Джентльмены женятся на брюнетках

Глава третья

Итак, когда я наконец стала девушкой литературной, я решила, что мне не следует уподобляться тем писательницам, которые даже не пытаются исправить этот мир, а лишь разрушают его еще больше. Я же должна постараться и преподать миру какой-нибудь урок, который сделал бы его лучше. А лучшим уроком, с которым я когда-либо сталкивалась, могла бы послужить жизнь моей подруги Дороти. Ну и я решила, что напишу об этом. Но только жизнь Дороти не может служить девушкам примером для подражания, а должна показать им, чего они в жизни должны избегать.

Во-первых, я хочу сказать, что Дороти — девушка довольно низкого происхождения, а низкое происхождение только в кино выглядит довольно привлекательно, потому что Мэри Пикфорд, например, может быть и дочкой мусорщика, но все равно в конце фильма станет очаровательной, выйдя замуж за миллионера.

Но сама Дороти, хоть и смогла подняться из низов до уровня отеля «Ритц», но даже жизнь в «Ритце» не повлияла на ее идеалы, потому что Дороти по-прежнему не способна ни на что другое, кроме как безумно влюбляться в такого рода джентльменов, которые как родились без денег, так с тех пор и не сумели их приобрести.

Итак, когда я сообщила Генри, что собираюсь описать жизнь Дороти, мы с ним немножко поссорились. Потому что мне кажется, что Генри считает, что мир стал бы только лучше, если бы ничего не узнал о жизни такой девушки, как Дороти. Ну, то есть я хочу сказать, что Генри мыслит очень широко, как и полагается великим Реформаторам, которые должны уметь видеть вещи с разных сторон одновременно, и он готов закрыть глаза на все, что пришлось пережить девушке, если в конце концов она перестанет развлекаться и раскается. Но Генри говорит, что когда такая девушка, как Дороти, не платит за свои грехи и не раскаивается, то как же тогда всем людям нравственным получить то удовлетворение, которое они испытывали бы, глядя на ее страдания? И что тогда случится с христианством?

Но я в конце концов уговорила Генри позволить мне писать об этом, поскольку пообещала, что он будет иметь возможность прочесть все и дать оценку до того, как все написанное мною дойдет до публики. Так что если все, что я напишу, ДОЙДЕТ до публики, то это будет означать, что девушки заранее могут быть уверены в том, что все прочитанное пойдет им только на пользу.

Итак, первое, что вспомнила Дороти о своей Жизни, это то, что, когда она была ребенком, они с отцом имели отношение к тому, что называлось «Большая тихоокеанская компания уличных ярмарок и карнавалов» и было широко известно на всем тихоокеанском побережье.

Ну и оказывается, что в каждой карнавальной компании всегда есть несколько джентльменов, которые делают что-нибудь бесплатное, забавляя или обучая публику, ну, например, надевают блестящее розовое трико и прыгают с какой-нибудь почтовой крыши в бак с водой. И одним из таких джентльменов в Карнавал-компани и был не кто иной, как мистер Шоу — отец Дороти. Мне даже пришлось спросить Дороти, неужели ее отец никогда не попадал в беду, занимаясь подобным делом? И оказалось, что как-то раз у него был совсем небольшой инцидент. Потому что отец Дороти, всегда пребывая в состоянии хронического опьянения, не рассчитал время и прыгнул с крыши раньше, чем бак заполнили водой. Но Дороти говорит, что это не причинило ему вреда, потому что это был как раз тот случай, когда один бак упал в другой, потому что отец Дороти успел достаточно влить в себя, чтобы суметь наполнить и другой бак.

Ну и оказалось, что в то время, как отец Дороти прыгал с крыш, мать ее жила в шикарной квартире в Сан-Франциско, но была столь непригодна к какой-либо семейной жизни, что с трудом могла бы вынести что-нибудь, похожее на мужа. Хотя время от времени в ней просыпался материнский инстинкт и тогда она могла послать за дочерью. Так что однажды отец посадил Дороти в поезд до Сан-Франциско и оставил на попечение железнодорожного кондуктора.

