Дети любви

4

Мэг отлично выспалась, проводив сестру. Впервые за много месяцев, если уж на то пошло. Если чем и хорош был поселок Солитьюд-Вэлли, так это тишиной. Спать здесь одно удовольствие. Впрочем, ей снился один сон, но ничего, кроме блаженства, она от него не испытывала, потому что в том сне внутри того…

…существа, которое когда-то было Мэгги Рейли, вспыхнул огонь, залил золотом вены, расплавил кости и жилы, высвободил нечто, так долго дремавшее под скучной оболочкой тела, и два вихря, сплетясь в один, взмыли в темную глубину прошлого и будущего, разорвали завесу времени, и лица архангелов на небесах оказались так близко, что Мэгги засмеялась во сне, узнав их мгновенно и сразу, потому что у всех у них было лицо темного кондотьера Чико Пирелли…

Телефонный звонок вырвал ее из обжигающе эротического сна, в котором Мэг целовалась и смеялась от счастья. Проснувшись, она немедленно нахмурилась, потому что целовал ее – во сне – Чико Пирелли, бандит, обманщик и гад, прощения которому нет и быть не может.

Настроение, тем не менее, оставалось вполне приличным, и Мэг, спавшая по привычке голышом, соскочила с кровати и подняла трубку.

– Я вас внимательно.

– До… добрый день!

В голосе говорившего явно звучала растерянность. Мэгги ухмыльнулась. Девять к одному, что это звонит парень из богадельни.

– Добрый.

– Мисс Рейли?

– Несомненная. И несравненная. Кто у аппарата? Але! Трубка, говорите скорее!

– Простите, я просто несколько… Это мистер Кранц.

Ого! Так Морин просто наврала про роман с этим Беном Кранцем? Редкий ухажер так представляется по телефону, пусть даже и преподаватель истории.

– Здравствуйте, здравствуйте, дорогой мистер Кранц! Вы не представляете, как я ждала этого звонка!

– Я очень рад…

– А я как рада?! Вы спросите меня, спросите! Я буквально места себе не находила все эти ужасные выходные. Позвонит Бенжамен Кранц или не позвонит – вот что спрашивала я, ломая руки в ночной тиши.

– Я же обещал…

– Ах, что такое обещание мужчины? Что дуновенье ветра… м-м… трам-пам-парам… как клятва женщины, что верность сохранит… трам-тарам… обманет и рогами наградит! Шекспир.

– Мисс Рейли, вы очень… жизнерадостны и…

– Импульсивна. Мама всегда говорила: импульсивна! Отлично готовит, много читает, состоит в скаутах – но! Импульсивна. Слишком. Так вот. Жду я вашего звонка, томлюсь, гадаю. Ночной ветер не приносит желанного облегчения, грудь сжимается тяжким предчувствием, но я строго говорю себе: гуманитарии суть основа нации. Их мало, они должны держаться вместе. Историк словесника не обидит. Тем более сам Бен Кранц.

– Я, собственно…

– Да и что я прошу-то? Обычную ставку лаборанта. Если б я в ректоры просилась или там в бухгалтерию… А кто ж по доброй воле захочет в лаборанты-методисты? Только истинные фанаты профессии. Я вас не утомила?

Трубка неожиданно хихикнула.

– Вообще-то нет. Я немного обескуражен… Но вас очень интересно слушать. Мисс Рейли…

– Мэг… М-м-ммэгу ли я просить вас звать меня просто Морин?

– Удобно ли это…

– Одно слово всегда удобнее двух. Морин – одно слово, мисс Рейли – два. Мистер Кранц – два слова, Бенжамен – одно… Можно?

– Да! То есть…

– Отлично, Бен! Валяйте, глушите. Лучше горькая, но правда, чем приятная, но лесть. Я не гожусь в лаборанты?

– Буду краток. Место ваше.

– Погодите, выпью воды. Я так рада… Бен, а давайте отпразднуем это событие? Приходите в гости… Хотя нет, не будем ускорять события. На нейтральной территории. Идет?

