Боже, как хотелось вчера, чтобы Нико поцеловал ее, думала утром Кетлин, выходя на первом этаже из лифта.
«Все идет хорошо, — говорила она себе, — уж слишком ты осторожна». Девушка с сожалением прищелкнула языком, можно было сэкономить уйму времени и избавиться от лишних хлопот, если сразу позволить ему остаться в доме. После всей этой суматохи она почти всю ночь думала о Нико Дифренца. Кетлин была в смятении.
Что-то подсказывало ей, что этот мужчина не так прост, каким хочет казаться. Тайны. Он не говорит ей всей правды. Но Кетлин тянулась к нему и не в силах была справиться с этим.
Внутри вспыхнуло новое чувство: наполовину возбуждающее, наполовину пугающее, словно у нее в руках граната и неизвестно, кто держит чеку: она или Нико.
Кетлин шумно вздохнула, даже не подозревая, что за ней наблюдают, удивляясь ее необычайной задумчивости. Она не испытывала ничего, кроме нетерпеливого желания уйти с головой в работу. Нужно многое сделать, но сначала предстоял разговор со старшим мастером. Кетлин нашла его наблюдавшим за работой в главной гостиной, огромной комнате, где кропотливо восстанавливали детали деревянной, металлической и мраморной отделки в стиле Нового искусства.
— Как идут дела, мистер Хейнз?
— Отлично, повелительница Кети. Просто отлично!
Его ответ вернул Кетлин к реальности, и она спрятала улыбку. Джеб Хейнз, мужчина с сине-стальными глазами и копной седых, выбивающихся из-под кепки волос, всю свою жизнь провел в маленьком городке в пяти милях от Суонси. Как и многие из работающих в доме, он знал девушку почти с самого рождения. Дав ей однажды прозвище «повелительница Кети», Хейнз до сих пор так называл ее. Кетлин не обращала на это внимания. Неразделимость Суонси с окружающими его людьми успокаивающе действовала на хозяйку дома.
— Что-нибудь нужно?
— Нет. Все идет своим чередом.
Он бросил взгляд на молодого парня, стоявшего на лестнице высоко под потолком и терпеливо соскребавшего слои лака с витых лепных украшений.
— Аккуратнее там, Ричи! Эта лепнина была здесь уже до того, как ты родился, а если постараешься, останется там и после твоей смерти.
Ричи ухмыльнулся в ответ.
— Вы слишком уж беспокоитесь. Доброе утро, мисс Деверелл!
— Доброе утро, Ричи! — Она повернулась к Джебу Хейнзу. — Он прав. Вы слишком придирчивы. Но мне трудно выразить словами, как высоко я ценю вашу работу.
Хейнз снял кепку, пригладил волосы и опять водрузил ее на место.
— Я, конечно, понимаю, что слишком уж придираюсь. Но Вы же знаете, мне знаком этот дом еще с детских лет. Во времена Вашего деда Джейка, царство ему небесное, я бегал мальчишкой. А Ваша бабушка Арабелла была очень великодушной леди. Мы, дети, ее очень любили, и, поверьте, не только мы.
Кетлин улыбнулась.
— Знаю, знаю, я уже об этом слышала.
— Да, вы слышали. И этот дом сиял, когда они здесь жили. Из города его не было видно, и что мы только ни придумывали, чтобы взглянуть на Суонси. Потом дом закрыли, но я все равно любил приходить и смотреть на него. Если Суонси на месте, значит все в порядке. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Я знаю, — нежно сказала Кетлин.
— А когда мы строили церковь, лет эдак двадцать пять, а может, двадцать шесть назад, я смотрел на дом с ее крыши. Какой это был прекрасный вид!
— Я представляю, — согласилась она, испытывая нежность к Джебу. — Через час придет Конрад Гилберт, — продолжила Кетлин, назвав архитектора, который вместе с ней занимался реставрацией и обновлением дома. — Вы присоединитесь к нам?
— Только скажите, где?
— Очевидно, в одной из гостиных на втором этаже. Я пошлю кого-нибудь за вами, — она помолчала. — Кстати, вы не видели сегодня утром высокого темноволосого мужчину?
— Точно, видел. Он сказал, что остановился здесь.
— Все правильно.
— Мне кажется, он пошел в кабинет.
— Спасибо.
