Дива

Глава 6

Воскресенье, которое я, вопреки всему, намеревалась провести мирно, спокойно и даже лежа на диване у телевизора, ознаменовалось сразу двумя букетами. После завтрака получила охапку алых как артериальная кровь роз в корзине. Дар выглядел настолько пафосно и вызывающе, что мгновенно заподозрила в такой нелепости Маруа. Показалось, будто присылать подобное завуалированное признание во вспыхнувшей страсти вполне в его духе, однако на карточке, к некоторому моему облегчению, значилось имя Дамьена Эрбле. Что называется, от сердца отлегло. Отмахнуться от страсти Эрбле было куда проще, чем от страсти его старшего друга.

Арджун только поднял брови, обозначив недоумение от излишнего рвения нового знакомого, но от комментариев воздержался. Пожалуй, за такое молчание стоило поблагодарить, обсуждать притязания Эрбле категорически не хотелось.

К вечеру думалось, что ожидать букета и от Маруа тоже было с моей стороны самонадеянно и в какой-то мере даже самовлюбленно, однако и этот не подвел, хотя и несколько удивил выбором цветка. От павлина доставили ирисы.

— Один пылает страстью, второй… дружит? — вот на этот раз не смог не прокомментировать случившееся Арджун, убедившись, что ирисы именно от Маруа, а не от кого-то еще, нам пока неизвестного.

Получить подобный букет от явно сверх меры любвеобильного галатийца оказалось несколько странно.

— У меня сложилось стойкое ощущение, что дружить с женщинами Филипп Маруа вообще не умеет, — проворчала я, разыскивая подходящую для ирисов вазу.

В саму возможность дружбы с мужчиной я верила всей душой, для этого у меня имелись весомые обстоятельства, однако существовали и те представители сильного пола, которые всей своей природой отрицали платонические отношения с женщинами как таковые.

— Не суди так строго, Бель, — хохотнул Арджун, — каждый понимает дружбу по-своему, тебе ли не знать? У нашего галатийского… друга представления несколько экзотические, но тоже имеют право на существование.

Однако папа и брат придут в ужас, а после и в ярость, если станет известно, насколько активно и откровенно Маруа оказывал мне знаки внимания.

Понедельник выдался ленивым, неторопливым, даже самую малость сонным. Конечно, проколы предшественника все еще аукались нам, однако, по большому счету ничего поистине трагичного в этом ни я, ни Арджун не находили. Начальству до нас как будто не было дела, так что день до самого обеда тянулся за медитативным копанием в документах и международных договорах, которые опутали сложные отношения между Вессексом и Галатией. Правда, со стороны казалось, что и Солнышко, и я погружены с головой в мысли о государственных делах. Изображать плодотворную деятельность научиться несложно, главное — серьезное выражение лица.

Однако в обед выяснилось, что посол Эренхард решил подсунуть новых подчиненных еще одному полезному и уважаемому человеку из галатийского правительства непосредственно за трапезой. Министр экономики и финансов Этьен Лефевр был моложавым мужчиной с веселым взглядом вечного юнца и буйной шевелюрой, с которой, подозреваю, не справилась бы ни одна расческа. Месье Лефевр явился с видом либеральным, даже без галстука, но это удивительно шло ему, как и чуть грубоватые манеры человека, что вырос явно в простой семье.

— Светлый, и с неплохим потенциалом, — вынес свой вердикт Арджун, украдкой шепнув мне ну ухо.

Впрочем, я и без того догадывалась, что собеседник мой не имеет никакого отношения к старой темной аристократии — для этого Лефевр держался слишком просто и свободно, чем разительно отличался от того же министра Крюшо, явного выходца из темного рода.

Министр экономики и финансов Галатии прибыл с телохранителем и секретарем, который не выпускал из рук планшета и, кажется, готов был стенографировать даже вздохи высокого начальства. Свита показалась мне немного странной, учитывая, что в предварительные планы посла Эренхарда не входило ничего более серьезного, чем обмен последними сплетнями.

