Дороже золота

5

На неделе, когда Лаура, как предполагалось, должна была встретиться с Патриком в Амстердаме, он ей позвонил. Голос звучал взволнованно, Патрик говорил запинаясь.

— Лаура, тут… возникла проблема… Боюсь, не смогу вылететь в Голландию в конце недели. Рей настаивает, чтобы я оставался в Италии. Ей не понравились рисунки, сделанные в Риме. Завтра мне предстоит вернуться туда и предпринять еще одну попытку.

— Ах, нет! — простонала она, слегка побледнев. — Какая досада! А ты не сможешь и побывать в Риме, и попасть в Амстердам на уик-эид? Я так ждала встречи. Мы не виделись, кажется, уже целую вечность.

— Мне очень жаль, Лаура, — донесся тихий и какой-то далекий голос, совершенно непохожий на голос Патрика. — Не могу… Времени нет… Невозможно…

— Впечатление такое, что ты очень устал, — озабоченно сказала Лаура: она никогда не слышала его таким неуверенным. В ответ до нее донесся вздох.

— Эта поездка очень выматывает. А ты как? Дел хватает? Проект «Эйри-Йорк» движется?

— Я в порядке — все под контролем. Жаль, что у тебя сложности с иллюстрациями. Неужели эта мадам такая зануда?

— Да нет. Пожалуй, она права насчет римских рисунков; мне самому они не очень нравятся, — выговорил он признание почти на одном дыхании. — А как дела с коттеджем? Что-нибудь сдвинулось с места? Когда юристы закончат с оформлением?

— О, месяц-два повозятся.

— А что строитель? Мы же не дали ему команды начинать.

— Разумеется нет. Не имеем нрава, пока дом не станет нашим.

— Да, понятно, — проговорил Патрик с облегчением, и Лаура подумала, что его, наверное, беспокоит денежный вопрос. Издательство по договоренности оплачивает гостиницу и авиабилеты, но Патрик, без сомнения, тратит немало и на себя, и эти расходы возместятся когда-нибудь позже.

— Патрик, у тебя проблема с … — начала было Лаура, но он прервал ее поспешно.

— Не могу больше говорить, Лаура. Должен уже идти. Пусть тебя не волнует возврат билета на самолет — все это сделают за тебя, как и разбронируют место в отеле. Извини за неудачный уик-энд. Скоро позвоню.

В трубке щелкнуло. Лаура медленным Движением тоже повесила трубку. Лицо ее отображало противоречивые чувства. С той бури в коттедже Лаура жила в тревоге. Ей неотложно нужен был Патрик, чтобы одуматься, напомнить себе о любви к нему, о том, что они принадлежат друг другу.

Лаура издали взглянула на их фотографию: они с Патриком стояли в саду дома ее родителей, оба смеялись, сияя счастьем; он обнимал ее одной рукой, она прильнула к нему.

— Ах, Патрик, ну почему ты уехал именно теперь? — простонала Лаура, ощутив острый укол вины при виде счастливого, смеющегося Патрика на фото. Но что это за любовь, если она не устояла перед мужчиной типа Джоша Керна? Сгорая от стыда, Лаура прикусила губу. Фотографировались они всего лишь в конце прошлого лета. Тогда все в жизни было ясно, продумано наперед — там было светлое будущее. Ей даже в голову не приходило сомневаться в прочности своей любви к Патрику, а он ни на миг не усомнился в силе се чувства.

Она еще раз взглянула на снимок виноватыми глазами, будто Патрик мог подслушать то, о чем она думала.

— Я и сейчас не испытываю сомнений, милый мой! — осипшим голосом твердила она. — Ни на секунду. Я люблю тебя как всегда! Вот только… Только что? — Лаура в отчаянии вцепилась в волосы: — О-о, что со мной?

Ответить на собственный вопрос она не могла. Она не понимала, что в Джоше Керне так действует на нее, он ей вообще не нравился, однако же…

Она была словно заколдованная, и это грозило погубить всю се жизнь. Надо разрушить чары, пока не поздно. Лаура надеялась, что это сделает Патрик, но теперь придется самой разбираться б хаосе собственных противоречивых чувств и поступков. Совсем по-детски она разгневалась на Патрика за то, что он оставил ее одну именно тогда, когда был нужен больше всего. Будь он здесь, Лаура не оказалась бы тогда в коттедже, не повстречалась бы с Керном и тот не навязал бы ей свою любовь и не заставил бы ее признать, что она вожделеет к нему. И как вожделеет!

