Дикарь

Глава 28

У Гарета кружилась голова, когда он, поддерживаемый с одной стороны Спеллингом, с другой — Вудфордом, его секундантом, спотыкаясь, брел в сумерках по тропинке, направляясь к дому.

Он не был избит. Он даже не устал. Он был опьянен победой — и половиной бутылки шампанского, выпитого в честь победы. Как ни странно, если не считать кровоподтека на левом боку, куда О'Рурк нанес удар, который он не успел блокировать, на его теле не было ни царапины. В некоторых местах тело побаливало, но снаружи ничего не было заметно. Ему здорово повезло.

Если даже Джульет слышала от кого-нибудь о матче, у нее не будет причин заподозрить, что он в нем участвовал.

— Если будете продолжать в том же духе, вы станете новым чемпионом Англии! — заявил Спеллинг с довольным смехом. Гарет подумал, что с большим удовольствием ударил бы сейчас кулаком по его отвратительной физиономии; по крайней мере от этого он получил бы удовлетворение, которого отнюдь не испытал от сегодняшнего матча, закончившегося, едва успев начаться. — Никому еще не удавалось послать в нокаут О'Рурка, тем более так быстро! Черт возьми, я уже подумал, что толпа обезумеет и потребует назад свои деньги.

— Да, было на что посмотреть, — проворчал Вудфорд, коренастый кривоногий фермер, который время от времени тоже работал у Спеллинга. — Прошло всего тридцать пять секунд третьего раунда — и с Буйволом было покончено.

Гарет нахмурился и покачал головой, пытаясь прогнать хмель, но оступился и чуть не свалил обоих своих спутников.

— Не понимаю, почему вы все так носитесь с этим Буйволом, — задумчиво произнес он, восстановив равновесие. — Он видит, что я сейчас нанесу удар, но так медленно блокирует, как будто у него руки связаны за спиной.

— Такие громадины, как он, всегда бывают неповоротливы, — объяснил Спеллинг. — Надо время, чтобы сдвинуть с места такую гору мускулов, не так ли, Вудфорд?

— Именно так.

— Я даже чувствовал, что это несправедливо, — настаивал на своем Гарет. — Черт возьми, всякий раз, когда я наносил удар, мне было жаль этого парня…

— А вот жалость тут совсем ни к чему. Ты будешь великим бойцом, Гарет. Ты будешь знаменитым, уж поверь моему слову…

«Черт возьми, — подумал Гарет, — что будет с Люсьеном, когда он узнает обо всем этом!»

— На твои матчи будут собираться толпы людей, даже из Лондона, это я тебе обещаю!

— Послушайте, я не хочу быть знаменитым. Я хочу лишь зарабатывать деньги, чтобы содержать свою семью, понятно?

— Ты со временем заработаешь столько денег, что сможешь украсить шейку своей жены бриллиантовым колье, а на ее головку водрузить бриллиантовую тиару!

— Да, хотя он не такой крупный и мясистый, как некоторые, но драться умеет, — пробормотал Вудфорд. — Хотел бы я посмотреть на его поединок с Ламфордом.

— Нет, лучше с Нейлсом Флемингом.

— Нет, мы его выставим против Мясника. Будет на что посмотреть…

Гарет даже не пытался уловить смысл их разговора и ругал себя за то, что выпил слишком много шампанского.

Его немного мутило, и он нетвердо держался на ногах.

Трудно поверить, что было время, когда он получал удовольствие от такого состояния. Теперь все было по-другому, и он предпочел бы иметь трезвую голову.

— Послушайте, — сказал он, — вы можете планировать все, что угодно, но больше не будет никаких поединков, пока я не получу свою долю за сегодняшний матч.

— Дома, дома расплатимся! Наберитесь терпения…

— Терпение тут ни при чем. И еще, пока я не забыл: я хочу, чтобы вставили разбитое стекло в спальне. Оттуда несет холодом, мы можем простудить ребенка.

Спеллинг фамильярно похлопал Гарета по спине:

— Послушай, старина, я не хочу, чтобы ты забивал себе голову мыслями о всяких стеклах. Я хочу, чтобы ты начал тренироваться перед матчем на следующей неделе…

Гарет резко остановился и повернулся к Спеллингу:

— Я не буду повторять дважды. Спеллинг. Я хочу, чтобы вставили стекло. Завтра к полудню. Понятно?

Спеллинг убрал руку со спины Гарета, глаза у него прищурились, стиснутые губы вытянулись в ниточку и физиономия приобрела весьма неприятное выражение. Он хотел было сказать что-то резкое, но вовремя опомнился и широко улыбнулся. Его улыбка отнюдь не обманула Гарета. Спеллинг явно недолюбливал его, но ведь и Гарет его не жаловал, так что чувство было взаимным.

— Как скажете, милорд, — напряженно произнес Спеллинг. — Хотите, чтобы починили окно? Я это сделаю. Хотите получить заработанные деньги сейчас? Вы их получите. От вас требуется только одно: чтобы вы готовились к матчу на следующей неделе — и все.

И они пошли дальше в полном молчании.

