Девятка мечей

Глава 8

Меня разбудил диктино. Он все трезвонил и трезвонил, окончательно похоронив мечту выспаться. Заворочалась, взглянула на часы и прокляла звонившего.

По трели сообразила: Гарет и решила-таки ответить. Ему можно.

Странно, жених собирался в оперу с женщиной, почему звонит девять часов утра? В воскресенье! Представление закончилось в полночь, парочка прогулялась при луне, Гарет проводил девушку до дома… Раньше часу ночи он не вернулся, и то, если бы новая знакомая жила неподалеку. Паромобиль – штука не быстрая, летать не умеет.

Открыв один глаз, поднесла прибор к лицу, коснулась панели и сонно пробормотала:

– Слушаю.

– Это я тебя слушаю! – рявкнул Гарет.

Я аж подскочила. Сон как рукой сняло.

– С кем ты вчера шлялась? Что за франт? – продолжал вопить жених.

Неужели новости распространяются так быстро! Кто же ему настучал? Наверняка соседка снизу. С ее неустроенной личной жизнью расстроить чужую – лучшее развлечение. Мирра только глухому не рассказала, какие мужчины козлы, в деталях поведала, кто и как перед ней провинился. Не удивлюсь, если прильнула вчера к окну и следила за мной.

Остальные соседи – люди культурные, образованные, удивятся, но промолчат. Мирра же… За квартиру платила тетка, сама бы продавщица ювелирного магазина на такое жилье не скопила. По официальной версии Мирра училась, в реальности сто лет, как провалила экзамены.

– Первый заместитель главы Карательной инспекции. И на полтона тише, Гарет! Я, в отличие от тебя, работала, а не с девицами развлекалась.

– Лена, он тебя обнимал! – не унимался Гарет. – Хороша работа!

Так, наябедничала явно не Мирра.

Значит, на приеме присутствовал кто-то из Налоговой инспекции, и он знал меня в лицо.

– По-дружески, Гарет, по-дружески. Уймись, ревнивец! – рассмеялась, сводя все к шутке. Однако реакция жениха грела самолюбие. Значит, любит, сожалеет о проступке. – Приезжай, я тебя чаем напою.

– Лена, что у тебя с ним? – не унимался Гарет. – Признайся, ты спишь с начальством ради повышения? Или он много денег пообещал?

Ой, дурак!

Меня обуяла злость. Значит, по мнению жениха, я шлюха? Да я бы никогда не согласилась, даже если бы Лотеску угрожал увольнением! Дело принципа.

Молчание затянулось. Гарет ожидал ответа, а я шумно дышала, унимая раздражение и пытаясь облечь мысли в предложения. Желательно цензурные.

– Вот, значит, как ты обо мне думаешь! – слова, наконец, нашлись. – Очень приятно, Гарет, спасибо, что сказал! Почему же ты жениться-то хочешь на дряни, которая ради пары ршанов готова под любого мужика лечь?

– Лена, я совсем не об этом, – стушевался Гарет и сразу затих.

Только поздно, ярость требовала выхода. Слишком крепко задели слова Гарета, словно в помоях искупалась.

Так горько и обидно!

На глаза навернулись слезы.

Да если бы я легко прыгала в постель, не мыкалась бы в поисках работы, и в дипломе бы иные отметки стояли, и… Словом, устроилась бы припеваючи. Гарету ли не знать! Когда попалась с налогами, разве предлагала себя в качестве платы за молчание?

Вот так живешь с человеком, свадьбу планируешь, а он тебя не уважает.

– Знаешь, да пошел ты! – вырвалось в сердцах. – Либо немедленно извинись, либо… – запнулась, не зная, чем пригрозить. – Либо я пойду и с Лотеску пересплю. Тебе назло, прямо в рабочем кабинете. А что, он красивый, обходительный, как мужчина тоже, наверное, хорош. Переживешь! Вчера девицу искать не пришлось, по щелчку пальцев прибежала.

Злые слезы душили, заставляя говорить гадости. А ведь я с Гаретом помириться собиралась. Какой уж теперь мир!

– Лена, я сейчас приеду, – оборвал Гарет очередную тираду. – Нам нужно поговорить.

