Прошло очень много времени, прежде чем в доме все стихло и погасли огни. Доминика отослала сонную камеристку, как только вернулась с бала. Та особенно не сопротивлялась, так как у нее слипались глаза, и охотно отправилась спать. Перед тем как уйти, она расстегнула госпоже застежки и убрала ее драгоценности. Доминика надела просторное домашнее платье и подложила в огонь полено. Совсем некстати к ней зашла тетушка пожелать спокойной ночи и осталась поболтать о бале. Она заявила, что, к счастью, все позади; по ее мнению, было очень скучно, и она бы умерла с тоски, если бы не шевалье де Гиз. Доминика, которая была настороже, подавила зевок и признала, что шевалье неплох.
— Не влюбитесь в него, моя дорогая, — лениво заметила ее тетка. — Французы ужасно непостоянны, а этот, как мне кажется, уже помолвлен.
— Да, он так сказал, — ответила Доминика. Злой чертенок подсказал ей следующие слова: — Так что, сеньора, мой кузен может не ревновать к нему.
— Диего так влюблен в вас, что ревнует к каждому, кто на вас дважды взглянет, — возразила донья Беатриса, и в голосе ее послышались циничные нотки.
— А может быть, он влюблен в мои деньги? — ласково спросила Доминика.
— Очень сильно, моя дорогая. Мы все в них влюблены. — Казалось, ничто не способно поколебать невозмутимость доньи Беатрисы. Она поднялась с кресла и потрепала племянницу по щеке. — Пора кончать с вашим уединением, дитя мое. Вы немного покажетесь в свете, а вскоре, не забудьте, мы покинем этот утомительный город, чтобы немного передохнуть.
Глаза Доминики были опущены, но у нее перехватило дыхание.
— Хорошо, сеньора, — послушно сказала она. — Мы действительно уедем из Мадрида?
— Очень скоро, моя дорогая. Мы поедем на север, в Васконосу, как только сможем, и будем надеяться, что Диего в деревне понравится вам больше, чем Диего в городе.
Доминика присела в реверансе.
— Не думаю, сеньора.
— Нет? Но почему не попытаться, моя дорогая?
Донья Беатриса удалилась своей неторопливой походкой, и через минуту вдали захлопнулась дверь.
Доминика сидела у камина и ждала. Вскоре она услышала, как мимо ее двери прошла камеристка тетки к лестнице, которая вела наверх — туда, где жили слуги. Дон Родригес, поднявшись, пожелал сыну доброй ночи и проследовал к себе в комнату. Дон Диего вошел в свою гардеробную и, как показалось его нетерпеливой кузине, оставался там целую вечность. Наконец он вышел и, пройдя через зал, зашел в свою спальню. Доминика услыхала, как он резко говорит со слугой, потом со щелчком закрылась дверь. Наступила тишина, затем снова открылась и закрылась его дверь: слуга наконец-то уложил дона Диего в постель.
Шаги слуги прозвучали на лестнице, удаляясь, и в доме все стихло. Но Доминика продолжала ждать, отсчитывая медленные минуты. Через некоторое время она подошла к дверям и тихо их отворила. В коридоре было темно. Придерживая подол платья, чтобы оно, зашуршав, не выдало ее, девушка прокралась по короткому коридору в верхний зал. Полоска света под одной из дверей показывала, что дон Диего еще не спит. Доминика неподвижно стояла у стены. Через несколько минут свет погас. Она прокралась обратно в свою комнату, подложила в камин еще дров и, подойдя к зеркалу, принялась поправлять локоны. Наконец, решив, что дон Диего уже уснул, девушка снова вышла в коридор. На этот раз она подошла к дверям своей камеристки и прислушалась. Услышав храп, она успокоилась, по опыту зная, как трудно разбудить Кармелиту. Неслышно ступая босыми ногами, она дошла до зала и, затаив дыхание, прислушивалась у каждой из трех дверей. Она должна быть абсолютно уверена, что все в доме спят, прежде чем подать сигнал Бовалле, потому что, если его обнаружат, ему не миновать смерти.
Ничто не нарушало тишину. Доминика на цыпочках вернулась к себе, тихонько закрыла дверь и осторожно повернула в замке ключ. Раздался щелчок, который, как ей показалось, прогремел в тишине. Она замерла, прижав ухо к скважине. До нее не доносилось ни звука, только где-то в коридоре за обшивкой стены возилась мышь.
Затем Доминика подошла к окну и раздвинула тяжелые шторы. С лампой в руке она вышла на небольшой полукруглый балкон.