Кетлин говорила себе, что нет никакой причины искать Нико. Скорее всего, наоборот: ей нужно было избегать его. Всю ночь она ворочалась и металась на постели, думая о нем, мечтая попасть в его объятия. Никогда раньше Кетлин не встречала мужчину, в котором так притягивающе соединялись физическая слабость и внутренняя сила. Ей очень хотелось увидеть его прямо сейчас. Она знала, что нужно держаться от него подальше, но все равно пошла к Нико.
Открыв дверь кабинета, Кетлин обнаружила своего гостя, склонившегося над большим столом. Он увидел ее и закрыл выдвижной ящик. Вид при этом у него был спокойный и уверенный, словно Нико находился на своем месте. Девушка с беспокойством взглянула на него, ей показалось, что он что-то ищет.
— Что вы здесь делаете?
Нисколько не смутившись, Нико выпрямился и уселся на крышку стола.
— Доброе утро. Я надеялся встретиться с вами на кухне, но Рамона сказала, что вы обычно не завтракаете.
— Рамона? Вы видели Рамону?
— Ужасная леди.
— Ужасная? — Кетлин недоумевала, что он имел в виду. Рамона проработала у ее матери двадцать четыре года, и девушка никогда не испытывала перед ней страха.
— Она не позволила мне готовить, а потом предложила принести на следующее утро завтрак прямо в постель.
— Да, теперь понятно, почему вы испугались ее, — рассеянно произнесла Кетлин. Несмотря на непринужденный тон Нико, она не могла отделаться от ощущения, что здесь что-то не так.
Он пожал плечами.
— Мне пришлось уступить и позволить ей приготовить завтрак.
Ступая по паркетному полу, Кетлин подошла к столу.
— Что вы здесь делаете, Нико?
Черная бровь взметнулась вверх.
— О, простите! Разве сюда нельзя заходить?
— Нет, конечно, нет.
Кетлин обвела комнату взглядом. От утреннего солнца золотистые тона мебели, обивки и пола казались еще ярче, создавая ощущение гармонии и тепла. Но девушка чувствовала себя как-то неуютно.
Нико молча наблюдал за ней, понимая ее обеспокоенность тем, что он рылся в столе. Чувство вины не покидало его, а это уже было что-то новое, что сердило и раздражало его, в данной ситуации особенно.
— Мне нужна была ручка. Я писал письмо своей прабабушке, когда неожиданно кончились чернила.
Подойдя к журнальному столику у окна, он взял ручку, лежавшую на исписанном наполовину листе бумаги. В подтверждение своих слов Нико поскрябал ею по письму, но безрезультатно.
— Я подумал, может, в столе есть другая ручка?
Кетлин облегченно вздохнула, надеясь, что он этого не заметил. Все-таки как глупо с ее стороны делать неправильные выводы.
— Насчет ручки я не уверена, а вот цветные карандаши могут там оказаться. Я любила рисовать здесь когда-то.
— А что вы рисовали?
— О, могу вас заверить, что делаю это очень плохо. А что касается ручки, то с собой у меня ее нет, а вот на кухне найдется. Сначала я работала с бумагами в своей спальне, потом перебралась туда. Вчера Рамона заявила, что я ее совсем вытеснила, — Кетлин легко рассмеялась. — Поэтому завтра придется все перетащить сюда.
Нико понимающе кивнул и сказал, тщательно подбирая слова:
— Я обратил внимание, что в столе ничего нет…
— Им не пользовались уже несколько лет. Все личные бумаги Джейка и Эдварда вынесены отсюда.
— Они хранятся где-то здесь, в доме?
— Большая часть. Многие из них я уже просмотрела, — сказала Кетлин, глубоко вздохнув. Ее подозрения были рассеяны, неловкость, которую она чувствовала с прошлого вечера, прошла, но говорить как-то было не о чем. — Как ваше здоровье? Хорошо отдохнули?
Девушка была одета в белое прямое короткое платье без рукавов, которое придавало ее коже оттенок слоновой кости и усиливало сияние золотисто-зеленых глаз. Боже! Как она желанна и доступна!
— Я спал очень хорошо, — солгал Нико. — Мне бы хотелось прогуляться чуть позже, — и неожиданно для себя добавил, — вы не пойдете со мной?
Подумав, Кетлин посмотрела на время.
— Через час у меня встреча, потом я свободна.
Он уверял себя, что эта прогулка будет полезной. Например, миссис Деверелл может сообщить что-нибудь важное.
