Дерзкая интриганка

Глава 2

Герцог Глинд был рад снова оказаться дома, несмотря на то, что его поездка в Лондон оказалась бессмысленной и разочаровывающей. Майлс Сомервилль все еще был жив, и это раздражало герцога, который уважал принцип «Око за око». Даже если при этом он и не стал убийцей, защищая свою честь, и даже если он спокойно мог продолжать жить в своем любимом Глиндевароне и всегда просить помощи у длинной руки королевского правосудия на континенте.

Глинд по своей натуре не был жестоким человеком. И хотя он не раз проявлял мужество и храбрость в сражениях на Пиренейском полуострове, он предпочитал, чтобы о нем помнили как о командире, который в первую очередь заботился о безопасности и благополучии своих солдат.

Только после смерти отца Гарри понял, что одно дело заботиться о солдатах в военное время и совсем другое – быть ответственным за собственного брата Уильяма, этого молодого человека, чья опрометчивая любовь к жизни могла свести с ума даже самого храброго из мужчин.

Мысль о непредсказуемости Уильяма, который мог бы опорочить фамильное имя, оставшись без присмотра, если бы герцог погиб на дуэли, удержала Гарри от того, чтобы в полном одиночестве искать встречи с Майлсом Сомервиллем в Лондоне. В конце концов, он взял Уильяма с собой, Уильяма и его порочного друга Эндрю, чтобы держать мальчиков под рукой, в случае если произойдет что-то непредвиденное. Гарри рассудил, что так семейным поверенным не придется разыскивать по всей стране и вытаскивать Уильяма из какой-нибудь тюрьмы, чтобы сообщить ему, что он стал двенадцатым герцогом.

Только сейчас он осознал, что он никогда не рассматривал вероятность того, что Уильям, охваченный горем, мог бы немедленно бросить вызов Сомервиллю и вызвать его на второй поединок, чтобы отомстить и за отца, и за брата. Гарри не мог представить себе Уильяма, с каменным лицом направляющего дуло пистолета на противника.

Нет, Уильям никогда не пошел бы на это. Мальчик искал бы мести, Гарри был убежден в этом, потому что Уильям действительно любил его, но это была бы необычная месть. Уильям никогда не сделал бы это, как другие, подчиняясь шаблону, он разработал бы изощренный план.

Сейчас, расхаживая по своему кабинету, Гарри должен был признать, что в течение всей недели, которую они провели в Лондоне, Уильям вел себя должным образом и, что удивительно, без возражений вернулся в Глиндеварон. В Лондоне он не был замешан ни в одной сомнительной истории.

Гарри нахмурился и подошел к окну, остановился, разглядывая лужайку. Почему хорошее поведение Уильяма терзало его? Объяснение пришло очень скоро: Гарри беспокоился, потому что это было ненормально. Быть хорошим было неестественно для Уильяма, от него это и не ожидалось.

Что же происходило в действительности? Это очень волновало герцога. Все было совершенно непохоже на Уильяма, он не вытворял никаких проделок, не создавал проблем и избежал неприятностей. Иметь под боком спокойного Уильяма было равносильно небольшой бомбе замедленного действия в кармане: не очень удобно и очень рискованно.

Гарри постоял какое-то время у окна, заложив руки за спину. Лучи полуденного солнца играли на его темных волосах и очерчивали его ясный, точеный профиль. Он продолжал хмуриться, вспоминая и неудавшуюся месть, и казавшееся ангельским поведение брата. Оба воспоминания кололи его, как маленькие иголочки, мешая наслаждаться приятной сценой за окном.

«Возможно, – думал он, пожимая плечами, – я переутомился от восьми долгих часов, проведенных в дороге, возвращаясь из Лондона в Глиндеварон». Эта поездка последовала сразу же за почти бессонной неделей, проведенной в бесплодной охоте на Сомервилля. Все это могло объяснить неприятное чувство, что что-то было не так.

– Да, это может все объяснить, – размышлял он дальше, вызывая в воображении еще одну картину, как его брат с удрученным лицом поднимается по ступенькам в Глиндевароне не далее чем полчаса назад. Но Гарри очень сильно сомневался, что его опасения вызваны только усталостью.

