Дар юной княжны

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Янек шел длинными переходами и запутанными коридорами, но никак не мог найти свою комнату. Вернее, ту, в которой жил последние два дня. И ведь Иван предлагал проводить его. Нет, отказался, совсем уж всемогущим себя почувствовал, а Провидение вдруг оставило его. Встреться ему хотя бы Юлия или Беата… но в замке было тихо и пустынно, отчего Янеку становилось не по себе. Наконец он наткнулся на небольшого роста свирепого мужика с маленькими глазками и вислыми усами, который, едва заслышав шаги парня, схватился за кинжал.

— Кто такой будешь? — спросил он с каким-то странным гортанным акцентом.

— Я сейчас живу здесь… недавно… раненый был.

— А-а, ты — тот придурок, что на минное поле залез. И что ты здесь ищешь, вынюхиваешь? Наверное, из-за своего любопытства на мины попал?

— Я в город шел. Думал, так короче будет.

— Гы-ы-ы… Укоротил дорогу, значит. А к кому ты шел в город?

— Ни к кому. Работу хотел найти: на хуторе голодно стало.

— Голодно, — передразнил свирепый. — Развелось вас, голодранцев, даже работы на всех не хватает… И что же, хозяева тебя тут оставляют?

— Не знаю. Я только недавно ходить начал.

— Доктор Вальтер тебя лечил?

— Он.

— Научился, выходит. Недаром мы ему для учебы… Так чего все-таки ты возле покоев пана Зигмунда околачивался?

— Я и не знал, что это его покои. Просто — шел в свою комнату и заблудился.

— Что-то подозрительно это… Ладно, проверим… Тебя не в зеленой комнате поселили? — вдруг поинтересовался мужчина.

— Не знаю, но занавески там вроде зеленые.

Собеседник неопределенно ухмыльнулся.

— И как тебе… в ней спится?

— Как младенцу, — пожал плечами Ян.

— Ого! Значит, ты — парень крепкий. А многие гости прежде жаловались: мол, что-то скрипит, кто-то ходит… Говорят, в этой комнате прабабку покойного графа Головина удавили: бывшие хозяева замка — Головины-то. Говорят, старинный род был, от рыцаря Ольгерда пошел.

— Что это ты, Миклош, вдруг в историю ударился? В сказочники готовишься, если из телохранителей тебя попросят? — проговорила точно из-под земли возникшая Юлия.

Тот засуетился, забегал глазами.

— Смотрю, пани, посторонний. Надо ж было разузнать, что к чему?

— Ну и как, разузнал? Или вместо этого решил сам ему все рассказать? Можешь быть свободным. Я сама разберусь, что здесь делает посторонний.

Она повернулась к Яну.

— Ты кого-нибудь искал?

— Я, пани Юлия, заблудился, — опять принялся объяснять он.

— И куда же ты шел?

— К себе. В эту… зеленую комнату.

— А не в мою?

Парень опустил глаза.

— Поскромничал? Правильно, негоже перед хозяйкой до времени свою резвость показывать.

Юлия призывно глянула на него.

— Что же ты остановился? Пошли в твою зеленую комнату.

Ян шел за нею, в душе проклиная свою робость: робость слуги перед господином, робость бедняка перед богачом, — все то, что веками взрастало в его предках, заставляя сгибать спину перед ними. "Голодранец! Нищий убогий голодранец! Решил господином стать, а сам на неё глаза поднять не решаешься. Правильно говорила мать: не будет с Ивана пана!" Но тут же в нем поднялось, запротестовало его самолюбие. Бог знает, кто из его прадедов знатных, незнатных — вдруг встал руки в боки: "Как это не будет? Да я такое могу! Если из Ивана пана и не будет, — тут он усмехнулся своим мыслям, — то Ян ещё посмотрит!"

