– Добрый день, леди Ребекка, – приветствует меня Люси, когда я просыпаюсь. – Судя по оживленному рассказу вашей тети, похоже, вчера вы танцевали с каждым приглашенным джентльменом на балу.
Я потягиваюсь, вынырнув из-под слоев одеял, которые, несмотря на середину мая, до сих пор необходимы.
– Со всеми, кроме одного, – отвечаю я. Со всеми холостяками, кроме Нокса.
Однако, протанцевав два танца, мне пришлось с горечью констатировать, что реальность крайне далека от моих ожиданий: никакого тебе обворожительного мистера Дарси, ни романтичного полковника Брэндона, ни даже нерешительного мистера Найтли. Только сплошные мистеры Коллинзы, до самого горизонта.
Не говоря уже о статных братьях Бриджертонах, которых нет и следа.
Только герцог Уиндэм мог бы спасти вечер, но его не было.
– Надеюсь, вы хорошо повеселились. – Так как вернулись мы уже часа в четыре утра, а то и позже, я не стала будить Люси и, плотно задернув шторы, разделась сама.
– Я удивилась, увидев среди гостей и мужа Эмили. Как он может думать о светской жизни в тот момент, когда все его мысли должно занимать беспокойство о ней? – не могу успокоиться я.
Люси пожимает плечами:
– Полагаю, мужчины могут делать то, что им вздумается.
– Никто даже не пытается ее искать. Возможно, мне самой стоит поспрашивать.
– Или же вам лучше держаться подальше от скандалов. Тайком публикуя детективные рассказы, вы и так ходите по грани, – предупреждает она меня, давая понять, что ситуация с Эмили меня не касается.
– А что Торп сказал про вторую часть рассказа? Ему понравилось? – спрашиваю я.
Люси озадаченно моргает:
– Я не смогла отнести рассказ Торпу, леди Ребекка. Когда я вошла в вашу комнату за рукописью, то не смогла ее найти.
– Как это ты ее не нашла? – изумленно вытаращиваюсь на нее я. – Я же положила листы вон туда, на подоконник, сушиться, – говорю я, указывая на конкретное место, где оставила рукопись.
– Крайне сожалею, но их там не было.
– Люси, кто еще кроме тебя входил в мою комнату? – обеспокоенно спрашиваю я, думая о вещах из будущего, которые я спрятала в корзину для шитья.
– Никто, – заверяет меня она. – По крайней мере, я так думаю. Когда вы отправились на бал, все слуги ушли, все до единого.
Я поспешно одеваюсь, собираясь спуститься вниз.
– Люси, перерой всю комнату, эти листки должны где-то быть!
В столовой внизу стол можно лишь с трудом разглядеть под букетами цветов.
– Позволь сказать, Ребекка, что, после несколько неровного начала, вчера ты была безупречна, – замечает тетя Кальпурния, выглядывая из-за букета желтых роз. – Видишь? Это все презенты от поклонников. А значит, они намерены добиваться твоего расположения, – подтверждает она.
– Мы надеемся выдать тебя замуж к концу лета, – замечает дядя Элджернон, выуживая шоколад из жестяной коробочки.
– Что случилось? – удивленно спрашивает Арчи, войдя в столовую. – Кто-то ограбил клумбы Риджентс-парка?
– У твоей кузины уже есть претенденты на руку и сердце, – с гордостью отвечает тетя. – Целых двенадцать.
– Целых двенадцать? – Арчи дружелюбно касается моей щеки. – Молодец, Ребекка!
– И тебе не терпится от меня избавиться? – спрашиваю я.
– В действительности нет, так как стоит тебе выйти замуж, как все внимание моей матери обратится на меня и на поиски моей будущей супруги. Более того, сегодня я пойду в клуб и устрою так, чтобы к вечеру все узнали, что я не собираюсь выдавать авансы из твоего приданого. Посмотрим, сколько останется из этих ухажеров, – посмеивается он.
– Ты этого не сделаешь, Арчибальд! – возмущается тетя. – Я сейчас же иду писать леди Сефтон, расскажу ей эти замечательные новости.
– Не в твоих интересах отваживать претендентов Ребекки, а то так и будешь всю жизнь тащить ее на своем горбу, – предупреждает его дядя. – Если она останется старой девой, тебе придется кормить еще один рот.
– Хоть Ребекка любит хорошо поесть, на семейный бюджет ее аппетит окажет куда меньшее воздействие, чем твой, Элджернон, – укалывает его в ответ Арчи. – Так скажи, кузина, есть ли среди них джентльмен, что пришелся тебе по сердцу?