Вместо ответа нажала на отбой и откинулась на подушки.

Да пошел ты, переговорщик!

Шайтан, как все хорошо начиналось!

Гарет никогда не производил впечатление романтика, собственно, поэтому и сошлись: сблизил прагматичный взгляд на жизнь. Да, ему никогда не нравилась Карательная инспекция, так и я не объяснялась ей в любви. Оба понимали: никаких серьезных отношений без денег не построишь, копили понемногу. После свадьбы я собиралась, как большинство женщин, не работать, воспитывать детей – в этом наши планы с женихом совпадали.

Мужчины? Не спорю, Гарету не нравился мой флирт, но до безобразной ревности он не опускался. Полагаю, дело в матери. Потенциальная свекровь приходила в ужас от одной мысли, что я не спешу надеть кольцо. А уж работа… То ли дело продавщицей или учительницей – тихо, мирно, без инициативы.

И жалование, не стоило, наверное, хвастаться прибавкой. Откуда ж я знала, что Гарет получает меньше?

Только вот все равно поступок гадкий.

Когда эмоции немного улеглись, побрела на кухню – завтракать и пить кофе.

Идти никуда не хотелось, видеть кого-то – тем более, поэтому решила весь день посвятить бумагам редактора «Глашатая». Работа лечит любые сердечные раны.

Никогда не думала, что для двенадцати полос газеты требуется столько материала! Тут одних черновиков до конца года хватит. Секретарь положила даже то, что не пошло в печать.

Густав ишт Майер вел плодотворную журналистскую жизнь. Писал о политиках, разного рода финансовых махинациях, светских скандалах и культурных мероприятиях. Например, об открытии музыкального училища. То есть о чем угодно, лишь бы платили.

Позевывая и поглощая кофе литрами, разбиралась с закорючками чужого почерка. Он у Майера жуткий, хуже моих бывших учеников. Бумагу журналист экономил, мог начать статью, а на обороте дописать другую. Пришлось маркировать и компоновать записи.

Детские утренники отмела сразу – некромант не мальчишка, остальное пришлось читать. Через два часа поняла, Майер успел досадить куче людей. Он совал нос во все щели, вытаскивал на свет чужое грязное белье. С его легкой руки затеяли пару громких расследований, закончившихся не менее громкими отставками и даже тюремным заключением для одного казнокрада. На месте последнего я наняла бы крепких ребят «для разговора».

Отложив на время записи Майера, снова взялась за статьи невышедшего выпуска газеты. Повторно пробежала глазами заголовки, силясь понять, зачем уничтожили именно его. В итоге пришла к парадоксальному выводу: преступника не интересовал свежий номер «Глашатая», нет там ничего сенсационного. О преступлениях некроманта ни слова.

– Лена?

От неожиданности едва не выронила бумаги.

Вырви ведьме глаз Гарет! Уфф, напугал! У него есть ключ, вошел без стука.

Скрестив руки на груди, выжидающе уставилась на жениха. Неудобно называть Гарета любовником, поэтому, по примеру многих девушек, представляла его молодым человеком, благо официально мы не помолвлены, только устно. Кстати, он на два года меня старше.

– Лена, ты специально?

Вместо того чтобы просить прощения, Гарет хмурился.

Пожала плечами – мало ли, о чем он, и вернулась к черновикам Майера. Нужно отложить самые громкие расследования и сделать запросы в учебные заведения. Уверена, среди тех, у кого рыльце в пушку, отыщется некромант.

– Я пустое место, да?

Гарет сел рядом, скопировав мою недавнюю позу.

– Ты виноват, между прочим, – напомнила я. – Из-за тебя пришлось сгорать от стыда перед коллегами и навязываться начальнику. Думаешь, он обрадовался, узнав, что планы на субботу пошли коту под хвост? А мне, ой, как было приятно его уговаривать! И вдвойне приятно услышать характеристику будущего мужа. Ту самую, про шлюху. Как опера? Хотя бы слушали или целовались?

Так и подмывало сказать гадость, сделать так же больно.

– Лена! – возмущенно засопел жених.

– Что Лена? – отложив бумаги, подбоченилась. – Если я обжимаюсь с мужиками, ты – с бабами. Или двойные стандарты?

