До нас (ЛП)

ГЛАВА 3

— Как Сюзанна? — спрашивает Мэтт, когда я выхожу из самолета. Они с Сюзанной работали вместе.

Перекидываю сумку через плечо.

— Завершила последний курс химиотерапии.

— Это ведь хорошо?

— Ага. Хорошо.

Я не говорю ему, что мы разыграли последнюю карту. Я не говорю ему, что рак никуда не делся. Я не говорю ему, что надежда превратилась в принятие. Я никому не говорю об этом, потому что не могу произнести этого вслух.

— Передавай ей от меня привет и скажи, что я скучаю по ее чрезмерно веселой персоне.

Мои губы умудряются растянуться в небольшой улыбке, и я киваю. Это правда. Сюзанна всегда была душой компании. Быть знакомым с ней — это подарок. Любить ее — это жизнь. Прощание выпотрошит меня.

По дороге домой я покупаю букет тюльпанов цвета фуксии — ее любимых. Переступив порог, слышу доносящийся из нашей спальни гул телевизора. Сняв ботинки, мою на кухне руки, ставлю тюльпаны в ее любимую вазу из переработанного стекла и несу в спальню.

Она там.

Живая.

Это все, что мне нужно, чтобы сделать мой день.

— Капитан Хейс. — Жена улыбается со своей стороны кровати, поднятой под углом сорок пять градусов.

Мой взгляд прикован к ее глазам, пока она выключает телевизор, будто успеет нажать на кнопку до того, как я замечу, что она смотрит реалити-шоу. На голове у нее ничего — персик с прядью волос, пытающихся вернуться к жизни.

Она слишком худая.

Слишком слабая.

Слишком больная.

Но в моих глазах она всегда идеальна. Каждый раз, когда я ее вижу, мне нужно на минуту перевести дыхание и сказать сердцу угомониться, потому что невозможно не влюбляться в нее каждый раз, когда я ее вижу.

— Балуемся дрянными шоу, миссис Хейс?

— Это для меня? — Она игнорирует мой комментарий о шоу и удивляется, что я принес ей тюльпаны.

Я всегда… всегда приношу домой тюльпаны.

— Возможно. Я еще не решил. — Ставлю вазу на тумбочку и сажусь на край кровати.

— Дай мне эти губы.

Она облизывает пересохшие губы, но я уже наклоняюсь для поцелуя. Кожу всегда покалывает от того, как она проводит кончиками пальцев по моей щеке, когда я ее целую.

— Как рейсы? — спрашивает она, отстраняясь ровно настолько, чтобы перевести дыхание.

Раньше я отвечал на этот вопрос чем-то вроде: «Без тебя долго и одиноко», но мой страх и надвигающееся горе только крадут ее счастье. А у нас осталось так мало времени, что я не позволяю себе заглядывать вперед. Не позволяю чувствовать ничего, кроме настоящего момента.

— Гладко. И Мэтт передает тебе привет.

Она делает глубокий вдох и с улыбкой выдыхает.

— Ммм… приятно знать. Может, возьмешь гитару и сыграешь мне?

— Я собираюсь заползти к тебе в постель. — Я откидываю одеяла.

Мы лежим рядом друг с другом, обнявшись, как единое целое, а не два человека. Она теплая, ее грудь вздымается и опускается в такт моей.

— Зак?

— Хм? — Прижимаюсь губами к ее голове.

— Помнишь, ты всегда говоришь, что я слишком великодушная?

— Ага.

— Когда я умру… — Она говорит это так прозаично, но у меня такое чувство, будто из комнаты выкачали весь кислород. — Сделай что-нибудь необычное для кого-то? Кому это будет нужно? Сделав это, ты подумаешь обо мне?

Я не хочу говорить об этом.

— Потому что я не хочу, чтобы ты когда-либо сомневался в жизни или своей цели в ней после того, как меня не станет. Так что играй по-крупному. Меняй жизни. Сделай это своей целью.

— А как я узнаю, что делать?

Она пожимает плечами, опуская мои руки себе на талию. Я чувствую выпирающие кости, покрытые истонченной кожей, прикидывая, сколько ее я уже потерял.

— Ты узнаешь. Почувствуешь. Или увидишь знак.

Я улыбаюсь, несмотря на боль в груди, несмотря на ощущение, что она тает в моих руках, утекает, как песок в песочных часах. Еще секунда, время истечет, и я окажусь пустым и одиноким.

— Ты и твои знаки.

