Глава 3

– Оливия, дорогая, как ты? – сочувственно спросила тетка, отряхивая пыль с ее костюма затянутой в перчатку рукой.

– Все хорошо, тетя Легация, – дрожащим голосом ответила Оливия.

– Может, сядешь на лошадь мистера Синклера? – великодушно предложила Летиция Харленд, – Хотя бы ненадолго.

– Нет, спасибо тетя, это ни к чему.

Ее чувства были в таком смятении, что она не могла в них разобраться. Долго ли он прижимал ее к груди?

Оливия покачала головой, пытаясь призвать на помощь здравый смысл. Казалось, прошла целая вечность. На самом же деле всего несколько секунд. Самое большее минута. Но тело воспламенилось бесстыдным желанием, потрясшим ее до глубины души. Губы Синклера прикасались к ее волосам, пальцы обжигали кожу, и она не отстранилась! Даже не крикнула!

Оливия стояла в сторонке, пока дядя помогал тетке сесть в седло. Щеки горели от стыда. Как она могла вести себя подобным образом? Неужели настолько развратна ее натура? Заметили ли ее тетка и дядя позорную реакцию на ласки Синклера? Если да, она этого не вынесет.

Но в глазах дяди светилось искреннее участие.

– Ты можешь идти, Оливия?

– Да, – облегченно выдохнула она. В глазах дяди нет осуждения. Нет разочарования. – Я не ранена, дядя Уильям. Только поцарапалась.

– И перепугалась – мрачно буркнул Уильям Харленд. – Надеюсь только, что с Клариссой ничего не случится. Но если и случится, пусть винит одну себя. У нас и без ее капризов положение не из легких.

– Где Кларисса, Уильям? – спросила жена, судорожно вцепившись в поводья.

– Вон там, впереди. Слишком темно, чтобы как следует разглядеть. Но пони не ускакал далеко. Синклер перехватил его и сейчас ведет в поводу.

– Доктор Синклер очень на нее рассердится, – вздохнула Летиция.

– И поделом, – безжалостно бросил Уильям Харленд. – Оливия могла покалечиться или даже погибнуть.

Они снова пошли вперед, стиснутые толпой бредущих в том же направлении крестьян с объемистыми тюками на спинах. Завидев грузную фигуру леди Гленкарти верхом на строптивом пони, Оливия вздернула подбородок. До нее донесся гневный голос Синклера, отчитывавшего даму. Леди Гленкарти определенно казалась присмиревшей.

– Я не хотела, это случайно… – жалко оправдывалась она. Но каждое слово Льюиса хлестало словно кнутом. От напряжения под рукавами рубашки вздымались мускулы.

Оливия остановилась поодаль. Дядя подошел и заговорил с Синклером – человеком, которого она больше никогда не хотела видеть. Он в мгновение ока изменил ее. Она стала совершенно другим человеком. И не представляла, что может быть такой! Подумать страшно, ведь она едва не обняла его при всех!

При одной мысли об этом она сгорала от стыда.

Знал ли он, догадывался?

И тут Льюис повернулся и посмотрел на нее.

Оливия потупилась и осознала, что в ней борются стыд и желание.

Все это тянулось, пока он не отвел взгляд. Только тогда она медленно подняла голову. Он говорил с дядей. Оливия невольно заметила, как высок Синклер, как прямо держится. Как туго облегают его поджарые бедра бриджи для верховой езды. Как открытый ворот рубашки обнажает широкую грудь. Как падает на лоб иссиня-черная прядь волос.

Синклер, не глядя на нее, пошел вперед. Ноги Оливии внезапно подкосились, словно последствия удара о землю сказались только сейчас.

– Доктор Синклер говорит, что «боксеры» сосредоточились в Шаньфу, в десяти милях к северу. Если мы хотим поскорее оказаться в Пекине, надо спешить, – сообщил дядя виноватым тоном.

Оливия встревожено взглянула на него. Дядя уже не так молод и не может похвастаться здоровьем. На лбу выступили крупные капли пота. Сколько еще он сможет выдержать? Сколько еще сможет шагать наравне с неутомимым Льюисом Синклером?

Леди Гленкарти неохотно извинилась и даже кое-как сумела самостоятельно удержать строптивого пони. Позади нее рядом с женой стоически вышагивал Уильям Харленд. Оливия шла чуть поодаль, пытаясь взять себя в руки. Но стыд с каждой минутой только усиливался. Она не влюблена в Льюиса Синклера. Она любит Филиппа!