— Почему бы нам не встретиться на кухне? Рамона почти приказала мне явиться к часу на ленч. Если я не подчинюсь, не уверен, чем это закончится.
Нико легкомысленно болтал, а девушка так серьезно смотрела на него широко открытыми глазами, что он подумал: «Нужно или улыбнуться, или поцеловать ее».
От его улыбки бешено забилось сердце, готовое выскочить из груди. «Кетлин, Кетлин, что же ты делаешь?» — спрашивала она себя.
— Вы устали? — спросила Кетлин, прервав свой рассказ о планах превращения Суонси в пансионат.
— Нет, сегодня я чувствую себя гораздо лучше, чем вчера. Наверное, морской воздух и великолепный вид на океан из моего окна так подействовали на меня.
Как он и ожидал, девушка рассмеялась. Ему нравился ее смех, нравилось смотреть, как солнце ласково освещает ее кожу, да она просто нравилась ему, и все. Это вызывало беспокойство.
Кетлин помахала рукой двум садовникам.
— Во времена Эдварда здесь простирались сотни акров превосходных садов. Мне будет не под силу возделать все эти земли. Кроме того, я полюбила выросшие на этом месте сосны и луга диких цветов, появляющиеся весной. Но кое-где планирую все-таки опять разбить сады, такие, как при Эдварде. Она все больше привлекала его. — Я рад, что вы не собираетесь возделывать всю эту землю. Естественная природа хороша не только для людей, но и для животных. В загородном доме моего прадеда много таких местечек, где живут дикие звери.
— Какие?
— О, олени, белки, зайцы, еноты, — Нико усмехнулся. — Будучи ребенком, я затратил много времени, чтобы приучить оленя есть из моих рук.
— Ну и как, получилось?
— Да. Я был очень терпеливым, куда только что подевалось?
— Вы больше не кормите оленей? Он задумался, удивляясь, почему это вдруг вспомнил об этом.
— Иногда пытаюсь, но если они долго не подходят, оставляю корм там, где олени могут его найти, и ухожу.
— Знаете, что я думаю?
Нико приостановился, чувствуя себя неловко оттого, что разговор вышел из-под контроля.
— Даже представить не могу.
— Вы не должны страдать из-за своих слабостей. Могу даже поспорить, что со временем станете более терпеливым, особенно с окружающими вас людьми.
Он поразился, что она так хорошо думает о нем. Нико уже собирался резко оборвать ее, но, к удивлению, его слова прозвучали печально.
— Вы же совсем не знаете меня, Кетлин…
Умом Кетлин понимала справедливость этого утверждения, но сердце говорило другое. Рядом с этим человеком она чувствовала себя совершенно спокойно. Приблизившись к краю утеса, девушка смотрела на океан, подставив лицо навстречу ветру. В любом случае ее чувства еще не настолько серьезны. Пока… Они испытывали сильное влечение, но даже не целовались… «Ничего страшного не произошло», — думала Кетлин, намеренно отгоняя воспоминания прошлой ночи. Она вдыхала соленый морской воздух, любуясь открывшимся перед ней пейзажем, таким знакомым, как собственное отражение в зеркале, таким утешающим и успокаивающим.
Серая вода блестела в лучах дневного солнца. На фоне голубого неба вырисовывалась одинокая рыбачья лодка, плывущая вдоль острова. Над головой кружились и кричали чайки.
— Чей это остров? — неожиданно спросил Нико.
— Мой. Это часть Суонси. Там даже есть домик.
— На острове живет кто-нибудь?
Она отрицательно покачала головой.
— Когда я была маленькой, мы с мамой часто ездили туда на пикники. Скоро я поплыву на остров.
— А как давно кто-нибудь из вашей семьи был там?
— Наверное, несколько лет тому назад. Кажется, Бен Стефенсон присматривает за островом. Он иногда приезжает туда, хотя там не осталось ничего ценного, я имею в виду мебель и картины. — Кетлин на минуту задумалась. — Остров очень красивый. Он — лучший из всех, что я видела.
— Почему?
Прищурив глаза, девушка всматривалась вдаль.
— Мне кажется, все эти скалы и сосны придают ему какой-то особый облик, дерзкую и сильную красоту. Белые песчаные пляжи и тропические цветы просто очаровательны, но…
— Вы хотите сделать из него большее, чем красивый вид на открытке?
— Конечно, — она подняла на него глаза. — А чего хотите вы?