– Ох… Морин, вы настоящая Буря и Натиск. Идет. В пять на площади?

– Годится. Я буду в оранжевом комбинезоне и с гвоздикой в зубах. Как мне узнать вас?

– Вы же отлично меня знаете…

– Нет, началась новая жизнь, в ней все должно быть по-новому. Вы – незнакомец, новая глава книги моей жизни, и мне еще только предстоит прочитать ее.

В голосе Кранца звучала явная паника – но пополам с любопытством.

– Что ж… моя актриса, попробуем сыграть по вашим правилам. Я буду… в белой рубашке…

– …с пышным жабо, в кожаных ботфортах и со шпагой наголо…

– …и с портфелем.

Мэгги зевнула. Кошмар! Бедная сестричка. Немудрено, что она перестала мыть голову. Для кого?

– О’кей. В пять на площади у фонтана.

– Морин… но на площади нет фонтана?

Мэг была непреклонна.

– Ищите, должен быть фонтан. Лично я буду ждать вас на площади у фонтана. До встречи, Бенни.

Повесила трубку – и разрыдалась, словно обиженный ребенок.

Все мои жемчуга и рубины, все таланты мои и чудеса – для кого, если нет тебя?

И кто я, если не твоя женщина, мой мужчина? И зачем мне дышать, если я не одним с тобой воздухом дышу, не в одни с тобой небеса смотрю, не одним огнем с тобой горю…

Бен Кранц оказался не совсем уж пропащим. Просто очень уж… средним. Среднего роста, средней полноты, среднего телосложения. Аккуратнейшие брюки темно-синего цвета, белоснежная крахмальная рубашка, узкий галстук. Очки в кармашке, элегантные, в тонкой оправе.

Волосы у Кранца были черные, гладко зачесанные назад и совершенно явно намазанные гелем для укладки. От этого создавалось впечатление, что они приклеены к черепу. Бен Кранц стоял посреди площади и оглядывался по сторонам с тревожным и одновременно жадным любопытством. Мэг душераздирающе вздохнула, взбила белокурую копну волос и двинулась вперед своей вкрадчивой кошачьей походкой.

Для свидания с боссом Морин она выбрала бордовое платье в стиле «Италия 60-х». Широкая юбка, квадратный и очень глубокий вырез декольте, словно бы случайно вылезшие кружева алого лифчика… Высокие шпильки делали еще стройнее мускулистые ноги танцовщицы, а к груди она прижимала керамическую мельницу на пластиковой лужайке. По ярко-голубому руслу пластиковой реки бежала вода, и крылья мельницы вращались, якобы под напором потока, а на самом деле – благодаря батарейкам, известным во всем мире мощностью, от которой даже зайцы становятся розовыми…

Комнатный фонтан она приобрела в сувенирной лавке. Счастливая хозяйка – Мэг была первой посетительницей за последние пару месяцев – все порывалась сделать скидку, но Мэгги решила не мелочиться.

Она изо всех сил валяла дурака – чтобы не завыть от отчаяния.

При виде девушки Бен Кранц повел себя наилучшим образом, а именно – уронил портфель. Мэг довольно ухмыльнулась. По крайней мере, сестренку ждет сногсшибательная карьера. А при желании и готовый кандидат в мужья, хотя сама Мэг не рекомендовала бы… От таких мужей мухи дохнут и цветы вянут.

– Здравствуй, незнакомец.

– Морин… Боже мой, как же я раньше… Здравствуйте, здравствуйте, Морин! Я ужасно рад вас видеть.

– Я тоже, Бен. Ужасно. Просто до ужаса.

Она подхватила профессора под руку, и они вместе покинули площадь, посреди которой остался стоять маленький комнатный фонтан.

Все, что боженька ни делает, все к лучшему. Приблизительно так думала Морин-Мэгги, осторожно и не слишком грациозно – для танцовщицы-то – слезая с железного коня. Ведь она и понятия не имела, где находится клуб Мэг, а Дик Манкузо отличненько ее довез до места. Теперь нужно улучить момент, переговорить с подружками Мэг, все им объяснить и каким-то образом удрать до начала выступления. Потому что выступать она не будет ни за что, это понятно.