– А, вот ты где, Гарри! Мы искали тебя.

Глинд медленно повернулся на каблуках и посмотрел на Уильяма и Эндрю, нерешительно входящих в кабинет.

– Уильям… Эндрю, – начал он устало, наклонив голову. – Что-то я не вижу ваших обычно счастливых, улыбающихся лиц. Могу ли я предположить, что вы не очень рады нашему возвращению в Глиндеварон? – спросил он.

Что-то настораживало его, как будто Гарри чувствовал, что бомба в его кармане очень скоро сорвется с предохранителя.

– Возможно, вам не удалось добраться до каждого злачного места в Лондоне, но, уверяю вас, они будут все еще там, ожидая, когда вы вернетесь в город в апреле.

– О, прекрати, Гарри! – запротестовал Вилли, бросаясь в кресло. – Ты знаешь так же хорошо, как и я, что мы с Энди немного посмотрели бокс и пару риз играли в кости, когда были в городе. Это было посыла скучно, фактически убили на это почти полую неделю.

– Почти? – переспросил Гарри, заметив напряженный взгляд Энди; его инстинкт подсказывал, что нужно копать глубже. – Тогда я могу расслабиться, Уильям, зная, что ты нашел себе занятие, которое отвлекло тебя от мысли, что твой любимый брат мог в любой момент уйти из дома, чтобы убить или быть убитым?

Вилли небрежно взмахнул рукой.

– Ах, это, – с видимым облегчением произнес он. – Никогда не было никаких опасений, что ты умрешь, Гарри. Весь мир знает, какой ты меткий стрелок и как ловко ты управляешься со шпагой. Мы никогда и не думали, что ты проиграешь в поединке с Сомервиллем, ты бы убил его на «раз».

– Ну что ж, благодарю, – с сожалением ответил Глинд, задаваясь вопросом, как он мог когда-либо подумать, что Уильяма волнует его безопасность.

Эндрщ разумно занял оборонительную позицию позади Уильяма. Его длинные пальцы впились в кожаную спинку кресла, когда он заговорил:

– Мы заволновались только, когда вы обнаружили, что Сомервилль сбежал. Тогда бедный преданный Вилли забеспокоился. – Энди наклонился вперед и посмотрел вниз на Уильяма, одновременно тыкая в шею своего друга своим длинным пальцем. – Разве я неправ, Вилли?

Вилли, ударив Энди по пальцу, быстро ответил:

– Все верно, Энди. Совершенно верно. Я так сильно беспокоился, было невыносимо видеть своего брата, которому помешали свершить месть.

– Не месть, Уильям, – по крайней мере, я так считаю. Правосудие, вот как я назвал бы это, – вставил Гарри. От него не ускользнула попытка Энди привлечь внимание друга и поспешный вызывающий ответ Уильяма. – Майлс Сомервилль обманул нашего доверчивого отца, завладел половиной его состояния. И это оскорбление ускорило смерть нашего отца. Независимо от того, что я сумел возместить наши потери и даже больше, принципы все равно остаются принципами.

– Гм, точно, – согласился Вилли, кивая. – Я сам ярый приверженец принципов, кстати говоря. Так ведь, Энди? – спросил он, откинув голову, чтобы посмотреть на друга. – Я действительно могу взорваться, если думать о принципах.

– У Вилли горячая голова, – немедленно согласился Энди, глядя на Глинда. – Именно поэтому я не смог остановить его, когда он решил взять дело в собственные руки.

– Что! – Вилли выпрыгнул из кресла, чтобы повернуться и одарить гневным взглядом этого предателя.

Неизвестная и туманная ситуация все больше представлялась Гарри как сорвавшаяся с предохранителя бомба. Вилли сделал два шага вперед, а Энди три шага назад.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что я решил взять дело в свои руки? Не ты ли без конца твердил о средневековых рыцарях и кровной мести? Не ты ли убеждал, что это будет так же, как плюнуть в лужу? Кто говорил, что Гарри будет смеяться до колик, когда придется выполнять грязное дело? Не ты ли?..

