Цветущий сад

Глава 12

Нэнси никогда в жизни так не волновалась, как сейчас, когда ей предстояло войти в роль хозяйки отеля. Она поняла, почему Джек утратил хладнокровие и повел себя столь необычно. Одно ясно: для него не будет большим горем потерять ее. Она нужна ему только для представительства. Тем не менее ей было не по себе, когда она повернулась и вышла из комнаты, направившись в обеденный зал в апартаментах Зии, где ее ждал Рамон. Там на белоснежной скатерти сверкало столовое серебро. На сложенных особым способом салфетках не была вышита, как обычно, фамилия «Санфорд», а выткан геральдический герб де Гама. Отец Рамона использовал фамилию «Санфорд» только в финансовых операциях, но никогда не забывал, что он урожденный де Гама, сын висконда де Гама, министра при правительстве королевы Марии и потомок одной из самых влиятельных семей в Португалии.

Впоследствии Нэнси с трудом могла вспомнить, о чем говорили и что происходило в этот вечер. Она чувствовала себя актрисой, неплохо справлявшейся со своей ролью, но при этом мысли ее были где-то далеко. Впервые после приступа в «Метрополитен-опера» она почувствовала невероятную усталость и полное физическое опустошение. Это было первое проявление ее болезненного состояния после того, как она покинула Нью-Йорк.

Графиня Запари тоже выглядела неважно, но по другим причинам. Джорджиана частенько посматривала на нее за обедом, и в ее взгляде было заметно сочувствие. Графине хотелось пересесть на маленький диванчик рядом с Джорджианой Монткалм, но муж бдительно наблюдал за ней… Вот и сейчас она снова почувствовала его пристальный взгляд и начала покорно клевать лососевый мусс.

Великая княгиня сильно надушилась. Ее короткие пальцы были унизаны крупными кольцами. На полной груди красовалась брошь работы Фаберже. Позади ее стула стоял лакей в белых перчатках и в великолепной, алой с золотом ливрее. Она почти не разговаривала: здесь не было равных ей по сану, с кем можно было бы общаться. Запари был простым графом. Лоземиры, Монткалмы и принцесса Луиза — иностранцы, чужаки. Мистер Бленгейм мало разговаривал, и к тому же она презирала королей, покинувших свою страну. Они должны оставаться и умирать на своей родине, как поступил ее царь.

Беседу поддерживала Мариса, спутница султана Махоры, хорошенькая холеная блондинка в облегающем черном креповом платье с сеткой от линии груди почти до линии бедер.

Виконт Лоземир совсем забыл о приличиях и восхищенно уставился на изгибы ее тела. Его виконтесса издали улыбалась ему. Мысли ее витали где-то совсем в другом месте.

Мистер Бленгейм не слышал большую часть замечаний великой княгини. Сквозь черную сетку отчетливо виднелся пупок Марисы, и бывший король прикинул, что рубин или изумруд очень подошли бы к этому интересному месту. Он решил, что больше не будет играть роль затворника. Европа скоро рассыплется, как гигантская мозаика, а когда ее вновь соберут, вполне возможно, что он вернет себе трон. Возможности царствующего монарха неизмеримо больше, чем у малоприметного, хотя и богатого восточного царька.

— Какая трагедия — играть главную роль в фильме «Золотые мечты» и не увидеть себя на экране, — сказала Джорджиана, после того как Мариса рассказала им пикантную историю о том, как она провела прошлое лето в Голливуде.

Рамон усмехнулся. Он слышал от Санни о роли Марисы в «Золотых мечтах». Санни сказал, что американская публика, как, впрочем, и любая другая, еще не готова к таким любовным сценам, которые Мариса оказалась неспособной как-то сгладить. Фильм доставил удовольствие режиссеру, операторам и мужской части руководства, но он чуть не пропал в монтажной, если бы режиссер не обладал даром предвидения и не вернул его назад для личного просмотра и удовольствия. Когда Мариса по роли отдавалась, она на самом деле отдавалась полностью. Санни еще не познакомился с ней достаточно близко, но предполагал сделать это. Вероятно, поэтому Хилдегард насторожилась и стала более услужливой в последние дни.

— Действительно трагедия, — согласилась Мариса, медленно и долго облизывая розовым язычком персик, прежде чем изящно откусить кусочек.