— Весьма рад таким приятным знакомствам, — принялся рассыпаться мелким бисером любезностей Этьен Лефевр, наградив меня долгим взглядом. Пожалуй, такое внимание было мне лестно. Конечно, министр был уже давно не юн, навскидку я дала бы ему лет сорок, однако при этом выглядел как мужчина в самом расцвете сил, и его интерес не выглядел как попытки старого волокиты ухлестывать за юной девицей. — В Лютеции начали поговаривать, что пополнение в дипломатическом корпусе Вессекса окончательно осело в салоне месье Маруа.

Меня поразила как скорость распространение информации, так и то, с какой неприязненной интонацией было произнесено имя павлина. И чем же это совершенно декоративное создание могло не угодить месье Лефевру? Только тем, что слишком хорошо умеет веселиться? Сомневаюсь, будто бы это дивное создание в кружевах, стразах и блестках могло угрожать, к примеру, карьерным перспективам министра экономики и финансов.

— Мы тоже счастливы, месье Лефевр, — расплылся в улыбке Солнышко, помогая мне устроиться за столом. — Однако с чего бы в Лютеции о нас сложилось меньше чем за месяц такое удивительное мнение? Месье Маруа был чрезвычайно любезен, за что мы с Аннабель, разумеется, благодарны, однако было бы не слишком разумно ограничивать свой круг общения.

Как всегда, Солнышко был по змеиному гибок и осторожен, такой зачин разговора можно с легкостью повернуть в любую сторону и трактовать к собственной выгоде, как бы дальше не повернулось дело. Никакого неодобрения Филиппа Маруа, однако и к нему перейти труда не составит, никакой готовности сблизиться с Лефевром, однако вообразить, будто такое намерение в Арджуне есть, легче легкого.

Лукавства в Бхатии-младшем было столько, что оставалось только гадать, кто мог взрастить в милом темноволосом мальчике подобную черту? И дядя Киран, и тетя Дафна демонстрировали подчас пугающую прямолинейность во всех сферах жизни, впрочем, имелась некоторая вероятность, что манипуляторские наклонности Арджун попросту получил через поколение от Фелтонов.

— Будем надеяться, что вы найдете себе более достойные развлечения, чем те, что предоставляет своим гостям месье Маруа, — с явным осуждением обронил Этьен Лефевр. И вот эти его слова, к тому же произнесенные совершенно особенным тоном, намекали на то, что павлин — живое воплощение всех пороков, сбивающее с пути истинного. Не окажись я сама совсем недавно в доме Маруа, могла бы предположить, к примеру, что он организует как минимум оргии, на которых всем желающим выдают психотропные вещества. И это еще в лучшем случае.

— Мы проделаем это с огромным удовольствием, — прощебетала я и прицельно стрельнула глазами в сторону министра. Пусть немного больше порадуется жизни.

Разговор за обедом тек мирно, рабочие вопросы особо старались не затрагивать, что в некотором смысле радовало, однако с галатийским министром общих тем нашлось не так много, поэтому особого восторга его общество не вызывало, хотя я старательно изображала обратное. Посол Эренхард остался более чем доволен происходящим, впрочем, и месье Лефевр, кажется, не разочаровался, соответственно все прошло ровно так, как и следовало.

— Интересно, каких же трудов стоило Лефевру занять настолько высокий пост, — задумчиво произнес Арджун, когда мы после встречи заперлись в его кабинете наедине. — Светлому достаточно тяжело пробиться через строй темных магов.

Я пожала плечами, не зная, что и ответить. В Вессексе темные семейства держались в основном наособицу, коалиция Фелтонов и Лестеров, сложившаяся за последние два поколения, была скорее редким исключением, чем общим правилом. Арджун утверждал, что в Галатии дела обстояли иначе.

— А мне вот интересно, с чего Лефевр так взъелся на Маруа, — протянула я с весельем.

Солнышко фыркнул и изрек:

— Не иначе месье Маруа наставил господину министру развесистые рога. Вряд ли у нашего любителя блесток достало фантазии на иные пакости.

