Дочь дьявола

Глава 28

— Почему вы не вернулись прямо во дворец, когда прибыли в Оран? — спросила Арабелла, пристально всмотревшись в Хамила.

«Женщина без чадры, женщина, которая смотрит прямо в глаза мужчине. Совсем как Риа», — подумал тот и улыбнулся.

— Я должен был точно знать, имеет ли Камал какое-то отношение к заговору против меня, и когда один из моих людей сообщил, что он покинул город вместе с вами, я очень обрадовался, потому что хотел поговорить с ним с глазу на глаз.

— Разумное решение, — одобрила Арабелла, и Хамил, которому бы в голову не пришло спросить у женщины, согласна ли она с ним, лишь удивленно покачал головой.

Арабелла повернулась в седле и улыбнулась Рейне, что-то смущенно говорившей Камалу.

— Камал ранен в самое сердце, — продолжала она. — Я знала, что его мать… не слишком порядочный человек, но как могла это доказать? И, знаете, это странно, но, хотя она одурманила меня каким-то зельем и послала сюда, временами мне казалось, что эта женщина питает ко мне нечто вроде симпатии.

Хамил, не имевший ни малейшего представления о том, как поступить с матерью Камала, кивнул, искренне надеясь, что, услышав о его появлении, она попросту скроется.

— Лелла любит вас, — вдруг заявила Арабелла, вторгаясь в мрачные мысли Хамила. — И она мой друг. Вы счастливчик, Хамил.

— Да, — согласился он.

— У вас есть… другие жены?

— Была одна, но умерла в родах. Теперь Лелла — моя единственная жена.

— Но в вашем гареме много женщин, и вы… вы, не стесняясь Леллы, приказываете приводить их к себе на ночь.

Хамил понял, что вот-вот потеряет терпение.

— Таковы наши обычаи, — пояснил он и, видя неодобрительный взгляд Арабеллы, резко добавил: — Женщина не способна понять, что у мужчины могут быть желания…

— Вздор! Нелепость!

Женщина, обыкновенная женщина, осмелилась негодующе уставиться на него, Хамила эль-Мокрани, бея оранского.

— Как может человек оправдывать боль, которую причиняет жене, изменяя ей с другими, особенно, если эта жена любит его всем сердцем? Это жестоко и бесчеловечно.

— Лелла, — сухо заметил Хамил, — понимает и принимает свою судьбу. Она не похожа на грубых и бесстыдных европейских женщин.

— Да, но почему бы в таком случае Лелле не завести себе гарем из красивых молодых мужчин? В конце концов, у женщин тоже могут быть свои желания, и один мужчина не в силах их удовлетворить.

Хамил воззрился на англичанку. Слепая ярость нахлынула на него при мысли о Лелле в объятиях другого.

— Не сердитесь на меня, — попросила Арабелла, гладя его по руке. — Камал однажды сказал, что любой мусульманин швырнул бы меня собакам за чересчур острый язык. Но, — серьезно добавила она, — будь я мужчиной и имей такую жену, как Лелла, не захотела бы и смотреть на других.

— Вы, миледи, — предсказал Хамил, — сведете моего брата с ума.

— О нет, — усмехнулась Арабелла, — Камалу ни к чему доказывать мне, что настоящий мужчина только тот, кто изменяет своей жене с десятками любовниц!

— Камал! — завопил Хамил. — Немедленно убери эту женщину, прежде чем я буду вынужден научить ее, как вести себя в присутствии бея!

Арабелла весело рассмеялась:

— Если под приличным поведением вы подразумеваете слепую покорность, то вряд ли вам это удастся, Хамил. Бедняжка Лелла!

И, все еще смеясь, развернула лошадь и поскакала к Камалу. Невыносимая девчонка! Подумать только, гарем для женщин! Но он невольно задумался о том, как, должно быть, страдает Лелла, видя его с другими женщинами.

— Немногие выдерживают словесные битвы с моей сестрой, — сочувственно заметил Адам, подъезжая к Хамилу. — Даже, как видно, великий бей оранский. Вы еще живы?

— Ваш отец оказал Камалу плохую услугу, — вздохнул Хамил. — Женщина должна понять, что…

— А, — перебил Адам, лукаво усмехаясь, — кажется, она задела вас за живое.

— Она имела дерзость предложить женщинам тоже завести гаремы из красивых юношей!

Адам так хохотал, что не смог выговорить ни слова. По щекам его текли слезы, но, как только кавалькада достигла ворот Орана, он мгновенно стал серьезным. Хамил снял куфью, чтобы люди могли узнать его. Адам уступил место Камалу, и братья бок о бок направились по узкой тропинке, ведущей во дворец.

— Надеюсь, — сухо произнес Камал, — что старый Хасан не лишится сознания при виде тебя, брат.

— А я надеюсь, что после месяцев, проведенных на службе у тебя, он захочет выполнять обязанности моего визиря.

— Порой он утверждал, что я выказываю больше мудрости, чем ожидалось от такого зеленого юнца.

Они остановились у форта. Турецкий сотник встретил братьев, и все вместе направились ко дворцу. По дороге турок сообщил им новость, от которой лицо Камала превратилось в каменную маску.

— Брат, — предложил Хамил, снова надев куфью, — нам на руку, если Джованна все еще будет считать тебя беем оранским. — И, заметив встревоженный взгляд Камала, тихо промолвил: — Пусть я пока побуду мертвым. Знаю, тебя это печалит, но ради собственного покоя ты должен дождаться, пока она признается в своих преступлениях. Возможно, — добавил он, сам не веря своим словам, — она уже пожалела о том, что наделала.

