Докажи мне

Даша суетилась, поставила чайник, Женька кофеварку включил с позволения Гутника. Пару коробок конфет открыли. Суматоха, но веселая такая, хорошая.

А Олег вдруг понял, что внутри клекочет… Он хотел бы помочь ей. Но с него сейчас, что с той паршивой овцы… Только разобьет чашки или уронит что-то. Вот и стоял чуть в стороне, опираясь на шкаф, вроде как со всеми разделяя праздник, но и чуть поодаль.

— А может, по сто грамм? Сладкого? С пузырьками? — вдруг громко и с воодушевлением толкнул предложение Николай Прозапас. — У нас есть в кабинете, я за секунду обернусь…

— Сядь и торт ешь! — рявкнул Олег так, как сам от себя не ожидал.

Все замерли. И сели тоже все. Кроме него и самой Дарьи. Женька и тот на край стола опустился.

Прозапас сглотнул так, что в повисшей тишине это все услышали, молча сел и теперь вообще отсвечивать боялся, кажется. Но Гутник заметил, как мужик в сторону его помощницы косится. Ну твою ж м*ть, а! Запереть ее у себя в кабинете что ли, и не выпускать никуда? И парней держать подальше… Вот прям сильное искушение заклубилось внутри…

Только и отношения в коллективе не с руки обострять.

— А то без сладкого останешься. Второй час дня. Еще всем работать. Расслабились тут без меня?! Привыкли уже черти к чему!.. — проворчал под нос, вроде как марку держа.

А на самом деле немного смутившись. Потому как сам не ждал подобной реакции.

— Вы совершенно правы, Олег Георгиевич, — мягко улыбнулась Дарья.

Она тоже замерла была, но уже вновь принялась торт резать и раскладывать по бумажным тарелкам. И Женька встал, вернулся к приготовлению напитков.

— Нам всем еще работать. Да и я не пью, в принципе, — разрядила атмосферу.

А потом повернулась, сделал шаг в его сторону и протянула Олегу первому тарелку с куском торта.

Он молча взял, удержавшись от иронии и поймав ее взгляд… И скользнул ладонью по ее пальцам.

Случайно, ага… Ну ему же сложнее это все держать, чем остальным. Даша не вздрогнула и не дернулась от него. А Олег как бы взглядом намекнул, что калитой все равно ни с кем делиться не собирается. Тоже принципиально.

И… почему-то показалось, что у нее губы дрогнули в улыбке, которую попыталась подавить. Неужели поняла? Реально?

Но не спросить, Даша уже отвернулась, мягко высвободив свои пальцы, и начала остальным раздавать угощения.

А ему вдруг, в свете ее неприятия алкоголя, вспомнилось вчерашнее напутствие от помощницы… Чтоб не курил на балконе, запивая коньяком. Надо же, из головы вылетело совершенно, но в этот момент аж вскинулся!

Как она узнала? Просто выдвинула предположение, как именно Олег вечера проводит? Но…

Не настолько же Гутник очевиден? И если про сигареты еще угадать не сложно, пусть он и старался в Управлении почти не курить: и не набегаться сейчас, в его состоянии, в курилку, да и прованиваться неохота, ну и голова потом сильнее болит, а тут думать надо… Окей, все равно запах был, да и пару раз выходил, тут понятно.

А про коньяк как угадала? Почему именно этот напиток озвучила? И что ее настолько принципиально от алкоголя оттолкнуло в таком возрасте, кстати?

Наколов на пластиковую вилку первый кусок торта, оглянулся в сторону стола, вновь найдя взглядом край папки, где файл по Дарье готов был, если Жене верить.

Нет, что-то с Олегом сильно не так. Слишком много из виду постоянно упускает, забывает, спохватываясь задним разумом, словно догоняя события. Вообще не его стиль. Может, действительно рано вышел? Но в больнице уже дурел, а тут… Вон, сколько всего интересного, начиная с помощницы.

«Чем не стимул максимально быстро на поправку идти?», — невольно сам про себя хмыкнул.

Вокруг продолжалась праздничная суета, парни все еще поздравляли Дашу, наминая сладкое, а Гутник не мог от появившихся вопросов избавиться. И за ней наблюдал… Глаза сами на любое ее движение и жест реагировали, как детектор, впитывая, запоминая.

Ладно, вот еще домой повезут, помогут с цветами… Тоже присмотрится, оценит, может, яснее что-то станет.

**В машине было тихо. Так тихо, как только может быть в салоне авто, где сидит четыре человека, негромко играет музыка и на всю работает обогрев…

При этом, да — все молчат.

А ей тыльную сторону ладони жжет, будто клеймом, но при этом же ни за что в жизни не отдернет, знает! И не скажет ничего. Потому что ее рука в его ладони лежит на середине сиденья между ними. Букетами скрыто ото всех, не видно.

Гутник сам забрал большую часть цветов, чтоб Дарье удобней было. Конфеты сгрузили в багажник. А вот гнома и духи она никому бы не доверила. Вот и вышло так, что пока цветы распределяли, усаживались на сиденье, руки будто магниты, невольно друг к другу притянулись: она расправляла букеты, он поддерживал и… Уцелевшие пальцы, травмированные же вроде, а Даше кажется, что настолько крепко ладонь снизу обхватывают — ничто не вырвет ее руку из пригоршни полковника! Будто просто согревает, ощутив, насколько у нее руки холодные, но…

Она не пытается даже забрать. Не хочет. И в груди замирает все от одной мысли, что все равно придется же. И Олег Георгиевич вновь таким станет, каким утром был… Она в нем эту внутреннюю борьбу почти физически чувствует. Потому и сама прижимает ладонь к его пригоршне, будто это простое прикосновение может их странный, чуть потеплевший контакт удержать.

Полковник вперед смотрит, словно просто за ходом движения следит, а она в бок отвернулась. Но на самом же деле его отражение в стекле жадно ловит!

И с виду все очень чинно, и не догадается никто, наверное, что они оба, казалось, вообще происходящего не замечают! Она так точно только это крохотное соприкосновение рук и впитывает, каждой клеткой осязает…

А на переднем сиденье Евгений то и дело сокрушается о столичных пробках. Да Дарья сейчас благодарить и судьбу, и небо за эти заторы готова! Ведь дольше с полковником рядом пробудет благодаря этому! Пусть сама внятно не может объяснить, что между ними происходит?! Но и отказаться не в состоянии.

Правда, было немного стыдно, что все эти люди: водитель, охрана сопровождения, да и сам Гутник — позже домой попадут из-за того, что ее везут. Но… свои эмоции как-то ближе, что ли. А Дашу мелко трясет от избытка того, что в душе бурлит и чему она пока название подобрать не может!

Очень необычный день.

Слишком насыщенный событиями, эмоциями, взрывом ощущений, которые во сне, как оказалось, и третьей части не передают всего! А ведь Олег Георгиевич куда целомудренней ее касался в кабинете, чем во сне помнилось. Правда, с такой реальной жаждой, что Дарью натурально колотить начало, как током по нервам разбегаясь, стоило только вспомнить, как его губы по ее волосам, шее скользили. А те алчные, шумные вдохи, будто он малейшую ее молекулу пытался в себя втянуть, своей частью сделать… Своей… Господи!

— Вам все еще холодно, Дарья? — пальцы полковника сжались сильнее.

Каждую мелочь улавливает? Хотя, что странного? Она тоже за малейшим изменением в нем следит…

— Думаю, стоит запретить вам это пальто до апреля месяца носить, в порядке должностного приказа, — Олег Георгиевич обернулся к ней и так неодобрительно поджал губы, что вся степень его осуждения по поводу ее одежды — очевидна мигом.

Суров. Сразу ж видно.

Никто и не спорит.

Евгений глянул быстро, будто с интересом. Наткнулся на взгляд Гутника и тут же выпрямился на своем сиденье, уставился вперед, показалось, что еще и музыку погромче сделал.

— Нет. Я уже согрелась, Олег Георгиевич, — отозвалась она тихо, повернувшись и прямо посмотрев. Хотя это было и непросто.

Почему-то в этом замкнутом пространстве ей до ужаса мешали все… Даже приветливый Евгений и молчаливый водитель. Забавно, в кабинете, где толпа сидела до самого вечера — не чувствовала такого, а здесь…

— Да и один же раз надела, в виде исключения. День такой… красоты хотелось, — оправдалась в который раз.

**Она уже действительно вину ощутила за то, как оделась.

Вопрос с пальто возник сразу, стоило ей выйти в холл Управления. Дарья почему-то до сих пор, по привычке, верхнюю одежду в архиве оставляла, там шкаф большой, казалось, а у Олега Георгиевича мешать будет. И полковник, едва оценив, сразу всем своим видом показал, что о ее верхней одежде думает, когда она вернулась. Видимо, в больнице не до того было или внимание не обратил. Теперь же…

— Вам служебным приказом запретить такими глупостями страдать? — отрывисто поинтересовался, окинув ее свысока таким взглядом, будто в наличие разумных идей в голове Дарьи стал сомневаться.

Ну, что поделать? Пальто было осенним, это правда, и хоть красивым, ладно сидящим по фигуре, да и ей очень шел этот светло-голубой оттенок… Но точно не годилось для нулевой температуры с туманом, снегом и дождем. Но Дарья же утром не на прогноз смотрела! Наряжалась в кои-то веки!

Купила это пальто с первой зарплаты в Управлении, еще и насладиться толком не успела, на стипендию так не пошикуешь. А вот зимний пуховик… в общем, его обновить Даша пока не успела. Серый, практичный, но совершенно бесформенный, он грел, конечно, но… Никак утром настроения не было для него.

Короче, как это ни удивительно, красота пальто и Дарьи в нем, не убедили Олега Георгиевича в ее способности разумно выбирать одежду. Вон грозится еще и служебный приказ ей выписать…

— Вы должны о своем здоровье и тепле думать, а не о красоте, по такой-то погоде, Дарья! — опять проворчал Гутник, вот будто реально злился.

А руку ее так и держит под всеми этими цветами, что немного снижает градус, конечно. Для нее.

Повторить еще раз, что это было исключением? Или лучше не спорить и молча кивнуть, чтоб успокоился быстрее? Честно говоря, Даше сейчас не хотелось шевелиться, и отвечать, да и как-то нарушать все, что происходило. Но… Они тут были не одни.

— Больше не буду, Олег Георгиевич, — понадеялась, что достаточно вины и смирения в голос добавила. — Только я все равно всегда мерзну, что в пальто, что в пуховике, — добавила с иронией, не удержалась почему-то.

И это была чистая правда! Еще мама, когда была жива, вечно шутила по этому поводу, что Дарья где-то частичку себя потеряла, вот и дрожит от каждого сквозняка. И тетя Нюра это всегда замечала.

Полковник в ответ на данную фразу повернулся и все-таки глянул на нее так, что Даша почти пожалела о своем сарказме.

— Тем более, Дарья! — как-то веско, почти давяще рыкнул.

И будто еще что-то хотел добавить, но… сжал губы. И зубы тоже, если по прорезавшимся вертикальным линиям и теням на щеках судить.

М-да… очень странный день. Богатый на сюрпризы.

Кроме всего прочего, полковник ей сегодня повысил доступ к делам. Очень… спонтанно. Не оглашая, можно сказать, автоматически.

Просто их посиделки перешли плавно в совещание. И вместо того, чтоб отправить Дашу куда-то с заданием, как делал все предыдущие дни, Олег Георгиевич велел ей сесть за его стол (потому как вокруг ее стола продолжали сидеть остальные, по второму кругу налегая на чай, кофе и конфеты после торта) и делать записи обсуждений.

— У вас прекрасно выходит замечать детали и мелочи, тогда как мы привыкли охватывать картину целиком, просчитывая центральную логику, — пояснил свое решение Гутник, сам присев на край своего же стола с другой стороны.

И это был не менее ценный для нее подарок от него, чем остальные. Пожалуй, именно за это признание и готова была окончательно безобразную сцену в больнице забыть. За то, что в круг «своих» впустили. К нему самому чуть ближе приблизил, помочь больше может…

В общем, очень насыщенный день. Надеялась, что хоть сегодня без ярких снов обойдется ночью…

Хотя, учитывая то, что она запрещала себе обдумывать при других произошедшее в кабинете, опасаясь свой же непредсказуемой реакции, да и вот этот крепкий захват его пальцев, из которого никакого желания забирать свою руку нет…

А держит крепко, и не ощущается, что с рукой проблемы. Основательно так, что она огромную внутреннюю силу мужчины ощущает. И жар, который ее всю будто окутывает!

И дело вообще не в печке. Даше так тепло сейчас, как никогда не было. Будто клеймо на коже выжжено, только не больно от этого жара, а грудь сдавливает.

Глава 13

Когда машины остановились около ее подъезда, первыми вышли охранники. Пока мужчины осматривались, Олег Георгиевич и Евгений помогли ей выйти, собрав все эти букеты. Достали коробки конфет, сложив в тот пакет, в котором полковник подарки принес.

Гном так у нее в руках и остался. Она же сама, не вполне отдавая себе в этом отчет, держалась поближе к Гутнику.

Интересно получалось: вроде и понимала, что слишком много людей, непонятна ситуация, быть может, вообще неуместно. А оно как-то само так выходило. Ее словно притягивало к нему, точно, как их руки по дороге. И разум не справлялся, побеждала эта бессознательная, порывистая тяга.

— Чтоб я вас больше в этом пальто не видел до потепления! — отрывисто и тихо вновь распорядился Олег Георгиевич. Вот прям приказал.

Очевидно, по-своему истолковав ее маневры.

Возможно, посчитал, что Даша от ветра и летящего в лицо мокрого снега за ним прячется? Но хоть не в голос рявкнул, как утром в больнице, уже приятно, учитывает ее гордость, все же, делает выводы.

И сам впритык встал, как окружив собой.

— Олег Георгиевич, а вы все таблетки сегодня приняли? — поинтересовалась в ответ так же негромко и… ненавязчиво.

Гутник, похоже, не ожидал подобного вопроса. Потому что лицо его дрогнуло и полковник усмехнулся. Вот как-то весело и широко.

— Я же не тупица, Дарья, — глянул на нее с намеком. В уголках рта притаилась усмешка, да и в глазах искра блеснула.

Даша смутилась немного. Боже, он ей что, тот первый день будет всегда вспоминать? А про «отчаянные меры» не понимает что ли? Но, показалось, просек, что она пытается стрелки перевести на его промахи.