Еще через несколько дней я уже занималась любимым делом всей нашей развеселой компании — жаловалась по телефону Самому большому брату на Большого брата и жизнь в целом. Дин Лестер, действительно святой человек, терпеливо выслушивал мои причитания на тему гнусных манипуляций Арджуна Бхатии, его привычки подсовывать меня полезным, по мнению Солнышка, людям, а также явного намерения привязать мной Филиппа Маруа. Павлин даже каким-то волшебным образом оказался во вторник с цветами и вином в нашей с Арджуном гостиной, причем букет Маруа почему-то всучил не мне. Разумеется, гладиолусы я бы и не приняла… Однако это вовсе не отменяло того факта, что вручить мне бутылку вина, а Бхатии — букет было все же излишне оригинально. Галатиец откровенно потешался и надо мной, и над Арджуном, даже не особо пытаясь скрывать собственного ироничного отношения, хотя шутил Маруа тонко, да к тому же по-доброму.

— Ну, увольняйся тогда уже Аннабель, раз настолько все становится невыносимо, — ласково приговаривал Дин после очередного моего откровения. — Хочешь, я сам тебя найму, в конце концов? Будешь работать в университете, и даже лорд Стоцци и твой братец останутся довольны абсолютно благопристойной должностью. А Солнышко найдет себе другие игрушки или повзрослеет. Хотя на последнее я бы особенно не рассчитывал.

Сбегать от трудностей и Арджуна я все еще не собиралась, но за одно только предложение Дина Лестера хотелось расцеловать в обе щеки и заодно поклясться этому воплощению доброты и понимания в вечной любви. Увы, исключительно дружеской. Я последние годы если и жалела о чем-то всерьез, так это о том, что не смогла отдать своего сердца Самому большому брату.

— Стоцци вот так легко не сдаются! — с изрядной долей родовой спеси провозгласила я свое намерение оставаться в Галатии. — К тому же я люблю свою службу в министерстве иностранных дел!

Дин в ответ на мою запальчивость то ли вздохнул, то ли фыркнул, так сразу и не разобрать. Мне подумалось, Лестер все же не считает мои затруднения чем-то действительно серьезным.

— Вино хотя бы этот ваш мастер эпатажа принес приличное?

К выбору вина ни у меня, ни у Арджуна претензий не нашлось, букет оказался просто восхитительным.

— Полный восторг, — признала я исключительное умение павлина выбирать алкоголь.

— Значит, тебе стоит дать Филиппу Маруа шанс. Быть может, хорош он не только в подборе вин.

Казалось бы, логики в совете Дина и не наблюдалось, но парадокс заключался в том, что какую бы чушь ни говорил наследник лорда Лестера, по итогу он обычно оказывался прав.

— Я подумаю над твоими словами. И спасибо за поддержку.

Как бы Дин не был занят, на близких время у него неизменно находилось.

— Ты всегда можешь на меня рассчитывать.

Как же хорошо, когда есть на кого рассчитывать. А уж Дин так и вовсе был образцом надежности: если сказал, что поможет и поддержит, так и сделает. Хотя шансы для Маруа… Право слово, лишнее, он явно не тот мужчина, что правильно воспользуется предоставленными возможностями.

— А что с твоими научными изысканиями, Самый большой брат? — задала я обязательный вопрос при общении с Дином Лестером. Он действительно был талантливым ученым, вдохновенным, и умел увлекательно рассказывать о работе.

— Неужто тебе, светлой, вдруг стало интересно узнать о прошлом темных?

Вопрос был задан неспроста, Дин знал, что в силу личных предубеждений я избегала лишней информации о темных. Да, большинство моих друзей ими являлись… И именно в свете их темного совершенства мне пришлось прозябать всю сознательную (да и бессознательную) жизнь. Комплексы были неизбежны как приход ночи.

— Исключительно из вежливости интересуюсь, Дин. Ну и самую малость из любопытства. Кажется, темных вокруг меня нынче с переизбытком, полезно узнать, как устроены, да и вообще.