Виконт почувствовал возбуждение и яростно засопел.

— Впрочем, — она пожала плечами, и ее короткая кофточка приподнялась, почти обнажив розовые соски, — вся моя жизнь — серия трагедий. Я потеряла родителей на борту «Титаника», а сама спаслась только потому, что уцепилась за ящик с шампанским.

Улыбка Рамона стала еще шире. Родители Марисы были живы и здоровы и жили в штате Миннесота.

— Мой несчастный первый муж скончался. Ему прострелили голову на дуэли с французским графом, который был безумно влюблен в меня. А когда я поклялась уйти от своего второго мужа, он так обезумел, что бросился с Эйфе-левой башни.

— У него совсем не было вкуса, — холодно заметила великая княгиня. — Только представители низшего класса кончают жизнь самоубийством, бросаясь с Эйфелевой башни. Ему надо было выбрать «Ритц» или Нотр-Дам.

— Но ведь он помешался от любви, — спокойно возразила Мариса.

— Конечно, он был ненормальным, — саркастически согласилась великая княгиня.

— А что вы делали после того, как покинули Голливуд? — спросила Нэнси.

— О… — Мариса сделала непонятный жест рукой. — Я отправилась в Англию, но в этой стране единственным стоящим мужчиной оказался только принц Уэльский и климат такой холодный и сырой, что я решила там не задерживаться.

— Как повезло принцу, — вполголоса сказал граф Монткалм виконту Лоземиру.

Виконт ничего не слышал. Прозрачная сетка у него перед глазами непрерывно была в движении. Вот еще дюйм… еше немного… Если она поднимет руку, сочная виноградина будет полностью видна.

— В поисках солнца я поехала в Мадрид и там попила суть своего истинного призвания.

Принцесса Луиза опустила нож и вилку. Конечно, эта женщина не имеет в виду служение Господу. В противном случае она напишет письмо папе римскому.

— И что же это? — спросил Рамон, зная, что Мариса нашла свое истинное призвание на более раннем этапе своей жизни.

Мариса двусмысленно посмотрела на человека по прозвищу «Пантера». С того самого момента, как она села с ним за один стол, все ее женское естество трепетало. Он был великолепен: черные вьющиеся волосы, чувственные, суровые линии рта. Она вздрогнула, представив его обнаженным. Крепкое тело, широкие плечи и грудь, узкие бедра.

Мариса слышала о сексуальных способностях Рамона, но, несмотря на насмешливый блеск в его глазах, когда он обратился к ней, она почувствовала, что в них нет желания. Это было странно, поскольку ее глаза говорили о готовности откликнуться на его призыв.

— Я решила стать матадором.

— Участвовать в бое быков? — Даже Чарльз Монткалм утратил свое британское равнодушие.

— В Испании я известна как один из самых великих матадоров.

— Но разве это не опасно? — обратилась к ней Серина Лоземир с живейшим интересом.

— Каждый раз, когда я выхожу на арену и встречаюсь с быком, начинается поединок не на жизнь, а на смерть. Кто кого. Или он меня, или я его.

— О, это оставляет неизгладимое впечатление, — сказала великая княгиня. — Бой быков — самое подходящее развлечение для царствующих особ. Русская царица знала толк в этом деле. Королева Мария также восхищалась этим искусством.

— А вы не боялись? — спросила Серина у Марисы, и в ее глазах сверкнул странный огонек.

— Конечно, боялась. Но страх возбуждает. В этот момент начинаешь понимать смысл жизни. Если не бояться потерять свою жизнь, как можно оценить ее?

— Я думаю, очень просто, — сказала Джорджиана со смехом. — Ты согласна, Нэнси?

— Нет. Не согласна, — неожиданно ответила Нэнси. — Я считаю, что Мариса права. Только столкнувшись со смертью, начинаешь ценить жизнь.

— За последние десять лет мне не раз приходилось встречаться со смертью, но это не очень возбуждало меня, — язвительно заметила великая княгиня.

— Вам приходилось участвовать в бое быков, не так ли? — спросила Джорджиана Рамона, тогда как великая княгиня и Мариса с нескрываемой неприязнью смотрели друг на друга.

— Да, конечно. Я же португалец.