Обручальное кольцо, казалось, жгло палец.

Ее застали врасплох, когда она еще не успела опомниться от падения. А он бессовестно воспользовался ее состоянием! Джентльмены так себя не ведут!

К стыду примешался гнев. Он неприлично прижал ее к груди! Позволил себе непростительные вольности едва ли не на глазах тети и дяди!

Гнев разгорался все сильнее.

Что он сделал бы, оставшись наедине с ней!

Этот человек распутник и развратник!

И тут Оливия споткнулась, пораженная ужасной мыслью.

Он – женатый распутник и развратник! Оставил жену в страшной опасности и, получив временную свободу, набрался наглости обнимать другую женщину и бессовестно целовать ее в голову! Подумать только, а она, Оливия Харленд, видела в нем романтического героя, пожертвовавшего всем ради любви! Какое заблуждение! Доктор Льюис Синклер даже не знает истинного значения этого слова!

Она шагала за Синклером с высоко поднятой головой. Он спас ей жизнь, и она поблагодарила его. Больше она ничем ему не обязана. Очевидно, он неверно истолковал ее дружелюбие. Отныне она будет держаться холодно и безразлично.

Оливия снова споткнулась о камень, который на этот раз не успела заметить. Слезы усталости и досады жгли глаза. Нелегко держаться холодно и безразлично, когда все еще горишь от стыда и ярости. И когда тоненький внутренний голосок требует вспомнить те несколько минут после неудачного падения.

Неужели ее поведение действительно было настолько возмутительным? Он поднял ее и удерживал, пока она не отдышалась: конечно, всему виной не его действия, а ее собственная реакция на этого человека.

Оливия стиснула зубы.

Нет, она не станет этому верить! Он схватил ее за плечи и прижал к себе, с реальной, а не воображаемой страстью. А потом целовал в голову! Даже сейчас те места, в которые впивались его пальцы, жжет огнем. Неудивительно, что приличные люди изгнали его из своего общества!

Больше она не испытывала ни малейшего сочувствия к доктору Синклеру. Придется терпеть его присутствие, пока они не доберутся до Пекина. А уж там она постарается больше никогда с ним не встречаться.

В Пекине ее будет ждать Филипп. Светловолосый Филипп, с глазами как летнее небо. Не то, что черные, как уголья, глаза, блестящие, сверкающие… вселяющие страх даже в ее дядю. Но… может, он ошибся, предполагая, что Пекин ничего не знает о приближении «боксеров»? Может, Филиппу уже сообщили, что европейские виллы на Западных холмах подверглись нападению, и теперь он терзается неизвестностью, тревожась за ее жизнь?

Оливия оступилась и едва не упала в глубокую рытвину на дороге. Еще несколько часов, и она сможет успокоить Филиппа. А потом будет долго лежать в благовонной ванне, снова переоденется в свою одежду, съест горячий обед, скользнет под прохладные простыни и будет спать, пока не отдохнет душой и телом.

– Уильям, почему доктор Синклер остановился? – внезапно всполошилась тетка. – Почему взял на руки этого ребенка? Пожалуйста, поскорее спроси, что он делает. Я так боюсь, что «боксеры» преследуют нас и скоро догонят!

Сэр Уильям, озабоченно хмурясь, поспешил вперед. Оливия, поколебавшись, последовала его примеру. Льюис Синклер действительно стоял с ребенком на руках и, низко нагнув голову, прислушивался к маленькой женщине в темном одеянии. Впрочем, не ее дело, с кем он вздумал беседовать. Может, пытается сторговать еще одного пони или даже ненужную кому-то тележку.

Набираясь храбрости в ожидании того момента, когда их глаза снова встретятся, она услышала расстроенный голос дяди:

– Это безумие, Синклер! Они нас задержат! Мы не сможем идти быстро, а «боксеры» ждать не станут!

Ребенок на руках Льюиса жалобно захныкал. Забыв об уничтожающем взгляде, которым она намеревалась его окинуть, Оливия в ужасе воскликнула:

– Его ноги кровоточат!

– Боюсь, и наши не выдержат, если придется пройти столько же миль босиком, – процедил Льюис.