— Знаки повсюду. И дело не в том, что люди их не видят; они просто не хотят их признавать. Я согласилась на наше первое свидание, потому что в тот дождливый день, когда мы покидали терминал, ты держал свою куртку у меня над головой, чтобы я не промокла. В детстве мама мне говорила никогда не соглашаться на мужчину, который меньше, чем настоящий джентльмен.

Смеясь, снова целую ее в голову.

— Я просто пытался залезть к тебе в трусики.

Она смеется так сильно, что у меня на глаза наворачиваются слезы. Если я не буду слышать ее смеха, тогда мне не нужен слух.

Если не смогу держать ее в объятьях, тогда зачем мне руки?

Мысль о жизни без нее калечит так, что я даже не могу выразить словами. И поэтому она знает: когда ее не станет, я буду подвергать сомнению жизнь и все свое существование.

— Я нашла тебя, — шепчет она, словно слыша мои мысли. — Когда Тара умерла, я нашла тебя. И никто не мог сказать мне об этом до ее смерти. Мысль разделить свое сердце с другим таким образом была невообразимой. Но… я нашла тебя. Я столько уже раз повторяла тебе, что у человека не одна родственная душа.

Не-а. Я не верю в ее теорию родственных душ. Я не найду никого другого. Но, как и многие вещи, я не говорю ей об этом. Чувство того, что я вновь смогу найти любовь, успокаивает ее. И я предложу ей что угодно — скажу что угодно, — лишь бы облегчить ее мысли и дать ощущение покоя.

— Знаки повсюду. Менять жизни. Играть по-крупному. И снова найти любовь. Понял, — говорю я.

Если она поднимет голову, то увидит слезы, текущие по моему лицу. Надеюсь, она останется неподвижной и не почувствует, как от почти задушившего меня горя, мое сердце едва бьется.

Во вторник Сюзанна настаивает на душе, макияже и шелковом шарфе.

— Зачем так стараться ради девушки, которая убирает наш дом? — Я наклоняюсь и целую ее в шею, пока она смотрит на меня в зеркало.

Она наносит блеск для губ и еще раз смотрит на свое отражение, а я натягиваю футболку и взъерошиваю мокрые волосы.

— Ее зовут Эмерсин, а не девушка, и мне нравится с ней болтать. Ты знал, что у нее степень в области текстильного дизайна, но истинная ее любовь — фотография?

— Да, я читал ее резюме. Однако не знал, что она любит фотографировать. Не удивительно, что кто-то со степенью в области изящных искусств убирает дома. Бьюсь об заклад, уборка домов оплачивается лучше. — Я подмигиваю ее отражению.

Сюзанна бросает на меня свой лучший суровый взгляд, но знает, что я прав.

— И все же… мне не нравится пугать ее своим видом, будто ходячий мертвец, и я замечаю в ее глазах тревогу, когда неважно выгляжу. Она молода. Ей нужно сосредоточиться на жизни — стильной одежде, шикарных волосах и безграничных возможностях.

— В жизни есть нечто большее, чем волосы и одежда. Мнение твоей сестры тебя вовсе не волнует.

— Мишель побрила мне голову, а до этого держала мои спутанные волосы, когда меня рвало в те дни, когда ты работал. Полагаю, уже немного поздновато оберегать ее от моих худших моментов. Кроме того, моя сестра никуда не денется. А если я напугаю Эм, она может уволиться и найти работу, где ее не будет окружать смерть.

Звонок в дверь заставляет Сюзанну медленно подняться. С каждым днем она чуть слабее.

— Я открою, — говорю я.

— Я пойду с тобой.

Закатываю глаза, но все равно предлагаю ей руку. Она посылает мне воздушный поцелуй и берет под руку. Когда мы поворачиваем за угол, Сюзанна машет Эмерсин через стеклянную дверь.

— Посмотри на ее клетчатый комбинезон! Она просто сама милота.

Я снова закатываю глаза, хотя не могу не улыбнуться волнению жены. Думаю, в свои двадцать три она очень походила на Эмерсин.

— Доброе утро. Ты завтракала? — спрашивает Сюзанна, как только я открываю Эмерсин дверь.

— Хм… — Эмерсин прищуривается, отчего ее глаза превращаются в крошечные голубые щелочки. — Вроде как. А что?

