Девочка-лёд. Ветер перемен

4

Плачущие женщины – это, прямо скажем, кошмар для мужика. Харитонова воет. Пельш ревёт, прижимая платок к щекам. Алёна стоит молча, но глаза полны прозрачных слёз. Она тихо извиняется за платье, а я слышать это не могу…

Какое платье? Разве можно думать об этом сейчас?

Циркуль отмахивается, с беспокойством смотрит на девчонку и бежит встречать Бориса Ефимовича. Директора, не так давно отправившегося домой. Что ж, пришлось ему вернуться и отложить отдых на потом.

Медсестра шмыгает носом и начинает складывать свои причиндалы в аптечку. Она обрабатывала ногу Алёне, и я в этот момент, клянусь, погибал вместе с ней. Смотреть на это было невыносимо больно…

Медработник сказала, что порезы достаточно глубокие, но шить не придётся. При этом добавила тихо, что шрамы… останутся. Вот зачем ляпнула? Не останутся. Сейчас столько технологий разных. Я всё сделаю, чтобы стереть это проклятое клеймо. И не только с её кожи…

– Ты как? – осторожно касаюсь ладонью скулы Лисицы.

– Нормально, – шепчет она.

Смотрит на меня своими прекрасными глазами и сдохнуть хочется. Потому что виноват перед ней. Как никто другой виноват.

– Рыжая, – обращаюсь я к Харитоновой, – отвечаешь за неё головой, пока меня нет. Поняла?

Конопатая делает рваный вдох-выдох.

– Хватит ныть, соберись!

Сашка выпрямляет спину, вытягиваясь солдатиком. Послушно кивает.

– Скоро вернусь, хорошо? И найду тебя, – обещаю я своей Лисице, легонько дотрагиваясь губами до холодного лба. Отодвигаюсь.

– Ром, – в её глазах отражается паника.

– Вернусь, слово даю. Всё расскажи Борису, поняла?

Она отрицательно качает головой.

– Не вздумай покрывать её. Ясно тебе? – смотрю на неё сурово.

– Ром. – Она опускает глаза.

Знаю, о чём думает. О безнаказанности. Связях. Деньгах. Но нет. Не в этот раз. Все мы когда-нибудь должны отвечать за свои поступки. И Вероника – не исключение.

– Видит бог, не хочу оставлять тебя сейчас, но мне очень надо уйти. – Обнимаю крепко, зарываясь носом в её волосы.

От всего мира защитить хочу. Такую чистую. Хрупкую. Мою.

С трудом отрываюсь от неё и поправляю тонкий плед, накинутый на ее плечи. Не справившись с собой, всё-таки целую в покрытую румянцем смущения щёку. Стесняется. Робко теребит низ рубашки, но не сопротивляется. Маленькая, но победа.

– Саш, ты отцу дозвонилась? – по-прежнему сжимая пальчики Лисы, спрашиваю Харитонову.

– Да, – утирая слёзы, отвечает она.

– Хорошо.

– Я скоро, – отпускаю руку той, с которой хотел бы быть сейчас рядом.

Мы пару секунд смотрим друг на друга, а затем я всё же удаляюсь из кабинета. Так надо.

– Они не выходят на связь, – слышу взволнованный голос Пельш в холле. – Ни мать, ни отец не поднимают трубку. Они на меня, в принципе, никогда не реагируют. Перезванивают спустя сутки, да и то не всегда.

Вообще не удивлён ни капли. Очень в стиле Грановских.

– Роман…

Едва не сталкиваемся с директором нос к носу.

– Я им сообщу, – бросаю, проходя мимо.

– Рооома, – тут же, хромая, кидается ко мне классный руководитель. – Что значит сообщу?

Я молча иду по коридору. Прохожу мимо гардеробной, чтобы не терять время. Его и так почти нет… Перепрыгиваю через турникет и направляюсь к выходу.

– Рома, стой! – доносится мне вслед. – Глупостей натворишь! Ну-ка остановись!

Что мог, уже натворил, дорогая Элеонора.

– Беркутов! Сейчас нужно мыслить здраво! – и директор предпринимает попытку меня образумить.

Ну уж нет. Я доберусь до неё. И самолично удавлю.

– Роман, немедленно вернись!

Выхожу на улицу. Спускаюсь по ступенькам, иду через двор, мимо парковки. Притормаживаю. Холод тут же пробирается под тонкий джемпер, который одолжил мне Камиль. Темно, и только свет фонарей освещает территорию школы. Дворник, шаркая лопатой, очищает центральную площадку. Снег сыпется с неба крупными хлопьями. Слишком красиво для такого отвратительного дня.

