Достоинство

Глава 12

— Доброе утро, мадам.

Джулиана высвободилась из прочных сетей дремоты и приподнялась на локте, щурясь от заливающего спальню солнечного света.

Маленькая седовласая женщина с яркими голубыми глазами, полная, словно сдобная булочка, стояла возле ее кровати. Увидев, что Джулиана проснулась, она немедленно сделала книксен.

— Доброе утро, — сказала Джулиана. — Вы, должно быть…

— Миссис Хенлей, мадам. Мои домашние называют меня Хенни. Если вы не против, я хотела бы, чтобы вы звали меня так же.

— Хорошо, Хенни. — Джулиана села на кровати и огляделась, вспоминая вчерашний вечер. Она вспыхнула, заметив, что вся ее одежда кучей свалена у окна. Граф настоял на том, чтобы сыграть роль ее горничной, когда они вернулись из ресторана, нимало не заботясь о том, в какое состояние придут ее шелковое платье и нижнее белье после этого. — Простите, что моя одежда в таком беспорядке.

— Господи, мадам! А как по-вашему, зачем я здесь? — весело ответила Хенни. — Не успеете вы выпить чашку шоколада, как я все соберу и аккуратно разложу по местам. — Она взяла со столика поднос и поставила его Джулиане на колени. От серебряной чашки поднимался аппетитный запах.

Джулиана была потрясена таким роскошеством. В доме опекуна ей приходилось рано вставать, быстро одеваться и к семи часам спускаться в столовую завтракать. Леди Форсет была сторонницей сурового воспитания молодых девушек, поэтому зимой по утрам Джулиане подчас приходилось разбивать ледяную корку в кувшине с водой, чтобы умыться.

Китайская фарфоровая чашка с серебряной каемочкой казалась такой хрупкой, что ее было страшно взять в руки. Джулиана приподняла подушки и полусела, откинувшись на них. Потом сделала глоток шоколада, взяла с блюда печенье и обмакнула его в чашку. Когда она вытащила печенье из чашки и поднесла его к губам, несколько коричневых капель упало на белоснежное покрывало. Джулиана невольно вскрикнула.

— Что случилось, мадам? — Хенни, которая чистила платье хозяйки щеткой, отвлеклась от своего занятия и подошла к кровати.

— Я испачкала постельное белье шоколадом, — сказала Джулиана, от досады кусая губы и пытаясь ногтем отчистить пятнышки. — Боюсь, что это нельзя отстирать.

— Прачка с легкостью с этим справится, — возразила Хенни, рассмотрев как следует покрывало. — Поверьте, мадам, такая малость не стоит вашего беспокойства.

— Все же будет лучше, если я допью шоколад за столиком, — ответила Джулиана и, передав Хенни поднос, выскочила из постели.

— Доброе утро, мадам.

Джулиана резко обернулась к двери. В комнату вошел Люсьен. Он был полностью одет, но выглядел как человек, который спал в одежде. В руке он держал рюмку коньяка, а взгляд его воспаленных, бегающих глаз был полон едкого сарказма.

— Милорд! — Джулиана невольно отпрянула, натягивая подол ночной рубашки на колени.

— Похоже, вы не ожидали моего прихода, мадам. Я полагал, что нет ничего странного в моем желании навестить супругу поутру после первой брачной ночи. — Люсьен сделал глоток коньяка и с насмешкой взглянул на Джулиану. Ей показалось, что в его глазах промелькнуло отвращение, когда он пристально изучал формы ее тела, едва прикрытые сорочкой.

— Вы испугали меня, милорд, — холодно сказала Джулиана и вернулась в постель, натянув одеяло до самого подбородка. — Хенни, подайте мне шоколад.

Камеристка выполнила ее распоряжение и сделала книксен.

— Мне уйти, милорд? — спросила она у виконта.

— Нет, — поспешно ответила за него Джулиана. — В этом нет необходимости.

Люсьен понимающе улыбнулся и сел на краешек кровати.

— Надеюсь, вы хорошо провели время вчера вечером?

Джулиана решила, что лучше всего хладнокровно поддержать беседу. Пусть это будет обычный светский разговор с человеком, который находится в ее спальне по праву.

— Да, сэр, спасибо. Мы были в театре, а потом поужинали в Ранела-Гарденс. — Она с независимым видом обмакнула печенье в шоколад и, к своему большому удовольствию, благополучно донесла его до рта.

— Скучно это все! — презрительно скривился Люсьен. — Если вы действительно хотите узнать, что такое настоящий Лондон, мадам, доверьтесь мне.

— Сомневаюсь, что его светлость одобрит ваше предложение, — ответила Джулиана, откидываясь на подушки и зло прищуриваясь.

Люсьен громко расхохотался. И сразу же поплатился за свою опрометчивость, потому что взрыв хохота вдруг перешел в приступ кашля. Его душили спазмы, тщедушное тело сотрясалось от конвульсий, лицо побледнело как полотно.

— Ничего, ничего, милорд, сейчас все пройдет. — Хенни взяла из его трясущихся рук рюмку и терпеливо ждала, пока его дыхание выровняется. — А теперь выпейте это, сэр. — Она протянула виконту рюмку с видом лекаря, знающего способ исцеления. Возможно, как близкий семье Кортней человек, она была в курсе всех ее трудностей и бед.

Люсьен залпом выпил коньяк и вздохнул с облегчением.

— Простите, моя дорогая. Мне очень неловко всякий раз делать вас свидетельницей этих отвратительных приступов. — Он широко осклабился, и Джулиана впервые заметила, что у него не хватает четырех верхних зубов. Определить возраст виконта было очень трудно, но в любом случае он был не настолько стар, чтобы терять зубы.