«Тебя, обнаженную, в моей постели», — неожиданная мысль застала его врасплох, и Нико с отвращением констатировал, что не готов к защите.
— Что вы имеете в виду? — осторожно спросил он.
— Что бы вы еще хотели увидеть? «Ответ все тот же», — с болью подумалось ему.
Как любой здоровый мужчина, Нико испытывал естественные сексуальные потребности и желания. Женщины, с которыми он время от времени встречался, хорошо знали, что любовное приключение для него — просто игра. Но с Кетлин все было иначе. С ней нельзя было так поступать. Он хотел ее, но не мог себе этого позволить, что сводило его с ума.
— Не имеет значения. Все, что вам будет угодно.
— Давайте прогуляемся к теннисным кортам. Я хочу посмотреть, как там идут работы.
— Отлично.
Кетлин недоуменно взглянула на Нико, удивляясь резкости его голоса, но так и не поняла, в чем дело, поддавшись порыву, взяла за руку.
Он посмотрел на ее руку в своей. Девушка была такой открытой и непосредственной, что Нико уже пожалел о том, что просил позволить ему остаться.
— Знаете, Кетлин, некоторые считают, что Джек Потрошитель принадлежал к членам британской королевской семьи.
— Да, я слышала об этом, — она вздрогнула.
— Очевидно, вы позволили мне остаться в доме потому, что я — правнук Елены Дифренца?
— Это явилось одной из причин, — медленно проговорила Кетлин.
— Вы должны понимать, что в свободное время я могу быть и наемным убийцей.
— В свободное время, — рассмеялась она. — И это правда?
— Нет.
— Зачем же тогда говорить об этом?
Вздохнув, он потер рукой щеку.
— Простите.
Кетлин поняла, что Нико не шутит, и ее веселье сразу прошло.
— Почему вы так говорите? Ответьте. Я хочу знать!
— Просто хотел предостеречь вас. Я не наемный убийца, Кетлин, но и не святой.
— Хорошо. Вы хотите что-то рассказать о себе?
— Нет, — он вырвал из ее руки свою. — А сейчас, я думаю, мне лучше вернуться в свою комнату и немного отдохнуть.
— Но вы же сказали, что совсем не устали.
«Да, это так», — думал Нико, глядя на нее и чувствуя, что его желание усиливается. К счастью, он опять мог контролировать себя и соблюдать рамки приличия.
В своей работе Нико редко сталкивался с такой добротой и чистотой, присущей Кетлин. Она была прекрасна и душой и телом, и не заслуживала того горя, которое он может причинить ей. «Будь я проклят, если сделаю это», — думал Нико.
— Вы сказали, что то, что я — внук Елены Дифренца, одна из причин, по которой оставили меня здесь. А вторая причина?
— Вчера, когда вы спали, свитер задрался, и я увидела край повязки.
— Вы видели мои повязки?
— Повязки? Я заметила только одну.
Он весь собрался, потом расслабился и опять напрягся.
— Что вы еще видели?
— Вас, — ласково сказала девушка, — спящего, — в ее глазах светилась нежность.
«Нужно прекратить это, пока не поздно», — подумал Нико. Против воли его взгляд скользил по груди Кетлин, задержавшись на твердых сосках, выступающих из-под белого платья. «Она не должна ни о чем догадаться», — с отчаянием подумал Нико.
К счастью, Кетлин все еще сомневалась, не доверяя ему полностью, это было написано у нее на лице. «Сомневайся, Кетлин, сомневайся, — безмолвно подстрекал он. — Это твое единственное спасение».
Что-то разбудило Нико. Он напрягся, пытаясь сориентироваться. Приподнявшись на локте, Нико вглядывался в темноту комнаты, пока не убедился, что один, затем расслабленно опустился на подушки и провел рукой по вспотевшему лбу. Ему снились прекрасные золотисто-зеленые глаза и смертельные медные пули.
Сразу же после обеда Нико сослался на усталость и ушел к себе в комнату, решив проводить с Кетлин как можно меньше времени. Он лег на кровать и провалился в глубокий сон. Но сейчас до него доносились какие-то звуки…
Музыка… В открытое окно лилась мелодия какой-то веселой песенки, заполняя комнату вместе с ночным воздухом. Это было что-то знакомое, что он никак не мог вспомнить. Кто же наигрывает эту песенку в… Нико посмотрел на часы. В полночь?