Справа кто-то всхлипнул, и Оливия поспешно повернулась, впервые увидев, с кем разговаривал Льюис. Женщина оказалась престарелой монахиней ростом не выше самой Оливии, с измученным, морщинистым лицом. За ее подол цеплялся маленький мальчик, очевидно, сам не так давно научившийся ходить.

– Дети больше шагу не могут сделать, – устало объяснила монахиня. – Чуню пять, и он нес Чен-Ю, но совсем обессилел. Я пыталась сама его нести, но за последний час мы прошли всего сотню ярдов.

Бедняжка пошатнулась, и Оливия едва успела поддержать ее, обняв за плечи.

– Она сейчас свалится! Едва держится на ногах!

Вместо ответа Льюис осторожно опустил ребенка на землю и задумчиво оглядел Летицию и леди Гленкарти.

– Можно, я дам им воды? – спросила Оливия и, дождавшись короткого кивка, вытащила флягу из седельной сумки и подала монахине. Та взяла флягу трясущимися подагрическими руками.

– Куантай сожгли, – пробормотала она, не вытирая слез. – Я как раз была на лугу с Чунем и Чен-Ю. Мы ничего не могли сделать.

– А где это? – спросила Оливия, поднося флягу к губам старшего ребенка.

– Милях в двадцати к северу отсюда. Одному Богу известно, как им удалось добраться сюда.

– На дороге есть еще беженцы из Куантая? – спросила Оливия у хрупкой женщины.

Старая монахиня покачана головой.

– Нет, – просто ответила она. – Всех убили. Монахинь. Детей. Даже старого китайца, который убирал в церкви.

Оливии уже в который раз пришлось бороться с приступом тошноты. Льюис говорил, что «боксеры» уничтожают миссии, но подобные вещи казались слишком чудовищными, чтобы быть правдой. Значит, реальность именно такова: кроме куантайской, существует множество других миссий. Миссий, обитатели которых ничего не подозревают. И не ожидают нападения. Как только она доберется до Пекина, сделает все, чтобы правительство выслало сопровождение, которое доставит несчастных в безопасное место. Но времени почти не остается. Даже сейчас, когда они пестрой компанией стоят посреди ухабистой дороги, драгоценные минуты тратятся зря.

– Нужно дать им галет, – нетерпеливо бросил Уильям. – У нас большой запас. Вполне можно поделиться. А потом, ради Господа Бога, Синклер, нужно поторопиться.

Оливия нагнулась и подняла мальчика, сидевшего у ног монахини. Она впервые держала на руках ребенка и была не совсем уверена, как это нужно делать, но неуклюже прижала его к груди. Малыш не шевелился, глядя на нее умоляющими глазами.

– Оливия, что ты делаешь?! – возмущенно взвизгнула тетка.

– Я его понесу, – спокойно пояснила Оливия. – Он совсем крошка, тетя Летиция, и не может сам добраться до Пекина.

– Уильям! Прикажи ей отпустить ребенка! Прикажи…

– Сестра Анжелика тоже не может идти, – бесцеремонно перебил Льюис, оглядывая свою лошадь.

– О нет, невозможно! – охнула Летиция, схватившись за сердце. – Уильям, скажи доктору Синклеру, что я не могу идти! Это меня убьет!

– Зато меня не убьет, – вмешалась леди Гленкарти и, к всеобщему изумлению, спешилась, Выдвинув подбородок, почтенная леди вызывающе воззрилась на них.

– Спасибо, – едва выговорил Льюис, стараясь скрыть удивление. – Постараюсь найти для вас другую лошадь.

Леди Гленкарти пожала мясистыми плечами, словно подобные вещи совершенно ее не интересовали, и даже попыталась не выказать неловкости, когда сестра Анжелика схватила ее руку и со слезами на глазах стала благодарить.

– Чунь может ехать с вами, – решил Льюис, подводя к пони сестру Анжелику. Поднял ее как перышко, усадил на лошадь и пристроил Чуня сзади, после чего повернулся к Оливии. – Думаю, мне будет немного легче нести Чен-Ю, – заявил он, беря у нее полуголого ребенка.

Оливия сдержанно кивнула и, отведя глаза, быстро пошла вперед, пока не поравнялась с леди Гленкарти.

Льюис, озабоченно хмурясь, поднял Чен-Ю себе на спину. Он хотел сказать Оливии, что ее готовность нести малыша оставшиеся одиннадцать-двенадцать миль до Пекина, глубоко его тронула. Но помешал ее неприязненный взгляд. А ведь он надеялся, что она еще не опомнилась от падения и не ощутила вихря желания и скорби, налетевшего на него, когда он держал ее в объятиях. Но теперь он понимал: она все почувствовала. Почувствовала и неверно истолковала.

