Катя
Почувствовав резкую волну жара, волной прилившую к щекам, поднимаюсь из-за стола и прошу у коллег прощения. Отлучаюсь в уборную, где несколько раз прикладываю холодные влажные ладони к лицу, надеясь, что это хоть как-то поможет, но непонятное волнение не проходит. Более того, добавляется колотящееся на разрыв сердце и сжавшийся где-то под грудью комок.
Я даже не поворачиваюсь, когда хлопает входная дверь в туалет. Продолжаю смотреть на себя в зеркало, не понимая, что со мной происходит. А когда вижу за спиной высокую фигуру Кирилла, так и вовсе думаю, что сошла с ума. Потому что это невозможно. Он не может стоять здесь, в паре метров от меня. Не может находиться в женском туалете, но когда он делает еще шаг, сомнений в том, что он не иллюзия, не остается.
Резко обернувшись, вдавливаюсь поясницей в раковину. Не могу поверить. И не хочу в это верить. Хочу закрыть глаза, а когда открою их — увидеть пустое помещение с несколькими кабинками. Я даже зажмуриваюсь, но Кирилл по-прежнему стоит передо мной.
Невероятно красивый. Те несколько месяцев в тюрьме ему никак не навредили, только закалили. По крайней мере, мне кажется, он стал шире в и так широких плечах. А еще его взгляд… изменился. Стал словно жестче. Но это ровно до тех пор, пока он не “сползает” к моему животу. После все кардинально меняется. Я вижу во взгляде шок, смятение, неверие.
— Ты беременна, — выдыхает так, словно я не приходила к нему в СИЗО и не рассказывала о беременности, не показывала тест и не ждала какого-то более вразумительного ответа, а не “и что?”
— Беременность, знаешь ли, не рассасывается, — говорю с раздражением и, схватив свою сумочку с раковины, собираюсь уйти.
Во мне клокочет обида. Она большими комками скапливается в горле и разрастается до таких размеров, что становится невозможно дышать.
— Подожди, Кать… Я не знал.
Преграждает мне путь, прикасается к плечам.
— Я тебе говорила.
— Говорила, но потом приходил твой отец и сказал, что ты сделала аборт. Я не знал, Катя. Даже предположить не мог, что Дима сказал неправду.
— Ты врешь, — отбиваю тут же его слова. — Даже слышать об этом не хочу. Ты зачем пришел, Кирилл? Ты сказал мне, что ребенок тебе не нужен, и я ушла. Зачем пришел сейчас? У меня… хорошо все. Я замуж выхожу, ясно? Твое появление здесь… лишнее.
— Замуж? — переспрашивает. — Ты говоришь правду? Правду, Кать?
— А что? — задираю голову. — Думаешь, с ребенком чужим никому не нужна?
— Нет, конечно, нет, но я забыть тебя не могу. Не выходишь ты у меня из головы.
— Поздновато для признаний, ты так не считаешь? — бросаю раздраженно и в который раз собираюсь уйти.
Злюсь очень сильно. Как он мог, господи? Как мог меня бросить, а потом заявиться и обвинить моего папу во лжи? И сказать еще, что скучал! Когда скучают, не бросают, не уходят и не терроризируют равнодушием. Когда скучают, приезжают, говорят об этом, не переставая, и просят прощения за ошибку. Прошло столько месяцев, во время которых он обо мне не думал, не вспоминал, не звонил и даже не спрашивал, как я.
— Катя, послушай, — пытается меня удержать. — Я действительно не знал. Не знаю, почему твой отец сказал мне, что ты сделала аборт, но он это сказал. А потом я видел тебя в сети, и ты ничего не говорила о беременности.
Сглатываю, потому что это правда. Я и сейчас не говорю. Молчу, хотя животик уже видно, и коллеги знают. Причин не рассказывать у меня больше нет, но я все равно медлю почему-то. Считаю, наверное, что моим подписчикам, пришедшим ко мне после скандала, это будет неинтересно.
— И у тебя не возникло желания поговорить со мной лично?
— Катя… твой отец не тот человек, который стал бы врать. И он очень доходчиво объяснил, что мы не подходим друг другу.
— Ничего уже не изменить, Кирилл, — бросаю напоследок, спеша покинуть туалет в ресторане и вернуться к коллегам.
