Десять тысяч небес над тобой

Глава 23

Моя рука смыкается вокруг Жар-птицы, где установлены координаты, которые дал мне Ватт Конли, и…

Я падаю в своё тело, и падаю назад в широкое, мягкое кресло. Когда первоначальное головокружение от путешествия через измерения, проходит, я сразу же понимаю три вещи. Первое, я сижу в кресле, руки и ноги привязаны.

Моё другое воплощение было к этому готово. Она ждала.

Два, Тео, однако, нигде не было видно.

Три, я в каком-то офисе или лобби, который, кажется, наверху самого высокого небоскрёба в мире. Нет, выше, чем в моём мире — или во Вселенной Триады.

Я думала, Конли отправляет нас в штаб-квартиру. Вместо этого, он бросил нас в измерение, которого я раньше не видела.

Где я, чёрт возьми?

Комната, в которой я сижу, может принадлежать любой корпоративной штаб-квартире, если эта корпорация хочет казаться холодной и строгой. Рифлёная металлическая плитка тускло отсвечивает на стенах, тёмное кресло, в котором я сижу, как и остальная мебель вокруг, образует острые углы и слишком занижена.

Но я никогда не видела ничего похожего на город, протянувшийся передо мной. Он не похож ни на один город в мире, который я знаю. Это должно быть сотый этаж здания, по меньшей мере, но вокруг ещё как минимум дюжина таких же высоких зданий. Отправившись во Вселенную Лондона, я видела странные, футуристические небоскрёбы, со шпилями и углами во всех направлениях. В то время я сочла это устрашающим. Теперь я смотрю на структуры, которые образуют одинаковые тёмные застеклённые прямоугольники в небе, тёмные окна пропускают только ничтожные искры света. Строения так высоки, так тесно стоят, что я вообще не вижу землю. Ярко раскрашенные логотипы компаний тянутся по большинству зданий, а буквы, должно быть, высотой в пятнадцать этажей, однако чёрные тени от небоскрёбов поглощают весь вид. Серебристое небо над ними светится бледным, лихорадочным красным, киноварь, думаю я, или марена. Должно быть, это закат.

Моё тело вернулось к своему костлявому состоянию, живот уже не округляется. Водянистое ощущение внизу живота, которое я начала классифицировать как беременность, пропало. Не то, чтобы я не ожидала, что это произойдёт, но сейчас я чувствую только внезапное отсутствие.

— Я вижу, наша гостья прибыла, — говорит спокойный женский голос. Услышав британский акцент, я понимаю, кто это.

— Ромола, — я поворачиваюсь, и вижу её стоящей у моего кресла, одетую в одежду, которая неуловимо кажется странной: рубашка с длинным рукавом и брюки сделаны из ткани, которая кажется жёсткой, даже несмотря на то, что она скроена по фигуре, и всё от воротника до туфель одного и того же тёмно-синего цвета. Я с запозданием понимаю, что одета во что-то очень похожее, но чёрного цвета.

— Ты узнаешь меня? — Она улыбается, кажется, от удовольствия. — В большинстве важных измерений я в неправильном месте. Мне так редко выпадает возможность путешествовать.

— Где я?

— Именно там, где должна быть. Хочешь кофе? Наша Маргарет не сомкнула глаз.

Я правда чувствую себя усталой. Но я не хочу принимать ничего из того, что она мне предлагает. Это кажется сказкой, старой и страшной: если ты что-нибудь выпьешь или съешь в загадочном мире, никогда не попадёшь домой.

— Я не понимаю. Конли обещал мне, что если я сделаю то, что он хочет, он укажет мне последнее измерение, где спрятан Пол.

Или… это нужное место? Инстинкт говорит мне, что это не оно.

— Естественно, мистер Конли намеревается исполнить свою часть сделки. После вашей встречи, конечно.

— Встреча должна быть в главном офисе.

Ромола смеётся.

— А как ты думаешь, где ты?

В эту минуту я вижу слабое зелёное свечение, отражённое от ближайшего к нам небоскрёба, и я узнаю фирменный изумрудный цвет Триады.

Я думала, что Вселенная Конли, с которым я имею дело, и Тео, который так нас подставил, Вселенная Триады — это штаб-квартира. Но сосредоточие зла, план захвата Мультивселенной, это всё началось здесь.

Теперь я понимаю, как глупо было не догадаться, что над этим стояло ещё одно измерение, и оно всем управляло. Мы должны были знать с самого начала, потому что Триада — значит Три.

Ромола оживляется:

— Нужно начинать. Уверена, что не хочешь кофе? Нет? Тогда я отведу тебя в переговорную.

— Подожди. Где Тео? — Может быть Конли вообще дал нам разные координаты? Может быть, Тео уже спасает Пола. Или может Конли отправил его в совсем другое измерение, или в никуда.

Она реагирует на имя Тео не так, как я ожидала. Её губы сжаты с неодобрением.

— Тебе не нужно беспокоиться по поводу Тео Бека.

— Я сама это решаю, спасибо. Где он? Конли похитил его? — у меня внутри всё замерло от страха. Неужели Конли собирается отдать мне Пола только после того, как похитит и расщепит Тео? Неужели я проведу остаток жизни, работая на Триаду, чтобы защитить людей, которых я люблю?

Но Ромола качает головой.

— Мистера Бека мы совершенно не контролируем.

Я не знаю, что это означает, но мне нравится, как это звучит. Я представляю его в городе из блестящего металла, смотрящим вверх на это зеленоватое здание и показывающего средний палец.

Что касается меня, я появилась внутри Маргарет, которая, кажется была готова к этому. Она ждала, хотела, чтобы я вошла в её тело и была ей прямо здесь, в сердце штаб-квартиры Триады. Я медленно говорю:

— В этом измерении я всё об этом знаю, правда? О планах Триады.

Ромола улыбается мне, с гордостью, но снисходительно, как будто разговаривает с очень маленьким ребёнком:

— Ты уже давно здесь работаешь.

Каким-то образом, Конли заставил меня работать на него и в этом мире.

Я провела всё время думая, являются ли судьбы, души или любовь константами в Мультивселенной. Теперь я понимаю, что одной постоянной в моих бесконечных жизнях может быть неизбежный контроль Конли.

Мы с Полом однажды говорили об этом — о постоянных в Мультивселенной. О том, что меняется и о том, что нет.

В раннем феврале мы поехали в Мьюирский лес посмотреть на секвойи. Дорога в Мьюирский лес всегда ужасала меня, единственный путь наверх — узкая, петляющая дорога, которая, кажется едва цепляется за склон холма. Пол держал обеими руками руль новой машины моих родителей, глаза прикованы к дороге, а я обеими руками цеплялась в сиденье, как будто это поможет. В какой-то момент я нервно рассмеялась:

— Это, наверное, для тебя не так страшно. Я имею в виду, ты же альпинист. Ты привык к высоте.

— Да, но, когда я лезу, я в гораздо лучшем контакте с поверхностью и могу лучше судить, безопасно ли это. Здесь нам приходится доверять машине, с которой я относительно незнаком, — его глазу сузились, когда мы приблизились к следующему повороту. — Наш уровень страха, вероятно, идентичен.

— Тебе правда не нужно было мне это говорить.

Он замолк, ещё раз пытаясь понять правила человеческой беседы.

— Я имел в виду, всё будет хорошо.

Я кивнула и постаралась ему поверить.

Конечно, всё закончилось хорошо. Мы добрались до вершины к обеду, съели холодную кунжутную лапшу, которую привезли с собой, и пошли исследовать лес рука в руке. От того, как его рука почти скрывала мою, я чувствовала себя в большей безопасности, чем когда-либо. Более того, я чувствовала, что мной дорожат. Пол держал меня так, словно никогда не хотел отпускать.

Нахождение в лесу секвойи делает странные и прекрасные вещи с твоим рассудком. Тебе напоминают о собственной незначительности в огромной вселенной по сравнению с этими огромными деревьями, возвышающимися над головой, их листья так далеко наверху, что они образуют второе небо. Эти деревья живут сотни и сотни лет, некоторые из тех, что растут в Муирском лесу проросли где-то в Средние века. Они всё ещё будут здесь, когда цивилизация, которую я знаю, превратится в ту, которую я не узнаю. Но ты не чувствуешь себя ненужной. Вместо этого ты вспоминаешь, что ты — часть истории этих деревьев, часть истории этого мира, переплетённой таким образом, что это невозможно угадать.

— Ты так это видишь? — сказал мне Пол после того, как я объяснила это. Мы подошли к одному из самых высоких деревьев, я отпустила его руку и прижала ладони к красноватой коре. — Деревья, как… мост в бесконечность?

— Ага, — я склонила голову. — Может быть, это художник во мне.

— Ты видишь больше, чем я. Это твой дар.

Я улыбнулась ему и пошла дальше вокруг огромного ствола дерева.

— А ты? Когда ты смотришь на секвойи, о чём ты думаешь?

— О фундаментальной симметрии и асимметрии Вселенной.

Когда я слышу что-то вроде этого, от Пола, или родителей или кого-то ещё, я знаю, что не нужно больше задавать вопросов, если только я не уверена, что хочу услышать безумно сложный ответ. С Полом, я обычно хочу.

— Что ты имеешь в виду?

Он поднял руку, два его пальца повторяли расположение двух деревьев в отдалении.

— Каждое такое дерево имеет уникальный генетический код. Они отличаются друг от друга бесчисленными свойствами, количество веток, рисунок на коре, корневая система и так далее. Но они повторяют друг друга. Развиваются параллельно. Общность превосходит различие.

— И так работает Вселенная? — Я думала о разных воплощениях меня, с которыми я встречалась, разные пути вели меня к Полу. — Мы повторяем друг друга снова и снова?

Он кивнул.

— Вплоть до субатомного уровня. Кварки всегда парные, и, если ты попытаешься уничтожить одну, другая сразу же займёт её место и будет поддерживать баланс.

Кварки меньше атомов. Меньше электронов. Клянусь, это всё, что нужно знать о кварках. Но когда Пол говорил такие вещи, этот предмет привлёк мой интерес.

— Это как будто Вселенная знает, что зеркальные пары должны существовать?

— Да, именно.

От родителей я узнала, что физическая Вселенная, кажется, понимает многое, даже вещи которые, как можно было бы подумать, требует сознания. Информация между её частями, кажется, распространяется быстрее, чем свет. Я знала, что не стоит спрашивать об этом Пола, однако, потому что это загадка, которую даже он не может разрешить.

