Дар судьбы

2

— У Морин еще две «галочки», у Дайаны — четыре, а у Кэти…

Келли взглянула на Джасту, главного педагога детского дома, и сделала кислую мину:

— Их и вовсе нет?

Джаста фыркнула:

— Именно так. Но Кэти говорит, если мы попробуем выселить ее из комнаты, нам придется об этом пожалеть.

— Очень страшно. Однако, если она слишком увлечется шантажом, моментально потеряет привилегию жить в восточном крыле.

Комнаты в «Надежде» распределялись между воспитанницами по старшинству и по заслугам. Привилегию жить в отдельных комнатах в восточном крыле можно было заработать усердными занятиями в школе, а также старательным выполнением различных работ по дому. Но такие порядки установились не сразу. Два года назад приют был на грани закрытия. Потом появилась Келли и, сопровождаемая скептическими взглядами персонала, детей и совета попечителей, начала носиться повсюду, убеждая, выискивая деньги, реорганизовывая… В конце концов четырехчасовой сон стал ей казаться недостижимой роскошью. С тех пор Келли часто говорили, что она сотворила чудо. Но она-то все знала о чудесах: их просто не существует.

— Вы сами поговорите с Кэти или это сделать мне? — спросила Джаста.

Джаста была уже пожилой женщиной. Перед тем как прийти работать в приют, она вырастила четверых собственных детей и утверждала: что бы ни говорили ей девочки, она уже слышала это раньше.

— Я побеседую с ней вечером, когда вернусь. — Келли встала.

— Вы уходите?

Келли уставилась в письменный стол.

— Джон Хопкинс хочет познакомить меня со своими родителями. Я согласилась.

— А-а… Звучит серьезно.

— Джаста! — Келли задрала подбородок — так, по ее мнению, она выглядела надменной.

Джаста с улыбкой посмотрела на нее и заметила:

— Вы ему очень нравитесь. И он вам тоже.

— С чего вы это взяли?

— Вы просто таете, когда смотрите на него. Но будьте начеку, пока он не подарит вам колечко.

Поджидая Джона, Келли думала об этих словах Джасты. Она нарочно вышла на улицу, потому что знала: если он зайдет в дом, они опоздают. Не было в приюте ни одной девочки, которая не воспользовалась бы случаем, чтобы покрасоваться перед Джоном. Он был для них отцом, которого многие никогда не знали, мужчиной, который станет для них образцом, когда они начнут искать себе мужа. Джон даже мог бы стать тем мужчиной, которого она, Келли, когда-нибудь захочет видеть рядом с собой. Мужчиной, который будет любить ее больше всех. Который будет считать ее самой прекрасной женщиной в мире. Такой, как… Джон. Но она не была готова к сильному чувству и страшилась, что не сможет дать Джону того, чего он от нее ожидает. И тогда он покинет ее. А как же она будет жить, если это случится? Лучше уж держаться подальше.

Они никогда по-настоящему не целовались, и, конечно, ни о какой физической близости речи не шло. Но Келли была абсолютно уверена: если это однажды случится, она не сможет, не захочет прервать эту связь.

«Шевроле» Джона остановился у обочины тротуара. Джон открыл дверцу, и, нырнув в салон, Келли тут же забыла обо всех клятвах, которые давала сама себе.

— Вы великолепно выглядите, — заметил Джон.

— Ваша мама, вероятно, сочтет этот свитер слишком ярким.

Он усмехнулся:

— Моя мама тоже носит красное.

За то время, что она прожила в доме, где никогда не праздновали Рождество, Келли научилась бояться всего яркого. Только в двадцать три года она набралась храбрости и заставила себя купить две юбки и блузку красного цвета. Теперь у нее было несколько ярких красивых платьев, но она все еще стеснялась это носить.

— Не слишком ли много на мне драгоценностей? — спросила она, прикасаясь к золотым колечкам в ушах. — Я не похожа на цыганку?

— Мне очень нравятся цыганки. А еще ваш интеллект, чувство юмора, ваш стойкий характер и выдающиеся моральные качества, не говоря уже о вашей прекрасной фигуре.

