52

— Ой! — неловко переступив через порог, я едва не падаю, но Жданов, к счастью, успевает подхватить меня за локоть.

— Инженерке больше не наливать, — шутливо басит он. — Ты, главное, уснуть не вздумай. А то я на разврат слишком настроился.

— Разврат? — по-девичьи хихикнув, я сбрасываю с ног туфли. — Тогда тебе определенно нужно мне подлить.

— Ну вот и еще грешок за тобой обнаружился. Любишь заложить за воротник.

Я оглядываю лицо полиграфического магната, чтобы понять — всерьез он говорит или шутит. Судя по доброй улыбке, собравшей лучики морщин на его висках — однозначно второе.

— Каюсь, очень люблю вино. И вкус его люблю, и легкость в голове. У тебя ведь нет с этим проблем?

— Да какие у меня могут быть с этим проблемы? — хмыкает Жданов, подталкивая меня к кухне. — Пьяная инженерка — развязная инженерка. А это именно то, что нам сейчас нужно.

— Кстати, Вадим терпеть не мог, когда я пила, — неожиданно вспоминаю я. — Все пытался приобщить меня к ЗОЖу и спорту.

— Трижды дебил. Тебе же надо было как-то смягчать вашу интеллектуальную разницу. Как ты вообще с ним столько лет прожила?

— Встречный вопрос. Как ты столько лет прожил с Анжелой? — парирую я.

— Уела, — усмехается Жданов. — Совсем, смотрю, освоилась. Взгляд не прячет, не нервничает.

— А нужно?

Его ироничный взгляд и выпитое шампанское выбрасывают в кровь опасный коктейль из адреналина. Вызывающе прищурившись, я подхожу к нему вплотную и заглядываю в глаза.

— Ты глянь, что происходит. — Голос полиграфического магната заметно садится. — Нетрезвая аристократия на зажиточных крестьян поперла.

— Это ты себя крестьянином называешь?

— Ну а кто я? Охеренно богатый холоп, приглядевший себе графиню.

Я улыбаюсь, потому что ладони Жданова ложатся на мои бедра. Даже удивительно, насколько женщиной я чувствую себя рядом с ним. Ровно настолько, насколько он сам — мужчина.

Дальше дискутировать на тему классового неравенства не выходит — мы начинаем целоваться.

— А столешница здесь крепкая? — успеваю шепнуть я.

— Натуральный мрамор, — хрипло откликается Жданов, скидывая на пол мой пиджак. — Часами можем на ней кувыркаться. Главное, почки не застудить.


*****


— Так почему ты себя вдруг так самокритично холопом окрестил? — спрашиваю я, разглядывая свои босые ступни.

— Потому что из тех самых босяцких кровей, — лениво отвечает Жданов, поглаживая меня по плечу. — Ни кола, ни двора, ни воспитания.

— У тебя было сложное детство? — осторожно уточняю я.

— Да обычное оно было. Но книг как ты не читал, по театрам с ума не сходил и о высоком не помышлял. Как пятнадцать стукнуло, думал, как и на чем заработать. Скрипучие полы дома меня жуть как бесили. И макароны на завтрак, обед и ужин.

— Вашей семье не хватало денег? — Приподнявшись на локте, я заглядываю ему в глаза.

— Ну как не хватало? Их, скорее, не было. — Жданов раздраженно морщится. — Да ты чего смотришь на меня, как на хомяка, которому лапу в мышеловке раздробило? Не было — и хорошо. Было к чему стремиться.

— А мне как восемнадцать стукнуло, папа квартиру купил, — виновато признаюсь я. — И машину тоже. Сказал, что его дочь должна быть самостоятельной, чтобы не зависеть от мужчины и иметь возможность выбирать сердцем.

— Правильно сказал. Женщин надо баловать, а мужиков в черном теле держать, чтобы волю к самостоятельности не потеряли.

Вздохнув, Жданов смотрит в потолок.

— Я до этого поздно допер. Дочь свою как пацана пытался воспитывать. Надо было мягче. Глядишь, в Штаты бы не съебалась.

— Игорь. — От переизбытка чувств мой голос скачет. — Ты прекрасный отец, я даже не сомневаюсь.

— На папашу года точно не потяну, но хоть дедом хорошим стал. Я тебе показывал своих?

Потянувшись, Жданов берет телефон с прикроватной тумбы и открывает галерею.

— Это Слава моя. Внешне на мамашу свою похожа, но характер мой.

— Красивая, — с улыбкой замечаю я. — От тебя тоже что-то есть, кажется.

— Это муж ее, — продолжает он, тыча в высокого мужчину с ослепительной улыбкой. — Зять мой англоговорящий. Толковый сукин сын, хоть и янки. А это Макс, старший внук мой.

— Красивый какой парень. Моей Нике бы понравился.

— Твою Нику от него пока надо подальше держать, — ворчит Жданов. — Сала в башке мало у него пока. Тычется во все, что движется. А это Саша, средняя. Сочувствую ее будущему мужу. Мозги пудрит почище любой цыганки. Сам иногда ее боюсь. Только в глаза посмотрит жалобно, а на счету уже охеренный минус. Это Маша…

— Выглядит очень женственной и милой, — вставляю я.

— Хиппи по жизни, Маргарет Тэтчер внутри, — вздыхает он, откладывая телефон. — Еще Никита есть, но он мелкий. Непонятно пока, что из него выйдет. Как видишь, семья у меня большая. Слава с жирафом дюже расстарались.

Я не могу перестать улыбаться. Ну до чего же он милый, когда о своей семье говорит. Я окончательно и бесповоротно влюбляюсь.

— Дом в этом году начал строить. Чтобы мои по приезде по отелям не шарились.

— Здорово, — говорю я и обрываюсь, потому что в этот момент полиграфический магнат поворачивается и цепко оглядывает мое лицо.

— А дому, как известно, хозяйка нужна. Итак, возвращаемся к нашим матримониальным баранам. Ты замуж за меня пойдешь?

Я смотрю в его глаза стального цвета, которые сейчас приобрели тепло-зеленоватый оттенок, на выступающие скулы, на волосы цвета соли с перцем. Какой он все-таки красивый мужчина. Да, предложение руки и сердца скоропалительное, и лучше бы все хорошенько обдумать. Но разумно я поступаю всегда, а сейчас душа требует чего-то безрассудного.

— Да, — говорю я, улыбнувшись. — Графиня подумала и согласна.

Загрузка...