— Поэтому симметрия — одна из фундаментальных сил Вселенной, — я продолжала ходить вокруг дерева. Пол, стоя на месте, пропал за деревом, когда я обогнула его. — Нерушимая.

— Нет. Не нерушимая.

— Но ты только что сказал…

— Физика иногда нарушает собственные правила, — из-за ноток в голосе Пола, я догадывалась, что он смотрит наверх, на ветки, покачивающиеся на ветру. — К счастью для нас. Иначе нашего мира не было бы.

— Ладно, это тебе придётся объяснить.

— Одна из главных симметрий во Вселенной — это вероятно между материей и антиматерией, — говорит он. — Но ты знаешь, что случается, когда они встречаются.

Это я понимаю.

— Они аннигилируют.

— Так что, если бы вселенная содержала одинаковое количество материи и антиматерии, она бы саморазрушилась. На самом деле, она бы саморазрушилась почти сразу же после формирования. В какой-то момент после создания симметрия нарушилась. Никто не знает, как и почему. Это позволяет существовать нашей Вселенной.

Я обошла ствол и выглянула, чтобы посмотреть на Пола. Он стоял, засунув руки в карманы своей непромокаемой куртки, его джинсы из комиссионного магазина были заметно поношены, и это не имело никакого отношения к модным потёртостям. Яркая зелень леса подчёркивала его сильный профиль, его серые глаза были сфокусированы, не на листьях, поняла я, а на островке голубого, который он видел сквозь них.

Я не знаю, почему этот момент был таким особенным, но он был. Этот образ я вспоминаю каждый раз, когда думаю о том, что я к нему чувствую. Как будто в ту секунду я любила его так сильно, как будто он был частью моей крови и плоти.

— Поэтому весь мир существует. «Асимметрия нас спасла», — сказала я, подходя к нему. — Но симметрия двигает Вселенную вперёд.

— Более или менее, — Пол повернулся ко мне и улыбнулся, протягивая руку.

Вместо того, чтобы взять её, я притянула его к себе и обернула его руку вокруг себя.

— Так это симметрия сводит тех же людей вместе мир за миром? Из-за этого мы всегда находим друг друга?

— Может быть, — сказал он. Его лиц помрачнело. Тогда я думала, что он потерялся в мыслях о субатомных процессах, или о секундах после Большого Взрыва. Теперь я задумываюсь, не размышлял ли он о том, что Вселенная, кажется, сводит меня и с Конли тоже.

Мы с Ромолой едем вниз в странном кубическом лифте. Длинные узкие экраны покрывают половину каждой стены, на каждом из них сигает тот же самый девиз Триады, который я знаю из двух других миров: «Везде, Всегда, Для Всех».

Дома девиз написан привлекательным шрифтом семейства Serif, который должен бросаться в глаза и выглядеть креативным. Здесь — это прямоугольные буквы, какими можно было бы написать вывеску для тюрьмы. В этом измерении — главном офисе — никто даже не притворяется, что всё это ради прогресса и новых крутых продуктов для людей. Настоящее значение девиза проглядывает на сквозь. Это полный контроль.

— Почему офис Конли не на верхнем этаже? — Большинство директоров забирают себе самое ценное место, по меньшей мере, по моему обширному опыту просмотра шоу по телевизору, где в большинстве титанических корпораций, кажется, прекрасный вид.

Ромола выразительно смотрит на меня.

— Не очень безопасно, разве нет? Главы корпорации Триада работают в центре здания.

— Что ты имеешь в виду, безопасно?

— Конкуренты могут напасть в любой момент. Конечно мы используем верхние комнаты, лучше присматривать за конкурентами, но это не место для жизненно важных офисов компании.

Другие компании могут напасть?

— Если другие компании попробуют это сделать… я имею в виду, они же отправятся в тюрьму, так?

— Я забыла, — говорит Ромола, делая цокающий звук языком. — Твоё измерение всё ещё поддерживает иллюзию государств-наций как базовых экономических и политических единиц. В этом мире мы переросли эту нотацию. Верность корпорации — это очень серьёзный предмет для потребителей, которые не должны легко менять предпочтения.

Я даже не могу осознать это. Надеюсь, я не пробуду здесь достаточно долго для того, чтобы беспокоиться об этом.

Когда дверь раскрывается, Ромола ведёт меня по коридору через череду приёмных, все пусты, в такой ранний час. Я оставила Париж в обед, если здесь рассвет, тогда, должно быть, это Западное Побережье Соединенных Штатов. Каждая комната кажется более блестящей и более неприветливой, чем предыдущая. Это препятствия, которое посетители должны перейти, если они хотят сами увидеть большого человека.

— Должно быть, ты этого ждешь, — говорит Ромола. — Наконец-то добраться до сути всего этого.

Я ещё раз горько смеюсь.

— Ещё пять минут назад я не имела представления, что это измерение существует. Но мне нужно было догадаться, Триада — значит три. Три измерения, — мы думали, что Триада — это просто имя, просто круто звучащее существительное, выбранное случайно горсткой технических экспертов двадцати с чем-нибудь лет. Почему мы не думали, что это означает что-то большее?

Ромола странно на меня смотрит.

— Название компании не имеет отношения к измерениям. Как это могло бы быть? Эта ветвь Триады существует на десятилетия дольше, чем любые остальные

— Тогда название ничего на самом деле не значит?

— Значит. Триада — потому что основателей компании было трое. Три гения.

С этим она нажимает на панель и последние двери открываются, за ними оказывается просторное, но лишённое окон помещение. За длинным, узким столом сидит Ватт Конли, его волосы здесь длиннее стянуты на затылке в хвост, он кивает в знак приветствия. По сторонам от него сидят двое других основателей Триады, ещё два мозговых центра этой компании.

Мои родители.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Глава 24

— Здравствуй, Маргарет, — говорит моя мать. — Должно быть, у тебя много вопросов.

Тысячи. Но я не могу задать их. У меня нет голоса. Моё тело отказывает, и мне нужно сесть, чтобы не упасть. Однако в комнате только три кресла и все три заняты.

— Милая? — папа встаёт на ноги, обеспокоенный и мягкий, и так похожий на папу, от чего мне только хуже. — Ты нехорошо выглядишь. Я говорил твоему другому воплощению, что нужно поберечься. Мы не знали, когда ты сюда доберёшься. Конечно, она всё время не спала, правда, мисс Харрингтон?

— Так и есть, — Ромола улыбается мне, как будто я милое и беспомощное существо. Может быть, котёнок. — Как будто кто-то может остановить Маргарет от того, что она задумала.

— Прекратите говорить о ней, — это первые слова, которые я могу сказать. — Сейчас я здесь. Говорите со мной.

— Она права, — говорит папа, отступая в сторону, чтобы освободить мне место. Он одет в такой же жёсткий, но облегающий костюм, как Ромола и я, но только глубокого коричневого цвета. — Подойди, садись.

Я оцепенело подхожу к креслу. Когда я падаю в него, Конли делает знак Ромоле.

— Принеси Маргарет воды. Может быть, чашку чая. Думаю, ей будет лучше.

Если Ватт Конли думает, что я скажу ему за это спасибо, он живёт в сказочном мире. Я смотрю мимо него, прямо на маму, которая спокойно сидит, сложив руки на столе. Я говорю ей:

— Ромола сказала мне, что вы — основатели Корпорации Триада. Все трое, вместе.

Мама улыбается:

— Это правда.

— Это невозможно, — мой голос ломается, я сжимаю руки в кулаки под столом, впиваясь ногтями в ладони, пока они не начинают болеть. Я лучше расцарапаю себя до крови, чем позволю Конли увидеть, как я плачу. — Ты бы никогда так не сделала. Вы с папой никогда бы… вы никогда бы не пожелали кучу денег или править Мультивселенной. Вы не такие.

Они носят одни и те же свитера, пока шерсть не протирается. Мама не узнала бы «сумочку года», даже если бы кто-то ударил ей её. Они не жадные, и мы не бедные, просто родители не очень беспокоятся о таких вещах.

Они обмениваются взглядами, потом мама отвечает:

— Я боюсь, здесь деньги значат больше. В твоём мире, и во многих других, люди притворяются, что другие элементы существования более важны. Здесь мы более честны. Всем нужно доказать свою значимость спонсору или нанимателю. Нежелание увеличить заработок расценивается как моральное падение.

— Не нами, — вставляет папа. — Мы понимаем, что есть оттенки серого. Но Триада даёт работу десяти тысячам людей. Их благополучие — в наших руках. Их будущее тоже. Мы не хотим подвести их.

Сначала я хочу резко ответить им: о, так вы предаёте меня, не говоря уже о вас самих, только чтобы офисные работники Триады получили премию побольше на Рождество. Я думаю, из-за этого можно разрушать жизнь других людей. Однако, предупреждение Ромолы эхом отзывается у меня в голове — здесь нет наций. Только корпорации. Твоя жизнь поднимается и падает вместе с жизнью работодателя.

Здесь всё перевернуто с ног на голову, но по меньшей мере я понимаю, как родители оказались в этом.

Папа хлопает меня по плечу.

— Триада хочет не только прибыли. Это просто часть того, что ты видела. Я же говорил вам, что нам нужно было позвать её сюда раньше.

Это относится к Конли, тот кивает. Он одет в тёмно-изумрудную одежду, оттенок ассоциируется с Триадой и её логотипом.

— Я понимаю, почему ты расстроена, Маргарет. Мои другие воплощения могут быть… — он подыскивает правильные слова, потом заканчивает:

— совершенными мудаками.

Я ничего не могу поделать с собой и смеюсь.

Конли улыбается, явно подбодрившись.

— Я прошу прощения за их действия. В их мирах даже нет таких требований к деньгам. Для них это всего лишь самоутверждение. И я первый признаю, что их методы оставляют желать лучшего. Мы начали сотрудничество, предполагая, что мы все выиграем, но я первый признаю, что всё получилось не как планировалось.

— Почему вы работаете с ними, если думаете, что они так ужасны? Почему вы вообще начали это — этот сговор? — сотрудничество, чтоб его. Я отталкиваю своё кресло подальше от стола, дальше от Конли и смотрю мимо мамы. — Почему вы не остановились, когда другие Конли начали похищать людей?

