огромное усилие воли, чтобы не последовать за каждым инстинктом своего тела и не подбежать к ней прямо сейчас. Это акт такого мучительного самообладания, что у меня горят глаза. Мои пальцы дрожат.

Коул кладет руку мне на спину, поглаживая круговыми движениями. Он ничего не говорит, но все равно утешает меня.

Мы наблюдаем за Брианной, пока она не добирается до конца стопки одежды. Она стирает вещи лишь для виду, и кто может ее винить?

У меня начинают болеть колени из-за того, что я слишком долго нахожусь в этой неудобной позе. Я переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь распределить свой вес более равномерно, и случайно сталкиваю пару камушков.

Они скатываются на несколько метров вниз по склону, издавая шаркающий звук, который кажется мне ужасающе громким.

Коул кладет руку мне на затылок и прижимает меня к земле, одновременно пригибаясь как можно ниже.

Сигнала тревоги нет, поэтому Коул ослабляет давление на мою голову. Я выглядываю из-за кустов, чтобы посмотреть, что происходит.

Ничего не происходит. Никто не ведет себя иначе, чем минуту назад, за исключением Брианны, которая поглядывает в нашу сторону, явно заинтересовавшись звуком.

Это уже слишком. Непреодолимо. Она смотрит прямо на нас. Я высовываю голову из кустов на пару секунд, прежде чем Коул с низким рычанием утаскивает меня обратно.

Да, это глупо, но кто-то должен что-то сделать. Мы должны сообщить Брианне, что мы здесь.

И она знает. Теперь она понимает. Вся ее поза напрягается, и она быстро оборачивается, чтобы посмотреть на лагерь, очевидно, проверяя, не заметил ли кто-нибудь еще.

Они не заметили. Нет никаких признаков настороженности или изменения активности. Брианна, должно быть, видит то же самое. Она берет небольшую стопку одежды, которую еще не постирала, и идет дальше вверх по ручью, ближе к тому месту, где мы находимся.

Она не успевает уйти далеко, как один из охранников окликает ее из лагеря.

— Эй! Девчонка! Вернись сюда!

Брианна всегда быстро соображала и гораздо лучше меня умела обманывать. Ее голос звучит идеально — раздраженный, скучающий и слегка обиженный — когда она отвечает:

— Ну, извини. Мне приходится стирать всю эту вонючую одежду, и вода становилась грязной.

Грязная вода — это несколько надуманное оправдание, поскольку течение в ручье быстрое, но такая отговорка, вероятно, сработает для человека, у которого нет большого опыта в стирке одежды.

Охранник не задает вопросов.

— Переживешь как-нибудь. Не ходи дальше.

— Ладно, — Брианна опускается на колени там, где стоит, все еще слишком далеко от нас, чтобы вести разговор втайне. Начиная стирать мужскую рубашку, она говорит охраннику: — Я просто пытаюсь закончить это сегодня, потому что завтра мне нужно вставать ни свет ни заря для отъезда. Но, по крайней мере, я могу поехать на джипе, а не идти всю дорогу пешком, как большинство из вас.

У меня перехватывает дыхание — я поражена, благодарна и глубоко впечатлена тем, что ей удалось сообщить нам все, что нам нужно знать, в одном слегка жалующемся комментарии.

— Славно, — выдыхает Коул.

Я воспринимаю комплимент так, словно он хвалит меня.

Мы остаемся на месте, пока Брианна не заканчивает стирку. К тому времени начинает темнеть, и у нас появляется еще больше укрытий, чтобы подняться обратно на холм, обойти его по периметру и вернуться в укрытие нашего лагеря.

— Хорошо, — говорит Коул, когда мы добираемся туда. — Твоя сестра чертовски умна, так что, по крайней мере, мы теперь знаем, с чем имеем дело.

— Она уезжает на джипе, так что, я полагаю, это означает, что с ней будет меньше людей для охраны.

— Да. Единственная проблема в том, что они будут двигаться намного быстрее, чем мы. Похоже, они направляются в какое-то конкретное место.

Я сглатываю.

— Ну, им придется изредка останавливаться, иначе у них закончится бензин. Похоже, они не так уж много топлива перекачали из других машин.

— Да. Это так. Значит, либо они едут куда-то недалеко, либо у них заканчивается бензин, либо они будут останавливаться, чтобы пополнить запасы. Так что, я думаю, у нас есть шанс. Если мы сможем догнать их, нам представится возможность. Если у меня будет план, я могу без проблем справиться с четырьмя или пятью парнями.

Коул не хвастается. Просто излагает основные факты. И я по опыту знаю, что то, что он говорит — чистая правда.

— По крайней мере, теперь у нас есть хоть какая-то надежда. Больше, чем было раньше.

Он кивает.

— Это все равно потребует большой удачи, но у нас есть шанс. Она сказала, что они уезжают ни свет ни заря, так что нам придется встать еще раньше, чтобы мы могли дождаться их отъезда. Тебе следует лечь спать пораньше.

— Я не чувствую себя очень уставшей. Я слишком взволнована. У нас осталось немного вяленого мяса, если ты проголодался.

— Я в порядке. Нам лучше отложить его на завтра, так как я не знаю, будет ли у меня время поохотиться.

Мне это кажется логичным. Я иду к ручью, чтобы по возможности помыться. Коул наблюдает за мной, и по какой-то причине, когда я тру лицо, руки и ноги, это кажется намного сексуальнее, чем следовало бы, поскольку я знаю, что он смотрит на меня.

Я остаюсь в майке и трусиках, пока Коул моется сам. Он возвращается от ручья в одних поношенных боксерах. Его взгляд останавливается на моем лице.

— Ты не собираешься спать?

— Я же сказала тебе, что не устала.

Это не совсем так. Я вымотана после стольких дней в дороге. Но сейчас мне не хочется спать.

Его глаза слегка прищуриваются.

— Хочешь еще потрахаться?

Я не могу удержаться от смешка из-за его тона.

— Я бы не отказалась.

— Я подумал, что у тебя может все болеть.

— Немного побаливает. Но не настолько, чтобы создать проблему. Если ты не в настроении, ничего страшного…

— Ты шутишь? Ты думаешь, я не в настроении трахнуть тебя?

— Я не знаю. Столько всего происходит, так что я бы не хотела предполагать…

Я не успеваю закончить фразу до конца, как Коул хватает меня, поднимая на ноги, и притягивает для глубокого поцелуя. Он целует меня, как изголодавшийся мужчина — жестко, жадно и требовательно. У меня перехватывает дыхание. Я дрожу от желания.

Моя беспомощная реакция только усиливается, когда он, наконец, прерывает поцелуй, снимает с меня майку, наклоняется, чтобы слегка подразнить мою грудь, а затем опускается передо мной на колени. Он раздвигает мои ноги и подается вперед, даря мне удовольствие руками и ртом, пока я не кончаю так сильно, что чуть не теряю равновесие.

Затем Коул встает, ставит меня на четвереньки на расстеленном одеяле и берет сзади, трахая меня жесткими, тугими толчками, от которых трясутся мои волосы, грудь, все мое тело.

Я кончаю снова, и мне приходится заглушить крик разрядки своим предплечьем, после чего Коул резко вытаскивает и сжимает свой член, кончая мне на ягодицы.

Мы оба падаем на одеяло в темноте, и он прижимает меня к себе. Теперь мое тело удовлетворено, и я, наконец, начинаю засыпать.

— Это было… — я не уверена, как закончить предложение, поэтому не договариваю.

— Ага, — хрипит он, как будто я закончила его мысль.

— Может, нам не стоит так трахаться?

— Почему нет?

— Не знаю. Мы в опасной ситуации. Вопрос жизни и смерти. Это немного отвлекает, не так ли? Может, нам стоит подождать?

Коул обнимает меня сзади. Нежно поглаживает мой живот.

— Я все время держал глаза открытыми.

Я хихикаю.

— Может, это и не самое безопасное место, но мне на самом деле наплевать. Мы не знаем, что может случиться. Если мы можем что-то получить сейчас, сегодня вечером, мы должны этим воспользоваться. Потому что, возможно, завтра солнце не взойдет.

Я долго об этом думаю. Затем наконец киваю и поднимаю его ладонь, чтобы поцеловать тыльную сторону.

— Ты прав. Сегодня мы сделаем все, что сможем, а о завтрашнем дне позаботимся завтра.

***

На следующее утро мы просыпаемся, когда еще темно, и занимаем позицию, чтобы наблюдать за лагерем. Сразу после восхода солнца четверо мужчин и Брианна садятся в джип и отправляются в путь по шоссе, по которому они ехали раньше.

Так что все в порядке. Если они будут придерживаться той же дороги, нам будет намного легче следить за ними. Мы отправляемся в путь довольно быстрым шагом, двигаясь в том же направлении.

Очевидно, они быстро скрываются из виду. Они на машине, а мы пешком. Но мы больше ничего не можем сделать. Остается только надеяться, что они в конце концов остановятся или у них закончится бензин.

Мы идем все утро и полдня, останавливаясь лишь ненадолго, чтобы перевести дух и попить воды. День выдается тяжелым, полным разочарований, и мы так и не видим джип.

Они могли свернуть с дороги, а мы бы об этом и не узнали.

К середине дня я начинаю расстраиваться, но скрываю это, потому что это бесполезные эмоции. Мы больше ничего не можем сделать. Мы должны продолжать идти.

Я вытираю пот с лица и пытаюсь скрыть тот факт, что от растущего отчаяния на глаза наворачиваются слезы, но тут Коул резко останавливается и тоже тянется, хватая меня за руку, чтобы остановить.

Я немедленно настораживаюсь, но, насколько я могу судить, ничего не вижу.

Хотя он видит намного лучше меня.

— Джип стоит вон там, на обочине, — бормочет он.

— Они в нем?

— Я не могу сказать. Давай сойдем с дороги.

Мы отходим в сторону, прячась за деревьями, пока не подбираемся к джипу достаточно близко, чтобы разглядеть его получше.

Насколько мы можем судить, там пусто. И вокруг никого нет. Только пустой, осыпающийся тротуар и множество разросшихся деревьев.

— Может, у них закончился бензин, — говорю я.

— Да. Наверное, в этом и дело. Оставайся здесь, пока я все проверю.

Поскольку это кажется достаточно безопасным, я не возражаю, оставаясь за деревьями, пока Коул идет осматривать джип.

— Бензина нет, — сообщает он через минуту. — И они ничего здесь не оставили. У них кончился бензин, и они продолжили путь пешком.

— Тогда это хорошо. У нас будет больше шансов догнать их.

— Да. И, по крайней мере, они все еще были на этом шоссе, когда бросили джип. Давай пойдем дальше.

Мы снова начинаем идти с новым приливом энергии и не останавливаемся в течение следующего часа, пока не доходим до развилки шоссе.