Камал кивнул, и Хамил, отъехав, заговорил с Адамом.

Солдаты во дворце склонились перед повелителем, а Хамил старался держаться в стороне, рядом с Адамом и Рейной, тоже закутанными в бурнусы.

— Вы нашли ее! — вскричал Хасан, светясь радостью, и, подойдя поближе, поспешно прошептал Камалу: — Ваша мать приехала вчера. Радж рассказал, что вы велели наказать женщину кнутом. Она была очень довольна.

Камал лишь кивнул и устремился в зал правосудия. Арабелла шла рядом. Джованна, одетая в европейское платье, стояла около троноподобного стула сына. Блестящие черные волосы были искусно уложены и крошечными локончиками обрамляли лицо. Камалу едва не стало плохо при виде ее торжествующей усмешки.

— Сын мой! — воскликнула Джованна и, привстав на цыпочки, обняла Камала и поцеловала в щеку. Она даже не заметила, что Камал не поздоровался — она пристально рассматривала Арабеллу, выглядевшую в эту минуту чумазой оборванкой. Но какой высокомерный вид! Значит, Камалу не удалось сломить гордость девушки!

— Радж сказал, сын мой, что девушка сбежала после того, как ты велел высечь ее. Вижу, ты отыскал пропажу.

— Да, — подтвердил Камал.

Ему хотелось увести мать к себе, спрятать ее и свой позор, но долг повелевал выдержать до конца. Он краешком глаза взглянул на брата, стоявшего в глубине зала.

— Ну, леди Арабелла, — продолжала Джованна, — понравился ли вам мой сын?

— Говоря по правде, — улыбнулась Арабелла, — он совсем не такой галантный любовник, как те, что у меня были. Синьоры при неаполитанском дворе… — Она восторженно вздохнула и передернула плечиками. — …особенно граф… Так искусны в любовных играх, так пылки…

— Лжешь! — зарычала Джованна. — Ты была девственна! Я защитила тебя от насилия, чтобы ты прибыла к моему сыну здоровой и не заразила его!

— В таком случае, мать, почему ты написала мне, что она шлюха?

Джованна, вздрогнув, обернулась при звуках спокойного голоса сына. Слишком спокойного. Она затаила дыхание, но на лице по-прежнему играла мягкая улыбка.

— Чтобы ты опозорил ее, сын мой, как была опозорена я! Чтобы она испытала то, что ее родители вынудили меня перенести.

— А я считал, мать, — продолжал Камал таким же невозмутимым голосом, — что мы решили не впутывать детей графа и графини Клер в наши споры и распри.

— У меня не было выхода, — с сожалением вздохнула Джованна. — Граф оказался чересчур трусливым, чтобы приехать в Неаполь, как я надеялась. Его дочь…

Она осеклась, видя, что Хасан сделал знак ее сыну, и обожгла визиря злобным взглядом, но Камал внимательно выслушал старика и только потом, выпрямившись, обратился к матери:

— По-видимому, мадам, ваше желание исполнилось. Граф Клер прибыл в Оран и ожидает приема.

Джованна закрыла глаза, чтобы не выдать сверкающей в них радости. Прошло почти двадцать шесть лет! И теперь он — ее пленник, тот, кто бросил ее! Наверное, он стал совсем старым и согбенным, и лицо покрылось морщинами, а волосы поседели. Узнает ли он ее?

Джованна коснулась щеки кончиками пальцев, ощущая тонкие бороздки, навеки врезанные в плоть. Лучше наслаждаться отмщением, чем думать о желании, все еще мучившем ее!

Энтони Уэллз, граф Клер, остановился на пороге, оглядывая большой зал. Первой он заметил дочь и невольно улыбнулся, увидев гордо вскинутую голову и безмятежное выражение прелестного лица. Адам только сейчас заверил, что Арабелла жива и здорова, но его беспокойство исчезло лишь теперь. Оставалось надеяться, что Эдвард Линд-херст, потерявший дар речи при виде Рейны, одетой мальчиком и стоявшей рядом с Адамом, который к тому же обнимал ее за плечи, не взорвется от негодования, пока все не выяснится.

У Джованны зашлось сердце. Время оказалось милостиво к нему, хотя и коснулось ледяным дыханием. Граф был все еще высоким и стройным, с широкими плечами и без малейших признаков одряхления. Когда-то черные волосы были тронуты сединой, но глаза по-прежнему оставались живыми и проницательными. Скоро он будет молить ее спасти его драгоценную доченьку! С каким восторгом она откроет ему, что ее сын выпорол ее! Как станет наслаждаться его унижением, яростью, беспомощностью!

Граф кивнул дочери, но, когда та хотела броситься к нему, остановил ее властным жестом и шагнул к Джованне.

— Наконец ты явился, — выдохнула она, ненавидя себя за внезапную дрожь в голосе.

— Как видишь, Джованна, — коротко ответил граф, небрежно стряхивая пылинку с рукава безупречно сшитого редингота.

— А твоя графиня? — прошипела она. — Как видно, она с легким сердцем послала тебя на казнь?

К ее безмерной досаде, граф сухо улыбнулся и пожал плечами:

— Собственно говоря, Джованна, моя жена настаивала на поездке вопреки моим желаниям, но, к несчастью, сильно вывихнула ногу. — Арабелла тихо вскрикнула, но граф не обернулся. — Ты видела мою дочь, Джованна. Должно быть, ее лицо напоминает тебе о красоте Кассандры.

— Она приедет! — закричала Джованна вне себя от боли и ненависти. — Если бы не она, ты женился бы на мне!