Лестер предсказуемо принялся расспрашивать про новых знакомцев, Галатию в целом, особенности этой страны… И что-то мне подсказывало, что Самый большой брат конспектирует каждое произнесенное мной слово. Чего ради — другое дело, порой извилистая тропа научных изысканий Дина Лестера противоречила законам здравого смысла. Но на то он и был гением, наш любимый Самый большой брат, чтобы не искать простых путей к истине.

— Ну, если из вежливости, — беззаботно рассмеялся Дин, как всегда правильно меня поняв. Он вообще демонстрировал удивительную легкость характера, которой оставалось только позавидовать. — Я нашел пару интригующих фактов, Бель, которые позволяют совершенно иначе взглянуть на всю историю создания темных магов!

Про себя отметила, что меня в свои теории и гипотезы наследник лорда Лестера посвящает прежде Арджуна, причем не в первый раз уже. Своеобразная традиция сложилась в нашей с Дином дружбе. Да и я делюсь с ним своими тревогами и радостями прежде, чем рассказываю даже членам собственной семьи. Впрочем, оно и неудивительно: Дин никогда никого не осуждал и был готов подставить плечо, а не ногу.

— Подозреваю, информация как обычно из разряда «только для своих»? — не без иронии предположила я.

С научными открытиями Самого большого брата подобный казус случался с завидной регулярностью, однако области изысканий Дин упорно не менял. И это чертовски сильно вредило его карьере.

— На этот раз, к счастью, нет, — с огромным удовольствием сообщил Лестер, почти успевший смириться с прискорбным фактом: его работы вечно засекречиваются, причем на семейном совете к вящему благу темных родов. — Все имело место быть настолько давно, что даже дядя Френ — и тот не в курсе!

Вот это, пожалуй, был веский повод для удивления: Френсис Фелтон являлся существом поистине древним, и раз уж для него открытие Дина Лестера стало сюрпризом…

— Выкладывай уже, Самый большой брат, — притворно заворчала я, с интересом ожидая продолжения.

И Дин как всегда не подвел. Более того, будущему лорду Лестеру удалось меня чертовски сильно огорошить!

— Похоже на то, что на определенном этапе развития у темных магов имелся коллективный разум.

С минуту я просто молчала, переваривая услышанное, а когда первый шок схлынул, выдала:

— Всегда подозревала, обычный у вас не тянет.

Докладывать о последних открытиях Дина Солнышку я посчитала совершенно излишним. В конце концов, не моя вина, что Арджун за все годы так и не сошелся с Самым большим братом действительно близко и усиленно не интересовался его успехами. Подозреваю, дело тут было в элементарных и довольно-таки вульгарных зависти и ревности. До появления Дина именно Арджун оставался главной красой и гордостью всей семьи, умница, воплощенное обаяние, любимец всего окружения. А потом буквально из ниоткуда появился Дин, сын незаконнорожденного сводного брата дяди Дэна, нынешнего лорда Лестера, и, несмотря на бурное криминальное прошлое, потеснил младшего Бхатию в сердцах всех родных.

Что поделать, Дин Лестер превосходил всю нашу компанию по уму, магическому дару и — что самое важное — по доброте.

Вот интересно, чего ради экспериментаторам древности понадобилось еще и сбивать стадо рабов в единое целое? В плане научного опыта, быть может, идея и интересна, однако, не слишком ли опасно давать рабам такую связь? Ну, я толком не знала, что по итогу стало причиной гибели черных магов от рук их же созданий, но факт остается фактом: о существовании создателей темных магов мир забыл напрочь, словно и не было никогда.

— Вечно ты с Самым большим братом висишь на телефоне по два часа, — проворчал Арджун после того, как я вышла из спальни на кухню.

К Дину Солнышко совершенно умилительным образом ревновал все окружение, будь чуть хуже воспитан — непременно бы потешно топал ногами и требовал, чтобы никто не водился с Самым большим братом.