Сад был залит лунным светом, и деревья отбрасывали на землю темные тени. Одна тень выступила из темноты. Доминика увидела, что Бовалле пересекает сад, и махнула ему рукой. Он был уже под балконом, и, перегнувшись через перила, она могла увидеть его. Девушка не знала, каким образом он заберется наверх, но не сомневалась, что это ему удастся.
Бовалле проделал это удивительно легко. Цепляясь за виноград, покрывавший стену, он быстро и бесшумно вскарабкался по ней, поставил ногу на водосточную трубу, измерил взглядом расстояние и прыгнул.
Доминика невольно протянула руку, чтобы помочь, но Бовалле ухватился за перила балкона, перекинул ногу и через секунду уже стоял возле нее.
Ни один из них не произнес ни слова. Сэр Николас обнял Доминику за талию и повел в комнату, легонько прижав руку к ее губам. Пока она ставила лампу на стол, он закрыл высокие окна и задернул портьеры.
Бовалле повернулся, с минуту глядел на нее и наконец раскрыл объятия. Доминика кинулась к нему, и он крепко прижал ее к груди.
— Моя любимая! Моя голубка!
Она только смогла вымолвить:
— Вы приехали! Это вы, в самом деле вы!
— Разве я не дал вам слово?
— Как я могла поверить? Как я могла предположить, что вы осмелитесь — даже вы? О, querido, зачем вы приехали? — Ее руки вцепились ему в плечи. — На каждом углу вас поджидает смерть!
— Любимая, я играл в кости со смертью много раз и всегда выигрывал. Верьте мне.
— Бешеный! — шепнула она. — Бешеный Николас!
Бовалле поцеловал ее. Доминика замерла в его объятиях, но вскоре произнесла со вздохом:
— Безумие, настоящее безумие! Я привела вас к гибели!
— Нет-нет, я приехал сюда по собственной воле — ведь я поклялся, что сделаю из вас англичанку. — Он приподнял ее голову. — Ну как, радость моя? Вы поедете с Бешеным Николасом?
Она попыталась спрятать лицо.
— Это невозможно. Вы знаете, что это так. Одному Богу известно, как вы сюда добрались, но вам нужно быстрее уезжать. Со мной вам не сбежать — я буду обузой.
— Дорогая, ответьте мне прямо. Вы едете со мной?
Доминика ускользнула от прямого ответа.
— Я была так несчастна, — жалобно сказала она.
— Клянусь, больше этому не бывать. — Бовалле отстранил ее от себя. — Вы доверитесь мне и дальше? Вручите в мои руки свою жизнь?
Доминика взглянула ему в глаза тревожно и вопрошающе. Бовалле нагрянул как буря. Он был возлюбленным из сказки, и она тосковала по нему, мечтала о нем, но теперь, когда он так упорно требовал ответа и смотрел так проницательно, она осознала, что для нее будет значить отъезд с ним. Он чужестранец, англичанин, и, если ему удастся выбраться из Испании, ее ожидает чужая земля и чужие люди. Она любит его, но так мало о нем знает! Она дрожала от девичьих страхов и глядела на него испытующе, словно всматриваясь в будущее. Она побледнела. Он ждал ответа. Какие у него ясные и неотразимые глаза!
— Николас, вам не понять, — проговорила она нерешительно. — Я так одинока. Я не знаю…
— Я все понимаю, — быстро ответил Бовалле. — Я люблю вас. Доверьтесь мне!
Ее пальцы нашли его руку.
— Вы будете ко мне добры? — тихо спросила она.
Он улыбнулся.
— Я никогда не буду вас бить, — пообещал он.
В ответ она тоже улыбнулась, но улыбка тут же исчезла.
— Нет, не шутите, не смейтесь надо мной! — сказала она.
Сэр Николас поднес ее руки к губам и поцеловал.
— О, моя ненаглядная, у меня осталась только одна цель — любить вас.
Она прильнула к нему.
— Если бы мы могли! Если бы только мы могли!
— Что, вы все еще сомневаетесь? — поддразнил он. — Чего вы боитесь, маленькая трусиха?
— Привести вас к гибели, — ответила она. — Как я могу этого не бояться?
— Нет-нет, вести буду я, — улыбнулся Бовалле. — Верьте мне, о миледи Надменность!
— Это не так! — возразила Доминика, но губы у нее дрогнули в улыбке при воспоминаниях, навеянных этим именем.
Крепкая рука обхватила ее плечи.
— Вы любите меня? — спросил он, и глаза его требовали ответа.
Она взглянула ему в лицо.
— Разве вы не знаете, что люблю?