Вскочив с постели, он оделся и так стремительно выскочил из комнаты, что не успел даже застегнуть рубашку. Следуя звукам музыки, Нико шел через залы и комнаты огромного дома, даже не задумываясь о причинах, побудивших его делать это. Внизу, в одной из гостиных с покрытой чехлами мебелью, он обнаружил источник музыки: старый патефон с играющей пластинкой. На веранде у открытых дверей стояла Кетлин.
— Кетлин?
Она обернулась, и лицо ее посветлело.
— Привет. Вы не спите?
— Меня разбудила музыка.
Слегка удивленная, она бросила быстрый взгляд в сторону его комнаты.
— Простите. Я совсем забыла, что ваша комната находится в этом же крыле дома.
— Все в порядке.
Засунув руки в карманы, Нико направился к ней. Кетлин была одета в шелковую персикового цвета пижаму с широкими штанинами и кружевным лифом, на фоне которой ее волосы приобрели огненный оттенок.
Вся такая соблазнительная и желанная… Он весь напрягся, переполненный желанием, подумав, что лучше бы вернуться в свою комнату, но любопытство победило.
— А почему вы не спите?
— Даже не знаю. Наверное, это одна из тех ночей, когда трудно уснуть.
— И много у вас таких ночей?
— Иногда бывают… когда впечатления прошедшего дня не дают покоя.
— Очень интересно.
«Неужели?» — удивилась она про себя, отвечая скорее машинально, погруженная в мысли о нем.
Кетлин бросила взгляд на соблазнительное пространство между краями его расстегнутой рубашки и увидела обнаженную грудь, покрытую черными мягкими волосками. Ей вдруг захотелось вдохнуть аромат этого мужского тела.
— А вы? Бывает ли у вас бессонница?
— Последнее время нет, — солгал Нико, чувствуя отвращение к себе. — Как только моя голова касается подушки, я словно теряю сознание.
Она коснулась его руки.
— Когда-нибудь это закончится, и вам станет лучше.
Он опустил глаза на руку Кетлин, чувствуя исходящий от нее жар, и как бы случайно высвободил свою. Одному богу известно, как Нико старался сдерживать себя с ней.
— Мне уже лучше. Обычно я долго не болею. Кроме того, у меня было предчувствие, что чем быстрее сбегу из этой проклятой больницы, тем скорее поправлюсь.
— Сбегу?
— Ну, это так говорится.
В лунном свете ее одежда казалась серебристой. Не удержавшись, он коснулся пальцем плеча девушки.
— Я еще не спрашивала, чем вы зарабатываете себе на жизнь?
Нико минуту помолчал, потом ответил.
— Я адвокат.
— Адвокат. Как интересно.
— Да не очень, если ты не можешь спать по ночам.
Кетлин подумала, что Нико удивится, узнав, что с их вчерашней встречи он начал занимать все ее мысли, изменив привычный образ жизни хозяйки Суонси. Это было странно и для нее самой.
— Я получила еще одну открытку от матери. На этой изображен Тадж-Махал.
— Значит, она сейчас в Индии. Почему вас это так беспокоит?
Она печально улыбнулась.
— Индия меня не волнует так же, как и Египет. Меня беспокоит то, что вот уже несколько лет она переезжает из одной страны в другую и, кажется, не собирается прекратить это. Как будто мама что-то ищет…
— И как давно все началось?
— С тех пор, как я поступила в колледж. До этого мы вместе жили в Бостоне, и Рамона, конечно, с нами. А уже позднее мама стала такой неугомонной.
— А ваш отец?
— У меня его нет.
Нико хотел уже легкомысленно заявить, что такое биологически невозможно, но увидев ее серьезное лицо, промолчал. Он подошел ближе, чтобы утешить Кетлин, как только что пыталась это сделать она.
Едва их руки соприкоснулись, лицо ее изменилось, а сердце бешено забилось в груди. Он прочитал в глазах девушки желание и смятение, чувства, которые так старательно старался подавить в себе.
Кетлин, как и он, понимала, что может за этим последовать. Она была всего лишь женщиной, которая хотела мужчину. Нико же чувствовал в себе злость и обиду. Почему он должен отказывать себе в элементарном, когда дело касалось только двоих? «Почему? — спрашивал он. — Я могу сказать тебе, почему, Нико».
По телу мужчины пробежала дрожь, когда он попытался взять себя в руки. Какой-то монотонный, ритмичный скрябающий звук начинал раздражать его. Вдруг она произнесла.