Глаза Нэнси встретились с его глазами, и она почувствовала, как внутри у нее потеплело. Она еще так мало знала о нем. А ей так хотелось узнать побольше.

— Мой отец с раннего возраста старался воспитать во мне мужество, поощряя бои быков и попытки повалить корову, взявшись за рога. Мне было только девять лет, когда я впервые встретился с быком и ужасно испугался.

Дьюарт де Гама. Дьюарт Санфорд. Человек, который безобразно обращался со своей женой и поставил своего юного сына перед быком. И все же сын никогда не проявлял к нему других чувств, кроме любви и уважения, хотя тот был недостоин подобного отношения. Рамон никогда не произносил имени своего отца, если только не вспоминали знаменитую сагу: Санфорд — О'Шогнесси. Нэнси хотелось бы услышать от него об отце, узнать его истинные чувства к нему.

— Вы бываете в Каусе? — обратилась к ней принцесса Луиза.

Нэнси улыбнулась:

— Нет. Уже давно там не была. — Она не посещала Каус с тех пор, как, будучи еще маленькой девочкой, встретила там мальчика, который стал любовью ее жизни.

Их глаза снова встретились. Джорджиана поджала губы. Несмотря на то что Нэнси и Рамон очень мало общались за обедом, между ними чувствовалась незримая связь, о которой догадывались почти все, даже великая княгиня. Их напряженное возбуждение передалось всем присутствующим за столом. Нэнси излучала внутренний свет и была откровенно счастлива. А неугомонность Рамона, казалось, утихла, словно он нашел наконец успокоение, которое долго искал. Гости, сидящие рядом с ними, не подозревали, что неподалеку, в одной из комнат, находится сенатор Джек Камерон, которого не пригласили на обед для избранных, где хозяйничала его жена.

— Начинается неделя регаты, — осведомленно сообщил султан. — Я всегда приезжаю в Англию на регату.

— Рамон, вы будете участвовать в этом году в гонках на «Кезии»? — спросила Джорджиана.

— Мои планы на текущий год весьма расплывчаты. — Он снова взглянул на Нэнси. На этот раз за столом все переглянулись с нескрываемым интересом. Даже Чарльз. Чарльз догадался, что между «Пантерой» из международной шайки плейбоев и вполне респектабельной женой человека, претендующего на пост президента Соединенных Штатов Америки, возник бурный роман, и теперь их ждет участь ягнят, которых отдадут на заклание.

Репутация Нэнси будет подорвана. Джек разведется с ней. Он вынужден будет сделать это, чтобы спасти свою карьеру. Джорджиана подумала, понимал ли Рамон, к чему приведет эта связь. Его романам несть числа, но его прежние пассии были способны позаботиться о себе. Нэнси — другое дело. Она не могла позволить себе роскошь заводить случайных любовников. Джорджиана едва сдерживала раздражение от безрассудного поведения Рамона. Через несколько недель он будет в Париже, Риме или Лондоне, и у него появится очередная светская красавица. Жизнь его пойдет своим чередом, а вот жизнь Нэнси будет вдребезги разбита. И все из-за слепого увлечения. Она думала, кто из них глупее — Рамон или Нэнси, и решила, что все-таки Нэнси. Рамон ничего не теряет, Нэнси же теряет все.

Нэнси собрала все свои внутренние силы, о которых и не подозревала, чтобы смеяться, беседовать и развлекать гостей. Но на самом деле она чувствовала крайнюю усталость. Внезапно и без всякой причины она почувствовала полный упадок сил.

Наконец Рамон поднялся, чтобы проводить ее из-за стола. Неожиданно в комнате стало слишком жарко и душно. Лакей отодвинул ее стул. Великая княгиня что-то говорила ей, но Нэнси не слышала ее из-за шума в ушах. Ссохшиеся накрашенные губы княгини продолжали безостановочно шевелиться, а Нэнси почувствовала, что ее ладони и лоб стали влажными от выступившего пота. Неимоверным усилием воли она поднялась на ноги. Лакей поддержал ее за локоть, затем к ней подошел Рамон.

— Ты плохо себя чувствуешь, дорогая? — с волнением спросил он.

Нэнси уже не видела его. Не видела ничего, кроме калейдоскопа огней. С тихим стоном она вытянула вперед руки, и ослепительно белое пятно скатерти устремилось ей навстречу.