Мимо прошел сэр Уильям с бледным, осунувшимся лицом. По пухлым щекам Летиции Харленд текли слезы. Льюис продолжал стоять, глядя вслед удалявшейся Оливии. Лицо его все больше мрачнело. Он поговорит с ней. Объяснит. Расскажет о Жемчужной Луне.

Но мысль оказалась напрасной. Он знал, что не сможет этого сделать. Не сможет никому рассказать о Жемчужной Луне. Рана все еще слишком свежа, слишком болезненна.

Он снова пустился в путь, отчетливо сознавая, что если когда-то и решится открыть свое сердце и поговорить о женщине, которую любил, то исповедуется только Оливии Харленд с ее поразительной прямотой, импульсивностью и трогательной добротой.

Когда он проходил мимо, Оливия на миг застыла. Лицо ее словно окаменело. Сам того не желая, он оскорбил ее, восстановил против себя и теперь искренне об этом жалел.

– Черт! – пробормотал он себе под нос, едва не наткнувшись на перегруженную китайскую тележку. – Черт, черт, черт!

В толпе мелькали и другие монахини. Истории их бегства наверняка похожи. Нападение на их миссию, нападение на соседнюю миссию, предупреждение крестьян о возможном нападении. Пекин с его крепкими стенами и обитавшими в нем представителями различных государств был единственным местом, дававшим убежище.

– Город, должно быть, переполнен беженцами, – вздохнул Уильям Харленд, прилагавший нечеловеческие усилия, чтобы держаться рядом с Льюисом. – И всех нужно накормить и напоить! Господи, что же это творится?

Льюис поудобнее устроил Чен-Ю на спине.

– Будет куда хуже, если вдовствующая императрица открыто поддержит «боксеров».

Уильям Харленд побледнел.

– Считаете, что существует серьезная возможность подобного поступка?

– Трудно сказать, на что способна императрица Цыси, – пожал плечами Льюис. – Согласитесь, пока она не принимала никаких мер против «боксеров».

– Но если они поднимут мятеж в ее столице, она, конечно, сделает все, чтобы его подавить? – не унимался Уильям, преисполненный решимости при первой же возможности отправить Летицию и Оливию в Тяньцзинь, на побережье.

– В Пекине также живут главы иностранных посольств, – напомнил Льюис. – Ей может понравиться идея прикончить всех сразу руками «боксеров».

Уильям Харленд оттянул воротничок, словно задыхаясь.

– Но почему она может пойти на подобное преступление? – не поверил он.

Льюис покачал головой. Сэр Уильям человек неглупый и несколько лет служит в британском посольстве. И все же его знания Китая и проблем китайцев оставляют желать лучшего.

– Последние пятьдесят лет, – терпеливо объяснил Синклер, – другие страны, включая Британию, бесцеремонно делили Китай, как огромный пирог, и каждый стремился урвать кусок побольше. Не находите, сэр Уильям, что это может не нравиться императрице?

– Но условия всех договоров честно выполнялись, – нерешительно возразил сэр Уильям.

Мимо прогрохотала тележка. Сзади заплакал ребенок, и Льюис, оглянувшись, увидел, как Оливия нагибается и дает ему галету. Он не мог отвести от нее взгляда. Сейчас она еще больше напомнила ему Жемчужную Луну. Только когда она подняла голову и их взгляды на мгновение встретились, иллюзия рассеялась. В тонком овальном лице с высокими скулами и пухлыми губами не было ничего китайского. И в глазах стыло полнейшее равнодушие.

Льюис поспешно отвернулся и нехотя, обратившись к сэру Уильяму, объяснил:

– В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году Россия захватила обширные территории на севере, В тысяча восемьсот шестьдесят втором Португалия оккупировала Макао, Франция – Аннам,[2] а Британия аннексировала Нижнюю Бирму. С тех пор Россия успела завладеть Китайским Туркестаном, Япония прибрала к рукам остров Лючю, а Франция получила контроль над бассейном реки Меконг. Список бесконечен, и правители Китая, несомненно, считают, что страны, чьих посланников они принимают в Пекине, не успокоятся, пока не разделят между собой все китайские территории.