— Ты действительно веришь этому, Джованна? — учтиво осведомился Энтони. — Боюсь, графиня, что ваш нрав отражается в глазах и на лице.

Руки Джованны сами собой взлетели к щекам, но смысл издевательских слов наконец дошел до нее, и женщина побелела от бешенства.

— Мой сын растлил вашу дочь, милорд! Взял, как жеребец берет кобылу! Она навеки обесчещена!

Выражение лица графа не изменилось, однако он неспешно повернулся к дочери.

— Ты действительно обесчещена, дорогая?

— Нет, папа, — тихо ответила Арабелла. — Вовсе нет. Клянусь, это не так.

Взгляд Энтони по-прежнему оставался бесстрастным.

— Джованна, — начал он невозмутимо, — ты не рассказывала сыну, что вместе с моим сводным братом пыталась убить Кассандру? Что она была бесчеловечно изнасилована и умерла бы, не подоспей я вовремя? Не объясняла, что я порвал с тобой задолго до того, как привез Кассандру в Геную, и с отвращением думал о тех днях, когда ты была моей любовницей? Не поведала, что Хар эль-Дин захватил тебя и моего брата в плен, чтобы получить десять тысяч фунтов награды, обещанных мной тому, кто отыщет преступников?

— Неправда! — завизжала Джованна. — Вы лжете, милорд! Лжете, чтобы спасти свою шкуру и драгоценную доченьку!

— Но к чему мне лгать, Джованна? Ты заплатила за свое коварство, а с годами моя жажда мести утихла.

— Но не моя! Убей его, Камал! — вскричала она, протягивая руки сыну. — Он лжет, как лгал всегда! Убей его и эту жалкую девку!

— Матушка, — с трудом выговорил Камал, — Хамил жив.

Джованна потрясенно взглянула на сына.

— Нет, — прошептала она, словно в бреду, — этого не может быть! Мне обещали…

Камал все еще с надеждой смотрел на мать, хотя и слышал признание в предательстве из ее собственных уст.

— Мать моя, — наконец выдавил он, — так это правда?

При виде окаменевшего лица Камала Арабелла ощутила невыразимую печаль. Ей хотелось подбежать к нему, утешить, но она продолжала стоять неподвижно, пока Камал, едва ворочая языком, выговаривал ужасные слова:

— Ему удалось спастись, так что твои планы убить его сорвались. — Он медленно, словно старик, повернулся к Хамилу: — Брат… время истины настало.

При виде Хамила у Джованны перехватило дыхание. Он казался все таким же могучим и сильным, и лишь широкая серебряная полоска, идущая от виска, говорила о пережитых испытаниях. Женщина застыла на месте, не сводя глаз с человека, за чью гибель заплатила золотом. Человека, в жизни не сделавшего ей ничего дурного.

— Нет… нет… — лепетала она.

— Ах, Джованна, — вздохнул граф, — куда завела тебя твоя ненависть? В Генуе у тебя было все. Ты могла бы выйти замуж, наслаждаться счастьем и покоем.

Арабелла неожиданно почувствовала жалость к трясущейся женщине, хотя слышала, как отец негромко перечисляет все преступления, совершенные Джован-ной. Подобное казалось просто немыслимым! Неужели это стряслось с ее матерью? Камал выглядел совершенно раздавленным случившимся, и сердце девушки разрывалось от любви к нему. Она осторожно подалась ближе и сжала его руку.

— Не смей касаться его, шлюха!

Арабелла не успела опомниться, как Джованна с силой ударила ее по лицу. Из рассеченной губы потекла кровь.

Камал тихо, угрожающе зарычав, прижал к себе Арабеллу, боясь, что если он отпустит ее, не выдержит и набросится на мать.

— Она околдовала тебя, — продолжала визжать Джованна, — совсем как ее мать-ведьма — графа! Она потаскуха, распутница, грязная тварь!

Хамил заметил, как исказилось мукой и гневом лицо брата. Аллах! Ему следовало приказать убить эту негодяйку без лишнего шума и пощадить чувства Камала!

Он шагнул вперед, но граф, остановив его, холодно заметил:

— Джованна, неужели ты не можешь признаться хотя бы себе, что исказила все события прошлого в своем болезненном воображении и теперь уничтожаешь собственного сына безумной ненавистью ко мне и Хамилу?

Джованна молча смотрела на человека, населявшего ее сны столько долгих лет, кого страстно желала, единственного из всех мужчин.

— Я любила тебя, — прошептала она наконец, — а ты бросил меня.

— В таком случае, это меня ты должна была пытаться убить, а не Кассандру. Она была невинна, Джованна.

— Она была не твоей женой, а просто подобранной на улице тварью! Неотвязно следовала за тобой повсюду и сделала все, чтобы встать между мной и тобой. Если бы bravi[16] прикончили ее, ты вернулся бы ко мне!

Граф встретился взглядом с сыном. Услышал тихий вскрик Арабеллы. Боже, он всегда молился, чтобы дети не узнали о случившемся больше двадцати лет назад! Но надежды не сбылись. От неимоверного напряжения болела голова, в висках стучало. Граф увидел Рейну Линдхерст в объятиях Адама и ее отца, застывшего от негодования.

— Джованна, — негромко и очень отчетливо сказал он, обращаясь в эту минуту не только к ней, но к Рейне и своим детям, — я уже сказал, что Кассандра была невинна и даже более, чем ты думаешь. Именно я вынудил ее отплыть со мной в Геную. Украл ее за день до свадьбы у Эдварда Линдхерста, человека, за которого она должна была выйти замуж. — И, не обращая внимания на удивленный вскрик Рейны, продолжал: — Я хотел жениться на ней, но она противилась. Кассандра стала моей узницей, Джованна, и лишь через много месяцев ответила на мою любовь. Позволь мне спросить, Джованна, ты все-таки замышляла бы убить Кассандру, будь она моей женой?