— Ох, милая, — мамины глаза наполняются слезами. — Твой отец и я, все мы трое, делаем это по одной и той же причине.

Папа тихо добавляет:

— Мы это делаем потому, что это единственный способ вернуть Джози.

Изогнутые, чёрные стены оказываются огромными экранами. На каждом из них проигрывается своё видео с Джози.

Слева: семейное видео из времён, когда мы с Джози были младше, ещё одно, когда мы на экскурсии в каком-то летающем корабле со стеклянным куполом. Папа держит камеру. Он перемещает фокус от морского берега на нас по очереди. Все одеты монохромно, полностью в розовое или жёлтое. Я забрала волосы в хвост, это также не идёт мне, как и дома, и одета в серое. На экране я вижу, как папа снимает, пока я сама делаю фотографии, может быть, чтобы использовать для картин в будущем. Мама говорит о том, что прибрежная линия имеет фрактальную структуру. Джози подставляет лицо солнцу, купается в нём.

Справа Джози и Конли на какой-то модной вечеринке. Для меня его одежда не очень отличается от того, что на нём сейчас, но на Джози — длинное шифоновое платье цвета дыни, которое подошло бы и для моего мира, того факта, что она не в джинсах, достаточно для того, чтобы доказать, что это особенное событие. В настенных канделябрах мерцают свечи. Каштановые волосы Джози подобраны верх на одну сторону, на её виске приколот какой-то тропический цветок. Это должно выглядеть смешно, но это не так. Вместо этого она напоминает мне кинодиву из 1940-х, женственную и блестящую. Рука Конли сплетена с её, и он смотрит на неё, как будто она — самый яркий свет в комнате.

На самом большом экране позади нас проигрывается видео с логотипом Триады в правом нижнем углу. Яркий аквамариновый цвет облегающего костюма Джози напоминает мне плавательные костюмы, в которых она сёрфит. На её шее висит немного другая версия Жар-птицы. Она сидит за столом, разговаривая с помощниками. Она кажется деловитой, но полной энтузиазма.

— Очевидно, греко-романский паганизм выжил в измерении 101347. Храмы Зевса, Аполлона, Афины и Афродиты были расположены на главных улицах, но я видела поклонение божествам из других культур, таких как Одину и Изису. Разнообразные формы паганизма должно быть сосуществовали в течение длительного промежутка времени…

Я не могу это осознать. Холодная правда затмевает все эти видео, всю эту информацию: родители сказали мне, что в этом измерении моя сестра мертва.

— Она вызвалась сама, — папа говорит так, что я думаю, что он часто повторяет это себе. — Джози хотела путешествовать через измерения. Её любовь к приключениям… ей всегда не хватало их. Она всегда хотела больше.

Конли смотрит на лицо Джози на экране.

— Поэтому, когда она захотела быть нашим первым путешественником, идеальным путешественником в нашем измерении, казалось таким естественным сказать да. Кто бы справился с этим лучше? Кому бы это понравилось больше?

Никому, понимаю я. Джози всегда немного нервничала, когда мы разговаривали о путешествиях в разных мирах. Дома, однако, у неё своё научное приключение, погружение в океанографию, каламбур, над которым они с папой всегда смеялись. Она никогда не хотела быть частью работы родителей. В этом мире, однако, она пошла по их стопам.

До тех пор, пока…

— Если бы это произошло в одном из более опасных измерений, я думаю, мы бы были более готовы к негативным последствиям, — голос мамы кажется тонким. Натянутым. — Но Джози была в мире, похожем на твой. Технологии были более примитивны, но ей нравилось медленное течение жизни. Доступ к лесам и морю. Она постоянно возвращалась туда, предположительно, чтобы обнаружить эффекты от повторяющегося входа в измерение. На самом деле она возвращалась, потому что ей это нравилось.

Конли закрывает глаза:

— Я позволял ей. Я подбадривал её. Это казалось безобидным. Она столько для нас сделала. Почему не позволить ей отдохнуть? Я… я никогда не мог запретить то, чего она на самом деле хотела.

Никто не продолжает, поэтому мне приходится спросить:

— Что произошло с Джози?

Никто из них не хочет произнести это. Папа говорит первым.

— Случайный несчастный случай оказался ужасающим.

Кается, папа не может продолжать, поэтому говорит мама:

— Без сомнения, ты думала о том, что произойдёт если путешественник находится внутри своего другого воплощения, когда оно умирает.

У меня определённо были причины для волнений. Мысль о том, что Джози умерла таким образом — ужасна, но я видела измерения без неё. Измерения, где наши родители мертвы, измерения где все они умерли, когда я была ребёнком. Мне больно об этом думать, но я научилась жить с этим. Я думаю о своей семье дома и напоминаю себе, что я скоро буду с ними.

Для этих версий мамы и папы и Ватта Конли, как бы странно это ни было, такого успокоения нет.

— Как умерла Джози? — спрашиваю я так мягко, как могу. — Авария, когда у неё не было времени прыгнуть оттуда?

Мама качает головой.

— В каком-то смысле, да. Но правда была гораздо хуже.

Я вдруг понимаю:

— Она расщепилась, да?

Конли отвечает мне:

— Джози пыталась прыгнуть в момент смерти. Она не смогла завершит прыжок. Кусочки её разума рассеялись по меньшей мере по сотне измерений, которые она посещала ранее, как будто… — он пытается найти правильные слова. — Как будто Жар-птица пыталась найти для неё безопасное место и не смогла. Она вероятно сделала ошибку в настройках, у неё было так мало времени, и она должно быть была так напугана…

Теперь папа сидит, сжав голову руками. Конли быстро и прерывисто дышит через нос, как делают парни, когда сдерживают слёзы.

Это кажется задачей с очевидным решением.

— Вы не можете просто собрать её с помощью Жар-птицы? Так же, как Пола?

— Нет, — говорит мама. — Мы пытались. Мы знали, что осколки слишком малы, что мы никогда не найдём их все, и что их будет слишком сложно извлечь из других Джозефин, но мы всё равно пытались.

Мои родители всегда мечтали о великом. Но они не пытаются сделать невозможное, вместо этого они раздвигают пределы возможного. Что означала для них попытка сделать что-то без шанса на успех? Это было отчаяние. Или может быть это безумие, которое иногда следует за большим горем, то же самое безумие, которое заставило меня преследовать Пола сквозь измерения, когда я думала, что он повинен в смерти моего отца. Мысль о том, что я тогда чувствовала, как потрясена была, как ранена, что-то раскалывается внутри меня.

Эти грустные, отчаявшиеся люди — то что осталось от моих родителей в этом измерении. Как бы я ни злилась из-за того, что сделала Триада, я не могу не чувствовать сострадания к ним, даже к этой версии Конли, совсем чуть-чуть.

Я помню, каково это так сильно страдать. Я ещё помню, что это проходит. Скорбь никогда не умирает, у меня всё ещё бывают кошмары о том, как полицейский пришел в наш дом и сказал, что папа был убит, даже несмотря на то, что всё завершилось хорошо. Но горе меняется. Оно становится мягче, меняет форму и становится частью тебя. Такая скорбь не становится легче, но ты привыкаешь к весу и несёшь её.

Со временем, может быть, мама, папа и Ватт Конли из этого мира смогут преодолеть это. Они поймут, каким сумасшествием это стало.

— Мне жаль, — по какой-то причине, кажется, папе от этого только хуже, он вздрагивает. — Я знаю, что это тяжело, правда. Когда я думала, что папа умер и видела его в других измерениях… это помогало мне, ненадолго. Если вам нужно навещать Джози, другие её версии, это нормально. Но это не значит, что можно позволять двум другим Конли делать то, что они хотят. Я имею в виду, они специально расщепили Пола! Подумайте о том, что они делают! Они расщепили Пола и держат каждую частичку его души в заложниках, позволяют Тео болеть от Ночного Вора, даже похитили другую версию тебя, папа — это настолько переходит границы, что ничто не может оправдать такое!

Они обмениваются взглядами, и Конли тяжело вздыхает:

— Всё дошло до того момента, что мы намереваемся вмешаться. Через несколько недель двое других уже не будут для тебя проблемой.

Это должно быть огромным облегчением. Но почему я вместо этого напрягаюсь?

Может быть из-за того, что они многое объяснили, но не ответили мне на самые важные вопросы. Время выдвигать требования.

— Я хочу то, что мне обещали. Я хочу координаты, чтобы найти Пола, и я хочу лекарство от Ночного Вора.

Я ожидаю возражений, продолжения торга. Вместо этого, Конли улыбается, словно с гордостью, в мама с папой обмениваются взглядами, которые значат, что они опять что-то забыли. Фраза «рассеянный профессор» имеет под собой основания. Рука Конли двигается по ноутбуку, который, как я понимаю, больше похож на тачскрин, и через секунду обе Жар-птицы на моей шее жужжат, получив новые данные.

— Вот, — говорит папа. — Мы запрограммировали следующие координаты, плюс отправили тебе данные о лечении от Ночного Вора. В ту же минуту, когда ты уйдёшь, ты сможешь собрать Пола, и узнать, можно ли вылечить Тео. Это же Тео страдает от побочных эффектов, так?

Он кажется таким добрым, но ему совершенно всё равно, какие последствия будут иметь его действия.

— Да, это Тео.

— Формула средства, которую тебе дали, это не лекарство, — объясняет мама. Мне требуется секунда, чтобы понять, что она имеет в виду средство в химическом смысле. — Однако, оно сильно уменьшает интоксикацию организма, дает возможность иммунной системе пациента самой излечить его.

— Да, — говорю я бесцветным голосом. — Я знаю.

Всё это — самое большее, что я могу сделать, чтобы дать Тео шанс. Я думаю о его лице в Мулин Руж, об искренности, которую я там увидела, и моё горло сжимается.

Мама подходит ко мне и обхватывает меня рукой за плечи.

— Ты устала. Поедем с нами домой ненадолго. Отдохни. Узнай побольше о нашем мире.

Напряжение в груди немного слабеет. Что-то в этом всём кажется мне неправильным, но теперь я понимаю, что лучше буду иметь дело с родителями, чем с любой версией Ватта Конли, где угодно.

— Хорошо. Мне нравится, — я с усилием говорю следующие слова обычным тоном: — Только мы?