– И вы считаете, что причина восстания кроется именно в этом?

Льюис покачал головой:

– Нет. «Боксеры» – это крестьяне. Сомневаюсь, что ими движут политические соображения. Они уверены, что их богов и духов оскорбляют христиане. Именно христиане возбуждают всеобщую ненависть. Но большинство христиан еще и иностранцы, а такая огромная армия, которой к тому же не надо платить, может быть использована императрицей в своих целях.

Последние несколько часов выявили глубокие морщины вокруг глаз и рта сэра Уильяма. Он выглядел и чувствовал себя стариком.

– Значит, вы считаете, что существует вполне реальная опасность нападения «боксеров» на Пекин и что императрица не прикажет их остановить?

– Мало того, вполне вероятно, что она прикажет императорской армии объединить силы с восставшими, – ответил Льюис.

– В таком случае нам конец, – заключил сэр Уильям дрогнувшим голосом.

Льюис ничего не ответил. Сэр Уильям, по крайней мере, понимал всю серьезность ситуации. Оставалось, надеяться, что вместе они сумеют убедить сэра Клода Макдоналда: время обмена учтивыми письмами между посольствами и Зимним дворцом прошло. Нужно немедленно призвать на помощь войска. Нельзя терять ни минуты.

– Вы друг доктора Синклера? – спросила Анжелика Оливию, устало бредущую рядом с пони.

Оливия взглянула в ее добродушное лицо:

– Нет. Мы встретились только вчера.

– Тоже шли на юг?

– Нет, – вздохнула Оливия, гладя пони. – Мы уехали из Пекина только вчера утром. Каждый год, в конце мая, дядя и тетя уезжают от жары и духоты. У них была вилла на Западных холмах. Бывший китайский храм. Очень красивый.

Сестра Анжелика кивнула, терпеливо ожидая продолжения. Но Оливия молчала. Неужели только вчера утром они ехали по этой же дороге в удобной коляске, весело болтая о празднике, который устроил сэр Клод в честь дня рождения королевы Виктории?

– Когда мы приехали, – выдавила она, наконец, – я отправилась в лес немного погулять, а тетя и леди Глен-карти решили отдохнуть. В это время на виллу напали «боксеры».

– Понимаю, – тихо ответила сестра Анжелика. – А доктор Синклер?

Слезы обожгли глаза Оливии.

– «Боксеры» подожгли виллу. Дядя с тетей и леди Гленкарти оказались в ловушке. Я сбежала вниз с холма и кричала сама не знаю что, но доктор Синклер перехватил меня. Когда я рассказала ему обо всем, он схватил ружье и стал стрелять… и, по-моему, кого-то убил. Одного, а может, двоих. Помню только, как неслась к вилле, помню огонь и дым…

Сестра Анжелика подалась к ней и положила на плечо тонкую руку.

– Должно быть, малышка, вам пришлось нелегко. Оливия вспомнила языки пламени, тянувшиеся к крыше, кошмарные минуты, когда она была уверена, что тетка и дядя погибли…

– Доктор Синклер был очень храбр, – пробормотала она. – Вбежал внутрь, прямо в огонь и дым, и вынес мою тетку.

Легкая улыбка коснулась губ сестры Анжелики.

– Да, доктор Синклер – человек отважный. И хороший.

– Так вы знакомы с ним, сестра Анжелика? – удивилась Оливия.

Улыбка сестры Анжелики стала шире.

– Все в Чжили и Шаньси знают доктора Синклера. Он прекрасный врач. Сомневаюсь, чтобы кто-то из его пациентов посмел умереть! Кроме того, он один из немногих европейцев, знающих северные диалекты. Любит Китай и китайцев, и китайцы любят его.

– Да… – задумчиво протянула Оливия, окидывая взглядом его стройную фигуру. – Похоже, он понимает их куда лучше всех остальных европейцев, вместе взятых.

– Он обладает не только терпением, но и терпимостью. Принимает людей такими, каковы они есть, а это редкое качество.

Оливия с сомнением уставилась на нее. Лично ей казалось, что Льюис Синклер на редкость нетерпелив.

– Кроме того, он благороден, – продолжала сестра Анжелика, – а китайцы высоко ценят благородство.

