Дарю тебе сердце

Глава 33

Серое, пасмурное ноябрьское небо грозило и без того насквозь промокшему Натчезу новыми дождями. На рассвете моросящий мелкий дождик, продолжавшийся два дня, прекратился, но солнце не показалось, словно боясь, что зловещие грозовые тучи прогонят его прочь.

Сидя в кабинете Кроуфорда Эшворта, Доусон держал на колене чашку кофе и смотрел в залитое дождем окно. Настроение у него было такое же пасмурное, как погода. Он зевнул, почти не слушая своего поверенного.

– Вот что я вам скажу, Доусон: если эта война продлится еще какое-то время, я останусь без работы. С каждым днем я теряю все больше старых клиентов, население Натчеза неуклонно уменьшается, мужчины гибнут на войне, а их вдовы и дети переезжают к родственникам в Новый Орлеан или другие города, не так сильно пострадавшие от войны.

Доусон поставил кофейную чашку на стол и сложил руки на коленях.

– Юг похож на боксера, которого послали в нокаут, он потерял сознание, но каким-то чудом не упал. Мы проиграли, когда одновременно пали Виксберг и Геттисберг, еще тогда нам следовало признать поражение и сохранить хотя бы то немногое, что уцелело. Нам следовало посмотреть правде в глаза и признать, что война безнадежно проиграна.

– Не знаю, не знаю, Доусон, мы же побили янки под Чикамогой.

– Честное слово, Кроуфорд, мне иногда кажется, что ты так же наивен, как все остальные. Результаты этой пресловутой победы, о которой столько трубили, уже на прошлой неделе сведены на нет. Янки с легкостью завладели нашими, как считалось, неприступными позициями на горе возле Чаттануги. Посмотри правде в глаза, все кончено. Я с самого начала знал, что мы не получим никакой реальной помощи ни от Англии, ни от Франции, а сейчас со мной наконец согласились даже самые упрямые оппоненты. Скажу больше, мои поездки в Европу с каждым разом становятся все более опасными. Пройдет несколько месяцев, в лучшем случае год, и мы будем окончательно отрезаны от мира, лишимся всякой возможности получать что-либо извне.

– К сожалению, ты прав, я и сам хотел с тобой об этом поговорить. Почему ты не откажешься от этих авантюрных поездок? Это стало слишком опасным, тебя могут убить. Неужели тебе все мало денег?

Доусон улыбнулся в своей ленивой манере:

– Ну-у, Кроуфорд, тебя послушать, так я просто ничтожество, не более чем беспринципный жадный проходимец. – Он покачал головой, притворяясь оскорбленным. – А тебе не приходило в голову, что я занимаюсь этим не только ради денег? Я тоже люблю Юг и хочу что-то сделать для Конфедерации. Пусть я не герой войны, но я чувствую, что все-таки внес свой вклад в общее дело.

– Конечно, Доусон, разве я спорю? Я не хотел тебя оскорбить. То, что ты прорываешь блокаду, очень важно, но я беспокоюсь за твою жизнь. Зачем рисковать, если война, как ты говоришь, все равно проиграна?

– Даже если меня убьют – что с того? Подумаешь, велика потеря, – бесстрастно ответил Доусон.

– Как ты можешь говорить такое! Ты молод, здоров, красив и богат, чего еще желать человеку?

Густые брови Доусона поползли вверх.

– Я мог бы тебе ответить чего.

– Мальчик мой, когда же ты наконец выкинешь ее из головы? Кстати, ты мне напомнил, сегодня она должна ко мне прийти.

Доусон выпрямился, от ленивой небрежной позы не осталось и следа.

– Когда?

Кроуфорд посмотрел на золотые карманные часы.

– По правде говоря, она должна быть с минуты на минуту. Мы договорились на одиннадцать, а сейчас без десяти.

Доусон заметно оживился.

– Как по-твоему, я могу задержаться и хотя бы просто поздороваться с ней? Мы не виделись с тех пор, как пришло известие о гибели ее мужа. Я только взгляну на нее одним глазком и выражу соболезнования, а потом сразу же уйду, обещаю.

– Разве я могу тебе помешать?

– Нет. – Доусон усмехнулся и встал у окна, заложив руки за спину. – Посмотрю, не идет ли она. Она должна прийти одна?

– Разве что с Ханной, но это маловероятно.

– Не нравится мне это, ей не стоит разъезжать по городу одной, это небезопасно, когда на улицах полно солдат-янки.

Кроуфорд шумно вздохнул:

– Доусон, ты неисправим!