От одного шоссе ответвляются две автомагистрали. Давным-давно здесь были бы дорожные знаки, указывающие названия дорог и городов на их пути следования. Но эти знаки давно пропали. Даже не ясно, на какой развилке находится продолжение шоссе. Мы совершенно не представляем, куда идти.

Мы долго смотрим на перекресток, пытаясь угадать, в каком направлении двигаться.

Но у нас нет ни малейшего представления. А это значит, что у нас есть 50 % вероятность того, что мы свернем не туда.

— Черт возьми, — бормочет Коул, пиная кусок разбитого асфальта.

Абсолютное разочарование в его тоне — это именно то, что чувствую я сама.

Я брожу от одной дороги к другой, надеясь на какое-то вдохновение. Вместо этого я вижу две маленькие веточки, скрещенные в виде идеального креста на обочине одной из дорог.

— Коул!

Он подбегает ко мне. Смотрит вниз, на то, на чем я сосредоточена.

— Это должно быть сделано целенаправленно, — я наклоняюсь, чтобы рассмотреть поближе. — Кто-то это сделал.

— Твоя сестра?

— Держу пари, что это она. Она бы поняла, что мы не поймем, куда идти, и попыталась бы нам подсказать. Наверное, это лучшее, что она могла сделать. Мы должны пойти этим путем. Мы должны. Что еще мы можем сделать?

— Да. Она умная. В этом есть смысл. Мы пойдем этим путем.

Возможно, Коул не разделяет мою уверенность в том, что Брианна оставила нам знак, но у него нет идей получше.

Маленький шанс пойти правильным путем лучше, чем вообще никаких шансов.

Глава 10

До конца дня, каждый раз, когда мы подъезжаем к развилке, съезду со старого шоссе или перекрестку, мы смотрим на указатели Брианны. Мы находим еще две веточки с крестиками, всегда указывающие нам оставаться на главной дороге, так что становится ясно, что эта дорога — самый прямой путь туда, куда они направляются.

Мы продолжаем идти, когда солнце начинает садиться, так как нам нужно выиграть дополнительное время, чтобы догнать их. Но сегодня ночью луна почти не светит, и фонарик Коула не дает много дополнительного света.

Когда мы едва не пропускаем в темноте третий крестик, Коул бормочет:

— Нам лучше остановиться на ночлег.

— Да. У меня ноги подкашиваются, и самое худшее, что мы можем сделать — это пройти несколько миль в неправильном направлении, потому что пропустили один из указателей Брианны.

— Давай сойдем с дороги достаточно далеко, чтобы развести костер. Мне нужно поохотиться и добыть что-нибудь поесть.

Мы съели все, что у нас было с собой, доев остатки вяленого мяса этим утром. Организм привыкает к лишениям, поэтому я не чувствую себя такой голодной, как можно было бы ожидать. Но если так будет продолжаться и дальше, я начну терять даже те небольшие изгибы фигуры, которые приобрела за последние два года, и стану такой же тощей, как раньше.

Найдя небольшую поляну в лесу, рядом с рекой, которая течет параллельно дороге — Коул говорит, что, по его мнению, это Нью-Ривер, но он не совсем уверен — я собираю сухие ветки для костра, пока Коул отправляется в лес на охоту.

Через несколько минут я слышу приглушенный выстрел, и он возвращается с опоссумом.

Не самое мое любимое мясо, но все же лучше, чем совсем ничего.

Пока он снимает шкурку и режет мясо на полоски, чтобы нанизать на шампуры и поджарить на огне, я наливаю в котелок воды и кипячу, даю ей остыть, а потом наполняю наши бутылки водой.

Поскольку вечер теплый, я сидела на своей толстовке, а не надевала ее, но встав, я замечаю, какая она отвратительно грязная. Возможно, это из-за того, что я вчера видела, как Брианна стирала одежду, но у меня внезапно возникает желание заняться своей.

Я ношу эти вещи уже несколько дней. Они в плохом состоянии.

— Думаю, мне нужно прополоскать свои вещи, — говорю я Коулу. — Они довольно мерзкие.

— Хорошо, — он собирает окровавленный остов опоссума. Он всегда уносит такое подальше от нашего лагеря, чтобы не привлекать хищников. — Если хочешь все постирать, можешь надеть одну из моих запасных футболок.

Я оглядываю себя, так как его взгляд прикован к моей груди. Затем замечаю, что моя майка, которая изначально была белой, настолько грязная, что ее цвет варьируется от бежевого до грязно-коричневого.

— Возможно, я так и сделаю. Спасибо.

Коул исчезает, чтобы избавиться от тушки, а я роюсь в его рюкзаке, пока не нахожу серую футболку, которую он на днях постирал. Я бы не назвала ее чистой, но она лучше, чем та, что сейчас на мне. Я снимаю джинсы, майку и трусики и натягиваю вместо них футболку.

Конечно, она мне великовата и свисает почти до колен. Поскольку я собираюсь стирать свою одежду, я беру всю запасную одежду Коула — у него в рюкзаке две пары трусов, три футболки и вторая пара камуфляжных штанов — и решаю их тоже постирать.

Все, что у меня есть — это кусок мыла Коула, поэтому я пользуюсь им экономно, удаляя большую часть грязи и используя воду и речные камни, чтобы справиться с основной очисткой.

Когда Коул возвращается, я успеваю постирать только два предмета одежды.

Он не замечает сразу. Он немного потягивается, вытягивает руки, а затем прислоняется к дереву, чтобы размять спину. Затем снимает майку без рукавов, которую носил последние два дня, и подходит поближе ко мне, чтобы умыться в реке.

Протягивая ему мыло, я беру его майку, чтобы добавить к своей стопке.

Это привлекает его внимание. Коул замирает, разглядывая футболку в моих руках, а затем и другую одежду в стопке.

— Что ты делаешь? — грубовато спрашивает он.

— Я стираю одежду.

— Ты стираешь мою?

— Да. Я занялась своими вещами, поэтому решила, что могу заняться и твоим тоже.

Коул не просто удивлен. Он выглядит раздраженным.

— Зачем?

— Зачем? — я хмуро смотрю на него. Какого черта он так смотрит? — А почему я не должна этого делать?

— Потому что я могу сделать это сам.

— Я знаю, что ты можешь это сделать. Но я пыталась быть полезной.

— Мне не нужна помощь. Я сам могу разобраться со своим дерьмом.

Я тоже начинаю раздражаться. В чем, черт возьми, его проблема? Неужели он действительно настолько не желает принять от меня простой акт доброты?

— Я знаю. Но мне не сложно. Я же все равно стираю.

Коул наклоняется и отделяет свою одежду от моей.

— Ты не обязана, бл*дь, стирать мою одежду. Я не хочу, чтобы ты делала подобную херню. Я не такой, как те бл*дские ублюдки, у которых твоя сестра.

То, что он выругался трижды за один комментарий, свидетельствует о его душевном состоянии. Но я внезапно понимаю, почему он так расстроился.

— Коул, я знаю это, — я протягиваю руку, хватаю его за подбородок и наклоняю его вниз, заставляя посмотреть на меня. — Я знаю, что ты не такой, как они. Я просто помогаю тебе, потому что хочу этого. А не потому, что думаю, что ты когда-нибудь потребуешь этого от меня.

С минуту он тяжело дышит через нос.

— Я не они, — бормочет он наконец. — Я часто вел себя как придурок, но я не они.

— Я знаю! Я поняла это, когда впервые увидела тебя на пляже два года назад. Я знаю, что ты не такой, как они. Вот почему я хочу тебе помочь, — я снова осторожно забираю одежду из его рук и складываю ее в свою стопку. — Ты помогаешь мне выжить, Коул. Ты столько раз спасал мне жизнь, что я уже сбилась со счета. Ты отложил свою миссию, чтобы помочь мне.

Его лицо слегка искажается.

— Дел.

Я продолжаю.

— Но все не обязательно должно быть так, где ты помогаешь, а я для тебя ничего не делаю. Я тоже могу тебе помочь. По крайней мере, немного. Я хочу помочь.

— Ты мне ничего не должна. Ничего.

— Это не транзакция. Это не потому, что я тебе что-то должна. Это потому, что мы… мы партнеры.

Его лицо меняется. Смягчается почти незаметно.

— Мы партнеры, не так ли?

Я сглатываю.

— Ну, то есть, да. На данный момент. Я не говорю, что это постоянная ситуация, но сейчас мы партнеры. Так что мы можем помогать друг другу и принимать помощь, не испытывая при этом чувства долга, — затем я с легкой улыбкой добавляю: — Я не пытаюсь играть роль твоей жены или что-то в этом роде. Мне просто нравится что-то для тебя делать.

Коул отводит взгляд. Его щеки слегка краснеют. Я вдруг понимаю, что он стесняется. Возможно, даже смущен. Все, что ему удается сказать — это: «Спасибо».

Я прячу улыбку, опускаясь на колени и снова начиная стирать одежду.

***

На следующее утро мои джинсы все еще немного влажные, но остальная одежда сухая. Мы встаем за час до рассвета, съедаем остатки опоссума и отправляемся обратно по шоссе, надеясь как можно скорее сократить расстояние между нами и ими.

Я уже несколько дней нахожусь в адреналиновом режиме, почти не уставая, независимо от того, как далеко нам пришлось идти и как сильно я не выспалась. Но, должно быть, сейчас это начинает проходить, потому что с каждым утром я становлюсь все более измотанной, мое тело тяжелеет, а разум затуманивается с течением времени.

Мне очень хочется лечь прямо на дороге, свернуться калачиком и закрыть глаза. Но я не могу. Брианна в беде. Я нужна ей. У нее больше никого нет.

Поэтому я продолжаю. И когда Коул спрашивает, не нужен ли мне перерыв, я отвечаю отрицательно. Я не хочу тратить время впустую.

Только что перевалило за полдень, солнце ярко и жарко светит в зените, когда Коул говорит:

— Я могу понести тебя на спине, если хочешь.

Я давлюсь испуганным смехом.

— Я не собираюсь ехать на твоей спине! Я в порядке.

— Разве? Ты выглядишь так, будто вот-вот упадешь.

— Я не собираюсь падать. Честно говоря, сегодня я чувствую себя немного разбитой, но я справляюсь. Не хочу останавливаться.

— Я не говорил, что мы должны останавливаться. Предложил понести тебя. Ты такая крошечная, что это не стало бы проблемой.

Я прищуриваюсь.

— Я не такая уж крошечная.

— Нет, именно такая, — уголки его рта приподнимаются в самой очаровательной улыбке.

Я краснею и изо всех сил стараюсь не растаять внутри.

— Что ж, я ценю твой порыв. Если дела пойдут совсем плохо, я, возможно, воспользуюсь твоим предложением, но я еще не готова.

— Хорошо.

Теперь мы остановились. Я переминаюсь с ноги на ногу и смотрю в землю.

— Почему ты так на меня смотришь?

— Как — так?

— Как будто… Как будто…

Как будто я — самое дорогое, что есть в его мире.

— Как будто ты собираешься поцеловать меня или что-то в этом роде.

