Дикарь

Глава 32

Пятница, после полудня.

До поединка со страшным Мясником осталось всего шесть часов.

А Люсьена нет.

Гарет целое утро метался по комнате, вздрагивая каждый раз при звуке голосов, долетавших с улицы. Может, он проявляет излишнюю мнительность? Ведь у него нет веских доказательств, одни подозрения. Было бы крайне неловко, если бы Люсьен примчался к нему на помощь и обнаружил, что Гарет принял кучу земли у кротовой норы за высокую гору.

Он подошел к окну и выглянул наружу. В огороде он увидел Джульет, которая бросала семена в только что вскопанную грядку; он с облегчением вздохнул. За последние пять минут он, наверное, десять раз проверял, здесь ли она. А в комнате ли Шарлотта, которая ползала по полу, забавляясь погремушкой, в которой позвякивали монетки, он проверял в десять раз чаще.

Он снова зашагал от стены к стене, словно обитатель Бедлама[14], а Шарлотта наблюдала за ним широко раскрытыми голубыми глазами. Заметив это, Гарет остановился.

Что тебя беспокоит? — спрашивали, казалось, эти глаза, так похожие на глаза Чарльза. И он вдруг понял, что ведет себя как настоящий болван. Двое одурманенных наркотиком боксеров и слова, сказанные аптекарем, — это все, что у него имеется, а он уже готов не оставить здесь камня на камне. Выругав себя за излишнюю горячность, он вздохнул и уселся на пол рядом со своей малышкой.

Шарлотта немедленно подползла к нему и радостно вскарабкалась на колени. Само ее присутствие действовало как успокоительный бальзам на его взвинченные нервы, напоминая ему, что если на свете существует такая чистота и невинность, то все не так уж и плохо, хотя за последнее время ему казалось, что в мире господствуют лишь зло и жестокость.

Однако Шарлотте, видимо, требовалось сейчас не только его внимание. Судя по выражению ее личика, она готова была расплакаться.

— Ты проголодалась, малышка Чарли?

Поднявшись на колени, он взял со стола миску с овощным пюре, которое на этот случай собственноручно приготовил некоторое время назад. Шарлотте недавно начали давать каши и овощи, и Гарета это безумно радовало, потому что теперь он тоже мог участвовать в ее кормлении.

Час назад Джульет давала ему подробные наставления, словно двухлетнему ребенку: тщательно перемешай пюре, чтобы не было комочков. И не заставляй ее доедать все, если она не захочет.

Зачерпнув первую ложку, он сразу же понял, что совершил ошибку.

— Пожалуй, следовало размять зеленый горошек с морковкой и не добавлять туда оставшуюся от вчерашнего ужина свеклу, — вслух сказал он себе. Вскоре было трудно сказать, кто из них пострадал больше от этой новой забавы — дочь, у которой свекольного цвета пюре было размазано вокруг рта и испачкало перед нового платьица, только что сшитого Джульет, или ее папа, у которого пальцы и даже колени были тоже испачканы свеклой. Ладно, это все пустяки. Главное, что им обоим было очень весело.

Миска была уже наполовину пуста, когда раздался громкий стук в дверь. Гарет так и подскочил. Это Люсьен. Схватив в охапку малышку, он бросился открывать дверь. На пороге стояли Перри и остальная компания шалопаев.

При виде Гарета с ребенком, измазанных свеклой, Перри широко раскрыл рот от изумления.

— Тысяча чертей! — воскликнул наконец он. — Что ты сделал с ребенком?

Гарет взглянул на Шарлотту и только теперь заметил, как они оба перепачкались. «Ну и ну, — подумал он, — Джульет убьет меня за это!»

Схватив со стола салфетку, он принялся оттирать личико дочери, но безуспешно.

— Проклятие! — выругался он, очень позабавив этим Перри и развеселив остальную компанию.

— Вживаешься в роль папочки, а, Гарет?

— Да, прощайте, беззаботные деньки!

— Он скоро, пожалуй, научится и пеленки менять, а?

— Отстаньте! — сказал Гарет, поняв, что вовсе не соскучился по их ребяческой дурашливости, по их глупым шуточкам, поддразниванию, по выходкам Чилкота, который схватил погремушку Шарлотты и тряс ею возле уха с самым дурацким выражением лица. Гарет схватил его за запястье и сердито отобрал у него погремушку.

— Что вы здесь делаете?

— Разве не ясно? Мы приехали посмотреть, как ты сегодня будешь драться!

— Да. Афиши расклеены по всему Рэйвенскому: «Шотландец Мясник против Дикаря». Все только и говорят об этом матче. Ты стал знаменитостью, Гарет!

