— Я выдохлась, — призналась Трейси, усаживаясь на большой валун.
В это воскресенье они с Кевином отправились в лес, чтобы скрыться подальше от людей, машин и телефонов. Им удалось найти идиллическое местечко — возле ручейка, который весело журчал по гальке, пробиваясь откуда-то из глубины скал. Трейси замерла от восторга, глядя, как кристально чистая вода блестит в лучах яркого солнца.
— Даже не думай, — предупредил Кевин, без труда прочитав ее мысли.
Трейси вздохнула.
— Знаю. Вода слишком холодная.
Перекусив, она почувствовала сонливость и легла на спину, подложив под голову свитер. Журчание воды навевало сон, и Трейси сама не заметила, как уснула. Проснулась она оттого, что почувствовала прикосновения Кевина. Приподняв веки, Трейси взглянула на сидящего рядом мужа.
— Я тебя разбудил?
— Не совсем. Я не спала, а только дремала… О чем ты думал?
— О том, что с нами случилось. Я мог умереть, однако этого не произошло. Зато мертва моя память.
Стряхнув остатки сонливости, Трейси села и успокаивающим жестом положила руку на бедро Кевина.
— Но ведь понемногу она к тебе возвращается. Прошло всего несколько недель.
— Да, верно, но иногда я чувствую, что за всем этим что-то кроется… Ведь все происходящее имеет какую-то причину… Ты согласна?
— Конечно! Могу даже добавить: именно из этого следует в первую очередь извлечь урок.
Еще не произнеся последнее слово, Трейси внезапно поняла, насколько справедливо ее утверждение — по крайней мере, по отношению к ней самой. С тех пор как приехала в Джилонг, она узнала о себе и о своем муже столько, сколько не узнала за два года совместной жизни!
— И какой же, по-твоему, урок я должен извлечь? Если я не понимаю происходящего, то какой смысл искать его причину?
— Не знаю. И не думаю, что кто-то знает и может тебе подсказать. Возможно, со временем все откроется.
— Возможно. Знаешь, порой мне кажется, что существует нечто такое, чего я не могу вспомнить лишь потому, что мне не полагается об этом вспоминать. По крайней мере, до поры до времени.
— Что ты имел в виду, когда говорил, что тебе не полагается вспоминать? — осторожно спросила Трейси.
— Сам не знаю. Просто вдруг пришла в голову такая сумасшедшая мысль. Впрочем, возможно, я чего-то не помню только потому, что не хочу вспоминать. — Кевин пожал плечами. — Я где-то читал, что амнезия может быть вызвана эмоциональной травмой. Допустим, произошло нечто настолько катастрофическое и болезненное, что человек не в состоянии с собой совладать и тогда просто запрещает себе вспоминать.
— Но ты же попал в автомобильную аварию, — дрожащим голосом напомнила Трейси, — у тебя физическая травма.
— Верно. Однако ведь есть нечто такое, о чем ты мне не говоришь, не так ли?
По тону Кевина Трейси поняла — он не спрашивает, а всего лишь ищет подтверждения тому, что уже знает. Страх сдавил ей горло, и она мысленно взмолилась: не спрашивай меня и не проси рассказать тебе все!
Кевин взял ее руку и, глядя Трейси в глаза, мягко спросил:
— Что же есть такого ужасного, о чем ты боишься мне рассказывать?
Трейси заставила себя успокоиться и только после этого заговорила:
— Я очень хочу, чтобы к тебе вернулась память, но… — Она закрыла глаза и закончила про себя: но опасаюсь тебя потерять!
— Но что?
— Я боюсь, — прошептала она, мысленно уточнив: боюсь, что ты меня возненавидишь!
— Чего ты боишься? Что страшного в том, что ко мне вернется память?
— Понимаешь… Кое-какие воспоминания могут сделать тебя несчастным.
— И поэтому ты рассказываешь мне только самое приятное, не так ли? — по-прежнему пристально глядя на нее, допытывался Кевин.
Она молча кивнула.
— Я понимаю, ты пытаешься меня оберегать, однако тебе не стоит этого делать. Я не настолько глуп, чтобы думать, будто в моем прошлом все было безоблачно и прекрасно. Я наверняка совершал непростительные ошибки, делал вещи, о которых впоследствии сожалел, обижал ни в чем не повинных людей…
— Все мы когда-то делали нечто подобное, — глухо заметила Трейси, не глядя на Кевина.
Она взяла полупустую бутылку колы и начала пить, надеясь, что они сменят тему разговора, однако Кевин был неумолим.
— Так почему бы тебе не рассказать мне о самом плохом? Давай покончим с этим раз и навсегда!
— Наоборот, давай лучше говорить о хорошем! Кроме того, я не хочу, чтобы ты узнал обо мне нечто такое, что может тебе не понравиться.
— В тебе нет такого, что может мне не поправиться! Ты напрасно на себя наговариваешь! Ты вся такая солнечная, чудная, соблазнительная… Я твой муж, поэтому знаю это наверняка.
— Ты ошибаешься, — сухо заметила Трейси и стала собирать в рюкзак остатки завтрака.
Но Кевин не позволил сбить себя с толку. Отняв рюкзак, он взял Трейси за подбородок и повернул лицом к себе.
— Ты говорила, что твои моральные принципы безупречны.
— Возможно, я солгала.
Он хмыкнул.
— Кстати, предположение, что в твоем прошлом могут обнаружиться темные пятна, весьма любопытно. Что же ты все-таки натворила? Ограбила банк? Совершила переворот в банановой республике?
— Нет.
Я всего лишь была тебе плохой женой. Я нарушила самое главное обещание, которое когда-либо давала в своей жизни, и бросила тебя. Трейси хотелось сказать все это, но слова застряли в горле.
Кевин нежно ее поцеловал.
— А может быть, ты ведьма, которая околдовывает людей? Может, ты и меня околдовала?
Слезы брызнули из глаз Трейси, и она, резко отвернувшись, снова взялась за рюкзак и быстро собрала вещи.
— Пожалуйста, прекрати, — глухо попросила она.
— Я не хочу, чтобы ты от меня что-то скрывала, — настаивал Кевин. — Я имею право все знать.
— Да, конечно, — Трейси завозилась с пряжкой рюкзака, — обещаю, что расскажу тебе обо всем, когда… Когда смогу и когда придет время. — И она оставила в покое проклятую пряжку, которая никак не поддавалась усилиям ее трясущихся рук. — Дай сюда.
Кевин отнял у нее рюкзак и, легко и быстро застегнув его, с упреком посмотрел на Трейси. До того как она поднялась, Кевин успел заметить плещущийся в ее глазах ужас, и ему стало не по себе от какого-то скверного предчувствия.