Гарет помолчал и пошел на мировую:

– Давай не будем. Я тебе верю.

– Извинись.

Право слово, сколько можно! Если и дальше так пойдет, начну сомневаться, не ляпнул ли он правду.

Гарет шумно выпустил воздух за нос и взял за руку. Пальцы погладили запястье и замерли на выемке ладони.

– Бросай работу, проживем, – вкрадчиво попросил он. – Видишь, что она делает? Отношения важнее денег.

Не стала спорить насчет последнего тезиса, но напомнила, кто виноват в размолвке. Уж точно не работа!

Гарет вновь засопел, но признал неправоту и предложил погулять.

– Или тебе к завтрашнему дню нужно прочитать? – Гарет покосился на ворох бумаг.

Покачала головой и отправилась переодеваться. Не то, чтобы я совсем простила Гарета, но он извинился, а это самое главное. Осталось только убедить его помогать, а не мешать. Можно подумать, ему дом в пригороде не нужен! Не желаю сидеть с детьми на съемной квартире, хочу собственное жилье. Оно подспорье на черный день, в конце концов!

Коттеджный поселок, тишина, птички поют… Ради такого можно потерпеть. Совсем чуть-чуть. У начальника отдела оклад выше, премиальные тоже, за год на первый взнос наберу. Конечно, на элитный поселок, куда завозил Лотеску, лучше не рассчитывать, а попроще – в самый раз. К тридцати годам перееду, к тридцати пяти с долгами рассчитаемся.

Витая в облаках, кокетливо повязала шарфик. Мысленно я уже перебралась за стеклянную загородку и командовала этажным секретарем, а не сама бегала за кипятком для чая.

Словом, воскресные тучи рассеялись. Ровно до момента, когда я услышала газетчика. Не пожалела пары рхетов на свежий выпуск последних новостей и, удобно устроившись на парапете набережной, пробежала глазами заголовки.

Одна из статей, увы, подтвердила худшие опасения. Мальчика, которой написал послание под окнами Карательной инспекции, нашли в лесу под Нэвилем, рядом с железнодорожным полотном. На первый взгляд – несчастный случай, но ушлые газетчики не уделили бы и строчки смерти ничем не примечательного ребенка.

Некромант остался верен себе: убил, забрал жизненную энергию и подбросил на рельсы. Чудовище без сердца!

Заметив, что я побледнела, Гарет вырвал газету и прочитал заголовок.

– Мы должны туда поехать. Сейчас, без полиции. Там могли остаться следы…

– Ничего там не осталось! – раздраженно ответил Гарет, скомкал газету и выбросил в урну. – Лена, сегодня выходной!

Кивнула, соглашаясь, но мальчик все не шел из головы. В итоге зашла в полицейский участок и попросила достать протокол осмотра места происшествия.

– Прокатиться хотите? – сообразил дежурный.

Этот знал меня в лицо и догадывался, просто так чума по фамилии ишт Мазера в участок не зайдет.

Гарет за моей спиной взвыл. «Выходной накрылся медным тазом», – читалось в его глазах.

Однако я обманула ожидания, потащив жениха в кафе-мороженое.

Щурясь от солнца, доедала вторую порцию, когда завибрировал диктино. Отложив ложечку, ответила на вызов. Беспокоили из банка: на мою карточку поступил очередной платеж – оплата за ведьму.

Вот за что люблю Карательную инспекцию, так это за оперативность!

На радостях отправились на водную прогулку. По реке – на озера, увы, поздно, нужно ранним утром садиться на поезд. Гарет предложил сплавать за пределы Нэвиля, посмотреть на гнездовья птиц. В Вертавейне по весне собиралось много пернатых. Кто-то пролетом, а кто – на все лето. Попадались изумительные экземпляры, вроде хохлатых журавлей или розовые цапли. Последние облюбовывали наши озера редко, но если уж появлялись, привлекали всеобщее внимание.

– Нехорошо у нас как-то выходит, – Гарет спустился на пристань и протянул руку, помогая мне. Каблуки застучали по деревянным сходням. Я старалась не оступиться, не угодить в щель. – Что ни неделя, то ссора.

– Наверное, накопилась усталость, – предположила я.