Кэтлин приехала в город в крытой одноконной коляске. Оказавшись в Натчезе впервые после большого перерыва, она была поражена количеством солдат в голубых мундирах. Из-за обилия вражеских солдат казалось, что она попала в чужую страну, Кэтлин почувствовала себя неуютно. Чистые, отглаженные мундиры северян резко контрастировали с лохмотьями конфедератов, которых в городе было тоже немало. Раненные, искалеченные, с потухшими глазами, они возвращались в город с полей сражений, разбросанных по всей стране.

Видеть некогда гордого южного джентльмена, волею судьбы низведенного до положения нищего, одетого в лохмотья, было невыносимо. Кэтлин отвернулась и стала смотреть в другую сторону, стараясь не замечать вообще ничего вокруг себя, не думать об ужасах войны. Она была уже недалеко от отеля Паркера и конторы Кроуфорда Эшворта. Нескончаемые дожди размыли дороги, улицы изобиловали канавами и рытвинами, старая кляча, запряженная в коляску, явно не желала двигаться дальше, и Кэтлин стоило большого труда где кнутом, где лаской заставлять ее продолжать путь. Когда до отеля оставалось не больше двадцати футов, одно колесо угодило в глубокую рытвину, и коляска угрожающе накренилась. Упрямая лошадь встала как вкопанная, решительно не желая трогаться с места. Кэтлин то упрашивала ее, то хлестала кнутом – ничто не помогало.

Высокий худощавый офицер-янки, шагавший по деревянному тротуару, остановился рядом с коляской Кэтлин. Видя ее затруднительное положение, он вышел на проезжую часть, взял поводья и стал тянуть. Упрямое животное в конце концов вынуждено было подчиниться его силе и резким, отрывистым командам. Кляча рванулась с места, да так резко, что Кэтлин чуть не вылетела из коляски. Не обращая внимания на грязь, заливающую его начищенные до блеска сапоги, офицер осторожно вывел лошадь на более ровное место, потом бросил поводья и подошел сбоку к коляске.

Высокий, представительный, явно самоуверенный и дерзкий, он был по-своему красив грубоватой мужской красотой. Его полные губы сложились в улыбку, призванную покорять женские сердца, от уголков серых глаз разбежались лучики морщинок.

– Спасибо, майор, – смущенно и немного испуганно поблагодарила Кэтлин, глядя на него из коляски.

– Всегда рад помочь леди, особенно такой красивой, как вы. – Офицер положил руки по обе стороны от Кэтлин, как бы запирая ее в коляске. – Могу я еще что-нибудь для вас сделать?

– Благодарю вас, вы и так уже сделали достаточно, – чопорно ответила Кэтлин. – Будьте любезны, господин майор, отойдите от коляски, я уже приехала.

– В таком случае я помогу вам спуститься. – По-прежнему улыбаясь, он не двинулся с места, но поставил испачканный грязью сапог рядом с маленькой ножкой Кэтлин.

– Спасибо, не нужно, просто отойдите в сторону! – Кэтлин почти кричала. – Я сама в состоянии выйти из коляски.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, мадам, мне просто не хочется, чтобы вы испачкали платье.

Обхватив Кэтлин за талию, офицер легко приподнял ее с сиденья и поставил на тротуар, однако он явно не спешил убрать руки с ее талии. Стоя почти вплотную к Кэтлин, он улыбался и разглядывал ее стройную фигурку.

Вид мужчины в голубом мундире, практически нависшего над ней, поверг Кэтлин в панику. Руки, по-хозяйски лежащие у нее на талии, живо напомнили ей о другом солдате в голубой форме, тоже прикасавшемся к ней вопреки ее желанию.

– Отпустите меня немедленно! – закричала Кэтлин, поднимая кнут. Охваченная безотчетной паникой, она попыталась ударить майора древком кнута по плечу, но офицер рассмеялся и без труда перехватил его в воздухе.

– Мадам, я не причиню вам вреда, я всего лишь хочу вам помочь. Вы самая красивая женщина, какую мне посчастливилось встретить в Натчезе, и я бы хотел познакомиться с вами поближе. Честное слово, я не сделаю вам ничего плохого, так что расслабьтесь.

Кэтлин попыталась вырвать у него кнут, но силы были слишком неравными. Вдруг рука майора выпустила кнут, повинуясь неведомой силе.

– Майор, похоже, у вас большие проблемы со слухом, да и со зрением заодно, – произнес у нее над ухом низкий голос Доусона Блейкли. – Леди ясно сказала, что не нуждается больше в вашей помощи. К тому же, как вы могли заметить, она носит траур. Кто вы такой?