— Это пластинка. Я переверну ее.
Кетлин скрылась за высокой аркообразной дверью гостиной. Этого времени оказалось достаточно, чтобы прийти в себя. Снова зазвучала музыка, медленная, мелодичная и успокаивающая… А потом появилась Кетлин, очаровав его своей собственной мелодией… Глубоко вздохнув, Нико почувствовал аромат ее кожи, такой дразнящий и возбуждающий. Что он мог поделать? Перестать дышать? Но и тогда этот запах будет преследовать его, заполняя каждую клеточку тела. Нико попытался думать только о музыке.
— Что это за песня?
— Джордж Гершвин «Мой сторож», одна из моих любимых. Дед заботился о моем музыкальном воспитании. Я выросла на Гершвине и Коуле Портере, — Кетлин тихо рассмеялась, что-то вспомнив. — Он пел колыбельные типа «Не романтично ли это?» или «Обнимаю тебя», а когда я подросла, то ставила свои ножки на его ступни, и мы кружились по бальному залу под песни «Ночь и день» или «Начни сначала».
В течение нескольких лет фотографии Джейка Деверелла не сходили со страниц газет. Он оказывал большие услуги правительству во времена экономических кризисов. Нико постарался представить этого могущественного огромного человека танцующим со своей внучкой, стоящей на его ногах. Но еще больше ему бы понравилось видеть Кетлин в своих объятиях.
Она опять засмеялась, и от этого серебристого звука по его спине пробежала дрожь.
— Да, скажу вам, вот это было зрелище! Я была такой неуклюжей…
— Вы должны были быть очаровательным ребенком, потому что сейчас, глядя на вас, у меня кружится голова.
Девушка вся вспыхнула от этих слов.
— Потанцуйте со мной, — хрипло прошептала она.
До Нико с трудом дошел смысл сказанного.
— Что?
Кетлин подошла к нему и положила руки на плечи.
— Потанцуйте со мной.
Его бросило в жар, и он сразу же понял, почему до сих пор старался не прикасаться к ней. Она оказалась такой гибкой и душистой, ласковой и желанной. Все внутри Нико умирало от страсти.
Кетлин смотрела на него, откинув назад голову с разметавшимися по плечам волосами. Он обнял девушку и прижал к себе. Очарованный музыкой, лунным светом, морским бризом, а больше всего самой Кетлин, Нико уже не мог здраво рассуждать. «Почему я так долго сопротивлялся своим чувствам?» — думал он. Она хотела его, Нико тоже сходил с ума от желания, понимая, что играет с огнем. Но ожог всегда можно вылечить.
Кетлин отдавала себе отчет, что танец был только предлогом, чтобы ощутить его крепкие, сильные руки, настойчивые губы, его тело…
— Нико, — прошептала она.
Он медленно накручивал длинные шелковистые волосы себе на руку, пока ее лицо не поднялось к нему.
— Да, — сказал Нико, — да.
Его губы нашли ее рот и страстно прижались к нему. Кетлин застонала, вся отдавшись поцелую. Она так долго ждала этого, но оказалась совсем не готова к нему. Язык Нико выделывал неистовые движения, наполняя ее новыми чувствами. Кетлин едва стояла на ногах, но мужчина крепко прижимал ее к себе, словно хотел слиться в единое целое.
И девушку это совсем не пугало.
Нико распахнул ее шелковый жакет и начал ласкать рукой грудь, которая оказалась гораздо полнее и совершеннее, чем он предполагал. Упругие соски возбуждали. Нико покрутил эти твердые бугорки между пальцами, подумав, что мог бы делать это часами, без устали. Его рот хотел взять от нее как можно больше, вкусить ее медовую сладость. И она бы не сопротивлялась. Эта уверенность почти заставила забыть Нико, почему он здесь. Ему хотелось получить все сразу: и ее, и то, зачем сюда приехал. И он не мог смириться с тем, что это невозможно.
Страсть охватила все тело Кетлин. Эти уверенные руки возбуждали каждую ее клеточку. Все его действия, без сомнения, говорили о том, что он хочет ее. «С какой легкостью он соблазняет, — подумала Кетлин, — нужно воспротивиться этому». Но для борьбы не было сил, где-то в мозгу билась мысль, что она вся в его власти. Кроме того, ее беспокоило то, что Нико жестко контролировал себя.