Конли смеётся:

— Не волнуйся, я не пойду с вами. Я не виню тебя за то, что ты мне не доверяешь, Маргарет. Фактически, я бы сказал, что это доказательство твоего ума.

Я поднимаюсь на ноги, и мои родители начинают вести меня к выходу. Папина рука дотрагивается до моего плеча, может быть, ища успокоения от единственной дочери, которая у них осталась. Но я пока не могу заставить себя выйти из этой комнаты.

Я говорю Конли:

— В Нью-Йорке ты тоже влюблён в Джози. В Нью-Йорке, который я только что посетила. Если у другого Конли есть такой доступ, почему он не пошёл сам не саботировал проект Жар-Птица сам?

— Я сказал ему так не делать, — его голос резок. — Во всех измерениях, в которых у нас с Джози есть шанс на счастливую жизнь, им не дозволено вмешиваться. Никогда. И я уже предупредил их насчёт Джози в обоих измерениях Триады. — Его глаза ищут мои, и на этот раз я не вижу в них тени его обычной самоуверенности. Сейчас ему так же больно, как и мне. — Они её не заслуживают, разве нет?

Раз в жизни мы с Ваттом Конли согласны друг с другом.

Мы с родителями едем домой на монорейле. Монорейлы, к которым я привыкла, однако, медленные, неторопливые конструкции, которые предназначены для того, чтобы везти людей между терминалами аэропорта или вокруг тематического парка. Этот обтекаемой формы и двигается с ужасающей скоростью.

Выглядывая в окно, я вижу переплетение зданий под нами, небоскреб на небоскребе, но ни кусочка земли.

— Я вообще хочу знать, насколько мы высоко?

— Вероятно, нет, — говорит папа, улыбаясь, но это всего лишь тень от его обычной весёлости.

Рассвело меньше часа назад, и это значит, что в вагоне всего несколько пассажиров. Они тоже предпочитают монохромную одежду, хотя я начинаю замечать мелкие детали кроя и оттенков, это, кажется, зависит от названий компаний, вышитых на рукаве или вороте нитью почти того же цвета, как ткань. Интерьер кабинки выполнен в бежевом цвете, ни одного постера с рекламой газировки, ботинок или чего-либо ещё.

— Где вся реклама? — спрашиваю я.

Один из других пассажиров смотрит на меня так, как будто я только что сказала что-то неприличное. Мама шепчет:

— Общественный транспорт объявлен нейтральной территорией.

Ну ладно.

По мере того, как монорейл извивается выше и солнечный свет становится ярче, отталкивающие тени этого мира тускнеют, открывая взору металл и стекло. Высокие здания и переходы теперь отсвечивают серебром или бронзой, и я понимаю, что это место может быть почти красивым, если жить и работать на такой высоте.

Ниже, ближе к земле? Я сомневаюсь, видят ли эти люди хотя бы отсветы солнца.

Относительно спокойное небо вокруг нас неожиданно начинает жить бурной жизнью, тысяча маленьких серебристых летающих машин взмывает в воздух почти одновременно. Я думаю, что так же выглядит, когда одним усилием сдуваешь пух с одуванчика. Папа замечает мою реакцию:

— Личный транспорт запрещён до определённого времени.

Значит ли это, что Тео сейчас едет?

Я ещё раз беру в руку Жар-птицу в поисках Тео. На этот раз я получаю более содержательный ответ, он недалеко отсюда, просто гораздо ниже. Без сомнения, он видит это измерение совсем с другой стороны. Нам нужно сверить впечатления.

— Мы можем взять Тео? — спрашиваю я. Когда родители непонимающе смотрят на меня, я задаюсь вопросом, знакомы ли они в этой вселенной, хотя они должны знать о нём после всего, что случилось. Я уверена, что он спрашивал о Тео. Даже Ромола знала его, в конце концов. — Тео Бека? Того, кто путешествует со мной? И… я не знаю, работаете ли вы с Полом здесь или нет…

— Нет, — говорит папа. Это было бы облегчением, если бы не тон, которым он это сказал.

Папа говорит так, когда злится.

Мама наклоняется ко мне и твёрдо говорит:

— У Пола Маркова и Тео Бека нет роли в текущем проекте Жар-Птица. Ты сможешь встретиться с ними, когда перейдёшь в другое измерение. Здесь в этом нет необходимости. Ты поняла?

— Да.

Я поняла больше, чем они хотели.

Мои родители не стали бы себя вести так, если бы просто не знали Пола в этом мире. Мама не сказал бы «текущий проект Жар-птица». Все они работали здесь раньше, до тех пор, пока Пол и Тео не обратились против них. Как именно, или почему, я не знаю. Если бы версии Тео и Пола в этой вселенной были такими же неправильными, как мои родители, они могли оставить Триаду по плохим причинам. Очень плохим причинам.

Я уже знаю, что нужно найти Пола и Тео, неважно что говорят мои родители. Но когда я это сделаю — смогу ли я доверять им?

В этом измерении я могу оказаться одна.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Глава 25

Монорейл поднимается выше и выше. Я никогда не боялась высоты, но, когда он начинает пролетать над крышами небоскребов, мой желудок переворачивается от страха.

Но опять же, это может не иметь отношения к высоте.

Мои родители сидят с обеих сторон от меня, оба чувствуют себя легко и, кажется, не беспокоятся. Я не сомневаюсь в их любви — к их дочери из этого измерения и даже ко мне. Но, однако с каждой проходящей секундой их холодные слова насчёт Пола и Тео всё громче звучат у меня в голове.

Мы с Полом не единственные, кому предназначено судьбой встретиться, бесконечная симметрия мультивселенной касается всех, по-разному. Кажется, я нахожу Тео почти так же часто, как Пола. Джози и Ватт Конли тоже часто встречаются, несмотря на то, что я бы этого не хотела.

И загадочные законы судьбы и математики приводят Пола и Тео к моим родителям.

Они изобретают вместе. Создают вместе. Технологии, которые они разрабатывают, меняют саму мультивселенную. Я видела это в бесчисленных измерениях. Даже в Военной Вселенной, когда моим родителям было неловко с Полом из-за меня, они всё равно работали с ним и понимали его гениальность.

В этой вселенной, мама и папа говорят, что Пол и Тео ничего не значат.

Почему они мне лгут?

Я украдкой бросаю взгляд на отца, который улыбается мне с обычной мягкостью. Они не намереваются причинить мне зло: я уверена в этом. Но они также не намеревались причинить мне зло, когда основали Триаду, когда стали работать с Ваттом Конли, когда они позволили похитить Пола и отравить Тео. Их намерения могут быть хорошими, но их методы — нет.

Вес Жар-птицы у меня на груди напоминает мне о том, что у меня есть информация, за которой я пришла. Я хочу узнать побольше об этой вселенной, и что основатели Триады собираются дальше делать, но в кои-то веки, я бы предпочла, чтобы наше измерение не оставалось в неведении. Было бы хорошо узнать другую точку зрения.

И если бы эта точка зрения была точкой зрения Пола или Тео, у меня есть ощущение, что я узнала бы гораздо больше.

Монорейл скользит во влажную тень, напоминая мне о туманах на пляже Сан-Франциско. Только тогда я понимаю, что мы заехали в облако. Мы слишком высоко. Мы начинаем останавливаться, на секунду я думаю, что водитель со мной согласен, но потом мы прибываем на другую станцию. Мои родители встают, это должно быть наша остановка.

— Мы живём так высоко от земли? — я рада, что есть облако, потому что по меньшей мере я больше не вижу, как далеко придётся падать.

Мама качает головой, и я чувствую облегчение, пока она не говорит:

— Отсюда поедем на лифте.

Я надеюсь, в нашем доме нет окон.

Теперь на монорейле остаётся только горстка людей, и по большей части они сходят на нашей станции. Большая часть толпы направляется направо, а мы идём налево. Я смотрю на папу в нерешительности, и он объясняет:

— Большая часть людей едет на лифте вниз. Им нравится сходить на самой высокой станции, с которой можно попасть домой. Это единственный способ, которым люди могут сообщить о своём статусе в общественном транспорте.

— Я думала, посредине здания безопаснее, — говорю я, вспоминая шок Ромолы при мысли, о кабинете руководителей на верхнем этаже.

— Для корпоративных штаб-квартир — конечно, — говорит мама. Она кажется раздражённой, как будто приходится объяснять, почему духовки не ставят в спальнях. — Но Межкорпоративные Соглашения устанавливают санкции, если на сотрудников нападают дома.

Это измерение открывает совершенно другую точку зрения на соревнование Кока-Колы и Пепси.

Здесь станция блестит почти жемчужно-белым, кто-то должно быть полирует пол практически каждый час. Но это не важно. Я понимаю, что, если хочу увидеть ту часть измерения, которую Триада никогда не покажет мне, найти Пола и Тео, это мой последний шанс раствориться в толпе.

Вдалеке справа я вижу два указателя с надписями «ТУАЛЕТЫ», один голубой, другой — розовый. Это мой единственный шанс.

— Мне нужно…

Мама машет мне, и папа улыбается. Они настолько ничего не подозревают, что я чувствую себя немного виноватой. Но когда я иду к розовой вывеске, я слышу, как мама кричит:

— Маргарет? Куда ты?

Ох, чёрт. Я полуоборачиваюсь и пытаюсь улыбаться.

— В комнату для девочек?

Она указывает на голубой знак.

— Разве в твоём мире голубой не для девочек?

Здесь розовый для мальчиков. Детали могут тебя выдать.

— Ох, ладно. Спасибо.

Я ухожу от них, но не слишком быстро. Я пересекаю путь толпы, которая направляется вниз к лифтам, и мне приходится расправить плечи и ступать осторожно, чтобы не столкнуться ни с кем. Это даёт мне повод обернуться назад, и я вижу, что родители оживлённо беседуют друг с другом.

Я меняю направление и смешиваюсь с толпой. Я иду так быстро, как могу, чтобы не привлечь внимание к себе, потому что я не буду в безопасности до тех пор, пока не достигну лифтов. Но действительно ли я буду в безопасности? Смогут ли родители отследить Жар-птицу, висящую у меня на шее? Вероятно, но нужно попробовать.

Думая, что меня уже не видно, я проталкиваюсь вперёд, чем заслуживаю несколько возмущённых взглядов. Но никто ничего не говорит, когда я вжимаюсь в переполненный лифт как раз вовремя, чтобы двери закрылись прямо перед моим лицом.