Гарет досадливо выругался.

— Послушайте, — сказал он. — Я рад, что вы здесь, и мне, возможно, потребуется ваша помощь.

— Что ты имеешь в виду?

Он торопливо рассказал им о том, что узнал и что подозревает.

— Но, Гарет, у тебя нет никаких доказательств…

— Пока нет. Но я их получу. Умер человек, и я не успокоюсь, пока не разоблачу того гада, который его убил.

Компания шалопаев вскоре отбыла: им не терпелось познакомиться с городом. Но Гарет, зная, что они в Абингдоне, почувствовал себя увереннее. Чилкот, конечно, болван, все остальные считают это очередным приключением, и только Перри, кажется, отнесся к его словам серьезно. Славный старина Перри. Гарет знал, что может положиться на своего лучшего друга.

Но черт возьми, где же Люсьен?

Было уже четыре часа, а матч назначен на шесть. Гарет ожидал, что Люсьен примчится сюда как демон на своем черном коне, но от него не было даже записки, и, хуже того, не было самого Люсьена. Что-то было не так.

Что-то случилось.

Раздался стук в дверь. Джульет, которая все-таки решила, что не стоит убивать его из-за свекольных пятен, открыла дверь. Мгновение спустя он услышал расстроенный голос Бекки.

— Гарет! — крикнула Джульет. — Скорее спускайся сюда!

Прыгая через три ступеньки, он мигом спустился вниз.

В прихожей стояли Бекки и ее младший брат Том. Глаза у Бекки покраснели от слез, лицо побледнело.

— Ну, что случилось? — спросил он и, обняв обоих за плечи, повел их в гостиную. — Садитесь и рассказывайте, что произошло.

— О, лорд Гарет, Том должен сказать вам что-то ужасное.

И Том, потирая затылок, начал говорить. Вскоре стало понятно, почему не приехал Люсьен. Не успел Том выехать из Абингдона со срочным посланием Гарета, как что-то — или кто-то — испугало его лошадь. Он помнил, как упал с лошади, как кто-то навалился на него в темноте, а больше ничего не помнил. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит связанный, с кляпом во рту и головой, гудевшей хуже, чем с похмелья, где-то на окраине Оксфорда. Ему потребовалось полдня, чтобы освободиться от пут и добраться до дома.

— А что с письмом, которое я тебе дал? — спросил Гарет.

— Оно исчезло, милорд. Моя кобыла ждала меня дома, но седельная сумка, в которой находилось письмо, исчезла.

Гарет выругался, запустил пальцы в волосы и встретился взглядом с Джульет. Ее застывшее лицо было белее накрахмаленного чепца на ее голове.

Она медленно покачала головой:

— Гарет, ты не можешь сегодня драться. Теперь кто-то знает, что ты о многом догадываешься, и твоей жизни может угрожать опасность.

— Но, Джульет, я должен участвовать в этом бою.

— Нет, ты не должен этого делать.

— На матч съедутся люди со всей Англии! Ставки достигают нескольких тысяч фунтов! Если я не выйду на ринг, то не переживу такого позора и никогда уже не смогу ходить с гордо поднятой головой, потому что все будут считать меня трусом. Нам даже, возможно, придется бежать из страны!

Джульет упрямо вздернула подбородок:

— Гарет, я умоляю тебя не участвовать сегодня в матче!

— А я умоляю понять меня.

— Понимать нечего. Твоя жизнь под угрозой. И я не хочу, чтобы ты сегодня выходил на ринг.

Гарет оглянулся через плечо на Бекки и Тома, и они, без слов поняв его, поспешно удалились. Сменив тактику, Гарет пересек комнату и, подойдя к жене, попытался обнять ее. Попытка оказалась безрезультатной. Он словно наткнулся на запертую дверь. Он попытался поцеловать ее, но ее губы были сердито стиснуты.

Э — Дорогая моя, обещаю, что со мной сегодня ничего не случится.

— А я обещаю тебе, Гарет, что, если ты будешь участвовать в этом поединке, я уеду!

Он растерялся:

— Что ты сказала?

— То, что слышал!

— А я-то думал, что ты будешь поддерживать меня.

Ведь ты сама говорила, что веришь в меня. Сейчас ты как раз можешь доказать это!

— Я не намерена стать свидетельницей твоей смерти. У меня есть дочь, о которой надо заботиться. Иди и дерись с этим Мясником, Гарет, если считаешь, что так нужно. Но предупреждаю, что вернешься ты в пустой дом — если вообще вернешься домой!

— Джульет!

— Выбирай, Гарет. Или твоя гордость, или твоя семья. — С этими словами она круто повернулась и вышла из комнаты.