Коул усмехается и протягивает руку, чтобы взять меня за подбородок.

— Может быть, я так и сделаю.

Я задерживаю дыхание. Желая этого. Ожидая этого. Но легкое движение на дороге отвлекает меня.

Я ахаю. Замираю.

Коул реагирует быстрее. Он достает из рюкзака винтовку и прицеливается, одновременно толкая меня себе за спину.

На дороге мы видим одинокого путника. Насколько я могу судить, это мужчина. Он тащит за собой ручную тележку. Высокая, худощавая фигура. Длинные волосы отливают золотом на солнце. В свободной руке у него пистолет.

Он целится в Коула, который целится в него.

Он не из тех парней, у которых Брианна. Я могу сказать это сразу, даже на расстоянии. У него просто нет этого грубого, преступного вида.

Но это не значит, что он безопасен.

— Я просто проходил мимо, — кричит он, как только оказывается в пределах слышимости. — У меня к вам никаких претензий.

У него легкий английский акцент, который в данном контексте, в этом мире, просто поражает. В течение многих лет я не слышала ничего, кроме манеры речи, которую можно было бы встретить в Вирджинии. Южный акцент, или акцент гор Аппалачи, или что-то вроде нейтрального американского английского, на котором разговариваем мы с Брианной.

Но не такое произношение, напоминающее героя британского детектива, который моя мама любила смотреть по телевизору.

Англии больше не существует. Ее стер с лица земли астероид.

Это странно неуместно. Я смотрю на него и забываю нервничать.

Коул не произносит ни слова и не опускает винтовку. Я, наконец, нахожу в себе силы сказать:

— Мы тоже просто проходим мимо.

Он уже почти добрался до нас. Они с Коулом все еще целятся друг в друга.

Этот мужчина невероятно красив. Не грубый, манящий и сексуальный, как Коул. Он классически красив, как кинозвезда старых времен. Его одежда такая же поношенная и грязная, как и у всех остальных — джинсы и темная футболка Хенли, — но ему каким-то образом удается выглядеть в ней гармонично. У него пугающе яркие зеленые глаза. Ему нужно побриться. Его волосы явно давно не мылись шампунем.

Он все равно один из самых красивых мужчин, которых я когда-либо видела в своей жизни.

— Привет, милая, — говорит он низким, мелодичным голосом, одаривая меня мимолетной улыбкой. — Ты не могла бы попросить своего мужчину немного расслабить булки?

Быстрый взгляд на Коула показывает, что он в бешенстве — глаза прищурены, челюсти сжаты. Я готова поклясться, что он вот-вот зарычит.

— Коул, — бормочу я. — Он просто проходил мимо.

— Разве?

— Он не один из них.

— Мы понятия не имеем, кто он такой, — глаза Коула не мигают, он не отрывается от лица собеседника.

— Ну, это я могу вам сказать, — мужчина опускает пистолет, но не убирает его в кобуру. — Меня зовут Эйдан. Раньше я был менеджером по маркетингу и жил в Ричмонде в момент Падения. Теперь я пытаюсь выжить, как и все остальные.

— Я Делейни, — говорю я ему. — Это Коул, — я собираюсь сказать что-то еще, но Коул перебивает меня.

— Почему ты путешествуешь?

— Это то, чем я занимаюсь. Я курьер. Посыльный. Иногда я торговец. В данный момент мне поручено доставить эти товары в город, расположенный примерно в восьмидесяти километрах отсюда, — Эйдан говорит небрежно. Почти дружелюбно. Но в его глазах — на его лице — читается уверенность, недооценивать которую было бы большой ошибкой.

Если Коул сделает свой ход, я все равно поставлю на Коула, но этот человек не сдастся без боя.

— Так что, если твой мужчина не возражает убрать свои колючки, я пойду своей дорогой.

Коул издает горловой звук.

— У нас нет на это времени, Коул. Мы никогда не догоним Брианну и тех парней, если застрянем здесь. Просто отпусти его.

Мужчина на мгновение переводит взгляд на меня, прежде чем снова сфокусироваться на Коуле. Я понимаю почему. Он далеко не так расслаблен, как кажется. Он почти так же настороже, как и Коул.

— Вы кого-то выслеживаете? Несколько миль назад я прошел мимо группы людей, но мне не понравился их внешний вид, поэтому я обошел их стороной. Четверо уродливых придурков и рыжая красотка. Это ваши люди?

— Эта женщина — моя сестра. Эти мужчины определенно не наши люди. Мы пытаемся догнать их, чтобы вернуть ее.

Я вижу на лице этого мужчины осмысление. Проходит минута, прежде чем он отвечает:

— Значит, вам нравятся безнадежные затеи, да?

— Это не безнадежная затея. Мы собираемся вернуть ее.

Кажется, он не разделяет моей веры, и по какой-то причине это меня беспокоит. Как будто он может знать о наших шансах больше, чем мы сами.

Он прочищает горло. Оглядывает Коула с головы до ног.

— Хм. Тогда я дам вам несколько непрошеных советов. Поторопитесь. Вам нужно догнать их в ближайшие два дня, потому что на третий день они доберутся туда, куда направляются, и тогда у вас не останется ни малейшего шанса вернуть ее.

— Куда они направляются? — спрашиваю я, напрягаясь всем телом. — Ты знаешь?

— Я могу догадаться. Судя по их виду. Они построили крепость. Бывшие бандиты из стада. Волчьи стаи. И тому подобное. Они захватили старый отель на горе. Теперь охраняют его, как замок. Готов поспорить, что они направляются именно туда. Вам нужно догнать их до того, как они доберутся до места.

В его голосе, помимо непринужденности, слышится нотка серьезности. Он говорит правду. Я вижу это. Слышу это.

Коул, очевидно, тоже.

— Как нам туда добраться?

— Продолжайте идти по этой дороге еще пару дней и сверните туда, где река делает изгиб. Но вы меня слышали, верно? Если они доберутся туда, вам не повезло. Чтобы осадить их там, потребуется целая армия.

— Значит, ты с ними знаком?

Эйдан поджимает губы.

— Я вел с ними кое-какие дела. Они отвратительные клиенты, но при моей работе приходится делать то, что нужно.

— Может быть, тогда ты сумеешь нам помочь, — говорю я.

Он иронично фыркает.

— О, нет, спасибо. Я не хочу умирать. Я иду своим путем. Сам о себе забочусь. Если у вас есть что предложить в обмен, я буду рад выполнить для вас работу, но самопожертвование — это не по моей части. Я не причиню вам вреда, если вы не попытаетесь причинить вред мне, но я не променяю свою жизнь ни на чью другую.

Он по-прежнему говорит легкомысленно, как будто не воспринимает все это всерьез.

Он интригует. И я не могу не разочароваться в том, что он не желает нам помогать.

С ним в нашей команде у нас было бы гораздо больше шансов вернуть Брианну.

— Ладно, — говорю я, поскольку Коул явно не в настроении разговаривать. — В любом случае, спасибо за информацию. Удачи тебе.

— Вам тоже, — он снова начинает идти, на мгновение оборачиваясь к нам, чтобы добавить: — Видимо, в мире все еще есть несколько глупых, наивных благодетелей. Кто бы мог подумать?

***

Как бы ни был раздражен Коул встречей с Эйданом, нельзя отрицать, что он дал нам бесценную информацию.

Коул ворчит, что у нас нет никаких оснований верить ему, но я не уверена, что даже он сам считает это правдой. Эйдан сказал нам правду. Очевидно, что его приоритет — это он сам, но, солгав нам, он ничего не добьется.

Он рассказал нам все, что знает, а затем предоставил нас самим себе — точно так, как он и обещал.

Мы последовали его совету и в тот же день ускорили шаг. Мой адреналин снова зашкаливает теперь, когда мы знаем, что наша погоня ограничена по времени.

Мы должны суметь одолеть четырех парней, которые прямо сейчас с Брианной. Но будучи только вдвоем, нам будет трудно штурмовать то, что по сути является замком.

Поэтому нам нужно догнать их до того, как они доберутся туда.

Мы идем еще пару часов после наступления темноты, но к этому времени я практически прихрамываю, и даже Коул замедлил шаг. Ни за что на свете я не стану предлагать остановиться, но Коул в конце концов издает тихий стон.

— Ладно. Это все, что мы можем сделать на сегодня.

— Я в порядке.

— Нет, ты не в порядке. Но даже если бы мы могли продолжать в том же духе, это не принесет нам никакой пользы, если мы переусердствуем сегодня и не сможем двигаться завтра. Нам нужно отдохнуть. Сегодня мы, должно быть, значительно сократили отставание от них. Они, наверное, остановились на ночлег несколько часов назад. Давай разобьем лагерь, поедим чего-нибудь и, может быть, поспим несколько часов.

Я чувствую облегчение, но не говорю об этом. Я все еще не хочу, чтобы Коул хоть на минуту подумал, что я слаба или не справляюсь с задачей.

Мы доедаем остатки опоссума, которого он убил вчера. Я умываюсь в реке, которая все еще течет вдоль шоссе, а затем переодеваюсь в его большую футболку, как и вчера вечером.

Когда я заканчиваю мыться, Коул тоже идет к ручью, чтобы помыться. Я наблюдаю, как он брызгает на себя водой, намыливается и ополаскивается.

В лесу, куда не проникает свет от костра, кромешная тьма, но он положил свой фонарик на камень, чтобы обеспечить хоть какое-то освещение. Я смотрю на линии его тела. На изгибы его широких плеч и бицепсов. На длину его спины. Из-за толщины его бедер.

У него немного волос на груди и под мышками. И еще больше волосков уходит под пояс его брюк. Закончив мыться, он берет опасную бритву и проводит ею по подбородку и коже головы, сбривая отросшую за несколько дней щетину.

У меня в животе что-то сжимается, когда я наблюдаю за ним. Это не вожделение. Не совсем оно. Это больше похоже на чувство владения. Собственничество. Наблюдение за тем, как он выполняет интимную задачу, вызвало это чувство, и теперь оно никуда не денется.

После этого он снова брызгает водой на лицо и голову. Кажется, Коул не замечает, что я так пристально за ним наблюдаю.

Он потирает правое плечо. Затем двигает тем же плечом. Вытягивает руку вперед и назад, и его лицо на мгновение напрягается.

Ему больно. Его беспокоит плечо.

Внезапно я вспоминаю, как два года назад висела над рекой, удерживаемая только силой его правой руки.

Все чувства возвращаются ко мне, как будто они происходят снова. Страх. Паника. Беспомощность. Твердая хватка его большой руки.

Это глубокое, неоспоримое осознание того, что Коул никогда не отпустит меня.

Я задыхаюсь от нахлынувших чувств. Он оборачивается на звук, затем озабоченно хмурится, когда я встаю и подхожу к нему, стоящему на коленях.

— Что такое? — спрашивает он.

— Ничего.