Она проходит внутрь и снимает сандалии, поджимая пальцы ног с отслаивающимся розовым лаком. Не колеблясь, она направляется прямо в туалет, чтобы тщательно вымыть руки, как делала весь последний месяц, оставляя за собой аромат, который я не могу различить. Амаретто и, может быть, вишни, похоже на пирожное.

— Зак готовит яйца Бенедикт. Хочешь? — Жена следует за Эмерсин в туалет.

— Мне пора приступать к уборке. — Эмерсин вытирает руки и поворачивается к двери, к моей нетерпеливой жене, которая весьма неожиданным образом подружилась с нашей горничной.

— Тебе нет нужды пылесосить в гостевых спальнях, — отмахивается Сюзанна, будто мысль о том, что горничная делает то, за что мы ей платим, абсурдна.

Взгляд Эмерсин перескакивает на меня, маячащего позади Сюзанны. Девушка заправляет светлые волосы за уши, несколько прядей падают ей на лицо, когда она достает что-то из кармана.

Помада. Может блеск для губ. Как только она открывает его, я узнаю запах — вишня и амаретто.

Не знал, что этим утром буду готовить яйца Бенедикт, но я их приготовлю. Для жены я приготовлю что угодно.

Сделаю что угодно.

Отправлюсь куда угодно.

Буду кем угодно.

Мою любовь к ней не описать словами. Поэтому я прочищаю горло и улыбаюсь.

— Эмерсин, ты должна попробовать с нами яйца Бенедикт, и если у тебя нет времени пропылесосить спальни, оставь их.

Я сам уберусь там позже, потому что, так или иначе, дело должно быть сделано. Я полагал, мы наняли горничную, чтобы она убирала и позволяла мне проводить в выходные дни больше времени с Сюзанной. Очевидно, нет. Если она хочет позавтракать с девушкой в милой одежде… если это вызывает у нее улыбку, значит, такова моя цель сегодня утром.

— Звучит вкусно. Спасибо. Я начну с ванных комнат.

Когда завтрак готов, направляюсь в джунгли за Сюзанной, но в ее кресле нет ничего, кроме полусвернутого одеяла. Обыскиваю внутренний дворик, прежде чем вернуться в дом, привлеченный девичьим хихиканьем. Сюзанна восседает на мягком пуфе у туалетного столика, а Эмерсин на полу у ее ног. Она заплетает Эмерсин косу.

Эмерсин еще ничего не убирала? И пальцем не пошевелила, чтобы заработать хотя бы цент? В данный момент меня разрывают противоречия. История с наймом горничной приняла неожиданный оборот.

— Волосы Эм лучше всех. Тебе не кажется, Зак? Конечно, сейчас у всех волосы лучше, чем у меня.

Боюсь, глядя на Эмерсин, жена будет видеть ту, кем она была раньше и больше никогда не будет.

При виде меня улыбка сползает с лица Эмерсин. Она втягивает губы, будто хочет их съесть до того, как я их увижу. Ванная, вероятно, тоже позже окажется на мне. А, может, и весь дом.

— Завтрак готов.

Лучшее, что я могу, это до крови прикусить язык и одарить Эмерсин широченной улыбкой. Но я лучше умру, чем скажу что-то, что сотрет эту прекрасную ухмылку с лица моей жены. И, похоже, причиной тому — Эмерсин, так что… чего тут поделать?

— Подержи, Зак. — Сюзанна кивает на конец косы в своей руке. — Мне нужно взять резинку из ящика стола, если она у меня еще осталась. Я могла отказаться от необходимости иметь их.

Она тихо смеется, будто в очередном намеке на танце со смертью, которая с каждым днем приближается на несколько дюймов, нет ничего особенного.

Я беру конец косы, а Эмерсин продолжает кусать губы, все ее тело напрягается, будто она задерживает дыхание. Поймана боссом… отлынивает от работы. Возьмет ли она с меня плату за уборку всего дома? Я не должен заставлять ее корчиться, но нахожу это немного удовлетворительным. Передышкой от тяжелых мыслей.

— Спасибо, милый. — Сюзанна забирает у меня косу и наматывает на нее резинку. — Ты знал, что бойфренд Эм управляет фитнес-клубом, в котором мы когда-то состояли? Я его помню. Брейди? Весь в татуировках? Помнишь, Зак?

Я несколько раз киваю.

— Да, я его помню, но, нет, я не знал, что он ее парень. Наверное, потому, что позволял ей выполнять свою работу вместо того, чтобы играть с ней в двадцать вопросов.