— И умею извлекать опыт из своих ошибок. Я принял все назначенные мне по времени препараты. Чтобы вас больше не тревожить, — вот просто с давлением сообщил. Типа нечего ей теперь ему вменить. — Надеюсь, и вы на своих ошибках учиться умеете.

— То есть, уколов вы теперь больше боитесь, чем мнимой зависимости от препаратов? — не осталась она в долгу. Ну он сам провоцировал, правда!

Запрокинула голову, пытаясь посреди этой сумрачной погоды и ночи что-то в его глазах увидеть.

И опять они близко. Не так, как в кабинете, да и букеты эти все, но все равно… А он уже улыбку и не прячет, широко усмехается!

Однако ответить Олег Георгиевич не успел.

— Все чисто, — отрапортовал один из парней, заставив Гутника от нее отвернуться. Кивнул.

И… Вот странно, но в лице полковника будто нечто неуловимо изменилось. Непонятно, темно же, и фонари кое-как светят, не разобрать толком ничего. Но она как на чутье неком уловила, что он весь подобрался и словно отдалился от нее. Нахмурился. Появилось нечто напряженное в позе, когда взглядом сам двор и дом окинул.

То тепло, что ощущала все дорогу, исчезло, словно зимним ветром и снегом свечу загасило. Потянуло морозом… Но не из-за погоды, а от полковника.

И Дарья невольно оглянулась, пытаясь угадать, что стряслось? Стало как-то тревожно и тоскливо.

— От меня вам всем столько хлопот добавилось. Извините, — почему-то действительно растерялась, некую неясную вину ощутив.

— Глупости, Дарья. Не выдумывайте, — не глянув на нее, отрывисто качнул головой шеф. — Пойдемте. Достаточно промерзли уже, — добавил он и, кивнув остальным, как подтолкнул Дашу вперед, хоть не коснулся и пальцем.

И она пошла… странное испытав состояние, словно Олег Георгиевич на ходу, за мгновения просто, отстраняется! Как, бывает, покрывается при внезапном резком морзе, тонкой коркой льда каждая веточка на деревьях в их дворе. Вот и от Гутника сейчас таким ледяным холодом повеяло, будто сковало его тонким морозным панцирем.

— Я сама могу домой подняться, Олег Георгиевич. Нет никакой необходимости, чтобы вы все тащились. Можете ехать, — почему-то стало холодно внутри. И опять отголоски той обиды, что утром довелось испытать.

Евгений топтался сбоку с коробками конфет, не вмешиваясь в их разговор.

Что теперь не так? Почему внезапно отдалился?

— И как же вы это все одна донесете? — обернулся начальник и…

Вот забрала бы все букеты, и потащила уже, как есть! И плевать, пусть и поломает!.. Если бы в этот момент он вдруг не усмехнулся все-таки. И от этой улыбки у Даши внутри что-то дрогнуло, отозвавшись. У самой уголки рта вверх поползли.

— Я упрямая.

— Это я еще в первый день понял, Дарья. Проблема в том, что и я — тоже. И опыта в этом у меня явно больше. Чисто математически, — хмыкнул Гутник больше не останавливаясь, пошел к подъезду.

А ей вдруг стыдно стало: ему-то может быть тяжело столько двигаться или стоять, а она его еще и спорами глупыми задерживает. И, вообще, возможно, и то отчуждение, что уловила, болью вызвано. Олег Георгиевич же сдохнуть предпочтет, чем сознается, что муку испытывает. Тем более после ее пассажа о таблетках и уколах.

В общем, решила больше не тормозить никого, и чуть быстрее вперед бросилась, вытаскивая на ходу брелок от домофона.

**— Вы одна живете?

К счастью, в квартиру ввалились не все. Охрана осталась в коридоре, проверив все быстро… Даша вообще не поняла, что они искали тут у нее? Да и закрыто же было, но ладно, инструкция. Подождала.

А вот потом внутрь зашли с ней только полковник и Евгений. Да и то, заместитель Гутника поставил пакет с конфетами и вышел. А Олег Георгиевич, оставив цветы на комоде, куда Даша ему и указала, осмотрелся вокруг. И чувство такое, что вот сканер! Замечает мельчайшие детали, нюансы, какие-то мелочи…

— Одна, — она и не думала этого скрывать. Больше того, считала, что знает Гутник уже все.

— И как так вышло? — удивив ее, уточнил полковник.

Дарья даже обернулась, не поняв. Может, хочет ее версию услышать? Или информации, которую Евгений готовил, не доверяет?

— Мама умерла, когда мне пятнадцать было. Онко. Отец ушел… Он пить сильно начал посе похорон. Не выдержал, сломался, связался с какими-то людьми, потом просто пропал. Нам даже легче тогда стало, если честно, — это спокойно рассказала. Отболело давно. — У отца всегда характер был… сложный. А уж под алкоголем… — все равно передернуло. Кажется, не сумела скрыть. — По итогу, он в одно из сел перебрался в центральной части страны, так и живет там, насколько я знаю. Нет желания в гости ездить, да и адрес мне толком неизвестен, — пожала плечами.

— Нам? — тут же уточнил Гутник

Странно все-таки. Неужели он не читал?

— Старший брат есть… Был… Не знаю, — вот тут тяжелее говорить оказалось. Даша как потухла, отвернулась. Не хотелось подробностей. Могла бы, промолчала бы! — Ему тогда было девятнадцать, нас и не трогали потому, совершеннолетний же был. Да и работать устроился грузчиком, в техникум поступил на слесаря. Ну и тетя Нюра опекуном нам записалась. Анна Трофимовна, она в соседней квартире слева живет, — попыталась изложить как-то связно. Гутник кивнул, показав, что понял, о ком она. — Ну и отец официально же не пропадал из семьи… В общем, — ссутулилась, слова подбирая, чтоб рамках остаться, лишнего не сказать. — А потом так сложилось как-то, у Пети, брата моего, новые друзья появились… — она помолчала, взвешивая. — Девушка. Он стал с ними больше времени проводить, все чаще они куда-то уходили, выбирались на несколько дней за город, потом и по стране просто начали ездить. Он сказал, что устал быть ответственным, и тоже пожить хочет для себя только… И однажды не приехал. Вот и все. Мне уже семнадцать было, мы с тетей Нюрой постарались это скрыть. А потом она мне с университетом помогла, — Даша как-то нервно поправила волосы.

Сама это же отловила. Резко опустила руку.

Тяжелый разговор. Не так бы она хотела вечер своего Дня рождения закончить. Хотя… Олег Георгиевич рядом, а это уже плюс!

— Вы искали его? Писали заявление?

Даша вздрогнула.

Так погрузилась в свой рассказ и мысли, что не поняла — Гутник подошел впритык! Или настолько для нее это органичное и правильно, что не насторожило ничего? Странно… но и сладко при этом! И горечь от своего рассказа стирается, растворяется, как туман от тепла солнца.

А начальник уже так же близко, как днем в кабинете. И Даше вдруг сильно-сильно захотелось вновь на него опереться! Ощутить полноценно тот жар и силу, которая буквально окутывала ее несколько часов назад! То странное, знакомо-незнакомое чувство, словно она нашла то, что всю жизнь искала, звала в каждом сне, которые нередко утягивали ее в непонятное и смутное сумеречное…

Суженный?..

Ладони Гутника ей на плечи внезапно легли, как поддержку выказывая, словно и он некому порыву поддался, вопреки уму. Пальцы сжались, будто он опору ей давал. Но и ближе к себе прижимал одновременно…

А Дарья… решив, что если он себе позволяет такое, то и она может немного больше взять, правда же? Потому, не оборачиваясь, чтобы решимость не потерять и не смутиться, взяла и назад немного сдвинулась. Прижалась крепко-крепко. Даже зажмурилась — не хотела сейчас и глазами смотреть, только ощущениям, эмоциям, чувствам доверяла!

— Зачем? Он же не пропал в прямом смысле слова. Сам ушел, это его выбор. Как тетя Нюра как-то сказала: «спасибо», что меня не выгнал из дома, — не открывая глаз… может, потому что все же опасалась немного реакции Гутника на ее своеволие, чуть повернула голову, касаясь щекой чуть грубого материала его пальто.

— Я звонила несколько раз, но… Думаю, Петя заблокировал мой номер. И… Наверное, он имеет право. Действительно, я же не его ребёнок, он не принимал решения так связывать себя настолько рано. Да и не ребёнок уже я, в принципе! Могу сама позаботиться о себе. Пусть живет своей жизнью! — заявила решительно.

— Это подло! Вы его сестра! — удивительно, но в голосе Олега Георгиевича действительно негодование вибрировало. — И… — он будто еще что-то хотел добавить, но в этот момент в подъезде кто-то заговорил.

Полковник замер. Обернулся, словно прислушиваясь. А потом как-то резко назад отступил, отняв ладони от ее плеч. Холодно…

Она непроизвольно повернулась, будто потянувшись за ним. Открыла глаза, что-то в лице Гутника выискивая.

— Я вновь поднимаю не те темы, которые в праздник стоило бы. Профессиональная въедливость, простите, Дарья, — криво усмехнулся полковник, отведя глаза.

И непонятно, то ли шрамы так влияют, то ли ирония? Лицо вдруг похожим на маску стало.

— Да и устали вы, наверняка, а я, как на допросе, прицепился. Доброй ночи. Отдыхайте, — как-то внезапно для нее и неожиданно завершил Гутник.

От него вновь тем странным ощущением ледяного панциря повеяло. И, больше не встречаясь с Дашей глазами, отвернулся и вышел из квартиры.

А она, оторопевшая от такого внезапного «прощания», ничего не поняв, закрыла дверь. Потопталась еще немного в прихожей, кое-как расставила цветы и пошла умываться, продолжая обнимать гнома и таскать за собой. Даже в спальню взяла, поставив на подоконник, понадеявшись, что отдохнет под такой «охраной». И розы тут же рядом в самой красивой вазе устроила.

Только и это не помогло. Сны были — этой ночью Дарье приснился кошмар.

**

— Женя, у тебя есть этот файл. По Дарье? Папка так и осталась в кабинете, забыл с этими букетами, — уточнил, пока спускались в лифте на первый этаж.

Охранники пошли лестницей, дом был старым, да и жила его помощница на третьем этаже, это ему сейчас — каторга, а раньше и не заметил бы. Но раз уж вдвоем с замом, решил использовать, не хотелось перед всеми свой интерес показывать.

— Да, Олег Георгиевич, — Евгений глянул с некоторым любопытством, собственно, как и тогда, когда Гутник из ее квартиры в подъезд вышел, где они все и ждали его, но не комментировал.

— Сбросишь мне. По защищенному протоколу, — распорядился, прокручивая в мыслях все, что узнал.

— Конечно, — лифт приехал, особо времени для обсуждений не осталось, а помощник явно понял, что при всех полковник это не хочет обсуждать.

И все же, у Олега имелся еще один момент. Потому, выставив ногу в проем разъехавшейся двери, уточнил тихо:

— Информацию по ее отцу и брату проверяли?

— Да, — мигом понял суть Женька. — Еще когда ее в архив, на замену Анны Тимофеевны допускали, как я понял. Один в Полтавской области обосновался, в селе, спивается потихоньку, но нигде не замешан. Брат сейчас в Днепре, на заводе, насколько помню, работает. Там, в файле, есть эта информация, — чуть нахмурившись, будто пытаясь в голове данные восстановить, отчитался зам.

— Хорошо. Сбрось мне файл, — кивнул, будто его устроил ответ. И вышел из лифта.

Сам посмотрит. Если Евгений читал и говорит, что все проверено, прекрасно. Собственно, он потому и спросил у Даши, почему не искала, ведь для них куда больше возможностей и вариантов открыто. А она же теперь не в библиотеке работает, захотела бы родственников найти, вряд ли отказали бы. Собственно, судя по словам Евгения, при проверке и нашли. Стандартная процедура при допуске к тем материалам, с которыми она связана. Ничего крамольного не обнаружили, очевидно, и разрешили работать.

Но Даша не в курсе. Выходит, действительно не интересуется и не важно для нее это? Вычеркнула из памяти за то, что бросили и… предали, если по фактам судить? Не могла же ей Анна Тимофеевна не объяснить?

Так что, все учтено и нормально, можно просмотреть информацию и закрыть вопрос. Но…

Черт! Гутника что-то в этом всем капитально третировало, а он и себе объяснить не мог, за что зацепился. Или просто, его сейчас все, что с этой девчонкой связано, цепляет как крюк, хоть и не должно бы, если по уму?

Ладно, дома прочитает и решит, что дальше. Заодно и обдумает все то, что в голове вертелось с момента, как его охрана ее двор и подъезд проверяла. Греба*ое озарение!

Сел в авто… как в ее волосы носом уткнулся, если честно. Ему тут теперь ох*енительно Дашей пахло. И теми духами, что он ей сегодня подарил.

Очевидное же осознание созрело в голове, а такое долб*но-болезненное, будто какой-то осколок у него в грудной клетке забыли, и тот теперь решил о себе напомнить, вылезти острым краем, кромсая ребра.

А рука, в которой ее ладонь держал всю дорогу, делая вид, словно ничего и не проходит — истлела до кости, кажется. Ощущение клейма поверх всех шрамов на искореженной ладони. И Даша не забирала…

Только, что с этим всем делать теперь, после того, что он понял?!

Охрана… Его ни на мгновение не оставляли одного после того взрыва. Управление расщедрилось, не собираясь терять ценный кадр. Даже квартиру теперь проверяли каждый раз, когда Олег возвращался. Камеры, сопровождение. И тут вон все сразу осмотрели. Но ведь это потому, что он находился во дворе, Гутнику угрозы вычисляли, пусть все и понимали, что маловероятно.

А кто ее защитит, как только тот, кто первое покушение организовал, просечет, что Дарья слишком ценной и чересчур личной помощницей для него стала? Ведь они ни х*ена не выяснили еще толкового! А чтоб взрывчатку подложить тогда ему в авто, надо было быть достаточно осведомленным если и не обо всем, происходящем в Управлении, то хотя бы более-менее Гутника касающемся.

По нему и ударили сразу потому, что с другой стороны никакой подобраться не смогли бы. Тут и гадать не нужно. Никого же близкого больше и нет. Батя один, так он сам из органов, сам прошел все это, понимает и знает, да и не подставится. Вот и не могли слабого места найти.

