Дар любви

Глава ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Джесси вздохнула с облегчением: Сан-Франциско ей понравился. Ей вспомнилось, что еще в Гаррисоне одна из девиц, работавшая в салуне с Розой, как-то провела у них половину воскресного дня, щедро потчуя Розу и Дейзи байками про «старые добрые времена», когда в Сан-Франциско яйца продавали по двенадцать долларов за дюжину, а аренда дома стоила восемьсот долларов в месяц. От других людей она слышала и про то, что город славился своими преступниками и пожарами, которые только за три года, с 1849 по 1851 шесть раз уничтожали его почти дотла, и это ненадолго отвлекало население от грабежей и краж.

Но история города мало интересовала Джесси. Пока что ей хотелось немногого: как следует вымыться и плюхнуться в мягкую постель.

— Теперь-то мы уже скоро будем на месте, девочка, — подбадривал ее Крид.

«Конечно, она устала, — размышлял он, — но ни разу не пожаловалась». Теперь, когда они уже приехали, его стали мучить сомнения, а стоило ли вообще затевать эту поездку. Если они и найдут Розу, то, совсем не обязательно, что украденные деньги все еще при ней и не растрачены. Но теперь даже это потеряло свое прежнее значение. Главная задача состояла в том, чтобы поселить Джесси в каком-нибудь приличном месте. Чтобы заплатить за номер в гостинице, ему, конечно, придется продать лошадей, но потом все равно надо будет искать работу. Он тихо хмыкнул. В городе много игорных притонов, и найти работу не составит особого труда. Вскоре он натянул поводья и остановился у побеленного забора, вывеска на воротах которого гласила:

ПАНСИОН Э. РОСС

есть свободные места

Конечно, он был бы не прочь поселить Джесси в отеле получше, но еженедельная плата за комнату в пансионе будет для них менее обременительной. Кроме того, стоимость проживания в пансионах, как правило, включала и двухразовое питание.

Крид снял Джесси с седла. Она показалась ему смертельно усталой. Под глазами легли тени, дорожная пыль покрыла волосы и густо припудрила щеки. Критически оглядев их одежду, он криво ухмыльнулся. «Интересно, что подумает о нас хозяйка пансиона, увидев на Джесси платье из оленьей кожи, а на мне такие же штаны».

— Подожди меня здесь, ладно? — предложил Крид, опасаясь, что Джесси могут обидеть какие-нибудь грубости со стороны людей за забором.

— Хорошо.

— Я вернусь через минутку.

Он задержался перед воротами, чтобы получше разглядеть чистенько выбеленный дом, горшки с цветами, выставленные в ряд возле открытой веранды, голубые муслиновые занавески, колыхавшиеся в окнах верхнего этажа. Пансион выглядел довольно респектабельно. «Что ж, была не была», — подумал Крид. Пригладив волосы, он открыл ворота и направился л входной двери.

Полная седовласая женщина лет под шестьдесят открыла дверь на его стук. Поверх накрахмаленного ситцевого платья на ней был надет бело-розовый фартук с оборочками. Осторожным взглядом она посмотрела на Крида.

— Чем могу помочь? — спросила женщина, проницательно глядя на него карими глазами и цепким взглядом оценивая его финансовые возможности.

— Нам с женой нужна комната.

Женщина бросила взгляд мимо Крида на Джесси, стоявшую за воротами.

— Вы индеец, не так ли?

— Да, мэм.

Женщина снова посмотрела на Джесси:

— И когда же ваша жена ожидает ребенка?

— Через пару месяцев.

— Я не разрешаю выпивать в моем пансионе, — произнесла женщина сурово. — И никакого жевательного табака.

— Да, мэм.

— Я беру двадцать долларов в неделю за двоих, — скороговоркой сказала она. — Плата вперед.

Крид кивнул.

— У меня при себе сейчас денег нет, — сказал он, заранее настраиваясь на то, что она им откажет. — Но я заплачу вам сразу, как только продам лошадей.

Он глубоко вздохнул, не желая унижаться перед этой женщиной и просить об отсрочке платежа. — Я вам был бы весьма признателен, если бы вы позволили жене подождать здесь моего возвращения. Мы находились в пути слишком долго, и ей надо где-то отдохнуть.

— Похоже, что ей понадобится и ванна тоже.

— Да, мэм.

Женщина снова посмотрела на него долгим оценивающим взглядом, обратив внимание на длинные волосы, дорожную пыль, покрывавшую его кожаные штаны и мокасины.

— Вы индеец какого племени?

— Лакота, сиу.

— Вы ни с кого не снимали скальпы?

— Нет, мэм.

Слабая улыбка тронула уголки ее рта.

— Тогда вот что я вам скажу: вы — самый вежливый индеец из всех, кого я встречала.