Келли рассмеялась, но последний комплимент согрел ее душу, словно неожиданно выглянувшее солнышко в хмурый осенний день.

Родители Джона, Кен и Лори Хопкинс, жили почти в часе езды от Ридинга. После совсем непродолжительной, как показалось Келли, езды по заснеженным просторам перед ними показался белый двухэтажный дом. Джон объяснил, что его родители стали жить здесь постоянно после того, как отец со спокойной душой передал семейный строительный бизнес сыновьям. Оказалось, Джон в детстве проводил на ферме все летние месяцы. Бегал по полям со своими тремя братьями, ловил рыбу в реке, играл в индейцев в соседнем лесочке.

— Как хорошо, что существуют такие уголки, как этот, и что, по крайней мере, некоторые дети могут расти в таких благодатных местах, — заметила Келли.

— Ничего особенного, самое обыкновенное местечко, — пожал плечами Джон.

— Это очень хорошее место, раз вы выросли таким, каким выросли.

Джон с удивлением взглянул на нее:

— И это говорит городская девушка?

— Да, я выросла в городе, но всякий раз, когда благотворительная организация должна была найти для меня очередных приемных родителей, я умоляла отправить меня в семью фермеров.

Благодарный за то, что Келли приоткрыла ему свое прошлое, Джон осторожно продолжил разговор:

— Разве вас так часто переводили с места на место? Вас трудно было держать в ежовых рукавицах?

— Нет. Мне просто не везло. Первые приемные родители умудрились подхватить где-то туберкулез, вторые навсегда уехали из страны. А одна женщина хотела держать только маленьких детей, ей не понравилось, когда я стала интересоваться мальчиками.

Джон про себя послал проклятие ханже, которая отказалась от Келли в переломный момент ее жизни. Но он сдержался, боясь, что это может быть воспринято как жалость.

— Мои родители хотели взять приемную дочь, но агентство решило, что у них уже и так много детей. — Его улыбка была такой теплой, что могла бы растопить снежный сугроб возле машины. — Подумать только, вы могли бы стать моей сестрой!

Эта мысль Келли совсем не понравилась. Она улыбнулась, давая понять, что не сердится за попытку покопаться в ее прошлом.

Они приехали. Келли молча открыла дверцу, дав Джону понять, что с воспоминаниями покончено. Он уже стоял рядом и подал ей руку раньше, чем Келли вышла из машины.

Она почувствовала: Джон понимает, почему столь неохотно было принято его приглашение. Келли не хотелось ставить себя в неловкое положение: мистер и миссис Хопкинс могли понять, как мало она знает о жизни в нормальных семьях. Те семьи, с которыми ей приходилось сталкиваться по работе, были ничуть не похожи на семью Джона.

— Не бойтесь собак, — предупредил он, подводя гостью к парадной двери. — Они страшные только с виду.

Через секунду дверь отворилась, две немецкие овчарки и колли бросились к ним, вернее, к Джону. Он попытался удержаться на ногах, но очень скоро оказался в снегу, а расчувствовавшиеся псины с радостным лаем прыгали вокруг него.

— Ну, если Джон не может нас познакомить, я представлюсь сама. — Маленькая белокурая женщина с такими же, как у Джона, живыми зелеными глазами протянула Келли руку: — Я Лори, и никто не называет меня миссис Хопкинс.

Келли сорвала перчатку и обменялась рукопожатием с Лори, удивившись силе этой хрупкой женщины.

— А вы Келли? — Не дожидаясь ответа, Лори продолжила: — Не могу передать вам, как я счастлива, что вы здесь. Сегодня в доме будет аж две женщины, то есть на одну больше, чем обычно. Думаю, вы сможете выдержать натиск. Джон пригласил сегодня всех своих братьев, и ни один из них не женат, вот недотепы!

Келли рассмеялась, и ее внутреннее напряжение ослабело.