А у Даши что? Даже двери толковой нет. Живет одна. И охрану ей никто не даст, на каком основании? Она ему не жена. Да и нужно ли даже задумываться о подобном, если он знает: ничего не изменится. С каждым голом будут новые и новые угрозы.

Как объяснить девчонке, что он — худшее, что в ее жизни случиться может? И уже даже не потому, что старше на двадцать лет или страшен теперь, как чудовище из детских сказок. Нет… А потому, что она может стать для него чем-то настолько несоизмеримо ценным и важным, каким никто и ничто не было никогда.

А как защитить? Черт! Он ведь даже мыслей ее не знает обо всем, что сегодня произошло! И спрашивать оттого и не стал, когда вдвоем в квартире остались… Остро и ярко это новое осознание, что во дворе на него рухнуло, в мозгу пульсировало.

Да, Олег ее знал три дня. Да, с логической точки зрения — ничего не было, и Гутник, возможно, излишне глобализирует… Но он чертовски хорошо умел анализировать и прогнозировать варианты. И был с ней в том кабинете полдня назад. Гутник точно знал, что ощутил. И чем эта девчонка для него стала, пусть и не понимал пока основ.

Когда?! Как?! Что за греб*ная чертовщина, вообще?! Ни в какую любовь с первого взгляда Олег сроду не верил!

Однако… Он точно знал, что если бы в тот момент… Да в любой уже, собственно, в ее сторону летела пуля — Олег просто закрыл бы Дарью собой. Без раздумий, без колебаний, без взвешиваний доводов. На чистых и голых инстинктах.

Так, будто выбор был уже давным-давно сделан.

Больше того, принят и прожит, в клеточную память вживлен. Словно, и правда, уже доводилось умирать за эту девчонку. Может, и бред. Да только реальный.

А значит, он становился уязвимым, в том числе и для Управления.

Но, хуже всего этого, был внезапно вспыхнувший страх, что и она, по своей молодости, неопытности или, может, романтизму там, черт ведь знает, что еще скрыто в натуре этой смелой, рассудочной, но иногда и порывистой же девушки, решит, что Гутник — подобного риска стоит.

От этой мысли у него мороз по затылку прострелил, пока смотрел, как охранники все прочесывают.

Нет. У Гутника больше опыта, понимания и знаний. И он должен взять на себя и решение, и ответственность. Защитить ее от всего, что просто вот так, самим своим существованием, в жизнь Дарьи притянуть может. А уж тем более, если кто-то поймет, насколько его впечатало в эту девчонку: до крови, до костного мозга…

Это надо оборвать. Жестко. Резко. Однозначно. Просто прекратить.

А судя по тому, что он узнал — Дарья предателей не прощала. И не пыталась в себе проблему найти, что хорошо. Может, и молодая, а научилась просто отворачиваться и дальше идти. И это прекрасно. Для нее в первую очередь, что самое главное. А Гутник… он жил как-то эти сорок лет один, и дальше перекантуется, сколько бы там ему ни было уготовано. Но ее за собой в ад тянуть точно тупо.

В машине оказалось слишком тихо. Хруст его суставов на сжатой в кулак руке прозвучал так, что Евгений обернулся.

— Олег Георгиевич, все нормально? Таблетки? — по-своему истолковал зам его сведенные судорогой костяшки. Обеспокоено полез в бардачок.

— На х*р! Дома выпью, — проскрежетал, как старое дерево, качающееся под ветром. И не сломится никак, и жизни уже… ни на грош не осталось внутри, каменеет корнями только.

Евгений точно не согласен был. Но это и не Дарья, спорить не полез…

Глава 14

Он умирал.

Она это понимала. Старалась, билась, обтирала все тело, пытаясь сбить лихорадку и промыть ужасную рану на груди, прикладывала тайком раздобытые мази, молилась… Но все было бесполезно. И с каждой убегающей минутой, она осознавала это все ярче. Не было даже нужды спрашивать карты.

И словно сама умирала вместе ним.

Боль, ужасающая, разрывающая грудь, терзала ее, хотя в теле ран и не было… Физически. Или была? Сердце будто вырвали из груди, и сейчас она истекала кровью вместе с любимым, дышала в том же судорожном, поверхностном ритме, не в состоянии набрать нормально воздух. Ее вместе с ним лихорадило, руки дрожали так, что миску с водой и уксусом пару раз чуть не перевернула на пол. Подхватывала в последний момент, вновь начинала обтирать его, захлебываясь слезами, жадно вглядываясь в его лицо, обескровленное, застывшее, будто восковая маска…

Ничего не помогало. Все бесполезно… И все из-за нее.

Безразлично стало, что будет дальше. Даже если утром придут за ней, а иначе и быть не могло, — не важно! Все утратило смысл, раскрошилось и улетучивалось с его каждым рванным, коротким вдохом, которые становились все более редкими, судорожными…

Жгучая боль выедала ее душу изнутри!..

Упала рядом, захлебываясь рыданиями, вцепилась пальцами в его сведенные судорогой кулаки, целуя ладонь, осознавая, что пульс уже едва-едва улавливается.

— Я не смогу без тебя! Не смогу, как ты просил! НЕ будет ЭТОГО! Я так жить не хочу! С тобой только! — как клятву лихорадочно, безрассудно… но с полным пониманием в то же время прошептала!

Искусанные губы трескались, она ощущала вкус своей крови. Но не было дела до этой боли!

И так отчетливо осознавала, что не в силах просто его отпустить! Нет! Они ничего не успели! Так недолго были вместе, она даже не успела поверить в свое счастье до конца… Сглазила?! Ее вина?..

Нет… нет!

Она не сможет жить без него! Ее сердце в унисон с его билось с первого взгляда! И сейчас затихало, вслед за его.

Нет…Это ее выбор. Так, как и он свой выбор сделал, собой закрыв ее от пуль. Не будет убегать и прятаться, хоть и знала, что ее следом тогда убьют. А зачем теперь жить?..

И, будто прочитав эти ее крамольные и страшные мысли, он вдруг тяжело приподнял веки и мутным взглядом в ее лицо впился. Словно в последнем порыве, едва не до боли сжал ее замерзшие пальцы в своей руке!.. Мгновение! Всего один вдох на двоих и…

Даша рывком села в кровати, вытирая со щек дорожки слез. Ее всю трясло, дышать было натурально больно, а искусанный губы пекло. Сон оказался настолько реальным, что она не могла вырваться из его хватки до конца даже сейчас.

Руки, будто судорогой свело. Словно и сейчас она отчаянно пыталась удержать на краю смерти того, кто был для нее всем. Ее сердцем, ее душой, самой ее жизнью… Олег… Георгиевич?

**Было очень странно назвать его так в своей голове после подобного сна. Да и чувство такое, будто иначе как-то звали… И ее тоже… Похоже, но по-другому. Однако это точно он был, Даша поклясться могла!

Собственно, сном считать то, что видела, тоже казалось диким. И сейчас, не закрывая глаз, она могла вспомнить каждую щель в деревянном полу, выкрашенном бордовой краской, табуретку, на которой миска у кровати стояла, и резкий запах уксуса, с помощью которого она лихорадку у него сбить пыталась.

Лекарств не было. Не те, которые помогли бы. Аспирин не справился, началось воспаление после раны…

Да и сама обстановка… старая. Не ветхая, нет. Только так уже дома давно не обставляют. Разве что в какой-то совсем древней квартире или доме подобные элементы декора найти можно, где ремонты не делались сто-восемьдесят лет, а то и больше. Вот в чем-чем, а в истории интерьеров она не была специалистом. И все же…

Даша вскочила с кровати, как-то судорожно заметавшись по комнате. Схватила гнома, прижала к себе крепко. В груди продолжало надрывно, протяжно ныть. Так сильно, что дышать было больно. И будто разгоралось нечто все сильнее, не позволяя оставаться на месте.

Как такое возможно? О чем этот сон говорил?

Нельзя сказать, что догадки не появились в голове, какие-то тонкие, робкие, но очень явные, и плевать, что на уровне одних ощущений!

Разве она не воспринимала этого мужчину так, как никого еще в своей жизни?! Чутко, звонко, тревожно и настолько близко, будто его нервы ей под кожу вживили…

Разве не с ним уже сны настолько реалистичные видела? Разве не за него молилась ночами, с Олегом его боль переживая после того взрыва?..

Оттого ли так ярко и живо ощущала… потому что уже потеряла раз?..

Даша многое знала, никогда не чураясь и не боясь информации, наоборот, ей всегда все было интересно, еще больше хотелось узнать, будто важное нечто не могла обнаружить в себе. Вечно какая-то неясная, теребящая потребность внутри жила.

И, возможно, не просто так ее всегда тянуло к той, иной грани взгляда на мир, которая чуть больше и шире горизонт на реальность открывала? Потому ли гадала, вещие сны видела? Ой, а ведь и во сне о картах вспомнила!

Передернуло вновь, будто прострелило новой волной боли по телу. Защемило за грудиной, заставив сделать судорожный, рваный вздох.

Может, и сейчас хоть в таро-колоду глянуть? Получит ответ?.. Или уже сама понимает…

Она слышала… Читала… Знала?..

Сложно сказать, в ней будто само собой всегда это знание существовало. О том, что иногда две души могут слишком сильно любить. Два пламени, которые стремятся друг к друг сквозь пространство и время. Особенно, если они не прожили, не успели своим счастьем и близостью насладиться, если не испили до дна, когда кто-то из них или оба трагично погибли… В таком случае, будут искать, тянуться друг к другу всегда, вновь и вновь пытаясь разыскать.

Кто-то верит, кто-то смеется, каждый по себе выбирает, и все по-своему правы. Но в эту секунду, после этого сна…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ У Даши в голове до сих пор тот шепот звучал. Слова. Клятва… Ее?.. Что произошло… тогда?.. Как узнать? Вспомнить?

За окнами еще было темно, туман предвосхищал полноценное похолодание, ударившее ночью морозом. Снег укрыл улицы, отчего и без света в квартире было более-менее видно. Стояла в темноте, в себя всматриваясь. И такая тишина, что стук своего сердца оглушает, добавляя еще больше непонимания и растерянности. А еще — невыносимая, почти непреодолимая, до дрожи, до придушенного стона, потребности к нему добраться! Прямо сейчас, немедленно! Убедиться, что живой, что коснуться его руки может, ощутить его пульс и тепло… Обнять…

Наверное, потому, что так сильно на всем этом была сосредоточена, обычный звук пришедшего сообщения на телефон, заставил дернуться в испуге!

В голове будто спазмом сжало, застучало призрачным метрономом, ничего хорошего не предвещая…

**

— Олег Георгиевич! Это… — Евгений смотрел на него с настоящим укором. И даже будто бы злясь.

Забавный у него помощник… Все помощники, да.

Ведь если объективно оценить: Женька взрослый мужик. Много чего повидал, и хорошего, и наоборот совсем. Сталкивался со всеми сторонами жизни, иногда по макушку в дерьмо проваливался. А настолько наивно продолжает верить только в лучшее в каждом, что диву даешься порой. Однако, потому же и взял его своим замом. Хороший человек.

Только… Не всегда может охватить всю картину целиком.

— Что? — глянул на него сурово и тяжело исподлобья.

Самому грудь давило. Что ж так х*рово?! Знает же, что точно все правильно сделал… А до чего ж тошно!

— Это подло!

— Серьезно? — криво хмыкнул, хотя ничего же веселого нет, да и ему скорее в стену кулак впечатать хочется, чем шутки шутить. Только Евгений это не понимает, видимо.

— Что «подло»? — поинтересовался, спрятав телефон в карман брюк.

Теперь там был ее номер, да только, что толку? Он точно больше не напишет и не позвонит.

Взял термокружку с капота. Новую. От прежней один разорванный блин остался.

Жаль, та ему нравилась, да и привык.

Даша же Гутнику не просто нравилась…

Если бы мог, он ее просто из Управления выставил бы. Подальше и от себя, и от всего, что ей угрожать могло в принципе.

Только не в его компетенции. А начнет продавливать, тоже ведь интерес у окружающих появится, с чего вдруг решил избавиться от помощницы?

И потом… не смог бы просто переломить через колено, и ради безопасности, кажется. Если девчонка в двадцать лет, на втором курсе, сумела добиться пусть и практики в Управлении, хоть и с какой-никакой протекцией… Это о многом говорит. И ведь не плывет по течению, не сторонится заданий. Изо всех сил старается, работает, выкладывается. Ломать ее выбор и мечту — последняя подлость, если есть шанс как-то иначе отгородить от прямой угрозы, которое его присутствие рядом несет.

— То, что вы сейчас сделали! — кажется, до Женьки так и не дошло.

Хорошо, он готов был объяснить. Потому что отчетливо понимал, что просто не выдержит, если тот будет ему ездить по нервам. Сам на диком взводе. И пока что-то с каждой секундой только паршивей становится.

— И что я сделал, по-твоему? — достал сигарету, кивнув в благодарность одному из охранников, который тут же зажигалку поднес, видя, что у Гутника рук не хватит.

Евгений осмотрелся и… притих. Замолчал. Только Олег, глянув на зама, что тот так ничего и не понял.

— Ну, давай, рассказывай. Терпеть осуждающий взгляды и укоры я не собираюсь. Я тебе сразу говорил, что уважаю и ценю только честность, — двинулся вперёд, чуть отрываясь от сопровождения и вынуждая помощника за собой идти.

Да, они в шесть утра в субботу уже выдвигались на работу. Но эти пять минут хотел спокойно покурить на улице, да и кофе свой выпить. Красиво, черт возьми! Снег всю мерзость и грязь прячет. Только и от этой красоты ему что-то рвет за грудиной.

— Честность? А разве честно вы сейчас с Дарьей поступили? Объяснили что-то? Ее спросили? Что она подумает, ведь вчера одно, а сегодня!.. — с каждым словом помощник словно сам себя распалял.

И хоть голос не повышал, а ощущалось его негодование. А вот Олега, наоборот, каким-то глухим опустошением накрыло внезапно. Как выморозило.

— Ты так психуешь, будто я ее с позором из Управления выгнал, еще и с «волчьим билетом», — хмыкнул Олег, выдохнув дым. Хотя ни х*ра ему весело не было!

Блин, а ведь и над таким вариантом думал!Лишь бы защитить… Так принципиально внезапно. Самому противно и паршиво, до греб*ного жжения в горле. В груди пропекает так, что и дым не перебивал.

