Хорошо, что сейчас на мне нет тех лакированных шпилек, так сильно когда-то впечатливших Шапошникова — иначе бы от неожиданности и волнения приземлилась на пол. Концентрация каверзных ситуаций за последние пару месяцев стремится к концентрации солей в Мертвом море. Ну ведь назло такую сцену не придумаешь: генеральный, стоя на коленях, целует руки главному инженеру на глазах главной сплетницы офиса и клиента, с которым этот самый инженер по дурости провела ночь.
Кряхтя, Шапошников пытается подняться, но из-за лишнего веса делает это слишком медленно и неуклюже. Я даже думаю протянуть ему руку, но в последний момент себя одергиваю. Хватит с него, бедного, унижений на сегодня.
— Олег Евгеньевич наверняка хочет выпить кофе. — Взяв себя в руки, я выразительно смотрю на секретаршу.
Та намека не понимает, предпочитая стоять с разинутым ртом. В том, что через час о случившемся конфузе будет знать весь офис, нет ни малейших сомнений.
Приходится сказать напрямую:
— Оля, будьте добры оставить нас одних, пожалуйста.
Лишь после этого она, отмерев, с явной неохотой пятится назад и прикрывает за собой дверь.
— Чем обязан, Игорь Вячеславович? — бормочет Шапошников, успевший к этому моменту добраться до кресла. — Рабочий день в разгаре, и на долгие беседы временем, к сожалению, не располагаю.
— Я уж вижу, что занят ты очень, — произносит Жданов, смерив его полным пренебрежения взглядом. — Штаны перед главной инженеркой протирать — оно много усилий требует. Как и лобызание рук. Хорошо, что не к тебе я приехал. — Его глаза находят меня, и голос становится мягче: — Разреши-ка тебя на десять минут отвлечь, Люба Владимировна.
Можно было бы поартачиться немного, вжившись в образ обиженной и гордой, да уж больно мне хочется поскорее из кабинета Шапошникова убраться и забыть его фанатичные признания в любви как страшный сон.
— Десять минут, думаю, найду, Игорь Вячеславович, — говорю я подчеркнуто официально, делая шажок к двери.
— Любовь Владимировна, я вас еще не отпускал! — неожиданно выкрикивает генеральный. — Пока я ваш непосредственный руководитель, а не он!
Я растерянно застываю на месте. Да что же это такое происходит? Один говорит «пошли», другой «стой». Может они еще подерутся из-за меня?
— Что ты визжишь, как баба, — морщится Жданов. — Ты три минуты назад и так оболванился по самые отвисшие «не могу». Я ведь тебе русским по-белому условия сотрудничества обозначил. Если бы не инженер длинноногий — хер бы я контракт с тобой подписал.
— Да плевать мне на твой контракт, ясно?! — побагровев, рявкает Шапошников. — Расторгай, если хочешь. Но Люба с тобой не пойдет, потому что я ей запрещаю. Она еще, как минимум, две недели на меня работает и обязана соблюдать трудовую дисциплину.
— Послушайте, я ведь не вещь, чтобы мной распоряжаться, — пытаюсь возмутиться я, окончательно растерявшись. — Запрещать вы мне ничего не можете. Как, впрочем, Игорь Вячеславович не имеет права мной командовать и приказывать.
— Не твоей холестериновой корове о трудовой дисциплине мычать после коленных-то домогательств, — будто не слыша меня, гаркает Жданов. — Ты скажи спасибо, что я тебе еще с порога харю не набил за то, что мою будущую жену за руки хватал и совращать пытался.
— Во-первых, меня никто не совращал. Я ведь не школьница малолетняя. — возражаю я, задетая подобным торжеством собственничества. — Во-вторых, я не ваша будущая жена.
— Всего лишь вопрос времени, — отмахивается полиграфический магнат так небрежно, словно у него на меня имеется серьезный компромат.
— Люба, это правда? — жалобно пищит Шапошников, вновь пытаясь выбраться из кресла. — Ты выходишь за него замуж?
И какая только женщина в здравом уме мечтает, чтобы мужчины за нее сражались? Процесс это крайне неприятный и в высшей степени утомительный.
— Разбирайтесь друг с другом сколько угодно, а меня увольте, — обессилено бормочу я, и задев плечом полиграфического магната, вылетаю из кабинета.