Моя голова пульсирует. Уши закладывает от быстрого спуска. В любую секунду я ожидаю, что свет станет красным — или может быть зелёным, цвета Триады, и из динамиков зазвучит предупреждение. Но этого не происходит. Остановка за остановкой, мы спускаемся вниз. Я решаю сойти на последней остановке, где бы она ни была. Чем дальше я буду от Триады, тем лучше.

Наконец, я оказываюсь в числе троих, оставшихся в лифте. Он со стуком останавливается, и я догадываюсь, что это значит конец. Я выхожу через двери, в небольшую тёмную станцию — и в хаос.

Электронные плакаты и знаки покрывают каждую поверхность, все сияют такими яркими цветами, что на них смотреть почти больно. Они мигают одновременно, и рекламные записи играют все вместе, повсеместные и невидимые.

«Греческий йогурт Аполлон! До 50 процентов молока!»

«Открой свой мир: Воздушные круизы Викинг»

«Обновление Стража на десять процентов дешевле только на этой неделе! Разве безопасность вашей семьи этого не стоит?»

«Revlon EverLash — испытай его!»

Ошарашенная, я наклоняю голову, но это не помогает. Пол густо усеян рекламными листовками туфель, летающих машин, фильмов. Снова Леонардо Ди Каприо. Над головой не лучше — те же постеры, но не испачканные отпечатками ног.

Поначалу я не могу решить, торговый центр это или улица, но потом я понимаю, что в этом мире между ними нет разницы. Какие-то проходы выходят наружу, но магазины и дорожки, кажется, сливаются в одно. Пройти пять шагов, не увидев новой рекламы, невозможно.

Я думаю о поездке в Лас-Вегас, в которую мы с семьей отправились, чтобы отметить окончание Джози старшей школы. Она должна была быть запоминающейся и весёлой, но мы её возненавидели. Я представляла казино, как… ну, казино. Отдельное здание, куда можно войти. Вместо этого, в ту же минуту, как мы сошли с самолёта, всё ещё в аэропорту! Нас атаковали игральные автоматы. Нельзя заселиться в отель, не пройдя сквозь сувенирные магазины и рестораны. Нельзя дойти к лифту от стойки, не проходя мимо столов для рулетки. Вегас — это гигантская протянутая рука, ждущая денег. Вот чем стало всё это измерений.

Осмотрев обстановку, я забилась в угол между двумя стендами с охлаждёнными брендированными сэндвичами. Потом я вынимаю Жар-птицу и ищу Тео.

Сигнал говорит, что он прямо там же, где я, и я чувствую, прилив надежды, прежде, чем понимаю, что он гораздо ниже меня.

Гораздо ниже.

Со вздохом я протискиваюсь обратно через толпу к следующим лифтам, едущим вниз, и на следующем уровне, и на следующем под ним. Каждый раз после пересадки реклама становится более кричащей, продукты кажутся более дешёвыми. И свет в окнах становится тусклее с каждой остановкой.

Когда я наконец вхожу в, кажется, последний лифт, кто-то говорит:

— Юная леди, — я оборачиваюсь и вижу мужчину в яркой розовой униформе, которая, я думаю, здесь выглядит особенно мужественно. — Вы уверены, что хотите этого?

Чего? Сесть в лифт?

— Гм, да.

— Внизу не место для людей вашего возраста, — он говорит это так, что я понимаю: «Внизу» — это их название для того, что меня там ждёт.

— Всё будет хорошо, — говорю я и сажусь в лифт одна. Через сужающийся просвет между дверями я вижу, как он хмурится и качает головой.

Когда двери лифта снова открываются, я вижу всего горстку электронных объявлений, они тускло светятся и изображения сменяются без звука. Пол — это просто пол и платформа выходит наружу.

Снаружи — тёмная ночь.

Я подхожу к перилам и смотрю вниз: теперь я всего в двадцати пяти или тридцати футах от земли. Потрескавшийся асфальт, больше похожий на булыжную мостовую — это всё, что остаётся от того, что когда-то было тротуаром или улицей. Несколько человек торопятся по этим почти пустынным тротуарам недалеко от меня, но никто из них не кажется довольным нахождением здесь. Они бросают на меня оценивающие взгляды: моя чёрная одежда явно выделяет меня из массы более потрёпанного коричневого и бежевого. Я думаю, не нападут ли на меня. Моя рука сжимается вокруг Жар-Птицы защитным движением.

Потом я слышу звук шагов, людей много, и слышу, как кто-то говорит:

— Если я правильно это прочитал, она сразу за углом.

Это Тео. Я начинаю улыбаться и иду к ним.

— Слава Богу, ты…

Мои слова обрываются. Просто из-за того, как он смотрит на меня, жёстко и без выражения, я понимаю, что это не мой Тео. Тот, который пришёл со мной, спит внутри версии из этого мира, который, кажется, совсем меня не знает. Неужели этот Тео просто выслеживает чужака из другого измерения?

Вся группа затихает. И я тоже. Потому что Тео только что вытащил что-то чёрное и угловатое, и я уверена, что это оружие.

И он направил это на меня.

Тео усмехается:

— В этот раз не так весело?

Никто не вмешивается. Несколько человек, находящихся на этом участке дороги намеренно смотрят в сторону, не желая вмешиваться. Полицейских в розовом нигде не видно.

Наверное, я должна сильнее испугаться, чем сейчас, но у меня в мозгу снова и снова крутится одна и та же фраза:

«В этот раз?»

— Она у нас, — кричит Тео. Его волосы здесь длиннее, и они торчат вверх, а не свисают вниз, и он выглядит как панк-версия Бетховена. Его одежда более мешковатая и многослойная, чем то, что носят наверху, но опять же, она вся одного цвета — тёмно-оранжевого. — Иди сюда, чувак, ты должен это видеть!

И не успела фигура позади него выйти на свет, я понимаю, что это Пол.

Он одет в такой бледно серый, что он почти кажется белым. В отличие от большинства мужчин в этом измерении, Пол коротко стрижёт волосы, даже короче, чем дома. Его длинное пальто достигает коленей, его ботинки — это первые ботинки в этом измерении, которые выглядят так, как будто ходили по земле.

Пол выразительно смотрит на Тео:

— Пистолет правда необходим?

— Как ты можешь об этом спрашивать? — но, когда Пол делает знак, Тео ворчит и убирает оружие.

— Спасибо, — говорю я.

Пол отвечает только кивком.

— Нам нужно поговорить. Очевидно, ты это понимаешь, иначе ты бы ни за что не спустилась Вниз.

— Да, нужно, — я смотрю наверх, представляя, что увижу кусочек неба, но нет. Здесь внизу мир темнее тёмного. — Мои родители смогут выследить меня по Жар-птице? А Конли?

— Им понадобится много времени, чтобы сделать это, учитывая насколько мы ниже их, — говорит Пол, одобряя мое беспокойство. — Пойдём. Нам нужно поговорить.

Тео смотрит на нас, почти комически злым взглядом, но он не пытается остановить нас, или спорить с Полом. Другие члены банды — четыре женщины, трое мужчин, не кажутся более довольными, чем Тео, но никто не возражает.

Они ведут меня по последним ступенькам. Первый раз поставив ногу на землю, я чувствую важность момента. Может быть, так и есть. Но банда Пола привыкла к этому и быстро ведёт меня по неровной дорожке к основанию одного из огромных монолитных небоскребов. Очевидно, какая бы корпорация здесь ни располагалась, они не используют нижние этажи, и не использовали много лет. Я вижу бельё, висящее на верёвках, дым, идущий из окон, может быть производимый самодельными плитами.

Мы входим в тёмные комнаты с низкими потолками, которые освещены только горсткой маленьких светильников. Воздух пахнет знакомо и почти успокаивающе: землёй, кожей, старыми книгами. Тео прислоняется к стене, складывает руки на груди с преувеличенным удовлетворением спрашивает:

— И что теперь?

— Теперь, говорит Пол, — мы поговорим.

Он подходит ближе, светильник медленно освещает его черты. Я в первый раз могу на самом деле посмотреть ему в лицо, и я делаю глубокий вдох. Бледные, неровные шрамы пересекают одну его щёку, но, если не считать этого, он так сильно напоминает мне всех Полов, которых я знаю.

И всё же в эту минуту я не вижу Пола из Вселенной Мафии, который стрелял Тео в колени. Я не вижу Лейтенанта Маркова. Я не вижу влюблённого солдата, которого я предела в Сан-Франциско во время осады, я даже не вижу моего Пола.

Я вижу одного мужчину, одного человека, незнакомого мне. Человека, которого мне надо понять.

Потому что у нас есть возможность, которую никому нельзя терять.

— Вы знаете, что я не Маргарет из этого мира, — говорю я. Они не смогли бы найти меня без Жар-птицы Тео в противном случае. Они бы не знали, что нужно искать.

Пол кивает.

— Ты, однако, Маргарет Кейн, дочь докторов Генри Кейна и Софии Коваленко, путешественница между измерениями.

— Так же как ты — Пол Марков, протеже моих родителей и враг Триады, — я киваю в сторону Тео. — Когда я получу обратно мою версию его?

Медленно Пол улыбается, настоящей улыбкой.

— Осталось недолго. Твоя версия тебе нравится больше?

— Он никогда не был в банде, и никогда бы не позволил никому направлять на меня пистолет.

Тео из этого мира начинает хмуриться.

— Зачем вся эта болтовня? На нужны ответы, братишка.

Они снова очень близки. Мне может не нравиться этот вооружённый и опасный Тео, но хотя бы что-то в нём я узнаю.

Пол говорит:

— Терпение, Тео.

— Какие ответы вам нужны? — спрашиваю я. — Если вы против Триады, а я думаю, что это так, то мы на одной стороне.

Тео, Пол и другие обмениваются взглядами. Пол наконец говорит:

— Они — твои родители. Конли был женихом твоей сестры.

— Мои родители горюют и запутались. Ватту Конли нельзя доверять, неважно какие у него мотивы. И Триада — они пытаются соединить три измерения, чтобы властвовать над остальными. Этого не будет, если мы поможем друг другу.

Тео в нетерпении переминается с ноги на ногу.

— Она говорит то, что ты хочешь услышать.

— Это не значит, что она говорит неправду, — Пол делает жест в сторону потрёпанного металлического стула.