Тем не менее рука Кетлин пробралась под рубашку и заскользила по гладкой коже. Почувствовав под ладонью упругие мускулы, она задрожала от возбуждения, охваченная страстью; ей хотелось прикоснуться к каждой впадинке, каждому бугорку, к каждому изгибу его тела. Неожиданно ее рука наткнулась на одну из повязок. Нико резко отодвинулся от девушки.
— Пластинка.
Кетлин зажмурилась, словно попала из темноты в ярко освещенную комнату.
— Что?
— Пластинка кончилась, — хрипло сказал он.
Она смущенно посмотрела на его печальное лицо, пытаясь понять, что же им помешало, и только через минуту сообразила, что это звук иголки, скребущей по крутящемуся диску. Ослабевшая, Кетлин пошла в гостиную, чтобы перевернуть пластинку, и без сил прислонилась к высокому шкафу красного дерева.
Никогда еще в своей жизни она не испытывала ничего подобного тому, что только что произошло между ней и Нико. От прикосновения его губ она потеряла над собой контроль, чего нельзя было сказать о нем. «Хорошо, — подумала Кетлин, потирая лоб, — а что дальше?»
Она вся кипела. Ей отчаянно хотелось, чтобы между ними произошло нечто большее, чем короткая вспышка страсти, хотя и сознавала, что глупо с ее стороны пытаться проникнуть в окружавшую его тайну. Но взвесив все «за» и «против», Кетлин решила не сопротивляться неизбежному, тем более выбора у нее не было.
Вернувшись на веранду, она обнаружила Нико, прислонившегося к балюстраде, в застегнутой рубашке и со скрещенными на груди руками. Он показался ей очень холодным и замкнутым.
Стараясь не встречаться с ним взглядом, девушка встала рядом и опустила руки на украшенный орнаментом барьер.
— Я дотронулась до больного места?
— Нет.
— Вы испугались, что я могла это сделать?
Нико взглянул на ее смущенное лицо, обращенное к ночному океану, и разозлился на себя.
— Нет.
Кетлин провела языком по верхней губе.
— Мне просто интересно… Вы казались таким сдержанным, когда целовали меня.
Еще ни одна женщина никогда не говорила, что он сдерживает себя во время физической близости. Нико даже не был уверен, сознавал ли это сам. Кетлин оказалась очень чувствительной.
— Вы ошибаетесь.
— Я так не думаю.
От досады он стиснул зубы. Почему бы ей не оставить эту тему?
— Может быть, я решил, что не очень честно с моей стороны заводить с вами подобные отношения.
— Потому что у вас кто-то есть? — Ее сердце сильно забилось в ожидании ответа, казалось, прошла целая вечность, прежде чем он заговорил.
— Нет.
— Тогда почему, Нико?
Он обнял ее рукой за шею и притянул к себе. Ответ прозвучал резко.
— Может быть, я боюсь потерять над собой контроль, находясь рядом с вами. Если это случится, то неизвестно, чем закончится.
Кетлин с трудом проглотила слюну.
— Вы, действительно, верите в это?
Нико задумчиво посмотрел на нее, ласково поглаживая шею девушки.
— Возможно.
— Вас очень трудно понять, Нико Дифренца.
— А вас, Кетлин Деверелл, чертовски легко возжелать.
И как бы в подтверждение своих слов он крепко прижался к ее губам. Поцелуй длился долго, но ему показалось, что прошла всего лишь минута. Нико ожидал, что Кетлин скажет что-нибудь. Его тяготила нависшая тишина. Нужно что-то придумать, пока не поздно.
— Вы не поставите другую пластинку?
Кетлин положила дрожащие руки на балюстраду.
— Нет. Это моя любимая музыка, но я не уверена, что она нравится вам.
— Обычно я слушаю классику или оперу, но мне также нравится и ваша.
Она слегка отклонилась, чтобы лучше видеть его. Ответ прозвучал отрывисто, но Нико, по крайней мере, разговаривал с ней и даже сообщил о себе кое-что.
— Вы не похожи на человека, который любит оперу.
Он усмехнулся.