Моя улыбка растягивается до предела, скрывая сарказм. А, может, это зависть. Завидую ли я тому, что именно Эмерсин оживила сегодня Сюзанну? Я могу дойти до того, что отращу волосы, если в плетении косичек Сюзанна находит такое удовольствие.

Эмерсин тут же вскакивает и, опережая меня, помогает подняться Сюзанне.

— Зак, перестань брюзжать. Жизнь слишком коротка, чтобы беспокоиться о пылинке или известковом налете на стенке душа. — Сюзанна, игриво прищурившись, смотрит на меня.

Я так люблю эту женщину. Вот почему продолжаю улыбаться, несмотря на свои мысли. Извини. Виноват. Я просто считаю, что именно поэтому мы ее и наняли. Опять же, я очень сильно ошибся.

Пока женщины уютно устраиваются в уголке у окна, выходящем на грядки, я подаю им яйца Бенедикт и свежевыжатый апельсиновый сок. Эмерсин следит за каждым моим движением. Не уверен, заставляю ли я ее нервничать или она никогда не видела, как парень готовит яйца Бенедикт. Сюзанна подмигивает мне, когда я протягиваю ей чашку, полную витаминов и обезболивающих, и высокий стакан фильтрованной воды.

Словно прочитав мысли Эмерсин, она похлопывает по пустому месту между ними, подзывая меня сесть.

— Зак всегда хорошо готовил, но перешел на новый уровень, когда у меня впервые диагностировали рак.

— Вкусно. Очень вкусно, — бормочет Эмерсин с набитым ртом.

Жена улыбается и берет меня за руку, поднося ее к губам для нежного поцелуя.

— Он лучший. Я счастливая и любимая женщина.

В ответ на ее улыбку проглатываю еще больший комок эмоций, вызванный ее крошечными словесными напоминаниями о том, что для нас все подходит к концу.

— У кого легкая рука? — Эмерсин кивает в окно на клумбы и грядки.

— У Сюзанны. Джунгли — это ее рук дело. И сад. Все, в чем есть жизнь… это она.

Отвечая на вопрос Эмерсин, замечаю, как Сюзанна вздрагивает от моих слов. Мы умеем ходить на цыпочках вокруг реальности, выплескивая свои эмоции в доброжелательных комментариях. В этом доме она действительно та, кто вдыхает жизнь в обстановку и все остальное. Не знаю, как я буду выглядеть без нее. Увижу ли свое отражение в зеркале? Или почувствую такую опустошенность, что стану всего лишь призраком нынешнего себя? Пустой банкой с крошечными трещинками и потерянной крышкой. Бесполезным.

— Зак быстро учится. Нет ничего, что бы он ни сделал или не попытался сделать. Он часами читает книги по ботанике, чтобы в трудные дни позаботиться о моих растениях. Он смотрел видео на YouTube, чтобы узнать, как сделать мне идеальный педикюр. Когда мне впервые диагностировали рак, клянусь, он собирался отучиться на медика, чтобы иметь возможность на одном языке разговаривать с врачами о моем лечении.

Я знаю, она не специально, но я ненавижу, когда жена выставляет меня святым. Я далек от этого, просто обычный мужчина, который любит свою жену. Таким мой отец всегда был для мамы.

— Итак… у вас с Брейди… серьезно? — Сюзанна быстро меняет тему. Я люблю ее за это. — Свадьба в будущих планах?

Я не любитель девчачьих разговоров, но жена увлекается любовными историями, романтикой и сплетнями. Когда она со своей сестрой, Мишель, начинает обсуждать любимые реалити-шоу, это служит мне сигналом выбираться из дома.

— Надеюсь, нет. — Эмерсин смотрит в свою тарелку, сдерживая нервный смешок.

— Ох, Эм… не говори, что тратишь время на парня, который тебя не достоин.

Я не могу достаточно быстро проглотить завтрак и улизнуть отсюда.

— Не каждый парень — Закари. — Губы Эмерсин растягиваются в застенчивой ухмылке, когда ее взгляд на две секунды обращается ко мне.

Класс. Она тоже считает меня лучше, чем я есть, когда я просто хорошо скрываю свои недостатки. Мой самый большой недостаток — слишком сильно любить, теряет чувство контроля и связь с реальностью. Хотел бы я, чтобы моя любовь была неким волшебным решением всего, но это не так.

— Это правда. — Сюзанна трется ногой о мою икру. — Тем больше причин отсеивать тех, кто не на высоте. Я не очень хорошо знаю Брейди, но он всегда казался милым.

