Я крепче сжимаю поднос, чтобы не уронить его.
Если бы я не была так уверена, что Джонатан Кинг не убьет меня при таком количестве свидетелей в доме, я бы бросилась к двери.
Как кто-то может проявить такую агрессивность при первой встрече?
Он быстро остывает. Приветливое выражение появляется на его чертах серебристой лисы.
— Здравствуй, — говорит он с мягким шикарным акцентом и одаривает меня натянутой улыбкой вместе со своей большой рукой.
Если бы я не почувствовала прежнюю агрессию в своей душе и в костях, я бы подумала, что все это у меня в голове.
— Здравствуйте.
Я держу поднос одной рукой.
Тяжесть ложится на мою руку и ладонь.
В тот момент, когда я просовываю свою руку в его, он сжимает ее так сильно, что я вздрагиваю.
Дядя Джексон научил меня всегда крепко пожимать руки. Он говорил, что первое впечатление имеет наибольшее значение, и в деловом мире статус и сделки могут быть решены на основе рукопожатий.
Как правило, дядя никогда не имеет дела с теми, у кого слабые или мягкие рукопожатия. Даже рукопожатие тети такое же крепкое, как у дяди. В результате мои рукопожатия такие же крепкие, как и у них.
Однако натиск почти агрессивного рукопожатия Джонатана застает меня врасплох. Может, его рукопожатие такое же сильное, как и его статус бизнес-магната. Или, может, эта агрессия направлена только на меня.
В любом случае, я не даю слабых рукопожатий.
Встречаясь с холодными глазами Джонатана Кинга, я сжимаю его в ответ так сильно, как только позволяют силы. Другая рука кричит от боли, удерживая весь вес подноса, но я ни за что не сдамся первой.
Что-то похожее на презрение мелькает на пустом лице Джонатана. В этот момент он так похож на Эйдена, что это сверхъестественно. Теперь я знаю, откуда наследник взял свою индивидуальность.
Джонатан Кинг и его сын относятся к тому типу людей, которые сокрушаются, глядя в глаза своим противникам.
Сказать, что меня не пугает сама сила, которую излучает Джонатан, не говоря ни слова, было бы ложью. Однако я не стану прятаться.
Он может сломать мне кости, а я все равно буду сжимать их целыми костями, которые у меня останутся.
— Отец, — раздается сбоку отстраненный голос Эйдена.
Я погружена в свою безмолвную войну с Джонатаном, потому что не ощущаю его присутствия.
Острый взгляд Джонатана скользит от меня к Эйдену, не прерывая рукопожатия. Я недоверчиво смотрю на битву, которая разгорается между отцом и сыном.
Эйден точная копия старшего Кинга. Это похоже на королевскую битву между могущественной силой, превышающей жизнь, и его молодым «я».
Король и его наследник.
Не уверена, кто выигрывает или должен ли быть победитель, но напряжение висит в воздухе, как густой клуб дыма.
Удушающий.
Таинственный.
Захватывающий.
— Веселись на своей вечеринкой, сынок.
Вот так Джонатан отпускает меня так же плавно и хищно, как пантера.
— Будет сделано.
Джонатан улыбается, как утонченный, аристократический джентльмен. Не слишком приветливо, но и не отталкивающе. В нем есть намек на темноту, которая покрывает Эйдена, как вторая кожа.
Темные демоны заложены в их проклятых генах.
Окинув меня еще одним взглядом, Джонатан властными шагами направляется ко входу.
Я смотрю на Эйдена, думая, что он наблюдает за своим отцом, как я.
Вместо этого Эйден полностью сосредоточен на подносе в моей дрожащей руке. Он забирает его и несет в своих руках, не произнося ни слова и не бросая на меня взгляда.
Он шагает в том направлении, куда направлялись мы с Марго.
Я массирую руку, которую Джонатан чуть не сломал, и иду в ногу с Эйденом.
— Что все это значит? — я спрашиваю. Тишина. — Эйден?
Снова тишина, но его шаги становятся шире.
Я упоминала, как это ужасно находиться на его плохой стороне? Кто бы мог подумать, что кто-то вроде Эйдена будет использовать молчаливое обращение?
Я бегу трусцой и встаю перед ним, широко раскинув руки.
Он останавливается и бросает на меня такой резкий взгляд, словно разрезает ножами. Костяшки его пальцев сжимают поднос.
— Ч-что это?
Эта его сторона всегда приводит меня в состояние повышенной готовности. Эйден не из тех, кто так свободно выставляет напоказ свои эмоции. Тот факт, что он, кажется, близок к возгоранию, означает, что должно произойти что-то катастрофическое.
— Скажи что-нибудь.
Я давлю, когда он снова замолкает.