Гарет остался один. Он был в полной растерянности.

— Как это ты не будешь сегодня драться с Мясником? — в панике воскликнул Спеллинг, жестом приглашая Гарета пройти в роскошно обставленную гостиную и жестом же приказывая слуге принести графин вина и два стакана. — В городе только и разговоров что об этом матче! На матч съезжаются люди из трех графств! Ты не можешь подвести меня, толпа просто разорвет меня на куски!

Молодой боксер был непреклонен:

— Забудьте об этом. Спеллинг. Я не участвую в матче.

Сердце у Спеллинга бухало так, словно готово было выпрыгнуть из груди. Он лихорадочно искал выход из этой чрезвычайной ситуации. «Успокойся, — сказал он себе, вытирая о брюки вспотевшие ладони. — Выясни, в чем проблема, а потом приложи все усилия, чтобы наставить его на путь истинный».

— А теперь сядьте и расскажите мне, что случилось, — сказал он отеческим тоном, который частенько помогал ему успокоить других молодых боксеров, нервничавших перед матчем. Однако, поймав холодный взгляд голубых глаз Гарета, он сразу понял, что в данном случае выбрал не правильный подход. Этот парень был в смятении, возможно, даже испуган, но обращаться с ним как с мальчишкой было ошибкой.

Черт возьми, неужели он знает? Нет, этого не может быть, ведь об этом известно только нам с Вудфордом. У него просто нервы расшатались — вот и все.

Подумав о том, сколько денег он поставил на шотландца, Спеллинг даже вспотел от страха. Если он не встретится сегодня с Мясником на ринге, я потеряю все, что у меня есть!

— Я сыт по горло — вот что случилось, — просто сказал лорд Гарет. — Какие еще вам нужны объяснения?

Холодные голубые глаза смотрели на него в упор.

Спеллинг испуганно заерзал. На лбу его выступили капельки пота, и он обрадовался, когда слуга принес вино.

Дрожащей рукой он наполнил два стакана и поставил один перед лордом Гаретом. Но тот, как заметил Спеллинг, посмотрел на стакан, как будто вино отравлено, и даже не прикоснулся к нему. Неужели он знает? Неужели?

— А-а, понятно. У вас не хватает смелости, так? — сказал Спеллинг. Он вытер вспотевший лоб и попытался улыбнуться снисходительной улыбкой. — Это с каждым боксером может случиться, даже с самым лучшим. А вы, Гарет, самый лучший — возможно, даже во всей Англии.

Я сразу это понял, когда впервые увидел, как вы деретесь. — Он отхлебнул вина. — Понятно, почему вы немного нервничаете. Мясник может нагнать страху на любого, но, черт возьми, вы не должны его бояться. В Лондоне не сыщется человека, у которого такой сильный удар, как у вас! Вы нокаутируете Мясника к третьему раунду. Могу поспорить!

Лорд Гарет на мгновение остановил на нем взгляд, потом равнодушно посмотрел в сторону.

— Знаю, знаю, это из-за того, что произошло с Нейлсом, не так ли? Но, Гарет, это был несчастный случай.

Вы не можете винить себя в том, что произошло…

— Я и не виню. — Голубые глаза Гарета смотрели на него осуждающе. — Я не хочу драться сегодня с Мясником. И вообще не хочу больше драться. Все. Я утратил к этому интерес. Спеллинг. — Лорд Гарет встал. — Я забираю свою семью и уезжаю домой.

Слепая, неукротимая ярость охватила Спеллинга. Руки у него дрожали, и он знал, что, будь у него сейчас при себе пистолет, он нажал бы на спусковой крючок и застрелил этого молодого наглеца. Но у него не было пистолета. Зато он отлично знал, что поставил на Мясника в сегодняшнем матче ужасающе огромную сумму денег, которую рисковал потерять, если лорд Гарет откажется участвовать в поединке.

— Вы не можете вот так просто бросить меня! — заорал Спеллинг. — Черт бы вас побрал, де — Монфор, ведь у нас есть соглашение!

— А у меня есть жена и дочь. И я не хочу, чтобы они разделили судьбу семьи Нейлса, если со мной что-нибудь случится. Я не желаю, чтобы моя жена оплакивала меня, а моя дочь росла без отца. — Взяв свою треуголку, он направился к двери. — Прощайте, Спеллинг.

Спеллинг вскочил.

— Какой позор! — завопил он, напрочь забыв о присущей ему осторожности. — Никогда не думал, что именно вы окажетесь таким трусливым слабаком! Ведь вы — де Монфор!