— Вы ее в архив сейчас отправили, назад! — тихо, но все еще с упреком, заметил Евгений. Будто Олег не знал. — У Дарьи был такой шанс продвинуться, зарекомендовать себя, а вы…

— А что я? — сквозь зубы поинтересовался, вновь сделав глубокую затяжку.

— А вы ее лишили этого шанса по какой-то причине! Вот за что вы на нее взъелись?! — не выдержал-таки Женя.

Олег же выдохнул дым в небо и устало растер лицо. Поспать сегодня почти не вышло… Какая-то долба*ая муть снилась. И Дарья… Жаль, что секса в этот раз в этих снах и близко не было. Видно, не заслужил. Зато уймова туча как-то странной мглы и разрывающей ребра боли. А еще плач… Ее рыдания, которые ему всю душу вывернули наизнанку!

Хотя… может, это и не сон, просто рубец болел, вот и снилось муть всякая.

Только… А ее рыдания откуда привиделись тогда?

— А теперь отставь в сторону сопли и слезы, Евгений, и включи, наконец, голову, за которую я тебя и взял к себе в отдел! — рубанул Олег, вдруг психанув.

Черт знает с чего, но вдруг задело! И капитально. Возможно, потому, что у самого за грудиной так и ныло, как начавшееся воспаление.

— Ты помнишь, где мы работаем? Кто у нас главные фигуранты любого дела? — глянул исподлобья. — Я ей велел сидеть в архиве и не появляться у нас. Ее никто не переводил официально, никакого рапорта об отстранении или прошения я не подавал, и руководству ничего не сообщал. Она получит свою благодарственную характеристику и зарплату. Но при этом любой скажет, что ее у нас не было, если кто-то полезет узнавать. Это раз. А два… — Гутник повернулся и тяжело глянул на подчиненного. — Оглядись, — приказал буквально.

Евгений, похоже, растерялся. Но послушно выполнил приказ. Осмотрелся внимательно, цепким взглядом охватив двор и все, что рядом находилось.

— Что видишь? — поинтересовался Гутник.

— Ребят охраны, водителя, вас, — отчитался зам, хоть и казалось, что чувствует себя при этом глупо.

— Вот именно, Евгений. Мы все — мужики, взрослые, понимающие и четко знающие, на что подписались. Каждое утро, выходя за двери, мы знаем, что можем не вернуться. Если забыл вдруг почему, еще раз внимательно на меня погляди. И при этом у нас есть полномочия, охрана сопровождения, у каждого — табельное оружие… А теперь перечисли-ка мне, что из этого у Дарьи имеется? — со злым сарказмом поинтересовался. Будто Женька виноват. Хотя и парень же ни при чем, по факту. — Кто-то из тех, кто ее сюда всунул, об этом подумал, когда ей доступ к нашим делам давал, вот ты мне объясни?! Или ты ей охрану выделишь, раз так за продвижение девчонки по карьерной лестнице ратуешь? Или думаешь, что со мной «фатальное совпадение неблагоприятных факторов» приключилось? Ведь и дураку понятно, что тот, кто смог до моего авто добраться и все еще остаться неузнанным, сидит где-то близко. Думаешь, много времени им понадобится, чтобы на Дарью выйти? — Олег бросил окурок в урну, пытаясь удержать в себе то, что клекотало внутри всю эту грею*ную ночь.

Потому что и сам ведь почти совершил непоправимую ошибку вчера. Оставил-таки на совещании. Слишком сильно хотелось восхищение и свет в ее глазах увидеть, восторженный взгляд, направленный на него.

Оставалось надеяться, что никто пока не просек, что через эту девочку можно до Гутника самым коротким путем добраться.

— Ты видел ее дом вчера? Подъезд, двери? С кем она живет? Кто ее там спасать будет? Анна Тимофеевна, которой до пенсии два года осталось? Или еще парочка таких же соседок? А, Женя? Расскажи, нужна ей такая «карьера», как у нас с тобой? — опять прошил зама взглядом.

Тот стоял, явно потухнув. И ни слова возражения, ты глянь. А сам не додумался? Или по х*ру было на безопасность, просто симпатичная и добрая девчонка, приятно глазу, что есть рядом такая, и вроде доброе дело делает, пытаясь ее продвинуть, а на самом деле, вообще не заботила судьба Дарьи?

Возможно, все это сейчас полыхало в глазах Гутника, потому как Евгений, стрельнув взглядом снизу вверх, опять уткнулся в пол.

— Я этого не учел. Не посчитал вероятным, что кто-то может попытаться ее использовать… Так вот почему вы ее вечно из кабинета гнали… — глянул так, будто внезапно застыдился. Но хоть честно признал.

— Плохо, что не учел, Евгений. Очень плохо. А для Дарьи, так и вообще, могло стать фатальным, — резюмировал Гутник вообще без веселья.

Ему давило голову с каждой минутой все сильнее, и все тело с какой-то радости начало болеть. Словно битами прошлись методично и по каждой кости. Противно, муторно. На погоду что ли? Теперь станет метеочувствительным? Вот счастье-то…

— А теперь, завязали с сантиментами и поехали. Работы валом, — глотнув кофе, про который забыл до этого, пошел к авто, с ощущением, что горло обожжено.

Глава 15

через три дня

— Так, так, так… И кто это у нас тут такой интересный?..

Какой-то… странный, неприятный и жесткий голос заставил Дарью вскинуться от папок, которые она изучала. Не вполне по праву, стоило признать. Может, потому ее и испугал внезапный интерес… посетителя.

Внимательно глянула, отчего-то еще больше напряжение ощутив. Она знала этого мужчину…

Нет, не так, точнее. Она его уже видела, это да. Он находился в кабинете у руководства, когда Дарью просили взять на себя исполнение обязанностей помощницы Гутника. Но кто он такой, имени его или должности — она не ведала. Их не знакомили. Раз находился там, значит, право имел, наверное.

Но сейчас напряженно пыталась уловить, что он имеет в виду, называя ее «интересной»? Помнит ли Дарью? Да и что, вообще, в архиве ищет?

В последние три дня у нее и без всяких странных посетителей настроение ни к черту было. Временами хотелось рвать и метать! Пойти к Гутнику и устроить скандал! Возмутиться его странным, абсурдным распоряжением! Заявить, что не станет его слушать! Потребовать, чтобы вот это все ей в глаза повторил, еще и с аргументами!

«Вы возвращаетесь в архив, Дарья. Неофициально. Не стоит об этом никому сообщать. Сам решу все вопросы. За вами останется оклад. Но в своем кабинете я вас больше видеть не желаю.»

ТУПИЦА!!! Вот по какому праву?

Поначалу такую злость на него испытала! Могла бы, наорала! Еще и попинала бы, если бы дотянуться была в состоянии… Ну хоть ногами. И обидно стало до жути, даже больше, чем в больнице накануне. Потому, наверное, и не пошла разборки устраивать. Гордость имела все же.

За что?! После такого прекрасного завершения ее Дня рождения… ПОЧЕМУ?! Что она не так сделала?! Ничего же не объяснил.

Просто сам решил? Право имеет?

Ну... формально, да. Но ведь и у нее есть свое мнение… Хотя… что такое мнение практикантки против решения полковника, если говорить откровенно?

За эти три дня она наизусть выучила его дурацкое сообщение! Помогло этому, конечно, еще и то, что получила Дарья его утром в субботу. И… предполагалось, что ей на работу надо, так как Гутник и его отдел планировали продолжать работать в субботу. А вот в архиве оставался кто-то один «дежурить» и появление Дарьи там точно вызвало бы вопросы. Как тут «никому не сообщать»?! Вот и маялась все выходные, не зная чем ни руки, ни голову занять. Пестовала обиду, разве что.

Тете Нюре пришлось рассказать… урезанную версию. Не готова была пока Дарья ни признаться, что именно Олег Георгиевич ей в ночь на Андрея приснился, ни то, что сама, кажется, осознала, про их притяжение и связь. Ни про то, что целый день накануне происходило. Еще не готова… Сама не все поняла, еще и после такого сна.

Не то чтобы ее опекунша позитивно данную ситуацию восприняла. Она и так была против того, чтобы Даша соглашалась помогать полковнику. Считала, что слишком тяжелая эта морока будет. А уж теперь… В общем, и с этой стороны не легче, учитывая, что нужно следить за каждым сказанным словом.

— Такой красивой девушке точно не место в архиве, — очередной комментарий этого человека и его же странный, пристальный взгляд, вынудили ее оторваться от воспоминаний и отступить. Зачем-то прижала папку к груди, будто закрываясь. — И как вас родные сюда отпустили?

Странный вопрос. Очень. Она вся застыла, вновь переведя на него глаза. Сама не может внятно объяснить, что интуицию заставляет бить тревогу, но… Страшно без всяких логических причин.

При чем здесь родные? К чему он, незнакомый человек, такое спрашивает? Или это флирт, а она по неопытности понять не может?

До дрожи не понравился слишком пристальное, пронизывающее внимание незнакомца. Взгляд, такой же противный, как и его голос. Ее передернуло так, будто кто-то гвоздем по стеклу провел…

Хотя это больше личным внутренним ощущением Дарьи было. Кто-то, вероятно, точно мог бы посчитать этого человека интригующим и приятным. Да и внешне ничего отталкивающего, даже красив, наверное. Правильные черты, выправка, фигура такая, что нет сомнений, все служебные нормативы легко сдаст.

Но…ей противно! Назад подалась интуитивно. Странное чувство, что надо бежать! Только куда? Этот как раз и стоит на входе.

**— Это Дарья, помощница Гутника. Наверняка, он ее отправил сюда за документами, отцепись от человека, Игорь, — на пороге вдруг появился Кирилл. — Ты сам тут что забыл?

Выдохнула с облегчением. Отпустило немного… Тот самый знакомый, который заходил в пятницу к Олегу Георгиевичу.

— Добрый день, Дарья, — повернулся он в ее сторону.

— Добрый, — отозвалась она настороженно.

Показалось ли, что и Кирилл с неким неприятием к этому Игорю отнесся? И будто удивлен увидеть того в архиве. А сам Кирилл для чего пришел, кстати?

Господи! Как ей выполнить распоряжение Гутника, спрашивается, если тут все повадились лично в архив приходить?!

Правда, появлению Кирилла рада. Отчего-то приятелю полковника доверилась моментально, ведь ему и он сам доверял, иначе не общался бы так при том разговоре, верно? А Гутник точно умеет разбираться в людях…

Так, она на него ЗЛА! И, однозначно, не собирается думать о достоинствах Олега Георгиевича! Вот еще!

И все же, сейчас Даша на инстинктах сдвинулась чуть в сторону Кирилла… Плохо, что не узнала тогда его отчество.

— Вас Гутник отправил с поручением? — с интересом уточнил Кирилл, игнорируя как бы второго. Но при этом Даша уверена была, что и сам чутко следит за всем вокруг.

Заметил ее реакцию? Или есть причины и ему держаться настороженно?

А тот Игорь стоит и смотрит. И на вопрос мужчины не ответил, и от нее взгляд не отрывает. Тоже уловил страх? Как хищник чует?..

Дарья кивнула, продолжая папку к груди прижимать.

Нагло врала. Но ведь полковник сам велел никому о своем дурацком решении не сообщать? Да и она, по правилам, сама по себе не имела доступа, чтобы эти бумаги трогать. Однако, почему-то ее сюда что-то подталкивало. Возможно, то самое внутреннее чутье. Имелось ощущение, что здесь есть нечто, что пригодится Гутнику в поисках. И хоть она дико злилась на него… поддалась этому любопытству.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​ В общем, правду говорить не имело смысла, да и чревато.

— Тогда бегите, Дарья, не смеем вас задерживать. К тому же, полковник ненавидит, когда его распоряжения не выполняются моментально. Сам пашет, как проклятый, и от всех вокруг того же требует, — усмехнувшись, отступил и отвернулся Кирилл от нее, словно потерял интерес.

Но при этом отгородил, на себя все внимание Игоря отвлек.

— Так что ты тут делаешь, не услышал? Не помню, чтобы раньше ты сам в архив спускался? — будто уже и забыв о ее существовании, вновь спросил у него Кирилл.

А Дарья… Не стала она ответа дожидаться! Торопливо вышла из помещения, не вполне понимая, куда сейчас пойдет, но испытывая предельную необходимость подальше от того человека оказаться.

Он ее и в первый раз насторожил, но тогда она не особо присматривалась. Решила, что мужчина в том кабинете по своему какому-то вопросу был, и просто так совпало, что и ее вызвали в это время. Сейчас же…

Странно. И страшно почему-то до дрожи!

Дошла до первой попавшейся подсобки, юркнула туда зачем-то… Будто спрятаться пытаюсь. И с этими бумагами все еще. Жестко нарушает правила работы с документами! Так ее и оштрафовать, и уволить могут. Интересно, а что Гутник скажет, если ее обвинят в подобном? Признает или нет, что отстранил Дарью с должности своей помощницы?..

По щекам внезапно потекли слезы. Вопреки воле и разуму. Она просто не в состоянии была с этим справиться! Прикусила губу, пытаясь привести себя в чувство, сжала кулаки, продолжая к себе прижимать папку.

Ну что ж такое-то?! С какой такой радости?! С чего бы ей плакать?!

**Постаралась встряхнуться, заставить эмоции и разум собраться… Но ничего не вышло.

Как бы ни уговаривала себя, как ни делала бы вид, что клекочет злостью и гневом, правда состояла в том, что, помимо этого, Дарье было очень плохо. Очень-очень… Просто ужасно! Никогда себя так еще не ощущала.

Ее словно разобрали по частям той ночью, трое суток назад, а собрали впопыхах и неправильно. И все было не так: душа болела, тело слушалось бестолково… Ей до боли, до настоящей жуткой тоски, не хватало полковника. Мука… будто похмелье, которое столько раз у отца наблюдала, вырывала душу и силу из тела.

И да, сны продолжались…

Каждую ночь после своего Дня рождения, она зажигала заупокойную свечу у постели того, кого сейчас Олегом называть привыкла. А на рассвете в ее дверь патруль вламывался, отчего Даша и просыпается.

Откинулась на стену затылком. Сама не поняла, как начала сползать вниз на пол, ноги не держали. Плохо… Почему ей так плохо? Будто трактор переехал. И не болит ничего конкретного, а словно ломает каждую мышцу в теле. Простыла, может? Аукнулось то пальто не по погоде и стремление к красоте?

Слезы потекли сильнее, туманя взгляд, всхлипнула, пытаясь удержать рыдания, но те все равно прорывались.