На первый взгляд задача была вполне ясной, вот только сомнения терзали Морин с каждой минутой все сильнее и сильнее. Эта самая Бренда, судя по кратким, но емким характеристикам Мэг, была отъявленной стервой…

Впрочем, сейчас, вот именно в эту минуту Морин не особенно заботила неведомая стерва Бренда. Гораздо больше ее занимали собственные ощущения – необычные и никогда ранее ею не испытанные.

Она вскинула на Дика блестящие от возбуждения и восторга глаза.

– Наверное, езда на мотоцикле сродни верховой езде, приходится работать, а не просто сидеть. Сегодня я, наверное, прошла полный курс обучения – от нуля до марафона. Подозреваю, что завтра я об этом пожалею.

Дик хмыкнул и качнул головой, показывая жуликоватого вида швейцару, ринувшемуся было к ним, что отгонять его мотоцикл не надо.

– Я же вас предупреждал. Комфорта маловато.

– А я и не жалуюсь. Я согласна терпеть боль хоть каждое утро, если вечером после этого вновь смогу испытать такое же удовольствие. Теперь я знаю, что значит фраза «Что плохо для тела, хорошо для души».

Лицо Дика посерьезнело, он нахмурился и уставился на нее своими зелеными глазищами. Некоторое время он изучал ее лицо, недоверчиво выпятив нижнюю губу, а Морин гадала, что такого она ухитрилась брякнуть на этот раз. Наконец Дик вынес вердикт.

– Вы говорите серьезно.

– Естественно. А почему я должна говорить иначе?

– Потому что я еще в жизни не встречал человека, который относился бы к езде на мотоцикле так же, как я. Уж во всяком случае, женщин точно не было.

– Значит, у нас с вами совершенно случайно образовалась глубокая духовная связь, но исключительно через механизмы.

– Жаль.

– Что?

– Жаль, что исключительно через механизмы. Знаете, мисс Стар, не сочтите за нахальство, но я бы не возражал против гораздо более глубокой и разветвленной связи… Духовной, разумеется! Хотя…

Она вспыхнула, но не рассердилась. Странно – обычно она терпеть не могла двусмысленных намеков. Впрочем, никто ей их особенно и не делал.

Внезапно Морин почувствовала головокружение. Господи, что она творит! Тихая училка из студенческого городка, серая мышь Морин Рейли! Вот стоит она перед входом в стрип-бар, а только что неслась навстречу ветру через весь город, прижавшись всем телом к малознакомому и такому привлекательному мужчине. А предстоит ей выступать перед толпой мужиков… Ну… это уже фантазии!

– Мистер Манкузо…

– Давайте по имени, ладно? Просто Дик. И просто Мэг. Можно?

– Пожалуй, да. Нам ведь еще вместе работать… я надеюсь.

Дик с интересом посмотрел на кареглазую ангелицу. Все ж непонятные существа эти бабы! С такой внешностью – и такой цинизм. «Работать» – это она имеет в виду обсуждение суммы, за которую согласна дать опровержение?

Настроение немедленно испортилось. Дик галантно пропустил Мэгги Стар в зеркальную дверь и постарался стереть из памяти ощущение восторга, которое не покидало его всю дорогу, пока он чувствовал, как упругая грудь вероломной возлюбленной Чико Пирелли упирается ему в спину. А как она его обнимала! Доверчиво, крепко, отчаянно – так обнимают маленькие дети…

Дик мрачно уселся за ближайший к сцене столик и вяло помахал Мэгги рукой.

– Я подожду здесь. У вас сейчас, наверное, будет репетиция.

– Я постараюсь отделаться побыстрее…

– Ну зачем же! Интересно посмотреть, когда есть что показать.

Морин снова залилась краской и торопливо шмыгнула в неприметную, явно служебную дверь. Последняя фраза Дика прозвучала куда более цинично, и это ее расстроило. Ведь он же профессионал, в конце-то концов, неужели профессионалы тоже могут считать поголовно всех стриптизерш проститутками?

