Долгий, долгий сон

Глава 13

Когда я открыла глаза на этот раз, склонившееся надо мной лицо не было похоже на тень. Я пробыла в стазисе так недолго, что не успела заработать истощение. Брэндан сердито смотрел на меня, и его сверкавшие от злости глаза были похожи на золотых рыбок, плещущихся в зеленых прудах.

— Надеюсь, ты понимаешь, что угрозы самоубийством являются признаками девиантного поведения? — грозно спросил он.

Я затрясла головой, горько сожалея о прерванном стазисном сне. Мне снился Ксавьер, только в этот раз он настолько смешался с Брэном, что я уже не знала точно, кто же это был на самом деле. Я говорила Брэну, что скучала по нему, но на самом деле я тосковала по Ксавьеру. Так или иначе, этот парень обнимал меня, и мы с ним купались в ярких пейзажах чистого света, присутствовавших во всех моих стазисных снах. И мне было неважно, что парень, которого я обнимала, постоянно менялся. В любом случае, это было лучше, чем злобное лицо настоящего пария, нависавшего надо мной сейчас.

— Я не угрожала самоубийством, — ответила я. Голос у меня был все еще очень слабым от стазисных препаратов.

— Ну, конечно! — грозно сверкнул глазами Брэн. — Зачем же ты снова влезла в свой стеклянный гроб?

Я вытаращила глаза. Какое странное сравнение! Я посмотрела на свою уютную стазисную капсулу, Гладкий шелк подушек, лелеявших мой сон, нежная музыка, заполнявшая последние мгновения перед стазисом, первые сладкие нотки газов, предшествовавшие превращению финальной фазы сна в глубокий стазис. Гроб?

Брэн презрительно фыркнул и отошел.

— Возвращайся к своей семье, они беспокоятся.

Я знала, что это неправда. Патти и Барри практически не замечали меня, когда я присутствовала дома, сколько же им потребовалось времени, чтобы заметить мое отсутствие?

— Сколько? — спросила я, проглотив ком в горле.

— Два дня, — огрызнулся Брэн. — Когда мне сказали, что ты пропала, я сразу догадался, где ты можешь быть.

— А больше никто не догадался?

Он в бешенстве покосился на меня:

— Больше ни у кого не было причин думать, что ты хочешь заставить их чувствовать себя виноватыми!

Я вцепилась в борта своей открытой капсулы и с трудом слезла на пол.

— Я не пыталась заставить тебя чувствовать себя виноватым!

— Да что ты говоришь? — недоверчиво хмыкнул Брэн. — И в твоем мелком эгоистичном мозгу ни разу не мелькнула мысль о том, что вот ты уползешь обратно в свой стазис и тогда я точно пожалею?

Это было несправедливо.

— Нет, — честно ответила я. — Вообще-то я думала, что ты будешь рад.

Он поднял брови:

— Рад? Да гори ты! Думаешь, если я не хочу встречаться с тобой, то я полный мерзавец?

Я снова растерялась.

— Нет.

— Так с какой стати я должен радоваться? Если я не влюблен в тебя, это вовсе не значит, что я хочу, чтобы ты пострадала, или умерла, или… пропала в своем коитальном стазисе!

Я покачала головой:

— Ты не понимаешь! Все совсем не так! Я просто не знала, что мне еще делать.

Брэн снова фыркнул:

— Прости, милая, но твоя жизнь совсем не так ужасна!

— Но… но я всегда так делала.

— Что значит — всегда? — переспросил он. Потом вдруг замер. — Гори ты! Ты… уже делала так раньше?

— Ну да. Все время.

Брэн в изумлении вытаращил на меня глаза.

— Но зачем? — выдавил он.

Я пожала плечами:

— Мама назвала это нашим домашним механизмом адаптации. Когда мы ссорились или родители слишком уставали, когда у меня совсем плохо шли дела в школе или маме с папой нужно было куда-нибудь уехать, они погружали меня в стазис.

Мне показалось, что у Брэна вдруг подкосились ноги. Он уселся на картонную коробку, которая немедленно лопнула под его весом и разошлась снизу. Судя по виду, коробка была доверху набита стопками старых налоговых деклараций, да так плотно, что бумага выдержала вес Брэна безо всякой коробки.

— Ты хочешь сказать, что твои родители постоянно погружали тебя в стазис?

— Ну да, — кивнула я. — А ты думал, как я тут очутилась?

— Я… не знаю. Мне казалось, тебя отправили в стазис, чтобы спасти от Темных времен.

— Темные времена еще не наступили, когда я погрузилась в последний раз, — покачала головой я. — Вернее, они только-только начинались. Уже появились сообщения о вспышках туберкулеза, но все было не так страшно.

— Твои родители… регулярно погружали тебя в стазис? Просто потому, что уставали или уезжали на отдых?