— Ваш дедушка воспитывал вас на Гершвине и Портере. Моя бабушка вырастила меня на Пуччини и Верди. Она итальянка, и музыка для нее — это опера. Моя мать умерла, когда мне было двенадцать лет, но Елена всегда занимала большое место в моей жизни. Сейчас она больна. Ее сиделка звонит мне, когда состояние ухудшается, но бабушка очень злится, если я неожиданно появляюсь. Она не хочет, чтобы о ней беспокоились. Зато сама суетится из-за меня, называет полным именем Никколо и приводит массу причин, по которым я не должен приходить, — его лицо выражало нежность. — Я ставлю «Мадам Баттерфляй» или сажусь рядом и просто держу ее за руку. Она очень быстро успокаивается и вскоре начинает говорить со мной на своем родном языке времен первой мировой войны в Италии. Для нее это были трудные годы, но и самые счастливые. В семнадцать лет она встретила молодого парня, который работал в итальянском метро, вышла за него замуж. Через год его убили, и она стала вдовой, уже нося под сердцем ребенка, — Нико замолчал. — Бабушка все чаще и чаще вспоминает об этом. Иногда я даже начинаю сомневаться, понимает ли она то, о чем говорит. Но нет, у нее все в порядке, наверное, ее просто утешают разговоры о тех временах.
— Я уверена, что это как-то связано с вашим пребыванием здесь.
Ее ласковый, тихий голос вернул его к действительности. Господи! Она же ничего не знает и верит ему… распахнула перед ним двери своего дома. А он оказался последним негодяем, который, забыв обо всех предосторожностях, так легко влюбился в нее!
— Мы всегда были близки с бабушкой.
Неверно истолковав его унылый тон, Кетлин с сочувствием произнесла:
— Я знаю, что вы сейчас чувствуете. Мне тоже было очень тяжело, когда болел мой дед. Всегда такой жизнерадостный, он и смерть воспринимал, как возможность встретиться с Арабеллой.
Нико обнял девушку за талию, а она погладила рукой его лицо.
— Своей женой?
Кетлин кивнула.
— Я хочу рассказать вам, как он умер.
— Вы были рядом с ним?
— Мы всю жизнь были вместе. Я бы не простила себе, если бы не смогла оказаться рядом в тот момент. Он был таким спокойным, таким счастливым, что не оставалось сомнений: дедушка встретился с Арабеллой, поэтому я горевала только о себе.
«Почему, ну почему она такая не похожая на других?» — думал Нико, чувствуя себя побежденным и еще крепче обнимая ее.
Кетлин прижалась щекой к его груди. Неважно, что он не все рассказал о своей жизни, она была уверена, что еще многое узнает. Это сложный и загадочный человек, и Кетлин поняла, что совсем запуталась. Какие же чувства она испытывала: грусть или радость, смущение или тревогу?
За последние годы у нее были так называемые «связи», которые во многом разочаровали ее. Она узнала, что все прекрасно только в сказках, а от любви можно потерять рассудок или испытать боль. Но сейчас все было по-другому. Нико поразил ее, вызвал в душе бурю чувств, неизведанных ранее.
Кетлин подняла голову и нежно поцеловала его. Она ощутила, как он весь напрягся, потом медленно расслабился и еще крепче прижал ее к себе. Да, Нико по-прежнему контролировал свои действия, но и был нежен.
Она долго помнила вкус его губ, после того как он неожиданно резко прервал поцелуи и убежал наверх в свою комнату. Кетлин опять поняла, что не сможет заснуть.
Оставшись один, Нико набрал номер и ждал. Услышав сонный голос Амарилло Смита, он произнес:
— Рилл, это я.
— Черт возьми! Посмотри на часы! Где ты?
— В Суонси.
— Отлично. Я боялся, что тебе не удастся попасть туда.
Нико усмехнулся. Было бы лучше, если бы так оно и было.
— Я здесь. Есть какие-нибудь новости?
— Не так уж и много. Затаились и ждут.
«Звучит успокаивающе», — угрюмо подумал он.
— Хорошо.
— Твои раны болят, Нико?
— Нет.
— Удивительно. У тебя такой странный голос.
— У меня все в порядке. Ты заходил к Елене?
— У нее все хорошо.
— Ты проверил, ей ничего не нужно?
— Конечно.
По тону Амарилло Нико понял, что задал глупый вопрос.
Амарилло Смит вырос на нефтяных землях Западного Техаса. Из-за ограниченного ума он не признавал никаких законов, кроме собственного мнения. Никто не мог понять, что ему нужно в Бостоне. Но он был жесток и неисправим, а такие всегда добиваются того, чего хотят. Это единственный человек, которому доверял Нико Дифренца.
— У тебя есть карандаш, Рилл? Запиши номер телефона.