В коридоре им попалась Беата, которая прошмыгнула в ближайшую дверь, не поднимая глаз. "Все её боятся, все перед нею гнутся, — распалял себя Ян, — вот она и превознесла себя выше других… Если б только могла панночка знать, как хрупко её предполагаемое величие! Уже занесен над семьей Беков кровавый меч возмездия. Вот держащая его рука, по мнению Яна, слабоватая, сможет ли выполнить свое предназначение?.. Да, надо будет порасспросить, про какого такого князя Данилу она поминала?" Они вошли в зеленую комнату.

— Выпить не хочешь? — спросила Юлия. — Коньяк, шампанское?

Ян пожал плечами. Кроме горилки и домашних наливок, ничего прежде ему пить не приходилось. Юлия подошла к стене и сдвинула висевшую на ней картину. За картиной со звоном открылся шкаф, полный всевозможных бутылок.

— Представь себе, никто не знал, что здесь — тайник. Его случайно открыл камердинер отца — Иван. Я его попросила никому не говорить. У меня тут целая коллекция — все самое лучшее. Отец было поинтересовался, куда я деваю вино? Сказала: закапываю.

"Вот не знал, — подумал Ян. — Рядом с таким богатством спал! Хорошо бы в другую комнату не выгнали".

— Ладно тебе интерес изображать, — хлопнула его по лбу Юлия, — уж на выпивоху-то никак ты не похож!

— Мамка у меня строгая была, — согласился Янек, — живо бы скалкой отходила, если б запах унюхала.

— А я своей матери и не знала вовсе, — вдруг грустно сказала Юлия.

Только на мгновение увидел Ян перед собой печальную, одинокую девушку, такую славную и простую, что у него защемило сердце. Но только мгновение. Опять она вздернула плечи, а глаза приняли холодно-презрительное выражение.

— Тебе нравится эта комната? Цени, прежде у нас здесь только именитые гости жили.

"А перед тем их всякими ужасами про привидения пугали!" — добавил про себя Ян.

— Пожалуй, шампанское слишком слабо для такого случая, — Юлия пристально посмотрела ему в глаза. — Начнем с коньяка и легкой закуски.

Она потянула за висящий у кровати шнурок сонетки, вызывая прислугу. В дверь неслышно проскользнула Беата, остановилась у порога и поклонилась.

— Что прикажет пани?

— Мы будем пить коньяк. Ты поняла, что нужно?

— Да, пани, сейчас принесу.

— Поторопись… Клуша!

Ян вполне владел собой и потому проводил Беату безразличным взглядом. В голове же его бродили противоречивые мысли. С одной стороны, он слегка презирал бывшую возлюбленную за её рабскую покорность, а с другой стороны, не переставал удивляться уверенности Юлии в своем превосходстве и вседозволенности.

— С этими слугами, — цедила Юлия, — нельзя разводить антимонии, они не понимают хорошего отношения к себе; не чувствуют границ, за которые нельзя заступать.

— А я? — поинтересовался Ян.

— Тебя я пока мало знаю, но, если ты будешь умным слугой… — Юлия бросила на него оценивающий взгляд. — Жаль, ты не изучал историю, — ты бы знал, что некоторые царские фавориты вершили судьбы целых стран! Такие, как, например, граф Орлов…

"Ого, замахнулась барышня! — подивился Ян. — Ни много ни мало с самой царицей себя сравнивает".

— Вижу, ты мне не очень веришь? — правильно истолковала его молчание Юлия. — Думаешь, высоко летаю, с царицей себя сравниваю? А ведь ты многого не знаешь, да и незачем тебе знать!.. Если удастся сделать Прикарпатье самостоятельной республикой, то мой отец сможет занять не последнее место в правительстве, а там… С его энергией и настойчивостью — кто знает!..

Вошла Беата с подносом, уставленным закусками. Чувствовалось, что ей больших усилий стоит удерживать поднос больными руками.

— Что это ты бинты нацепила? — презрительно сморщилась Юлия. — Разжалобить хочешь?