Достаю айфон, захожу в приложение, чтобы вызвать такси. Как назло, когда нужна машина, её нет. Отдал на диагностику ещё вчера. Так некстати!

– Чёрт… Да что ж такое! – выдыхаю зло, в недоумении глядя на экран.

Всё против меня сегодня! Как сговорились! Никто из водителей не торопится принять мой вызов. Я начинаю беситься. Опять трясёт всего. Не могу успокоиться…

Мне надо туда и как можно быстрее!

Замечаю на парковке знакомую тачку. Плевать, сейчас не те обстоятельства! Пересекаю парковку. Решительно иду в сторону «Мерседеса». Стучу костяшками пальцев в тонированное окно, и стекло опускается. Не сразу правда. Кто бы сомневался…

Абрамов вскидывает бровь в своей излюбленной манере.

– Тачку одолжи, – переступая через свою гордость, прошу я. – В долгу не останусь.

Ян усмехается. Смотрит на меня внимательно, и хочется по башке ему дать за этот бесящий хитрый прищур.

– Чем будешь расплачиваться? – интересуется равнодушно.

– Сочтёмся. Подумаешь на досуге.

– Я уже придумал, – ухмыляется он. – Давай сравняем счёт. Закроем гештальт.

Чую ничем хорошим это его предложение не пахнет. Так оно и есть, как выясняется через пару секунд.

– Я твою «не такую» попробую на вкус. Один – один. Идёт?

– ОХРЕНЕЛ?! – ору на него. – ТЫ ПОПУТАЛ СОВСЕМ?

– Воу, воу, не заводись, – смеётся, издеваясь. – Не нравится такой расклад тебе, да?

Нарочно меня цепляет. И, опять же, отсылка к тому случаю, который он всё никак не может мне простить!

– Урод моральный, – качаю головой. – Дашь тачку или будешь и дальше стебаться? Время идёт.

– Сядь, – бросает в ответ ледяным тоном, доставая из пачки сигарету. – Колошматит тебя не по-детски. Разложишься ещё по пути.

– Какая забота! – цежу сквозь зубы.

– Не льсти себе. Тачку жалко.

А вот это уже больше похоже на правду.

Нет у меня времени с ним спорить и требовать ключ. Молча обхожу машину и сажусь на пассажирское сиденье. Меня и впрямь трясёт. Не то от гнева, не то на нервной почве.

– А можно как-то побыстрее уже? – психую, недовольно его поторапливая.

– Конечно, сударь, кучер к вашим услугам, – язвит он, но мы, наконец, выезжаем с парковки.

– Во Внуково.

Вот что мне всегда нравилось в человеке, сидящем в данный момент за рулём, так это отсутствие желания задавать вопросы. Ибо я всё равно не готов обсуждать с ним то, что произошло с Лисицей.

Так и едем молча. Он периодически затягивается дорогими сигаретами, а я то и дело написываю Харитоновой, пытаясь узнать, что там у них происходит. Батя рыжей – высокопоставленное лицо в правоохранительных органах. Очень хочется, чтобы он посодействовал.

«Кучера» я выбрал себе, что надо. Ян водит как сумасшедший. Плюс никогда нет проблем с ментами. С такими номерами, как у него, их просто не может быть…

Внуково. Терминал вылета. На часах почти 23:00. Снующие туда-сюда ноги-чемоданы. Электронное табло. Всматриваюсь внимательно. Ищу рейс до Кран-Монтаны. Про этот курорт Грановская мне все уши прожужжала. Даже с собой звала, мол родители не против, а только за. Но это было, конечно, до нашего с ней расставания.

Стойка 16, 17, 21, 22. Идёт регистрация.

Я практически бегом направляюсь туда. Пересекаю зал. Ищу стойки с нужными номерами. В толпе недовольных пассажиров высматриваю Веронику и её родителей. Не вижу, к собственной досаде.

Может, рейс не тот? Или регистрацию они уже прошли? И вот что тогда делать?

Но мне вдруг улыбается удача. Уже отчаявшись, у двадцать второй стойки я замечаю их. Семейство Грановских. Сперва вижу хохочущую Веронику. Её отец, должно быть, как обычно травит байки. Терпеть не могу эти его истории из жизни офисного планктона. «Постыдное прошлое» – Алексей так это называет.