— Даша, девочка моя! Ты что тут делаешь?! — встревоженный голос тети Нюры заставил вскинуться. Опекунша стояла в дверях подсобки. Провела рукой по стене, включив тусклую лампу под потолком. Странно, не поменяли на новое экономное освещение, а ведь давно планировали…

О чем угодно думать, лишь бы взять себя в руки!

Попыталась быстро слезы с лица вытереть… Хотя смысл? Все же видно. Да и рыдания рвутся из груди.

Как тетя ее тут нашла?!

— Ничего… Сижу, — самое нелепое объяснение, которое можно было придумать, конечно.

Уткнулась в колени, пытаясь быстро последствия слез убрать. Ага, будто тетя ее плохо знает! Да уже все понятно же!

Только теперь заметила, что расселась между старыми стеллажами, какими-то коробками с бумагами, и пустыми ведрами. Бедлам. Освободили перед ремонтом помещение, похоже, но так и не начали ничего делать.

— Кто тебя расстроил? Почему рыдаешь? Это снова Олег Георгиевич?! — голосом, в котором ясно возмущение вибрировало, тетя Нюра опустилась рядом. — Что он еще написал?!

Конечно, далось ей такое движение непросто, все же возраст давал о себе знать. Но, покряхтев и тяжко вздохнув, она все-таки крепко обняла Дашу.

— Ничего, тетя Нюра. Это не из-за… полковника, — всхлипнув, попыталась оправдаться Даша. А вот по имени отчеству его теперь с трудом могла называть, сама не знала, отчего.

— Ну да, как же! Тиранит этот ирод тебя и теперь? Я ведь сразу против была, уж очень крутой нрав у Гутника, и взрыв тот не изменил этого. Для работы и дела, хорошо, может, если вцепится — не убежит никто. Но для человеческого общения… — она со вздохом неодобрительно покачала головой.

И, наклонившись, обняла Дарью, прижав к себе.

— Нет… Там Игорь какой-то приходил, я не знаю ни фамилии, ни кто он. Странный, пугающий, начал мне про семью что-то говорить, цеплялся. Меня от него как заморозило, — попыталась объяснить, но звучало глупо ужасно! Не объяснить толково, лепет какой-то выходил. — Потом появился Кирилл… И про него ничего не знаю, кроме того, что Гутник с ним дружит, приходил к нему, и сюда раньше как-то уже спускался. Он меня и отправил из архива, кажется, тоже не считая, что мне стоит один на один с тем Игорем оставаться, — рассказала невпопад то, что случилось, пытаясь свои эмоции на эту ситуацию свалить.

Но тетя Нюра, очевидно, имела свое мнение. Посмотрела так, словно совершенно Даше не поверила.

— Не видела я никого там, только вот ты тут и рыдаешь, — не ругаясь, а как успокаивая, погладила она по голове Дарью. — Ладно, Дашенька, иди в кабинет, выпей чаю. Успокойся. Решим, что дальше делать, — потянула ее вверх.

Даша тут же подскочила, одной рукой продолжая папку держать, подумав, что тете Нюре самой помощь нужна. Наклонилась, предложив свое плечо в опору. Еще раз по лицу пальцами провела, понимая, что это все равно не поможет. И они вместе вышли из подсобки.

Дарья оглянулась, все еще опасаясь того человека, но в коридоре никого не было, да и в приемном помещении вроде тоже.

— Иди в кабинет, ставь чай, — отправила ее тетя, — сегодня нас мало, заболели двое, скажешь, если что, что заглянула ко мне в гости. А я еще подняться должна, отнесу документы, и спущусь тоже.

— Я могу отнести, что вам надо, — вызвалась Дарья, понимая, что тете Нюре по этажам ходить тяжелее, да и не восстановилась до конца еще после болезни.

— Нет, ты отвлекись и выдохни, Дашенька, — мягко улыбнулась ее опекунша.

Видимо, слезы на лице сказались даже сильнее, чем она думала. Так на нее глянула соседка…

Решила больше не спорить, пошла в мини-кухню, которую сотрудники архива себе организовали, подумав, что это неплохой способ переключиться. Хватит киснуть!

Надо выдохнуть и осмыслить. Все: и этого странного человека, и то, что в папке рассмотреть толком, и то, как она реагирует на решения Гутника тоже. И что-то со всем этим делать! Тихо страдать точно никогда не было ее способом действия!

** Ему было паршиво. Настолько, будто организм подыхать собрался, но никак не выходило уже нормально откинуться.

И это при том, что Олег, как никогда, принимал все назначенные препараты и каждый день в больницу на реабилитацию ездил, не глядя будний день или выходной, проходя все предписанные процедуры. Чувствовал же себя при этом так, будто его по частям разбирали, без наркоза… тупой ножовкой.

И все равно, игнорируя это, он упрямо приезжал на работу. А чем еще ему было убивать время? Гутник никогда не любил безделья. Лежать в палате, понимая необходимость восстановления — и это было для него каторгой. А что говорить, если такой нужды уже не имелось?

Дома сидеть… И что? В телевизор пялиться?! Сверлить взглядом стену в тишине? Да он головой двинется! Особенно теперь…

Ему каждую ночь снилась Дарья. Каким-то он совсем планочным стал. И эти сны… Они не были теми, что поначалу его явно с похоти накрывали чистым желанием. Нет, поменялось все. Переплавилось.

Сейчас его, как гвоздем по аорте продирало, пробивало невыносимой, алчной потребностью быть рядом с ней. Просто рядом! Хоть бы видеть около себя, о большем и не думал сейчас.

Но… Сам же решил, что этим подставит только?! Все правильно и разумно. Все обосновано.

Но телу и чему-то еще глубоко в груди было по х*ру! Его изламывало! Кромсало плоть на куски по ощущениям. А все потому, что эти сны изводили, изорвали душу в клочья не хуже, чем тот взрыв его тело искорежил!

Она плакала. Каждую греб*ную ночь!

Рыдала совсем рядом, он чувствовал прикосновение ее рук, дыхание на своей коже, тихие слова, умоляющие не сдаваться!.. А ему так больно, грудь огнем пылает! И Олег отчаянно пытается вырваться из тьмы, которая давит невыносимым прессом… дышать едва в состоянии.

Гутник помнил такую тьмы: первые несколько дней в реанимации именно этой чернотой запомнились. И в своем сне — он знал, что умирает. Окончательно, без всякой надежды. Но болью кромсало изнутри именно то, как горько она рядом плачет, упрашивая его с ней остаться, а Олег бессилен даже просто глаза открыть, чтобы еще хоть один раз увидеть обожаемую и бесценную!.. Он не хотел умирать. Не был готов совершенно… Он просто не мог ее оставить!..

Но его никто не спрашивал.

Стоило ли говорить, что подрываясь посреди ночи от того, что до нее пытался докричаться, Гутник не чувствовал себя лучше или хотя бы отдохнувшим?

Потный, разбитый, ощущающий себя будто вечно-пьяным от недосыпания и лекарств… Дьявол! Олег действительно себя паршиво чувствовал!

И это даже его охрана и Евгений заметили.

Не то чтобы они в эти дни рисковали давать советы, но… Последний сегодня настоятельно рекомендовал боссу в больнице и остаться.

Однако физически врачи не нашли никаких признаком ухудшения, хотя сами были не прочь его назад затянуть в палату. Наоборот, тело исправно шло на поправку, чем, кажется, даже удивило эскулапов. Так что Олег вежливо дал понять, что вернётся на работу…

Тут в кабинете так ее стол и остался, не смог приказать убрать. Мелочи, которые не успела тогда спрятать. Ее запах… уже начинающий исчезать, но еще достаточный, чтобы Гутник мог хоть на секунду представить, будто бы Дарья рядом… И само осознание, что сегодня, в отличие от субботы и воскресенья, она где-то в одном с ним здании, хоть и не пойдет же искать. Променять это на больничную палату? Да ну сейчас, как же!

А Женька не решился больше настаивать. Вероятно, заметил, что и характер у шефа за последние дни стал только паршивей. Впрочем, как и остальные парни. Умные все, блин. Мигом считали, что лучше без крайней необходимости по отделу не шастать и полковнику на глаза не попадаться. Короче, даже не на ком сорваться. Издержки работы с аналитиками.

И все бы ничего, собрать только волю в кулак, и перетерпеть… Да только с чего так ломает? Самому непонятно: если все так прекрасно и двигается даже быстрее ожидаемого, судя по наблюдению врачей, с какой стати Гутник чувствует настолько х*рово?!

Его будто лихорадило без перерыва. Вот только никакой температуры не было и в помине. А вот ломка по аромату ее волос, по теплу руки Дарьи, по ее вечно упрекающим советам… была. Тело прессовала, душу пробивала насквозь!..

— Не стоит, Анна Тимофеевна, полковник занят…

— Не задержу я вашего полковника! У меня к нему на пару минут разговор, — какая-то неожиданная возня и общение на повышенных тонах заставили его вскинуть голову, оторвавшись от изучения на экране файла по Мироненко, чем занимался последние два часа.

Гутник был уже уверен, что тот ни при чем и никаким образом не курирует трафик наркотиков, прикрываясь должностью. Больше того, имелось серьезное подозрение, что их сотрудника из области активно пытаются подставить, подтасовывая факты, и их же наталкивая на ложный след. Неплохо подготовленный и продуманный, стоило признать.

Прозапас, курировавший это дело, пришел к таким выводам, и Олег был склонен с ним согласиться, когда все, нарытое подчиненными, изучил. Работа отвлекала, пусть и с горем пополам.

Он бы даже не против был вызвать в столицу этого Мироненко, чтобы поговорить лично, допросив, и закрыть уже вопрос. Других проблем хватало с головой. Собственно, это и планировал поручить Евгению организовать. И тут шум…

В этот момент в дверь постучали и на пороге возник смущенный и будто не вполне уверенный в своих действиях Евгений.

— Олег Георгиевич, тут…

— Я и сама о себе расскажу, не к королю на прием пришла, — не дав его помощнику договорить, в кабинет зашла та самая Анна Тимофеевна, просто величественно оттеснив зама.

Смело, не отнять. Говорила она сдержанно, но вот сходу ощущалось все ее негодование. Да и не скрывала немолодая женщина, что весьма серьезно настроена предъявить претензии.

По факту, она работала в архиве уже довольно долгое время и они были неплохо знакомы, доводилось не раз пересекаться, и всегда нормально коммуницировали… Подумалось вдруг, что даже странно, как он раньше про Дарью не знал ничего, если она ее так давно опекала? Как так вышло, что не встречался, не слышал?

Но сейчас точно не до подобных выяснений. Да и интуиция подсказывала Гутнику, что не работа привела нынче пожилую сотрудницу сюда. И, судя по выражению лица Евгения, его зам имел такие же подозрения.

— Все нормально, Женя, — кивнул Гутник, тяжело поднявшись.

Пришлось упереться кулаками в стол, перенося на руки часть веса, но сидеть в такой ситуации показалось чреватым. Как бы там ни было, а понимал, что, с ее точки зрения, все решения Гутника могут казаться чертовски несправедливыми…

Дождался, пока Евгений закроет дверь, да и Анна Тимофеевна говорить не торопилась. И лишь когда они остались вдвоем, уточнил:

— Чем могу помочь? — выдержав ее осуждающий взгляд твердо и прямо, спросил без экивоков.

Глава 16

— Помочь? Может, вы хоть подлости делать перестанете? Не ожидала от вас подобного, Олег Георгиевич! — что ж, он тоже не ожидал, конечно, от Анны Тимофеевны, но понять мог.

Странно немного, все же не привык, чтоб кто-то решался спорить или возмущаться его решениями, допекать ему же из-за распоряжений. А за эти три дня чуть ли не каждый решил отметиться в защиту Дарьи. Парни вроде и молчали, но так выразительно на ее пустой стол поглядывали, приходя отчитываться, что каждого хотелось припечатать… и совсем не словами. Сдерживался еще пока…

Хотя он же, елки-палки(!) первый ее защищает! Но нет, все решили ополчиться против «деспота и тирана», видимо.

— И какие же подлости я совершил? — резковато, пусть и сохранив вежливый тон, поинтересовался. Никакого желания не было по-новой объяснять все еще и ей.

Анну Тимофеевну, впрочем, его настроение не отпугнуло.

— Я сразу была против, чтобы Даша соглашалась, знала, что у вас характер тяжелый. Не нужна ей такая работа! Но нет, она решила, что просто обязана вам помочь! А Даша всегда такая: если что-то решит, не свернуть с дороги никакими доводами! — судя по настрою, Анна Тимофеевна тоже не собиралась разводить церемонии.

Любопытно, кстати. Не знал, что опекунша ее была против… сама понимала, чем Даше аукнуться может подобная должность? Тогда какие претензии?

— Только за что вы сейчас ей нервы тянете?! Зачем добиваете? Что она вам сделала? Никогда не поверю, что Даша что-то плохо выполнила или нарушила! Не тот она человек, а если и ошиблась где-то, то разве что по неопытности. Но и то… Я же ее с десяти лет знаю! Не верю! А вы до слез девочку доводите! Мучаете… Мало того было, что выгнали, так и дальше жилы тянуть продолжаете? Что вы ей сегодня написали? Чем до таких рыданий довели? Я от вас, Олег Георгиевич, подобного не ожидала. Стыдно должно быть, полковник! — женщина глянула на него с упреком и даже гневом, где-то.

А он как-то, вообще, не просек. Нахмурился, пытаясь понять, о чем она? Впрочем, Анна Тимофеевна от него ответа и не ждала.

— Я не видела слез у Даши с похорон ее матери. Даже этот пьянчуга, ее отец, и брат, который слова доброго не заслуживает, не сумели ее довести до слез ни разу. Девочка сильная, терпела, шла к своей цели, вопреки всему, что на нее в жизни свалилось. А вы… Вы хоть представляете, как она хотела сюда с детства? Именно в СБУ?! Не просто юристом, не выскочить замуж за кого-то из состоятельной семьи в университете. Нет!.. Да она, вообще, за эти два года, что поступила, не обращала на парней внимания! Она училась! И в школе по-взрослому пахала, вот не совру… У нее всегда цель была, хоть и я понять не могла, откуда? Отговаривала, убежала, что не лучшая работа для девушек. И с чего Даша, вообще, решила, что ей сюда надо — понять не могла. А она мне всегда одно твердила — приснилось… — женщина как-то грустно улыбнулась. — И она училась. А я старалась помогать. Грех мешать, когда явное же предназначение у человека! А вы что? Растоптать ее мечту и силу воли решили? Да кто вам сказал, что право имеете ее унижать?! — было такое ощущение, что Анна Тимофеевна накопила в себе немало претензий, и именно к нему.