— Что-то случилось. Ты выглядишь… — он хмурится еще сильнее. Касается моей щеки кончиками пальцев.

— У тебя болит плечо?

— Что?

— Твое плечо, — я протягиваю обе руки и поглаживаю его там, чувствуя, как напряглись его мышцы, как сильно изогнулись кости. — Больно?

— Немного. Ничего страшного, — несмотря на свои слова, он шумно выдыхает, когда я превращаю ласку в массаж.

— Оно правда болит. Ты должен был сказать мне, что тебя это беспокоит, — я обхожу его, чтобы дотянуться до его плеча сзади, занимая более удобное положение для массажа.

— Все в порядке, — Коул издает очередной стон, и его глаза закрываются на несколько секунд. — Черт, детка. Ты не обязана… Ох бл*дь.

— Ты повредил его из-за меня.

— Я не…

— Не отрицай. Скажи мне правду. Плечо никогда тебя не беспокоило, пока ты не вывихнул его два года назад, когда вытаскивал меня с того обрыва.

— Это не имеет значения.

— Для меня имеет, — я не особо искусна в этом деле, но я разминаю его напряженные мышцы, насколько могу. Кажется, это работает, если судить по его примитивным реакциям. — Ты удерживал весь мой вес на одной руке, на одном плече.

— Ты такая крошечная…

— Даже не пытайся так говорить. Я не такая уж большая, но я целый человек, и ты держал меня всего лишь одной рукой, — я наклоняюсь, чтобы поцеловать его в затылок. Затем в плечо. — Спасибо.

— Я бы ни за что тебя не отпустил, бл*дь, — в его теле растет напряжение нового рода, которое мне действительно нравится. От которого у меня еще сильнее сжимается низ живота и возникает новая боль в киске.

— Я знаю это. Я знала это тогда и знаю сейчас, — я целую его в щеку, скольжу ладонью по его руке, пока не переплетаю свои пальцы с его. — Ты никогда не отпустил бы меня.

Коул крепче сжимает мою руку. Затем без предупреждения выпрямляется и подхватывает на руки, неся к угасающему огню. Мы ненадолго прерываемся из-за логистики, когда он хватает одеяло и расстилает его на земле, но затем опускает меня на него и оказывается сверху, прижимаясь ко мне и находя мои губы в жадном поцелуе.

Я обхватываю его руками и втягиваю его язык в свой рот.

В том, что он лежит на мне, есть что-то невероятно интимное. Он поддерживает верхнюю часть своего тела руками, но при этом прижимается нижней частью ко мне. Как будто он знает, что я это выдержу. Как будто ему это нужно.

Коул уже возбужден и трется выпуклостью под брюками о мою талию. Нетерпение в этом движении заводит меня. Возбуждение почти болезненно сжимается между моих бедер.

Когда он целует меня, я приподнимаю бедра, чтобы тоже потереться о него, и бесстыдство этого движения возбуждает меня еще больше. Я так увлечена, что готова к проникновению всего через пару минут, но он не торопит меня, даже после того, как я поднимаю ногу и крепко обхватываю его за талию.

Коул долго целует меня в губы. Когда он наконец отрывается от моего рта, то только для того, чтобы покрыть легкими поцелуями мою щеку и подбородок, а затем спуститься вниз по шее.

Он посасывает пульсирующую точку у основания моего горла, и я уже не могу не задыхаться. Я извиваюсь под ним, проводя ногтями по его обнаженной спине, а затем хватаю его упругую задницу через толстую ткань брюк.

— Детка, — бормочет он. — Бл*дь, детка. Ты так сильно мне нужна, — он ритмично двигает своим членом, потираясь о меня, словно не может остановиться.

Я никогда не видела, чтобы Коул был таким неуправляемым. Это возбуждает. Опьяняет.

— Я у тебя есть, — говорю я, выгибаясь в мучительном удовольствии. — Я у тебя есть.

Он издает хриплый стон. Снова находит мой рот и целует глубоко и крепко.

У меня почти кружится голова от стольких эмоций и ощущений, и я цепляюсь за него руками. Своими ногами. Своим ртом. Каждой частичкой меня.

Проходит некоторое время, прежде чем кто-то из нас обретает способность двигаться дальше. Мы как будто оба оказались в ловушке этого чувственного тумана, и ни один из нас не может сделать следующий шаг вперед.

Наконец, Коул поднимает голову, смотрит на меня в мерцающем свете и издает еще один тихий, хриплый стон.

— Детка.

— Коул, пожалуйста, — я даже не уверена, о чем прошу. О чем-то.

О следующем шаге.

Он делает этот шаг. Срывает с меня футболку и припадает губами к одной из моих грудей. Посасывает сосок, пока я не выгибаюсь дугой и не начинаю хныкать. Затем он просовывает руку мне в трусики и ощупывает мою киску, издавая гортанный звук, когда обнаруживает, какая я влажная.

Он доводит меня до быстрой, жесткой кульминации, не отрывая рта от моей груди и двигая пальцами внутри меня. Затем он прокладывает дорожку поцелуев вниз по моему животу и касается губами натянутого хлопка моих трусиков.

Это странно возбуждает — то, как Коул ласкает языком мое белье. Мне приходится бороться с собой, чтобы не тереться об его лицо.

Он хватает меня за бедра и разводит их еще шире, чтобы по-настоящему заняться моей киской. Я издаю самый нелепый мяукающий звук, когда наслаждение нарастает, но не прекращается.

Я вцепляюсь в одеяло под собой, когда он слегка покусывает мой клитор. Внезапная смена ощущений доводит меня до предела. Я давлюсь криком, и мое тело сотрясается от оргазма, пока спазмы не проходят.

Я неуверенно улыбаюсь ему, когда Коул поднимает голову. Он улыбается в ответ, довольный и слегка дикий.

Именно это выражение лица больше, чем что-либо другое, наводит меня на мысль. Я сажусь и опускаю его на землю, забираясь на него сверху и обхватывая его бедра своими ногами.

Он смотрит на меня снизу вверх. Все еще улыбающийся. Все еще дикий.

Все еще немного самодовольный.

— Не выгляди таким довольным собой, — говорю я ему.

— Почему, черт возьми, нет?

На самом деле у меня нет ответа на этот вопрос.

— Честно говоря, я не уверена. Просто люди не должны быть такими самоуверенными.

Коул посмеивается над этими словами и притягивает мою голову к себе, чтобы поцеловать. Это так сладко, что я отвлекаюсь на пару минут, но потом вспоминаю о своей идее. Я начинаю покрывать поцелуями его тело, уделяя много внимания груди, прежде чем опуститься ниже, к упругому животу. Я целую его пресс. Слегка прикусываю его бок. Затем начинаю расстегивать верхнюю пуговицу его брюк.

— Что ты там делаешь, детка?

— А ты как думаешь?

Его глаза горящие. Дикие.

— Ты уверена? Я давненько не принимал душ.

Я хихикаю.

— Знаю. Я тоже, и ты, кажется, не возражал. Ты помылся раньше. Я видела.

— Не то же самое.

— Теперь уже все не то же самое. Все не так, как было раньше. Возможно, мы оба грязные, потные, измученные и в опасности, но это не отменяет того, как сильно мы в этом нуждаемся, — я запускаю руку в его трусы и беру его член в руку. — Может быть, именно из-за этого мы нуждаемся в этом еще больше.

— Может быть, и так, — хрипит он, закрывая глаза, когда я начинаю сжимать его. Он приподнимает бедра, чтобы спустить штаны и боксеры еще ниже. Затем запускает пальцы в мои волосы, когда я опускаю голову.

Я пробую лизнуть его ствол. Коул издает хриплый звук. Затем я поднимаю его член и обхватываю его ртом, посасывая головку.

Он непроизвольно вскидывает бедра.

— Бл*дь. Извини за это.

— Все в порядке, — я улыбаюсь, нависая над его эрекцией. — Только не заставляй меня давиться. Я в этом не эксперт.

— А ощущается… — он охает и резко поворачивает голову набок, и его глаза снова закрываются, когда я снова посасываю его. — Как будто ты настоящий эксперт.

Это подбадривает меня. Я продолжаю сосать, задавая довольно быстрый ритм, который соответствует легкому давлению его пальцев на мою голову.

От него сильно пахнет, но это естественный, знакомый запах, который я знаю до глубины души. Запах Коула. И он не вызывает у меня отвращения. Как раз наоборот, как ни безумно это признавать.

Он пахнет так, словно он мой.

Вскоре Коул уже охает и покачивает бедрами в такт моему ритму. Время от времени бормоча что-то ободряющее.

— Бл*дь, детка. Именно так. Такой горячий маленький ротик. Моя девочка.

Затем его руки сжимаются в моих волосах, и он издает сдавленный стон, который звучит так, словно он выплескивает все свое глубокое, сдерживаемое напряжение.

Он приподнимает мою голову, кончая несколькими струями мне на грудь.

Когда он, наконец, открывает глаза, мы довольно долго смотрим друг на друга, громко дыша. Затем он хватает меня и переворачивает, снова оказываясь на мне сверху.

Коул прижимается губами к моим губам и снова наваливается всем своим весом. Целует меня глубоко и жадно.

Я целую его в ответ, предлагая ему все, что у меня есть, почему-то зная, что этого достаточно. Это именно то, чего он хочет.

В чем нуждается.

Его эрекция немного ослабла после кульминации, но так и не прошла полностью. Вскоре он снова возбужден, и его член зажат между нашими телами.

Проходит много времени, прежде чем Коул приподнимается и устраивается у меня между ног. Он скользит внутрь меня. Помогает обхватить его ногами за талию. Затем трахает меня в быстром, напряженном ритме, который сотрясает наши тела.

Кажется, я снова кончаю. Я не могу сказать наверняка. Все это так невероятно приятно — так правильно, глубоко и необходимо — что я не могу отличить оргазм от всего остального. Но я хнычу и издаю беспомощные всхлипывающие звуки, а Коул охает как животное.

Он едва успевает выйти, чтобы кончить мне на живот с очередным хриплым стоном.

После этого мы падаем вместе, сплетаясь клубком горячей плоти и цепляющихся конечностей. Его лицо оказывается в изгибе моей шеи. Он несколько раз неуклюже целует меня туда, затем, наконец, поднимается.

Я улыбаюсь ему. Становится темнее, потому что огонь костра гаснет.

Коул улыбается в ответ такой улыбкой, какой я никогда у него не видела. Совершенно искренней.

На мгновение мне кажется, что он что-то скажет. Что-то, что я хочу услышать. Но вместо этого он бормочет:

— Тебе нужно немного поспать.

Он прав. Мне это необходимо. И ему тоже.

Не важно, что произошло между нами сегодня вечером; мир остается таким, какой он есть.

Брианна все еще в опасности, и завтра мы должны попытаться спасти ее.

Глава 11

Утро всегда преображает мир.

