Катя
После разговора с Кириллом единственное, что мне остается — шлейф знакомых духов, которые я жадно втягиваю носом, как только за ним закрывается дверь. Он дал мне выбор. Не стал настаивать или как-то давить. Позволил выбирать самой. И разбираться, видимо, тоже, потому что отцу придется звонить в любом случае.
Бросив взгляд на часы, решаю, что лучшего времени, чем одиннадцать часов ночи, и быть не может. Набираю папу и уже через несколько гудков слышу его встревоженный голос:
— Катя, что-то случилось?
Поверить не могу, что папа мог соврать Кириллу. Что мог сунуться к нему и сделать так, чтобы он меня не искал.
— Ты сказал Кириллу, что я сделала аборт?
Повисает пауза. Длительная, гнетущая. Если бы я плохо знала своего отца, я бы наверняка ждала его ответа, но мне он не требуется. Я прекрасно догадываюсь, что значит это молчание. Он действительно ходил к Кириллу.
— Зачем, папа?
— Катя…
— Зачем?
— Мы можем поговорить не по телефону?
— Нет, — решительно отказываюсь. — Не можем. Не нужно приезжать. Я видеть тебя не хочу!
Бросаю в сердцах, конечно же. И почти сразу жалею, но брошенных слов назад не вернешь. Хорошо, что папа не из обидчивых. Перезванивает, хоть я и не собираюсь отвечать, а все равно прикладываю мобильный к уху.
— Прости меня, Катя, мне казалось, что так будет лучше. Вы не пара.
— Когда ты ему это сказал? До того, как он вышел, или после?
— После.
— Папа… как ты мог?
— Он старше тебя, Катя. И постоянно участвует в каких-то сомнительных делах. Я не хотел, чтобы ты пострадала. Ты и мой внук. Вы должны быть в безопасности, а не отбиваться от вопросов общественности каждый раз, когда на Кирилла будут заводить очередное дело.
— Это все равно не давало тебе право врать. Мне и ему. Это было не тебе решать, папа.
— Вы виделись?
— Да. И знаешь что? Я ему не поверила! Сказала, что не может быть, чтобы мой отец так сказал.
— Мне очень жаль.
— Тебе жаль, папа?
По щекам скатываются крупные слезы. Впервые за весь вечер. Я реву беззвучно, закусив тыльную сторону ладони зубами. Мне плохо. По-настоящему плохо и больно, потому что, если бы не папа, у нас с Кириллом все могло бы быть по-другому. Если все, что он сказал, правда, и он действительно не мог меня забыть, то мы… мы просто потеряли столько времени, питая в себе обиду и боль, подпитывая их равнодушием и жестокостью друг друга.
— Давай я приеду, и мы поговорим. Катя, пожалуйста. Не наделай глупостей, — голос отца звучит встревоженно, и у меня все же не укладывается в голове то, как мог родной отец, которого я считала самым дорогим и близким, так со мной поступить.
Разве ему совершенно наплевать на мои чувства? Разве он совсем не хотел видеть меня счастливой? Или наивно полагал, что я смогу счастливо жить с кем-то еще, кроме Кирилла? Я бы, может, и смогла, да только наш сын, которого я ношу под сердцем, постоянно бы мне напоминал о моей первой любви. Я почему-то уверена, что ребенок будет похож на Кирилла.
— Не нужно приезжать. И звонить пока что тоже не нужно.
Я отключаюсь и, когда папа перезванивает, больше не отвечаю, хоть и пишу ему сообщение, что не собираюсь творить глупостей, просто не хочу с ним разговаривать. После смс папа успокаивается, пишет огромную простыню извинений, вторую половину которой я даже не читаю. Не могу.
Полночи реву, а утром ровно в шесть выхожу из дома. Если и есть правильный выбор в предложенных Кириллом вариантах, то он только один — тот, который подразумевает хотя бы попытку попробовать построить семью вместе. Не факт, что у нас получится. Не факт, что Кирилл сможет доверять мне после всего, что случилось. И не факт, что мы в принципе уживемся без желания убить друг друга, но это лучше, чем просто разойтись, даже не попробовав.
В половине седьмого я уже стою под дверью Кирилла, совершенно не зная, живет ли он по этому адресу до сих пор. Возможно, он съехал, может быть, у него смена на работе, но я все равно приехала к нему и некоторое время просто стою под дверью, словно не зная, стоит ли нажимать на звонок.
Мне немного не по себе. От волнения горло сжимает спазмом. И все же я нажимаю на кнопку звонка и жду. В половине седьмого утра готовлюсь к тому, что придется звонить до бесконечности, но Кирилл очень быстро открывает. Выглядит сонным и словно растерянным. При виде меня удивленно хлопает глазами и не спешит впускать. Успеваю даже понервничать, но уже через мгновение Кирилл трактует мое появление здесь по-своему — берет за руку, затягивает в квартиру и даже сказать мне ничего не позволяет — сразу же впивается в мои губы поцелуем.
Опешив, я не сразу отвечаю, а сориентировавшись, вжимаюсь в Кирилла и приподнимаюсь на носочки, чтобы обнять его за шею.
— Это правда ты? — проговаривает мне в губы. — Не сон?
— Правда я, — отвечаю, закусывая губу, чтобы не разреветься, настолько неожиданна его реакция на мое появление.
— Я скучал, — произносит совершенно легко, будто только это единственное важное, что мы должны друг другу сказать.
— Прости меня. Я позвонила отцу. Я правда не думала, что он так может поступить.
— Катя… — мотает головой. — Это в прошлом. В настоящем мы об этом забудем, ладно? Никаких обид, слез. Постараемся построить семью, несмотря на то что не все рады нашему союзу.
— Есть кто-то еще, кто не очень рад? — с подозрением спрашиваю, намекая на ту его девушку, с которой видела его вчера.
— Наверняка кто-то точно есть. Я успешный хирург, ты известная журналистка. Сотни людей могут быть недовольны тем, что мы будем вместе.
— А та девушка? — спрашиваю будто бы и равнодушно, но мне сейчас очень важно знать, кто она.
— Какая девушка?
— С которой ты был вчера.
Кирилл хмурится, словно пытается вспомнить, о ком я говорю, а затем смеется.
— Она… ей будет все равно, потому что ничего серьезного нас с ней не связывает.
— Теперь?
— Катя… — Кирилл мотает головой и вдавливается лбом в мой. — Я попытался жить дальше, но в самый ответственный момент у меня не получилось.
— Это почему?
— Это потому, что ты появилась вовремя. И я понял, кого люблю на самом деле.
— Любишь? — спрашиваю недоверчиво.
— А зачем бы еще мне жениться? — хмыкает, но смотрит так, что у меня ни малейшего основания ему не верить нет.