— Я бы осмелился утверждать, что я — первый индеец, которого вы встретили, мэм.

Женщина тихонько рассмеялась.

— Ну что же, что верно, то верно. — Она несколько мгновений смотрела на него, а потом вздохнула. — А как вас зовут?

Крид помедлил, подбирая себе очередное имя.

— Маклин, Крид Маклин, мэм. Мою жену зову Джесси.

— Маклин? — переспросила женщина, нахмурившись. — Это имя мне совсем не кажется похожим на индейское.

— Я только наполовину индеец. Моя мать была ирландкой.

Видя, что она раздумывает, он ждал, пока она примет решение, и почувствовал невероятное облегчение когда она ответила:

— Меня зовут Энни Росс. Ведите вашу супругу. Ей нельзя долго стоять на солнце.

— Благодарю вас, — сказал Крид.

— Могу себе представить, как ей нужна ванна. Я прикажу моей девочке согреть воды.

— Благодарю вас еще раз.

Джесси вопросительно посмотрела на него.

— Теперь у нас есть комната, — сказал он, подходя к ней. Крид привязал лошадей к изгороди. — Хозяйка уже греет воду, чтобы ты приняла ванну. А потом мне хотелось бы, чтобы ты вздремнула, пока я займусь продажей лошадей.

«Ванна», — подумала Джесси. Сама мысль о ванне показалась ей восхитительной.

Энни Росс встретила их в прихожей. Крид представил обеих женщин. Вдруг застеснявшись, Джесси робко пожала хозяйке руку.

— Обед у нас в шесть, — предупредила Энни Росс. — Не опаздывайте. Вы можете занять комнату наверху, последняя дверь направо. Там большая двуспальная кровать.

— Спасибо, — сказал Крид и, взяв Джесси за руку, повел ее вверх по лестнице.

Комната оказалась уютной и чистой. Металлическая кровать стояла у дальней стены. Кружевные занавески закрывали широкое окно, выходящее на боковой двор. В комнате еще стояли комод, стул с откидной крышкой для ночного горшка (оба сделанные из вишневого дерева), кресло, обитое цветастым вощеным ситцем и небольшой стульчик у покрытого резьбой туалетного столика с зеркалом.

— Очень миленькая комната. — Джесси опустилась в кресло. — А мы себе можем позволить такую?

— Постараемся. Лучше скажи мне, как ты себя чувствуешь?

— Отлично. Только слегка устала — и все. Не надо обо мне так беспокоиться, Крид. Женщины каждый день рожают детей. — Она улыбнулась ему, про себя подумав, что неплохо было бы самой быть настолько же уверенной в том, в чем она только что уверяла его

Через некоторое время в дверь постучала молоденькая девушка:

— Мама сказала, ваша жена может спуститься и принять ванну, как только будет готова.

— Спасибо, — ответил Крид. — Пойдем, я помогу тебе спуститься по лестнице. Пока ты принимаешь ванну, я успею продать лошадей.

— Хорошо. — Она протянула руку. — Поможешь мне подняться?

Он усмехнулся, поднимая ее с кресла и обнимая.

— Скоро мне уже не удастся тебя обхватить, — поддразнил он.

— Очень смешно, — ответила она. — Крид, как ты думаешь. Роза все еще здесь?

— Не представляю.

— А что, если ее здесь уже нет?

Он пожал плечами:

— Не знаю, дорогая. Могу сказать только одно: мы не двинемся с места, пока не родится ребенок.

— А что, если мы ее найдем, но денег у нее не окажется?

— Послушай, хватит тебе волноваться.

— Не могу с собой ничего поделать. У нас же нет денег. У нас нет даже элементарной одежды… Извини меня, Крид.

— Забудь об этом.

— Я не хотела жаловаться.

— Черт возьми, да у тебя же есть все основания для этого. Ты заслуживаешь во много раз лучшей жизни, чем сейчас.

— Крид, ну пожалуйста, не говори так.

— Это правда, и ты это прекрасно знаешь. — Он глубоко вздохнул. — Тебя могли из-за меня убить. Теперь ты ожидаешь ребенка и… — Он выругался про себя: «Беременна, да к тому же еще и замужем за человеком без денег, без будущего, замужем за беглым заключенным, над которым висит неисполненный судебный приговор». — Пойдем-ка лучше вниз, вода в ванне остывает.

«Спорить с ним бессмысленно», — подумала Джесси. А если бы и был смысл, то она все равно так смертельно устала, что ей сейчас не до этого.

Внизу он быстро поцеловал ее и вышел из дома, не оглядываясь.

С тяжелым вздохом Джесси последовала за Энни росс по узкому коридору в комнату, где стояла большая оцинкованная ванна. Два больших пушистых полотенца лежали на видавшем виды стареньком комоде.