– От чего? Или от кого? – Гарет пристально посмотрел в глаза. – Лена, ты стала такая… Словом, раздражительная.

– Говорю же: усталость. У меня на работе неспокойно. Тот же Шакир, чтоб ему на пенсии вечно в нарды играть, донимал. У тебя в налоговой тоже не сахар, одни командировки. Отпуск забыт, до нового – два месяца, вот и лаемся.

Жених кивнул, соглашаясь, и направился к лодочнику, договориться о цене. Я ждала его, придерживаясь рукой за каменную набережную.

После коротких переговоров, лодочник согласился уступить суденышко и остаться на берегу. Взамен взял залог в половину стоимости посудины и плату за трехчасовое катание.

Я устроилась на корме, будто королева, а Гарет сел за весла.

Мы плыли вниз по течению, наслаждаясь видом пробуждавшегося и расцветавшего под волшебной палочкой весны Нэвиля.

Город с воды и город с тротуара – две абсолютно разные вещи. Чтобы прочувствовать Нэвиль, нужно увидеть его с глади Адрона. Тогда поймешь замысел архитекторов, откроешь новые грани знакомых зданий, осознаешь, что важно, а что второстепенно. Да и масштабы совсем не те.

Мосты с воды и вовсе божественны. Неслучайно на них по вечерам любовались с лодок десятки людей – на радость прокатчикам и назло кораблям.

Судоходство на Адроне началось в начале весны, поэтому на реке было многолюдно. Гарет правил вдоль берега, чтобы не попасть под баржу или прогулочный кораблик.

От воды веяло холодом, поэтому запахнула пальто.

– Гарет, как опера?

– Да не ходил я! – вздохнул нашкодивший жених. – Хотел, но в последний момент извинился перед Эльгой и отдал билет. Она обиделась, к слову.

– Конечно. Я бы тоже обиделась, если бы мужчина пригласил на свидание и не пришел. И не надо говорить, что она просто так, видов не имела.

Гарет промолчал и выровнял лодку.

Мы проплывали мимо Карательной инспекции. Окна полыхали золотом, словно вместо стекла вставили листы драгоценного металла.

На миг вспомнила о работе и тут же выкинула ее из головы. Все завтра: и журналист, и поездка на место убийства мальчика, и некромант. Нужно отдыхать, иначе стану алкоголичкой и неврастеничкой.

Мост короля Эстефана, а вместе с ним центр города остался далеко позади. Мимо тянулись квадранты, заселенные «работниками умственного труда», то есть учителями, живописцами, дурными актерами и прочее, и прочее. За ними начинались дома рабочих – обшарпанные и неказистые. Набережные тоже изменились: исчезла витая решетка, ее сменила простенькая, литая.

То и дело мелькали дымящиеся трубы – даже в выходной день заводы работали. Склады, доки… Сквозь робкую зелень Одисского парка видны железнодорожные пути. Они пересекали Адрон по гремучему мосту, построенному пару лет назад для новой ветки, соединившей Нэвиль с северо-западом страны.

Набережная обрывалась постепенно. Сначала исчезла каменная облицовка, ее сменили деревянные сваи, затем пропали и они.

Гарет на время отложил весла и позволил течению нести нас за пределы Нэвиля.

– Воздух-то какой! – восхищенно протянула я, вздохнув полной грудью.

Гарет улыбнулся и кивнул.

Мимо проплывали другие лодки. Некоторые особо нетерпеливые парочки причалили к берегу и самозабвенно целовались. Весна.

Перебралась ближе к Гарету. Он обнял и предупредил, если не вернусь обратно, опрокину лодку.

– На скамейке полно места! – возмутилась я. – И не так уж много я вешу!

– Хочешь грести? – подмигнул Гарет. – Охотно уступлю весла. Просто так на носу не сидят.

Грести не хотелось, поэтому ретировалась на корму.

Птицы заявили о себе задолго до того, как мы их увидели: они галдели на разные голоса. Казалось, не осталось зарослей, будь то камыш, ракитник или ивняк, где бы ни притаились пернатые.