Оливия хотела было негодующе возразить, что Льюиса Синклера никак нельзя назвать человеком благородным, но, увидев выражение лица монахини, осеклась. Бессмысленно и жестоко уничтожать иллюзии старушки. Каков бы ни был Синклер на самом деле, он все же повел себя мужественно, спасая жизни ее родных и леди Гленкарти. Он с редкостным великодушием взял под свое крыло сестру Анжелику и ее маленьких подопечных.

Она поймала себя на том, что слишком часто поглядывает в его сторону. Ручонки Чен-Ю крепко обнимали его шею, пухлые ножонки торчали под мышками. Путь лежал неблизкий, а она по собственному опыту знала, что Чен-Ю, как ни странно, довольно тяжел.

Тяжело дышавшая леди Гленкарти в очередной раз споткнулась. Обеспокоенная, Оливия взяла ее под руку.

– Как вы, леди Гленкарти? Может, попросить мистера Синклера сделать привал?

– Плохо, – язвительно сообщила старая дама. – А разве в подобных обстоятельствах можно чувствовать себя как-то иначе?

Воздух со свистом вырывался из ее груди, и Оливия испугалась. Она вдруг заметила, что леди Гленкарти прижимает ладонь к боку, а лицо ее осунулось от боли. Забыв о решимости не разговаривать с Льюисом Синклером, она поспешила к нему:

– Леди Гленкарти кажется совершенно больной. Вряд ли она сможет идти дальше.

Синклер ответил угрюмым взглядом.

– Она очень старалась, – оправдывалась Оливия, преодолевая странную неловкость.

Льюис повернулся и направился к леди Гленкарти. Несчастная стояла, по-прежнему не в силах отдышаться. Людские потоки обтекали ее с обеих сторон.

– Вы сделали все, что могли, – услышала Оливия удивительно мягкий голос Синклера. – Леди Харленд, думаю, у вас найдется место для Чуня.

Летиция кивнула. Льюис поднял Чуня и посадил на свою лошадь Малыш мгновенно обхватил полную талию Летиции.

– А что теперь? – в отчаянии спросил Уильям.

– Сестра Анжелика весит не больше ребенка, – деловито пояснил Льюис, – а монгольские пони чрезвычайно выносливы. Леди Гленкарти и сестра Анжелика вполне могут ехать вместе.

Леди Гленкарти слишком устала, чтобы протестовать. Но перед тем как принять помощь Льюиса, почтенная леди обрела подобие прежней язвительности.

– Надеюсь, – надменно изрекла она, в упор глядя на милую сестру Анжелику, – вы принадлежите к англиканской, а не к римской церкви?

Губы Льюиса подозрительно дернулись, а Оливия невольно расплылась в улыбке. Сестра Анжелика заверила, что она действительно принадлежит к англиканской церкви, и леди Гленкарти, одобрительно кивнув, позволила вновь усадить себя на безропотного пони.

– Прекрасно! – обронил Уильям Харленд, когда они снова тронулись в путь. – Как, по-вашему, Льюис, сколько миль пройдено?

– Около шести. Видите темную громаду впереди? Это Тунку. Но сильно сомневаюсь, что ворота будут открыты, а если и так, нам все равно следует, его обойти.

– Но так дольше идти, – расстроился сэр Уильям.

– Лучше так, чем оказаться в ловушке, из которой нет выхода, если «боксеры» вздумают напасть, – сухо пояснил Льюис.

Сэр Уильям резко поднял голову.

– Вы считаете, такое возможно? Ночью?

– Все возможно, – бросил Льюис. – Единственная надежда спастись – как можно скорее добраться до Пекина. Если Тунку откроет ворота беженцам, там яблоку негде будет упасть, и при этом есть огромный риск, что мы разлучимся.

Сэр Уильям прекрасно представлял, во что превратятся узкие, смрадные, переполненные улочки городка, и кивнул. Они не единственные беженцы, кому захочется передохнуть, пусть и в пыли; А воры и карманники наверняка воспользуются давкой, чтобы ограбить измученных путников.

Еще не дойдя до Тунку, они уже ощутили ужасную вонь. Льюис остановился и поймал поводья лошади и пони.

– Пожалуй, здесь нам придется свернуть, – объявил он. Напряженно вглядываясь в темноту, Оливия увидела гигантский лагерь, разбитый под стенами города. Человеческая масса шевелилась, храпела, плакала, кто-то кричал…

– Может, нам тоже отдохнуть? – робко предложила Летиция.