– Об одном! Я говорил только об одном, – прервал его Энди, вытянув вперед указательный палец и указывая им в лицо Вилли. – Я сказал, что это сработает. О чем-то другом я никогда и не говорил. Подумай об этом. Это единственное, о чем я упоминал. Я думал, что мы можем рассчитывать на твоего брата. Но я никогда не называл его кровожадным жеребцом.

– О, действительно? Хорошо, кто же сказал, что никто даже и не заметит, а? – с вызовом бросил Вилли, продвигаясь еще на один шаг. – И кто же не смог придумать, как выбраться из той неразберихи, в которую ты нас втянул, ты, у которого всегда такие изумительные идеи? Ответь же!

– Мальчики, – сказал Гарри, вставая между братом и Энди прежде, чем они перешли к практическим действиям. Он уже не раз наблюдал, как два друга дрались, и знал, как нелегко было вмешаться, если драка на кулаках уже началась.

После одного незабываемого случая, который закончился для Гарри синяком под глазом, поставленным другой воюющей стороной, он вынужден был вылить на них ведро воды, когда они уже катались по полу, мутузя друг друга. Это, конечно, создало грязь на ковре, поскольку инцидент имел место в доме, но зато это было менее болезненно, хотя управляющий Пинч и был против таких мер.

– Я думаю, что нам лучше всего немного поговорить, мальчики, – произнес Гарри. – Что это еще за рассказы о средневековых рыцарях и почему я жеребец? Должен вам сказать, мне не нравится, как все это звучит. А теперь немедленно рассказывайте, во что вы ввязались на сей раз?

Вилли, которого сдерживал Гарри, наклонился вперед, чтобы достать противника, и, сузив глаза, сердито произнес, забыв, что об этом не стоит упоминать при брате:

– Это все та ужасная женщина. Других проблем не было.

– Всего лишь одна женщина? А что относительно других? – опровергнул Энди, упираясь грудью в ладонь герцога и выставив вперед руки на всякий случай, чтобы отразить удар своего противника. – Ты думаешь, что другие – не проблема? Особенно последняя из них. Она и заварила всю кашу.

Герцог Глинд подавил внезапное счастливое воспоминание о днях, проведенных на Пиренейском полуострове в борьбе со страшными насекомыми, в истощающей жаре и в поисках вражеских снайперов на холмах. Он схватил молодых людей за рубашки, по одному в каждой руке, встряхнул их и повернул лицом к себе.

– А теперь все с самого начала, живо! – резко скомандовал он, а его темные глаза запылали гневным огнем.

Он пристально взглянул в лицо сначала одному, затем другому мальчику, грубо оттолкнул их и уселся в кресло, которое Уильям недавно освободил.

– Я жду, мальчики. Это была очень напряженная неделя. Не испытывайте мое терпение.

Вилли и Энди, которые совсем недавно страстно желали поколотить друг друга до бесчувственного состояния, обменялись взглядами и немедленно заключили негласное перемирие, объединив силы против общего врага. Держась за руки, они подошли к креслу, готовые чистосердечно признаться во всем.

– Я… – начал Энди, но поскольку Вилли демонстративно прочистил горло, исправился, – то есть мы, Вилли и я, были очень взволнованы вашим поражением, когда узнали, что Сомервилль скрылся.

Вилли энергично закивал:

– Ужасно волновались, Гарри. Ты мог ввязаться в сражение, или в азартную игру, или во что-либо еще. Нам это казалось так несправедливо.

– Итак, узнав, что вы возвращаетесь в Глиндеварон, не имея шансов выпустить пулю или проткнуть Сомервилля, мы решили, что вы сможете отомстить другим способом. – Энди искоса посмотрел на друга. – Да, Вилли хотел… Я имею в виду, мы хотели, чтобы вы могли проткнуть кого-то еще, правильно?

Вилли, который никогда не заливался румянцем, покраснел как свекла от подбородка до корней своих светлых волос.

