Катя
Молча наблюдаю за тем, как папа ставит на стол бутылку с виски, небольшой стакан и упаковку нарезки ветчины из холодильника.
— Налить? — спрашивает, кивая на бутылку.
Мотнув головой, отказываюсь.
— А я выпью. Моя дочь спит с мужиком вдвое старше.
Никак на это не реагирую, хотя внутри что-то царапает. Я готовилась к тому, что отец узнает про стажировку, и мне придется долго и нудно ее отстаивать. Связь с Кириллом я надеялась оставить в тайне, но обсуждение папа начинает почему-то именно с нее.
Сцепив зубы, приказываю себе держаться и дождаться, пока он скажет про стажировку. Там мне есть где развернуться и о чем поговорить.
— Когда я приходил к Кириллу в квартиру, в его спальне ведь ты была, верно?
Мне кажется, я сейчас красная, как рак. По крайней мере, именно так “горят” мои щеки. Мне всегда было неловко разговаривать с отцом на тему мальчиков и секса, хотя раньше папа порывался и не единожды. Маминой заботы я лишена, так что все узнавала от отца. И о первых критических днях, и о презервативах, которые нужно использовать при половых контактах, и о том, что вступать в эти самые половые контакты лучше с восемнадцати, а еще лучше — после свадьбы. Папа о многом со мной разговаривал, и мне каждый раз было не по себе.
— Ты ведь знаешь ответ, зачем спрашиваешь?
— Хочу, чтобы моя дочь вслух рассказала о том, как спала со взрослым мужчиной. Как ты вообще на него вышла? Почему поехала к нему, и как так получилось, что за несколько недель пребывания в столице ты успела подставить двух успешных мужчин только одним походом в клуб?
— Я не такая плохая, как тебе может показаться.
— Я не сказал, что ты плохая, Катя, но поступки твои…
Отец наливает себе виски на два пальца, выпивает залпом, стаскивая кусок ветчины и закусывая. Вообще, папа пил и пьет очень редко. Исключительно по важным случаям, на праздники и вот в такие моменты, когда очень хочет сдержаться и не перейти на крик. Мне, честно говоря, сейчас немного не по себе, потому что папа заметно недоволен и зол, а я не знаю, как его успокоить.
— Глупые поступки, Катя. Ты хотела стажировку? Почему не сказать об этом мне?
— Ты запретил все, что связано с криминалистикой.
— А почему я запретил, ты хоть раз спросила? Ты девочка, Катя. Юная, улыбчивая, веселая девочка, и я бы очень хотел, чтобы именно такой ты и осталась. Заведи блог о моде, шоу-бизнесе, кулинарии, в конце концов. Если ты будешь копаться в крови и кишках, то очень быстро заматереешь и превратишься в меня. А назад, Катя, дороги нет. Ты уже это поняла, когда увидела тех парней, а сейчас упрямишься, чтобы не признавать, что я прав.
Я бы с радостью возразила, но понимаю, что папа прав. Криминалистика привлекала меня ровно до того момента, пока я не столкнулась с ней лицом к лицу. Пока не увидела не фотографии трупов, не видео, которые иногда удавалось стащить у отца, а настоящих людей, которых сама видела не так давно живыми.
— Ты можешь продолжить стажироваться. Я даже могу договориться, чтобы после окончания университета тебя взяли к нам. У меня есть связи, Катя. Я могу устроить тебя, но ты сбежишь оттуда сама. Я запрещаю тебе не потому, что мне это нравится, а потому, что хочу тебе счастливой жизни. Я хочу, чтобы ты путешествовала, Катя, вела активную и нескучную жизнь, а не смотрела на убийства и не содействовала в поимке преступников. Тебе может показаться, что это круто, ново, необычно для девочки, но на самом деле тебе просто нечего здесь делать.
Я хочу с отцом не согласиться. Снова. Высказать недовольство, противостоять. Не знаю, откуда это во мне. Наверное, с момента, как папа поставил меня перед фактом, что учиться я иду на журналиста, только если не полезу в криминал. Тогда мне захотелось пойти наперекор, показать свой бунтарский характер. Сейчас это желание возникает снова. Очень тяжело признаться, что папа был прав, когда я поступала. Что мне стоило присмотреться и к другим факультетам, подумать лучше.
— У меня здесь, Катя, последнее дело. Мы его расследуем, и я заканчиваю.
— В каком смысле? — хмурюсь, не представляя, что отец может в одночасье закончить с работой.
— В прямом. Я ухожу с работы, Катя. На пенсию. Рассматриваю переезд в столицу и работу частного детектива. Хватит с меня убойного отдела, буду следить за неверными мужьями и женами.
Я от шока аж присаживаюсь за стол. Сколько себя помню, отец ассоциировался у меня с полицией. То непродолжительное время, что он не работал из-за отстранения, я запомнила как самое ужасное в нашей жизни.