Я не сажусь до тех пор, пока он не садится. Его стул дальше, чем необходимо для беседы, это становится больше похожим на допрос. Но я могу с этим смириться. У этой комнаты определённо нет назначения, здесь мебель от офисного стола до этих складных металлически стульев и, честное слово, деревянной кровати с балдахином в дальнем углу. Эти парни тоже не в лучшем положении, поэтому я с большей уверенностью спрашиваю:

— Что вы хотите знать?

— Твою историю, ты не рассказала её.

Поэтому я рассказываю основное: мои родители противостоят Конли, в этом мире, и других, связанных с Триадой. Похищения. Присвоение тела Тео и отравление его Ночным Вором. Намеренное расщепление Пола. Требования Конли, чтобы я работала на него, и его план. Решив закончить с помпой, я говорю:

— В нашей вселенной мы с тобой любим друг друга.

— Любим, — Пол трясёт головой, и я не понимаю, не верит он мне или просто не может это представить.

— Безумно. Глубоко. Но по какой-то причине за несколько последних дней уже второй раз меня держит на прицеле парень, работающий на тебя, — добавляю я. — И меня от этого тошнит.

— Ты пришла в поисках Тео, — говорит Пол. — Ты должна извинить нас за меры предосторожности.

Очевидно, Тео так же не любит, когда о нём говорят в третьем лице, как и я.

— Мы всё ещё не понимаем, чего она хочет.

Пол кивает и испытывающе смотрит на меня:

— Если ты так влюблена в другую версию меня, почему ты не отправилась спасать его? Очевидно, Тео спасение не нужно. Мы бы не стали его здесь задерживать, даже если бы хотели.

— Чего мы не хотим, — добавляет Тео. Он с отвращением указывает на Жар-птицу вокруг своей шеи. — Знать, что этот парень в ауте внутри меня адски жутко.

— Я пришла сюда не спасти Тео. Просто поговорить с ним, и… — как сказать, чтобы они поняли? — Это главный офис. Это вселенная, где зародилась Триада. Это значит, что весь заговор начался здесь. Мои родители и Конли сказали мне что они хотели, и я верю, что они рассказали мне правду, но не всю правду. Есть ещё что-то, не так ли? И это измерение — единственное место, где я получу ответы. Вы парни — это самый лучший источник, который у меня есть.

К моему удовлетворению, это останавливает Тео. Но потом он меняет тактику.

— Нам бы пригодились ещё Жар-птицы, а у неё есть лишняя.

Я кладу руку на грудь, прижимая Жар-птиц ладонью.

— Вторая — не лишняя. Она для того, чтобы собрать моего Пола и привезти его домой.

— От имени моего другого воплощения я ценю твои усилия, — Пол наклоняется вперёд, изучая моё лицо в свете лампы.

Внутри меня вспыхивает надежда.

— Подожди. Ты думаешь… не может ли последний осколок души Пола быть внутри тебя?

— Я сомневаюсь, — говорит он ровно. — Твой Конли дал тебе последние координаты. Он пытается завоевать твоё доверие, так что я сомневаюсь, что он будет фальсифицировать такую информацию.

Вероятно, так. Я падаю обратно на стул, разочарованная.

Пол остаётся сосредоточенным.

— Ты саботировала технологию Жар-птицы в одном мире, но оставила её жить в другом.

Я киваю:

— Это не много. Всё равно, нам нужно с чего-то начать. Вы ребята ближе к истокам. Может быть, вы знаете, как можно добраться до Триады? Действительно уничтожить их?

Пол и Тео обмениваются взглядами.

— Она может сдать нас Конли.

— Или она может говорить правду, — глаза Пола испытующе смотрят в мои.

Он хочет верить мне. Интересно, стратегия это или отчаяние.

Когда Пол снова заговаривает, он задаёт мне вопрос, которого я не ожидала.

— Какой версии меня ты доверяешь больше всего? И меньше всего?

Мне даже не нужно это обдумывать.

— Полу из моей вселенной.

Он наклоняет голову:

— На какой вопрос ты ответила?

— На оба, — я вспоминаю свой первый прыжок в новое измерение так ярко, как будто я всё ещё стою в Лондоне, дождь мочит моё лицо и волосы, и на плакате я царапаю цель своей миссии: УБЕЙ ПОЛА МАРКОВА. — Я доверяла ему меньше всего, потому что мне нужно было слишком много времени, чтобы понять его. Когда Триада обвинила его в смерти моего отца, и я поверила этому.

Пол простил меня за это. Нет. Для того, чтобы простить, нужно сначала винить человека. Он никогда этого не делал. Я бы прошла мимо такой любви.

— Но ему ты доверяешь больше всего? — Тео садится на стул, немного отведя назад руки и втянув ноги.

Я киваю.

— Поняв своего Пола, я поняла, что он сознательно не причинит мне боли, и вообще никому, если только в целях самозащиты. Он всегда делает то, что считает правильным, и да, иногда мы разного мнения о том, что правильно, но его намерения всегда хорошие. Он так долго был одинок, прежде, чем найти нас. Каждый раз, думая о том, как он был одинок, это убивает меня изнутри. — Почему я не могла сказать это моему Полу? Я скажу при первой же возможности. В следующей Вселенной. У меня перед глазами всё расплывается, и я смаргиваю слезы, не желая плакать, а в это время все версии Пола, которых я знаю, возникают у меня в голове, от сына мафиози до моего обожаемого Лейтенанта Маркова. У него всегда будет место в моём сердце, и есть другие к которым я могла бы испытывать чувства, но… — Я могу отправиться в миллион вселенных и никогда не найти того, кто будет вызывать у меня те же чувства. Только мой Пол. Только он.

Тео издает звук, так знакомый мне из моего мира, «избавь меня от этого». Но Пол так смотрит на него что он сразу же умолкает.

Мне говорит Пол:

— В одном я уверен: ты — не Маргарет Кейн из этого мира. Даже если ты не рассказываешь мне всего. Я вижу, что ты ненавидишь Триаду так же сильно, как мы.

— Отлично, — стонет Тео. Но в его голосе нет огня, он может сопротивляться, но он последует за Полом.

Пол поднимается на ноги.

— Да, мы работаем с ней, и с другим тобой. Так что приготовься к напоминанию, — Тео вполголоса ругается.

Я тоже встаю, счастливая от того, что я больше не узница. Понимание Пола заставляет меня кое-что заподозрить.

— Ты путешествовал между измерениями, пока был с Триадой?

— Один или два раза.

— Так какой версии меня ты доверяешь больше всего, или меньше всего?

Это должен был быть лёгкий вопрос, чтобы разрушить напряжение. Но выражение лица Пола становится твёрже, как у мафиози перед тем, как он выстрелил.

— Мне придётся сказать, что ты — версия, которой я больше всего доверяю.

Мне? Он едва меня знает.

— Скажи, кому меньше всего, — требует Тео, садясь, готовясь с болезненному напоминанию. Пол ничего не говорит. Тео смеётся. — Отлично, я скажу ей.

— Скажешь мне что?

Тео усмехается снизу-вверх и говорит:

— Версия, которой мы меньше всего доверяем, та. Наша собственная Маргарет Кейн, самая верная последовательница, которая есть у Ватта Конли, и самая холодная сука во всей мультивселенной.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется

Глава 26

Я всё еще жду, что Пол скажет, что они шутят, или что выражение лица Тео наконец сменится на его обычную самодовольную усмешку и что он скажет мне, что выражение моего лица бесценно. Они этого не делают.

Я уже знала, что работаю на Ватта Конли. Но добровольно? Зачем мне это делать? Не успев задать себе этот вопрос, я нахожу ответ.

— Это из-за Джози, — говорю я. — Моей сестры. Я не знаю, знакомы ли вы с ней…

— Да, — Пол говорит тихо, но за его словами проскальзывает что-то не похожее на сострадание.

— Мои родители не такие. По крайней мере в большинстве измерений. Ты должно быть сам это видел, так? — когда Пол кивает и усмешка Тео пропадает, я понимаю, что на правильном пути. — Они потеряли своего ребёнка, и они рассыпаются на части.

Тео складывает руки на груди:

— Это не извинение.

— Нет, но всё равно, нам просто нужно привести их в чувство. Всё, чего они хотят — это снова увидеть Джози.

Тео фыркает:

— Сказал бы я.

Эта версия Тео просто какашка.

— И что это должно значить?

Отвечает Пол, но другим вопросом:

— Ты правда не знаешь, разве нет?

— Мама и папа объяснили.

— Не всё, учитывая, что ты их всё ещё защищаешь, — Пол смотрит на меня, словно с жалостью.

В ту секунду, когда я поняла, что мои родители — соучредители Триады, шок и ужас оглушили меня. Эти эмоции снова нарастают внутри, ещё глубже, чем до того.

— Скажи мне, — шепчу я.

Пол качает головой.

— Если это будет исходить от меня, ты не поверишь. Ты должна услышать от них сама.

— Это не из-за Джози, — фыркает Тео. — Для тебя, я имею в виду. Маргарет Кейн из этого измерения обожает залезать вам в голову. Власть над вашими другими воплощениями — вот от чего она кайфует. Живёт ради этого.

— Откуда ты знаешь? — выпаливаю я в ответ.

Пол шагает между нами, возможно боясь, что мы действительно сцепимся.

— Мне жаль, Маргарет, но это правда. Ты говоришь так сама. Ты манипулируешь жизнью других своих воплощений, просто потому, что можешь. Я видел, как ты бросала школу, уничтожала картины, разбивала машины, ввязывалась в потасовки, — через несколько долгих секунд он добавляет, более тихо: — спала с другими парнями. Иногда с девушками. Без разницы. Это для тебя не имеет значения, если это причиняет кому-то боль.

Он не встречается со мной глазами. Он чувствовал эмоции другого Пола, который прошёл через это.

Я держу голову высоко:

— Это не похоже на меня.

Тео снова фыркает. У Пола, по крайней мере, хватает совести выглядеть сожалеющим о том, что ему пришлось сказать.

— Это похоже на Маргарет Кейн, которую мы знаем. Она всегда играет с другими своим воплощениями, просто посмотреть, сколько она сможет изменить или уничтожить, она называет это формой искусства. Она говорит, что это скульптура, но вместо глины она использует жизни.

У меня в животе образовывается пустота, но я не позволяю себе верить этому.