Лодка осторожно скользила вдоль множества островков в пойме Адрона. Река здесь шире, обзавелась протоками и рукавами, которые затем вливались в одно из озер. Оно, в свою очередь, питало водой другое озеро. Если бы не позднее время, мы бы туда прогулялись.

На берегу белели сквозь ограду несколько коттеджных поселков. У них были собственные причалы, огороженные от посягательств простых смертных. У пирса покачивались на волне легкие парусные суденышки.

Дорогое место, даже несмотря на то, что выше по течению рабочие кварталы.

Гарет выбрал один из рукавов Адрона и осторожно греб, стараясь не наткнуться на мель или не пропороть днище о корягу.

Птиц я насмотрелась сполна. Видела и журавлей. От восхищения перехватило дыхание. В такие минуты жалеешь, что не умеешь делать изобразительные карточки. Может, пойти на курсы? Не все время же бегать за преступниками.

Мы уже возвращались, когда поднялся сильный ветер.

Гроза пришла внезапно и обрушилась ливнем. Одежда мгновенно промокла до нитки, но тревожило не это – Гарет никак не мог справиться с лодкой. Ее несло к берегу. Пара минут, и мы окажемся в воде. В довершении бед навстречу плыло прогулочное судно.

Я плохо помнила, как и что произошло. Лодка, казалось бы, разминулась, но она легкая, а судно тяжелое. Волна потянула нас за собой, ударив о борт кораблика. Доски треснули, и мы с Гаретом мгновенно очутились в воде. С головой.

Единственное, о чем просила, – не попасть под гребной винт. Это верная смерть, жуткая и кровавая. Но судьба осталась глуха, нас затянуло под прогулочное судно. Ноги опутали водоросли, дыхания не хватало, набухшая юбка тянула на дно.

Никогда не знаешь, какую карту вытащишь. Еще недавно ты бодра и весела, думаешь о любви, а вскоре тебя, посиневшую и безжизненную, вытаскивают на берег.

Невольно вспомнилось предсказание гадалки. Карты выпали верно, только расшифровала она их неправильно. Был возлюбленный, счастье, и на смену им пришла боль – та самая девятка мечей.

Отчаянно боролась за жизнь, старалась не тратить понапрасну воздух. В мутной воде ничего не видно, непонятно, где стремнина, где берег. И где Гарет… Где Гарет?! Не закричишь, не позовешь…

Понимая, счет идет на мгновения: вода уже наполняла легкие, а холод сковывал члены, попыталась избавиться от одежды. Не до приличий, когда речь о жизни. Пальцы не слушались, крючки никак не поддавались.

Неожиданно что-то подхватило меня, дернуло и резко потащило вверх, к свету.

Оказавшись на поверхности, закашлялась и наглоталась воды. Волны накрывали с головой, немеющие руки устали.

Гарет, придерживая меня, пытался грести к берегу. Он отдал слишком много сил и рисковал утонуть, не достигнув цели.

Кажется, на берегу кричали – я плохо слышала сквозь плеск воды.

Медленно, но верно накатывало оцепенение.

Сколько человек может продержаться в холодной воде? То-то и оно! А на мне ведь еще летнее пальто, снять не успела. Юбку, впрочем, тоже. Она облепила ноги, сковав не хуже цепей.

Нам бросили веревку. Гарет уцепился за нее и прошептал: «Держись!» У него зуб на зуб не попадал, висок кровоточил. Увы, не просто ссадина.

Я превратилась в куклу. Все, что могла, оказавшись на берегу, – дышать. Мир будто утонул в ворохе ваты. Не видела лиц, да и слышала плохо. Хотелось спать, а еще тошнило. Как такое возможно одновременно, не знаю.

Меня подняли, куда-то понесли.

Закрыла глаза и предоставила событиям идти своим чередом.

Ледяная вода взяла свое, и я заснула, провалилась в черное забытье.

Очнулась, вопреки ожиданиям, не в больничной палате, а в незнакомой комнате, на мягкой широкой кровати. Судя по обстановке, один из коттеджей. Н-да, называется, мечтала посмотреть, что внутри, и посмотрела.

Меня переодели в теплую ночную рубашку, положили на лоб компресс и сунули под спину грелку. Те микстуры на столе, наверное, вливали в рот.

Горло саднило, а тело пылало.