Я пожала плечами:

— Ну да. Они считали, что никто, кроме них, не может правильно меня воспитывать. Так было лучше для меня.

Брэн смотрел на меня, разинув рот.

— Что? — спросила я.

— А ты… Ты знаешь, что это противозаконно?

— Что это?

— Помещение индивида в стазис ради собственной выгоды считается тяжким уголовным преступлением. Карается наравне с изнасилованием.

Я просто не знала, что на это сказать. Стазис дарил уют и удовольствие, он был утешающим избавлением от всех жизненных невзгод. Как его можно сравнивать с изнасилованием?

— Твои родители так поступали с тобой? — очень мягко спросил Брэн. — Все время? Они своими руками крали у тебя огромные периоды детства?

Я затрясла головой.

— Да нет же! — возмущенно воскликнула я. — Все было совсем не так! Совсем наоборот, они спасали меня от пустой растраты огромных периодов жизни! Самый долгий стазис, в который они меня погружали, составил всего четыре года — да и то маме с папой просто пришлось это сделать, ведь они улетали на Титан, чтобы руководить созданием горнодобывающей колонии! — Тут я нахмурилась, пытаясь вспомнить, не ошиблась ли со сроками. Честно говоря, я не была в этом уверена. Во время стазисов я часто теряла представления о времени. — Когда они вернулись, то устроили огромный прием в мою честь, — пробормотала я, возвращаясь к теме. — Мне как раз исполнилось семь лет.

Брэн как-то странно посмотрел на меня.

— А на самом деле сколько? — спросил он.

— В смысле?

— В том смысле, сколько лет тебя промариновали в стазисе?

— Я не понимаю. Говорю же, мне было семь.

— Семь? Это как сейчас тебе шестнадцать, а на самом деле семьдесят восемь?

— А, ты об этом, — пробормотала я. — Ну да, конечно.

— Роуз… — осторожно начал он. — Сколько лет тебе понадобилось, чтобы дорасти до шестнадцати?

— Ну… я точно не знаю. Несколько недель назад я вдруг поняла, что мне, вообще-то, около ста. Последний стазис был шестьдесят два года тому назад, значит… Наверное, двадцать восемь? — пролепетала я.

Брэн медленно встал и вдруг сделал нечто такое, чего я совсем не ожидала. Он положил руки мне на плечи и крепко-крепко обнял.

— Мне так жаль, — прошептал он мне на ухо.

Снова очутиться в объятиях парня оказалось так знакомо и так правильно, что я невольно ахнула. Но при этом я была в бешенстве. Брэн не хотел этого, он просто мучил меня! Поэтому я вырвалась.

— Чего? У меня все замечательно!

Брэн молча смотрел на меня; кажется, я еще никогда не видела, чтобы его лицо было таким открытым и добрым, как сейчас. Он медленно покачал головой.

— Роуз, у тебя все совсем не замечательно!

— Нет, замечательно, — огрызнулась я, злобно глядя на него. — И вообще, кто ты такой, чтобы осуждать мой механизм адаптации? Ты лупишь по теннисному мячу, я ухожу в стазис. Какая разница?

Несколько мгновений Брэн недоверчиво смотрел на меня, потом медленно закрыл глаза и несколько раз покачал головой из стороны в сторону.

— Хорошо, — проговорил он, снова поднимая веки. — Пусть будет так, если тебе от этого легче. — Он схватил меня за руку. — Идем, нужно вернуть тебя домой.

Я уперлась:

— Нет.

Брэн обернулся и посмотрел на меня:

— Нет?

— Я еще не готова вернуться.

Мне показалось, что на этот раз он смотрел на меня не меньше минуты.

— Мне очень жаль, — сказал он наконец. — Но ты подняла на ноги половину полицейских Юнирайона. Твои приемные родители бьются в истерике. Мой дед и Гиллрой в таком бешенстве, что скоро начнут рвать и метать. Так что будь взрослой, будь умницей и вылезай из подвала.

Я сморщилась.

— Оставь меня в покое! — простонала я. — Скажи им, что со мной все в порядке, что я здесь и просто пока не готова выйти. — Вырвав руку, я отбежала от Брэна и уселась на ящик.

— Почему?

— Пока еще слишком… слишком рано, — сказала я. — Меня еще не отпустило, должно пройти много времени, пока все это не перестанет меня мучить. — Я украдкой посмотрела на него, проклятого красавца, и у меня снова оборвалось сердце. Нет, слишком рано. — А пока еще не время.

Брэн в остолбенении смотрел на меня. Потом осторожно приблизился ко мне, как будто я была злобной помойной кошкой, и присел на корточки, чтобы заглянуть в глаза.

— Роуз, — тихо сказал он. — Прости меня, пожалуйста. Я не должен был говорить тебе того, что сказал. Это было… жестоко, просто ты застала меня врасплох. И я неправильно тебя понял, — он вздохнул. — Я не слишком хорошо схожусь с новыми людьми, наша компания всегда была очень…

— Замкнутой, — подсказала я.