Льюис покачал головой:

– Они не отдыхают, леди Харленд. Просто слишком измучены, чтобы идти дальше. Не забудьте, здесь полно миссионеров, а новообращенные идут от самой провинции Шаньси. Все, у кого остались силы, отправятся в Пекин, не дожидаясь, пока Тунку откроет ворота.

Сэр Уильям осмотрел не слишком крепкие стены городка.

– Они не послужат достойной защитой в случае нападения «боксеров».

– Но к чему им нападать на Тунку? – озадаченно спросила жена. – Здесь нет ни миссии, ни больницы.

– Верно, – согласился Льюис, направляясь в гущу зарослей, окружавших городок. – Но он стоит на пути в Пекин. И «боксеры» вряд ли его обойдут. А может, и найдут сторонников среди местных крестьян. В любом случае они не оставят в живых европейцев, нашедших убежище здесь.

Летиция Харленд тихо застонала. Муж ободряюще погладил ее по руке. Оливия, вглядевшись в темноту, нерешительно пробормотала:

– Кажется, на западной стороне горит огонь.

Грохот колес и плач уставших и голодных детей не давали ничего услышать, но и остальные, взглянув на запад, увидели алые всплески в ночном небе.

– Как считаете, это далеко? – напряженно спросил сэр Уильям.

– Три мили. Может, четыре.

– Значит, они почти у нас за спиной! – зарыдала Летиция.

Оливия невольно взглянула на Льюиса Синклера. Худое смуглое лицо ничего не выражало. Но она почему-то успокоилась. Все тревоги отошли на второй план.

– На западе проходит железнодорожная линия, – пояснил он. – Полагаю, именно там и горит. Если нам повезет, следующие несколько часов «боксеры» будут очень заняты.

– Мы должны идти быстрее, – объявил Уильям Харленд, по лицу которого градом катился пот.

Льюис кивнул.

– Как вы, мисс Харленд? Сумеете?

– Разумеется, – холодно ответила Оливия. Льюис хотел сказать еще что-то, но, передумав, просто кивнул.

Они продолжали путь, и Оливия, то и дело, чувствуя на себе его взгляд, ежилась от неловкости. Но вскоре разозлилась. Он, конечно, хочет, чтобы она пожаловалась! Сказала, что не может идти дальше! Попросила, чтобы он помог ей, обнял за талию или плечи. А может, потребовала, чтобы он нес ее на руках, как Чен-Ю!

Глаза ее недобро блеснули. Да она упадет от усталости, прежде чем даст ему предлог вновь распустить руки!

– Осторожно! – неожиданно предупредил он. Глубокий низкий голос ножом резанул по нервам. – Впереди глубокая рытвина.

– Я все прекрасно вижу, – солгала она, едва не растянувшись во весь рост. Он хотел помочь, но Оливия отскочила. – Это совсем ни к чему! – яростно прошипела она.

– Не хватало только, чтобы вы подвернули ногу и остались здесь, – зловеще отозвался он.

Оливия с вызовом посмотрела на него, растирая запястье в том месте, которого коснулись его пальцы.

– Я не настолько глупа! – с достоинством изрекла она, каждую минуту помня, что это из-за него ее волосы беспорядочной копной падают на плечи и вместо юбки, как у всех порядочных женщин, на ней поношенная крестьянская блуза и шаровары!

– Прекрасно! – процедил он, пожав плечами.

Оливия презрительно усмехнулась и, гордо выпрямив спину, отошла с высоко поднятой головой. Его поведение граничит с наглостью! Непонятно, почему сестра Анжелика считает его благородным человеком. И это человек, который славится терпением и терпимостью!

Оливию так и подмывало рассмеяться, но в горле совсем пересохло. Льюис Синклер не обладал подобными добродетелями. Он резок до грубости, высокомерен, спесив и вообще самый неприятный человек, которого она когда-либо встречала. У него удивительная способность выводить ее из себя! Невозможно не замечать, притвориться, что его не существует.

Льюис шел сзади, что-то втолковывая сэру Уильяму Оливия закрыла глаза, смаргивая усталые слезы, мечтая о Филиппе.

Со стороны железнодорожной станции донесся гром ружейной канонады. Крестьяне встревожено заголосили. Детей заставляли идти быстрее, тележки грохотали, то и дело, налетая на ухабы. Молодая китаянка с ребенком на руках охнула и пошатнулась, еле держась на ногах. Она пробормотала извинения, и Оливия инстинктивно протянула руки, чтобы забрать ребенка.