И Джованна поняла, что он не лжет. Воспоминания, так много воспоминаний. Чезаре, сводный брат графа, говорил, что англичанка держалась совсем не так, как ведут себя обычно любовницы. Такая молодая, гордая, золотоволосая.

Она отыскала глазами Арабеллу. Молодая, золотоволосая и гордая, совсем как мать.

— Ты причинила всем столько горя и несчастий, Джованна, — покачал головой граф, пристально наблюдая за ней. — Ранила многих ни в чем не повинных людей, включая собственного сына. Этому нужно положить конец.

— Ты оставил меня у Хар эль-Дина, — прорычала она, тяжело навалившись на кресло сына, в котором он столько раз судил по справедливости подданных, приходивших к нему за защитой, — хотя знал, что он удерживает меня в плену! Будь ты проклят!

— Да, — согласился граф, — знал, потому что он написал мне, требуя награду. Я оставил тебя с ним, Джо ванна, не желая, чтобы моя жена по-прежнему жила в страхе. Позволь я тебе вернуться в Геную, и ты не успокоилась бы, пока не убила бы ее.

Итак, истина восторжествовала, но граф не испытывал ни радости, ни триумфа, только безграничную печаль. Сколько сил растратила эта женщина на безумные заговоры, какой пустой была ее жизнь!

— Мадам, — вмешался Хамил, — я бей оранский, и, следовательно, вы, как моя подданная, подсудны мне. Лишь потому, что вы мать моего сводного брата, я не прикажу казнить вас. Вы пострижетесь в монахини в христианском монастыре, и, возможно, через несколько лет раскаетесь в содеянном. Если же нет, то это не имеет значения, поскольку настоятельница получит достаточно денег, чтобы никогда не выпускать вас за монастырские стены. Хасан, проводи ее к Раджу. Завтра мадам отправляется на Сицилию.

— Нет, брат мой, — тихо возразил Камал, — я сам провожу ее к Раджу.

Он долго глядел на Арабеллу, словно пытаясь запомнить ее лицо, и наконец, взяв мать за руку, повел из комнаты.

— Вам заплатят за корабли и грузы, которые она захватила, — пообещал Хамил графу. — Жаль, что столько людей лишились жизни. Мой брат виноват только в том, что поверил матери и, как послушный сын, поклялся помочь ей отомстить. Он благородный человек, милорд.

— Понимаю, повелитель, — кивнул граф, мельком посмотрев на дочь.

— Ну а теперь я хочу увидеть жену и сына. Хасан, позаботься об удобствах гостей.

— Папа, — вздохнула Арабелла и бросилась в объятия отца. Он крепко обнял ее, на мгновение закрыв глаза.

— От тебя пахнет конским потом, — покачал он головой, отстранив девушку. Но та широко улыбнулась.

— Тебе следовало видеть и обонять меня после путешествия в трюме одного из кораблей Хамила! Но теперь все хорошо, папа, — поспешно добавила она. — Камал не похож на нее. — И, опустив ресницы, застенчиво добавила: — Его зовут Алессандро. Я… я люблю его, папа.

Граф безуспешно пытался справиться с неожиданным потрясением.

— Ты уверена, Белла?

— Да, — твердо ответила она милым, звонким голоском.

— В жизни иногда происходят самые невероятные вещи, — заметил граф скорее себе, чем дочери.

— Ты прав. Папа, ты действительно похитил маму? За день до свадьбы?

Граф грустно улыбнулся.

— Да, дорогая. Я мечтал о твоей матери, мечтал много лет. И наконец увез. Она сопротивлялась, сбежала, едва не погибла сама и не убила меня, прежде чем поняла, что любит. Твоя мать — отважная женщина, Белла, и ты унаследовала ее характер.

— Но как она могла не влюбиться в тебя с первого взгляда? — поразилась Арабелла.

— Твоя вера в меня поистине согревает душу. Однако мой поступок иначе как безжалостным не назовешь. Кассандра происходила из благородной семьи, была воспитана совершенно в иных правилах и считала, что любит Эдварда Линдхерста.

— Значит, и я не зря полюбила Камала, — убежденно воскликнула девушка. — Он тоже не знал жалости.

— Я сомневаюсь, — сухо заметил граф, — что именно эту черту характера больше всего ценю в избраннике моей дочери.

— Но, папа, — безмятежно заявила Арабелла, — я, подобно маме, старалась быть храброй и, поскольку никого не любила до сих пор, почти сразу поняла, что хочу быть только с Камалом.

Это признание заставило ее слегка покраснеть.

— Вижу, дорогая, устремленный на меня многозначительный взгляд лорда Делфорда. Мы обсудим преимущества жестокости… немного позже.

— Неудивительно, что лорд Делфорд хотел бы видеть нас всех в аду!

— Я провел шесть долгих дней с Эдвардом Линдхерстом, — сказал граф, — и будем надеяться, что он смирился с мыслью видеть Адама своим зятем. Как-то вечером он слишком много выпил и стал положительно дружелюбным. Весьма интересное зрелище.

— Хочешь сказать, он неожиданно превратился в человека? — поразилась Арабелла.

— Вот именно. Ну, Адам, Рейна, вы прекрасно выглядите, хотя, подобно Арабелле, весьма нуждаетесь в ванне.