Она всякий раз вспыхивала при воспоминании о тех мгновениях, когда ее чувственность превратилась в неистовство, когда жар страсти опалял их при каждом прикосновении.

Закрыв глаза, она уговаривала память умолкнуть. «Патрик — моя любовь!» — твердила Лаура как рефрен, как индуистский обряд, словно это заклинание решало все ее проблемы. Но, к сожалению, она никак не могла отделаться от вопроса, почему же приходится внушать себе, что она любит Патрика? Не напоминает ли это свист мальчишки, храбрящегося в темноте?

Нет, яростно заверяла себя Лаура, я не струсила, я люблю Патрика, он мне приятен, он меня восхищает, не то что Джош Керн, который собрал в себе все неприятное, что есть в мужчине. Где уж тут восхищаться! Лауре всегда были противны те, кто стремились господствовать, подавлять. У Керна есть и другие отталкивающие черты — нахальство, чрезмерная самоуверенность, язвительность… И это не полный список недостатков его характера.

А Патрик чудесен, он добр, нежен, у него любящее сердце. Он будет прекрасным мужем. Они с Лаурой хорошо дополняют друг друга: Патрик предпочитает трудиться дома, ему нравятся работы, которые ей не по душе, которые она делает только потому, что от них нужно поскорее избавиться, — начиная от уборки до ухода за садом. Со временем, Лаура уверена, она будет прилично зарабатывать, гораздо больше, чем Патрик. В общем, они отлично зажили бы вместе.

Глаза Лауры потемнели, она заморгала. А собственно, почему она думает об их совместной жизни в прошедшем времени? Она не меняла свои планы и по-прежнему собирается замуж за Патрика.

Затем она мрачно задумалась. Может быть, даже хорошо, что они сейчас не увидятся, когда в душе у нее такой ералаш из-за Джоша Керна. Патрик ведь натура художественная, импульсивная, от него не скроешь свои горестные переживания. Он тут же станет ласково выяснять, в чем дело, и Лаура может проговориться, невзначай дав ему ключ к отгадке. Он впадет в отчаяние, а Лаура вовсе не хотела подвергать его мучительным терзаниям.

Она сама справится с этим безумным наваждением. Он никогда не должен узнать обо всем этом.

В конце концов, от нее требовалось немногое — держаться подальше от Джоша Керна, дождаться возвращения Патрика. Не надо бывать в коттедже, тогда не будет никаких встреч с Керном. И до приезда Патрика даже не думать о фермере. Отныне как только Керн проникнет в ее мысли, она тут же выкинет его из головы и любой ценой заставит себя размышлять о чем-либо другом.

В течение нескольких дней Лауре удавалось не вспоминать о Керне, до предела загружая себя делами. Их было более чем достаточно. Одна организация средневекового пира чего стоила.

В субботу Лаура во второй раз поехала в Рэнсомс, поместье тетушки Иана Эйри. Величественная леди дала им согласие на использование своей усадьбы для устройства ярмарки в средневековом стиле. С этой точки зрения поместье оказалось просто идеальным. В отдаленной части парка нашлась ровная, поросшая мягкой травой площадка, где можно было удобно разместить ярмарочные увеселения и разбить гигантский шатер для обеда. Была здесь и обширная автомобильная стоянка. Во второй приезд Лаура захвалила фотоаппарат, чтобы заранее облегчить привязку к местности, измерительные приборы, а также магнитофон, чтобы тут же наговорить на пленку все уточненные размеры — Анна их быстро перепечатает.

День выдался серый, дождливый, и Лаура предусмотрительно облачилась в непромокаемый плащ с капюшоном, надела зеленые резиновые сапоги. Она свела до минимума визит вежливости хозяйке дома, извинившись, отказалась от предложенной чашки чая и принялась за работу.

Она решила сфотографировать намеченную площадку со всех мыслимых точек. Она правильно поступила, что надела сапоги. Весенняя земля была влажная, грязная, трава мокрая. Ноги у нее то и дело разъезжались, но Лаура упрямо делала свое дело, не обращая внимания на начавшийся дождь. И только когда он начал превращаться в хороший ливень, она укрылась под деревьями.