Лорд Гарет остановился, и Спеллинг словно впервые увидел, какой красивый, высокий, великолепно сложенный молодой человек стоит перед ним, какую мощную мускулатуру скрывает его одежда, и понял, что очень глупо провоцировать его. Он затаил дыхание, опасаясь, что будет следующим олухом, который отведает кулаков лорда Гарета. Но нет, Дикарь держал себя в руках, он уже не был тем вспыльчивым сорвиголовой, которого Спеллинг видел у мадам Боттомли.

— За такие слова я вызвал бы вас на дуэль, — сказал молодой человек с высокомерной улыбкой, от которой его слова зазвучали как оскорбление. — Но я дерусь на дуэли только с джентльменами, а не с теми, кто из кожи вон лезет, притворяясь таковыми. Всего доброго. Спеллинг.

— Постойте! — Спеллинг бросился к двери и прижался к ней спиной, глядя на Гарета испуганными глазами. Лорд Гарет, глядя на него как на пустое место, продолжал идти, и Спеллингу на мгновение показалось, что он сейчас возьмет его за шиворот и отшвырнет прочь с дороги. — Я потратил уйму денег на рекламу этого матча! Я дал вам жилье, средства к существованию, я создал вам имя! И как вы мне за это отплатили?

— Я вам ничего не должен, Спеллинг. Прочь с дороги! — Лорд Гарет обошел его, взялся за ручку и распахнул дверь. Спеллинг, потеряв равновесие, чуть не упал. Лорд Гарет прошел мимо него по коридору, и звук его шагов эхом отдавался от стен и высокого потолка.

— Подождите! — взмолился Спеллинг, понимая, что отдал бы десять лет своей жизни, чтобы обладать этим врожденным изяществом, и еще десять лет — за холодное, аристократическое высокомерие… И еще он отдал бы все, что имеет, лишь бы заставить этого молодого повесу выступить в сегодняшнем матче. — Лорд Гарет!

Высокая фигура приближалась к выходу в холл.

— Лорд Гарет! Что мне сделать, чтобы вы участвовали в матче? Хотите тысячу фунтов? Две тысячи? Назовите цену, Гарет, и, если вы победите, вы это получите!

Его слова эхом отдались в коридоре.

Молодой человек задержался на пороге открытой двери, окинув взглядом сотни акров самых плодородных земель в Беркшире, засеянных пшеницей, рожью, ячменем.

Над его головой было великолепное веерообразное окно со свинцовыми переплетами, а под ним — навечно выбитый в камне герб де Монфоров.

При взгляде на свой фамильный герб лорд Гарет гордо вскинул голову. Он медленно обернулся. Его лицо было абсолютно спокойным, а взгляд почти торжествующим.

— Ладно, Спеллинг, — сказал он. — В таком случае я хочу поместье Суонторп.

После ухода лорда Гарета Спеллинг почувствовал, что ему необходимо выпить чего-нибудь покрепче. Сердце у него все еще бешено колотилось, но он уже почувствовал некоторое облегчение. Он налил себе бренди и рухнул на диван. Слава Богу, он все-таки нашел способ заставить этого парня драться в сегодняшнем матче. Ведь на какое-то мгновение ему показалось, что все пропало;

Ладно, Спеллинг… В таком случае я хочу поместье Суонторп.

Вспомнив слова лорда Гарета, Спеллинг громко выругался. Это еще не все, чего потребовал этот наглец. Он потребовал, чтобы секундантом на матче вместо Вудфорда был его друг лорд Брукгемптон. Он потребовал также, чтобы Снеллинг дал вдове Нейлса достаточно денег, чтобы она могла безбедно прожить всю оставшуюся жизнь.

Мало того, не доверяя Снеллингу на слово, он пожелал, чтобы лорд Брукгемптон был свидетелем устного соглашения между ними относительно условий матча.

— В противном случае я не стану драться.

Черт бы его побрал! Снеллинг едва успел налить себе еще стаканчик, как дворецкий объявил о приходе посетителя.

— Вудфорд! — улыбнувшись с облегчением, воскликнул Спеллинг. — Где тебя черти носили?

— Де Монфор.

Улыбка сразу исчезла с физиономии Спеллинга.

— Закрой дверь!

Вудфорд вернулся к двери и плотно закрыл ее, потом уселся на стул напротив Спеллинга.

— Он идет по нашему следу.

— О чем ты говоришь?

Вместо ответа Вудфорд вытащил из кармана сложенный листок бумаги.

— Кридон, садовник, поймал вчера поздним вечером Тома Хьютона, который вез это герцогу Блэкхитскому. — Он бросил записку на стол перед своим хозяином. — Этот идиот принес мне ее только сейчас. Я подумал, что надо ее немедленно показать вам.