Дело не только в солнечном свете. Тот же воздух, которым мы дышим ночью, каждое утро кажется новым — другим. Деревья, цветы и животные начинают расти по-новому. Воссоздают самих себя. И мы стараемся делать то же самое. Все, что кажется таким правдивым, таким интуитивным, таким насыщенным в лунном свете, становится реальностью утром.

Обычно я этого хочу. Просыпаясь, я могу обуздать бурлящие ночные мысли и сделать то, что мне нужно выполнить за день. Но сегодня утром я просыпаюсь с мыслью о том, что в прошлый раз я была так уверена в Коуле, но когда я проснулась, его уже не было.

Я знаю, что сейчас все по-другому. Прошло два года, мы оба выросли и изменились. И когда я открываю глаза, Коул именно там, где и должен быть — внизу, у реки, плещет водой на лицо и грудь. Но я не могу избавиться от чувства тревоги, думая, не повторится ли то же самое снова.

Мое тело затекло и слегка дрожит, когда я встаю. Последние несколько дней мы почти ничего не ели, и я отвыкла от таких лишений. В основном я справилась с приступами голода, но слабость еще не прошла. Я немного разминаюсь, захожу за дерево пописать, а затем присоединяюсь к Коулу на берегу ручья, чтобы умыться.

— Доброе утро.

— Привет, — я улыбаюсь ему, странно застенчиво. С трепетом

Его глаза изучают мое лицо. Бегло осматривают меня сверху донизу.

— Все в порядке?

— Да.

— Если мы двинемся в путь прямо сейчас, то, возможно, догоним их сегодня. Ты готова к этому?

— Да, — я решительно киваю. — Я готова. Как твое плечо сегодня?

— Нормально.

Выражение его лица бесстрастное, ничего не выражающее. Я протягиваю руку и потираю его больное плечо, сильно надавливая на линию сухожилий.

Я прислушиваюсь и слышу, как он тихонько вздыхает.

— Коул.

— Все в порядке, — бормочет он. — Прямо сейчас ничего не поделаешь.

Он прав. У нас нет ни времени, ни досуга, чтобы я могла посуетиться над ним так, как мне хочется.

И, возможно, Коул все равно не захотел бы этого от меня. Он всегда был в высшей степени самодостаточен, отвергал любые попытки проявить заботу, любые попытки предъявить свои права. Возможно, главным, чего он хотел от меня прошлой ночью, был секс, а не все то глубинное, что я хотела предложить.

Однако он не отмахивается от моих прикосновений. Он на мгновение закрывает глаза, пока я продолжаю массировать его.

— Никогда не знал, каково это, — наконец бормочет он.

— Что?

— Когда кто-нибудь заботится обо мне.

Каким-то образом — в некотором роде — его мысли оказываются очень близки к моим собственным мыслям.

— Ты мог бы это иметь, — говорю я, стараясь говорить мягко, чтобы не прозвучало, будто я его упрекаю. — Ты этого не хотел.

— Я этого хотел, — Коул резко качает головой. — Просто никогда не думал, что мне это позволено.

Он говорит правду. Я знаю это наверняка, и от этого мое сердце сжимается в груди. Я наклоняюсь и нежно целую его в щеку. Я не знаю, что сказать, поэтому ничего не говорю.

Коул поворачивает голову в мою сторону. Снова внимательно изучает мое лицо, на этот раз с другой настойчивостью.

Я понятия не имею, что он ищет на этот раз.

Все, что он говорит — это: «Нам лучше отправляться в путь».

Что мы и делаем.

***

Утро проходит так же, как и последние два дня. Ничего, кроме мучительной ходьбы, сильного напряжения и передвижения в более быстром темпе, чем было бы комфортно в моем физическом состоянии.

В конце концов я впадаю в болезненное оцепенение от усилий, дискомфорта и усталости. Мои ноги все еще машинально шагают, но, честно говоря, я не уверена, как именно это происходит.

Я настолько выбита из колеи, что понятия не имею, сколько часов прошло. Единственные детали, которые я замечаю — это разбитый тротуар, сорняки и грязь у меня под ногами и пятно пота на спине рубашки Коула, по форме напоминающее контур Австралии на карте. Ничего не меняется, кроме размера влажного пятна на его рубашке, пока он не останавливается так резко, что я врезаюсь в него.

Он протягивает руку, чтобы поддержать меня, и притягивает к себе. Я собираюсь спросить, что случилось, но закрываю рот, увидев выражение его лица. Он указывает на холм, который мы только что преодолели. Я всматриваюсь в тени у подножия склона, щурясь, чтобы увидеть то, что увидел он.

Я замечаю какое-то движение, но не могу понять, что это. С таким же успехом это может быть и олень, и плохой парень, и армейский танк, и цирковой клоун.

— Это они? — спрашиваю я, скорее произнося эти слова одними губами, чем вслух.

Коул коротко кивает, подталкивая меня, пока я не схожу со старого шоссе и не скрываюсь за деревьями полностью.

Я вытираю пот со лба и шеи, разрываясь между облегчением и растущим страхом.

Мы догнали их. Что мы и пытались сделать в течение нескольких дней.

Но это значит, что скоро нам придется действовать. Сделать что-нибудь.

Рискнуть всем.

Коул ждет, пока они не отойдут достаточно далеко, чтобы нас не было видно, и затем вытаскивает меня обратно на асфальтированную дорогу. Еще несколько часов мы следуем за ними на некотором расстоянии, отдыхая, когда отдыхают они, и оставаясь вне поля зрения, пока ближе к вечеру они не останавливаются и не разбивают лагерь на ночь.

Как обычно, они сходят с дороги к реке, чтобы иметь доступ к воде. Они ставят палатку и разводят костер. Один из них уходит в лес с ружьем, вероятно, на охоту.

Мы с Коулом находим выгодную позицию, которая находится вне пределов видимости, но все же позволяет нам видеть их главный лагерь. Мы присаживаемся на корточки и долго наблюдаем за ними.

Брианна относит кое-что из одежды к реке, чтобы постирать. Охотник возвращается с убитым кроликом на ужин. Двое из них занимают позиции по обе стороны лагеря, очевидно, выполняя функции охранников. Они делают мелкую работу. Жарят кролика. Едят. На этом практически все. Когда солнце садится, Брианна и двое парней заходят в палатку, а двое мужчин остаются на страже.

— Похоже, у них всегда двое на страже, — бормочет Коул после долгой паузы, в течение которой никто из нас не произносит ни слова. — Наверное, они сменяются.

— Ладно. Полагаю, они будут делать так всю ночь. Уверена, мы справимся с двумя охранниками.

— Ага. Я могу бесшумно уложить одного, а затем обойти вокруг и позаботиться о втором. Если повезет, мы сможем убрать обоих до того, как остальные узнают, что мы здесь.

— Что я буду делать, пока ты разбираешься с охраной?

— Ты будешь отвлекающим маневром, — его губы слегка подергиваются, как будто он предугадывает мою реакцию.

Я поджимаю губы.

— Я бы хотела сделать что-нибудь полезное.

— Отвлекающий маневр — это полезно. Они подумают, что опасность исходит с твоей стороны, тогда как на самом деле она исходит с моей. У нас уже будет преимущество, и это даст нам еще большее. Мы справимся. Я могу уложить четверых парней.

Его голос звучит уверенно, но не хвастливо. Он говорит чистую правду.

— Так что, мы делаем это сейчас?

— Нам нужно подождать, чтобы двое других с большей вероятностью заснули. Давай найдем место, где можно отдохнуть несколько часов. А потом пойдем.

По-моему, это хороший план. Я киваю, и мы начинаем удаляться от их лагеря, возвращаясь в том направлении, откуда пришли, пока не достигаем скопления больших камней, которые обеспечивают некоторую защиту.

Мы не разбиваем лагерь. Мы не разводим костер. Мы быстро моемся в реке. Затем Коул садится, прислонившись спиной к одному из камней. Когда я опускаюсь на колени рядом с ним, он притягивает меня в свои объятия.

От него пахнет еще сильнее, чем обычно, потому что он не помылся полностью. Его тело горячее, твердое, большое и знакомое. Самое безопасное на свете.

Какое-то время мы обнимаемся, пока у меня не начинает болеть спина от этого странного положения. Я ерзаю, пытаясь устроиться поудобнее, и наконец, растягиваюсь на земле, положив голову на колени Коулу.

Мне это нравится. Нет ничего приятнее. Он гладит меня по волосам и водит большим пальцем по моей щеке, и я закрываю глаза, но не сплю.

Он, должно быть, знает, что я не сплю, потому что после долгого молчания он спрашивает низким гортанным голосом:

— Ты простила меня?

Я резко открываю глаза.

— Что?

— Ты простила меня? — я понимаю, что он имеет в виду, но он все равно облекает это в слова. — За то, что я так тебя бросил.

Грубые слова повисают в ночном воздухе.

Я понятия не имею, что сказать. Каков будет ответ.

Его рука застывает на моем лице.

— Я… — я выдавливаю из себя это слово, потому что внезапно понимаю, что мое молчание расстраивает его. Он думает, что я все еще злюсь. Обижена. — Я… думаю, да.

Его пальцы слегка касаются моих растрепанных волос.

— Думаю, да. Не то чтобы ты совершил что-то непростительное. Это было неправильно, но ты ничего мне не должен был, кроме разговора. Ты же не нарушал какие-то обязательства.

— Я обманул твое доверие, — Коул делает странный судорожный вдох. — И это худшее, что я когда-либо делал.

— Да, — соглашаюсь я, поскольку он говорит правду. — Но ты любишь своего брата. Я понимаю, почему ты поступил так, как поступил. Он для тебя важнее всего.

— Важнее ли?

Это меня так удивляет, что я переворачиваюсь на спину, чтобы посмотреть ему в лицо. Коул такой же невозмутимый, как и всегда. Ничего не выдает лицом. Но в то же время это разбивает сердце.

— Он всегда был твоим приоритетом, — с трудом выговариваю я.

— Да. Но должен ли он быть моим приоритетом? Я продолжаю думать о том, что ты сказала ранее. О том, что его собственный выбор привел его туда, где он есть. Я виню себя в том, что с ним случилось, но это не только моя вина.

— Нет, не только твоя. В конечном счете, он сам отвечает за свой выбор. Возможно, ты мог бы поступить лучше. Иногда мы все могли бы поступить лучше. Но он не твоя ноша, — я прочищаю горло, пытаясь сформулировать именно то, что хочу сказать. — Он явно этого не хочет. Если бы он этого хотел, то не продолжал принимать решения, которые принимает сейчас. И если ты не примешь это, ты всегда будешь как Каин, проклятый и бесконечно блуждающий, чтобы заплатить за свои грехи.

Коул сухо фыркает.

— Именно так я себя и чувствую. В точности как Каин.

— Но это проклятие не от Бога. Ты сам его на себя накладываешь, — я испытываю облегчение, когда вижу, как он кивает. Кажется, он понимает, что я пытаюсь сказать. И он согласен. И ему нужно это услышать. И ему нужно разрешение отпустить. — Он не твоя ноша, Коул. Ты не можешь продолжать пытаться нести его на себе.