Гости повскакивали со своих мест, в спешке переворачивая стулья. Бокалы упали и покатились по столу, окрасив вином льняную скатерть ручной вышивки.

— Нэнси! — Рамон подскочил к ней и поднял с осколков стекла и фарфора.

— О Боже, Санфорд. Что с ней? — Чарльз отряхнул осыпавшиеся лепестки гардении со своего вечернего костюма и быстро подошел к ним.

Рамон подхватил ее на руки. Нэнси безвольно повисла с бледным как мел лицом и с закрытыми глазами.

— Пошлите за Серрадо! — сурово приказал Рамон лакею и быстро направился к двери. Гости поспешно уступили ему дорогу. Босоножки Нэнси на высоких каблуках упали на пол. Графиня Запари наклонилась и подняла их, невзирая на свирепый взгляд мужа.

— Не понимаю, она ведь выглядела вполне здоровой, — сказала виконтесса Лоземир Джорджиане.

— Ее мать из семейства Уинтертонов. Они никогда не были вполне здоровыми, — осведомленно заявила принцесса Луиза.

Мариса молчала. Она была слишком занята, обмениваясь многозначительными взглядами с виконтом и давая понять, что он может надеяться.

Джорджиана наблюдала за Рамоном. Сначала ей казалось, что его легкомысленный роман с Нэнси продлится не более недели или месяца. И сейчас ее поразила неподдельная тревога в его глазах, когда он поднял Нэнси на руки. Джорджиана нахмурилась. Если Рамон влюблен в Нэнси, это создаст множество проблем. Она вздохнула и погладила мужа по руке, радуясь стабильности их собственного брака и твердой опоре, на которой он держался.

Когда Рамон нес Нэнси в ее номер, веки ее дрогнули, и она открыла глаза. Ее щеки наконец обрели прежний цвет. Она чувствовала себя спокойно в надежных руках. Ее оберегала его любовь. Прошло уже много лет с тех пор, когда кто-то беспокоился, здорова ли она или больна. У Джека не было времени на болезни, и он всегда был в постоянных разъездах, несмотря на возникавшие иногда угрозы здоровью его жены или дочери. Верити всегда относилась по-детски к тем случаям, когда Нэнси лежала с ужасной головной болью или с гриппом.

Рамон уложил ее в кровать с грелками и дал выпить теплого бренди. Несмотря на то, что все прошедшие годы они не жили вместе и в будущем вряд ли у них будет такая возможность, она чувствовала себя счастливой и инстинктивно догадывалась, какими прекрасными были бы годы их совместной жизни.

— Надо было предупредить, что ты плохо себя чувствуешь, — строго сказал Рамон. В его голосе звучала тревога, как и тогда, когда стало плохо его матери.

— Я просто устала, любовь моя. Это дурацкий обморок, вот и все. Не стоит так беспокоиться.

— Мне не надо было просить тебя брать на себя роль хозяйки, особенно после той сцены, что ты выдержала с Камероном.

Лицо его выражало боль, когда он снимал с нее платье и надевал через голову шелковую ночную рубашку. Она, не сопротивляясь, позволила ему поднять ее и уложить в огромную кровать.

Запыхавшись, вошел доктор Серрадо. Пока он осматривал Нэнси, Рамон все время находился рядом. Карие водянистые глаза доктора были очень встревожены, когда он выписывал таблетки железа и рекомендовал красное вино и отдых под наблюдением врачей. Нэнси согласилась с таблетками и вином, но решительно отказалась ехать в Лиссабон. Да, она упала в обморок. Это часто с ней случается. Еще с детского возраста. Это, конечно, была ложь, но доктор Серрадо поверил. Американки не такие крепкие, как португальские женщины. Им кровь досталась не от здоровых крестьянских предков.

Доктор Серрадо вернулся к своим богатым пожилым, страдающим бессонницей пациентам, а Рамон натянул на плечи Нэнси роскошные вышитые простыни. Затем убавил свет и сел на край постели, взяв ее тонкую руку в свою сильную ладонь. Она закрыла глаза и почувствовала его поцелуй на своем лбу и нежное прикосновение, когда он убрал с ее щеки сбившиеся волосы. Она уснула с улыбкой на губах, наконец-то почувствовав, что ее любят.