Снеллинг торопливо прочел записку, и лицо его побагровело от гнева.

— Черт бы побрал этого де Монфора! Хитрый. Ишь что сумел разнюхать, — прохрипел он, скомкав записку. Ведь попади она в руки герцога Блэкхитского, качаться бы Спеллингу на ближайшем суку, потому что написанное в ней изобличало его в тяжком преступлении. — Он все знает!

— Да. Я догадался об этом, когда аптекарь рассказал мне, что он задавал ему странные вопросы. Тогда я заплатил садовнику, чтобы тот не спускал с него глаз. Когда садовник подслушал, как он просит Тома Хьютона отвезти записку герцогу, он сразу понял: тут что-то затевается.

Он последовал за парнишкой, стукнул его по голове и забрал седельную сумку, в которой лежало письмо.

— Почему же, черт возьми, он не принес его нам сразу?

— В сумке была еще фляга с джином.

— Пропади все пропадом!

Вудфорд, опасливо оглянулся через плечо, наклонился к Спеллингу и тихо спросил:

— Что будем делать, Джон?

Спеллинг поднес обличительную записку к пламени свечи и наблюдал, как бумага, скручиваясь в огне, обращается в пепел.

— Разве не ясно? — Он стряхнул с пальцев пепел. — Лорд Гарет слишком много знает. С ним надо покончить, пока он не рассказал обо всем Блэкхиту. Ведь если это случится, мне конец.

Вудфорд поднялся.

— Ладно. Я займусь им прямо сейчас. Вы, кажется, сказали, что он отправился в город за лордом Брукгемптоном? Я его подстерегу, когда он будет возвращаться через луга, всажу ему нож в спину и сброшу тело в Темзу…

— Нет, нет, так дело не пойдет. Я вложил слишком много денег в де Монфора и не хочу их потерять, выбросив его в реку. — Он поднялся, налил себе еще стаканчик, отхлебнул, прополоскал рот и проглотил обжигающую жидкость. Потом обернулся к Вудфорду:

— Нет, Вудфорд, я уже заработал на нем целую кучу денег, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что мы с тобой заработаем на нем сегодня вечером.

— Как вы собираетесь это сделать? Он нас подозревает. Он будет ждать, что мы одурманим наркотиком шотландца, чтобы снова обеспечить ему победу, а потом ему останется только разоблачить нас перед всеми собравшимися…

— Не будь таким простофилей, Вудфорд, я не собираюсь давать наркотик шотландцу. Не для того я поставил все свои деньги на Мясника, чтобы допустить его поражение.

Вудфорд озадаченно поднял косматые брови.

— Лорд Гарет — англичанин, — продолжал Снеллинг, — и я могу с уверенностью сказать, что каждый англичанин, присутствующий на этом матче, будет ставить на него, как бы ни был страшен огромный шотландец. Пусть даже будет ясно, что он сделает из Дикаря отбивную к концу первого раунда. Англичанин сделает это из чувства патриотизма.

Вудфорд внимательно слушал его, потирая подбородок.

— Все будут ставить на лорда Гарета, — сказал Спеллинг, и глаза его заблестели. — Но мои деньги, все до последнего пенса — поставлены на шотландца. И знаешь почему? А потому, что лорд Гарет потерпит поражение.

Вудфорд покачал головой:

— Послушай, Джон, неужели, по-твоему, он настолько глуп, что станет пить что-то перед началом поединка?

Особенно если ты ему предложишь…

— Мне не придется ничего ему предлагать, Вудфорд.

Ты видел когда-нибудь, как дерется шотландец? У Лорда Гарета нет ни малейшего шанса победить его. Он хорошо дерется, но не настолько хорошо, чтобы справиться с этим противником. — Спеллинг встал. Лицо его пылало ненавистью и гневом. — Нет, Вудфорд, на этот раз его противник не будет находиться под воздействием наркотика.

На этот раз из нашего Дикаря вышибут дух. Видишь ли, Вудфорд, на карту поставлено не только мое состояние, но и Суонторп. Мне пришлось пойти на это, лишь бы заставить лорда Гарета участвовать в матче. Если он выиграет, поместье перейдет к нему, значит, он должен проиграть, ты меня понимаешь? — Спеллинг стукнул кулаком по столу. — Он должен потерпеть поражение! А чтобы он никогда не открыл рот и не рассказал о том, что ему известно, мы предложим шотландцу кругленькую сумму за выполнение кое-какой особой просьбы…

— А именно?

— Не просто нокаутировать лорда Гарета, а убить его.