Его челюсти напрягаются. Он отводит взгляд.

— А ты?

— Что я?

— Ты моя ноша?

Мое сердце разрывается на части, отчаянно трепеща. Мне требуется несколько секунд, чтобы сделать глубокий вдох. Наконец, я шепчу:

— Ты этого хочешь?

Я жду. И продолжаю ждать. Пока Коул, наконец, не наклоняется и не запечатлевает поцелуй на моих волосах.

— Я не уверен, что мне дозволено то, чего я хочу.

Это ответ. Просто не тот, которого я хочу.

Все в порядке.

Может, я и хочу этого, но мне не нужно, чтобы он нес меня как ношу. Я научилась нести себя сама.

В конечном счете, мы все вынуждены так делать.

***

Мы отдыхаем несколько часов. Ну, я отдыхаю, а Коул бодрствует, чтобы наблюдать и хмуриться. Когда мы возвращаемся в лагерь, на улице кромешная тьма, а луну и звезды заслоняет слой облаков.

Коул говорит, что это хорошо. Темнота может только помочь нам. Но это нервирует — идти по миру, погруженному в кромешную тьму, где только голубоватый искусственный свет фонарика Коула рассеивает неумолимый мрак.

В любое другое время я бы испугалась того, что может скрываться там, в темноте, но сейчас все мое внимание сосредоточено на том, что ждет нас, когда мы доберемся до места назначения.

Мы должны вернуть Брианну. Или погибнуть, пытаясь это сделать.

Так или иначе, к этому все и сводится.

Коул тоже рискует своей жизнью.

Всего пару недель назад я верила, что он — не более чем мое прошлое. Теперь он делает это ради меня.

И самое смешное, что я никогда не сомневалась в его желании и способности спасти меня, даже если это подвергнет опасности его собственное тело. Он доказывал это снова и снова. В самый первый раз, когда я его увидела, он велел мне бежать, вместо того чтобы передать меня своим попутчикам, которые использовали бы меня до тех пор, пока от меня ничего не осталось бы.

Всего пару часов назад он спросил, принадлежу ли я ему. Хочу ли я быть его ношей.

Я принадлежала ему с самого начала, но я никогда по-настоящему не знала, может ли он быть моим.

Мы добираемся до окраины лагеря раньше, чем я ожидала. Коул отводит меня в укрытие за густой листвой, отвлекая от тревожных размышлений.

— Они не спят, — говорю я, прищурившись и вглядываясь вниз по склону. — У костра сидят двое.

Мы ожидали, что костер к этому времени уже потухнет и те двое, которые не стоят на страже, будут спать в палатке. Но я отчетливо вижу две фигуры, болтающиеся рядом, в то время как двое других, должно быть, стоят на страже.

— Это не те парни, — бормочет Коул и кивает направо. — Там вторая палатка. Пришел кто-то новенький.

— Черт, — я выдыхаю это слово вместе со вздохом. — Сколько их?

— Не знаю. Во второй палатке поместились бы как минимум четверо, плюс двое у костра. Они могли даже выставить больше охранников.

— Что нам делать?

Он качает головой. Минуту молчит.

— Выбора нет. Мы не можем ждать. Они прибудут в отель завтра. Мы просто… — он резко обрывает фразу, и его тело напрягается так сильно, что я ощущаю вибрации на расстоянии пятнадцати сантиметров.

— В чем дело?

Он вглядывается в круг света, отбрасываемого костром. Его глаза превратились в щелочки, а челюсть двигается. Он сосредоточен на одном из мужчин, отдыхающих у костра.

— Коул, что?

— Это мой брат.

Мне требуется минута, чтобы осмыслить эти слова. Что они означают. На самом деле, его брат с парнями, которые похитили Брианну, и кто знает, скольких еще женщин.

— Ты уверен?

— Да. Это он. Это Марк.

— Так что нам следует…?

Пауза длится всего несколько секунд.

— У нас нет выбора, — снова выдавливает он из себя более жестким тоном, чем раньше. — Это наш единственный шанс. Мы сделаем это.

Я собираюсь возразить — или, по крайней мере, задать еще вопросы — но Коул встает. Он уходит от меня. Прежде чем исчезнуть в ночи, он поворачивается, чтобы коротко сказать:

— Постарайся не убить его.

***

Я не вижу Коула после того, как он отходит на несколько метров но я знаю, что он делает. Следует плану. Он найдет ближайшего к нам охранника, подойдет к нему сзади и убьет его прежде, чем тот успеет издать предупреждающий звук. Я не уверена, как он это сделает. Возможно, сломает ему шею. Или перережет сонную артерию. Как только он расправится с первым охранником, он перейдет на другую сторону лагеря и убьет второго.

Я жду несколько минут, которые на это потребуются, бессознательно задерживаю дыхание, пока у меня не кончится воздух, и резко выдыхаю. Я пытаюсь получше разглядеть мужчину, которого Коул назвал своим братом, но мое зрение недостаточно хорошее, чтобы разглядеть детали. Он просто темный силуэт на фоне огня.

Это все, чем он когда-либо был для меня, но для Коула он нечто большее.

Его брат. Человек, которого он любит больше всего на свете.

Именно на этой мысли происходит то, чего не должно было произойти. Раздается выстрел. Это не Коул, значит, это, должно быть, охранник. Возможно, он успел выстрелить, когда умирал.

Что бы это ни случилось, это оповещает остальных. Двое парней у костра вскакивают и хватаются за оружие. Они начинают стрелять в том направлении, откуда раздался выстрел — в сторону Коула — и я вступаю в бой.

У меня оба пистолета Коула, и я начинаю палить в сторону лагеря. Я целюсь высоко, потому что я плохой стрелок. Вероятность того, что я попаду в Коула, его брата или даже в Брианну, не меньше, чем в одного из плохих парней.

Я отвлекаю их внимание. Мне нужно отвлечь их огонь на себя, чтобы Коул мог зайти им в тыл.

Нам остается только надеяться, что из-за темноты и расстояния они будут недостаточно меткими стрелками, чтобы попасть в меня.

Они оборачиваются и стреляют в меня, выстрелы в темноте звучат громко и оглушительно. Из обеих палаток выбегают люди. Такое ощущение, что их много. Их слишком много. Возможно, это из-за моего страха и спешки, но мне кажется, что палатки — это своего рода клоунская машина, в которой помещается намного больше людей, чем реально могло бы уместиться.

Они все кричат и стреляют в меня.

Я продолжаю целиться выше, так как понятия не имею, кто из них брат Коула.

Двое из них падают без предупреждения. Коул, должно быть, выстрелил в них сзади. Некоторые из них поворачиваются к нему, в то время как остальные продолжают целиться в меня.

Это хаос. И в то же время нереально. Как будто я не могу быть здесь.

В конце концов, у моего оружия заканчиваются патроны, поэтому я бросаю его в сумку и, пригибаясь к земле, спешу вниз по склону.

Коул, должно быть, забрал оружие у убитых им охранников, потому что, похоже, у него есть целый арсенал. Теперь все мужчины обращены к нему, и он противостоит им в одиночку.

— Брианна! — кричу я, когда подхожу достаточно близко, чтобы меня было слышно за стрельбой. Я ее еще не видела. Если ее здесь нет, значит, все это было напрасно.

Через несколько секунд она появляется у входа в одну из палаток. Должно быть, она услышала меня. Она быстро оглядывается, и я снова зову ее по имени.

Я не знаю, видит она меня или нет — я все еще сижу на корточках, так как кусты обеспечивают хоть какую-то защиту — но она идет на звук моего голоса, пригибаясь и пробегая мимо сбитых с толку мужчин.

На несколько секунд все вокруг превращается в мешанину звуков, действий и насилия. Двое парней пытаются броситься на Брианну, но Коул меняет позицию. Следующее, что я помню — это то, что он стоит спиной ко мне и Брианне, заслоняя нас от мужчин своим телом.

Теперь на его рубашке кровь. Ее много. Меня чуть не тошнит.

Брианна подбегает ко мне, заключает в объятия на две секунды, а потом выплевывает:

— Вы, бл*дь, совсем с ума сошли!

Я игнорирую ее. Я всегда знала, что она разозлится, когда узнает, что я рискую своей жизнью ради нее, хотя она всегда считала, что все должно быть наоборот.

— Коул! — кричу я, когда вижу, как он приближается к мужчинам. Теперь погибло еще больше. Похоже, на ногах остались только трое.

Один из них — его брат. Я знаю, что это Марк, потому что Коул не стреляет в него. Мужчина тоже не стреляет. Очевидно, он узнал своего брата.

На мгновение мне кажется, что он может изменить курс. Начнет помогать нам. Будет таким братом, каким он должен быть.

Но он этого не делает. Он разворачивается на пятках, наклоняется, чтобы поднять с земли рюкзак, и бежит к деревьям, исчезая в темноте.

Я вижу, как Коул поворачивает голову, наблюдая, как убегает его брат.

— Иди за ним! — кричу я. — С нами все будет в порядке.

Я не думаю, что это правда. В живых остались еще два парня, которые умнее остальных, потому что во время стрельбы они прячутся за деревьями. Если Коул отправится за своим братом, эти люди придут за мной и Брианной.

Но что еще я могу сказать? Брат Коула всегда будет для него приоритетом.

Он всегда будет выбирать его.

— Бегите! — кричит Коул, направляясь к деревьям и одновременно стреляя в оставшихся стоять парней. — Не останавливайтесь!

Другой мужчина, который до этого упал на землю, видимо, не умер. Он садится и тоже начинает стрелять.

Брианна хватает меня за руку и тащит прочь, прежде чем я успеваю решить, что делать, оставляя Коула удерживать их в начале тропы, по которой нам нужно идти через лес.

Я понятия не имею, что происходит. Все это не имеет смысла. Все мое тело болит, а сердце готово выскочить из груди.

Коул не погнался за Марком. Он не выбрал своего брата.

Он все еще там, сдерживает выживших, чтобы мы с Брианной могли уйти.

Он отпустил своего брата, чтобы спасти нас.

Спасти меня.

Так что мы с Брианной бежим. Я беру инициативу на себя, так как только я знаю, куда мы идем.

Брианна не позволит нам остановиться, хотя половина моих инстинктов кричит мне найти Коула, помочь ему, убедиться, что с ним все в порядке.

Но он делает это ради нас, и мы не можем допустить, чтобы это пропало даром.

Через некоторое время ночная тьма рассеивается с приближением рассвета.

Наступает почти новое утро, и мир снова преображается.

Глава 12

Мы с Брианной бежим часами, время от времени переходя на быстрый шаг, чтобы перевести дыхание, но затем снова набираем темп.