Прижавшись к стволу мощного дуба, она стояла, съежившись под плащом, как вдруг услышала выстрелы, доносившиеся из рощи за се спиной. Лаура встревожилась. Минуту спустя она увидела несущегося кролика. Выскочив из-за деревьев, он заметался, запрыгал и спрятался в мелком кустарнике.

Тем временем выстрелы участились, но кролика уже след простыл, и Лаура вздохнула с облегчением. Однако теперь вблизи нее трещали ветки под чьими-то ногами, шелестела трава, шуршали листья в зарослях кустарника.

— Эге-гей! Алло! — крикнула встревоженная Лаура невидимому охотнику. — Поосторожнее стреляйте!

Тот замер на месте. Лаура тоже не шевелилась, надежно спрятавшись за толстым стволом дуба. Она услышала, как вновь зашуршала трава под ногами охотника, все ближе к ней, все слышнее.

Спущенный капюшон помешал Лауре увидеть, что охотник вышел из-за деревьев. В пелене дождя она заметила его только тогда, когда фигура с ружьем оказалась совсем близко, Лаура отскочила назад.

— Вы чуть не застрелили меня! — тоном обвинителя заявила она. Расширившимися от страха глазами она видела подходящего к ней охотника как бы по частям: сначала в глаза ей бросилось переломленное у пояса ружье, затем она разглядела плотный плащ для верховой езды, светло-бежевые широкие и длинные брюки из рубчатого плиса, заправленные в сапоги.

— Я не знал, что здесь кто-то есть! — зазвучал глубокий голос, при звуках которого глаза у нее полезли на лоб, потом метнулись вверх и она испуганно ахнула, узнав Джоша Керна.

— Вы?! Здесь?!

Его губы сложились в язвительную усмешку.

— Да, я. А что ты, черт возьми, делаешь здесь под проливным дождем?

— Работаю, — едва слышно проговорила она, зачарованная видом ружья. — Это ты пытался убить бедного маленького кролика?

— Бедный маленький кролик, малюсенький такой… вместе с множеством своих приятелей только что уничтожил целые огороды весенних овощей вот там, за лесом. — Керн смотрел на Лауру раздраженным горящим взглядом. — Нынешней весной у кроликов демографический взрыв. Это опасные, хотя и мелкие вредители, и мы обязаны сокращать их численность.

— Это просто предлог, не так ли? — упрекнула его Лаура. — Бьюсь об заклад: ты любишь стрелять. Ты явно принадлежишь к тому типу людей, которые всегда рады уложить живое существо! — Выбившаяся прядь светлых волос эффектно легла ей на щеку, зеленые глаза светились враждебностью.

Ему явно не понравилась такая характеристика, о чем свидетельствовало напряженное лицо и губы, вытянувшиеся в сплошную линию. Окинув Лауру ледяными глазами, он отчеканил:

— Я человек практики, работающий на земле фермер. Мне некогда сентиментальничать по поводу бедненьких зайчиков, если они уничтожают мои урожаи и подрывают мое существование.

— Твои урожаи? — повторила Лаура. — Здесь не твоя ферма, она отсюда милях в десяти. Эта земля — часть усадьбы Рэнсомс. Знает ли леди Флора, что ты охотишься в ее владениях?

Керн вновь бросил на нее безжалостный презрительный взгляд.

— Ты думаешь, я бы стрелял, не имея разрешения? Леди Флора пригласила меня сегодня, чтобы я защитил посевы ее арендатора, фермера Джорджа Дэнби. Его поля пострадали от кроликов больше всего. Обычно он стреляет их сам, но у него было воспаление легких, и он еще выздоравливает. Вот леди Флора и пригласила меня произвести отстрел вместе с сыном фермера Филом.

Лаура огляделась, но больше никого не увидела и ничего не услышала.

— Тогда где же он?

— Фил собрал кроликов, которых мы подстрелили, и понес на ферму. А я пошел через лес, чтобы перед уходом поблагодарить леди Флору. — Черные брови Керна вопросительно изогнулись. — Но возвратимся к тебе: чем ты занимаешься в Рэнсомсе?

— Я же сказала — работаю, — ответила Лаура бесцеремонно, затем пояснила, наткнувшись на его жесткий взгляд: — Я делаю снимки и провожу измерения на этом участке, потому что в середине лета мы устраиваем здесь рекламное шоу.