— Отец, — решительно объявил Адам, — я собираюсь жениться на Рейне.

Лорд Делфорд, смерив графа негодующим взглядом, выступил вперед.

— По-моему, милорд, Рейна все-таки моя дочь.

— Разумеется, однако позволь поздравить тебя, Адам. Дитя мое, вы согласны стать женой моего сына?

— Всем сердцем, милорд.

Граф нахмурился и, немного помолчав, заметил:

— Я не уверен, что одобряю этот брак. В конце концов вы, Делфорд, только и делали, что оскорбляли моего сына!

— Клер, — процедил виконт сквозь стиснутые зубы.

— Помнится, вы назвали Адама подлецом! Какому отцу понравится такое?

— Он изменит свое мнение, сэр, как только узнает Адама получше, — серьезно заверила Рейна, с тревогой глядя на графа.

— Вы действительно так считаете, дорогая? — с притворным вздохом осведомился тот. — Не знаю. Возможно, Делфорд, вы сумеете убедить меня, что ваша дочь — подходящая партия для моего сына.

— Ваши шуточки становятся утомительными, милорд, — взорвался наконец виконт.

— Вы правы, — кивнул граф. — Но почему бы нам не отослать наших детей и не распить бутылку хорошего вина?

Арабелла захихикала, но тут же сделала вид, что закашлялась, и прикрыла рот рукой.

— Простите, — извинилась она, — но отец прав — мне необходимо искупаться. Бедный Хасан, он выглядит, в точности как взволнованная старая тетушка среди всех этих иностранцев. Рейна, пойдем, я отведу тебя в гарем.

— Гарем?!

— Она последует за тобой через минуту, сестра, — пообещал Адам, взяв невесту под руку.

— Полагаю, — заметила Арабелла, снисходительно оглядывая молодых людей, — что тебе не терпится поцеловать ее и наговорить кучу всякого вздора.

— Вероятно, — протянул Адам. — Теперь я наконец могу забыть о тебе, дорогая, и уделить все внимание этой несносной девчонке.

— Несносной! — воскликнула Рейна. — Арабелла, не верь ему! Не будь меня, он, конечно, наделал бы невероятных глупостей!

— Например, надел прозрачные шальвары и занял мое место в гареме, братец?

Адам с притворной досадой воздел руки:

— Хорошо, хорошо, сдаюсь! Рейна, ты совсем не несносная девчонка! Отец, лорд Делфорд, если не возражаете, мы с Рейной несколько минут прогуляемся в саду.

Виконт, казалось, был готов запротестовать, но граф легонько подтолкнул его и увел.

— Благодарение небу, все кончилось благополучно, — вздохнула Рейна.

— И все живы и здоровы, — улыбнулся Адам и, нежно глядя на Рейну, шутливо произнес: — Кажется, я был прав, твердо веря в способность моего родителя привести в чувство твоего отца.

— Конечно, — кивнула Рейна, — но я все еще сомневаюсь в твоих мужских доблестях.

— Думаю, наше свадебное путешествие по Эгейскому морю скоро разрешит твои сомнения.

— Надеюсь, — скромно заметила Рейна.

— Негодница! Ты видела когда-нибудь «Кассандру»? Рейна покачала головой и вздохнула:

— Нет, и отца, вероятно, хватит удар, когда он узнает, где именно мы собираемся провести наше свадебное путешествие. Он, конечно, скажет, что эта проклятая лодчонка вот-вот развалится и мы неминуемо утонем.

— Похоже, нам следует держать наши планы в секрете, или, поскольку выяснилось, что твой отец и моя мать знакомы гораздо ближе, чем мы думали, можно попросить ее убедить лорда Делфорда.

— Сомневаюсь, — задумчиво протянула Рейна. — Знаешь, по-моему, ненависть к морю — поистине навязчивая идея у отца. Я решила дать тебе возможность доказать ему всю несправедливость подобного мнения. И не забудь, Адам, что морская болезнь ни разу не мучила меня ни на «Малеке», ни на шебеке Хамила.

— Вскоре ты станешь настоящим просоленным морским волком, и я продам тебя вербовщикам. Если повезет, то станешь служить под началом Нельсона.

— Представляю, что станет с моими братьями, — фыркнула Рейна. — Ну а теперь, милорд, прошу меня извинить, но нужно же узнать, что такое гарем.

Адам поцеловал ее в губы, попросил раба проводить девушку в гарем, а сам отправился на поиски отца и лорда Линдхерста. Подойдя ближе, он услышал, как виконт воскликнул:

— Мне это не по душе, Клер! Гарем! Какая нелепость! Им действительно ничего не грозит?

— Там одни женщины и евнухи, дорогой Эдвард, — успокоил граф, — и конечно, девушки будут куда в большей безопасности, чем с мужчинами, за которых они решили выйти замуж.

— Отец! — предупредил Адам, прищурив глаза.

— А, вот и ты! Может, тебе хочется поговорить с Камалом, сын мой? Я познакомлюсь с ним поближе немного позднее.

— Отец, — тихо повторил Адам, — Камал совсем не такой, каким ты его себе представляешь. Он получил образование в Европе.

Граф молча кивнул.

— Я понятия не имел, — вздохнул лорд Линдхерст, когда они снова остались наедине, — что пришлось пережить Касси. Она мне не рассказывала.

— Знаете, прошло так много лет, но у нее все еще бывают кошмары, и она просыпается с криком.

Виконт принял чашу с вином у раба и поднял ее в молчаливом тосте.

— Возможно, мне следует наконец простить все, что случилось давным-давно. Эта женщина… Джованна… похожа на ядовитую змею.