Нет никаких признаков того, что за нами кто-то следит, но есть реальная вероятность, что Коул умер или отправился вслед за своим братом, оставив тех, кто остался в живых, снова преследовать нас. Эта возможность подстегивает нас, и мы не останавливаемся и не отдыхаем, пока я не вижу древний фургон на обочине старого шоссе, а затем дерево, расколотое надвое, как будто в него ударила молния. Всего несколько минут по лесу, и мы добрались до укромной бухты, где мы с Коулом договорились встретиться, если расстанемся.

Мы обе в полном изнеможении падаем на землю. Я вся взмокла от пота, волосы выбились из косичек и прилипли к щекам и шее. Каждый дюйм моего тела в грязи, а ботинки скреплены парой кожаных полосок.

Брианна вернулась ко мне.

А Коула нет.

Я начинаю рыдать.

— Черт, Дел, — Брианна придвигается ближе и обнимает меня. Я падаю на нее, беспомощно рыдая, совершенно не в силах остановиться.

Проходит много времени, прежде чем я прихожу в себя. Брианна обнимает меня, гладит по спине и не произносит ни слова, пока я, наконец, не погружаюсь в мучительное молчание.

— Он сильный, — наконец произносит она, и в горле у нее так же пересохло, как и у меня. — Он самый сильный человек, которого мы когда-либо знали. С ним все будет хорошо.

Я киваю. Я надеюсь, что она права, но я не так уверена в этом, как Брианна. Такое чувство, что в лагере все развалилось на части. Вселенная развалилась на части.

— Его подстрелили.

— Да. Но, похоже, всего лишь в руку или плечо. Я не думаю, что это убьет его. С ним все будет в порядке. Он скоро будет здесь. Он не отстанет от нас.

— Я так не думаю.

— Ты действительно думаешь, что он мертв?

— Нет. Я думаю, он выжил. Но он отправится за своим братом. Один из тех парней, которые пришли позже, был его братом, и он скрылся в лесу. Коул еще никогда не был так близок к тому, чтобы догнать его. Он оберегал нас, но теперь собирается отправиться за своим братом.

Брианна отвечает не сразу.

— Возможно.

— Он искал его много лет. С момента Падения. Он никогда раньше не был так близко. Он к нам не вернется, — я сглатываю, пытаясь очистить свой разум настолько, чтобы мыслить рационально, хотя эмоции переполняют меня, нарастают, кричат на меня. — Все нормально. Он мог бы сразу же броситься за своим братом и оставить нас на произвол судьбы. Он этого не сделал. Он защитил нас, хотя это лишило его преимущества. Теперь он может делать то, что ему нужно.

Если Коул по-прежнему преследует своего брата, это значит, что он еще не готов начать собственную жизнь. Он не хочет остепеняться. Он не хочет связывать себя обязательствами. Он будет продолжать уходить.

Может, он и любит меня, но ему не нужна та жизнь и те отношения, которые нужны мне.

Все в порядке. Вот кто он такой. Но это значит, что он никогда не будет таким, как я хочу.

— Ладно, — бормочет Брианна. — Посмотрим. Если он не появится в течение нескольких часов, мы решим, что делать. Мы даже можем отправиться за ним, если хочешь.

— Нет, — в этом я абсолютно уверена. — Он пожертвовал всем, чтобы обеспечить нашу безопасность. Мы не можем все испортить, совершив какую-нибудь глупость. Нам пора домой.

— Я думаю, это правильно, — она очень нежно гладит меня по волосам. — Я ошибалась на его счет. Он не тот, за кого я его принимала. Думаю, он скоро появится.

***

В конце концов, мы проваливаемся в беспокойный сон на пару часов и просыпаемся снова, когда солнце становится все выше и ярче.

Коула все еще нет, а это значит, что нам нужно отправляться в путь без него. Чем дальше мы сможем уйти от этих людей и их крепости, тем в большей безопасности мы будем.

У меня ноет каждая мышца тела. Мои ноги болят каждый раз, когда я переношу на них вес. И у меня такое чувство, что сердце провалилось в желудок и тошнотворно бьется там.

После того, как мы умываемся в реке, Брианна встает и осматривает лес в направлении шоссе. Я знаю, кого она ищет.

— Мы не можем больше ждать, — говорю я.

— Знаю, — она потирает лицо. Ее веснушки резко выделяются на более бледной, чем обычно, коже. — Что ж, даже если он задержится, он знает, где мы будем. Он вернется в Монумент искать нас.

— Д-да.

Брианна бросает на меня резкий взгляд.

Я пожимаю плечами.

— Я не знаю. Этим утром я не так сильно беспокоюсь о том, выживет ли Коул. Я думаю, он, вероятно, выживет. Но он преследует своего брата. Я думаю, что все будет как в прошлый раз.

— Все не так, как в прошлый раз. Мы обе видели, что он изменился. Он предпочел тебя, а не безнадежные поиски брата. Я думаю, он и дальше будет выбирать тебя.

Мое лицо перекашивается, когда я борюсь с нахлынувшими эмоциями. Затем я киваю и снова пожимаю плечами.

Я понятия не имею, что сказать.

— Ну, у нас заканчивается питьевая вода, так что давай вскипятим ее перед уходом. Если к тому времени его здесь не будет, мы вернемся в Монумент, и он сможет найти нас там.

Это звучит как вполне разумный план, и я радуюсь даже небольшой отсрочке от отправления в путь.

У нас нет маленького котелка Коула, которым мы пользовались до сих пор, но мы находим камень, формой напоминающий неглубокую миску, и используем его, чтобы подогреть воду на небольшом огне.

Возможно, речную воду и можно пить, но мы видели, как слишком много людей тяжело заболевали и даже умирали от употребления сырой воды, и рисковать просто не стоит.

Это занимает некоторое время, потому что каменная чаша очень неглубокая, и нам приходится наполнять ее четыре раза, чтобы наполнить наши бутылки. Наконец мы заканчиваем и тушим костер, и тут в деревьях позади нас раздается шорох.

Я ахаю и оборачиваюсь.

Так что я стою лицом к нему, когда Коул выходит из-за деревьев на поляну.

Его майка должна быть белой, но сейчас она грязно-коричневая от пропитавших ее грязи, пота и крови. По бокам его головы стекают полосы грязи, и он слегка прихрамывает.

Его серебристые глаза переводят взгляд с меня на Брианну и обратно на меня.

— Вы же не собирались бросить меня, нет?

Брианна тихонько хихикает. Это звучит одновременно и как удивление, и как облегчение.

Я тихо всхлипываю и, спотыкаясь, направляюсь к нему, почти падая на него, когда он заключает меня в объятия.

Он крепко обнимает меня. Так крепко, что на мгновение я даже не могу дышать. Но я и не хочу дышать. Я цепляюсь за него, мне нужно почувствовать его вот таким. Большим, теплым, сильным, грязным, вонючим и израненным.

Таким невероятно человечным.

Проходит несколько минут, и только тогда мне удается отпустить его хотя бы настолько, чтобы просто взглянуть ему в лицо.

На его лице застыло выражение сдерживаемых эмоций, но Коул улыбается. Не широко, но определенно улыбается.

— Тебя ранили?

Он опускает взгляд на один из своих бицепсов, который, очевидно, является источником всей этой крови.

— Совсем чуть-чуть задели.

— Выглядит ужасно.

— Это всего лишь кровь. Ничего жизненно важного не задето. Даже кость не зацепило.

— Что ж, мы хорошенько перевяжем рану перед уходом. И ты будешь следить за чистотой, чтобы не занести инфекцию, — я бросаю на него свой самый свирепый взгляд.

Это вызывает у него нежный смешок.

— Вполне справедливо.

Затем я думаю о другом.

— А как же твой брат? — спрашиваю я.

Коул слегка приподнимает одно плечо.

— Я отпустил его. Он видел меня. Но все равно убежал, — он хрипло выдыхает. — Он сделал свой выбор.

— Так ты… ты не… — у меня горят глаза. Горло сдавливает. Я с трудом понимаю, что вообще здесь происходит. — Ты больше не будешь преследовать его?

— Не так, как раньше. Если представится возможность, я попытаюсь связаться с ним. Позже я собираюсь вернуться и проверить отель, который они облюбовали, и посмотреть, смогу ли я разведать обстановку и, возможно, поговорить с ним. Но я не собираюсь бросать все ради этого. Он сделал свой выбор. Ты… — Коул замолкает на полуслове, глядя через мое плечо на Брианну, стоящую возле наших рюкзаков.

Я тоже оглядываюсь и вижу, что она улыбается нам.

— Что? О, вы хотите, чтобы я удалилась на несколько минут? Думаю, я могу ненадолго отлучиться. Но не тратьте слишком много времени на признания в любви. Нам предстоит долгое путешествие.

Я беспомощно хихикаю, и Коул издает хриплый смешок. Когда она исчезает за деревьями, он берет мое лицо в свои большие ладони.

— Дел, послушай меня. Я был влюблен в тебя с самого начала, но никогда не думал, что мне дозволено быть с тобой. Или жить так, как я хотел. Я… Ты была права насчет меня. Я сам себя проклял своим чувством вины и ответственности, и поэтому я жил такой обреченной жизнью. Всегда хотел большего. Всегда хотел тебя. Но я больше не желаю так жить.

— Ты не обязан так жить. Ты можешь все еще любить Марка и делать для него все, что в твоих силах, но тебе также нужно жить своей собственной жизнью.

— Этого я и хочу, — его голос становится еще более грубым, когда он продолжает. Его глаза полны нежности, которую я никогда не думала увидеть в них. — Если ты сделаешь это со мной. Проживешь со мной жизнь.

Я киваю, улыбаюсь и стараюсь не заплакать.

— Я тоже этого хочу. Я тоже тебя люблю. Я все время твердила себе, что не стоит надеяться на это, потому что ты не можешь сделать меня своим приоритетом, но я тоже хотела этого с самого начала.

Коул наклоняется, чтобы очень нежно поцеловать меня в губы.

— Я люблю тебя, Дел. Теперь ты всегда будешь для меня на первом месте.

***

Чтобы добраться обратно до Монумента, требуется несколько дней. К счастью, мы можем идти по шоссе до конца, так что нет проблем заблудиться или потратить время не в том направлении. Поскольку на этот раз мы никуда не спешим, мы идем более спокойным шагом, не трогаемся в путь до восхода солнца, делаем много перерывов и останавливаемся ближе к вечеру, чтобы помыться в реке и поджарить на костре все, что удастся добыть Коулу.

Мое тело все еще болит из-за того, что я так старалась догнать Брианну, и из-за утомления в дороге. Мои ботинки не продержались бы весь обратный путь, если бы Коул не организовал временную починку. Его огнестрельное ранение не из приятных, но мы стараемся поддерживать его в чистоте, и пока нет никаких признаков инфекции.

Ничто из этого не омрачает радостную реальность. Брианна снова со мной.

И Коул мой.

Дни походов я провожу в блаженном забытьи.

Когда я пытаюсь расспросить Брианну о том, как проходило ее время с этими мужчинами, она отказывается сообщать мне какие-либо подробности. Она говорит, что это было не очень здорово, но она бы выжила, и нам не стоило рисковать своими жизнями, чтобы спасти ее.