— Держись подальше от моего отца. — он произносит каждое слово почти рыча.
— Я не подходила к нему, я...
— Мне плевать на то, что ты сделала или не сделала. Ты не разговариваешь с Джонатаном. Не пожимаешь ему руку и уж точно, блядь, не вступаешь с ним в диалог. Когда ты видишь его, ты поворачиваешься и идёшь в противоположном направлении. Это ясно?
У меня кружится голова.
— Почему?
— Потому что я, блядь, так сказал.
— Извините, ваше величество, но я ничего не буду делать, потому что ты, черт возьми, так сказал.
— Эльза... — он рычит, глубоко и низко.
— Скажи мне, почему.
— Это один из тех случаев, когда ты просто говоришь «да» и не споришь со мной.
— Или что?
Его металлические глаза становятся расчетливыми.
— Или я напою Рид и позволю Найту отвезти ее домой.
— Ты.. не стал бы.
— Просто наблюдай.
Он проносится мимо меня в кинозал.
Мое сердце замирает.
Я только что спровоцировала уродливую, чудовищную сторону Эйдена. Сторону, которой все равно, кому он причиняет боль, пока он получает то, что хочет.
Для него Ким — всего лишь средство для достижения цели, то есть меня. Он использовал ее раньше и будет использовать снова, доказывая, что может заставить меня согласиться на все, что он пожелает.
Он знает, как много Ким значит для меня, и что я без колебаний встану на ее защиту.
Чего он не знает, так это того, что в эту игру могут играть двое.
На этот раз Эйден не победит.
Глава 42
Я должна была знать, что эта ночь станет катастрофой, как только Коул и Ким вместе вошли в кинозал.
Или, когда у Ксандера задергалась челюсть.
Или, когда Эйден наблюдал за этой сценой с холодным расчетом.
Мы все сидим лицом к огромному экрану, занимающему всю стену. Черт, он такого же размера, как экраны кинотеатров. Кожаные диваны могут легко проглотить человека. Даже имеются подставки, куда можно положить гамбургеры, чипсы и пиво.
Мы с Ким соглашаемся на содовую. Я игнорирую тот факт, что Эйден берет обычную колу и сует мне в руки диетическую. Я уже не раз говорила ему, что диетическая кола содержит меньше калорий, но вредна для здоровья. Однако на этот раз я отпустила это.
Если я чему-то и научилась, будучи с Эйденом, так это тому, чтобы выбирать свои битвы.
Прямо сейчас самая важная битва это узнать, что, черт возьми, он запланировал для Ким.
Когда я попыталась сесть рядом с ней, Эйден притянул меня и усадил между своих раздвинутых бедер.
Он повсюду. Его грудь нависает в нескольких сантиметрах от моей спины, но я чувствую его запах, смешанный с гелем для душа. Каждый мой вдох наполнен его всепоглощающим присутствием. Он проникает под мою кожу и оседает в сердцевине с резкой волной вожделения. Эйден даже не прикасается ко мне, но ему это и не нужно. Он словно завладел мной с первого прикосновения.
Воздух колышется от обещания его кожи на моей. Я сжимаю бедра и сосредотачиваюсь на экране.
Сегодня Арсенал проводит самые важные матчи сезона в Лиге Чемпионов Европы. Если бы я была с дядей, мы были бы горячими Стрелками, радующимися от души, как Ксандер и Ронан.
Они прыгают, как кролики, кричат и даже пинают воображаемые мячи. Говорят, с сильным акцентом, о котором роскошные люди даже не слышали. Должно быть, это связано с общением с другими фанатами.
Интересно, Эйден тоже говорит с таким акцентом?
Кинозал наполняется криками болельщиков, энтузиазмом комментаторов и фанатичным безумием Ксандера и Ронана.
Коул и Эйден спокойные зрители. Коул произносит несколько охов и ахов, но никогда не двигается со своей позиции.
Ким сидит рядом со мной, а Эйден с Коулом по другую сторону от нее, потягивая свое второе — или третье — пиво.
Она может быть поклонницей Элиты, но ей не очень нравятся Премьер Лига.
В то время как Ронан и Ксандер кричат, ругаются и разбрасывают чипсы и закуски повсюду, Ким наблюдает за ними с большим интересом, как будто они игра.
В каком-то смысле они демонстрируют занимательное шоу. Когда Арсенал в нападении, они пинают мячи вместе с ними. Они наносят воображаемые штрафные удары и ударяются плечами, когда происходит что-то хорошее.
Я смеюсь к тому времени, когда они подпевают фанатским песнопениям в фальшивой мелодии. Ким тоже смеется, ее глаза наполовину расслаблены. Когда она допивает свое пиво, Эйден сует ей в руку еще одно, и она принимает с небрежной улыбкой.