— Неважно. Я не она, так имейте дело со мной. Чего вы хотите?

— Удержать Триаду от расширения влияния и захвата всех миров, до которых они могут дотянуться, — Пол медленно идёт вокруг меня, оценивая. — Мы знаем, что они намеренно привели тебя сюда.

— Они пытаются завербовать меня. Это не получится, — я делаю шаг вперёд, нарушая его траекторию, он не единственный, кто решает, куда мы направляемся.

— Но ты сделала за них грязную работу, — говорит Тео. — В частности, другая версия меня рассказала всем это, прежде чем уснуть.

— Затем он ещё рассказал вам, почему. Я сделала то, что нужно было, чтобы спасти вас обоих. И по меньшей мере один раз я смогла придумать, как повернуть план Конли против него.

Пол взглядом говорит Тео: «Нужно было это запомнить».

— Ты права. Если мы хотим победить Триаду, нам нужно работать вместе. Как идеальный путешественник, Маргарет, ты должна быть в состоянии бороться с нашей Маргарет, если она когда-нибудь придёт в твой мир…

— Она этого не сделает, потому что для неё будет совсем невесело войти в тело, которое она не может украсть, — говорит Тео. На этот раз я не возражаю против самодовольства в его голосе, я занята тем, что испытываю облегчение от того, что злая ведьма Маргарет не сможет копаться у меня в голове.

— Мы работаем вместе, — говорит Пол громче, очевидно намекая Тео, что не надо снова встревать. — Это может означать, что тебе придётся прийти сюда и помешать планам нашей Маргарет, даже если они будут ожидать этого.

— Отлично. Но как я узнаю, что нам нужно встретиться? Или где? — наши секретные свидания могут происходить в любой точке мультивселенной.

Через секунду Пол говорит:

— Как ты думаешь твой Пол Марков отреагирует на мой вход в твоё измерение на короткие промежутки времени, только чтобы согласовать планы?

Позволить моему Полу раствориться в этом? У меня нет прав заключать такое соглашение. Но если это правда единственный способ…

— Я даю тебе разрешение прийти один раз. Когда ты это сделаешь, я сообщу тебе, что думает Пол.

Выражение лица Пола немного меняется и становится похожим на уважение.

— Согласен.

Мы можем это сделать. Наконец, мы на шаг вперёд Главного офиса…

Понимание приходит, сокрушающее и ужасное. Другие Маргарет, в которых я была, помнят всё, что происходило, пока я была внутри. Сейчас я внутри Маргарет, которая на стороне Триады.

Когда я говорю об этом Полу, однако, он не поражён.

— Это не имеет значения. У тебя не было другого способа связаться с нами, и Конли бы заподозрил, если бы мы предприняли что-то подобное, в любом случае. Мы сменим местоположение сразу же после твоего ухода.

— Этого достаточно, чтобы защитить вас? — спрашиваю я.

— Мы в такой же безопасности, как и до этого. Другими словами, не совсем, но достаточно, — Пол качает головой, возможно, с удивлением. — Тебе правда не всё равно.

— Я всегда забочусь о тебе, — слова Лейтенанта Маркова всплывают в моей памяти, и не смотря на всё, что я видела в этом путешествии, я могу сказать их Полу в ответ и действительно имею это в виду. — Я бы любила тебя в любой форме, в любом мире, с любым прошлым.

Он не сразу отвечает. Любой, кто не знает его так хорошо, как я, подумал бы, что ему всё равно. Вместо этого он одновременно тронут и сомневается.

— В этом мире ты меня не любишь.

Ещё нет? Никогда? Я говорю то, во что я абсолютно верю:

— Тогда я могла бы полюбить тебя.

Пол тяжело выдыхает, будто с усталостью. Однако, он не противоречит мне, и я знаю, что он понимает то же, что и я — возможность. Вечную возможность. Хворост ждёт только искры, чтобы вспыхнуть.

Внутри меня разгорается надежда. Три измерения, три версии Ватта Конли в сговоре против меня и моей семьи. Теперь, наконец-то у нас собственный сговор. У нас есть источники в Главном офисе, и может быть более того. Конли уже не будет всегда на шаг впереди нас.

Что бы он ни замышлял, у нас есть возможность его остановить.

— Думаю, ты можешь спросить у моей версии разрешения посещать его измерение прямо сейчас, — Тео принимает устойчивое положение и поднимает Жар-Птицу. — Давай. Сделай это.

Он говорит с Полом, но я ближе. Поэтому я наклоняюсь, беру Жар-птицу из рук Тео и набираю последовательность напоминания прежде, чем он может возразить. Хотя я отпускаю Жар-птицу вовремя, разряд обжигает мне пальцы. Тео морщится и откидывается назад, его стул скребёт по полу, но, когда он смотрит на меня, он снова мой Тео.

— Ух ты, — он наклоняется вперёд, упершись локтями в колени, чтобы прошёл шок. — Если я правильно помню последние несколько минут, я был придурком. Извини за это.

Я пытаюсь улыбнуться.

— Очевидно, в этом измерении ни с одним из нас неприятно проводить время.

Тон Пола меняется, когда он говорит с моим Тео, он более вежливый, более отстраненный.

— Ты помнишь план, который мы предложили?

— Думаю, что да. Работать вместе. Два измерения против Триады. Это значит позволить Тео из этого мира периодически вселяться в моё тело, — Тео кажется смущённым. — Учитывая, что сейчас я в его теле, это кажется честным обменом…

Почему только два измерения? Военное измерение могло бы помочь, если бы мы попросили…

Но я отбрасываю эту идею. Как мы можем заставить все миры участвовать? Нам придётся прыгать туда и обратно, так что мы едва сможем понять, с кем разговариваем, и для наших врагов будет проще проникнуть в другие наши воплощения.

От заговоров у меня начинает болеть голова.

Вместо этого я сосредотачиваюсь на лучшей части этого. Между нашими мирами мы разделим информацию и доступ, необходимый, чтобы свергнуть Триаду, раз и навсегда. Это было бы облегчение, если бы не тёмные намёки Пола о настоящих намерениях моих родителей.

Обернувшись к Тео, я говорю:

— Ты помнишь, что Тео из этого мира знает о моих родителях? Что они задумали?

Он качает головой.

— То, что они говорят, проще запомнить, чем то, что они думают. Ты получаешь… эмоциональное впечатление, а не запись того, что происходит на экране.

Все говорит в пользу этого плана.

— Тогда нам нужно найти их и заставить рассказать.

— Нет, — резко говорит Пол. — Не Тео. Если твоя версия прыгнет и оставит нашу версию там, где его могут выследить, Триада засадит его в тюрьму в течение получаса.

— Тогда я пойду сама. Хотя я на самом деле не знаю, где живу в этом измерении.

— Я дам тебе адрес, — говорит Пол. — У нас есть эта информация.

Тео поднимается со стула, даже его манера стоять отличается. Он более устойчив, более уверен, но не такой усталый.

— Мне это не нравится. Ты отправляешь её одну, чтобы её родители сказали ей то, что ты знаешь, но очень удобно не рассказываешь.

— Я вам расскажу, — говорит Пол. — Но, как я уже сказал ранее, никто из вас мне не поверит. Маргарет не успокоится, пока не услышит это от них.

Я делаю шаг к нему:

— Испытай меня.

Он медлит, и я думаю, не поймали ли мы Пола Маркова на лжи. Потом я понимаю, что он мешкает, потому что считает, что его слова причинят мне боль.

— Твои родители… — Пол делает глубокий вдох, потом заканчивает: — Они не просто хотят навещать Джози в других мирах. Они хотят вернуть её в наш навсегда.

Я бы поняла это, если бы мама и папа уже не рассказали мне.

— Ты бы не хотел вернуть своего ребёнка? Но это невозможно. Джози расщепилась на множество осколков. Мои родители знают, что нет способа воссоздать её.

— Есть один способ, — говорит Пол. — Есть одна вещь, которую они могут сделать со всеми измерениями, которые посещала Джози, чтобы обеспечить, что каждый осколок её сознания вернётся домой.

Мы с Тео переглядываемся, он так же сбит с толку, как и я. Это обгоняет наши исследования. Я спрашиваю Пола:

— Что им нужно сделать со всеми этими измерениями?

Пол говорит тихо, как будто хочет смягчит свои следующие слова:

— Уничтожить их.

Через двадцать минут я стою лицом к лицу с побледневшими как пепел версиями моих родителей.

Пол дал мне указания, как найти их. Должно быть, квартира считается роскошной в этом измерении, но мне она кажется пустой и бездушной, нет чёрной стены, испещрённой формулами, нет стопок книг. Я почти могу поверить, что мои родители решили жить в номере отеля вместо семейного дома — такая квартира отстранённая и холодная.

— Ты пыталась найти твою версию Теодора Бека, не так ли? — Мама так говорит, когда она злится, но пытается сдержаться и вести разумную дискуссию. — Внизу опасно, милая. Ты не должна…

Мне не нужно это выслушивать.

— Я нашла Тео. И Пола.

Мои родители переглядываются. Папа говорит?

— Я предполагаю, ты не расскажешь нам, где они.

— Нет. Вы расскажете мне, что… что вы собираетесь делать по поводу Джози.

Я не повторяю то, что сказал мне Пол, вслух, потому что я всё ещё не верю в это. Я не могу.

Отец выглядит так, будто не знает, что сказать, или ему слишком стыдно сказать это. Мама, однако, снова обрела почву под ногами. Единственный признак дискомфорта — то, как она обхватила себя руками, как будто пытается спрятаться от несуществующего холода.

— Путешествия между измерениями опасны, даже для идеального путешественника. Конечно, нам не нужно говорить тебе об этом, ты сама сталкивалась с опасностью. Конечно, в какой-то момент, ты спрашивала себя, не стоит ли прекратить путешествовать насовсем.

Спрашивала, но эти сомнения были не более чем шёпотом в глубине моего подсознания. Удивительные вещи, которые я видела, разные воплощения себя, которыми я была, и которых узнала в других мирах, для меня это перевешивает страшную часть. Пока что.

— После смерти Джози мы сначала подумали, что нужно полностью завершить проект, — продолжает мама. — Риски были слишком высоки, чтобы удовлетворять простое любопытство или даже служить технологическому превосходству. Но потом твой отец и я поговорили с Ваттом Конли, и мы поняли, что у нас есть новая цель. Та, которую добиваются любой ценой. Которая стоит любой жертвы.