– Нет. – Никто не смог бы убедить меня остановить Гвенду и помешать ей поскорее высчитать время моего возвращения домой.
– В твоем возрасте уже не до капризов! – вопит дядя.
– Потому что, к твоему сведению, – продолжает Арчи, – герцог Уиндэм объявил в «Уайтсе», что намерен подыскать себе жену в этом году. И думаю, что он не случайно сказал это в моем присутствии.
Ну, этот герцог Уиндэм совсем неплох…
Арчи садится в кресло, листая газету.
– Жду не дождусь среды. Сфинкс так и не дописал «Загадку писаря», и мне не терпится прочитать, чем там все закончилось.
– Да автор, должно быть, из тех, чей разум уже так затуманен, что он понятия не имеет, как этот конец написать, – хмыкает дядя Элджернон.
В зал входит дворецкий Норберт, в руках у него перевязанная бантом шкатулка:
– Наш сосед, сэр Нокс, прислал подарок леди Ребекке.
Дядя смотрит на него, вытаращившись:
– Не собирается же и этот ренегат ухаживать за ней?
– Едва ли, – отвечаю я.
– Слуга, который его передал, сказал, что это китайское средство от мигреней, – объясняет Норберт.
– Очень любезно, – замечает изумленный Арчи.
Подарок от Нокса, мне? Беру шкатулку, развязываю небесно-голубую ленточку и открываю: внутри несколько пузырьков с темной жидкостью и записка.
«Раз уж вы, судя по всему, не в состоянии самостоятельно приобрести их, вот чернила наилучшего качества из возможных. Их привозят из Шанхая и используют в медицинской сфере для облегчения болей от ожогов, поэтому даже если вы запачкаете руки, то чернила не только не нанесут вред вашей коже, но и вылечат раздражение, нанесенное теми ужасными чернилами, которыми вы пользуетесь в данный момент.
Р. Н.
P. S. Мне показалось это достойной компенсацией за возможность прочитать конец „Загадки писаря“ раньше прочих».
Сама не заметив как, я стискиваю в руке записку.
– Что-то передать сэру Ноксу? – спрашивает Роберт. – Его слуга получил распоряжение подождать.
Иду к письменному столу Арчи и пишу ответ:
«Вор.
Р.».
Запечатываю конверт и передаю Норберту, чтобы он вручил его слуге.
Нет, вы только посмотрите на этого негодяя!
От нервного напряжения не могу усидеть на месте и начинаю ходить взад-вперед по комнате.
Ответ приходит практически немедленно:
«Хочу предложить вам соглашение. Подходите в полдень к калитке, которая разделяет наши сады.
Р. Н.
P. S. „Вор“ в моем случае – не оскорбление, а профессиональное качество».
Соглашение?
В полдень, под предлогом выйти подышать в первый солнечный день с тех пор, как я оказалась в 1816 году, я ускользаю в сад.
– Ваш зонтик, леди Ребекка! – напоминает мне Люси, протягивая его. – Вы же не хотите загореть?
Ограда, которая разделяет сады, высотой примерно два метра, и вся она увита плющом и глициниями, которые я и нюхаю в притворном восторге.
Сад действительно бесподобен, и хотя бы он оказался таким же, как и в моем воображении: здесь есть и фонтан с нимфой, из вазы которой льется вода, и плакучая ива с пышной кроной, под которой можно было бы укрыться и читать, а клумбы вокруг усыпаны нарциссами…
– Леди Ребекка… Или мне стоило сказать «Сфинкс»? – слышу я насмешливый голос с другой стороны.
В нескольких шагах, в просвете между плетущимися лозами, я вижу довольное лицо Нокса.
– Вы, неисправимый мерзавец, как посмели вы войти в мою комнату? – тут же в ярости выпаливаю я.
– А вы высокого о себе мнения. Вы правда считаете, что мне больше нечем заняться, кроме как пробираться в вашу комнату по, даже не знаю, по крыше каретного сарая, и это ради того, чтобы разузнать непорочные секреты дебютантки? Я слишком занят, чтобы тратить на вас время.
– Как тогда к вам в руки попала «Загадка писаря»?
Он поднимает палец вверх:
– А по-вашему, с чего вдруг после стольких пасмурных дней сегодня светит солнце?
– Я что, похожа на ту, кто хочет разгадывать загадки?
– Ветер. Который дул всю ночь по направлению с запада на восток, то есть от вашей комнаты в мою часть сада. Я видел, как листы разлетелись с подоконника вашей комнаты, подобрал их, собираясь вам вернуть, но потом прочитал и решил оставить себе.