Я бросаю на него свирепый взгляд.
— Ты пытаешься ее напоить?
Его холодный взгляд не отрывается от экрана, но он, похоже, не слишком интересуется игрой.
— Уже.
— Эйден. — моя голос понижается, когда я полу оборачиваюсь, так что моя спина упирается в его согнутое бедро. — Что ты делаешь?
Его металлический взгляд скользит по мне медленно, хищно. Просто так, отвратительная, психопатическая сторона Эйдена выходит на сцену. Просто потому, что я иногда не замечаю его натуру, не значит, что она исчезает.
— Ты согласна с тем, что я сказал ранее?
— Нет, пока ты не скажешь мне, почему.
Я поджимаю губы, чтобы не наброситься на него и не устроить сцену.
— Неправильный ответ.
И вот так просто его внимание возвращается к игре.
Я отталкиваюсь от него, но он мертвой хваткой хватает меня за локоть, и не даёт вырваться.
С разочарованным вздохом я придвигаюсь ближе к Ким, насколько позволяет его хватка.
Ее темно-синее полосатое платье доходит до середины бедер и завязывается внизу. Румянец заливает ее щеки, а зрачки расширяются. Она определенно в состоянии алкогольного опьянения.
Я пытаюсь выхватить у нее пиво. Одному богу известно, что Эйден подсыпал в это. Хочется думать, что он не причинил бы вреда Ким и что он не из тех, кто накачивает девушек наркотиками, но он психопатический демон, который не остановится, пока не получит, желаемого.
Ким для него не человек. Она всего лишь средство для достижения цели.
Она прижимает свое пиво ближе к груди и надувает губы, будто я хочу забрать ее любимую игрушку.
— Ким. Ну же, ты достаточно пьяна.
— Не-а, — бормочет она невнятно. — Я совершенно трезва, Элли.
В течение следующих нескольких минут я безуспешно пытаюсь разлучить ее с ее пивом.
Эйден смотрит с той бесстрастной холодностью, которую мне хочется стереть с его лица.
Не знаю, как он понял, что Ким становится дикой, находясь в нетрезвом состоянии, но он использует это в своих интересах.
Первая половина игры заканчивается со счетом ноль ноль. Ксандер и Ронан наконец садятся. Ронан поглощает чипсы, как изголодавшийся солдат на войне, в то время как Ксандер бросает суровые взгляды в сторону Ким.
Когда звучит европейский гимн, она шатается на нетвердых ногах и поет вместе с ним от всего сердца. На невнятном немецком. Я знала, что она берет уроки немецкого, но не имела понятия, что она так свободно говорит.
Ронан кладет руку на сердце и ставит тарелку с чипсами, и подпевает. На тарабарщине.
Коул усмехается:
— Ну, какого черта.
Он стоит так, чтобы Ким оказалась между ним и Ронаном, и поет Оду Радости на более совершенном немецком, чем у Ким, — хотя, вероятно, это потому, что он не мертвецки пьян, как она.
— Не убивай мою атмосферу, капитан! — Ронан бросает в него чипсы. — Пой в той тарабарской версии, которую мы все знаем.
Я смеюсь как над его глупостью, так и над легкой улыбкой Ким и невнятными словами. Это того стоит, если она хорошо проводит время.
Я пытаюсь встать и присоединиться к ним, но Эйден хватает меня за руку и смотрит на Ксандера с серьезным лицом.
— Эй, Найт. Может, тебе стоит отвезти Рид домой, пока ее родители не забеспокоились?
— Нет! — я кричу одновременно с тем, как песня обрывается.
Все взгляды обращены на меня, словно я маньяк, который только что предложил Ксандеру, заклятому врагу Ким, отвезти ее домой.
Мои щеки пылают, когда я бросаю на Эйдена резкий взгляд, он бы вспыхнул или даже смутился, если бы был хоть немного похож на человека.
Я вскакиваю на ноги и вывожу его из зала. Удивляет, что он следует за мной, не говоря ни слова.
— Не двигайся, Ким, — говорю я ей и обращаюсь к Ксандеру. — И не прикасайся к ней.
Коул кивает в мою сторону, как бы заверяя. Не знаю почему, но я ему доверяю.
Ронан, кажется, не обращает внимания на весь этот беспорядок, занятый тем, что набивает рот чипсами и закусками.
Как только мы оказываемся снаружи, я захлопываю дверь и вхожу в пространство Эйдена.
— Перестань использовать Ким, чтобы заставить меня что-то делать.
— А если я скажу «нет»?
Он холодный, такой холодный, что мой темперамент просто зашкаливает.
— Ким моя лучшая подруга.
