Люба
— Что скажешь? — отвернувшись от зеркала, вращаюсь перед Никой, которая вот уже час наблюдает за моими сборами, закидывая в рот чипсы.
— Огонь, мам, — уверенно хмыкает дочь. — Ты у меня не инженер, а настоящая Кейт Бланшетт. Надеюсь, твой кавалер тебя не на собачью выставку поведет, а то ты слишком красивая.
Я снова смотрю на свое отражение. Ну, положим, с Кейт Бланшетт любимая родственница перегнула палку, но выгляжу я достойно. Люблю брючные костюмы: днем в них выглядишь по-деловому, а вечером губы поярче накрасил, волосы распустил и пожалуйста — готов стильный, как сейчас говорят, лук.
Я наношу последний слой помады и шумно выдыхаю. Может, зря я на эту аферу согласилась? Пойти на выставку с полиграфическим магнатом под предлогом того, чтобы обменяться контейнерами? Скажешь кому — засмеют. Вон, Нике сказала — так она чай носом на стол вылила.
— Я этого Жданова гуглила, — подмигивает Ника. — Секси дядька. Высокий стильный и взгляд такой… ммм… мужской. Не то, что у твоего Л-е-е-евы.
Передразнив протяжное курлыканье Льва, дочь начинает хихикать. Значит, не только меня приводит в недоумение эти его «Лю-ю-юб».
— Ты на такси поедешь? — уточняет Ника на прощанье.
— Игорь Вячеславович прислал за мной машину.
Судя по восторженному лицу дочери и тому, как она решительно кинулась к окну, грядет шквал вопросов, поэтому я трусливо выскакиваю за дверь. Темперамент Нике достался от отца, бывшего боксера — тот любил загнать соперника в угол и измордовать. Вот и Ника любит. Если любопытство ее гложет — ни за что просто так не слезет. А мне что рассказывать? Это просто встреча двух коллег, для которой одна из сторон почему-то хочет выглядеть особенно хорошо.
— Ты смотри-ка, — стоящий возле внедорожника Жданов окидывает меня оценивающим взглядом с ног до головы. — Днем она инженер, а вечером ни дать, ни взять, модель тридцать плюс.
— Сорок три плюс, — честно поправляю его вместо того, чтобы в очередной раз начать краснеть от его прямоты и непривычных комплиментов.
Ох, права была Ника: взгляд у него и впрямь… мужской. Хоть веер доставай и начинай обмахиваться.
— Взрослая, значит, — иронично хмыкает Жданов. — А что, женскому полу свой возраст скрывать нынче не модно?
— А для чего мне его скрывать? Я своих лет не стыжусь. Все, какие есть — все мои.
— Вот бы моя бывшая жена сейчас удивилась. Ей с лица столько лишней кожи срезали, что можно было сумку шить, а она все за тридцатилетнюю себя выдавала.
Сказав это, он распахивает передо мной пассажирскую дверь.
— Полезай в салон, инженер Люба. Повезем твой костюм выгуливать.
— А едем-то мы куда? — спохватываюсь, когда Жданов, обдав меня крепким селективным парфюмом, усаживается рядом.
— Для собачьей выставки ты слишком хорошо выглядишь, — повторяет он Никину шутку, мельком глядя в мое декольте. — Поэтому поедем на автомобильную. Это тебе не кривляние актеров с евреем смотреть. Гораздо веселее.
Ну и почему мне снова хочется улыбаться? Шутки у него националистские, да и к автомобилям я равнодушна.
Жданов, конечно, мою улыбку замечает — довольно усмехается и говорит водителю трогать.
До этого дня я никогда не была на подобных мероприятиях и сейчас попросту поражена. Никогда не думала, что такое скажу, но это и впрямь веселее, чем театр. Огромный павильон залит светом, всюду снуют люди с телекамерами и фотоаппаратами, и мой костюм оказывается как нельзя кстати, потому что здешние гости явно пришли не с улицы. Мужчины представительного вида прогуливаются под руку с не менее представительными спутницами, у кого-то даже берут интервью.
Тяжелая ладонь Жданова опускается мне на талию, и я от неожиданности напрягаюсь. Не привыкла я, чтобы мужчины вот так запросто и без спроса меня обнимали. Но сопротивляться — не сопротивляюсь. Во-первых, сейчас это кажется вполне уместным, а во-вторых, этот уверенный жест мне на удивление нравится.
— Ну что, Люба Владимировна. Пошли на заморские тарантайки глазеть. Пятнадцать с хером лет гелендвагену не изменяю, и решил наконец модель другую выбрать. Будешь помогать. В пирогах и красках ты шаришь лучше, чем в автопроме, как мы могли убедиться, но второе мнение не помешает.
Кажется, я начинаю привыкать к его манере общения, потому что на ремарку про «не шарю» не обижаюсь. Но от ответа, конечно, не удерживаюсь:
— Может все же целесообразнее было того, кто «шарит» позвать?
— Внука и зятя, что ли, мне из Америки выписывать? — вскидывает брови полиграфический магнат. — Эти, конечно, брызгая слюной прибежали бы главе семьи помогать, да, боюсь не успеют.
— Так у вас семья в Америке, получается? — не удерживаюсь от любопытства.
— Дочь моя единственная в свое время жирафа себе заграничного выбрала, — ворчливо откликается Жданов. — Я говорил ей, что не патриотично, но у Славы характер в меня — если решила, хер передумает. Четверых внуков мне там с неугомонным зятем настрогали. Всем табуном теперь летом ко мне приезжают.
От этой информации под рубашкой что-то знакомо шевелится. Кажется, вновь оживает мой женский инстинкт «накорми и позаботься». Он, что же, совсем один? — А в России, получается, никого из родни нет? — уточняю осторожно.
— Ох ты, сколько сочувствия в инженерском голосе. Ты еще спроси, мне одному спать не страшно? — Жданов щурится и внимательно смотрит мне в глаза, отчего я сразу же начинаю нервничать. И начинаю нервничать еще больше, когда слышу следующую фразу.
— Спать мне, конечно, не страшно, но от твоей компании бы не отказался.