Видимо, все выходные закипала потихоньку. А сегодня рвануло… Смотрела на него, как директор школы на двоечника и хулигана, разбившего окно в ее кабинете, ей-богу. Непривычно.

А Гутник… Его вообще не это задело! Обвинения мимо прошли, он-то знал, для чего все делал. Хотя каждое слово запоминал, и про силу воли Даши, и про характер (сам все это тоже заметил), и про странное стремление, действительно, тут работать. Да кто из девочек с детства мечтает попасть в службу безопасности страны?!

Серьезно?! А как же конкурсы красоты там, актёрство… Ну, карьера врача или учителя, на худой случай… Блин, он не в курсе был, о чем мечтают девчонки, но точно не о том, чтоб с утра до ночи раскрывать заговоры и следить за потенциальными террористическими угрозами, казалось.

Ну и сны у нее в детстве были, однако.

«А ведь он сам тут уже пахал тогда, получается, если возраст прикинуть…»

Странная мысль. К чему? Да и стало не по себе, когда вспомнил, что реально рассматривал вариант ее выжить из Управления. А по какому праву, собственно? Из-за своего единоличного решения…

Но все это было сопутствующим в данный момент. Вторично.

А вот единственное, что услышал, что реально пробило до солнечного сплетения — она плакала.

Почему, черт возьми?! Ведь он сегодня ничего не писал, точно. Не сумел бы ее ничем довести… Или недооценивает влияния того сообщения, что три дня назад отправил? Но Даша казалась достаточно уравновешенной и разумной. И если так решительно к цели шла, разве мог он ее сбить одним приказом?

А если… Да нет, не могла эта чертовщина со снами быть заразной! Это его заскок! Видно, сказалась травма головы. Но… что же тогда Дарью до слез довело? Ведь Олег максимально сдержанно и корректно ей написал, разве нет? Нигде и намека не было на недовольство или упрек…

Или Гутник таки тупица и чего-то не понимает?! Если девчонка мечтала о карьере в СБУ, если стремилась максимально выложиться, могла ли воспринять его решение, еще и без объяснений, своим личным фиаско? Это причина грусти?

Или… Может ли такое быть, что ее кто-то другой обидел? Довел до слез? А она просто опекунше не рассказывает?!

**При одной мысли, что кто-то здесь, в его вотчине, считай, посмел оскорбить или задеть Дарью, обидеть ее — внутри взвилось нечто тяжелое, мощное, дикое. Примитив полный, а накрыло так, что зубами заскрипел. Затянуло разум какой-то черной пеленой, жесткой потребностью немедленно все выяснить! Тупо, учитывая, что сам целенаправленно оттолкнул. Ему можно, значит, а остальных голыми руками готов идти закапывать в землю?

Где твоя адекватность, полковник?!

Совсем контроль над порывами теряет? Становится непредсказуемым, опасным…

Вроде и пытались пробиться проблески разума, а все равно, все тело словно прошило напряжением. Немедленной нуждой увидеть, выяснить, добиться у нее правды, узнать, что случилось?!

Но перед ним все еще ее опекунша стояла, кстати, прожигая гневным взглядом. Очевидно, рассчитывая, что Олег падет ниц и покается.

— У нас не лучший отдел, чтобы ей карьеру строить, — хмыкнул, пытаясь сарказмом скрыть все то, что в груди клекотало. — Я не хотел Дарью втягивать в то, что может к такому привести, — махнул травмированной рукой, как на весь свой вид обращая внимание. — Она точно не заслуживает сходу быть втянута туда, где опасности подвергаться может, — отрезал резче, чем хотелось бы.

Все же с контролем у него теперь капитальные сложности. И за эти три дня все только ухудшилось.

Зато, не мог не отметить, что странная ломота, которая мучила все это время, сейчас как изменилась, переплавилась в потребность двигаться, действовать… До нее добраться! Выяснить, разобраться… Аж подкидывать внутри начало. Но это же тупо. Сам решил…

— Возможно, кто-то другой довел ее сегодня? Я ничего не писал, — поинтересовался у Анны Тимофеевны.

Женщина, кстати, как осела немного, задумалась после его слов. Иначе глянула, будто впервые новые детали во внешности Гутника оценив. Не то чтобы ему приятно было ее разглядывание, но и забавно немного. Остались, выходит, те, кто не обращал на его травмы внимание? Она ли привила подопечной такой же взгляд на мир? Ведь и Дарья на него вечно смотрела так, будто не видела ничего из того, что и давних подчиненных поначалу заставляло отводить взгляд…

Анна Тимофеевна нахмурилась.

— Даша говорила про кого-то… Что приходил в архив кто-то, не могла толком объяснить. Но я не видела никого, нашла ее рыдающей в подсобке, вот и решила, что она просто меня отвлечь пытается, — кажется, немного сдала назад женщина, смутилась. Уже не так на гневную валькирию похожа была. — Я… понимаю ваши доводы. И даже разделяю. Сама об этом думала, — ровно встретив его взгляд, кивнула. — Только, а ей вы говорили о причинах? — как-то иначе глянула, пытливо, будто в голову Гутнику пытаясь пробраться.

Не то чтобы это и у более опытных людей выходило, даже у тех, у кого дознание — основная задача. И сейчас не сомневался, что не поняла, как его телепает от одного воспоминания о Дарье. И все же…

А еще Гутника внезапно проняло. Стало-таки… не стыдно, нет, но совестно точно, елки-палки!

— Я никогда ее такой расстроенной не видела, как после этого вашего сообщения, Олег Георгиевич, — все же точно продолжая упрекать, добавила их управляющая архивом. — Она сама не своя эти три дня ходит. Как в воду опущенная! — слабину в нем ощутила, что ли?

Вот что за тяга добить, а? Гутнику и так паршиво, он и сам представить мог, насколько обидел Дашу своим распоряжением. Особенно теперь понимать стал.

— Немного ознакомившись с характером вашей воспитанницы, я испытал сомнения, что она прислушается к разумным доводам, — хмыкнул Гутник, вновь пытаясь акценты перевести.

А сам попытался понять, было ли рациональное зерно в словах о том, что кто-то все же ее мог испугать в архиве? Но кто?! Она там два месяца заменяла эту самую Анну Тимофеевну и со всеми нормально общалась, если Евгению верить. Любимицей стала… Не только его, блин.

— Да, Даша упрямая… Целеустремленная, если решит что-то, — не без гордости в голосе, усмехнулась вдруг Анна Тимофеевна.

А Гутнику прям подпекать внутри внезапно стало. Некий алогичный порыв! Неразумный, опасный. Неконтролируемый. Аффект, елки-палки!

— Так кто ее напугал?! — потребовал он больше информации, сам не поняв, отчего решил именно так. И опекунша Дарьи удивилась, казалось. Помедлила.

— Я не очень разобралась. Она совсем не ясно объясняла, говорил, что одного мужчину у вас в кабинете видела, а другого не знает, — походило на то, что Анна Тимофеевна наконец-то смутилась и поняла, что не вполне уместно пришла свой гнев выплескивать на… руководство, в общем-то.

Но Гутнику внезапно не до таких тонкостей стало. И на все собственные доводы, которыми усмирял эти дни невыносимую нужду увидеть ее, пох*р вдруг! Какое-то странное помутнение сознания, ей-богу! И разум вроде отмечал где-то вдалеке, что эта потребность вразрез со всей логикой идет! Но…

— Где она сейчас?! — рявкнул, натурально потребовав ответ, не вполне осознавая, что и тело уже не так ломит.

Словно цель добраться до Дарьи вдруг стала доминирующей, вытесняющей все остальное из его сознания!..

**Чая не хотелось. Вот, вообще!

Дарья посмотрела на полную чашку и только вздохнула. С таким же тяжелым сердцем глянула на папку. Непонятно… С какой радости та к ее рукам будто прилипла? Не характеристика чья-то, не отчет.

Описание какого-то допроса, но точно понять содержание сложно. Слишком многое вычеркнуто так, что слов не разобрать. Вот зачем в архиве держать документ, который явно ничего не позволяет узнать? Или его распечатывали по запросу кого-то, у кого доступа не было толком? А зачем? Чтоб не лезли больше?

Надо ли ей искать оригинал? Но у Даши же доступа еще меньше, и кто ей позволит? Несмотря на всю к ней любовь, тетя Нюра очень ответственно к работе относилась всегда, и самой Дарье подобное отношение прививала. А она и так уже тут позволяет себе нарушать правила, а все из-за странного порыва, который все равно не оценит… никто. Так что имелись сильные сомнения, что эти бумаги ей чем-то помогут.

А может… Если Гутнику те все же отнести… Сумеет ли полковник понять, что это за дело и о чем? Только вот обида же так и полыхает внутри. И есть подозрение, что если решится на что-то подобное, то не о деле ему говорить начнет, а вывалит все претензии на голову Олега Георгиевича, устроит скандал.

Господи! Почему так больно и тяжело опять? И настолько сильно к нему хочется… Обижена же?..

Не поняла, когда и как, только вдруг осознала, что вышла из кухни и уже в архиве, в коридоре оказалась. Зачем-то в сторону той подсобки направилась, где уже пряталась сегодня. Странно…

Словно что-то тянет ее туда! Подумалось, что надо осмотреться еще раз, там тоже какие-то папки ей вроде мелькали. Забыли, наверное, не до конца убрали. Направилась в ту сторону, но, почти дойдя, вдруг какое-то движение в конце коридора увидела. Обернулась, давя заколотившееся в груди сердце, отчего-то испугалась, что тот Игорь вернулся…

И с первого же взгляда поняла — нет!..

Еще быстрее рванула на себя дверь, буквально спрятавшись, юркнула в подсобку. Прям какое-то личное убежище! Только…

Сердце колом в груди стало, давя изнутри на ребра, распирая, к лицу кровь прилила! Олег Георгиевич… Она эту рванную походку и в полной темноте, казалось, узнает уже!

Увидел ее? Или не успел заметить? И что он тут делает, если сам сказал, что видеть ее не желает? Зачем в архив пришел? Послать вместо себя теперь некого? Смешно.

Стоит, прижимая руки к груди, кусает губы, не понимая, что даже свет не включила, пусть и сложно считать нормальным освещением ту тусклую древнюю дампу, которую тут отчего-то не поменяли.

Но слишком долго ей не довелось вопросами задаваться, потому как дверь резко распахнулась и пятно яркого света удлиненным прямоугольником выхватило часть подсобки, и саму Дарью в том числе.

— Какого черта вы тут делаете?! — на пороге, кто бы сомневался, стоял Гутник. И хмурился он так, словно Даша его приказ нарушила. Прищурился, всматриваясь в сумрак, очевидно.

А Дарью вот эта вот претензия, прозвучавшая в его голосе, аж взбесила внезапно! Или все, что накопилось за последние три дня, накатило!

— Прячусь! — огрызнулась без всякого пиетета или трепета перед руководством же.

У полковника что-то во взгляде изменилось. Сложно было точно при таком освещении рассмотреть, ведь свет из-за его спины падал, оставляя лицо мужчины по большей части в тени, но вот прям в ней отозвалось! Некая, не вполне понятная какофония всего и сразу!

Руки затряслись, пришлось сжать ладони. И внутри все пылает просто! А еще к нему рвется сама душа, кажется, — впервые же за эти дни увидела рядом, живого, невредимого!

Но и как-же хочется скандал устроить… Сама от себя не ожидала!

— От кого? — показалось, или он реально смешок спрятал?

А еще Олег Георгиевич взял и внутрь зашел! Дверь тут же захлопнулась за его спиной, и они во тьму погрузились. Потому как свет включить полковник тоже не додумался. Теперь надо наощупь искать выключатель… Понял это и Гутник, чертыхнувшись сквозь зубы.

— От вас! — сделала она в сторону шажок, стараясь вспомнить, где здесь выключатель. — Это же вы написали, что видеть меня не желаете. Выполняю ваш приказ, полковник! — не то чтобы специально, но голос просто сочился сарказмом, который не получалось в себе удержать.

Злилась… Злилась… Злилась все сильнее с каждой секундой!

Вообще на нее не похоже! Будто снежным комом на Дашу навалилось все то, что так долго сдерживала в себе. Море претензий! Дикая потребность!

И оба стоят в темноте… Ни черта же не видно!

Детский сад какой-то! Но от этого даже проще злиться!

— Дарья…

— Что «Дарья»?! — не удержалась, отозвалась ехидно.

Кажется, из нее понеслось что-то такое, чего и сама Даша не могла предвидеть. Из-за темноты и будто расширившихся границ потому, что не видно ее? Или просто накопилось?

А сколько можно безнаказанно на ее нервах играть?! Сколько можно заставлять ее душу метаться?!

Не вполне осознавая свои действия, шагнула уже вперед, решив, что пора свет включать. Темнота сбивала с толку, дезориентируя и заставляя терять некую нить связи с реальностью. Будто превращая ситуацию еще в один сон.

Стена же где-то там была, верно? Только, кажется, у Гутника тоже появилась такая вот «светлая» идея. И полковник, судя по звукам, также свой шаг сделал…

Стену она не нашла — в него врезалась всем телом. А Олег Георгиевич моментально Дашу обхватил руками, поддерживая и спасая обоих от потери равновесия.

— Вот зачем вы пришли сюда, если я вам так осточертела?! Не могли кого-то другого в архив послать, если документы понадобились? — даже с обидой какой-то выдохнула свою претензию.

А на самом деле, скрыть пытаясь, как ее трясти начинает от ощущения горячих ладоней на своих плечах, которые Гутник и не думал убирать. Больше того, после ее слов, Олег Георгиевич сильнее сжал пальцы, будто силой стараясь компенсировать увечия рук, буквально ее к себе притиснув.

Дашу же словно током от этого прошило насквозь, усилив дрожь! И полковник сейчас, такое чувство, будто на некой тонкой грани и вот-вот сорвется… Вот только куда? И потянет ли ее за собой?

**

— Да ну елки-палки! Я же просто не хотел вас во все наши проблемы втягивать! Не желал опасности подвергать! Неужели это не очевидно, раз вы такая, со всех сторон, умная?! — рявкнул вдруг Гутник, для самого себя нетипично!