— Ну, что поделать? — фыркнула я и принялась заваривать чай. — С Дином у нас всегда много общих тем. Ну и я по нему скучаю, если не вижу хотя бы пару раз неделю.

Солнышко тут же надулся, разом став похож на маленького обиженного мальчика. Правда, при всем при этом на диво мстительного.

— Филипп пригласил на дружеские посиделки вечером, — с огромным удовольствием «обрадовал» меня Арджун. — Тесный круг, никакого дресс-кода.

Я тяжело вздохнула и закатила глаза, безмолвно выражая свое негативное отношение ко всей сложившейся ситуации в целом. Да и с каких пор мы стали такими уж близкими друзьями с Маруа?

— Скажи, что я больна, — проворчала я, не имея никаких моральных сил для еще одного вечера великосветского флирта. — Один вечер без моего общества лучезарный месье точно переживет.

Вообще, у меня имелись все основания предполагать, что Маруа протянет без меня вовсе: вокруг павлина вертелось достаточно очаровательных женщин, чтобы не заметить отсутствие одной из них. Мое тщеславие было велико, однако не настолько, чтобы счесть себя исключительной для Маруа.

Арджун уставился на меня таким тяжелым взглядом, словно бы я предложила ему убить всю семью ради наследства. Солнышку, похоже, просто не терпелось разыграть козырную карту, другое дело, я не понимала, чего ради Арджун так расстарался для павлина… Не самое выгодное вложение сил и времени.

— Бель, не глупи ради всего святого, — тут же принялся выговаривать донельзя обиженным тоном друг, плавно скатываясь в тактику эмоционального шантажа, столь им любимую. В такие моменты я всегда задавалась вопросом, какого дьявола связалась именно с Солнышком. Словно бы альтернатив не было…

— А с чего мое нежелание тратить вечер на Маруа вдруг стало глупостью? — недобро осведомилась я у Арджуна, очень выразительно притом скривившись. Сегодня мне хотелось устроить бунт на нашем маленьком корабле. — Тебе месье пришелся по душе — ты с ним и милуйся. На что не пойдешь ради карьерного роста.

На породистой физиономии появилось выражение крайней степени решимости.

— Увы, наш галатийский друг увлекся тобой, так что марш переодеваться! — рявкнул Бхатия таким образом положив конец разговору. Нет, однажды я его точно убью!

Я всегда мнила себя любительницей светских развлечений и вообще вечеринок, однако, кажется, уже была готова изменить собственным обыкновениям. Ощущение того, что явилась я во все это сверкающее великолепие против собственной воли, а заодно и вероятность посягательств со стороны не менее сверкающего хозяина дома портили все удовольствие от вечера напрочь. В нашей паре рад был новому приглашению павлина исключительно Солнышко, который вопреки всем наставлениям месье Лефевра старался влиться именно в тот круг, что собирал вокруг себя Филипп Маруа.

Прямого ответа от Арджуна получить мне не удалось, однако по некоторым оговоркам сделала вывод, что подле павлина собираются сплошь темные маги, местная развенчанная знать, не потерявшая ни богатства, ни влияния. Вероятно, именно на подобного типа людей и делал ставку хитроумный Арджун Бхатия. Манеры в этом обществе демонстрировали безукоризненные, однако манеры — пустое, одна лишь обертка, под которой еще поди разбери, что скрывается.

Все эти маги несомненно понимали, что я вовсе не одна из них, темные почему-то такие вещи то ли шестым, то ли седьмым чувством ощущают в отличие от светлых, поэтому и выжили вопреки всему. Но что гости Маруа на самом деле обо мне думают?