Я застываю на месте. Смотрю. Смотрю. Вот она стоит. Беззаботно смеётся. Пару часов назад безжалостно резала ножом девчонку, а выглядит так, будто ничего особенного не произошло.

Чувствую, как глаза наливаются кровью. От злости и зашкаливающей внутри ненависти меня просто раздирает. Решительным шагом направляюсь в их сторону. Ника, обернувшись к матери, случайно цепляется за меня взглядом. Улыбка тут же сползает с её лица. В глазах мелькает испуг, но правда всего на секунду.

– Рома? – удивляется Виталина.

Я прохожу мимо неё. Хватаю Веронику за плечи и впечатываю прямо в ту самую стойку, что располагается позади.

– Ты зачем это сделала, дрянь? – ору, сжимая глотку этой твари.

– Роман, немедленно отпусти мою дочь! – ревёт её папаша.

– Понравилось? – Губы Грановской расползаются в улыбке, больше похожей на оскал, а в глазах пляшут дикие черти.

Я сильнее сжимаю руки. Встряхиваю её.

– Что ты за человек, Ника? Что ты натворила? – спрашиваю, качая головой.

Как же больно в груди. И в мозгу вспышками всё та же картинка.

Г Р Я З Ь Г Р Я З Ь Г Р Я З Ь

– Молодой человек, что вы себе позволяете? – возмущается работница аэропорта.

– Немедленно отошёл от неё! – доносится за спиной.

– Зачем. Ты. Это. Сделала?

– Так понравилось или нет? – издевается эта вольтанутая, приближаясь к моему лицу. – Это чтобы ты не забывал, кто она. Я старалась, Ром. Делала это медленно, аккуратно.

– Сука больная, – сжимаю челюсти.

– Марин, вызови охрану.

Люди вокруг переговариваются и наверняка на нас пялятся. А я просто смотрю на Веронику и не могу понять: что, где и когда упустил. Я ведь действительно думал, что знаю её… Оказалось, что нет.

Меня кто-то хватает сзади. Должно быть её папаша. Я довольно грубо стряхиваю его руки, хватаю под локоть Нику и тащу её прочь от толпы. Хочется растерзать её. Уничтожить. Её смех – словно тысячи игл под кожу.

– Роман, в чём дело? – пищит Виталина, едва поспевая за нами.

– Щенок! Да я тебя по стенке размажу! – толкая меня, угрожает тот, кто последние полгода постоянно упоминал о том, что я должен буду жениться на его дочери. Потому что мы, согласно его мнению, идеальная пара.

– Объяснись, Роман! Что за поведение?

– Она девчонку порезала! – тяжело дыша, поясняю я ему. – Ножом.

– Что? – в ужасе переспрашивает Виталина.

– Где он? – дёргаю Веронику к себе. – Куда ты его дела?

– Что за чушь ты несёшь? – повышает на меня голос Алексей.

– Доставай его, быстро! – стискиваю её предплечье до синяков. Вырываю из рук рюкзак. Трясу его, не церемонясь.

– Что ты тут устроил, Беркутов-младший? Немедленно прекрати! – возмущается Виталина.

Вытряхиваю всё из рюкзака, игнорируя писклявый голос её матери. На пол падает всякая девичья дребедень. Вероника веселится и крутит пальцем у виска.

– Роман, ты… – начинает Виталина. – Лёша, что происходит?

Ни черта его нет. Выкинула. Продумала всё, стерва.

– Вероника, – обращается к ней отец, но она его будто не слышит.

– Посмотри на себя, Ром. Где ты прежний?! – качает головой она.

– Я не знаю, что с тобой сделаю, клянусь! – трясу её, едва сдерживаясь. – Никогда не прощу тебе этого. Никогда!

Она закусывает губу. Смотрит на меня как-то странно.

– Это всё временные трудности, Ром. Мы справимся, я думаю.

– Чего? – Я даже замираю от этого её заявления. Слишком уж большая перемена.

– Ром, я люблю тебя, – ни с того ни с сего лезет обниматься. Совсем спятила. – Люблю, Ром! Давай я останусь. Поехали к тебе, а?

Эта смена её настроения не похожа на розыгрыш. Жутковато даже.

– Ты с ума сошла?

Она ведь это несерьёзно?

– Я знаю, ты оступился, так бывает, – бормочет полный бред. – Это всё ОНА виновата. Но я наказала её. И теперь всё в порядке, она не будет нам мешать.

– Ника, чёрт побери, о чём речь? – выходит из себя её отец.