Разумеется, братья Хопкинс не были недотепами. Они пошли в отца, крупного красивого мужчину. Келли была уже знакома со всеми этими молодыми людьми, кроме Джерарда, который не работал в семейной строительной фирме. Несколько месяцев назад братья, громко топая, обошли все закоулки вверенного заботам Келли приюта и составили смету на ремонт дома. С тех пор она видела их лишь изредка, но, наблюдая, как быстро меняется «Надежда», Келли поражалась их неуемной энергии.

Хозяева оказались очень и очень общительными и гостеприимными, и в час дня Келли уже изнемогала от усталости. В два часа Лори сжалилась и взяла ее с собой в город, чтобы гостья могла перевести дух.

— Теперь вы понимаете, как я живу? — нарочито жалобным голосом спросила Лори. — Скоро мои мальчики отправятся за рождественской елкой и будут до хрипоты дискутировать, какое дерево лучше. Потом столь же горячо начнут оспаривать право его срубить, хотя в действительности никому этого делать не хочется…

Лори подъехала к ярко освещенной стоянке перед магазином и продолжила:

— Потом они вернутся домой и примутся эту елку украшать, все, кроме Джерарда. Потому что Джерард займется иллюминацией, это традиция. Потом Кен приготовит яичный ликер, и напиток у него получится таким крепким, что и гремучая змея не выдержит. Однако ликер будет выпит до того, как мы вернемся. Потом они включат телевизор или будут играть в пинг-понг, а я, вернувшись домой, перевешу игрушки по-своему. Мне даже страшно обо всем этом думать.

Келли вслед за Лори двинулась по проходу между рядами товаров, а та говорила:

— Мальчикам нужно жениться. Им нужно завести семьи и оставить нас с Кеном в покое.

Час спустя они вернулись домой с четырьмя огромными пакетами всевозможной снеди. Еще через час Лори принялась учить Келли готовить любимый всей семьей фруктовый торт и украшать его финиками и засахаренными вишнями. Затем они обе сидели в глубоких креслах, потягивая вино и делясь женскими секретами.

— Я всегда хотела иметь дочку, — говорила Лори, — поэтому и продолжала беременеть, но все время рожала мальчиков. А уж полюбила я их потом.

Келли рассмеялась. Глаза Лори сияли, когда она говорила о сыновьях, которых обожала.

Возвращаясь в Ридинг, Келли сказала Джону:

— Ваши братья не могут не нравиться.

— Я же говорил!

Джон исподтишка наблюдал за Келли. Еще днем она распустила свою тщательно уложенную прическу и сделала простой хвостик. Интересно, подумал он, Келли сделала это до или после того, как мать угостила ее вином собственного приготовления?

— Вы им тоже очень понравились. Отец отозвал меня в сторону и сказал, что, если я не решусь, он сам женится на вас.

Келли поддерживала легкий разговор, понимая, что Джон хочет ее приободрить.

— Ваша мама научила меня готовить фруктовый торт и дала множество рецептов печенья.

— В следующий раз под ее чутким руководством вы приобретете навык шитья чехлов, — рассмеялся Джон.

— Чехлов?

— Ну да. Для ее кукольных домиков. — И, заметив, что Келли не понимает, пояснил: — Мама мастерит кукольные домики, копируя старинные лондонские дома. Такое уж хобби. В Ридинге есть магазинчик, который охотно берет ее изделия, перед Рождеством спрос на них особенно велик. Это дополнительный доход, так сказать, сочетание приятного с полезным.

— Вы шутите…

— Нет, я просто удивляюсь, почему она вам не похвасталась. Наверняка покажет в другой раз.

Келли смотрела прямо перед собой. Какое совпадение! Когда-то маленькая девочка надеялась и молилась… Она забыла об этих молитвах. Или сделала вид, что забыла. И вспомнила о них только когда начала спорить с Джоном о рождественских списках своих девочек.

— Даже у меня на квартире есть один…

Келли встрепенулась.

— Кукольный домик? У вас?

— Ну, не совсем кукольный. Кстати, не хотите ли взглянуть?

Келли попыталась снова взять легкий тон, но казалось, что-то давит на ее голосовые связки:

— Это предлог, чтобы зазвать меня в гости? — И она тут же пустилась в объяснения: — К сожалению, я должна вернуться пораньше. Мне нужно серьезно поговорить с Кэти, а завтра занятия в школе, и я должна пораньше лечь спать.