Я пропускаю последнюю часть мимо ушей. Я вижу, как она благодарна, и, конечно, это была моя работа — спасти ее. У нее больше никого нет.

Уже середина дня, когда мы, наконец, добираемся до того, что осталось от старого города на обочине шоссе — того самого, куда забрали Брианну. Поскольку мы проходим мимо, она проверяет сообщение. Сообщение, которое она оставила, было получено, но ничего нового не появилось, поэтому мы проходим через город, а затем выходим на горную тропу, которая ведет нас домой.

Через несколько часов мы видим Монумент — с его неряшливой стеной, уцелевшим шпилем церкви и разросшимся садом в качестве основных достопримечательностей.

Мы с Брианной переглядываемся.

— Он выглядит меньше? — спрашивает она.

— Вроде как да, — я пожимаю плечами. — Но это мой дом.

— Я рада вернуться, — она улыбается мне с легкой горечью в голосе, как будто за те пару недель, что мы отсутствовали, она преодолела десятилетия и тысячи миль.

У меня щемит в груди, когда я улыбаюсь ей в ответ, прежде чем Брианна ускоряет шаг и обгоняет меня и Коула.

— Она сильная, — бормочет он, очевидно, заметив что-то на моем лице. — Она прошла через это, но она стойкая. С ней все будет в порядке.

— Да. Я знаю, — я вздыхаю и беру его за руку. Мне нужно почувствовать, как он сжимает мою, нужно, чтобы он никогда меня не отпускал. — Но я хочу, чтобы с ней все было не просто в порядке.

— Дай ей время. Я долгое время думал, что со мной никогда не будет все в порядке, но теперь я… — он замолкает, сжимая мою руку.

— Но теперь что?

Коул прочищает горло с застенчивым выражением лица. Я не думаю, что он ответит, но потом он, наконец, говорит:

— Теперь я счастливее, чем когда-либо мог себе представить. Брианна, возможно, тоже придет к этому. У каждого свой путь.

Я киваю и немного неуверенно улыбаюсь ему. Я действительно чувствую себя лучше, потому что он прав. Люди не заточены в ловушке того, кем они когда-то были. Они могут измениться. Расти. Переделывать себя. Брианна всегда защищала меня от худших жизненных невзгод и страдала из-за этого. Но она делала это из любви — из-за того, как сильно она меня любит.

А любовь никогда не бывает разлитой в вакууме. Возможно, однажды она сможет найти свое собственное убежище, как мы с Коулом нашли свое.

— Итак… — я останавливаюсь, смотрю Коулу в лицо, все еще держа его за руку.

— Что такое, детка?

— Значит, ты… Я права в том, что ты собираешься… остаться.

Он выдыхает, нежно посмеиваясь.

— Да. Я собираюсь остаться.

— Ладно. Хорошо.

— На самом деле, ты никогда от меня не избавишься.

— Я не хочу избавляться от тебя, — теперь я улыбаюсь ему.

— Я собираюсь переехать в твой дом, спать в твоей постели, быть уверенным, что ты в безопасности и счастлива, заботиться о тебе и трахать тебя до потери сознания каждую ночь. Вот насколько сильно ты от меня никогда не избавишься, — в уголках его губ играет легкая улыбка.

Я начинаю хихикать на середине его речи, пока не падаю ему на грудь в приступе радостного веселья. Коул обнимает меня, и я бормочу ему в грудь:

— Если только ты позволишь мне заботиться и о тебе тоже.

***

Месяц спустя я просыпаюсь рано утром, услышав, что кто-то ходит по кухне. На улице все еще темно, и Коул все еще спит рядом со мной, почти голый, с натянутым до пояса одеялом, так что я знаю, что это, должно быть, Брианна.

Сегодня у нее очередная вылазка, и, вероятно, она хочет выйти пораньше. Как только мы вернулись в город, она вернулась к своим обычным обязанностям — охранять стену, разносить сообщения и припасы. Я предположила, что, возможно, она хочет побыть какое-то время поближе к дому, но она отмахнулась от этой идеи.

Она по-прежнему хочет выходить как можно чаще, но теперь всегда ходит одна.

Я выскальзываю из постели, натягиваю старую ночную рубашку, в которой сплю летом, и спешу на кухню, желая застать ее до того, как она уйдет.

Она наполняет свою бутылку колодезной водой, полностью одетая, с волосами, заплетенными в тугую французскую косу. Она одаривает меня быстрой улыбкой.

— Тебе еще рано вставать.

— Я хотела поздороваться. Сколько ты сегодня будешь отсутствовать?

— Я должна вернуться до обеда. Просто проверяю, не пришло ли сообщение.

— Ты хочешь, чтобы мы с Коулом пошли с тобой?

Она смеется, качая головой.

— Определенно нет. Я в порядке. Ты же знаешь, что я в порядке. Я всегда в порядке.

— Я знаю.

— Не будь такой сентиментальной по отношению ко мне. Если ты в последнее время погрузилась в какое-то болото семейного счастья, это не значит, что я тоже этого хочу.

— Я знаю это. И это не болото. В такой формулировке это звучит отвратительно, — я делаю паузу, отрезвляясь и продолжая развивать мысль. — Мы ведь не были слишком возмутительно откровенными, и с нами не было тяжело находиться рядом, нет?

— Нет, нет. Ничего подобного. Я не могу передать, как я рада видеть тебя такой счастливой. В этом нет ничего неприятного, — она бросает быстрый взгляд в сторону входной двери нашего коттеджа. — Но уже много лет моей главной целью было оберегать тебя, заботиться о тебе.

— Я знаю. Ты так много для меня сделала.

Она отмахивается от моей попытки поблагодарить ее.

— И теперь у тебя есть Коул, так что я тебе не так сильно нужна.

— Ты всегда будешь нужна мне! Брианна…

— Я не говорю это как что-то плохое. Это хорошо. Время пришло. Но это… это оставляет меня в некотором замешательстве. Как будто я потеряла часть своего предназначения.

Брианна говорит так же беспечно, как и всегда, — она никогда не была склонна к глубоким, эмоциональным разговорам — но ее слова все равно ранят меня в самое сердце.

Я издаю тихий всхлипывающий звук и подхожу, чтобы обнять ее.

— Ты всегда будешь нужна мне, Брианна. Даже не смей думать иначе.

Она обнимает меня в ответ и задерживает объятия дольше, чем я ожидала.

— Знаю. Но теперь все по-другому. Так и должно быть.

— Я понимаю. Но ты всегда будешь моей семьей. Самой важной. Просто теперь у меня вас двое, а ты не одна.

— Совершенно верно, — она отстраняется, улыбаясь своей прежней улыбкой. — Сейчас я уйду, а ты возвращайся в постель. У тебя есть еще как минимум час, чтобы поспать.

— Будь осторожна там.

Открывая входную дверь, она оборачивается через плечо, демонстрируя ямочку на щеке.

— Я всегда осторожна.

***

Когда я возвращаюсь в спальню, Коул уже проснулся. Он все еще лежит на своей половине кровати, откинув одеяло, но его глаза открыты, и он внимательно наблюдает за мной в темной комнате. Обычно он встает одновременно со мной. Его утренние смены на охране периметра или в строительной бригаде начинаются в то же время, что и мои смены на рыбалке или в саду.

Здесь у нас установился хороший распорядок дня. Он планирует в конце концов вернуться на юг, чтобы проверить цитадель банды и, возможно, найти своего брата, но пока не готов к этому.

Я планирую пойти с ним, когда он отправится туда.

— Ты в порядке? — спрашивает Коул.

— Да. Просто повидалась с Брианной перед ее уходом, — я забираюсь под одеяло рядом с ним.

— С ней все в порядке?

— Думаю, да. Она снова стала собой. Думаю, ей будет тяжело. Что мы теперь вместе.

Он хмурится и притягивает меня ближе.

— Я все еще ей не нравлюсь? Я думал, она немного смягчилась.

— Ты ей нравишься. Она полностью поддерживает меня. Просто сейчас все по-другому. Между ней и мной. Потому что у меня есть ты.

— Да. Думаю, в этом есть смысл, — он оставляет пару поцелуев на моих волосах. — Я могу что-нибудь сделать?

— Нет. Нам всем потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть, но она бы очень разозлилась, если бы подумала, что мы как-то меняем свое поведение, просто чтобы защитить ее чувства, — я приподнимаюсь, чтобы расположиться над ним, и улыбаюсь ему сверху вниз. — Кроме того, я не очень-то хочу, чтобы ты отступал.

Он тоже улыбается, теперь уже тепло, мягко и знакомо.

— У тебя больше шансов остановить вращение мира, чем заставить меня отступить от тебя теперь, когда ты моя, — он притягивает меня к себе, так что я седлаю его бедра.

— А ты мой. Не забывай об этом.

— Ни за что на свете, — он притягивает мою голову к себе, чтобы поцеловать, и я с готовностью отвечаю, приоткрывая губы для его поцелуя и пытаясь втянуть его язык в свой рот. Мы долго целуемся, пока наши тела не соприкасаются, и я не чувствую твердые очертания его члена, упирающегося мне в живот.

Прошлой ночью мы занимались любовью перед сном. Мы оба устали, поэтому это была торопливая миссионерская поза под одеялом — тихая, нежная и приносящая глубокое удовлетворение.

Но сейчас мы в доме одни, и никто из нас не чувствует усталости. Через некоторое время Коул снимает с меня сорочку через голову и начинает ласкать мое обнаженное тело большими мозолистыми руками.

Он доволен, когда обнаруживает, что я уже сильно возбуждена. Он ласкает мою киску, пока я лежу на нем.

— Тебе это нравится, не так ли, детка? — его грубый голос — это еще одна ласка.

Я чувствую себя необычайно беспомощной, мои ноги все еще обхватывают его, но верхняя часть моего тела покоится у него на груди. Он слегка приподнимает мою попку, чтобы получить доступ к моей киске.

Я тихонько всхлипываю, уткнувшись в его плечо.

Он полностью вводит в меня два пальца. Я такая влажная, что они издают скользкий звук всасывания.

— Это было «да»?

Я снова бормочу, прижимаясь попкой к его руке.

Без предупреждения Коул вынимает пальцы.

— Это было «да»?

— Да! — я покрываю поцелуями его шею и плечо. — Мне это так нравится. Пожалуйста, не останавливайся.

Он снова вводит в меня пальцы, на этот раз двигаясь толчками, и начинает жестко трахать меня рукой. Я хватаюсь за подушку у него под головой, когда наступает оргазм, и, всхлипывая, выкрикиваю множество нелепых просьб о том, как сильно мне это нужно, как хорошо мне с ним, что только он может заставить меня чувствовать себя так.

Я чувствую, как Коул улыбается, хотя я не в состоянии поднять голову, чтобы увидеть выражение его лица, когда ощущения усиливаются.