– Вы украли мою рукопись, – обвиняюще заключаю я.
– Так вы с такой легкостью признаетесь, что это вы автор рассказов под псевдонимом «Сфинкс»?
Ну вот, я сама спилила сук, на котором сижу.
– Вы разве не говорили, что человек вы занятой? Какая вам разница, если заскучавшая дебютантка пишет детективные рассказы?
– Мне без разницы, но сейчас вы можете быть мне полезной. – Нокс отрывает листик плюща, покрутив ножку в пальцах, точно маленький флюгер. – И учитывая, что я знаю ваш секрет, вам в свою очередь полезно мое молчание.
– Так это шантаж, как оригинально, – иронизирую я.
– Скорее взаимовыгодный обмен.
– И что же вы хотите в обмен на ваше драгоценное молчание?
– Мне необходимо получить доступ в высшее общество, в круг самых почетных его членов, присутствовать на всех важных балах, получать приглашения во все дома, но это невозможно, если никто из людей, имеющих вес в этих кругах, не выкажет свое расположение ко мне.
– Пирата не жалуют в лучших салонах Лондона? – язвительно отвечаю я. – Какая неожиданность.
– Корсара.
– Семантика.
– Нет, так сказано в письме, подписанном лично регентом.
– И его недостаточно, чтобы распахнуть перед вами двери всех домов Мэйфера? – дразню его я. – Говорят, что вы богаче самого короля, так воспользуйтесь своими деньгами.
– К сожалению, судя по всему, безупречная репутация не имеет цены.
– И поэтому вы хотите воспользоваться моей. Глупо с вашей стороны полагать, что я так просто поддамся на шантаж. Да, возможно, разоблачение Сфинкса и вызовет толки, Аузония Осборн выплюнет еще порцию яда, но я переживу. – И с победной уверенностью я раскрываю зонтик. Я тут лишь на время, негодяй. – Жаль, что разрушила ваши планы. В любом случае надеюсь, что «Загадка писаря» вам понравилась. А теперь прошу меня простить, но я слишком занята, чтобы тратить на вас время, – передразниваю его слова я.
– Мне нравятся ваши острые ответы, леди Ребекка. От писательницы я и не мог ждать меньшего. И все же вы блефуете: лаете, да не кусаете.
– Если понадобится, смогу и укусить.
– Как любопытно. Скажите на милость, а вы уже знаете, куда хотите меня укусить, или я сам могу выбрать?
– На ваши провокации поддаваться не собираюсь, и ваши пустые угрозы меня не задевают.
– Вы так уверены? – хлестко возражает он, прислонившись плечом к калитке. – Вы уже выкидывали номера у всех на глазах, как в ту субботу в «Хэтчердс».
– Как вы узнали про «Хэтчердс»?
– В тот день вы свалились прямо на меня.
Я не помню ничего из того странного вечера, когда я провалилась в 1816 год, кроме насыщенного запаха, который окутал меня, – мяты и лакрицы.
– К женщинам-писательницам в обществе относятся без одобрения, за ними закрепилась дурная слава эгоцентричных созданий, радикалов, даже бунтарей. И это если женщина пишет безобидные заметки; у нас же речь идет о загадочных происшествиях, даже пугающих – о преступлениях и жестоких убийствах… Любой врач сразу объявит вас сумасшедшей.
– Я не сумасшедшая, – возмущенно возражаю я.
– Это как раз не важно: важно только то, что скажут, а никто и никогда не возьмет в жены сумасшедшую. Речь идет не только о вашей чести, но о добром имени всей вашей семьи, которой не останется ничего другого, как запереть вас в доме, чтобы избавить от общественного порицания и осуждения, – или же отправить вас на лечение в какой-нибудь забытый богом уголок, – с довольным видом заканчивает он. – Не испытывайте мое терпение.
Страх стискивает горло: если он прав, если меня увезут неизвестно куда или закроют в лечебнице, я могу не вернуться обратно в будущее и остаться здесь… навсегда.
– Вам уже не так нравится возможное будущее, которое я обрисовал, да, Ребекка? – подначивает он, не сводя с меня взгляда. – Завтра вечером в доме графа Латимора устраивают праздник, главная тема – Древний Египет. И раскрытие личности Сфинкса может стать важнейшим событием вечера.
Страх силен, но гордость побеждает.
– Знаете что? Я рискну, – отвечаю я, не собираясь ему уступать. – Прощайте.
– Подумайте хорошенько: даю вам двадцать четыре часа. И если вы не глупы, то выберете сообразно своей выгоде.