— И леди Флора согласна? — недоверчиво спросил Керн. — Обычно она не позволяет использовать свою усадьбу под мероприятия подобного рода.

После некоторого колебания Лаура бросила коротко:

— Иан Эйри, клиент нашей фирмы, заказал это рекламное шоу.

Глаза Керна прищурились, лицо стало твердым, как кремень. Он медленно произнес:

— Иан Эйри. Ну конечно, племянник леди Флоры. У меня такое чувство, что я его недавно встречал. Да, в коттедже на днях. Но перед тем мы долго не виделись.

Кровь бросилась в лицо Лауре, когда он напомнил ей о коттедже. Промолчав, она безнадежно уставилась на струи дождя, уже образовавшего вокруг них сплошную завесу. Ливень шел и шел. Он мог так лить часами, но оставаться в компании с Керном нельзя — только не с ним!

Она повесила фотоаппарат на плечо, засунула портативный магнитофон в карман плаща и скользнула взглядом по Джошу.

— Мне пора, — сказала она, готовясь бежать к тому месту, где оставила машину.

Но не успела Лаура сделать и шагу, как небо треснуло и ослепительная молния разорвала его. Лаура вздрогнула всем телом, фотокамера скользнула вниз, и она едва успела схватить футляр дрожащими руками. Вообще она была не из числа слабонервных девиц, но вот грозы боялась до смерти. Она пугала ее своей непредсказуемостью: гром, белые вспышки молнии раздаются и полыхают, когда их не ждешь.

— Ты ведь не боишься грозы, надеюсь? — удивился Джош.

— Боюсь, — неуверенно призналась она, начиная дрожать еще при медленных, отдаленных раскатах грома.

— Вы, городские девы, боитесь собственной тени. Если бы понимали природу, то не были такими нервными. — Керн поморщился, но когда вновь сверкнула молния и Лаура ахнула, он сказал: — Знаешь, тут довольно опасно. Этот дуб — самое высокое дерево в парке. Если молния попадет в пего, мы вместе отправимся на тот свет.

Лаура в панике взглянула на Джоша.

— Нужно бежать в дом, пока буря еще на подходе.

— Дом слишком далеко. Не успеем, она застигнет нас на открытом месте!

Небо опять раскололось от удара зигзагообразной слепящей молнии.

Лаура прикрыла ладонями глаза и тут же почувствовала у себя на поясе руки Керна.

— Что… Что такое… — начала она, а потом, оказавшись в воздухе, закричала от страха.

Джош Керн перекинул ее, словно мешок с картошкой, через свое широкое плечо.

— Отпусти меня! — взвизгнула Лаура и получила шлепок по ягодицам. Затем Керн прижал к себе ружье и побежал.

— О, женщина! Перестань визжать. Я отпущу тебя, когда мы будем в лесу, в безопасности. Там надежнее. И перестань брыкаться: ты делаешь мне больно.

— Так тебе и надо! — выкрикнула Лаура. Покинув убежище под раскидистыми ветвями дуба, они оказались среди деревьев и кустарников, росших на краю парка.

Несмотря на солидную нагрузку Джош быстро двигался по высокой мокрой траве, пробираясь через заросли куманики и можжевельника, уже покрывающегося желтыми цветами, нагибаясь под ветвями лесного ореха, серебристой березы и боярышника.

Чуть углубившись в лес, Джош остановился, все еще держа на плече свою ношу. Его дыхание слегка участилось. Прислонив ружье к стволу дерева, он начал опускать Лауру на землю, бережно придерживая руками. При этом каждый дюйм ее тела ощущал его прикосновения. Одного этого было для нее достаточно, чтобы разум оказался где-то на заднем плане. Но были и осложняющие обстоятельства. Между ними возник контакт еще до того, как они покинули место под большим дубом. Теперь он стал более ощутимым, обоих бросило в жар. Лаура с ужасом чувствовала возникшую близость, ведь ей пришлось уцепиться за Джоша секунду-другую, чтобы удержаться на ногах.

— Здесь, наверное, мы будем в безопасности! — сказал он.

Лаура высвободилась, едва дыша, и пристально посмотрела на Джоша.

— Как же! Хотелось бы верить! Но с тобой я никогда не чувствую себя в безопасности.

— Вот так признание! Восхитительно! — Брови Джоша взлетели вверх, серые глаза смеялись.