– Майор Дональд Брукс, оккупационная армия Соединенных Штатов.

Кэтлин с радостью передала кнут в надежные руки Доусона. Чуть качнувшись назад, она невольно уперлась в его твердый торс и сразу почувствовала себя в безопасности. Доусон шагнул ближе к майору, одновременно взяв Кэтлин за локоть и мягко придвинув к себе.

– Вот что, майор Брукс, меня зовут Доусон Блейкли, постарайтесь хорошенько запомнить то, что я сейчас скажу. – Темные глаза Доусона угрожающе прищурились. – Хотя, вероятно, в Натчезе найдутся некоторые истосковавшиеся в одиночестве дамы, на которых ваша внешность произведет большое впечатление и которые с радостью примут от вас приглашение, к примеру, на обед, эта леди – не из их числа. Она не желает якшаться с врагами, и если вы еще когда-нибудь случайно ее увидите, я бы посоветовал вам даже не заводить с ней разговор. Я ясно выразился?

Майор тоже прищурился.

– Не понимаю, какое вам дело, если только эта дама не ваша родственница. А насчет того, чтобы «якшаться с врагами», как вы изволили выразиться, мистер Блейкли, советую вам привыкать к новому положению вещей. Мы пришли, и мы здесь останемся. Я не намерен допускать, чтобы мне мешали какие-то устаревшие правила и обычаи, за которые вы, южане, так отчаянно цепляетесь.

Полные губы Доусона сжались в жесткую складку. Он схватил майора за воротник и угрожающе произнес:

– В последний раз повторяю, майор, я запрещаю вам даже разговаривать с этой леди. Можете считать это очередным «старомодным правилом», если хотите.

Доусон круто развернулся, взял Кэтлин за руку и повел ее к зданию. По дороге он наклонился к ней и спросил:

– Ты в порядке, дорогая?

– Со мной все хорошо, Доусон. Прошу тебя, пообещай, что забудешь об этом инциденте. У меня и без того хватает волнений, чтобы переживать о том, что ты снова рискуешь из-за меня жизнью.

Кэтлин старалась держаться бодро, но ее била дрожь, и она была втайне рада, что Доусон помог ей подняться по лестнице на второй этаж, где располагался кабинет Кроуфорда.

Доусон улыбнулся:

– Не волнуйся, я вполне способен о себе позаботиться. Сейчас я принесу тебе стакан воды, а когда ты соберешься возвращаться домой, я тебя провожу.

– В этом нет необходимости, я могу сама добраться. Ты и так сделал достаточно.

– Тем не менее, когда вы с Кроуфордом закончите беседу, я буду ждать тебя возле коляски. – Доусон распахнул перед ней дверь кабинета поверенного.

Примерно через час, когда Кэтлин вышла на улицу, Доусон, верный своему слову, поджидал ее, поставив ногу на подножку коляски. Увидев Кэтлин, Доусон улыбнулся и поспешил к ней навстречу. Не обращая внимания на ее слабые протесты, он приподнял Кэтлин и усадил на сиденье. Солдаты Союза, без дела слоняющиеся по тротуарам, с любопытством поглядывали на красивую светловолосую даму в траурном платье и крупного смуглого брюнета рядом с ней.

– Как видишь, все на тебя пялятся. Боюсь, ты иногда не сознаешь, насколько ты прелестна. Эти мужчины грубы, слишком много пьют, и им не хватает женского общества, они с радостью воспользуются случаем…

– Доусон, когда ты прекратишь обращаться со мной как с ребенком?

– Прости. Наверное, у меня слишком развит собственнический инстинкт, но одна мысль, что эти янки будут к тебе приставать, приводит меня в бешенство. Все-таки я бы предпочел, чтобы ты не ездила в город одна, это опасно.

Кэтлин вздохнула и посмотрела на свои сложенные на коленях руки.

– А что сейчас безопасно? Кстати, мы не виделись с того дня, когда я последний раз была у тебя дома. Как ты себя чувствуешь? Рана зажила? – Кэтлин посмотрела ему в глаза.

Доусон нахмурился и натужно закашлял, театрально схватившись рукой за грудь.

– Раз уж ты об этом спросила, я еще не совсем поправился. Кажется, мне совершенно необходимо, чтобы кто-то меня навещал, гладил мое хрупкое, ослабевшее тело.

Кэтлин улыбнулась – впервые за несколько месяцев:

– Сию минуту оставьте ваши глупости, Доусон Блейкли!