— Брейди милый, — соглашается Эмерсин, но в ее словах мало энтузиазма. — И, честно говоря, это могу быть я. Возможно, я его не достойна. Он сосредоточен на настоящем и где хочет оказаться в будущем. Он преследует свои мечты, а я все еще мечтаю без направления. И меня это устраивает. Просто большую часть времени мы кажемся несовместимыми. Тем не менее, он мне нравится, и все, что у нас есть, пока получается. Так зачем бросать, если ни у кого из нас сейчас нет ничего лучше? Мы… в настоящее время полезны друг другу.

Эмерсин снова опускает взгляд в тарелку, ковыряя вилкой еду и скривив губы, будто что-то соображая.

— Полезны, — смеется Сюзанна. — Справедливо. Только пообещай мне, что не успокоишься, когда дело дойдет до любви.

Эмерсин медленно кивает, но на нас не смотрит.

— Может, как я, найдешь мужчину помоложе.

Я улыбаюсь, вставая с пустой тарелкой.

Эмерсин ухмыляется, ее взгляд мечется между нами.

— Возможно. Большое спасибо за завтрак. Это слишком великодушно… правда. — Она несет посуду к раковине и моет ее. — Лучше вернусь к работе.

Взяв посуду у Эмерсин, загружаю ее в посудомоечную машину.

— Буду признателен.

Она наклоняется ко мне, согнувшемуся над открытой дверцей.

— Не волнуйся. Я все пропылесошу… тщательно.

Веселье кривит мои губы, и я поднимаю свой взгляд, чтобы посмотреть на нее. Между нами что-то меняется, я не могу подыскать нужных слов, потому что эта перемена выбивает меня из колеи. Эта девушка может читать мои мысли, как и моя жена. Класс. Две женщины, читающие мои мысли. Выкручивающие мне яйца. Я обречен.

Как только Эмерсин исчезает в коридоре, я иду к Сюзанне, ее полному стакану апельсинового сока и почти нетронутым яйцам Бенедикт.

— Как ты собираешься принимать таблетки на голодный желудок? — тихо спрашиваю я, пододвигаясь на стуле ближе к ней.

— Она прекрасна. Не так ли?

— Что? — Правильно ли я расслышал?

— Эм. Она красивая… и свеженькая. — Сюзанна игриво толкает ногой мое колено.

— Я должен беспокоиться? Ты бросишь меня ради горничной?

Жена хихикает и качает головой.

— Нет, но, может, тебе стоит бросить меня ради горничной. У нее восхитительно задорные груди.

— Ну тебя нахрен, — шепчу я с наигранной улыбкой. Я не злюсь, но мне больно. Она знает, что мне плевать на задорные сиськи, и что я люблю ее всеми фибрами души.

— Я бы с удовольствием. Мне бы хотелось, чтобы ты меня трахнул, а если не меня… то, может, кого-то вроде Эм.

— Господи, Сьюз…

Провожу руками по волосам.

— Откуда, черт возьми, это взялось? Просто… — мои руки падают ей на колени, — …прими таблетки.

— Может, таблетки мне и не нужны.

Я хмурюсь, подцепляя вилкой кусочек яйца и поднося к ее рту.

— А, может, и нужны.

Она умоляет с отчаяньем в глазах, в то время как я несколько секунд сохраняю вызывающий вид. Вздохнув, она уступает моей просьбе, открывая рот ровно настолько, чтобы вместить туда еду. Жует, как в замедленной съемке, красивое лицо искажается в болезненной гримасе. Как бы она ни любила приготовленные мной яйца Бенедикт, у нее нет аппетита, и все, что ей удается, это проглотить их. Прошло несколько дней с тех пор, как она съедала больше одного или двух кусочков. И если я заставлю ее проглотить таблетки с таким небольшим количеством еды, ее вырвет.

— Детка… если не поешь… — произношу слова медленно, чуть громче шепота.

— Я устала.

Она прикладывает ладонь к моей щеке и склоняет голову набок, даря любящую улыбку, которой я не могу отказать. Одним взглядом она может заставить меня сделать, что угодно.

— Хочешь, я посплю с тобой?

Она кивает.

— Да, было бы идеально.

У меня миллион дел по дому: поменять фильтр в печи, устранить течь, убраться в гараже и покосить траву. Но все это будет здесь позже. Это никуда не денется.

Единственное, что нужно моим рукам, это обнять ими мою жену.