Причем так, будто сто раз уже это ей объяснял и сам беситься начал от ее тупости.

В темноте, конечно, прозвучало вообще грозно, у кого-то и поджилки затрястись могли бы. Но не у нее… И не то чтобы Дашу эта претензия на миролюбивый лад настроила.

Отчего он решил, что орать на нее может?!

Не хотел он! А ее спросил о том, что Дарья хочет?!

— Очевидно?! А что в вашем сообщении наталкивало на это? — не понизила она напор и возмущение. — «На глаза мне не попадайтесь»?! — ну, хорошо, чуть утрировала. Но ее тоже понять можно…

А сама же и не пытается отступить от него. Больше того, уперлась лбом в плечо Гутника… И будто не замечает, что одна ладонь полковника уже уверенно в ее волосы погрузилась, растрепывая косу. А он наматывает ту на свои же пальцы, как еще крепче к себе привязывая.

Интересно, а сам Гутник это понимает?..

— Не было там такого, не врите! — буквально через зубы процедил Олег Георгиевич, но…

Внезапно резко выдохнул. Словно осаждая и себя, и ее.

И сделал это быстро. Гутник успел себя в руки взять до того, как Даша бы возмущаться начала. При этом и ее из этих самых своих рук не выпуская. Опыт?

— Простите, Дарья. Мы не с того начали, — совершенно иным тоном заметил полковник, словно искренне пытался наладить диалог.

И было очень сложно не прослушаться, даже при ее злости. Убеждать и управлять этот человек точно умел, хоть и только голосом в полной темноте.

— Мой поступок был обоснованным, с моей точки зрения, но, в самом деле, не учитывал вашего мнения. Я не знал, насколько много для вас значит ваш выбор профессии. Анна Тимофеевна чуть больше мне в этом направлении открыла глаза.

Э-эм… как-то она не ждала такого от Олега Георгиевича.

Вот совершенно. Он извинился? Или что это было? При чем здесь ее тетя? И почему у нее сил нет отступить? Как так вышло, что ее собственные руки уже его плечи обхватили…

Боже! Что Даша творит?! Надеется, что он в темноте не ощутит? Но она-то ведь все чувствует, что он делает, как притягивает ее все ближе. И его дыхание на своем лице уже ощущает… Сильные, жесткие пальцы на собственном затылке в волосах. И совершенно нет впечатления, что чего-то ему не хватает или ущербен… Потрясающий!

А ей голову ведет, заставляя забывать про все претензии!

Слишком острой памятью о прошлой потере и той боли, что три дня вглубь себя пыталась затолкать, отзывается. Правда?.. А разве Даша сомневается?

А он?.. Он это ощущает?! Догадывается? Понимает ли, кто они друг другу?!..

— И, кроме того, Анна Тимофеевна сообщила, что вас сегодня кто-то сильно расстроил, напугав. Кто это был, Дарья?! — голос Гутника стал низким, хриплым.

А еще до бесящих чертиков требовательным! Вот кто ему сказал, что может так с ней говорить?

— Почему вы плакали?!

Таким тоном вдруг спросил, что ее в жар бросило! Каким-то очень реальным в этой тьме, будто еще одной ладонью голос стал, которая звуком скользит по ее скуле, бровям, чуть царапая кожу…

— Какая вам разница?! Это же вы меня видеть не желали! — выставила подбородок вперед. Но…

Дашу трясти мелко-мелко начало. И настолько мощный порыв вдруг накрыл! Неистовая потребность… Тяга к нему! Почти нужда стать еще ближе! Прижаться, соприкоснуться любым участком кожи, чтобы тепло его тела ощутить, самой настолько сильно обнять Гутника, чтоб никогда больше не зажигать поминальные свечи у его изголовья!.. Защитить всем, чем сможет только!

— Вы все еще моя помощница, Дарья! И в полной зоне моей ответственности, — он будто давил своим голосом, приказывал, неистово требовал подчинения и ответа!

Помешательство полное! Слилось настоящее и прошлое в голове, стирая грани и рамки! Она как потерялась в этой темноте, утратила связь с реальностью.

Только вот Дарья, несмотря на нахлынувшие эмоции и такие объемные ощущения, еще не готова была прошлую тему закрыть. Он ее обидел!

— Вспомнили вдруг? — фыркнула. — Вы это признаете, только когда вам удобно! И почему так уверены, что дело не в вас, полковник?! Сами меня отправили от себя подальше, — проворчала… уже не так напористо, конечно.

У самой голос упал, низким стал, дыхание не хватает отчего-то. Мысли метались, сложно стало подбирать слова, да и события терялись, путаясь в связях и последовательности. Темнота все же… не пугала, совершенно нет, рядом с ним ей ничего не было страшно. Но кардинально изменяла восприятие.

— Всегда в других легче причину найти? Вы идеальны и ошибок не совершаете, да?! — вроде как упрекнула, хотя отчаянно искала в себе силы назад отступить…

И так же отчаянно проигрывала разумному, не в силах противостоять какому-то нереальному протяжению между ними! Это даже с магнитом не сравнить! Нечто несоизмеримо большее… Как гравитация земли… Или влияние Луны на все земные океаны и моря… Неотвратимо!

Словно точно часть ее души с его навеки связана.

А Гутник суставами вдруг хрустнул, сжав кулак, и будто с опустошением неким выдохнул.

— Значит, все-таки я виноват? — произнес глухо и отрешенно.

И так мощно ей отозвалось той болью, что прозвучала в этой простой фразе! Самой невыносимо стало.

Ну вот как так?! Вся злость словно схлынула, опала, оставив только необходимость сделать все, чтобы он себя не корил из-за нее. Сил же не будет выдержать его самобичевание!

Знает ли? Понимает ли он, насколько они важны друг для друга?!.. И как поднять такой вопрос — ни единой идеи! Еще чуть вперед подалась, прижавшись лицом к его шее вдруг. Воротник мундира давит в подбородок. Но выше Даша виском, щекой ощущает его жаркую, чуть колючую кожу.

Что происходит?! Что они оба творят?!

Стук пульса полковника… Резкий, тяжелый выдох. И настолько жадный вдох, что колени ослабли, в животе разлилось пылающим жаром внезапно!.. Сама задохнулась, облизнула пересохшие вдруг губы, кажется, его кадык задев кончиком языка.

Солоноватый привкус ударил в голову сильнее, чем алкоголь мог бы!

Тяжело самой вдохнуть, грудь сдавило будто бы, в животе узел, словно необъятное в примитивный объем вместить пытается! И в промежности вдруг тяжело и влажно, тревожно горячо… непривычный голод плоти пробуждает.

Никогда так ни на кого не реагировала в жизни!.. Что и не удивляет теперь.

А его ладонь уже ее затылок накрыла, чуть давя, будто Гутник закрыть ее от какой-то угрозы своими руками пытается, всем собой обернуть.

И все та же темнота вокруг… Только им уже света и не надо, кажется. Решились бы на подобное пусть и при тусклом, но освещении лампы? Сомневалась…

— Олег… — сорвалось с губ само. И сама же смутилась, совершенно не представляя, как он отреагирует. Ведь маловероятно, что и он что-то осознает, помнит. — Геор… — но не успела отчество добавить.

Полковник, похоже, также утратив контроль над ситуацией, вдруг жадно, тяжело надавил на ее шею, затылок. Буквально вынудил Дашу приподняться на носочки, подчиняясь этому движению. И, черт знает как сумев наощупь найти, сам наклонился, с алчностью, с силой припав к ее губам!..

Глава 17

Он сошел с ума.

Другого объяснения не существовало. Двинулся разумом окончательно и бесповоротно! Иначе как осмыслить, что, вопреки всем своим решениям и точному знанию верного и правильного — творил в этот момент?!

Более того, он не мог, а самое ужасное — не хотел (!) искать ни единой причины, чтобы остановиться!

Его словно одурманило нечто! Околдовало, забирая волю и логику, оставляя в опустошенной душе только невыносимую потребность в Даше.

И сейчас Олег просто тонул в ней! В тепле ее кожи, в мягком ощущении дрожи женского тела, притиснутого к нему настолько сильно его же руками, что оба становились почти единым целым!

Хорошо… Олегу было настолько чертовски хорошо! Почти невыносимо… Но он ярко осознавал, что ни за что в мире от этого ощущения не откажется. Не после того, как три последних дня просто подыхал, не имея даже варианта всего лишь на нее взглянуть.

«Бл*! Какого греба*ого дьявола он делает?!" — в голове прострелило отдаленным отголоском логики.

Этого уже не списать на случай или трактовку. Все предельно очевидно, и плевать, что в полной темноте происходит… И как он перед ней это свое безумие оправдываться станет? Ведь свое положение и перевес возраста использует, как ни крути, вместо того, чтоб вовремя ситуацию остановить.

Но Гутнику без разницы внезапно! Все безразлично, кроме ощущения, что она к нему впритык. Его губы на ее губах, жадные, давящие! Дыхание Дарьи пьет так, словно из-под воды выбрался, задыхаясь, и только она спасти может.

Тело, успевшее забыть, похоже, что еще полчаса назад каждой клеткой подыхало, внезапно воспряло, ощущая себя живее всех живых!

И дело не только в налившемся до боли члене. Черт, это было всего лишь двадцатой частью всех ощущений! Олега как током пробило по каждому нерву, в каждой клетке — кобальтовой дугой прожгло! В малейшем сосуде будто огненная лава струиться начала, заставляя пылать мышцы, обжигая кости этим атомным пульсом энергии!..

Он знал, каково это — гореть заживо. Действительно знал…

И сейчас чем-то напомнило — отозвалось. Жгучей болью отдалось по спинному мозгу, но совершенно иной… Диким голодом неудовлетворенности, какой-то безумной, неистовой потребности, выжирающей его изнутри!

Однако в этом огне, который его возле Дарьи охватывал, Олег был готов пылать вечно, истлевая до самого пепла! А потом воскресать… И заново! Долбаный феникс!

Но и тогда не выпускать ее из своих рук! Ни за что в жизни, казалось сейчас, не сумеет уже от нее оторваться.

Его поглощало, одурманивало их простое соприкосновение губ и тел, плевать, что через одежду! Четкое осознание — останавливаться поздно, и дальше все будет только ближе, плотнее, кожа к коже…

Жарким дыханием, выступившей испариной, которую он жаждал бы с ее дрожащего тела слизать!..

И Олег словно всем собою обхватить Дашу пытался, поглотить, не в состоянии сдать назад! Мог бы — разодрал бы себе сам ребра и ее запихнул в эту проклятую пустоту, где годами только глухая стена была. А последни три дня — чертова туча боли после каждого сна, и какая-то дикая тоска… В свои мышцы впаял бы Дашу, в кровь, в кости!..

Но ведь в том и дело, что не мог он ничего такого. Никакого права не имел, если вспомнить про логику. Только и с памятью сейчас большие проблемы!

Какой-то греба*ый дурдом! Кроет почти невыносимой нуждой, рвет глотку… Больше, сильнее обнимать надо! Целовать с безумной алчностью, чтоб не исчезла, не забрал никто! Потому что его она! Плоть от плоти, казалось, дыхание от дыхания.

Однозначно обезумел. Бесповоротно.

Давяще, властно, мощно губами Дарьи овладевает, прикусывает, втягивает в себя, в каком-то совершенно бесконтрольном порыве, языком в ее рот уже ворвался…

И понимает же, что испугать может, что ни х*ра адекватного в его поведении нет…

Но ведь и она к нему тоже тянется!.. Чувствует, как отзывается на каждое движение, сама прижимается сильнее. Обхватила руками его плечи…

Или кажется? Освещения нет, ни фига не понятно… А вдруг просто на ногах устоять пытается? Или его отталкивает, а Гутника так накрыло, что не улавливает?.. Реально неадекватный же в этот момент.

Да нет же!

И потом, может, и ей темнота помогает иначе его воспринимать, не видно же шрамов… Хотя Даша и так те видела уже, и не испугалась вроде ни разу.

Черт! Надо остановиться! Хоть какое-то подобие адекватности ситуации вернуть. И плевать, что при одной мысли об этом все тело будто в ломке, судорогой сводит. Как пережил три дня не видя даже? В данный момент это колоссальной загадкой казалось.

И все же… где-то остались крупицы совести…

Вот тут, словно уловив в нем это намерение, Дарья вдруг очевидно вперед подалась. Ее судорожное, тяжелое дыхание ударило ему по нервам. Неумелые, но очень даже смелые попытки отвечать на поцелуй Олега — подорвали выдержку полковника на х*ен! Никакие ограничители и тормоза не работают! Вот как тут остановиться, кто ему может сказать?!

А они же в Управлении, елки-палки! В подсобке, куда кто угодно может зайти в любой момент… Ему-то по фигу, уже и так столько всего болтают, что не шкура — броня, нарастил. А вот о ней точно не лучшие сплетни пойдут, если кто-то сейчас случайно заглянет…

И его ответственность — защитить Дарью от всего. Первоочередная, глобальная. От самого себя и последствий своих же глупых порывов — в первую очередь. Сколько можно доводить ее и заставлять плакать?

Не имея никаких сил оторваться от мягких губ, которые дурманили Гутника сильнее всего, что только вообразить мог, он привалился к двери сзади. А так и продолжает Дашу обнимать обеими руками. Пальцы в ее волосах, лицо к лицу… Не может размокнуть объятия.

Каким чертовым образом?! Просто как?!

Понятия не имел, где нашел силы, но все же принудил себя остановиться. Прижался распахнутым ртом к ее скуле — ощущение, что сдавал нормативы так ни фига и не восстановившись. Дыхание грудную клетку рвет, в черепе грохочет пульс, оглушая ударами крови, а пальцы словно свело, скрючились, вцепились в ее волосы, кожу…

Не может отпустить! Просто не может! Его же! До легчайшего вздоха, до мельчайшей клетки!

Вся его, до самого тихого всхлипа, до вот этой дрожи, которую своим телом впитывает! Только кто ему это право присвоил? Сам взял нагло? А ее мнением поинтересоваться?.. Разве уже не наступил на эти грабли?

И все же… Хлопнул рукой по стене, где, по логике, должен был включатель находиться. И, чуть прищурившись, впился взглядом в лицо Даши. Благо лампа тусклой оказалась, не резануло по глазам.

А она на него так в ответ глянула… защемило за грудиной. Запекло!