Лицо Лауры покрыл густой румянец. Вернуть бы назад сказанное, но известно, что слово — не воробей. Выболтав сгоряча правду, она дала Джошу оружие, которое он мог использовать против нее же.

Взбешенная собственной неосмотрительностью, Лаура хотела проскользнуть мимо него и бежать к своей машине, но Джош удержал ее за талию. Лицо его осветила мягкая улыбка.

— Нет, Лаура, не выйдет! Куда ты собралась? Убегаешь? Я был готов поклясться, что ты не трусиха.

Расчет оказался правильным: она вновь повернулась к нему лицом.

— Я не из трусливых!

— Тогда почему убегаешь?

Голос Джоша таил опасность. Он наблюдал за ней с таким выражением, что Лаура вызывающе вздернула подбородок. Светлые ее волосы мокрыми прядями выбились из-под капюшона.

— Я не убегаю! — проворчала она, и это обязывало ее остаться на месте, хотя все было яснее ясного: нельзя оставаться наедине с Джошем, даже в пронизываемой ветром зеленой чаще.

Лаура все еще не преодолела дрожь в теле после того интимного контакта, когда Джош медленно опускал ее вниз со своего плеча, придерживая руками и зажигая кровь в каждой жилке.

— Я просто… спешу… Надо ехать домой, — лепетала она.

— Весенняя буря проходит быстро. Молнии можешь больше не бояться и перестань дрожать, — пробормотал Джош с улыбкой, от которой сердце у нее бултыхнулось в груди.

Смущенная и растерянная, она неотрывно следила за Джошем. Снова блеснула молния, и Лаура отпрянула назад, в сумрачное переплетение ветвей. Джош последовал за ней и прислонился к стволу дикой яблоньки, чуть превосходившей его ростом. Дерево уже начинало цвести. Своим весом Джош качнул яблоню, и несколько лепестков легли на его мокрые черные волосы бело-розовыми созвездиями.

Внезапно на Лауру напал какой-то полуистерический смех.

— У тебя в волосах распускаются цветы яблони, — ответила она на недоуменный взгляд Джоша. — Как будто конфетти.

— Так стряхни их. — И он наклонил голову. У нее тут же пересохло во рту, и тянуло коснуться Джоша, и не хотелось, чтобы это желание крепло. Но нельзя же отказаться, даже вежливо! Она поспешила отряхнуть нежные лепестки, — мокрые черные волосы Джоша прилипли к ее пальцам, словно намагниченные, по руке у нее пробегали странные электрические импульсы.

Лаура сглотнула, чуть отошла от него, наблюдая за каплями дождя, стекающими с листка на листок серебристой березы. Достигнув конца веток, они вначале повисали на них, затем шумно срывались в мокрую траву.

Все, что происходило вокруг них, их только сближало. Только их укрывал лес. Их уединенность, изолированность от остального мира странно подчеркивали и порывы ветра, и дождь, и безумства грозы. Лаура боялась даже смотреть в сторону Джоша, настолько остро его чувствовала.

— Так что это за рекламное шоу ты планируешь? — Спросил он, и она обрадовалась, что можно поговорить о чем-то, не касающемся личных чувств.

— Фирма Иана Эйри ежегодно устраивает какую-нибудь акцию в связи с выпуском новых образцов текстиля, — начала она объяснять холодным, деловым голосом. — Собираются оптовые покупатели со всех концов света, чтобы посмотреть, чем занимается Иан Эйри, и ему нравится поразить их воображение, поухаживать за ними и получить от них заказы покрупнее на ткани следующего сезона.

— Все ради того только, чтобы сбыть его текстиль? А почему бы просто не показать возможным покупателям новые образцы?

— Так действует сегодня большой бизнес, — пояснила Лаура. — Чтобы продать, надо повлиять! Мы занимаемся делами «Эйри-Йорк» уже несколько лет и постоянно стремимся выдвигать сногсшибательные. — Лаура остановилась, подбирая более подходящее слово, — нет, скажем так, оригинальные идеи. Иан всякий раз требует от нас чего-то совсем нового, с чем можно взять верх над конкурентами.

Джош смотрел на Лауру, скептически скривив губы.

— И что же вы предлагаете в этом году?

— Ярмарку средневековых времен… — начала было Лаура, но он прервал ее:

— Что?! Ты шутишь!

Покраснев, она сказала сердито:

— Я абсолютно серьезна. Между прочим, Иан Эйри в восторге от этого предложения.