— Вы хотите вернуть Джози, — говорю я. — Но как вы собираетесь этого добиться?

Я хочу, чтобы они спорили со мной, чтобы повторили, что воссоздать Джози после расщепления невозможно. Или, если не так, то сказали бы мне, что решение более адекватное.

Но из того, как затихли родители, я понимаю, что Пол сказал мне правду. Триада может быть мотивируется искренней любовью к моей сестре, но их планы более ужасны, чем то, о чём мог когда-либо мечтать мой Ватт Конли.

Мама подходит ближе и встает прямо передо мной.

— Маргарет, осколки души Джози рассыпаны слишком обширно чтобы мы смогли собрать их. Но если это измерение не сможет больше удерживать её…

— Потому что оно прекратило существование? — спрашиваю я.

Через несколько секунд папа кивает.

— Меньшее бы не сработало.

Я так нервничаю, что почти физически дезориентирована, как будто вся планета вращается в новом направлении. Всю свою жизнь я шутила насчёт «сумасшедших маминых теорий», хотя я всегда знала, что они не сумасшедшие, просто немного странные. Но то, что я вижу сейчас на лице моей матери, и моего отца тоже, это безумие.

Не метафорическое безумие. Настоящее, реальное сумасшествие забрало их обоих.

— Вы не можете уничтожить целое измерение, — я объясняю это медленно, как будто это как-то поможет им понять. — Даже если бы это не было абсолютным злодеянием, я имею в виду — как? Нет такой бомбы, которая разрушила бы вселенную, тем более несколько.

— Маргарет, подумай, — мама становится профессором, ошеломляюще знакомым в эту безумную минуту. — Резонансы между измерениями удивительно чувствительны, как ты должна знать. Помни, их можно изменить чтобы создать только одного идеального путешественника на вселенную.

Я никогда не понимала научное значение слова «резонансы», но смысл понятен.

— Чувствительны — значит хрупкие. Разрушаемые.

Папа улыбается, подбадривая меня, не смотря на своё напряжение, как он делал, когда я училась кататься на велосипеде.

— И каждая вселенная пытается достичь идеального баланса. Всё, что нам нужно сделать — это вернуть её к её фундаментальной симметрии.

Воспоминание о прогулке в Муирском лесу с Полом приходит так живо, что я чувствую запах леса. Он стоял на освещённом месте и рассказывал мне что фундаментальная симметрия нарушилась на самой заре сотворения мира. Если бы этого не случилось, если бы материя и антиматерия существовали в равных количествах, как гравитация и антигравитация, вселенная бы уничтожила себя в то же мгновение. Мы бы даже не узнали, что происходит катастрофа, происходила бы катастрофа, потому что время бы тоже перестало существовать.

— Как вы это делаете? Как это вообще возможно? — шепчу я.

— Устройство на удивление просто, — говорит отец. — Удивительно, что никто не придумал его раньше. Но опять же, если даже кто-то подумал о нём, у него хватило здравого смысла не конструировать его.

Я хватаюсь за единственную надежду, которую вижу.

— Но нельзя принести устройство в другую Вселенную! Только сознание может путешествовать между измерениями. Не материя.

— Большая часть материи не может, — мой отец указывает на Жар-птицу, висящую у меня на шее. — Мы экспериментировали с различными сплавами и соединениями. Не займёт много времени сконструировать устройство, которое будет путешествовать так же легко, как Жар-птица. Однако, конечно, любой человек не сможет активировать его. Большинство людей будут стёрты с лица земли с разрушением вселенной, без возможности сбежать.

— Только идеальный путешественник, — говорю я.

Наконец, всё встаёт на свои места. Я знала, что Конли слишком зациклен на мне, что было лишком много других способов сделать грязную работу без меня. Чего я не знала — это насколько грязной будет работа.

— Стоп-стоп-стоп, — я руками показываю знак тайм-аут. — Вы имеете в виду, что хотите, чтобы я уничтожила целые вселенные?

— Джози разбилась на множество осколков, слишком маленьких, чтобы собрать. Но возможно путешествовать в эти измерения. В конце концов тебе не нужно оставаться там надолго, — мама кладёт руку мне на плечо, жест, который должен успокоить, но вместо этого у меня бегут мурашки по коже. — Ты не будешь никого убивать, Маргарет. Всё измерение будет просто стёрто из Мультивселенной. Никому не будет больно. Никто даже не поймёт.

Когда измерение умрёт, оно заберёт с собой всю свою историю. Люди в нём не умрут, они никогда не родятся.

Я думаю о Военной Вселенной, где Джози — пилот истребителя. Или о родителях — военных исследователях, которые изо всех сил стараются поддерживать надежду своей страны. О солдате-Тео, который пробирается в мою комнату по ночам, ища моменты любви в той серой, страшной жизни.

О Лейтенанте Маркове из того мира, который любил меня так глубоко, даже узнав, что я одурачила его.

Я не осмелюсь вернуться в то измерение, и это значит, что я больше не увижу этих людей. Но они заслуживают жить своими собственными жизнями и найти свою судьбу. Получить шанс выиграть войну и выжить.

Как бы ни больно было узнать, что люди в Военной Вселенной мертвы, бесконечно хуже знать, что их никогда не было.

— Вы не понимаете, о чём меня просите, — мой голос дрожит. — Уничтожить измерение — это хуже, чем геноцид.

Они хотят, чтобы я уничтожила целые виды, планеты, звезды, бесчисленные галактики.

— Возможно, уничтожить — неправильное слово, — говорит папа, как будто смена словаря всё исправит. — Думай об этом, как об «аннулировании» измерения, и это гораздо ближе к истине.

Они так далеко зашли, что даже не видят этого. Я наношу удар тем, что первое приходит на ум.

— Джози никогда не приняла бы этого. Даже если у вас получится, если вы снова соберёте её, она возненавидит вас за то, что вы сделали.

— Я уверен, Джозефина поймёт наши мотивы, — говорит мой отец тем же тоном, как когда они позволили Джози в третий раз проколоть уши.

Мама добавляет:

— Помни о том, что Джозефина путешествовала гораздо дольше, чем ты. Она видела, сколько существует наших воплощение, в разных мирах. Одной версией больше или меньше — очень небольшая разница, математически говоря.

— Это больше, чем математика! Вы не можете просто обменять одного из нас на другого!

Кажется, мама почти раздражена моим непониманием.

— Все наши версии — один и тот же человек на очень важном уровне. Разве ты этого ещё не видела? Твой Пол Марков — разве он не тот же человек, которого ты любишь, во всех мирах?

Когда-то я бы сказала, да. Теперь я понимаю, что правда гораздо сложнее. Какими бы похожими не были наши версии, каждая из них уникальна. Каждый из нас, где бы он ни был, незаменим.

— Твоя вселенная в безопасности, — говорит мама. От этого мне не должно стать лучше, но становится. Я достаточно труслива, чтобы радоваться, что мы не первые на разделочной дочке. — Идеальные путешественники — ценный ресурс. Мы не можем аннулировать их налево и направо.

— Ты теперь понимаешь, что технологии надо держать под контролем, — вступает папа. — Если бы у каждого измерения была такая сила, ты можешь себе представить оружие, которое можно было бы создать?

Я качаю головой.

— Но, если вы — единственное измерение, у кого есть такая возможность, это не война. Это просто резня.

— В твоих устах это звучит просто дьявольски, — говорит папа, как будто это не так.

— Пожалуйста, милая, обдумай это когда у тебя будет возможность успокоиться, — мама открыто упрашивает меня, как они никогда не делала раньше. Несмотря ни на что, она достаточно похожа на мою настоящую маму, чтобы у меня заболело сердце. — Мы хотим работать с тобой. Мы хотим, чтобы для всех, кто в этом участвует, всё обернулось наилучшим образом. И мы столько можем тебе дать.

— Например, что? — технологию, чтобы превратить наше измерение в смехотворный коллаж Гойи и Уорхола, как их? Это должно извинить массовое убийство?

Она медлит, её глаза встречаются с папиными.

— Мы хотим защитить тебя, Маргарет. Ты тоже наша дочь. Но… если до этого дойдет… Конли может пойти в другое измерение и создать идеального путешественника там.

Я понимаю, что она имеет в виду в ту же самую секунду, как она произносит это. Но похоже, что мой мозг не принимает это знание. Вместо этого, я горю с головы до ног, и мой желудок сжимается, как будто я выпила яд, который должен сейчас же выйти из моего организма, потому что иначе он уничтожит его.

Мои родители убьют мою вселенную. Они убьют меня. Все потому, что одна версия так же хороша, как и другая, потому что они думают, что мы все одинаковые, взаимозаменяемые…

— Ты понимаешь, что для нас это будет нелегко, — говорит папа, выпрямляясь. — Мы с трудом привели тебя в это измерение. Тебе нужно было узнать правду, хотя мы надеялись преподнести её гораздо деликатнее.

Я плюю в него мой ответ:

— Нет «деликатного» способа сказать мне убить миллиарды людей.

Он продолжает, как будто я ничего не сказала:

— Не торопись. Обдумай всё. Обсуди это с нами дома! Когда ты полностью осознаешь разницу между смертью и несуществованием, что ни один из этих людей не будут страдать так, как страдала Джозефина…

Папин голос прерывается рыданием. Мама берёт его руки в свои, а он крепко сжимает глаза. Почему-то это самое худшее из всего — видеть, что они всё ещё мои родители, всё ещё способны любить и сострадать, и всё равно желают приговорить к смерти целые миры.

— Я ухожу, — говорю я. — Не идите за мной.

Я имею в виду, не следуйте за мной в коридор и определённо не следуйте за мной в мой мир. Но они не преследуют меня. Мама и папа просто стоят, выглядя более грустными, чем я когда-либо их видела.

Однако, они не сожалеют о себе, или о дочери, которая умерла. По большей части, они сожалеют обо мне.

Я могла бы прыгнуть из этой Вселенной прямо с места, но вместо этого я иду к двери. Так я смогу захлопнуть её и создать иллюзию того, что они не преследуют меня, что я могу оставить всё, что узнала, позади.

Но они могут последовать за мной куда угодно, и они так и сделают, пока не получат то, что хотят. Или они уничтожат весь мой мир.

Внимание! Этот перевод, возможно, ещё не готов.

Его статус: перевод редактируется