Месье Маруа — тот, как и всегда, воплощал собой гостеприимство и нарочито выделил меня среди прочих дам, явившихся в его дом, во время приветствия. Дамы между тем стреляли украдкой глазами в сторону обожаемого Филиппа и не смели выразить хоть малейшее пренебрежение мне. Напротив, каждая женщина считала своим священным долгом поприветствовать меня, одарить улыбкой и парой теплых слов. Честное слово, даже на родине не приходилось сталкиваться с такой тотальной волной женской любви. Красивых не любят, уж мне ли не знать. Чужие достоинства — повод для зависти и подчас ревности, такова людская природа, с ней приходится мириться. И я не верила, что в Галатии люди резко совершили эволюционный скачок, став ближе к ангелам небесным. Скорее, кто-то ненароком обронил свое пожелание насчет отношения к скромной подданной короля Вессекса Аннабель Стоцци. Я имела некоторые подозрения относительно личности своего благодетеля, вот только мотивы его оставались загадкой. Создай Маруа для меня среду дискомфортную, его объятия в качестве тихой гавани манили бы куда больше. Сейчас весь мир улыбался, и в тихую гавань не особенно тянуло.

Ко всему прочему, месье Маруа словно бы задался целью удивить: после более чем сердечного приветствия павлин невозмутимо отправился распускать хвост перед другими гостями. Солнышко удивился не меньше меня. По сравнению с заверениями в дружеской вечной привязанности подобный поворот показался несколько обескураживающим.

— Он буквально божился, что не проживет без тебя этот вечер, — пробормотал ошарашенно Арджун, глядя в спину удаляющемуся галатийцу.

— Очевидно, он лукавил, — фыркнула я. В какой-то мере подобное пренебрежение даже уязвляло. Морально я готовилась изображать неприступную твердыню… Вот только — какая незадача! — завоеватель посчитал возможным помахать ручкой и продефилировать мимо.

Все-таки напор Маруа льстил куда больше такого вот равнодушия. Сама поражалась собственной непоследовательности. Отбиваться от настойчивых поклонников все-таки куда приятней…

Впрочем, как бы ни относился ко мне Филипп Маруа, через час он вернулся к прежней тактике мягкого, но уверенного напора. Когда я уже сжилась с мыслью, что нынешний вечер проведу под боком у местных дам, впитывая последние сплетни высшего света, как хозяин дома решил перейти к активным действиям. Надо сказать, «оружие» месье павлин подобрал с умом и толком.

Мне в руки лег букет белых георгинов, огромных, душных… На подобное подношение уставились вообще все присутствующие до единого.

— Стало быть, никаких обещаний, месье Маруа? — растеряно пробормотала я, глядя на такой поистине красноречивый дар. Не сказать, чтобы выбор цветов можно было счесть лестным.

Мужчина с ироничной улыбкой кивнул, помогая мне встать с дивана, и увлек в сторону от гостей под недоуменными взглядами десятков глаз.

— Я не чураюсь лукавства, но обман мне отвратителен, мадемуазель Стоцци. Мое признание совершенно искренне, как и моя симпатия.

Найтись с ответом так легко не удалось.

— Что же, месье Маруа, я ценю вашу искренность. Надеюсь, и вы примите от меня цветы, — произнесла я после нескольких бесконечно длинных секунд раздумий.

О, я знала, какие цветы хотела вручить Филиппу Маруа и посмотреть на его лицо при этом.

Вручать Маруа спустя четверть час собственноручно заказанные гортензии оказалось невыносимо приятно. Я чувствовала, что месть моя свершилась и принесла огромное удовольствие.

— Как тонко, мадемуазель, — протянул галатиец принимая букет, заказанный мной. — Выразить свое безразличие более изящно, вероятно, мало кому удастся. Признаться, я тронут тем, что вы уделили столько внимания тому, чтобы выказать свои чувства. Или их отсутствие.

Тот невероятно неловкий момент, когда выяснилось, что все усилия пропали зря. Да, Филипп Маруа оказался совершенно прав: кто станет выражать безразличие, прикладывая столько стараний?