— Я был бы очень рад подружиться с вами, Эдвард, особенно еще и потому, что у нас будут общие внуки.

— Полагаю, не в самом ближайшем будущем, — криво улыбнулся виконт.

— Совершенно согласен с вами, — заметил граф.

— А сын Джованны, Камал, что будет с ним? Насколько я понял, он невиновен в деяниях матери.

— Пока не могу сказать, — покачал головой граф. — Но Арабелла хочет стать его женой. — Виконт изумленно распахнул глаза. — Вот это проблема, не так ли?

— Но, надеюсь, вы не позволите? Этот человек — иностранец, мусульманин!

— Не совсем. Мать его итальянка. И если Камал так благороден, как утверждает Хамил, боюсь, именно он откажется от Арабеллы. Когда вернется Хасан, попросите его проводить вас в спальню, Эдвард. Я хочу поговорить с молодым человеком.

Вскоре Али с поклонами ввел графа в купальню хозяина. Камал только что вышел из бассейна и сейчас стоял, еще не успев одеться, в глубокой задумчивости. Али пришлось окликнуть Камала несколько раз, но тот словно не слышал. Граф пристально изучал избранника дочери. Высокий, красивый, сильный. Похож на отца, но черты тоньше и благороднее. В глазах неизбывная боль — видимо, Камал тяжело переносит предательство самого близкого человека.

— Что тебе нужно, Али? — наконец спросил он. — И не зови меня больше повелителем.

— Один из гостей хотел видеть вас.

Камал обернулся, застыл и долго смотрел на графа, прежде чем завернуться в полотенце и отпустить слугу.

— Ваша дочь солгала, милорд, — признался он. — Она уже не прежняя Арабелла.

— Хотите сказать, что моя неукротимая дочь больше не девственница?

— Да.

— Но вы еще живы, Камал, так что, должно быть, сумели ей угодить.

Нерешительная улыбка тронула губы Камала. Он невольно коснулся едва зажившей раны на плече.

— Она не похожа на других женщин, которых я знал.

— Мой сын утверждает, что вы обучались в Европе?

— Да. Я не собирался возвращаться в Оран, пока не узнал о мнимой смерти Хамила. У меня не было иного выбора.

— По-видимому. Долг — самый суровый надсмотрщик. Как, впрочем, и гордость.

Камал отвернулся от графа, сжимая кулаки.

— Ваша дочь, вероятно, должна выйти замуж за человека своего круга, англичанина, с незапятнанной честью.

— Моя дочь уже отказалась от подобного идеала добродетели. Она хочет связать свою судьбу с вашей. Я уже успел убедиться, что ни ураган, ни землетрясение не заставят Беллу сойти с избранной дороги. Вы не любите мою дочь? Хотите остаться в Оране и вести жизнь мусульманина?

— Я прошу вас увезти ее на родину, где она встретит более привычное общество.

— Знаете, — мягко посоветовал граф, — не вините себя за преступления матери. Ее мстительность и ненависть не коснулись вас. Главное, вы не должны принимать на себя тяжесть ее деяний.

Но Камал лишь махнул рукой и очень спокойно объяснил:

— Я желаю счастья Арабелле и поэтому буду благодарен, милорд, если вы как можно скорее вернетесь с ней в Геную.

— Она не поймет.

— Она сделает так, как прикажем мы оба.

— Проклятие! — воскликнул Адам. — Что ты намереваешься делать, отец?

— Исполнить желание Камала. Мы отплываем завтра на «Кассандре». Можешь представить, как рад капитан Сорделло нашему появлению и обретенной свободе! Да, мы покинем Оран, а потом посмотрим, как обернутся события.

— Где моя сестра?

— С Хамилом и Леллой, восхищается их сыном.

— Я уже рассказала твоему свирепому мужу, Лелла, как ты тосковала без него. Ну а теперь, если только он поймет мою правоту…

— Правоту, Арабелла? — удивилась Лелла.

— Миледи, держите ваши идиотские рассуждения при себе, — строго предупредил Хамил, — иначе я прикажу своему брату не пускать вас сюда.

— Будем надеяться, — продолжала Арабелла, не обращая на него внимания, — что твой сын унаследует лучшие качества дяди. Посмотри, как он сжимает мой палец!

— Он сын своего отца и пытается сломать его! — проворчал Хамил.

— Арабелла, чем ты так разгневала моего мужа?

— Просто сказала ему, — с невинным видом объяснила Арабелла, широко раскрыв глаза, — что если он содержит гарем, то и у тебя тоже должен быть свой.

Лелла изумленно моргнула, но тут же рассмеялась, звонко и неудержимо, и сердце Хамила дрогнуло от непрошеной нежности.

— Ах, муж мой, — едва выговорила она, — я видела очень красивого солдата, и в отличие от тебя у него не было седины в волосах!

— Лелла! — Хамил с бешенством уставился на Арабеллу. — Ну вот, теперь, когда вы разворошили осиное гнездо, предлагаю вам удалиться и продолжать терзать моего брата!

Арабелла только улыбнулась и снова прижала к себе темноволосого мальчика.

— Прекрасная идея! — решила она весело и, выйдя из комнаты, направилась к себе и позвала Лину.

Камал застыл у окна спальни с рюмкой бренди в руке. Одним глотком он осушил рюмку, чувствуя, как огненная жидкость обжигает желудок. Но искаженное лицо матери по-прежнему не выходило из памяти. Пока он провожал ее к Раджу, она не сказала ни слова, лишь, к изумлению Камала, остановившись перед евнухом, подняла глаза и тихо спросила:

— Ты победил наконец?