Гарри закрыл глаза, потому что фитиль, догорая, приближался к бомбе.

– Продолжайте, – проговорил он спокойно, а слова «средневековые рыцари» звенели у него в ушах. Неужели эти два лоботряса могли представить, что он это сделает? Нет, это было невозможно даже для них.

Видя, что мальчики колеблются, он добавил, все еще с закрытыми глазами:

– Возможно, это могло бы помочь и сдвинуть ваш рассказ с мертвой точки, если я скажу вам, что знаю, что у Сомервилля есть две дочери?

На лице Энди появилась безобразная усмешка:

– О да, сэр, действительно. Вы знали, что они близнецы – его дочери, я имею в виду? Спят в одной кровати и все такое?

Глаза Глинда распахнулись, и он окатил Энди огненным взглядом.

– И как же вы узнали такую интересную подробность, мистер Карлайсл? – с нажимом спросил он. – В тот момент, когда я, как дурак, предполагал, что вы оба опечалены нашей неудачей, в тот момент в наших безмозглых головах созрел сей блестящий план, так? Вы пытаетесь сказать мне, что вы были настолько невменяемы, что практически залезли в спальню мисс Сомервилль?

– Двух мисс Сомервилль, – педантично поправил Вилли, выступая вперед, чтобы продолжить объяснение. – Их две. Не забывай об этом, Гарри.

– Как глупо было бы с моей стороны забыть об этом, – ответил Глинд, и что-то в его тоне заставило Вилли поспешно отступить назад, объединившись с Эндрю. Они оба будто прилипли друг к другу, очевидно, решив приступить к самому затруднительному моменту этой истории.

– Ну, в общем, сэр, – сказал Энди, поправляя пальцем ставший вдруг слишком узким воротник. – Я полагаю, важно не забывать, что их две. А в итоге их получилось четыре.

– Что значит: «в итоге четыре»? – спросил герцог, отказываясь что-либо понимать. – Четырех женщин вы довели до истерики? Четыре женщины, которые, как раз пока мы здесь говорим, предъявляют обвинения против вас в Лондоне? Четыре женщины, горло которых вы перерезали за их молчание? Четыре женщины… Мой Бог, я начинаю думать, как вы, парочка!

– Их в итоге четыре, Гарри, – добавил Вилли, набравшись храбрости и увидев, что гнев его брата притупился от недоумения. – Девочки – они близнецы, как ты помнишь. Мне кажется, ты снова об этом забыл, ведь это весьма важно, а еще их служанка и ужасная женщина-гувернантка. Она самая плохая из них. Все было бы прекрасно, даже если мисс Сомервилль близнецы, мы бы с ними справились, если бы только не было ее.

Пока Вилли заново переживал угрозы гувернантки Сомервиллей, Энди снова взял слово:

– Я еще раз повторяю, что мы, возможно, справились бы со служанкой и девочками. Если бы только у этой жуткой женщины не было пистолета.

Взрослые мужчины не плачут, это Гарри знал, но иногда ему казалось, что это единственная альтернатива физическому насилию.

– Уильям! – скомандовал он, поднимаясь, чтобы нависнуть над своим дрожавшим братом. – Я требую, чтобы ты сказал мне, что вы сделали мисс Сомервилль, одной или двум. Я требую объяснений, немедленно!

Когда Вилли уже открыл рот, Гарри вытянул руку, заставив брата замолчать, и продолжил свою речь:

– Но, Уильям, прежде чем ты что-нибудь скажешь, подумай. Пока ты говоришь, в моей постели находятся две молодые леди, готовые к мести над их невинными телами. Уильям, я убью тебя!

– Конечно же, нет! – взорвался Вилли, тряхнув головой. – Почему я должен делать такие глупые вещи? Обе в твоей кровати, да еще и одновременно? Я с трудом в это верю, даже ради тебя. Не говори чепуху, Гарри.

Гарри опустил подбородок на грудь.

– Благодарение Богу, – с облегчением пробормотал он.

На мгновение он почти было поверил, что его брат достаточно сумасшедший, чтобы похитить близнецов Сомервилль и доставить их в Глиндеваном для лишения их невинности.