Мать Дороти встретила ее на вокзале в сопровождении богатого джентльмена, с которым они были, похоже, неразлучны. И все пришли в восторг от Дороти, и покупали ей очаровательные платья, и брали ее с собой на скачки, и катали на лошадях, и всем показывали, и пили шампанское за ее здоровье.

Но как-то раз, в разгар какой-то вечеринки, мать Дороти и ее друг-джентльмен стали терять свои материнские инстинкты и в конце концов утратили их вовсе, отправив Дороти обратно на квартиру матери в сопровождении посыльного. Ну а потом мать Дороти забыла прийти домой, и девочка осталась совсем одна в квартире с китайцем-поваром, который ничего не делал, а лишь играл в какую-то китайскую лотерею и вполне мог сойти и за грека для такого маленького ребенка, как Дороти. Так что Дороти была в полном восторге, когда ее мать наконец вспомнила о том, чтобы вернуться, а вернувшись, отправила ее обратно в Карнавал-компани.

А когда Дороти было уже двенадцать лет, ее отец получил телеграмму, в которой сообщалось, что его жена скоропостижно скончалась во время скачек, когда рухнула большая трибуна ипподрома. И Дороти говорит, что это был единственный раз, когда ее отец выиграл на скачках, потому что он заключил пари, что и знаменитый сан-францисский миллионер тоже был на той же трибуне. И оказалось, что он и в самом деле был там. Таков был конец у матери Дороти. Но я не думаю, что мать Дороти была такой, какой ей следовало быть, иначе она не смотрела бы сквозь пальцы на увлечение китайца-повара китайской лотереей.

Когда Дороти исполнилось четырнадцать, она уже могла ходить по всей ярмарочной площади и помогать в работе. Потому что в Карнавал-компани было то, что называется «концессиями», то есть когда люди, например, бросают кольца на торчащие в земле ножи, и тот, кто попадает, выигрывает нож. Ну и Дороти должна была смешаться с толпой и быть Тем, Кто Выигрывает Нож, а потом зайти с «черного» хода и вернуть нож джентльмену — хозяину этой «концессии». Потому что, в конце концов, эти ножи стоили не более двух долларов все скопом и не было никакого смысла красть их, говорит Дороти.

Но я сказала Дороти, что это то, что называется «дурачить публику». Но Дороти сказала, что не очень-то эту публику дурили, потому что все равно лезвия у этих ножей были из оловянной фольги и от них не было бы пользы никому, кто вздумал бы использовать их по назначению.

Ну а когда Дороти наконец исполнилось пятнадцать, ее отец попал в беду. Ну, то есть я хочу сказать, что мистер Шоу опять женился. И это очень интересное событие произошло, похоже, из-за главного аттракциона Карнавал-компани, который назывался «Прыжок влюбленной».

Ну так вот, этот «Прыжок влюбленной» состоял из гусеничной цепи, по форме напоминающей большую восьмерку, и маленького автомобильчика, который бегал по ней. И после того, как автомобильчик делал петлю, он высоко подпрыгивал в воздухе и приземлялся на высокой площадке, расположенной на довольно большом расстоянии.

Но что действительно интриговало публику, так это блондинка в плаще, сидевшая внутри автомобиля, поскольку предполагалось, что эта девушка рисковала жизнью и делала «петлю», только для того, чтобы встретить своего «возлюбленного». А «возлюбленным» и был не кто иной, как мистер Шоу — отец Дороти — в своем блестящем розовом трико, который стоял в ожидающей позе на площадке и галантно сопровождал потом блондинку вниз по лестнице, пока вокруг гремели аплодисменты.

Правда, Дороти говорит, что она так никогда и не смогла определить, чему же аплодировали зрители — прыжку «влюбленной» девушки или же тому, что отец Дороти все-таки ухитрялся спуститься с лестницы, несмотря на свое хроническое состояние.