— Поверьте, я доставлю вас обратно вовремя.

Келли никогда не была у Джона. Сама эта мысль пугала ее до смерти, даже теперь, когда она познакомилась со всей его семьей. Однако Келли истощила запас отговорок. Она не сомневалась, что Джон с самого начала знал истинную причину ее отказа. Но, будучи человеком терпеливым и уверенным в себе, ждал, пока ее броня даст трещину. И Келли уступила.

Джон жил почти на самом берегу Темзы в весьма живописной части города. Келли покорно поднялась вслед за ним по ступенькам небольшого многоквартирного дома. Его апартаменты занимали весь верхний этаж, и Келли сразу поняла, почему Джон остановил свой выбор именно на этой квартире: отсюда открывался прекрасный вид на Ридинг.

Девушка, подойдя к окну, стала считать освещенные огнями рождественские елки, но на девятой сбилась. Джон подошел к ней сзади и обнял. Не думая ни о чем, Келли доверчиво прижалась к нему, руки Джона скользнули по ее телу, нежно коснулись груди…

— Я рад, что вы зашли ко мне, — прерывисто шепнул он.

— Кажется, я тоже рада.

Он рассмеялся, и его смех эхом отозвался в ее сердце.

— Келли, я пригласил вас сюда, чтобы вы посмотрели мою квартиру. Только для этого. Я не хочу физической близости, пока… пока вы не будете к этому готовы, пока желание не станет сильнее разума.

Ей трудно было разобраться в своих чувствах. Что она ощутила сейчас? Разочарование? Пожалуй, да. Сожаление?..

— Простите, не знаю, что вам ответить. И даже не хочу об этом думать. Вы не такой, как все… И я, когда с вами, становлюсь другой, но…

— Вот это и важно, — прервал он ее. — Даже если я буду владеть вашим телом, мы не разрушим той преграды, что стоит сейчас между нами. — Он медленно повернул ее к себе лицом. — Когда вы поймете, что не можете больше скрывать от себя своего желания быть со мной, тогда вы увидите, как я жду этого.

Его глаза вселяли в нее веру. Глядя в них, Келли поняла — ей нечего бояться, нет никаких причин для страха. Келли вздохнула и, отбросив осторожность, вложила в поцелуй всю свою веру и неожиданно пробудившуюся страсть. Она ощутила на своих губах вкус леденцов из сахарного тростника с рождественской елки, запах сосновых и еловых лесов…

А Джону казалось, что он держит в руках рождественское чудо. Он положил руки на бедра девушки и притянул к себе. Его губы прижались к ее губам — соблазнительные, уверенные, нежные, способные, как он надеялся, убедить ее в искренности и глубине его чувств. Он так давно мечтал держать Келли в своих объятиях, обнимать ее теплое гибкое податливое тело, что эти мечты превратились в настоящую пытку. Он убеждал себя: не нужно торопить события, следует действовать медленно, осторожно, потому что опасно влюбляться в женщину, которая боится оказаться в его власти. Но его разум не принимал никаких доводов, ведь этой женщиной была Келли, и он отдал бы все на свете, чтобы вот так держать ее в своих объятиях.

Келли вздохнула и снова слилась с ним в поцелуе. Ее тело стало податливым, аромат ее волос и запах кожи кружил Джону голову, кровь учащенно билась в висках. Даже сквозь одежду он ощущал теплоту ее тела, но в то же время понимал: их объятие длится слишком долго, теплая уступчивая женщина в его руках в любую секунду может превратиться в холодный камень. Но ему хотелось продлить эту близость. Хотелось прижаться губами к темным розам ее щек, к стройной теплой шее цвета слоновой кости, почувствовать мягкую упругость ее полной груди.

Келли приложила ладони к его щекам и подняла свое лицо… Но, когда ее рассудок окончательно уступил место желанию, она почувствовала, что Джон отстраняет ее от себя.

— Я еще не показал тебе свой кукольный домик.