— Он-то несомненно в восторге, — криво усмехнулся Джош. — Сей муж всегда был напыщенным идиотом, даже в молодости. Ты хочешь сказать, что леди Флора разрешила устроить ярмарку в Рэнсомсе?

— Да! — Лауру возмутил пренебрежительный тон Джоша.

— Она, должно быть, не в своем уме!

— Наоборот. Леди Флора безошибочно чувствует, хороша идея или нет. К тому же она — держатель акций компании «Эйри-Йорк».

— А, в таком случае все ясно. За деньги она сама выступит в парке с танцем голого живота.

— Не очень-то порядочно так отзываться о ней. Мне она не показалась корыстолюбивой, — возмутилась Лаура.

Леди Флора произвела на нее впечатление почтенной дамы с ясным умом. Он пожал плечами.

— Я и не говорил, что она корыстолюбива. Просто каждый пенс, который она может заполучить, нужен ей для того, чтобы содержать в порядке этот крупномасштабный сарай!

Сквозь деревья им был виден дом леди Флоры — закрученные винтом вытяжные трубы, красные, как леденцы; темно-красный кирпич и окрашенное в черный цвет дерево дубового каркаса; выгоревшие па солнце тонкие розовые каменные плиты на крыше. Рэнсомс насчитывал долгую историю. Центральная часть дома построена была в четырнадцатом веке. Два крыла по сторонам — в царствование Елизаветы I, после чего строение стало напоминать букву «Е», что считалось тогда своего рода комплиментом королеве.

— Такой дом, как в театре, послужит великолепным задником для нашей ярмарки, — сказала Лаура.

— Думаю, что да. Но что, собственно, ты имеешь в виду под средневековой ярмаркой? Будет нечто особое? Или вы просто оденете людей за прилавком в старинные одежды?

— Мы стараемся как можно точнее передать обстановку давней эпохи — будет «майское дерево» с лентами и венками, вокруг него выступят артисты местного фольклорного ансамбля, будут качели и карусели, фокусники, жонглеры и глотатели огня. Я нашла человека, который будет продавать имбирные пряники, еще один торговец будет предлагать «ароматические шарики» — апельсины, начиненные гвоздикой, раньше их вешали на пуговицу верхней одежды, чтобы отбивать дурные запахи.

— Кроме того, предполагалось, что «ароматические шарики» предохраняют от заразных болезней, — сухо заметил Джош. — Я кое-что слышал о старинных обычаях.

— Извини, я не хотела поучать! — Лаура возмутилась. Ну почему так трудно с ним разговаривать? — После показа мод организуем средневековый пир для гостей в большом шатре. Вот ради чего я и приехала сюда — надо найти для всего точное место, для каждой лавки, каждого аттракциона. Но главное — шатер, он должен быть недалеко от дома, чтобы легче было приносить посуду, подавать на стол и так далее.

— И все это только для того, чтобы сбыть какое-то количество текстиля!

— Но в результате можно набрать заказов на несколько миллионов.

— Гм-м-м, — протянул Джош. — Кстати, в округе ярмарка вызовет большой интерес. Будете пускать посетителей или только ваших гостей?

— О, нет, никаких посторонних! На мероприятия делового плана приглашаются исключительно гости.

Джош бросил взгляд, выражающий сомнение в правильности такого решения.

— У вас может возникнуть проблема — местных ребятишек нелегко удержать в стороне.

Лаура вынула из сумочки блокнот и сделала быструю пометку.

— Нужно поговорить об этом с Ианом. Не пустить ли патрули по парку?

Она спрятала ручку и, подняв глаза, столкнулась с прямым холодным взглядом серых глаз.

— Может, ты и боишься молнии, но вообще умеешь быть достаточно жесткой, не так ли? Только что тебя возмутило, что я стреляю кроликов, но ты уже думаешь, как избавиться от кучки детей, чтобы своим присутствием они не отравили ваш сверхважный деловой прием. Что станут твои патрули делать с ребятишками — вышвыривать их из парка или стрелять в них?

Щеки Лауры залила краска.

— Если местные жители увидят в парке патрули и прочтут уведомление о закрытом характере ярмарки, они не пойдут туда.

— А если пойдут?

Лаура рассердилась.

— Тогда мы займемся этим на месте, но сначала я поговорю с Ианом.

— Частенько видишься с ним, а? — сощурился Джош.