Бовалле поцеловал ее, не дав опомниться. Все еще обнимая ее, он спросил с шутливой ноткой в голосе:
— Ну так как же, моя птичка, буду я в конце концов делать из вас англичанку?
Доминика кивнула.
— Только увезите меня отсюда, — сказала она. — Как угодно!
С минуту сэр Николас крепко сжимал ее в объятиях, потом выпустил, подвел к камину и усадил в итальянское кресло. Он пошевелил носком сапога тлевшее полено, которое тут же рассыпалось. В камине вспыхнуло пламя.
— Они собираются выдать вас за этого красивого кузена? — внезапно спросил Бовалле.
— Я ненавижу его! — ответила Доминика. — Я заявила тете, что никогда, никогда не выйду за него, но она… О, Николас, вы ее не знаете! Тетя улыбается, кивает и соглашается со мной, но она как скала! Она пугает меня, Николас. Она такая спокойная, и она как судьба, которая меня преследует! Да, я боюсь, боюсь!
— Не надо бояться, — заверил он. — Помните, что я рядом с вами, и приободритесь. Так как же вас похитить?
— А как вы приехали? — спросила она. — На «Отважном» — через ту рыбачью деревушку?
— Нет, через границу, открыто, с письмами к королю Филиппу, — ответил он.
Она изумилась:
— Так значит, вы колдун? Расскажите, как это вам удалось?
— Очень просто, дитя мое. Мне повезло, только и всего. Я случайно столкнулся с тайным посланником к королю, потом вынужден был его убить и занял его место. Но теперь сложность заключается в том, чтобы вывезти вас на побережье. Предстоит долгий утомительный путь, а за нами отрядят настоящую погоню. Да, это будет непросто!
Доминика выпрямилась в кресле.
— Но послушайте, сеньор Николас! Мы скоро уезжаем из Мадрида — не знаю когда, но скоро. Донья Беатриса сказала мне это сегодня вечером и выразила надежду, что, возможно, в деревне Диего понравится мне больше, чем здесь. Мы едем на север, в Васконосу, это возле Бургоса. Тетя хочет уехать поскорее.
— В таком случае, да поможет ей Бог! Так что же ее держит?
— Я думаю, Диего. О нет, она его не любит, но какой смысл везти меня в деревню, если его там не будет? А у него тут еще какие-то дела, и он не поедет, не закончив их.
— Дьявол побери этого щеголя! — выругался Бовалле. — Севернее Бургоса? Это хорошо — очень хорошо.
Она взглянула на него в волнении.
— Оттуда не более суток до побережья, но они будут глядеть за мной в оба. Вам это удастся, Николас?
— Конечно, дорогая. Не бойтесь. «Отважный» будет стоять возле того порта, который вы знаете, и, если удача будет по-прежнему с нами, мы благополучно попадем туда.
Бовалле подошел к окну и заглянул за портьеру.
— Светает, дитя мое. Мне нужно идти. — Он вернулся к ней и взял за руки. — Предоставьте мне найти выход, дорогая. Только позвольте мне видеться с вами, чтобы переговорить в случае необходимости. Если я вам понадоблюсь, то я остановился в «Восходящем солнце», и со мной Джошуа, который может передавать весточки. Я побывал повсюду в этом городе, но нигде не встретил вас. А вы, оказывается, живете совсем рядом.
— Я никуда не выходила. Но теперь с этим покончено. В понедельник мы с тетушкой собираемся к дону Алонсо де Алеперо. Вы там будете?
— Я могу это устроить, — ответил Бовалле. — У вас в доме я тоже еще появлюсь, как только будет можно. Ваша тетушка, кажется, расположена ко мне. — Он наклонился и поцеловал ей руку. — А сейчас до свидания, моя любимая, и ничего не бойтесь.
— Только за вас, — ответила Доминика.
— Бойтесь за меня, когда услышите о моей смерти, не раньше, — улыбнулся Бовалле и прижал ее к груди. — Держите Диего на расстоянии, — добавил он, блеснув глазами, — а то у меня может явиться искушение проткнуть его шпагой.
— О, вы должны быть благоразумны! — воскликнула она. — Обещайте мне! Диего вас уже ненавидит. Сегодня вечером он это ясно дал понять.
— Боже, пощади его юность! — беззаботно отозвался сэр Николас. — Неужели я буду дрожать от страха перед мастером Модный Чулок? Мы с ним еще схватимся — он сам напрашивается. — Бовалле нагнулся, чтобы поцеловать ее в губы. — Последний поцелуй на прощанье.
Она ответила на поцелуй, прильнув к нему.
— Вы должны идти! О, мой милый, я вас люблю!