Ну а в качестве белокурой девушки, которая прыгала в «Прыжке влюбленных», Карнавал-компани, как правило, использовала официанток с белокурыми волосами или париком, желающих стать актрисами. Но компании трудно было удерживать всех этих девушек, потому что после того, как они делали несколько таких прыжков, у них начинал разрушаться позвоночник, и тогда менеджеру Карнавал-компани приходилось опять искать очередную исполнительницу.

Ну и в конце концов в одном из отелей какого-то городка под названием Модесто, менеджер нашел официантку, которая, однако, не сказала ему, что ее мать — хозяйка этого отеля, потому что боялась, что он не предложил бы ей эту работу, знай, что у нее есть довольно вспыльчивая мама, которая была бы против таких занятий.

Эта официантка, которую звали Хейзл, сбежала вместе с Карнавал-компани, ничего не сообщив матери. И, что еще хуже, некоторые люди из Карнавал-компани выехали из отеля, забыв попросить клерка выписать им счет.

Ну и эта леди — хозяйка гостиницы — появилась на сцене в следующем городе, и Дороти говорит, что, когда она появилась, глаза у нее были налиты кровью. Но судьбе было угодно, чтобы она попала на главную улицу города как раз в тот момент, когда отец Дороти прыгал с крыши масонской церкви в своем блестящем розовом трико. И хотя эта леди никогда раньше не обращала внимания на мистера Шоу, когда он останавливался в ее отеле и ходил в обычной одежде, но увидев, как он в трико бросался с крыши, она безумно в него влюбилась.

В конце концов стало ясно, что дирекции Карнавал-компани все-таки придется провести обмен мнениями с матерью Хейзл. Но сразу выяснилось, что ничто не заставит ее успокоиться, кроме брака с мистером Шоу. Так что отцу Дороти пришлось жениться, чтобы спасти Карнавал-компани от ответственности за похищение официантки и неуплату счетов из отеля.

Ну и они были обвенчаны лютеранским священником, и у них была довольно необычная свадьба в городском саду. Вот так и случилось, что у Дороти появилась мачеха.

И первое, что эта мачеха сделала, это заставила Хейзл вернуться домой в Модесто, чтобы смотреть за отелем, потому что она считала, что жизнь в Карнавал-компани была бы губительна для морали Хейзл. Но Дороти говорит, что мораль Хейзл уже достаточно поизносилась еще в Модесто, чтобы Хейзл могла бы почерпнуть что-то новое в Карнавал-компани. Сама же мачеха осталась с мужем, и оказалось, что это настоящая фурия. Ну, то есть я хочу сказать, она никогда больше не позволяла мистеру Шоу прыгать с крыши, и он стал терять свою индивидуальность. Ну и в конце концов все это кончилось тем, что единственное, что оставалось отцу Дороти, чтобы развлечь публику, — это получать брачную лицензию в каждом городе, где останавливалась Карнавал-компани, после чего местный священник публично венчал его то на воздушном шаре, то в клетке с тиграми. Так что Дороти говорит, что если я когда-нибудь услышу, как кто-нибудь болтает, что отец Дороти не женат, то я должна сразу же сказать, что на самом деле ее отец держит рекорд всего тихоокеанского побережья по числу законных бракосочетаний.

Однако в конце концов дела пошли от плохого к худшему. Потому что, хоть миссис Шоу и была постоянно невестой, вела она себя не как подобает невесте и только и делала, что порицала жениха, даже стоя рядом с ним у алтаря. Так что иногда толпа ужасно удивлялась, что мистер Шоу нашел в такой невесте. Потому что Дороти говорит, что вряд ли кому захочется платить 25 центов, чтобы увидеть, как кто-то женится на угрюмой невесте почти пятидесятилетнего возраста.