— Я тебе уже объяснила, чем занимается моя фирма.

По его циничной ухмылке Лаура ясно понимала скрытый смысл вопроса.

— Интересно, ты всегда уклоняешься от ответа?

— Не понимаю, о чем ты?

— Прекрасно понимаешь. Что думает твой жених об этих встречах с Ианом Эйри? Или ему не известно о них?

Лауру возмутил этот недвусмысленный намек, но она решила сдержаться, понимая, как опасен для нее этот человек. Единственная ее защита — сохранять невозмутимость и быть подальше от него, и физически, и эмоционально.

— У нас с Патриком нет секретов друг от друга! — спокойно сказала Лаура. — Он доверяет мне, я — ему.

Серые глаза так и лучились насмешкой.

— И ты рассказала ему, что я целовал тебя в коттедже на днях?

Тут было уже не до спокойствия: пульс Лауры достиг болезненной частоты, особенно на шее и запястьях, когда она вернулась памятью к его объятиям. Слова не шли с языка — даже во имя собственного спасения.

— Значит, умолчала, — констатировал он, и Лаура вскипела, услышав удовлетворение в его голосе.

— У меня вес это вылетело из головы! — отрезала она.

Улыбка сошла с лица Джоша, глаза, твердые, как кремень, потемнели.

— Ты лжешь!

Она упрямо и вызывающе подняла голову.

— Это был пустячок. И раньше ко мне подкатывались мужчины, которых я терпеть не могу. Большинство женщин рано или поздно сталкиваются с такими ухаживаниями… Это не имело никакого значения.

— Ах, не имело? — сквозь зубы проворчал он и шагнул к ней.

Лаура в испуге бросилась бежать, но поскользнулась на размытой дождем дорожке и упала, уткнувшись головой в высокую мокрую траву. Еще не оправившись после падения, она почувствовала руки Джоша у себя на талии: он приподнял ее и перевернул на спину. Сквозь растрепавшиеся пряди золотистых волос Лаура видела над собой его лицо.

— Ты не ушиблась? Как себя чувствуешь? — спросил Джош, а Лаура лишь молча покачала головой.

Но чувствовала она себя неважно. Благодаря падению Джош снова получил возможность коснуться ее тела, разрушив последние оборонительные укрепления. Крепость пала, открыв место стихии — стихии внезапного неудержимого желания.

Джош стоял перед ней на коленях, поддерживая ее голову одной рукой. Лаура лежала не шевелясь, не делая попыток встать и убежать. Глаза их встретились; и в его напряженном взгляде, в расширенных зрачках она увидела отражение собственных чувств. Гроза по-прежнему бушевала, лил дождь, грохотал гром, вселенная сжалась вдруг до тесного кружка, внутри которого эти двое противостояли друг другу. И тянулись друг к другу.

Лаура слышала частое, хрипловатое дыхание и не знала, чье оно. Да и какое это имело значение? Главной была несусветная, неуемная жажда. Джош опустил голову, и она потянулась к нему, раскрыв губы, зовущая и уступающая; его губы накрыли ее рот, послушные этому настойчивому зову.

Лаура закрыла глаза, чтобы ничего не видеть, не слышать, чтобы отключиться от всего мира, удерживая в нем только их двоих, когда в бездонной бархатистой тишине сливаются губы, а тела, выгибаясь, устремляются друг к другу, чтобы соприкоснуться, соединиться.

Лауру трясло, как на морозе, внутри нее полыхал лихорадочный жар, а рот Джоша был горяч, требователен. Не отрываясь от нее, Джош поколдовал над пуговицами своего тяжелого макинтоша, затем притянул Лауру поближе, под прикрытие плаща, чтобы согреть теплом своего тела. Руки ее, как две шустрые мышки, скользнули под твидовый пиджак Джоша; расстегнув рубашку, она уместила ладони на его груди, потом начала исследование, скользя пальцами по телу, ощущая биение его сердца, упругость жестких волос на груди.

Руки Джоша тоже делали свое дело. Он расстегнул ее плащ, запустив пальцы под мокрую ткань, притянул Лауру к себе, заполняя ею каждую извилину своего тела. Он гладил ее волосы, пропуская сквозь пальцы мокрые локоны, потом его ладонь оказалась у нее на затылке, нежным движением создавая неповторимую интимность. На эти ласковые прикосновения Лаура ответила стоном наслаждения. Пальцы Джоша опустились по стройной шее, придавая ускорение ее пульсу. Она даже не заметила, как он расстегнул молнию на ее свитере, как взял в ладони ее груди — в ответ она лишь снова застонала.