Закашлявшись, поняла, что не могу сама перевернуться на бок. Кажется, я серьезно простудилась, а то и вовсе подхватила воспаление легких.

В комнату вошла женщина в белом переднике. Она сменила компресс и дала какой-то порошок. Проглотила его с трудом: больно, и попросила пить. Голос походил на писк.

– Пока нельзя, – покачала головой женщина, – доктор не велел. Ничего, скоро тепленькое принесу, его можно.

– А Гарет? – Губы пересохли и едва размыкались.

– Молодой человек? Он в соседней гостевой. Все в порядке, жить будет. А вы поспите. Я вас потом снова разотру.

Женщина улыбнулась, поправила одеяло и ушла. Я же осталась лежать и гадать, как обстоят дела на самом деле. Воображение, подпитываемое жаром, рисовало картины одна страшнее другой.

Тело ломило, голова трещала, а сон все не шел. Да и как тут заснешь, когда мучает надрывный кашель? Впечатление, будто огненную терку проглотила.

Перед глазами мелькали красные круги. Кажется, я бредила, а потом вновь провалилась в небытие.

– …Хассаби, может, вы посмотрите? А то ей все хуже и хуже, – раздался из пустоты голос женщины-сиделки. – Горит вся, сознание перемежается.

Хассаби… Врач? Среди дворян лекари встречаются редко, а их услуги стоят столько, что только королевским фавориткам по карману.

Кровать прогнулась под чьим-то весом. Я ощутила легкое прикосновение ко лбу.

Хорошо-то как, пальцы прохладные!

– Ну, можешь помочь? – Еще один голос – женский, высокий.

– Да, могу, – подтвердил мужчина. Он показался смутно знакомым, но болезнь не позволяла вспомнить имя. – Передай врачу, что заплатишь за одного. Останешься?

– Нет, все равно ничего не пойму, – смутилась обладательница высокого голоса. – Магия по твоей части.

Холодные пальцы вновь коснулись лба. Оказалось, они просто мокрые.

На время в комнате воцарилась тишина. Кажется, служанка и хозяйка дома ушли.

Мужчина положил одну ладонь мне на глаза, а вторую на грудь, на место, которое больше всего болело. Пальцы очертили круг, а потом вписали в него треугольник.

Кожу чуть пощипывало, жар медленно отступал.

Ладони мужчины замерли и будто оледенели. Я ощутила, как быстрее заструилась по жилам кровь, словно под кожу вонзился кристалл усилителя магического потенциала. Только тут, помимо силы, в меня вливались волны тепла, но не горячечного, а солнечного, живого. По мере того, как они заполняли тело, отступала боль, на ее место приходил покой.

– Теперь легкие, чтобы не кашляли. Заменим мертвое на живое.

Нахмурилась, пытаясь вспомнить, где могла раньше слышать мужчину. Теперь, когда окончательно вернулся слух, а мозг не тонул в пучине рваных бредовых видений, поняла: я знаю таинственного мага. Только лицо увидеть не могу: глаза не открыть.

Вскрикнув от резкой боли в груди, выгнулась дугой и опала на мокрые от пота простыни. Хорошо лечение! Однако после импульса, от которого выступили слезы на глазах, разом пропал кашель, перестало саднить горло.

– Остальное исправит организм. Выздоравливайте!

Мужчина встал, и я сумела, наконец, разлепить веки.

Добровольного лекаря увидела по частям. Сначала запонки, затем дорогой диктино на руке, расстегнутую на одну пуговицу оливковую рубашку, участливую улыбку, русые волосы, ореховые глаза. Пробудившаяся память подсказала имя – Тайрон Эламару.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Сестру благодарите, – отмахнулся Тайрон. – Если бы не она, замерзли. А я… Подумаешь, приехал по ее просьбе! Спите и набирайтесь сил. Магия магией, а ничего лучше естественного выздоровления не придумали.

Почему-то после ухода Тайрона в душе поселилась вера в то, что все страшное осталось позади, и для Гарета, и для меня. Только на работу завтра не выйду, надо бы предупредить.

В итоге заснула, не успев набрать на диктино код Мариши – именно с ней я связывалась, когда по тем или иным причинам не появлялась в отделе.