Но я и в самом деле не осуждаю миссис Шоу за то, что она впадала в уныние, потому что ведь в конце концов, отец Дороти не был идеальным мужем. Ну, то есть я хочу сказать, что он, наверное, думал, что именно в этом и состоит мужская доблесть — сначала напиться, а потом вспомнить о «сухом законе».

Так что миссис Шоу начала надоедать жизнь в Карнавал-компани, и она стала тосковать по своему отелю, особенно когда узнала, что ее отель приобрел дурную славу. Потому что вряд ли какой коммивояжер, который был хоть немного недурен собой, оплачивал свои счета за проживание в отеле. А уж когда мачеха Дороти услышала о том, что Хейзл перенесла свой завтрак с шести утра на восемь, она решила, что дело зашло слишком далеко, ну и заставила мистера Шоу отречься от карьеры, чтобы вернуться в Модесто и заняться отелем.

Мачеха Дороти предложила девочке поехать с ними, но Дороти, подумав, отказалась. Потому что, по ее словам, она смогла бы вынести только что-нибудь одно — мачеху, Хейзл или город Модесто, но что терпеть всех троих сразу — это выше человеческих сил.

Ну и, конечно, теперь Дороти должна была сама зарабатывать себе на жизнь, и потому в Карнавал-компани сбросились, кто сколько смог, и купили ей никелированную машину для изготовления вафель. А управляющий сказал, что Дороти может не платить за «концессию», начиная дело, пока оно не станет прибыльным.

А потом было решено, что жить Дороти будет под присмотром мистера и миссис Аль Ле Вино, у которых была «концессия» под названием «Храм искусства», и этим храмом была палатка, в которой мистер Ле Вино в белом трико с длинными рукавами пел иллюстрированные песни и бросал иллюстрации этих песен на свою жену. Ну а семейная жизнь мистера и миссис Ле Вино была идеальной, потому что они жили не в отеле, как все другие из Карнавал-компани, а устроили дом прямо в своей палатке, поскольку были большими домоседами. И Дороти говорит, что иногда ей хочется, чтобы какой-нибудь банкет в ресторане «Колони» был бы достаточно восхитительным, чтобы заставить ее забыть тушеную баранину миссис Ле Вино. И единственное, что вызывало ее беспокойство, это то, что после семнадцати лет брака супруги Ле Вино все продолжали разговаривать друг с другом детским языком и рано или поздно это непременно стало бы действовать Дороти на нервы.

Ну и после того, как Дороти была устроена, они с отцом сказали друг другу «до свидания», и мистера Шоу забрали, чтобы продолжать «пилить» его в Модесто. И он до сих пор пребывает там, живя с миссис Шоу в большом доме и заливая свою тоску настолько, насколько это возможно при «сухом» законе. А самое большое утешение для него — муж Хейзл. Потому что Хейзл вдруг исправилась и вышла замуж, и Дороти говорит, что единственная беда Хейзл была в том, что она просто опередила свое время. Ну, то есть я хочу сказать, что в наши дни все девочки-подростки уже догнали Хейзл, а это лишь говорит о том, что она просто дебютировала преждевременно.

А замуж она вышла за лучшего жениха Модесто, который работал в редакции газеты, и все окрестные фермеры оплачивали свои счета мужу Хейзл виноградом или богемским хмелем. Ну а мистеру Шоу и мужу Хейзл нравилось возиться с ними в задней комнате редакции и смотреть, что за напиток у них получается. И только в прошлом году, на день рождения, Дороти отправила отцу прелестный медный самогонный аппарат, самый очаровательный из всех, что можно было купить за деньги.

Итак, когда вафельницу доставили в Карнавал-компани, внутри у нее лежал небольшой проспект, в котором говорилось, что даже ребенок в состоянии управиться с машиной. Это и навело Дороти на мысль, и она стала передавать вафельницу какому-нибудь местному мальцу, который всегда был этим более чем доволен. Правда, в результате вафельница часто выходила из строя и нуждалась в ремонте, или же малыш просто съедал всю прибыль.