Не прерывая поцелуя, Джош еще ближе притянул ее к себе. Два тела прильнули друг к другу. Сверху их поливал дождь, снизу холодила сырая земля, трава строптиво шелестела, смятая их торопливыми, порывистыми движениями. Первый раз в жизни Лаура испытывала такое яростное желание. Ее словно рвали на части, внутри нарастала боль. Глубокие, затяжные поцелуи приносили новые мучения и делали боль еще ощутимее.

Она почувствовала, как Джош ослабил пояс ее джинсов, расстегнув молнию. Его холодные пальцы сползли вниз, под трусики, тронули бедра: раздвинули их, и жжение стало невыносимым. Лаура ответила на него новым стоном.

— Нет, — проговорила она заплетающимся языком.

Джош поднял голову, тяжело, хрипло дыша.

Лаура пыталась открыть глаза, но они не повиновались ей, как и ноги. А может быть, она просто не хотела впустить в душу окружающий мир? Открыть глаза — значит признать правду о своих чувствах, решать, как быть. Но сейчас она не хотела думать. Хорошо бы остаться навсегда в этом тайном мире страстей, где нет никого, кроме них двоих и пульсирующего между ними неистового, сладостного чувства.

— Да, — возразил вполголоса Джош, возобновив движение рук, разжигавшее ее чувственность.

И уже не было на ней джинсов: холодный воздух коснулся распаленной плоти. Надо бы остановить Джоша. Теперь. Она должна остановить его. Лаура попыталась сбросить с себя это заклятие, но смогла лишь молча заплакать.

— Не надо, — сказал Джош. — Не надо плакать.

Его язык нежно тронул ее веки, с невероятной лаской снимая слезы с ресниц. В то же время он освобождал себя от сапог, одежды. И вот он уже над ней, обнаженный и укрывающий ее от ветра и дождя. Тяжкое давление его бедер вжимает Лауру в траву, руки, поддерживающие ее снизу, приподнимают ее тело, раздвигают ноги.

Откуда этот огонь? Пылало все вокруг, пылало все в ней. И когда неумолимый, неистовый, он обрушился на нее и вошел в нее, она закричала не своим, каким-то нечеловеческим голосом. Пламя вспыхнуло в ней с новой силой, сжигая все и расплавляя. Устремляясь ему навстречу, она сомкнула руки вокруг него.

Теперь Лаура эротически интенсивно отвечала на его движения, заставляя стонать Джоша. Их тела вздымались и опадали вместе, то сливаясь, то разлучаясь для того, чтобы быть снова заодно. Их дыхание, ускоряясь, становилось резче. Спираль напряжения поднималась выше и выше, и Лаура почти перешла на крик. Ее голова металась из стороны в сторону в высокой мокрой траве. Рот раскрылся в страстном стоне. Первородная женская суть совершенно ее изменила: где холодная улыбка, самоконтроль, деловитость, — Лаура превратилась в другое существо, в женщину, одержимую желанием. Он приподнял голову, посмотрел на нее горящими глазами. Его лицо раскраснелось, он тяжело дышал. И тут Джош тоже бросился в поток безумного экстаза. Бессвязные восклицания, его и ее, это выражение невыносимого блаженства, слились воедино.

Еще долго после этого ни он, ни она не двигались. Мокрая от дождя голова Джоша лежала у нее на груди, набухшей и мягкой, как подушка; его ноги оставались у нее между бедер. Тело Лауры медленно отдавало тепло.

Наконец Джош поднял голову.

— А теперь скажи мне, что это был пустячок, — с трудом произнес он. — Скажи, что ты способна выкинуть все из головы!

Она хотела бы иметь на это силы. Содрогнувшись, Лаура заставила себя открыть глаза и жалобно вздохнула. Мучительные слезы затуманили зелень ее глаз.

— Это не должно быть так важно, — шептала она. — Просто момент безумия, не означающий ничего… Я люблю Патрика. Я выхожу за него замуж…

Лицо у Джоша стало жестким, требовательным.

— Если ты это сделаешь, будешь только жалеть о своем решении. Ты выйдешь за него, желая меня.