«Чтоб ты пропал, мерзавец», — думал Гарет.

Впереди сквозь листву деревьев светились огоньки Суонторпа. Глядя на главный дом усадьбы, Гарет почувствовал, как у него защемило сердце. Вот где должны были бы жить Джульет и маленькая Шарлотта, а не в жалком флигельке с выцветшими занавесками, пятнами сырости на стенах и разбитым стеклом в окне, откуда ночью несло таким холодом, что им пришлось взять Шарлотту к себе в кровать.

А когда Спеллинг привел его в богато обставленную гостиную хозяйского дома и принялся отсчитывать деньги, Гарет почувствовал, что они как-то странно поменялись ролями.

Сердце у него защемило еще сильнее.

Я хочу этот дом. Я хочу это поместье. Я должен вернуть его.

Почему бы и нет? Де Монфор построил его. Де Монфор всегда жил здесь, с любовью заботился о нем. А теперь здесь хозяйничает выскочка, не имеющий на это никакого права, и сам дом, казалось, тянулся к Гарету, словно преданный пес, поводок которого случайно оказался в руках незнакомца.

Если бы это был мой дом, я освободил бы эту комнату от всех этих дурацких статуэток, я покрасил бы стены в яркие, радостные тона, а пол застелил бы толстым пушистым ковром и устроил здесь детскую для моей малышки Чарли. Это была бы ее собственная комната. Здесь она сделала бы свои первые шаги, здесь могла бы возиться со щенками, которых я подарил бы ей, здесь она могла играть и устраивать для своих гостей первые чаепития. Ох, если бы только этот дом был нашим…

— Вот, получай, Гарет, — сказал Спеллинг, вручая ему увесистую пачку денег. — Можешь пересчитать.

Гарет не потрудился считать деньги. Если в пачке их не хватало, он знал, где найти Спеллинга. Засовывая пачку в карман, он вдруг обратил внимание на то, что Снеллинг уже не добавляет к его имени титул. Это ему не понравилось. Он не был снобом; просто ему претило панибратство Спеллинга. Оно его раздражало. Но он решил не выяснять отношения сейчас и пропустить очередную наглость мимо ушей.

До поры до времени.

Несколько мгновений спустя он уже шагал через газон, направляясь к флигельку. В домике было темно, только внизу светилось окно.

«Она ждет меня», — радостно подумал он.

Несколько раз вдохнув холодный воздух, чтобы прояснилось в голове, он поднялся по ступенькам и распахнул дверь.

— Джульет?

Он не сразу разглядел ее в полутьме комнаты. Она неподвижно сидела в кресле перед холодным камином.

При звуке его голоса она с трудом повернула голову.

— Значит, ты все-таки остался жив, — тупо сказала она.

Он насторожился:

— Как ты узнала о поединке?

— Я там была.

Он судорожно глотнул воздух от неожиданности, потом улыбнулся и попытался все обратить в шутку:

— Я был неплох, тебе так не кажется?

— Неплох? Чего не знаю, того не знаю. Я убежала оттуда, как только увидела, что твой соперник — Буйвол О'Рурк.

— Почему ты убежала?

— А ты как думаешь? Я не хотела видеть, как тебя избивают!

— Послушай, Джульет, неужели ты так мало веришь в меня, что думаешь, будто я не в состоянии выдержать обычный боксерский матч?

— Обычный боксерский матч, Гарет? Да твой соперник телосложением напоминал… средневековую крепость!

— Таким же был и тот громила у мадам Боттомли, однако тогда ты на это не обратила внимания.

— Гарет, я сейчас говорю не о твоих способностях — и ты знаешь это, — сказала она, и он увидел в ее глазах горечь и обиду.

Ведро ледяной воды, вылитое на голову, не отрезвило бы его скорее, чем ее слова. Чувство вины охватило его, он потупил взгляд, не зная, что сказать, что сделать, чтобы исправить положение. Она ждала.

— Прости меня, Джульет. Мне следовало обо всем рассказать тебе. Я был не прав.

— Да, Гарет, тебе следовало рассказать мне. Почему ты этого не сделал?

Он вздохнул, пересек комнату и опустился на колени перед ее креслом. Гарет взял ее руку, лежавшую на подлокотнике, и прижал к своему сердцу.

— Потому что я знал, что ты будешь беспокоиться. А у тебя и без того хватает забот, дорогая. Поэтому я и не сказал тебе ничего.

— Я думала, ты будешь давать уроки фехтования и изредка участвовать в показательных поединках на шпагах.

— И я так думал. Но на прошлой неделе, когда я пришел к Спеллингу, чтобы окончательно договориться, он спросил, не хочу ли я вместо этого заняться боксом, поскольку он видел, как ловко я разделался с Ламфордом в борделе. Я был в отчаянии, Джульет, потому что у нас не было денег, негде было жить, и это показалось мне единственным выходом, потому что я, кажется, ничего больше не умею делать. Прости меня, Джульет, я ведь просто хотел заработать денег для вас с Шарлоттой.

Она печально покачала головой и пригладила упавшие ему на лоб волосы.