Она, оглушенная, смотрела на него, стараясь собраться с мыслями.

— Да-да, не показал, — рассеянно подтвердила она.

— А ведь обещал.

Не в силах больше смотреть на ее раскрасневшееся лицо и сверкающие глаза, Джон взял Келли за руку и повел в спальню. Девушка старалась не смотреть на большую кровать с искусно сделанным резным изголовьем, клетчатый халат, небрежно брошенный на стул, на заманчивый беспорядок, который ясно говорил о том, что в этой комнате спал мужчина, спал один и томился по женщине. Она изо всех сил пыталась сосредоточить свое внимание на стволе дерева, свисавшие ветви которого почти полностью закрывали небольшой столик, стоящий в углу комнаты.

— Моя мама говорит, что несколько недель обдумывала план этого сооружения.

Келли сунула руку внутрь дупла и извлекла крошечную пушистую белку.

— Удивительно!

— Это Мэгги. — Джон протянул ей другого зверька. — А это Блисс.

В выдолбленном бревне жили еще четыре белки. В их распоряжении были замечательные комнатки с мебелью и всевозможной утварью. Здесь был даже стол, покрытый клетчатой скатертью, бассейн и уютные кроватки.

Келли улыбнулась, но долгий поцелуй Джона стер эту улыбку.

По дороге в «Надежду» Келли вдруг почувствовала угрызения совести. Джон поделился с ней сегодня очень многим: рассказал о своей семье, о рождественских традициях, о своем детстве… А чем поделилась с ним она? Ничем.

Она хранила свои секреты глубоко внутри себя, ревностно оберегая от назойливых взглядов и насмешек. Ну и что она выиграла? Что она выиграла от того, что держала Джона на расстоянии? А какую радость она получила бы, впустив его в свою жизнь! Келли мучительно искала слова, которые дали бы ему знать: она доверяет ему и хочет, чтобы он знал это. Наконец нашла.

— Я когда-нибудь говорила тебе, что у меня есть родные? — Она постаралась произнести это как можно небрежнее — обычный разговор, не более.

— Нет, не говорила.

— Есть, в Австралии.

— Далеко.

Она замолчала. Джон расстроился, решив, что на этом откровенный разговор закончился. Однако спустя минуту Келли снова заговорила:

— Мой отец был родом из Австралии, только я не знаю, откуда именно. Об этом мне рассказала мама, когда однажды я спросила ее, почему у меня нет ни дедушки, ни бабушки, как у всех моих друзей. Она объяснила, что папа поссорился с родителями и уехал в Англию, даже не сообщив им, куда отправляется.

— И это все, что ты знаешь?

— Да.

— Неужели после смерти родителей никто не пытался помочь тебе отыскать родственников?

— Пытался один чиновник, но, я думаю, не очень-то старался. Ему было гораздо проще отдать меня здесь на воспитание. А так как у меня где-то в Австралии есть родные, меня нельзя было удочерить, поэтому я находилась под опекой графства.

— А ты сама не пыталась найти своих родных?

Келли снова умолкла, и Джон опять расстроился, подумав, что чем-то спугнул ее откровенность.

— Я собираю деньги, чтобы нанять детектива, — сказала она наконец. — Через несколько месяцев уже смогу начать поиски. Но, думаю, это будет нелегко. Я не знаю ни места рождения моего отца, ни даже его настоящего имени. Чтобы полностью порвать с семьей, он вполне мог его поменять.

— А твоя мама?

— Все ее родные умерли. Это легко установили, она родилась в Англии.

Джон был удивлен, что Келли рассказала ему так много. Удивлен и обрадован: значит, она начинает ему доверять.

— Ты найдешь их, — заверил он. — Твои родственники наверняка тоже хотят узнать о тебе.

Келли глубоко вздохнула. Оказывается, не так уж и трудно все рассказать. Она хранила этот секрет с детства, боясь, что кто-нибудь посмеется над ней или назовет желание найти людей, о которых ничего не знаешь, глупостью. Теперь секрета больше нет. И Джон ее понял. И поверил в успех.

— Спасибо тебе, Джон!