— Я знаю это.
— Тогда как ты можешь предлагать отправить ее домой с ее мучителем? Что, если он причинит ей боль? Ты собираешься взять на себя ответственность за это?
— Я не беру на себя ответственность за дерьмо других людей. Кроме того, если бы Найт хотел причинить ей боль, он бы сделал это много лет назад, а не сейчас.
— Не в этом дело!
— Тогда в чем?
— Если ты хочешь мое доверие, ты не можешь использовать благополучие моей лучшей подруги, угрожая мне. Это заставит меня доверять тебе меньше, а не больше.
— Если бы ты согласилась, я бы не прибег к этому методу. Держись подальше от Джонатана, а я буду держаться подальше от Рид. Простая сделка.
Тот факт, что он настаивает на этом, заставляет меня еще больше заинтересоваться магнатом King Enterprises. Однако мне не любопытно до такой степени, чтобы рисковать благополучием Ким.
Эйден знает, что задел меня за живое.
— Отлично!
Я ударяюсь плечом о его руку, когда возвращаюсь внутрь, кипя от сдерживаемого гнева.
Я хватаю Ким за локоть, останавливая ее соревнование в выпивке с Ронаном.
— Мы уезжаем.
— Нет, — ноет она. — Послушай, Рон учит меня, как пить шоты.
— Рон? — Ксандер усмехается, его плечи напрягаются от напряжения.
— Давай, Ким.
Я тащу ее, но она с таким же успехом могла превратиться в камень.
— Я остаюсь.
Она вырывается и возвращается к Ронану, как будто он держит младенца Иисуса вместо бутылки пива.
Мои попытки тщетны, как бы я ни старалась. Невозможно контролировать Ким, когда она пьяна.
Эйден ухмыляется мне, сидя рядом с Коулом.
Мудак.
Во время второго тайма Ким безостановочно болеет вместе с Ронаном.
— Почему вы говорите Стрелки? — спрашивает она его.
— Потому что это Арсенал, детка!
Он зарабатывает пощечину от Ксандера.
Игнорируя попытки Эйдена усадить меня между его ног, я присоединяюсь к Ким, Ронану и Ксандеру. После двух кружек пива я достаточно расслабляюсь, болея за команду. Игра слишком увлекательна и быстро развивается, чтобы не наслаждаться ею.
Когда Арсенал забивает, мы вчетвером заключаем друг друга в групповые объятия. Коул радостно кричит на заднем плане, и сильная рука хватает меня за воротник рубашки. Я отстраняюсь от Эйдена и продолжаю праздновать.
Я так зла на него прямо сейчас. Самое меньшее, что он может сделать, это не испортить мне просмотр игры.
Еще остаётся пятнадцать минут, когда Ким падает на одно из кресел, тихо посапывая. Я перемещаю ее в удобное положение и возвращаюсь, досматривая остальную часть игры.
Ронан, Ксандер и я спорим о заменах игроков, которые появились во втором тайме.
Игра заканчивается счетом один ноль. Мы могли бы сыграть лучше, но мы на пути к чемпионству.
Я праздную вместе с Ронаном, Ксаном и даже Коулом, который присоединился к нам ближе к концу, спев Мы Чемпионы.
Звонит телефон. Телефон Ким.
Я роюсь у нее в кармане рюкзака. Ее мама.
Дерьмо.
Она посадит Ким под домашний арест, если та вернется домой в таком состоянии. Я впиваюсь зубами в нижнюю губу, обдумывая решение.
— Останься на ночь. — язвительно замечает Эйден у меня за спиной.
Я вздрагиваю, и это только заставляет его сильнее толкнуть меня в спину.
— Что? Нет.
Это звучит скорее удивленно, чем холодно.
— Просто проведи ночь с Рид. — он тяжело вздыхает. — Не усложняй все.
Мои возможности ограничены. Я могу попросить Эйдена отвезти нас до дома Ким, и она будет наказана. Он может отвезти нас ко мне домой и выставить Ким в дурном свете перед тетей и дядей.
— Хорошо, но я запру дверь.
Я ухожу с телефоном на улице, где нет шума, и отвечаю маме Ким. Я говорю ей, что Ким проведет ночь со мной и что она уже спит. Она соглашается без вопросов. Затем я звоню дяде и, после того, как я взволнована победой Арсенала, говорю ему, что проведу ночь у Ким.
Странно. Мне больше не кажется плохим лгать тете и дяде.
Когда я возвращаюсь в дом, туда, где парни — за исключением Эйдена — празднуют, мой позвоночник резко выпрямляется. Он смотрит на меня с нечитаемым блеском, который напоминает тот первый день, когда мы встретились.
Я определенно запру дверь сегодня на ночь.