— Можете не торопиться с мытьем, — сказала Энни Росс, улыбаясь. — Из моих постояльцев никто не просит приготовить им ванну посреди недели.

— Благодарю вас, миссис Росс. Вы очень добры.

— Фу, какая мелочь. Не забудьте: обед ровно в шесть.

— Да, мэм.

— Зови меня Энни. Мы здесь не очень-то придерживаемся официального обращения.

— Спасибо, Энни.

Помахав ей рукой, Энни Росс вышла из комнаты.

Джесси заперла за нею дверь, сбросила пропылившуюся одежду и осторожно ступила в ванну. Когда вода покрыла ее всю, она блаженно вздохнула. Ей никогда не приходило в голову, что горячая ванна может показаться такой роскошью. Хоть индейцы и совершают омовения каждый день, но у них нет горячей ванны: мужчины и женщины моются в холодной реке.

Она провела пальцами по воде. И ей вдруг захотелось, чтобы Крид больше не думал, что обманывает ее ожидания. Не так уж ей и хочется иметь собственный дом, красивую одежду, много денег. Все, что ей нужно — это Крид.

Со вздохом Джесси прикрыла глаза: «Хотя было бы совсем неплохо иметь и дом, и одежду…»

Примерно через час Крид зашел в салун «Голден Страйк», где заказал кружку пива. Он продал лошадей и купил новые штаны. Для Джесси он приобрел nanv платьев, нижнее белье, туфли, чулки и щетку для волос. Чтобы не растранжирить все деньги, он остался в старых мокасинах и рубашке из оленьей кожи. Люди, безусловно, косились бы на Джесси, если бы она стала щеголять в индейском платье, но вряд ли кто-нибудь станет осуждать его за рубашку и мокасины. На улицах Сан-Франциско полно мужчин, одетых кто во что — от костюмов, сшитых портными восточного побережья на заказ, до домотканых рубашек и техасских защитных кожаных штанов поверх брюк.

Фриско казался большим плавильным котлом народов: мимо Крида проходили мексиканцы, негры китайцы, даже несколько индусов. Он понял: среди иммигрантов наибольшую часть составляли китайцы. Кто-то, он не мог вспомнить кто, говорил ему, что больше двух тысяч китайцев было занято здесь только в прачечном бизнесе. Некоторые фирмы, меняя рабочих и вывески, работали круглосуточно. Китайцы жили в Чайнатауне — суетливом и шумном районе города, пестро украшенном большими иероглифами и яркими развевающимися лентами, переполненном забегаловками с разнообразной экзотической пищей и магазинчиками со всякими восточными товарами. Чайнатаун славился своими большими магазинами и складами, полдюжиной аптек восточной медицины, китайским театром и несколькими роскошными ресторанами, в которые нередко захаживали граждане и неазиатского происхождения.

Большинство негров жили в районе к западу от Монтгомери-стрит. Их нанимали на работы, связанные с тяжелым физическим трудом; они работали механиками, официантами, носильщиками, парикмахерами. Но среди них встречались и бизнесмены. Негритянская община располагала своей культурной организацией и издавала еженедельную газету «Элевейтор».

Наконец, в городе существовал и печально известный Берберийский берег— ворота в преисподнюю, если она вообще существует. Можно было только пожалеть того бедолагу, который осмелился бы бродить по улицам вблизи берега. Любой болван, вознамерившийся поискать острых ощущений в публичных домах и игорных притонах, становился там законной добычей для вербовщиков, поставлявших матросов на торговые суда. Очень немногие мужчины, отплывавшие в море от Берберийского берега, делали это по своей воле. А большинство, накурившись предложенных им по дешевке сигар или напившись джина с наркотиками, оказывалось в море обманным путем.

Сан-Франциско был дьявольским городом. Женщин было мало, основное население составляли молодые мужчины. Но, несмотря на свою малочисленность, женщины уже успели о себе заявить. Благодаря их влиянию, азартные игры по воскресеньям были запрещены еще в 1855 году. Но помимо карт было много и других развлечений — танцы, банкеты, скачки, собрания любителей хорового пения, концерты, театры, петушиные бои, бои быков. И это было еще не все, чем могли заняться мужчины.

Крид потягивал пиво и осматривал бар. «Если Роза еще в городе, то наверняка работает в каком-нибудь из этих притонов», — думал он. И хотя его совсем не прельщала перспектива осматривать каждый кабак в этом городе, он тем не менее знал, что это был единственный выход. Оставалось надеяться, что у него хватит здравого смысла не попасть на Берберийский берег. И хотя вернуть деньги хотелось необычайно, свою шкуру он оценивал все же дороже четырех тысяч баксов.