— Нет, — сказал Камал в тишине комнаты, — никто не остался в выигрыше, и я меньше остальных.

Если бы только он знал отца Арабеллы, ничего бы не случилось. При воспоминании о доброте и понимании графа душевные терзания еще усилились. Завтра Арабелла навсегда исчезнет из его жизни, и он больше не увидит ее.

Камал ударил кулаком по стене, но сердечная боль была так велика, что он едва заметил каплю крови, выступившую из глубокой царапины.

— Хозяин.

Камал обернулся к Али, понимая, что юноша, как и все во дворце, уже успел узнать последние новости.

— Оставь меня, — велел он.

— Повелитель желает, чтобы вы поужинали с ним и чужеземцами, господин. Нужно спешить.

Снова встретиться с Арабеллой. На кратчайший миг он представил ее под собой: нежное тело открыто его вторжению, руки гладят его спину. Он чувствовал на губах ее сладость, слышал тихие стоны наслаждения, воспламеняющие его желание. И ее отвага! Женщина, которой может гордиться любой мужчина. Женщина, которая выйдет за другого и родит ему детей.

— Господин, мы должны идти.

Камал рассеянно уставился на Али измученными глазами.

— Да, — пробормотал он.

— Хасан вне себя от радости! — воскликнул Али, улыбаясь. — Бегает взад-вперед, мечется по дворцу, восхваляя Аллаха за возвращение Хамила, и жалеет, что вы оба не можете править. Что вы теперь будете делать, господин? — Камал ничего не ответил, и Али поспешно натянул на него рубашку, не переставая болтать: — Вы женитесь на прекрасной англичанке? Но вам придется время от времени бить ее, хозяин, чтобы подчинялась. У нее чересчур острый язык, который может затупить орудие мужчины! Но какие дети у вас будут! Красавцы с золотистой кожей!

— Не говори о детях, — хрипло бросил Камал. — Дай мне пояс, Али!

Увидев, что хозяину не до шуток, раб присмирел и молча выполнил приказание. Камал оделся и оглядел комнату.

— Вели вынести отсюда мои вещи, Али. Брат захочет, чтобы все оставалось, как прежде, до его исчезновения.

И, не дожидаясь ответа, вышел. Несколько секунд он тихо стоял в дверях пиршественного зала, рассматривая людей, изменивших его жизнь. Все здесь, кроме его матери. Даже Лелла вопреки обычаям сидела рядом с. Хамилом, такая счастливая, что ее улыбка затмевала солнечный свет. Рейна уже переоделась в европейское платье и зачесала волосы наверх. Но почему нет Арабеллы? Может, она не хочет видеть его? Презирает и ненавидит?

Камал едва не вскрикнул от боли, но тут же выругал себя. Разве не этого он добивался, жалкий глупец?

— Брат мой! — воскликнул Хамил. — Мы заждались тебя! Иди поскорее сюда, Лелле не терпится поздороваться!

Камал кивнул и уселся рядом с братом, чувствуя себя скованно, неестественно, словно в его обличье скрывался совсем другой человек.

Граф вертел в пальцах кубок с вином, удивляясь, как могли Джованна и Хар эль-Дин произвести на свет такого великолепного сына. Он понимал страдания молодого человека, но знал, что пока не в силах ему помочь.

В комнате воцарилось неловкое молчание, и граф недоуменно обернулся к дверям и ахнул. Арабелла в прозрачных желтых шальварах и коротком жилете, с распущенными волосами показалась на пороге и лукаво улыбнулась, не сводя глаз с Камала. Убедившись, что он увидел ее, девушка грациозно подошла к нему, медленно опустилась на колени и коснулась губами носка сапога. Волосы рассыпались по ковру золотыми прядями.

Камал отпрянул, словно от удара.

— Встань! — проревел он.

Арабелла подняла голову и вопросительно, с нежной улыбкой взглянула на него.

— Да, господин, — покорно прошептала она, — как тебе будет угодно. — И, обратившись к Хамилу, осведомилась: — Разве не долг женщины выказывать почтение и преданность хозяину?

— Совершенно верно, — рассмеялся тот, — но не в присутствии отца. Вы можете целовать сапоги моего брата, исключительно оставшись наедине с ним, миледи.

— Садись, — разъяренно прошипел Камал, — и прекрати весь этот вздор!

— Да, господин, — с готовностью ответила она, хотя глаза лукаво блеснули.

— Арабелла, — благоговейно прошептала Рейна, — ты выглядишь совсем… другой.

— Хотел бы я посмотреть на тебя в таком костюме, дорогая, — заметил Адам. — Но сначала я прикажу начистить свои сапоги.

Граф наблюдал за дочерью, не отрывавшей глаз от замкнутого лица Камала. В ее взгляде было столько голодного желания и любви, что он поморщился. К сожалению, она пошла в отца и может любить лишь однажды. Но что, если Арабелла сумеет убедить Камала в том, что он не повинен в позоре матери.

— Ты молчишь, Камал? — тихо сказала Арабелла. Камал, не отвечая, кивком велел рабу подать блюдо.

— Мне есть о чем подумать, — сухо объяснил он наконец.

— Я… мне жаль… что так вышло, Камал. Возможно, мы когда-нибудь навестим вместе твою мать, если захочешь.

— Нет. Не захочу.

Арабелла озабоченно свела брови. Он ни разу не взглянул на нее с тех пор, как она села рядом. Может быть, она смутила его своей одеждой, театральным появлением и демонстративной покорностью? Камал был разгневанным, чужим, и она не понимала причин. Баранина с пряностями казалась безвкусной, вино — кислым. Девушка решила пока оставить его в покое и обратилась к отцу:

— Как случилось, что мама вывихнула ногу, сэр?