Отцу было не по себе от отсутствия работы, он пил, хоть и не уходил в запой, он нервничал, часто срывался то на мне, то на бабушке. Не физически, нет, но кричал часто. Я не хочу, чтобы это повторилось, хоть и планирую в ближайшее время съехать.
Я уже выросла и стала самостоятельной, а папа… Мне кажется, ему нужна женщина. Заботливая и внимательная. Та, что перетянет его внимание на себя. Пока он работал сутками напролет, строить отношения было сложно, но сейчас это вполне возможно.
Он наливает себе еще полстакана, осушает его залпом и снова берет кусочек ветчины. Я решаюсь протянуть руку к бутылке и беспрепятственно убираю ее в холодильник. Это уже хорошо. Значит, пить больше папа не планировал. Раньше — тогда, когда его отстранили от работы — прикасаться к бутылке ни мне, ни бабушке было нельзя.
Папа собирается сказать что-то еще, но в этот момент его телефон оживает трелью входящего звонка. Бросив взгляд на дисплей, отвечает.
— Да.
Слушает со сведенными к переносице бровями. Шумно выдохнув, бросает на меня неодобрительный взгляд и покидает кухню, прихватив с собой пачку сигарет.
Я же сижу на нервах. Доступа к интернету у меня нет, возможности почитать новости — тоже. Все, что я могу узнать, я узнаю от отца. Даже с ребятами со стажировки не свяжешься, чтобы расспросить о том, как идут дела.
Впрочем, отец не особо спешит возвращаться. Его нет около получаса. Все это время он торчит на балконе, пристроенном к спальне. Я увидела там его широкую напряженную спину, пока обходила квартиру, чтобы понять хотя бы, сколько тут комнат и где расположена ванная.
Оказывается, комната тут всего одна. Та самая спальня, в которой, судя по разбросанным рубашкам и брюкам, ночует отец. Ванная небольшая, но чистая. И кухня тоже вполне пригодна для готовки, но так было и у нас дома. Спальня отца постоянно находилась в плачевном состоянии. Там никогда и ничего невозможно было найти. Но убираться там без разрешения папа не позволял.
Я как раз выхожу из ванной, где умывалась и приводила себя в порядок после всего увиденного, когда в кухню заходит отец. Стоит мимолетно на него взглянуть, чтобы понять — хороших новостей ждать не стоит. Он мрачнее тучи. Как и всегда в моменты получения плохих новостей, но бутылку из холодильника не достает. Окидывает меня недовольным взглядом, а затем выдает то, что я никак не ожидаю услышать:
— Кирилла арестовали за хранение наркотиков. Обыск у него провели полчаса назад.
— Но… как?
Не могу поверить, что Кирилл мог хранить в доме что-то запрещенное, хоть он и не раз намекал, что когда-то употреблял. Просто образ успешного, пускай местами и мрачного, хирурга никак не вязался с наркоманом.
— Я не знаю как, мне лишь сообщили, что главный подозреваемый в убийстве найден, но арестовали его при этом за хранение. Знаешь, что это значит?
Отрицательно трясу головой.
— Это значит, что убийство ему пришьют и дело закроют.
— Но он ни в чем не виноват!
— Этого, Катя, мы не знаем. Кирилл парень вспыльчивый.
— Что значит… Папа, ты собираешься участвовать в его приговоре?
— Я, Катя, все еще следователь, а не судья. Так что единственное, что я могу сделать — провести расследование. И мне нужна будет твоя помощь.
— Моя? Но что я… что я могу сделать?
— Я хочу, чтобы ты ни в коем случае не связывалась с Кириллом. Ни свиданий, ни звонков. Ни с ним, ни с его братом-адвокатом. И нам нужно обсудить, что ты будешь говорить, когда тебя вызовут на допрос в качестве свидетеля.
— На допрос?
— А как ты думала, Катя? Ты жила с ним, из-за тебя он избил и, по мнению следователей, потом убил двоих человек. Тебя будут допрашивать по полной программе. Я должен знать, что между вами было, каким был Кирилл, чтобы придумать стратегию.
— Папа… не нужно никакой стратегии. Я расскажу суду правду, и все.
Отец явно не согласен с моим намерением, но ничего не говорит. Снова уходит разговаривать по телефону, но на этот раз оставляет мне свой смартфон. Я тут же захожу читать новости, и от них одних у меня внутри все сжимается.
Там Кирилла уже обвинили во всех смертных грехах, но хуже всего то, что у меня множество пропущенных от Орлова. Я сначала просматриваю смс-сообщения, слушаю голосовые, а затем хочу перезвонить, но в общий рабочий чат скидывают ссылку и подпись “Первая работа Екатерины Яновой. Учитесь”. Я открываю ее с замиранием сердца, готовясь к худшему, но когда читаю там все написанное, жалею, что папа вообще отдал мне телефон.