— Так ведь… доктор Вальтер, — прошептала остолбеневшая в первый миг Беата.

— Ох, уж этот неудавшийся медик! Потакать слугам — только баловать их…

Юлия явно получала удовольствие, унижая провинившуюся служанку и провоцируя возмущение Яна. Но юноша, однако, понимал, что всякая попытка с его стороны заступиться за Беату принесет ей только лишние неприятности.

— Довольно, можешь идти! — Юлия потрепала Беату по щеке, хотя со стороны это выглядело скорее битьем.

Беата поспешно выскочила за дверь.

"Ишь, змеюка! — думал между тем Ян. — Вот и слушай Ивана про служение людям… Выходит, будут драть тебя, как козу, а ты и не ответишь!"

Только Беата ушла, Юлия — будто маску ряженые — надела на лицо ясное невинное выражение. Хлопец тоже опомнился и воскликнул:

— Ох, и гарная вы краля, пани Юлия, глазам больно смотреть!

Юлия довольно улыбнулась и подумала: "Может, зря я так злюсь на Беату? Чем она может заинтересовать красивого парня, кроме одного…"

А Ян между тем задал вопрос, который беспокоил его все это время: не расскажет ли пани Юлия, почему, глядя на него, вспомнила о каком-то князе Даниле?

— А кто был твой отец? Тоже селянин?

— Мама говорила, он был из знатных, но точно я не знаю.

— И я не знаю, чего вдруг тебя с князем Данилой связала. Показалось, что похож ты на него, а, может, вы — просто однофамильцы? Много себе не воображай: ты — и князь Данила, небо и земля!.. Вот если бы ты имел на шее какой-нибудь золотой медальон с гербом Поплавских… — она усмехнулась углом рта, — это было бы так романтично! Шучу… Когда тебя переодевали, все тщательно просмотрели: голодранец ты, дружок! Сама не знаю, чего это я с тобой вожусь?!

Ее двусмысленные намеки и шуточки, похожие на откровенное издевательство, вывели наконец Яна из себя.

"Я должен заставить её, — решил он, — делать все, что скажу! И чтобы выглядело это как в жизни, а не как во сне. Но как?"

Чудесный Янеков дар попал в руки совершенно неумелые. Кто мог ему объяснить, что со всем этим делать? Не выбросишь же вон то, что уже живет в тебе, и не просто живет, а настойчиво просится: возьми меня, используй как хочешь, стань хозяином… Разве мог молодой парень устоять против такого искушения?

Юлия продолжала как ни в чем не бывало назидательно говорить с Яном, не сомневаясь в его подобострастном внимании. И вдруг… она осеклась. Опять этот тяжелый пристальный взгляд! Она рванулась было встать, топнуть ногой, хлопнуть дверью, может, ударить дерзкого холопа, но тело отказывалось ей повиноваться. Все члены налились тяжестью, происходящее вокруг потеряло реальность и окуталось туманом. Голова отяжелела, склонилась к плечу; Юлии неудержимо захотелось спать. А может, ей приказывал спать его голос? Но у неё уже не было ни сил, ни желания сопротивляться.

А Ян действительно приказал ей:

— Спи, Юлия!

Она послушно прикрыла глаза.

— Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Раздевайся, — вдруг неожиданно для самого себя велел ей Ян. — Покажи, какое красивое у тебя тело. Я ведь приглянулся тебе, и ты хочешь мне угодить.

Он было смутился от собственного нахальства, но упрямо решил не отступать. Разве Юлия на его месте стала бы с ним церемониться? Он встал, запер дверь и опять подошел к ней,

Юлия с такой поспешностью стала раздеваться, что парень струхнул. Одно дело — с Беатой. Совсем другое, заставлять силой, пусть только слова, саму дочь могущественного пана.

— Юлия, посмотри, это же я, Беата, твоя горничная!