Через минуту она ответила на собственный безмолвный вопрос положительно.

Коридор закончился еще одной дверью, а за ней открылась необъятная комната, битком набитая голыми женщинами. Размеров комнате придавали многочисленные зеркала, развешанные по всем стенам. Благодаря этому сновавшие туда-сюда красотки отлично просматривались со всех буквально ракурсов. Морин физически почувствовала, как ее румянец переходит из бордовых оттенков в багрово-свекольный.

Она и в школьные годы была стеснительной, в отличие от Мэг. Никогда не заходила в общий душ во время занятий в бассейне, дожидалась, пока все уйдут. Ненавидела осмотры у гинеколога и хирурга. Отводила глаза, когда Мэг торопливо переодевалась при ней в спальне…

Эти женщины явно не обращали внимания на собственную наготу. Скорее, они относились к ней, как к некой форме одежды. На большинстве присутствующих не было вообще ничего, лишь некоторые могли похвастаться наличием трусиков… если кусочки прозрачной ткани размером с четверть носового платка, едва прикрывавшие лобок и державшиеся на тоненьких золотых шнурках, можно назвать этим гордым именем. По сравнению с ними собственные трусики Морин тянули на панталоны!

Груди большие и маленькие, смуглые, молочно-белые, шоколадные, с крупными темными сосками и крошечными розовыми бутонами, пятого и первого размеров – буйство плоти могло бы смутить даже самого стойкого из аскетов. Длинные ноги, стройные бедра, мускулистые попки, впалые животы, пупки с блестевшими в них бриллиантиками. Вольно разметавшиеся белокурые локоны, жесткие черные кольца, короткие стрижки «под мальчика», рыжие гривы. И затейливо выстриженные треугольники лобков – в таком количестве, что отвести глаза Морин не могла просто физически.

Над всем этим развратом висел звонкий многоголосый гомон – женщины переговаривались, спорили, смеялись, ругались, сквернословили, плакали, курили… У Морин все сильнее кружилась голова, она еле стояла на ногах.

Высокая шоколадная красотка в розовом прозрачном неглиже подхватила ее под руку и прошипела:

– Ты сестра Мэг, верно? Только молчи, умоляю! Меня зовут Пейдж, я подруга твоей сестренки. В клубе шухер, Бренда в ярости, а здесь у нее полно шпионов, так что пошли к столику Мэг. Просто гримируйся и молчи. Мол, злишься, что тебя выдернули с отгулов.

– Но я…

– Молчи. Слушай. Сегодня с утра Бренда орала так, что потолок трясся. Она прочитала интервью, а через полчаса ей позвонили и забронировали клуб на весь день под частную вечеринку. Так довольно часто делают, но на этот раз клиент поставил условие – Мэгги Стар должна танцевать обязательно. Бренда приняла чек, позвонила Мэг, то есть уже тебе…

– Пейдж, я не собираюсь…

– Заткнись. Это еще не самое плохое. Полчаса назад выяснилось, КТО именно забронировал клуб.

– ???

– Бешеный Пирелли.

– А кто это?

– Класс! Узнаю подружку Мэгги! Ты знаешь, от кого она сбежала?

– Ну… от своего парня, который оказался не вполне законопослушным…

– Кудряво формулируешь, молодец. Не буду темнить. От Чико Пирелли она свалила. От Бешеного Чико, Бешеного Пирелли, от Большого Босса. Он и есть ее парень.

Сквозь звон в ушах Морин изумилась – все вокруг неожиданно приобрело приятный зеленый оттенок. Звуки стали глуше, свет – приглушеннее. Пейдж немедленно встряхнула ее и прошипела в самое ухо:

– Сейчас ты идешь на сцену, репетируешь, потом отпрашиваешься в дабл…

– Ку… куда?

– На горшок! В сортир! Писать! Так вот, оттуда через окно вылезешь в переулок и сделаешь ноги.