— Где же еще, кроме как на своей шлюпке! Поскользнулась на палубе. Но, несмотря на это, мне едва ли не пришлось связать ее — она просто рвалась ехать со мной.

Адам, рассмеявшись, легонько сжал руку Рейны.

— Итак, вот что меня ожидает, любимая? Придется взять пример с отца и время от времени связывать тебя, чтобы уберечь от опасностей! Боюсь, что под оперением моей голубки скрывается настоящий ястреб!

— Мой господин, ты хочешь, чтобы я оставила вас и не набиралась дурных примеров? — осведомилась Лелла у Хамила.

— Зачем? Я просто сделаю так, чтобы ты всегда носила дитя под сердцем, а твои мысли были заняты мной.

Камала передернуло. Скорее бы кончился ужин! Он сейчас словно раненое животное, мечтающее лишь о том, чтобы уползти в свою нору и попытаться выжить в одиночестве. Он побледнел еще больше, когда Хамил поднял чашу с вином и весело объявил:

— Хотя мой благородный брат вернул мне трон, клянусь, он не остался в проигрыше! Камал обрел женщину, которая принесет ему огромное счастье, если, конечно, он будет обращаться с ней, как подобает вести себя мужу со своевольной женой. Сумей поставить ее на колени, братец, но предупреждаю, держи своих любовниц в тайне от нее, иначе найдешь преждевременную кончину.

Камал наконец не выдержал и, поднявшись, объяснил брату:

— Завтра леди Арабелла отплывает домой вместе с отцом. Она вернется к жизни, которую вела с самого рождения.

Он услышал, как охнула Арабелла, но, не обернувшись, вышел из зала.

— Дорогая, — предостерегла Лелла, схватив Арабеллу за руку. — Дай ему время.

— Нет!

— Арабелла, — резко окликнул отец, — оставь его в покое.

Девушка подняла на отца полные слез глаза.

— Ты все знал, верно? Знал, что я больше не нужна ему!

Она неуклюже поднялась, выбежала из зала, не обращая внимания на гул голосов, и остановилась только в саду. Прохладный вечерний воздух окутал разгоряченное тело.

Теперь он проявляет неуместное благородство, черт бы его побрал! Арабелла перегнулась через стену и увидела Камала, спускавшегося по извилистой тропинке к форту. Бабуши из тонкой кожи мешали бежать, но Арабелла бросилась следом, не замечая, как острые камни впиваются в ноги. Солдаты и не подумали остановить ее.

— Камал!

Камал пошатнулся, словно от удара.

— Возвращайся во дворец, Арабелла. Я не желаю больше видеть тебя.

Очистительный гнев омыл ее.

— В таком случае, хотя бы поговори со мной, жалкий трус! Не смей убегать, как заяц!

— Хорошо, — со вздохом согласился он и подождал, пока она подойдет ближе. Арабелла стояла перед ним, испытующе глядя на него огромными сверкающими глазами. Камал сгорал от желания зарыться в ее мягкие душистые локоны, но стоял молча и неподвижно.

— Я… не понимаю, — пролепетала Арабелла. — Чем я прогневала тебя?

Она умоляюще протянула к нему руки, но Камал отступил.

— Ты ничего не сделала.

— Но почему же ты стал таким чужим? Я думала, ты будешь рад: Хамил вернулся, и ты свободен. Мы сможем уехать вместе.

— Нет, — покачал головой Камал, — я не свободен.

— Ты говоришь загадками, Камал. Пожалуйста, признайся, что тебя тревожит!

Камал глубоко вздохнул, понимая, что Арабелла не сдастся и будет продолжать спорить с ним, даже если узнает правду. Ей не понять его стыда, вечного позора.

— Я наслаждался временем, проведенным с вами, миледи, — глухо произнес он, — но теперь все кончено.

Арабелла смотрела на него, пытаясь привести в порядок смятенные мысли.

— Ложь! — наконец выдохнула она. — Этого не может быть! Ты намеренно делаешь вид, что я для тебя была всего лишь развлечением в минуты скуки!

— Чем же еще?

Камал пожал плечами и, отвернувшись, стал глядеть на Средиземное море, переливающееся под белой луной.

— Нет, — прошептала она.

— Правда, ты была девственна, а любой мужчина счастлив лишить девушку невинности, но женщины моего гарема куда искуснее в любви. Ты очень наивна.

— Откуда такая жестокость? — Арабелла сверхъестественным усилием воли старалась не заплакать, хотя вздрагивала всем телом. — Я люблю тебя.

— Это пройдет.

— Но ты сказал, что любишь меня?

— Мужчина наговорит все что угодно, когда хочет овладеть женщиной. Но вспомни, чего добился я лестью и уговорами! Податливое, горячее, нежное тело в постели, что еще нужно мужчине? Я поклялся, что приручу тебя, и сумел добиться своего, слишком хорошо сумел! Теперь ты ничем не отличаешься от моих наложниц — такая же покорная, смиренная и безоговорочно послушная.

Арабелла в ярости затаила дыхание, терзаясь невыразимыми муками. Не помня себя, она замахнулась и звонко ударила его по лицу. Но Камал не пошевелился.

Арабелла отпрянула и побежала назад, не замечая, что из горла вырываются тихие, почти звериные стоны. Камал долго смотрел, как она навсегда исчезает из его жизни. Наконец он медленно, словно во сне, повернулся и, едва переставляя ноги, побрел к форту.