От волнения он даже не подумал, что Беата никак не могла называть свою госпожу на "ты", ему просто хотелось изменить ситуацию: слишком быстро он решил раздеть Юлию. Но Юлия его оговорки, кажется, не заметила. Она подошла к Яну и стала расплетать воображаемые косы, приговаривая:

— Ну, что ты дрожишь, глупенькая? Заплела такие красивые волосы в эти дурацкие косички! Смотри, мы их расплетаем и как красиво рассыпаются они по плечам! Сними это платье. Ты никак не можешь расстегнуть пуговицу? Дай я тебе помогу.

Она сняла с Янека рубашку и повлекла к постели.

— Быстрей, эти глупые тряпки только мешают. Какая у тебя нежная кожа, совсем как у благородной.

Изумленный юноша сбросил с себя остатки одежды, помогая разоблачаться торопящейся Юлии.

— А теперь ложись. Убери руки, дурочка, у тебя такие красивые груди! Как яблочки в саду.

Юлия принялась ласкать воображаемую Беату, а потом вдруг так прильнула к соску груди Яна, что у него мурашки по коже побежали. А её губы опускались все ниже, ниже. Ян не выдержал: такой ласки он себе не представлял.

— Опомнись, Юлия, перед тобой мужчина.

Но Юлия, казалось, не видела никакой разницы. О такой любви между девушками говорил ему Иван? Впрочем, Ян больше не мог сдерживаться и размышлять. Была — не была! И уже не задумывался, какой была Юлия в "здравом уме". Сама этого хотела, сама привела его сюда. У Яна не было к ней нежности, как к Беате, но Юлия, кажется, её и не ждала. Принимала его грубость с похотливыми стонами и криками, в ответ кусала его и царапала; это было, видимо, то, что батюшка в своих проповедях называл "грязным развратом", но Ян почему-то никаких угрызений совести не испытывал.

В конце концов от непривычных ощущений он утомился и устало скомандовал Юлии:

— Одевайся. Иди в свою комнату.

Он мог бы и приказать ей забыть обо всем, но в последний момент решил: пусть помнит. Помнит, что не всегда ей быть госпожой, что он сильнее её не по праву рождения или богатства, а… просто сильнее, и все!

Потом он лежал в полумраке легендарной зеленой комнаты, и мысли как толстые сонные поросята лениво ворочались в его голове: знал бы Иван, чем он только что занимался! Именно тем, о чем подпольный граф так презрительно отозвался, — использовал божий дар себе во благо. А стоит ли иначе? Каждый за себя. Кто защитит Яна Поплавского, попади он в переделку? Кто вступится? Один он на белом свете, и не на кого надеяться, кроме себя.

Дверь комнаты без стука отворилась, и в проеме возник низкорослый охранник по имени Миклош. Он неодобрительно посмотрел на лежащего — среди дня! — Яна и буркнул;

— Быстро собирайся! Пан Зигмунд приехал, тебя видеть желает.

У парня екнуло сердце.

— Зачем я ему понадобился, не знаешь?

— Раньше будешь знать — быстрее постареешь, — переделал на свой лад поговорку Миклош.

Они шли теми же коридорами, какими недавно Ян следовал за Юлией, но теперь за Яном, будто ангел смерти, молча и монотонно шагал охранник.

У комнаты пана Зигмунда он остановился, на пол-корпуса выдвинулся вперед и опять пропустил Яна вперед.

— Здоровы будьте, ясновельможный пан, — поклонился Ян мужчине, сидящему в большом похожем на трон резном кресле.

Прежде пана Зигмунда он не видел. И что-то в выражении глаз, в повороте головы напомнило ему Юлию, но на том сходство и кончалось. Лицо пана несомненно было примечательным. Прямой, резко очерченный нос, подбородок с ямочкой, черные брови вразлет, голубые выразительные глаза и пышная копна черных с проседью волос. Все черты в отдельности были красивыми, но соединенные на одном лице выглядели почему-то мрачными и даже зловещими. Из-за складки ли между бровями, стальной холодности глаз или изогнутых в презрении губ? Во всяком случае, в отличие от дочери, пан и не собирался смягчать производимое им на других впечатление.