Он должен был бы лучше его знать. Уильям и его дружок, вероятно, рискнули пробраться в дом и взглянуть на девочек, но это самое глупое, что они могли сделать, оказавшись у них на пороге.

– Нет, – радостно исправил Энди, и герцог вдруг вспомнил, что речь шла о еще каких-то женщинах и фигурировавшем в истории пистолете. – Мы не сделали бы ничего такого глупого. Они находятся наверху, в западном крыле, целые и невредимые.

«Бомба» наконец взорвалась.

– Вы сделали что? Они наверху где? – закричал Гарри, сильно тряхнув головой, так что послышался хруст позвонков. – Вилли, ты ведь не сделал этого? – Он схватил брата за шею и тряс его до тех пор, пока Вилли не застучал зубами. – Ради Бога, Вилли, скажи мне, что ты этого не сделал!

Вилли поднял руки, чтобы оторвать пальцы брата со своего горла.

– Я? Мы? То есть, черт побери, Энди, помоги мне!

– Нет никакой необходимости вытрясать из него объяснения, ваша светлость, – раздался вдруг женский голос. – Я с удовольствием послушала бы их объяснение, но так, как дело обстоит сейчас, пройдут годы, прежде чем они расскажут вам всю историю.

Гарри, все еще продолжая душить Уильяма, посмотрел мимо брата на высокую, стройную рыжеволосую женщину, уже не наивно молодую, которая стояла у входа в кабинет, уперев руки в бока.

– Какого дьявола, вы еще кто такая? – спросил он, забыв свою обычную благовоспитанность, сильно пострадавшую от взорвавшейся «бомбы», которую подложил его собственный брат. – И как, черт возьми, вы сюда попали?

– Мы добавили еще одну карету в конце кортежа, когда возвращались из города, – быстро вставил Энди, почувствовав себя храбрее, когда женщина появилась в комнате. Герцог, вероятно, не пойдет на убийство при свидетеле, в особенности если это тот свидетель, который сумеет обернуть неудачу другого человека в собственное преимущество.

– Ммм-мфф! – промычал Вилли, цепляясь за руки брата, которые сжимали его горло.

– Все это казалось довольно простым, – поспешил добавить Энди, пока храбрость не покинула его, – вы ехали в карете впереди кортежа. Мы полагали, что вы никогда не заметите лишнюю карету. Кроме того, мы упаковали их завтрак, так что они не ели с нами, а извозчику мы приказали подъехать прямо к конюшне, в то время как вы остановились у парадной двери. Вы и не заметили. Не заметили ничего, вот как. Только мы не предполагали, что в карете будет кто-либо еще, кроме мисс Сомервилль, одной мисс Сомервилль.

Герцог проигнорировал объяснение и продолжал смотреть на рыжеволосую женщину, которая теперь праздно прогуливалась по комнате, осматривая книжные полки.

– Повторяю, мадам, кто вы?

– Меня зовут Беатрис Сторбридж, мои подопечные зовут меня Трикси – по правде сказать, ужасное имя, не менее ужасное, чем Беатрис. В течение последних нескольких лет я служила гувернанткой, компаньонкой, в общем, как ломовая лошадь, вынужденная зарабатывать на жизнь, крутясь вокруг молодых девушек, главной целью жизни которых было изводить меня своей глупостью. Вы не знаете меня, но зато я слышала о вас и о вашей ненависти к моему нанимателю, Майлсу Сомервиллю, которого я могу назвать одиозным человеком. Вы можете этого не знать, ваша светлость, но вы – мое спасение, мой освободитель от тяжелой работы со всеми этими жеманными мисс, пока я совсем не развалилась, не износилась и, не оплаканная, не сошла в могилу. Не правда ли, мальчики?

Гарри перевел ошеломленный взгляд с мисс Беатрис Сторбридж на брата, запоздало понимая, что чуть не задушил этого молодого проходимца. Он мягко опустил руки.

– Больше ни слова, Уильям. Дай-ка я сделаю предположение. Не у этой ли дамы был пистолет?