**— Паршиво у меня выходит извиняться. Только новые поводы вновь просить у вас прощения раз за разом создаю, — Гутник откашлялся, попытался в иронию все обернуть…

Потому как вообще не представлял, как в нейтрал ситуацию перевести! И по ее взгляду ни фига непонятно… Что олень, выскочивший на свет фар среди ночи — замерла, и только огромные глаза на него смотрят, растерянно как-то, одурманено. Губу закусила, словно от страха.

В голове какофония! Подвела и логика, и здравый смысл, и рациональный анализ реальности — все, чем по жизни гордился. Он просто не в состоянии рядом с ней оказался помнить об этом. Ничего не было важнее, чем Дашу заполучить… Словно некая колонна, которая все в его понимании мира на себе несла, рухнула, обнажив совершенно иные приоритеты теперь.

Она промолчала. Стоит и смотрит, словно и не услышала его. Так, будто в душу Олегу заглянуть пытается, в самое нутро, надеясь там высмотреть нечто, ей одной понятное.

Но как разобраться, что именно?! Гутник снова прокашлялся.

— Дарья… Мне искренне жаль, что все так случилось.

Блин! Врет же! Хотя… нет. В чем-то сожалел, конечно, что вот так набросился на нее, по факту. Но…

Голос ни х*ра не прорезался. Грубый, низкий, у самого ощущение, будто выкурил разом пачку сигарет, так сипит. Даже неловко стало. Пугает ее этим тоном?

И… все еще ее в своих объятиях держит!

А она так и стоит, и не пытаясь отступить, на него смотрит.

Причем так, что у Олега в голове вновь грохочет, и хочется все свои разумные доводы послать далеко и капитально! Будто сама пьяна после этого поцелуя, нереального, словно приснившегося обоим.

Все нараспашку в глазах, ничего скрыть даже не пытается. Щеки пылают, губы припухли, им замученные, и тонкие пальцы, явно же неосознанно, за его мундир до сих пор цепляются, будто нет иной опоры… А его левая ладонь все еще в ее волосах, кстати. Косу растрепал безбожно…

Даша так и молчит, и только воздух пытается в себя втянуть. Ни одной привычной колкости в ответ, но хоть и не плачет. И продолжает смотреть на него… Так, что Олегу душу будто консервным ножом вскрывает — когда что угодно к ее ногам бросить хочется!.. Только бы ответила, сказала хоть что-то! Что-то вообще непонятное и непривычное нервы на кулак тянет.

Дурацкое подозрение в голове вспыхнуло: а целовалась ли она еще хоть с кем-нибудь, не говоря уж про другое?

Но ей же двадцать! Точно такого быть не может…

И тут то, что опекунша ее говорила, вспомнил… Как ударило по затылку что-то, основательно приложив! Что Дарья целиком на учебе сосредоточена была, на парней вообще внимания не обращая… Неловкость ее порывов в темноте вспомнилась.

Опалило горло, обожгло каким-то диким осознанием своей по ней жадности! Вообще незнакомым, примитивным чувством собственника! Офигительно ярким пониманием, что не в состоянии ее отпустить никуда!..

И тут же, как пропущенный удар в солнечное сплетение, с ног сбило другой мыслью: а если она, по неопытности этой самой, решит, что Гутник ее принудить к чему-то пытается? Что понял, как для Даши желанно и важно здесь быть, сам же говорил об этом вот только, и пытается все из девчонки выжать, хоть и любовницей стать заставит, угрожая местом…

И самому от себя внезапно до муторной дрожи противно. Ведь просто накинулся, еще и в темноте, в подсобке! Не объяснил, не сказал, не признался…

Что он творит?! Какого черта? Никогда мудаком не был, а с девушкой, дороже которой внезапно никого в мире нет, только ошибку за ошибкой совершает.

— Простите меня, Дарья, — руки сами упали, словно дошло до мышц наконец, что нет никакого права ее удерживать. — Я преступил черту и оскорбил вас, хотя совершенно не собирался. И сюда пришел, чтобы извиниться, объяснить, почему принял решение вас назад в архив отправить. А не вот это все… Сожалею, если обидел. И пойму, если вы откажетесь дальше со мной работать.

А вот взгляд не отводил. Хотел, наверное, чтоб видела начистоту и понимала его. Ведь ни х*ра опыта в таких разговорах нет. Не привык. А у нее его мысли считывать всегда шикарно выходило, лучше, чем у многих, кто его годами знал.

Дарья наконец моргнула, будто спала все это время с широко распахнутыми глазами. Как-то неловко повела плечами, словно ей зябко без его рук стало…

Блин! Вот зачем обманывает сам себя?! Ясно же, что он просто ошарашил и сбил ее с толку! Навалился, набросился в темноте, как чертов насильник…

Заскрежетал зубами, понимая, что ущербные руки сжимаются в кулаки до болезненного натяжения изорванных сухожилий, ощущая невыносимую уже нехватку ее тепла на своей коже.

А Дарья подняла руку и провела пальцами по векам, прикрыв на секунду глаза, вздохнула как-то иначе, жадно, но и будто с трудом…

Черт! Он каждую… Буквально каждую мелочь в ней мониторил! Не мог переключиться!

— А я уже могу вернуться? — вдруг оживилась она, будто ничего больше из его слов и не услышала. — Прекрасно! Я, кстати, дело одно нашла, Олег… Георгиевич… Допрос, точнее. Не знаю, может, вам там будет понятней, но мне оно покоя не дает почему-то, — отведя от него взгляд, как-то излишне жизнерадостно на вкус Гутника, добавила девчонка.

Прям затараторила. И переплетать косу на фоне начала.

Будто отчаянно пыталась сделать вид, что ничего не происходило только что такого, что выбивалось бы из нормы. Только вот пальцы у нее дрожали, и Олег это видел. Да и щеки все еще пылали румянцем, про губы и говорить нечего.

И как ему это понимать, спрашивается?

Вообще нетипичный ступор охватил в этот момент! Как бы не за этим Олег спускался… Точно не собирался ее возвращать в отдел, просто уговорить понять хотел, разобраться, кто обидел. Но… как теперь назад сдать, если сам проболтался про то, что изнутри испепеляет просто? Да и одна мысль, что Даша вновь около него в кабинете будет — прям воскрешала к жизни все искореженное тело, ей-богу.

Глава 18

— Давно ты ко мне не приезжал, — хмыкнул Гутник, пропуская через порог дома гостя.

Охрана кивнула, дав понять, что все чисто, визитера проверили. Собственно, он и не сомневался. И хоть точно знал, что это его друг — процедура требовала соблюдения. Да и Михаил не спорил, сам тоже все понимал. Свой.

— Давно ты меня не звал, — отозвался друг, хлопнув его по плечу и крепко пожав руку.

Без пиетета или предосторожностей, как многие, будто и не видел увечий. И за это Олег его еще больше ценил. Миха всегда таким был: умел четко уловить, что человеку напротив только триггером послужит, и обойти, замять, вывести в ровное и без напряга.

— Я и сегодня тебя не звал, — хохотнул Олег, чуть поведя ноющим плечом. — Сам позвонил и напросился, — махнул рукой, чтоб друг проходил в кухню.

Не Мишки вина, плечо из-за избытка сидячей и бумажной работы сегодня начало о себе напоминать.

А как было встать или на что-то переключиться, когда это означало бы от Дарьи отсесть? И дело вообще не в попытке разобрать, что там за бумаги она нарыла.

Короче, Олег даже не так интересовался содержанием на тот момент, как обществом вернувшейся в его кабинет помощницы. И при этом, стоило признать, что у них очень странно складывалось взаимодействие после всего случившегося… Оба, не сговариваясь, сделали вид, что никакого взрыва безумия в виде того оглушающего поцелуя в темной подсобке не было. Просто исключили, вынеси за скобки… И пытались создать видимость, что всего лишь работают вместе.

У не выходило хр*ново, если честно, Гутник просто не мог прекратить то ощущение вспоминать, когда она в его руках находилась: без опасений, без ограничений… А вот что по этому поводу думала Дарья… казалось неуместным спрашивать.

Дьявол! Несмотря на все свои мегаразумные доводы, Олег ясно осознал, что не хочет, чтобы она вновь из его кабинета исчезла. И… когда Даша находилась рядом, ему становилось до фига легче. Вот действительно мог поверить, что идет на поправку. Хотя разумного объяснения для этого феномена у Гутника не имелось.

Но сейчас точно было не время об этом думать.

— Так что за повод, Мих? Не подумай, я рад тебя видеть всегда, сам знаешь. Только из-за работы…

— Ты и подохнуть не успеешь, не то что со старым другом по рюмке опрокинуть, — хмыкнул Михаил, вольготно усевшись на стуле в его кухне.

Одном из двух. Обстановка у Гутника была скудной, не потому, что не имел возможностей, зарплата у полковника всегда была хорошей, работа опасная, а вот тратить особо не на что… Да и некогда! Вот его основная беда, как верно Миха и насчет встреч отметил. Олегу всегда не хватало времени ни на что, кроме своей работы…

А теперь еще больше стимулов торчать в Управлении, конечно. Хотя он, раздери его дьявол, до сих пор не понял, как так вышло, что Дарья вернулась за второй стол в его кабинете?! И Гутник даже слова не сказал против, не намекнул, что девчонка его неверно поняла…

Кто б ему объяснил, что с ним творится около нее?!

— За этим я и приехал, — судя по всему, чувствуя себя, как дома, Миха поставил на стол бутылку коньяка так, что донышко угрожающе звякнуло.

— Не понял? — уточнил Олег, вскинувшись. — За чем конкретно?

Подошел к столу, достав бокалы из шкафа по ходу движения. Проверил холодильник, не особо помня, что там у него есть, чтоб предложить на закуску не стыдно.

Блин, уж сильно слова друга с его странными мыслями совпали, аж как-то не по себе.

Потому как Михаил давно у них слыл не вполне… обычным. И пусть никто и никогда этого вслух не сказал бы, но и отрицать очевидное даже Гутник, со всем своим неприятием мистичного, не брался. Себе дороже.

— Решил сам в гости приехать, раз тебе и подумать об этом некогда. Так сказать, напомнить, что пора расслабляться, а то и без взрывчаток всяких, откинешься раньше времени, — как-то хитровато глянув на него из-под бровей, друг аккуратно вскрыл бутылку коньяка.

Хорошего, кстати, дорогого. Этот быстро не выпить — святотатство. Смаковать и растягивать надо. И пусть Олег не был профайлером и психологом, как Миха, хватило данных, чтобы понять — друг точно на долгий разговор настроен. Интересно…

Ладно, может, ему это тоже сейчас лишним не будет. Голову точно нужно утрясти, потому как сам не понимает уже, что творит. А что лучше поможет, чем разговор с таким другом?

**

— Так что тебя заставило вылезти из своего госпиталя, Миша? — глядя на то, как коньяк вязко и маслянисто стекает по стенкам бокала, уточнил Гутник. — Неужели пациенты закончились?

На столе стояла нарезка сыра и мяса, оливки, хлеб. Негусто, но им хватит.

Вообще, у Олега в холодильнике, завернутая в фольгу, еще и калита лежала. Остатки, которые он тогда забрал, после Дня рождения Даши. Только совесть не позволяла угощение доесть, как отправил ей то сообщение. Теперь можно, выходит?

Но делиться с кем-то тем, что она для него пекла — вообще не хотел, неизвестно еще, снизойдет ли Дарья до подобной милости опять. Так что, Миша обойдется. Да и, вообще, тот никогда особо сладкое не ценил…

— Пациентов и тех, кому помощь нужна, всегда достаточно. Тут, как и у тебя, работа не заканчивается, — хмыкнул друг, глубоко втянув в себя аромат напитка. — Но и другу помощь нужна…

Они с Михаилом уже лет пятнадцать знакомы были. Поначалу в Управлении оба служили, Миша хорошо помогал вычислять и раскрывать психологические профили подозреваемых, во многих случаях неплохо облегчая им работу. Но потом его больше психология увлекла, особенно влияние травматических событий на психику человека и возможности реабилитации. Не без причины, конечно, на своей шкуре друг испытал то, что подтолкнуло профиль сменить. Так что никто его не останавливал и не отговаривал. Да и помощь бойцам и сотрудникам была для Управления настолько же существенной, как и его прежняя специализация. Тем более что обратиться за советом всегда можно было и по другим вопросам, чаще всего, Миха не отказывал.

— С чего решил так? — попытался уйти в несознанку Олег.

Мишка и с ним пару бесед проводил после взрыва, еще когда Гутник в капсуле лежал. Имелось такое подозрение, что именно друг, а точнее, его рекомендации, и сыграли решающую роль в том, что Олега отпустили из госпиталя раньше времени. Правда, тогда они уже не успели пересечься перед выпиской, так что это больше его догадки. Да и не с руки Олегу было о таком спрашивать. Он и так был уверен, и искренне благодарен другу за это.

— А черт знает! — отсалютовав ему бокалом, Миша сделал первый глоток, с явным удовольствием позволив напитку растечься по рецепторам. — Припекло просто, что надо с тобой поговорить, вот кровь из носу просто, ну и приехал. Знаешь же, я своей интуиции верю, — вновь хитровато глянул на него друг.

Гутник криво усмехнулся, и сам отпив коньяк. Хороший, насыщенный, богатый вкус…

Интуиция… Хорошая штука. Они все, так или иначе, на нее полагаться привыкли. Вот только, когда дело Миши касалось… все становилось сложнее. И это знали все, кто с ним тесно общались. Знали… Но не обсуждали. Потому как немного… стремно было признавать, что, так или иначе, а полагаются они все в его суждениях на нечто, что никакой аналитикой или логикой, да даже опытом, объяснить не в состоянии.

А ведь «магию» Гутник не признавал ни в каком виде, даже как обостренное восприятие. Но и отрицать, что, в девяносто девяти случаях, Мишка оказывался прав — не мог (может и во всех ста, но Олег продолжал своему рационализму шанс оставлять и надежду).

Короче, когда Миша заводил волынку про интуицию, еще и в отношении Гутника… волосы на затылке начинали шевелиться. Не по себе как-то. Совершенно.

**Сделал большой глоток, не столько сейчас вкус смакуя, сколько пытаясь кровь разогнать и дурное из головы вытрясти. Вытащил из кармана форменных брюк, которые переодеть не успел, пачку сигарет и зажигалку, бросил на стол. Отвлекался, короче, чем только мог, пытаясь переварить и прикинуть, что друг от него хочет.