— Миклош говорит, что видел тебя у дверей моей комнаты, — сказал пан Зигмунд, не отвечая на приветствие Яна.

— Я проходил мимо.

— А ещё он говорит, что шел ты от комнаты камердинера Ивана. Или ему показалось?

— Пану сказали правду. Иван пришел за мной на кухню, где я работал по указу пани Юлии, чтобы я помог ему перенести в его комнату кованый сундук.

Хорошо, что они с Иваном придумали эту причину на такой вот случай!

— Ты не находишь, Миклош, ничего странного в том, что Иван обращается к человеку, только что поднявшемуся с постели, с просьбой, которая не каждому здоровому по плечу? Ну-ка, смотри мне в глаза: ты был раньше знаком с Иваном, вы встречались?

В первый момент Ян так испугался, встретив вонзенный в него взгляд пана, что не смог сразу ответить на вопрос.

— Не… Не был! Я его впервые здесь увидел. Мы с мамкой всю жизнь на хуторе прожили. Никогда никуда не ездили. Пани Юлия тоже все спрашивала про какого-то князя Данилу. Так я и его не видел. Я отца-то своего не видел. Его как в армию забрали, ни слуху ни духу о нем не было. Наверно, так и не узнал, что я родился.

Ян говорил взахлеб, как сильно напуганный батрак. Он частил, выпаливал, что придет на ум, только бы увести от опасной темы, сбить с толку, показать, какой он простодушный и неопасный. Не дай бог, чтобы пан Зигмунд только подумал о том, что произошло между ним и Юлией.

— Князя Данилу поминала, говоришь, Поплавского? А чего это вдруг?

— Говорила, похож я на него очень.

— То-то она тебя вырядила: рубашка, кружева, прямо знатная особа. Хочет над стариком подшутить. Я не возражаю, пусть потешится.

И задумчиво добавил:

— Как знать, Миклош, может, ты и ошибся. В жизни случается: кто был князь — стал грязь, а кто и наоборот.

Миклош подобострастно кивал.

— Разберемся, — пан Зигмунд сделал жест, будто отмахивался от надоедливой мухи. — А сейчас проводи его туда, откуда привел. Проследи, чтобы по замку не гулял. Береженого бог бережет. Мало ли, ещё на рыцаря Ольгерда наткнется, а то другое какое привидение…

Пан загадочно усмехнулся.

"Ни в коем случае раньше времени себя не обнаруживай, — вспомнил юноша напутствие Ивана, идя под конвоем панского охранника. — Особенно перед Зигмундом. Этот хитер, как лис. Он из твоих мозгов все, что ему надо, выковырнет!"

Все, да не у всех! Он, деревенский хлопец, провел, как мальчишку, такого опасного противника. Когда он в упор уставился на Яна, тот даже покалывание в голове почувствовал, будто в его мозгу, как в сундуке, кто-то шарил. Ян представил себе щит, которым он загородился от прощупывания. Сработало! Лучи из глаз пана Зигмунда ничего не смогли высветлить. Кажется, пан не понял, что это был поединок, решил: в этих мозгах нет ничего интересного…

Янек ушел от пана удовлетворенный, но не мог понять, отчего ему так тревожно. Что ждет его в злосчастной зеленой комнате? Вроде внешне здесь ничего не изменилось, но напряженность была прямо-таки разлита в ней. А что это внизу скрипит? Страх мешал Яну сосредоточиться и увидеть. А скрип все приближался, становился все явственней. На лбу у Яна выступил холодный пот. Скрип перешел в скрежет и стена комнаты вдруг поехала в сторону. Прямо перед юношей зиял проход с ведущими вниз пыльными ступенями.