– Ромочка, – виснет Грановская на мне. – Скажи, что любишь меня, и я всё забуду.

– Ты ненормальная совсем? – пытаюсь отодрать её от себя.

– Ника, давайте успокоимся, – паникует Виталина. – Лёёёш.

– Зачем ты с ней спутался? Зачем, Рома. Зачем? Мы могли бы. У нас бы… – она трясётся и выдаёт одну бессвязную фразу за другой. – Зачем тебе эта грязь?

Г Р Я З Ь

– ЗАТКНИСЬ! – хватаю её за волосы, но отодрать от себя не получается. Вцепилась намертво.

– Рома, за что ты так со мной? Что в ней такого? Что она умеет… Ром. Что-то особенное?

– Я люблю её, дура, – дёргаю резко за хвост, отодвигая силой. Так, чтобы в глаза мои посмотрела. Нет сил уже слушать её. – Люблю, ясно?

Не знаю. Слова сами собой вылетели непроизвольно. И она, наконец, замирает… Брови сошлись на переносице. Взглядом меня уничтожить пытается.

– Что ты сказал? – Её нижняя губа начинает подрагивать.

– Тебе придётся ответить за то, что ты сделала, – говорю я ей.

– НЕНАВИЖУ! – шипит, выдёргивая руку. – НЕНАВИЖУ!

– Ника, девочка моя, – к ней кидается мать, но вдруг происходит то, чего никто из нас не ожидает.

– НЕ ПОДХОДИТЕ КО МНЕ! – кричит громко Ника.

Секунда. И вот у неё в руках раскрывается тот самый нож. Блестящий.

– Ника. – Отец делает несколько шагов в её направлении.

– Стой, где стоишь. Не подходи! Я порежу себя, клянусь, порежу! – истерично обещает она, стреляя в нас глазами.

Просто жесть… Люди, стоящие неподалёку, шарахаются в сторону.

– Лёёёёша!

– Отдай его мне, – требую, протягивая руку.

– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! – снова повторяет она. – СМОТРИ, ЧТО Я СДЕЛАЮ!

Поднимает руку, закатывает рукав и резким движением режет её сверху-вниз. Быстро. Целенаправленно.

– Господи, дочка!

– Опусти нож, – пытаюсь произнести спокойно. – Давай поговорим. Иди сюда.

Но она качает головой и отходит назад. Глаза как-то странно бегают. Потирает плечи, словно ей холодно. Дёргает шеей.

– Ника… Хочешь ко мне? Поехали, ладно, – подбираюсь ближе.

Краем глаза замечаю, что людская паника поутихла, и многие в ужасе наблюдают за тем, что происходит.

– К тебе? – Она колеблется.

– Да. Посмотрим твой любимый сериал, я сварю тебе кофе, – подбираюсь ещё ближе, запудривая ей мозги. И вот она уже на расстоянии вытянутой руки.

– И ту итальянскую пиццу закажем, да? – продолжает она, судорожно втягивая носом воздух.

Я молча киваю.

– И я останусь у тебя, да? Не будешь выгонять? – спрашивает надломленным голосом. – Не будешь?

– Не буду, зай. Поехали, – протягиваю ладонь, пальцем поглаживая лезвие.

Добираюсь до ручки, сжимаю. Хочу забрать, но она тоже дёргается, не желая отдавать его. Успеваю схватить лезвия, но мои пальцы соскакивают. Порезаны.

– Ника, – рывок вперёд.

– Нет. Он мой! Отпусти! – сгибается пополам.

Подарил на свою голову когда-то.

Мы с ней боремся. Я сильнее, конечно, но она, вырываясь, беспорядочно размахивает ножом. По неосторожности задевает им меня несколько раз. Неприятно. Чужой джемпер, который на мне, стремительно пропитывается кровью.

– НЕТ! НЕ ОТДАМ!

– НИКА! – К нам бросается её отец. Он шокирован и не знает как быть.

И вот нож, наконец, падает на пол. Я, тяжело дыша, скручиваю рыдающую Веронику.

– Что тут происходит? – очень «вовремя» начинают маячить перед нами сотрудники полиции.

– ОТПУСТИ! – Она рыдает в голос, сползая на пол. Ложится прямо на него в позу эмбриона.

Шум. Голоса. Смотрю на свои окровавленные руки. Смотрю на неё… и не верю. Не верю, что всё это происходит на самом деле. Как в чёртовом кино. Да только не в кино мы вовсе.