Правда, дальше общение как-то не клеится. Я не упускаю момента, когда Кирилл выходит из ресторана, и с этого самого момента терзаюсь выбором: пойти за ним или остаться. Выбираю все же второй вариант, кое-как досиживаю до конца и буквально выдыхаю, когда первые коллеги начинают собираться. Поднимаюсь из-за стола вместе с ними.
Не скажу, что за этот непродолжительный промежуток времени мы сильно сдружились, но познакомились, это бесспорно. И все же я ухожу в числе первых. Забираю свой пиджак из гардеробной, прощаюсь со всеми и выхожу на улицу. Морозы давно закончились, и им на смену пришла весна, но несмотря на это, вечером на улице все же прохладно. Настолько, что мне приходится обнять себя руками и нервно посматривать на приложение такси, которое никак не желает найти мне машину.
— Ты ведь соврала мне, — слышу за спиной голос, который не ожидала услышать после сегодняшнего разговора.
Оборачиваюсь. Кирилл появляется будто из ниоткуда. Ждал, пока я выйду? Следил?
— О чем ты?
— О том, что ты выходишь замуж.
— С чего ты взял? — нервно дергаю плечами и повышаю цену в приложении такси.
— С того, что ты вызываешь такси.
— Это ничего не значит.
— Еще как значит.
Приложение мне не отвечает, и я начинаю шагать в сторону остановки, но Кирилл перехватывает меня и подталкивает к своей машине.
— Я не просила меня подвозить.
— А я все равно хочу это сделать. Назовешь адрес?
— Кирилл…
— Я всего лишь подвезу. Если надо — поговорю с твоим женихом, объясню ему ситуацию, ладно?
Пыхтя, все же соглашаюсь, потому что такси так и не собирается ехать, а на улице похолодало. Если бы не беременность, ни за что бы не согласилась. А так мне приходится думать не только о себе, но и о ребенке.
Забравшись на переднее сиденье, тут же отворачиваюсь к окну, демонстрируя всем своим видом, что не намерена разговаривать. Впрочем, судя по молчаливому вождению, Кирилл и не планировал о чем-либо говорить. Я называю ему адрес, он вбивает его в навигатор. Вот и все взаимодействие между нами. Дальше — полнейшая тишина и напряжение. Я ненавижу себя за вранье, но не могу поверить, что мой отец пошел к Кириллу разбираться и в итоге сказал, что я избавилась от ребенка. Он не мог. Он даже не знал, что этот ребенок от него.
И все же… закрадывается червячок сомнения.
Что, если…
Отец ведь не единожды говорил, что мы с Кириллом не пара, что у нас огромная разница в возрасте и что я совершила ошибку с ним. Что, если он действительно пошел к Кириллу, и тот подтвердил, что ребенок его? Но все равно в эту картину у меня не вяжется аборт. Зачем отец об этом сказал? Чтобы позлить Кирилла? Или чтобы заставить его не искать меня? Но он и так не искал, не пытался помочь или хоть как-то выказать свою заинтересованность в том, что у него скоро будет ребенок.
Он словно испарился. Добился оправдательного приговора и зажил своей прежней жизнью, в которой ни для меня, ни для ребенка не было места. Я не обижалась. По крайней мере, пыталась не обижаться. И не испытывать к Кириллу ненависти. Все это время я убеждала себя, что так бывает. Что встретившие друг друга однажды люди могут не остаться вместе навсегда и дальше пойти каждый своей дорогой. Кирилл явно дал понять, что испытывает к моей беременности, и мой выбор все-таки выносить малыша предполагал, что я смогу нести за него ответственность, не полагаясь на его отца.
А теперь он заявляется и говорит, что скучал…
И не знал, что я беременна, да…
Упрямо тряхнув головой, прогоняю мысли. Тем более, мы уже приехали. Кирилл паркует автомобиль у моего подъезда, и все, что я ему говорю, это сухое “Спасибо”. Открыв дверцу авто, выбираюсь наружу и удивленно смотрю на Кира, вышедшего следом. А уж когда он идет со мной к подъезду, торможу и разворачиваюсь.
— В чем дело?
— Проведу тебя до двери квартиры.
— Вот уж нет. У нас консьерж злой. Не пропустит тебя.
— Что, нельзя гостей водить? — спрашивает не без улыбки.
— А я скажу, что не знаю тебя.
— Говори. Я все равно поднимусь.