Шли месяцы, Кэтлин начала излечиваться от депрессии, вызванной смертью Хантера. Она все чаще выходила из дома, и постепенно ее жизнь возвращалась к почти нормальному ритму. В городе ей иногда попадался майор Брукс – то она видела его выходящим из отеля или какой-нибудь таверны, то он проезжал мимо нее. Завидев его, Кэтлин тут же отворачивалась, но всякий раз чувствовала на себе взгляд его холодных серых глаз. Если же их взгляды случайно встречались – такое тоже бывало, – майор приподнимал шляпу и дерзко улыбался, откровенно игнорируя требование Доусона Блейкли.

Война продолжалась. В мае 1864 года могущественная армия Союза под командованием генерала Гранта перешла реку Джеймс, и на севере Виргинии произошло ожесточенное сражение, от которого армия генерала Ли так и не оправилась. На западе генерал Шерман медленно продвигался к Атланте.

Летом в Натчезе, как всегда, стояла влажная жара. Кэтлин и Скотт спасались от зноя в старой затененной беседке. У них часто бывали в гостях Джексоны – Бекки, Джонни и маленькая рыжеволосая Дженни. В это трудное для них обеих время молодые вдовы черпали друг у друга силы и утешение.

В Виргинии на протяжении всего лета положение не улучшалось, а к осени Питерсберг оказался в осаде, обернувшейся для защитников-южан медленной смертью от голода. Тем временем Шерман захватил Атланту. На Севере это событие вызвало бурную радость, Юг же пошатнулся от еще одного сокрушительного удара.

К середине ноября переизбранный на второй срок президент Авраам Линкольн практически держал победу в кулаке. Шерман оставил Атланту и двинулся на Саванну а затем дальше, к морю; в декабре 1864 года он захватил старый город, примерно в это же время союзный генерал Томас разгромил армию южан под Нашвиллом в штате Теннесси.

Холодным декабрьским утром 1864 года Кэтлин сидела на своем обычном месте в соборе Святой Марии. Священник в белой сутане поднялся на кафедру, лицо его выражало тревогу. Непривычно виноватым тоном он сообщил своей пастве, что, как они, вероятно, уже прочли в «Натчез курьер», по приказу правительства Соединенных Штатов он должен отслужить службу за здравие президента Линкольна.

По толпе прихожан пробежал ропот. Самые смелые не скрывали недовольства. Кэтлин тоже возмутилась нелепым приказом. Если янки думают, что могут приказывать ей, за кого молиться в своей собственной церкви, в Натчезе, то они глубоко заблуждаются! Она решительно не собиралась возносить молитвы за здравие мистера Линкольна! Она пришла помолиться за мужа, а не за какого-то президента северян, которому нет дела до Конфедерации и до страданий южан.

Отказываясь повиноваться приказу, Кэтлин поднялась с королевским достоинством, взяла за руку Скотта и, высоко держа голову, решительно двинулась к выходу из церкви.

Лина и Лана Гамильтон вместе с остальными прихожанами наблюдали за удаляющейся Кэтлин. Ни слова не говоря, сестры переглянулись, одновременно встали и тоже вышли из церкви. Снаружи Лина тронула Кэтлин за рукав.

– Дорогая, я знала, что вам хватит смелости не подчиниться этому неслыханному приказу. – Женщина посмотрела на Скотта. – Молодой человек, кажется, я вам уже говорила, что ваш дедушка был выдающимся человеком и настоящим джентльменом. Никогда не забуду, как в двадцать пятом году, когда в город приезжал генерал Лафайетт, его принимали в вашем доме.

Лана перебила сестру:

– Кэтлин, мы вам рассказывали, что в его честь был произведен ружейный салют из двадцати одного залпа?

Кэтлин взяла престарелых сестер за руки.

– Да, дорогие мои, рассказывали. Боюсь только, что вслед за сегодняшним эпизодом в нашем доме тоже могут прозвучать выстрелы, и это будет не салют.

Сестры одновременно ахнули, прикрывая рты руками.

В то же холодное декабрьское воскресенье Доусон вернулся из Европы. На закате к нему в особняк приехал Кроуфорд Эшворт. Когда он вошел в кабинет, Доусон отметил, что адвокат чем-то озабочен.

– Что случилось, Кроуфорд? – Доусон поднялся ему навстречу и предложил гостю виски.

– Спасибо. – Кроуфорд взял стакан и устроился на длинном кожаном диване. – Доусон, я долго сомневался, стоит ли приходить к тебе с этим делом. – Он помолчал, сделал большой глоток виски и добавил: – Пообещай, что не станешь слишком горячиться.

– Постараюсь. Выкладывай, что у тебя?