Брэн невесело улыбнулся мне в ответ.

— Да. Типа того, — он глубоко вздохнул. — А ты такая тихая, Роуз. Именно это я имел в виду, когда сказал, что ты словно привидение. Это не имело никакого отношения к твоему стазису! Трудно понять, что у тебя на уме, ведь ты все время молчишь. Поэтому я и не догадался о том, что происходит. До самого конца… — Он задумался, подбирая нужные слова. — Ты тоже замкнутая. Непонятная. По крайней мере, для меня. Отто увидел тебя тем утром, когда ты сбежала из школы. Он сразу забеспокоился. Я сказал ему, что ты в меня влюбилась и тяжело восприняла отказ, но он думает… — Брэн помолчал. — Отто думает, что с тобой что-то не так. Нет, не в том смысле, что ты ненормальная или вроде того… Это все из-за провалов в твоем сознании. Я не вполне понимаю, что он имеет в виду, но Отто считает…

— Стазис тут ни при чем, — твердо отрезала я. — Просто представь, что однажды утром ты проснешься и увидишь, что весь твой мир исчез, все люди, которых ты когда-то знал и любил, разом умерли, все места, в которых ты бывал, изменились до неузнаваемости, и даже выражения лиц у людей стали другими — и вот тогда посмотрим, останется ли твое сознание целым, без провалов! — Когда я закончила эту небольшую речь, мои измученные глаза снова налились слезами. — Гори ты! — прошипела я, пытаясь загнать слезы обратно. Я была права. Стазис закончился слишком рано.

— Это самая длинная речь, которую я когда-либо слышал от тебя, — сказал Брэн и нежно дотронулся до моей щеки. — Плачь, пожалуйста, — тихо проговорил он. — Я тоже заплачу.

— Нет, не могу. Я не могу позволить, чтобы кто-то видел мои слезы. Я слишком легко возбудима, мне нужно учиться контролировать свои эмоции.

— Но ведь здесь нет никого, кроме меня.

— Неважно, — отрезала я. — Это недопустимо. Мне требуется слишком много времени, чтобы успокоиться, для этого и нужен стазис! Теперь понимаешь? Я слишком эмоциональна. Кроме того, я проревела всю прошлую ночь, поэтому хватит с меня слез.

Брэн склонил голову набок.

— Прошлой ночью ты была в стазисе, — напомнил он.

— Ах, да, — буркнула я. Брэн слегка дернул уголком рта, а потом вдруг выпрямился и сел на ящик рядом со мной. Он обхватил меня одной рукой и погладил по плечу. Объятие было почти платоническим, но при этом очень сердечным. Я вздохнула. Кажется, впервые после моего выхода из стазиса кто-то дотрагивался до меня просто так, не через силу. Не считая Завьера, конечно. Моя голова сама собой стала клониться, пока не улеглась на плечо Брэна. — Прости, что смутила тебя вчера, — сказала я.

— Три дня назад, — напомнил Брэн.

— Ага, — согласилась я. У меня всегда были сложные отношения со стазисным временем. — Я ведь никогда ни с кем не встречалась по-настоящему, поэтому не знаю всех признаков и сигналов.

— Да никто их не знает, — негромко фыркнул Брэн. — Всегда приходится действовать наугад. Но мне казалось, что у тебя когда-то был парень?

— Ксавьер, — кивнула я. — Но нам с ним не нужны были никакие сигналы. Мы так хорошо знали друг друга, что все было понятно без слов. Я знала его всю жизнь.

— Не хочешь рассказать мне о нем? — мягко спросил Брэн.

Я вздохнула.

— Он был сыном нашей соседки по кондоминиуму, и я впервые увидела его совсем малышом, а мне было тогда ровно семь. Мы с ним возились в саду. Росли вместе. Он был мне все равно что младший братишка, а потом… потом он как-то незаметно стал моим лучшим другом. Единственным другом. Только он понимал меня… только он меня слушал. Когда нам с ним было по пятнадцать — то есть ему тогда было уже шестнадцать — мы… — Слезы брызнули снова, и на этот раз я не стала их прятать.

Брэн стиснул мое плечо и прижался щекой к моей макушке.

— Мне так жаль, Роуз. Должно быть, это ужасно — иметь кого-то настолько близкого и навсегда потерять его, даже не успев проститься.

Лучше бы он этого не говорил!

— Я простилась с ним, — прошептала я сквозь слезы. — Но не успела сказать, как мне жаль.

Брэн ничего не понял, да этого и не требовалось. Все, что мне было нужно от него, это дать мне как следует выплакаться.

Но мне не дали и этого. Скрипучий голос прорезал безмолвный полумрак полуподвала, прервав мое отчаяние.

— Розалинда Саманта Фитцрой, пожалуйста, сохраняй неподвижность для подтверждения идентификации.