Поняв, что спорить бесполезно, раздраженно открываю дверь подъезда и здороваюсь с консьержкой, которая даже не спрашивает Кирилла, кто он такой и куда собрался. Марья Степановна у нас милейшей души человек и вовсе не злая, но я так надеялась, что хотя бы это остановит Кирилла.
Мы вместе и все так же молча поднимаемся на нужный этаж. Лифт у нас вчера отключили на проверку, потому что пару дней назад он застрял с женщиной с коляской. Управляющая компания прислала уведомление о том, что им понадобится несколько дней для тестирования, так что теперь я поднимаюсь и спускаюсь по лестнице, что, конечно же, не остается незамеченным.
— У вас давно не работает лифт?
— Пару дней. Проводят проверку.
— Понятно.
— Ну все, — выдыхаю у двери своей квартиры. — Можешь уходить, мы пришли.
Только вот Кирилл не двигается. Продолжает стоять напротив. Ждет, что я открою двери и зайду? Ладно.
В замочную скважину, несмотря на то что освещение на этаже отличное, попадаю не сразу. Нервничаю. По звону брелока это понятно. За моей спиной Кирилл Саенко. Тот самый, который спас меня в первую нашу встречу в этом огромном городе. Тот самый, в которого я влюбилась и чьего ребенка ношу.
Открыв дверь, переступаю порог. Собираюсь развернуться, чтобы сказать Кириллу, что вот теперь он точно может идти домой, но неожиданно чувствую дыхание за спиной, а следом и прикосновение к лопаткам. Поспешно сделав несколько шагов вперед, разворачиваюсь и удивленно смотрю на Кирилла, который невозмутимо снимает обувь и захлопывает за собой дверь.
— Я тебя вроде бы не приглашала.
— Нам нужно поговорить, — настаивает, прокручивая ключ в замке. — Угостишь чаем?
Надо ли говорить, что на кухню я иду, словно на плаху. Знаю, что Кирилл идет следом, и на полпути уже понимаю, что моя легенда о женихе с треском провалилась. Никаких мужских вещей в моей квартире нет, и стоит ему только зайти в ванную, как он сразу это поймет. Да и по кухне, в общем-то, можно сделать выводы.
Кирилл, не ожидая приглашения, садится за стол, а я не знаю, куда себя деть. Садиться напротив? Или все-таки предложить чай, которого у меня нет, потому что я его не люблю?
— О чем будет разговор? — решаю начать первой.
— Я предлагаю тебе несколько вариантов, — говорит невозмутимо. — Первый — мы с тобой расписываемся и пытаемся построить жизнь вместе. Я, ты и ребенок.
— Но…
— Дослушай меня, пожалуйста. Я в курсе, что никакого жениха у тебя нет, так что прекращай ломать эту комедию.
Захлопнув рот, недовольно поджимаю губы и смотрю на Кирилла волком. В курсе он. Догадался сразу, как зашел в квартиру, или раньше?
— Второй вариант — мы воспитываем ребенка совместно. По времени — пятьдесят на пятьдесят. Я хочу полноценно участвовать в его жизни. Я знаю, Катя, что для тебя все это неожиданно, и моего появления ты явно не ждала, но, как я уже говорил, твой отец сказал мне, что ты сделала аборт. Можешь позвонить ему и узнать, зачем он это сделал. Я не требую у тебя ответа прямо сейчас, подумай. Но я в любом случае не собираюсь отказываться от ребенка.
— Но там, в СИЗО, ты…
— Я повел себя грубо, знаю. Но, Катя, у меня не было уверенности, что я выйду, понимаешь? В этот раз — не было. Я не мог протащить тебя сквозь месяцы ада, чтобы потом судья вынес обвинительный приговор. Я бы обрек тебя на годы ожидания меня из тюрьмы. Разве такая жизнь нужна молодой девушке?
— Но ты даже не намекнул мне!
— Я мудак, Катя. И когда ты пришла ко мне, ты вообще не была настроена на серьезные отношения, если помнишь. У нас с тобой все пошло не по плану изначально. Неправильно, не так, как должны строиться отношения, которые в итоге приходят к браку, но я очень хочу, чтобы ты подумала над моим предложением. Ты единственная женщина, которую я готов впустить в свою жизнь. И очень надеюсь, что ты впустишь меня в свою.