Но вот однажды в каком-то городке, который назывался Сан-Диего, Карнавал-компани попала в беду. И случилось это из-за одного из членов компании по имени Док. Потому что этот самый Док продавал одну штуковину, которая называлась «Чудесный пятновыводитель» и изготавливался из кусочка хозяйственного мыла, которое Док покупал в соседней бакалейной лавке на углу, разрезал на мелкие кусочки, завертывал в блестящую фольгу и продавал публике по 25 центов за штуку.

И оказалось, что Док всегда поступал неправильно и оставил после себя следы в виде обманутых мужей почти по всему штату Калифорния. И вот наконец он попался, когда продал жене бакалейщика в Сан-Диего свой «Чудесный пятновыводитель» за 4 доллара почти сразу же после того, как приобрел у ее мужа хозяйственное мыло по 10 центов за кусок.

Но Док, кроме того, воспользовался случаем и стащил у бакалейщика часы, стоявшие на шифоньере в спальне. Часы стоили 75 долларов, и это ужасно рассердило бакалейщика, и он пожаловался на Дока властям.

Ну и тогда помощник шерифа Сан-Диего пошел по следу и настиг Карнавал-компани в городке под названием Санта-Барбара. И оказалось, что этот помощник шерифа был очень знаменит, потому что не только происходил из старой и богатой семьи, но и проявлял очень большой интерес к морали молодых девушек, стоявших на пороге женственности. И это было особенно заметно на заседаниях тюремного Совета директоров. И главная причина, почему он так заинтересовался случаем с женой бакалейщика, состояла в том, что она когда-то училась в Сан-Диего и ее низкая мораль всегда интересовала помощника шерифа.

Итак, помощник шерифа появился на ярмарочной площади в Санта-Барбаре рано утром, пока там не собрались еще толпы народа, и сразу же заметил Дороти, сидевшую у входа в палатку Ле Вино и наблюдавшую, как миссис Ле Вино вышивает ночной чепчик. Ну и он подошел к миссис Ле Вино, чтобы порасспросить о Доке, но взгляд его, казалось, не отрывался от Дороти. И с этого момента стало очевидным, что, в то время как его официальное положение требовало от него арестовать Дока по закону и отдать его в руки правосудия, ум его был занят исключительно Дороти.

Шло время, и помощник шерифа практически закрыл глаза на поведение Дока, и Док так осмелел, что превратился в еще большего дамского угодника и рекламировал свой «пятновыводитель» направо и налево.

А главная идея помощника шерифа, похоже, состояла в том, чтобы затащить Дороти в какой-нибудь угол и сообщить ей, что наступило время, когда кто-то из людей высокоморальных вроде самого помощника шерифа должен помочь ей перейти от девичества к женственности.

И что действительно необычно, так это то, что Дороти дожила в Карнавал-компани до 16 лет и до сих пор никто не обратил ее внимания на Жизнь. Потому что когда мне, например, было всего 13 лет и я пела в нашем церковном хоре, то практически каждый мальчик из нашего хора тайком говорил на эту тему, а некоторые так даже кое-что и делали.

Но обстановка в Карнавал-компани, оказывается, не очень-то напоминала церковный хор, потому что для Карнавал-компани нет ничего святого, и все они шутили на свой лад про эту самую «любовь», так что Дороти только смеялась. Но для церковного хора любовь — это нечто святое, о чем можно было говорить лишь шепотом. И тогда любовь превращается в нечто таинственное.

А всякая тайна всегда интригует. Так что в нашем тихом церковном хоре было намного больше «любви», чем в Карнавал-компани, где не было ничего святого. Вот почему как раз тогда, когда Дороти следовало бы задумываться о проблемах, волнующих каждую молодую девушку, и подумать о Жизни, и захотеть все узнать, ее отношение к этому Делу было совершенно непочтительным.