Когда Нэнси проснулась, сквозь жалюзи на окне уже пробивалось солнце. Из ванной доносился звук льющейся воды. Мария бесшумно передвигалась по комнате, раскладывая шелковое белье и отбирая на медной вешалке в стенном шкафу те платья, которые, по ее мнению, должны понравиться Нэнси.

Нэнси полежала еще несколько минут, нежась в теплой постели и вспоминая минувший вечер. Она задумчиво коснулась лба в том месте, куда Рамон поцеловал ее так нежно, словно она была ребенком. Никто так не беспокоился о ней прежде. Ни Джек, ни Верити. Никто никогда не сидел у ее постели, держа за руку, пока она не уснет.

Нэнси осторожно потянулась. Боли в руках и ногах не было. Она широко раскрыла глаза, чувствуя себя вполне здоровой и отдохнувшей. Затем села в постели, и Мария, поправив подушки, принесла ей на подносе завтрак. Нэнси отказалась от охлажденного шампанского и апельсинового сока, которые, как считала Зия, полезно пить по утрам, и вместо этого выпила две чашки горячего крепкого черного кофе, а вместо омлета съела только подрумяненный ломтик хлеба. Затем, напевая, спустила ноги на толстый ковер и пошла в ванную. Она пела, когда мылась, и напевала про себя, когда Мария причесывала ее и стригла ногти. Платье, которое она выбрала, было с лифом без спинки и рукавов, с завязками на шее и выглядело обманчиво простым.

— Мария, кажется, ты говорила, что мистер Санфорд до полудня будет совещаться со своим секретарем?

— Да, мадам. Он сказал, что вы не должны беспокоиться и вам следует отдыхать.

Нэнси усмехнулась:

— Я не нуждаюсь в отдыхе, Мария. Никогда в жизни я не чувствовала себя так хорошо. А мистер Санфорд говорил, где он будет ждать меня за ленчем?

— Он сказал, что вы должны встретиться с ним в его апартаментах, мадам.

Ждать целое утро, чтобы снова увидеть его! Она знала, чем сейчас занят Рамон. Он инструктировал Вильерса относительно непредвиденных дел, возникших в связи с болезнью Зии. Не было сомнений, что если даже ей удастся убедить его в том, что она чувствует себя сносно, он поручит ей гораздо меньше дел, чем обычно выполняла Зия.

На террасе был занят пока всего один шезлонг. Было только девять часов, и большинство гостей отеля еще нежилось в постелях.

— Рада видеть тебя, — лениво произнесла Джорджиана, меняя свое положение, когда Нэнси приблизилась к ней.

Внимательный служащий бассейна в белых шортах уже подвинул другой шезлонг поближе к Джорджиане, принес подушки и прикатил неизменный столик на колесиках с напитками. Нэнси поблагодарила его и легла рядом с Джорджианой. Было очень тихо. Ни смеха, ни криков. Нэнси принимала солнечные ванны каждый день рано утром. Это было намного приятнее, чем позднее, когда на террасах появлялись Миды, Каррингтоны, Майклджоны и Лоземиры.

— Вчера я думала, что ты умираешь. Ты выглядела просто ужасно.

— У меня был очень напряженный день.

Джорджиана перевернулась на живот. Водопад ее золотистых волос низвергся вниз до самой травы, еще влажной от росы.

— Вир, Ники, муж и Рамон. От такой компании любой может утомиться, — сказала она сухо.

Нэнси почувствовала, что краснеет.

— Разве все так бросается в глаза?

— До вчерашнего вечера об этом знала только я. А сейчас, думаю, твое имя будут связывать только с именем Рамона, если вы будете продолжать смотреть друг на друга с таким откровенным вожделением.

— Я не просто хочу Рамона, — тихо сказала Нэнси. — Я люблю его.

— Как любят его сотни других!

— Нет, у нас все иначе.

Джорджиана доброжелательно засмеялась:

— Хотела бы я иметь гинею каждый раз, когда слышу это.

Неожиданно для себя Нэнси тоже улыбнулась:

— Это, конечно, звучит довольно банально, но это правда. Я люблю его, а он любит меня.

Джорджиана вздохнула. Все оказалось гораздо хуже, чем она предполагала.