Уже к середине вечера я чувствовала себя совершенно потерянной. Не так часто удавалось кому-то обвести меня вокруг пальца, если речь шла о флирте… А наш сиятельный месье еще и по носу щелкнуть умудрился, и на место поставить. Определенно, для меня опыт оказался нов… И не особенно приятен. Георгины у меня приняла милая горничная, поставила их в вазу и расположила прямо передо мной на чайном столике — так просто из головы произошедшее не выкинуть. Как хорошо, что наше с Маруа объяснение происходило без свидетелей, и подробности пока никому неизвестны. Однако ни слепых, ни идиотов вокруг не имеется, а злосчастные георгины — вот они, у всех на виду, можно строить любые теории, безразлично, насколько абсурдные. Кто же, в самом деле, отвергнет ухаживания такого блестящего кавалера? А сам месье Маруа держался поодаль, не пытаясь хоть как-то надавить. Обозначил намерения — и с абсолютной невозмутимостью отошел в сторону, оставив меня наедине с собственными мыслями. А заодно смятением и белыми георгинами. Показывающий украдкой большой палец Арджун, довольный сверх всякой разумной меры, так вообще преизрядно бесил. Вольно ему подсовывать меня словно какую-то… гетеру. Маруа ведь не за ручки со мной держаться желает, мужчины в его возрасте и при таких замашках не довольствуются платоническими отношениями.

— Как погляжу, наш дорогой Филипп вами совершенно очарован, — выразила общественное мнение мадемуазель Гриотто, что тоже была среди приглашенных. Стоит отметить, ни малейшего признака досады в её голосе я не заметила.

Все-таки эти их запутанные любовные отношения выходили за рамки моего понимания и того, что в Вессексе почитали приличным.

— Вы так считаете? — переспросила я с легким недоумением.

Адель затрепетала длинными ресницами — словно бабочка крыльями взмахнула.

— Все так считают, мадемуазель Стоцци, — сообщила невозмутимо Адель Гриотто. — Филипп приглашает вас при каждой возможности, устраивает экскурсии по столице, везет на пикник. Столько знаков внимания — и все вам одной. Наш Филипп, разумеется сама галантность во плоти, однако, право слово, даже для него подобное — нечто из ряда вон.

Признаться, после таких откровений я как-то самую малость растерялась и даже смутилась. Быть особенной мне, разумеется, нравилось, однако не в такой ситуации и не с таким поклонником.

— Вместе со мной всегда получает приглашение и Арджун, — напомнила я, как обстоят дела на самом деле. Маруа с самого знакомства не пытался отделить меня от Солнышка. Бхатии разве что цветов не дарили… Ну и шампанским не поили… Но в остальном — все ровно то же самое! Хотя, судя по скептицизму во взгляде Адель Гриотто, не так много людей готово было разделить мою точку зрения.

Филипп Маруа мог таскать за собой всю мою семью и весь дипломатический корпус Вессекса заодно, однако все равно говорили бы, что ухлестывает он за мной.

— Я вовсе не желала такого сильного интереса со стороны месье Маруа, — смущенно пробормотала я.

Не хотелось бы сцепиться с галатийскими прелестницами за приз, который мне вовсе не нужен.

— О, дорогая, тут от вас зависит очень мало! Филипп как стихия. Он делает, что пожелает, и противостоять ему невозможно.

«А вот мы еще поглядим», — мрачно подумала я про себя, продолжая умильно улыбаться.

Право слово, чересчур много благоговения перед обычным по сути своей человеком. Филипп Маруа безусловно умен (тут Лефевр кривил душой, умаляя достоинства неприятной ему персоны), обладает лоском, что приобретается в высшем обществе, однако все это не делает его по-настоящему уникальным или неотразимым. Бывали у меня поклонники и куда эффектней месье Маруа.

— И что же, перед ним никто не может устоять? — уточнила я, все-таки не сумев не подпустить в голос сарказма.

Адель Гриотто изящно пожала тонкими плечами и на мгновение нахмурилась, очевидно, пытаясь вызвать в памяти образ тех безумных женщин, которые отказали самому месье Маруа.

— Пока не устоял никто, мадемуазель Стоцци. Филипп с юности обладал особой гипнотической привлекательностью для женщин.

Видимо, в Галатии чрезвычайно странные женщины.