— А если бы тебя изуродовали? Или убили?

— Можно убиться, даже упав с лошади.

— У тебя больше нет лошади.

— Джульет, мне нужна твоя поддержка, а не осуждение. Разве ты не понимаешь, как это важно для меня?! — воскликнул он, нежно целуя ее пальцы. — Впервые в жизни я действительно заработал деньги, а не получил их от кого-то. Я, ленивый, бесполезный, непутевый Гарет, действительно заработал деньги!

— Перестань! — сердито бросила она, но в глазах ее блеснули слезы. — Ты не бесполезный и никогда таким не был!

— Был, но больше не буду. — Все еще стоя на коленях, он выудил из кармана пачку денег и торжественно положил ее на ладонь Джульет. — Открой-ка и посмотри.

Увидишь, сколько заплатил мне Спеллинг за сегодняшний матч.

Она покачала головой и, не открывая пачки, вернула ему деньги.

— Ох, Гарет…

— Ох, Джульет, — сказал он, подражая ей, и скорчил смешную рожицу.

Она отвела взгляд — ей было не до смеха.

Он в смущении опустил голову — обиделся.

— Ты не бесполезный, — сказала наконец она, взъерошив ему волосы. — Но мне все еще хочется задушить тебя собственными руками.

— Понимаю.

— Если ты еще раз что-нибудь утаишь от меня, Гарет, я это сделаю.

— Клянусь, я никогда ничего не буду от тебя скрывать.

Снова последовало неловкое молчание. Наконец она робко спросила:

— Ты не ранен?

— Нет.

Он по глазам видел, что она все еще не верит ему.

— Ты, наверное, хорошо умеешь уходить от ударов, а?

— Моя дорогая Джульет, от ударов уклоняются только трусы. Это не по-мужски. Я никогда не уклоняюсь от ударов.

— А что же ты делаешь?

— Я блокирую удары. — Он встал в стойку и заслонился предплечьем, чтобы показать, как это делается. — Вот так.

— Понятно. — Она помедлила. — Значит, удар приходится в твое предплечье.

Он с облегчением рассмеялся, почувствовав, что она его прощает.

— Да, и это очень больно. Но если ты поцелуешь, мне сразу же станет легче.

Она слабо улыбнулась и прикоснулась губами к его предплечью. Потом, слегка повернувшись в кресле, она приложила ладонь к его щеке и осторожно провела по челюсти и вискам, желая, как он понял, убедиться, что у него нет травм. Не обнаружив ничего страшного, она явно успокоилась.

— Гарет… когда я сегодня прибежала оттуда домой, то была очень расстроена. Мне тоже нужно кое в чем признаться тебе, хотя я знаю, что тебе это не понравится.

— В чем же, любовь моя?

— Я послала записку Люсьену, — сказала она, глядя ему прямо в лицо.

Он не сразу поверил тому, что она сказала.

— Джульет… как ты могла?

— Прости, Гарет, я совсем потеряла голову от тревоги за тебя. Я поступила опрометчиво и сейчас сожалею об этом.

Выругавшись вполголоса, он вскочил на ноги и, прижав кулак ко лбу, принялся шагать из угла в угол.

— Наверное, ты подумала, что Люсьен примчится сюда, все уладит и заберет нас всех домой?

Она смущенно пожала плечами:

— Вроде того.

— Я туда не вернусь. Ты возьми Шарлотту и поезжай, если хочешь, но я, пропади все пропадом, туда не вернусь!

Они смотрели друг на друга с разных концов комнаты: он — с нескрываемой обидой, она — виноватым взглядом.

Потом она со вздохом поднялась с кресла, шелестя юбками, пересекла комнату и прижалась щекой к его груди.

— В таком случае и я не вернусь туда, Гарет. Если ты хочешь остаться здесь и доказать что-то самому себе и всему миру, я буду рядом с тобой. Мне не по душе твоя работа, но я не скажу ни слова. И хотя буду сходить с ума от тревоги за тебя, я останусь с тобой, если ты считаешь, что должен этим заниматься.

— И тебя не беспокоит то, что скажут окружающие? — помедлив, спросил он.

— Мнение матери Перри и других сплетниц вроде нее мне безразличны. Меня беспокоит моя дочь. Постарайся, чтобы тебя не убили.

— Или ты меня никогда не простишь?

— Или я тебя никогда не прощу.

Его гнев улетучился как не бывало. Он прижал ее к себе, бесконечно благодарный за ее поддержку, однако предчувствуя последствия того, что она сделала. Люсьен.

Черт возьми! Только этого ему не хватало! Но он не мог сердиться на нее за то, что она сделала, особенно после того, как она простила его за обман насчет работы у Снеллинга и пообещала остаться с ним, вместо того чтобы спокойно жить в Блэкхите под крылышком Люсьена.

— Джульет?

— Гарет? — отозвалась она.

Они посмотрели друг на друга.

— Ах, черт бы меня побрал! — рассмеявшись, пробормотал Гарет и, наклонившись, крепко поцеловал ее в подставленные с готовностью губы.