— А как насчет княгини Марьинской? Ты вполне уверена, что она не ждет его в Париже? Я слышала сплетни о том, что Рамон уже несколько лет поддерживает связь со своей будущей невестой, и вполне возможно, что это правда.

Нэнси покачала головой:

— Если уж Рамон женится, то на Тессе Росман.

Джорджиана подняла спинку шезлонга вертикально и уставилась на Нэнси:

— На этом ребенке? Да ты с ума сошла!

Нэнси усмехнулась. Джорджиана редко теряла хладнокровие.

— Нет, мне известно это, как говорят бизнесмены, из компетентных источников.

— Верю, — сказала Джорджиана мрачно и снова откинулась назад. — Так, значит, ты любишь Рамона, а он любит тебя? А как же Вир? Я не сомневаюсь, что он тоже любит тебя.

— Ты уверена? — Нэнси нахмурилась. Джорджиана была очень проницательной и близко знала Вира, поскольку он часто проводил время в компании Монткалмов. Джорджиана никогда не делала поспешных выводов.

— Да, — безжалостно продолжала она, — уверена. Когда он прибыл сюда с тобой, он выглядел таким счастливым, каким я давно не видела его, а через несколько дней стал похож на человека, который испытывает страшные муки.

Нэнси привстала, обхватив руками колени. Все ее мысли были настолько заняты Рамоном, что она и не помнила, когда последний раз видела Вира.

— Ну, что скажешь? — Джорджиана выжидательно смотрела на нее.

Нэнси все так же сидела, обхватив колени и глядя на неподвижную гладь бассейна.

— Я никогда не хотела огорчать Вира. Никогда не говорила, что люблю его, и не давала ему повода ждать от меня чего-либо. Мы принадлежим к одной семье и, хотя не виделись долгие годы, связаны родственными узами.

— Но он влюбился в тебя?

— Вир говорил мне об этом.

— И я верю ему. Он не какой-то там волокита, хотя, несомненно, весьма привлекателен.

— Мы никогда не были любовниками, — сказала Нэнси.

— Он и Кларисса тоже.

— Вир ничего не рассказывал о Клариссе. Я знала только, что он несчастлив с ней, вот и все.

— Он никогда не говорил и, уверена, никогда не расскажет всю правду о ней. Это слишком мучительно для него. — Джорджиана заслонила глаза от яркого солнца. — Кларисса — настоящая английская красавица: светлые волосы, голубые глаза. Довольно высокая и атлетически сложенная, что нравится многим мужчинам. Она любит охотиться верхом с собаками и предпочитает сельскую местность городу… — Джорджиана замолчала. Нэнси ждала. —…а женщин — мужчинам.

— Ты имеешь в виду их общество? — спросила Нэнси, хватаясь за соломинку.

— Я имею в виду — в качестве любовников, — резко сказала Джорджиана. — Вот почему она часто бывает за границей. В Индии, Марокко, Турции. Думаю, что здесь об этом знают не более трех человек. Вир, я и вот теперь ты.

— Зачем ты рассказала мне об этом? — спросила Нэнси, понизив голос.

— Потому что очень жалею Вира. Он пережил немало страданий и унижений в прошлом, чтобы снова страдать. Теперь, зная о его личной жизни, пожалуйста, будь с ним милосерднее, когда решишь рассказать ему, что любишь Ра-мона Санфорда. И еще, так как ты ближе к Виру, чем кто-либо другой, может быть, ты сможешь помочь ему. Вир мог бы развестись с Клариссой и снова жениться. Но он очень боится, что при этом публике станут известны странные пристрастия его жены. Естественно, так и будет. Но можно было бы уладить дело, если бы виновным оказался он и она развелась бы с ним.

— Тогда почему же он все не устроил таким образом?

— Вероятно, потому, что Кларисса может воспользоваться титулом графини и завладеть миллионами Мелдона. Если же он пригрозит ей разоблачением, она, конечно, будет вынуждена отступить, но Вир очень добр и не захочет скандала. Он не собирается обвинять ее, и в этом суть трагедии, поскольку его жизнь загублена. Может быть, в подходящий момент ты поговоришь с ним. Ободришь его, чтобы он мог пережить временные неприятности ради будущего счастья, хотя, по-видимому, не с тобой.

— Нет, не со мной.