– Но…

– Ты хоть знаешь, почему Бешеный гоняется за Мэг?

– Н-нет…

– Он от избытка чувств сделал ей предложение и бросил к ее ногам свои миллионы, попутно объяснив их происхождение. А наша Мэгги взбрыкнула, вспомнила босоногое детство, молитвы на ночь, лагерь скаутов – и заложила Бешеного прессе. Дала интервью, в котором так прямо и брякнула: бандит вы, мистер Пирелли, и деньги ваши бандитские.

– О господи…

– Не то слово! Господи явно был в отпуске, когда ее это осенило. Мало того что Пирелли по-человечески обиделся – за это он бы ей, может, и не захотел откручивать голову, он мужик с понятием, – но он аккурат намедни собрался баллотироваться в мэры, а тут такая херня. Ладно бы враг или политический противник, но своя собственная подружка… Короче, я его где-то понимаю. А тебя она, стало быть, подставила?

– Нет! То есть… Я действительно ничего этого не знала, но ведь Мэг была уверена, что мне придется просто посидеть у нее в квартире и встретиться с импресарио из Нью-Йорка! Она бы ни за что…

– Да я не обвиняю ее, не ори. Раздевайся.

– Зачем?!

– Сейчас на сцену пойдем. Ты собираешься в джинсах танцевать?

– Я вообще не собираюсь танцевать, я не умею!

– Фигня, это просто. Качнешь бедрами, вильнешь задом, потрешься сиськами об шест – и в дабл. Жаль, что у тебя никого нет на подхвате…

– Есть.

– Серьезно? Молодец. Нормальный чувак?

– Не знаю. То есть… это тот самый импресарио из Нью-Йорка. Он приехал домой к Мэг, пришлось взять его с собой.

– Блин, засада! На педика надежды в таком деле мало…

Морин вытаращила глаза.

– Почему на педика? Он не производит впечатления…

Пейдж рассеянно помахала рукой:

– Странно. Значит, двустволка… Крепкий? На машине?

– На мотоцикле.

– О, класс! Иди в зал, тихонько скажи ему, чтобы ждал в переулке со стороны черного входа.

– Но почему…

– Потому что Чико Пирелли едет сюда, чтобы оторвать тебе голову! И уйти открыто ты уже не сможешь, Бренда распорядилась девчонок не выпускать.

С этими словами шоколадная Пейдж решительно содрала с окончательно лишившейся сил Морин пуловер и принялась расстегивать лифчик, попутно объясняя через плечо заинтересовавшимся соседкам:

– Наша звезда немного перебрала. Она же в отгуле – вот и позволила себе… залить горе. Ничего, разогреется – проснется.

Как ни странно, к этому объяснению отнеслись с большим пониманием. Более того, со всех сторон до ошеломленной Морин доносились красочные и поражавшие изощренностью советы, как лучше и быстрее справиться с похмельным синдромом в авральных условиях. Основой всех рецептов служило «выпить теплой воды и проблеваться», а вот дальше предлагались варианты от «чили-перец-яйцо-текила» до «теплое молоко-пять капель нашатырного спирта и потереть уши льдом».

Морин почти не могла сопротивляться, и потому уже через пять минут с ужасом поняла, что стоит абсолютно голая перед зеркалом, а неутомимая Пейдж, нимало не смущаясь, натягивает на нее микроскопические трусики, сшитые, судя по всему, из елочной мишуры. Потом на шею ей намотали нещадно щекочущее боа малинового цвета, сунули в руки громадный веер, в четыре руки – к Пейдж присоединилась миниатюрная брюнеточка с огромной и неправдоподобно идеальной грудью – накрасили глаза, щеки и губы, силой впихнули в золотые туфли на высоченной шпильке и потащили вон из комнаты.

Морин опомнилась только на сцене, когда в глаза ей ударил яркий свет прожекторов. Ужас, стыд, паника – этот леденящий коктейль окатил ее с головы до ног, а секундой позже она поняла, что сейчас умрет.

Ведь в зале сидел Дик Манкузо! И она стоит перед ним совершенно голая!