– Сегодня утром в церкви прихожанам приказали помолиться за здоровье Авраама Линкольна.

– Черт, эти грязные…

– Некоторые дамы возмутились, и я не могу их в этом упрекнуть. Все бы ничего, но они отказались подчиниться приказу и демонстративно покинули церковь. К сожалению, возглавляла их Кэтлин. – Кроуфорд удрученно покачал головой.

Доусон расхохотался:

– Узнаю мою девочку! К ней вернулся прежний нрав, значит, она оправилась от горя, – заключил он, продолжая смеяться.

– Доусон, это еще не все, что я хотел сказать. Я случайно узнал из очень надежных источников, что майор Дональд Брукс собирается воспользоваться этим предлогом, чтобы завтра утром конфисковать Сан-Суси.

Смех замер на устах Доусона. Он вскочил со стула.

– Только через мой труп!

– Доусон, я знаю, что ты пользуешься определенным авторитетом у союзных властей, может, ты мог бы с кем-то поговорить и решить этот вопрос? Мне ненавистна мысль, что янки захватят особняк Борегара. Я не знаю, может, нужно предупредить Кэтлин?

– Не нужно, потому что этого не будет. Извини, но я тебя покину, мне нужно срочно нанести один светский визит. – Эшворт направился к выходу. На верхней площадке лестницы Доусон задержался и крикнул: – Кроуфорд, какие женщины, кроме Кэтлин, приняли участие в этом демарше?

– Сестры Гамильтон вышли сразу за Кэтлин, потом еще несколько женщин, но их я не знаю.

– Спасибо, Кроуфорд.

Осведомившись у портье отеля Паркера, в каком номере проживает майор Брукс, Доусон поднялся по лестнице и громко постучал в дверь. Через несколько минут дверь немного приоткрылась и в щель выглянул майор Брукс.

– Надеюсь, я не помешал, майор? – с улыбкой осведомился Доусон, настойчиво толкая дверь и двигаясь прямо на растерянного майора.

– В чем дело, Блейкли? – Майор закрыл за ним дверь и отошел, чтобы плеснуть себе виски.

– До меня дошли тревожные слухи, которые чуть не испортили мне настроение на весь день, вот я и явился, чтобы услышать от вас лично, что эти слухи беспочвенны.

– Не представляю, о чем речь. Между прочим, я очень занят.

– Могу себе представить. – Доусон лукаво улыбнулся, выразительно покосившись на большое зеркало, висящее в гостиной. Полуодетая Аннабель Томпсон подслушивала под дверью, даже не догадываясь, что ее видно в зеркало.

– Давайте покороче, Блейкли.

– Постараюсь. Насколько я понял, утром вы собираетесь оккупировать Сан-Суси.

– Совершенно верно, мистер Блейкли, вы очень хорошо осведомлены.

Доусон усмехнулся:

– Вы этого не сделаете.

– Жаль вас разочаровывать, – ответил майор с кривой ухмылкой, – но я действительно намерен занять именно этот особняк. По-видимому, вас привели сюда какие-то личные причины… о, кажется, припоминаю, однажды вы по-рыцарски встали на защиту хозяйки упомянутого особняка от злого янки, который помогал ей выйти из коляски.

– Какими бы побуждениями я ни руководствовался, заявляю, что ноги вашей не будет в Сан-Суси.

– Блейкли, вы все время забываете, кто здесь хозяин. Если не хотите, чтобы ваша приятельница путалась у меня под ногами, лучше увезите ее заранее, потому что на рассвете мы займем особняк. Федеральными силами, расквартированными в оккупированном Натчезе, командую я.

– Майор Брукс, если вы преступите границы ее владений, вы не доживете до завтрашнего вечера.

– Блейкли, да вы просто дурак. Дом вашей приятельницы занимаю не я лично, а федеральная армия. Неужели вы рассчитываете остановить армию?

– Майор, я возлагаю ответственность не на армию, а на вас лично. Если в Сан-Суси сдвинут с места хоть один камешек, я вас убью.

– Послушайте, Блейкли, это что, угроза?

– Нет, майор. – Доусон снова повернулся и, прищурившись, посмотрел в глаза янки: – Это обещание. Если армия займет особняк миссис Александер, считайте себя покойником. То же относится и к дому сестер Гамильтон. – На лице Доусона снова заиграла ленивая улыбка. – Передайте Аннабель, что она по-прежнему хороша, однако вряд ли ей стоит носить ночную сорочку персикового цвета, серый атлас ей идет куда больше.

Даже захлопнув за непрошеным гостем дверь, майор слышал, как по коридору разнесся веселый смех Доусона Блейкли.