На короткое время наступила тишина. Появилась Серина Лоземир в бикини. Она нырнула в чистую воду бассейна и поплыла мощными уверенными гребками.

— Теперь о втором номере, — сказала Джорджиана и подняла вверх руку, подзывая невидимого, но все видящего официанта. — Пожалуйста, дайкири.

Официант повернулся к Нэнси.

— И кофе глясе, пожалуйста.

Официант исчез.

— Второй номер?

— Не прикидывайся дурочкой и не ломай комедию. Князь Николай Васильев. Я права или нет?

— Права.

— Еще бы. А Рамон знает о твоей проделке с нашим русским удальцом?

—Да.

Джорджиана удивленно приподняла брови. Она не ожидала этого. Сам Рамон мог быть неверным, но требовал от любовниц постоянства. Но в данном случае за последние сутки он только укрепился в своей любви. Это опровергало все предположения Джорджианы. Их взаимное влечение было очевидным, где бы они ни появлялись вместе. О Васильеве нечего было и говорить. Вряд ли стоило расспрашивать Нэнси о подробностях этой связи.

— Теперь номер три, — сказала Джорджиана, беря с подноса бокал с коктейлем. — Знает ли он о первом, втором и четвертом?

— Ты допрашиваешь меня, как инквизитор Торквемада.

— Мои вопросы — просто детская игра по сравнению с любопытством газетчиков, — парировала Джорджиана. — Так что все-таки известно Джеку? Еще важнее знать, что он собирается предпринять по этому поводу.

— Он знает, что я собираюсь уйти от него и что я люблю Рамона.

— О Господи! Ты, должно быть, шутишь! — Впервые Джорджиана была неподдельно изумлена. — Вы, кажется, женаты семнадцать или восемнадцать лет. Ты не должна разводиться с ним из-за такого человека, как Санфорд!

— Я не говорила о разводе. Я сказала, что хочу уйти от него.

— Ты имеешь в виду, что уйдешь от Джека и будешь жить с Рамоном, а когда роман потеряет свою привлекательность, вернешься домой, как послушная жена? Очень остроумно. Ты и впрямь сошла с ума. В том мире, в котором живем я, ты и Рамон, ни одно наше движение не остается без внимания и комментариев.

Нэнси не могла объяснить ей, что время само разрешит все проблемы, и потому промолчала.

— А Санфорд не предлагал тебе выйти за него замуж? — спросила Джорджиана, преисполненная благоговейного страха.

— Нет. В буквальном смысле не предлагал.

Джорджиана постучала кулаком по своему гладкому лбу в полном замешательстве.

— Ты совсем потеряла голову! А когда Рамон бросит тебя? Что будет с тобой?

Нэнси могла бы ответить, но не сделала этого. Она вдруг почувствовала, как ее охватывает прежний страх. Страх перед мраком и неизвестностью. Только с Рамоном она по-настоящему была в безопасности.

— Ники знает, что ты в открытую связала себя с Рамоном и выступала в роли хозяйки на званом обеде?

— Нет еще.

— А Вир?

— Тоже нет.

— Знает ли Джек о твоем мимолетном романе с Ники или то, что Вир влюблен в тебя?

— Нет, не знает.

— Господи! — Джорджиана в изнеможении откинулась на подушки. — Не завидую тебе. Слава Богу, у меня хватило разума выйти замуж за простого, хорошего человека.

— Значит, вся эта преданность только ради блага его высочества?

— О Боже, нет! — Джорджиана была оскорблена. — Если бы я хотела загулять, меня ничто не остановило бы. Между прочим, в постели Чарльз — смесь Кларка Гейбла и Валентине. Но никогда не говори, что я рассказала тебе об этом. Он считает, что это ужасно не по-британски.

Нэнси усмехнулась. Она увидела, как Джованни спускался по деревянным ступенькам на дальнем конце бассейна. Сзади посыльный нес мольберт, краски и холсты.

Нэнси встала.

— Не стоит так беспокоиться обо мне, Джорджиана. Я знаю, что делаю.

— Надеюсь. Но я, черт возьми, ничего не понимаю. — Она опять подняла руку, подзывая официанта, чтобы тот снова наполнил ее бокал. В таком темпе она, пожалуй, напьется до ленча. И если это произойдет, то только из-за Нэнси Ли Камерон.