– Позвольте, – прошептала она, прижимая младенца к груди.

– Спасибо, – ответила китаянка по-английски. Темные глаза благодарно блеснули.

– Откуда вы? – спросила Оливия, замедляя шаг.

– Лупао. «Боксеры» напали на деревню вчера днем. Искали миссионеров и христиан. Священник в Лупао отказался уходить, но велел мне бежать в Пекин. Сказал, что в Пекине мы будем в безопасности.

Малыш оказался тяжелым. Но Оливия не собиралась отдавать его матери. Лупао был в восемнадцати милях от Пекина. Ее состояние ничто по сравнению с тем, что пришлось вынести этой женщине.

– Меня зовут Оливия, – представилась она, стараясь не выпускать из виду леди Гленкарти и дядю с теткой, уже успевших отойти на несколько ярдов.

– А я– Лань Куй, – ответила китаянка с улыбкой, осветившей измученное лицо.

– Оливия, скорее! – окликнул дядя, когда их разделила толпа крестьян. Льюис повернул голову, увидел ребенка на руках Оливии, идущую рядом женщину и тоже замедлил шаг. Оливия почувствовала невольную благодарность к этому человеку. Ей вовсе не хотелось остаться одной, но она сознавала, что не сможет покинуть новую подругу.

Лань Куй опасливо оглядела высокую фигуру Льюиса и Чен-Ю, мирно спавшего на его спине.

– Ваш музе очень добр, – застенчиво пробормотала она. Кровь бросилась в лицо Оливии.

– Доктор Синклер мне не муж! – крикнула она с таким жаром, что Лань Куй смутилась. – Он… он даже мне не друг, – продолжала Оливия.

Ее слова отчетливо прозвучали в неподвижном воздухе. Она увидела, как напряглись плечи Льюиса, но ничуть не пожалела о сказанном. Не хватало еще, чтобы кто-то считал их мужем и женой! Да будь он последним мужчиной на земле, она и то не пошла бы с ним к алтарю!

– Мой жених остался в Пекине, – пояснила Оливия дрожащим голосом. – Мы хотели пожениться в сентябре, но теперь обстоятельства изменились, и, вероятно, свадьба состоится гораздо раньше.

– Надеюсь, вы будете очень счастливы, – застенчиво ответила Лань Куй, понявшая, что, сама того не желая, рассердила подругу.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Оливия, сожалея, что сердце никак не хочет биться ровно. Впервые в жизни она была так выбита из колеи. Сейчас ее терзала странная мысль: в состоянии ли она выйти замуж за Филиппа раньше, чем предполагалось? Тетя вряд ли одобрит эту идею, но Филипп наверняка будет доволен.

Оливия попыталась представить его реакцию, но едва вызвала в воображении лицо жениха, когда Льюис Синклер вернул ее к действительности.

– Небо на востоке светлеет. Через час рассвет, – объявил он.

– «Боксеры» всегда нападают на рассвете, – тихо сказала сестра Анжелика. – Если их цель – Пекин, они ринутся на восток, как только поднимется солнце.

Горло Оливии перехватило. Если «боксеры» их догонят, она никогда не увидит Филиппа.

Сама не понимая почему, она посмотрела на Льюиса. Сестра Анжелика, тетка и Лань Куй – все смотрели на него с детским доверием, и даже леди Гленкарти и дядя взирали на Льюиса с тихой уверенностью.

И ей вдруг стало ужасно стыдно. Не будь их, он уже подходил бы к воротам Пекина! Но он рисковал жизнью, взяв на себя ответственность за всю компанию. А она заявила, что он им даже не друг!

Оливия крепче прижала малыша к груди, зная, что Льюис слышал ее слова. Теперь остается только извиниться.

Она закусила губу. Какая несправедливость! Это ему следовало бы извиняться перед ней. Но может, распутник вроде Льюиса Синклера позволяет себе вольности по отношению к любой встреченной им женщине?

Небо переливалось перламутром.

Оливия украдкой взглянула на Льюиса. Четко очерченный профиль, сильный подбородок… Не похож он на распутника.

На миг ее обуяло сомнение. Но тут Оливия вспомнила о его жене-китаянке и решительно тряхнула головой. Нет, этот человек неисправим! Впрочем, ему нельзя отказать в мужестве и отваге.

Глубоко вздохнув, она решительно направилась к Льюису.

Загрузка...