— Чем же вы меня так рассмешили? Ах да… Тарквин станет возражать, если я предложу вам прогуляться со мной по городу. — Он осторожно хмыкнул.

Джулиане показалось, что граф скорее всего и вправду воспротивится такой идее. Но с другой стороны, не исключено, что эта поездка была бы веселой и небезынтересной.

— Доброе утро, леди Эджкомб… А, Люсьен! Я вижу, ты зашел навестить свою супругу. — Казалось, граф Редмайн материализовался из ее раздумий. Джулиана обернулась к двери и увидела Тарквина в утреннем халате, непринужденно прислонившегося к косяку, но оглядывающего присутствующих беспокойным, подозрительным взглядом.

— Доброе утро, ваша светлость, — ответила Джулиана, подумав, что среди обитателей этого дома, наверное, не принято стучаться, прежде чем открыть дверь и войти. Она отпила из чашки глоток шоколада, стараясь держаться спокойно и с достоинством, как будто для нее нет ничего более привычного, чем, лежа в постели, поутру принимать в своей спальне мужчин. Конечно же, это вполне подходящее время и место как для визитов мужа, так и любовника. Джулиана почувствовала, что сейчас рассмеется. Она постаралась сдержаться, но на всякий случай все же отставила поднос с шоколадом.

— Не кажется ли тебе, Тарквин, что ты довольно свободно обращаешься со спальней моей супруги? — насмешливо улыбнулся Люсьен. — Может, мне стоит устроить сцену ревности, а?

— Не говори глупостей. — Тарквин, не обращая внимания на слова кузена, прошел в комнату. — Похоже, ты еще не ложился?

— Правильно, дорогой кузен. — Люсьен огорченно заглянул в свою рюмку. — Снова пуста. Странно, наверное, в ней есть трещинка. Послушай, Редмайн, у тебя в спальне есть коньяк?

— Иди лучше к себе, Люсьен, — посоветовал Тарквин. — Там ты сможешь спокойно выпить и лечь наконец спать.

— Да, наверное, ты прав. — Люсьен тяжело поднялся. — Я искренне огорчен, что мы так и не довели наш разговор до конца, мадам.

— Я уверена, что он откладывается ненадолго, милорд.

— Что такое, Джулиана? — Тарквин обеспокоенно посмотрел на нее, потом перевел взгляд на Люсьена.

— Я сказала мужу, что надеюсь в ближайшее время продолжить наш разговор. Что-нибудь не так, ваша светлость?

Тарквин был настолько ошеломлен и возмущен, что с трудом держал себя в руках.

— Ты не можешь запретить жене общаться с собственным мужем, Тарквин. — Люсьен видел замешательство кузена и не понимал, зачем Джулиане понадобилось раздражать его, но сразу же с готовностью встал на ее сторону.

Тарквин подошел к двери и распахнул ее.

— Всего хорошего, Люсьен.

— Ты хочешь вышвырнуть меня вон из спальни моей жены, кузен? — изумленно спросил виконт. — Мне кажется, что подобным образом я должен поступить с тобой, а не наоборот.

— Убирайся. — Голос графа оставался спокойным, но глаза сверкали от гнева.

Люсьен взглянул на Джулиану, которая благоразумно решила устраниться от конфликта и избегала смотреть на мужа. Встречаться глазами с графом ей тоже не хотелось, поскольку в таком случае она неминуемо столкнула бы их с виконтом. А подходящий момент для этого еще не настал, потому что у нее не было хорошо продуманного плана.

Люсьен пожал плечами и направился к двери, понимая, что в борьбе с графом ему не выстоять без союзника. Он недоумевал, поскольку, очевидно, Джулиана не была пешкой в игре Тарквина. Теряясь в догадках, Люсьен отвесил кузену шутовской поклон и вышел в коридор.

— Леди Эджкомб позвонит, когда ей понадобятся ваши услуги, Хенни, — сказал граф, продолжая держать дверь открытой настежь.

Камеристка сделала книксен, взяла с кровати поднос и вышла из комнаты.

— Ну, и что все это значит? — спросил граф, подходя к кровати.

— Что именно? — невинно улыбнулась Джулиана. — Мой муж пришел проведать меня. Мы с ним разговаривали.

— Понятно. — Тарквин пристально посмотрел на Джулиану. — Значит, ты бросаешь мне вызов?

— Зачем мне это надобно?

— Не знаю. Но если ты все же намерена так поступить, предупреждаю, что я не откажусь его принять.

— Бросать вызов, не будучи уверенной в том, что вы его примете, было бы неразумно, — спокойно заметила Джулиана. — Нет, я не собираюсь этого делать.

Тарквин хмуро посмотрел на нее. Джулиану, казалось, переполняла разрушительная сила, которая светилась в глазах и пылающим пламенем разливалась по волосам. Он не мог представить себе, что Джулиана заключит союз с Люсьеном, чтобы досадить ему, — виконт чересчур отвратителен, чтобы она захотела общаться с ним даже из чувства противоречия. Тарквин решил не углубляться в размышления на эту тему и сказал с обворожительной улыбкой:

— Вчера вечером я забыл сказать, что, возможно, сегодня леди Лидия Мелтон с матерью нанесут тебе визит, чтобы поздравить с бракосочетанием.

— Да? Ваша невеста очень любезна, — сдержанно ответила Джулиана.

— В том, что она хочет нанести визит ближайшей родственнице своего жениха, к тому же живущей с ним под одной крышей, нет ничего особенно любезного.

— А она знает, что ее новая родственница занимает апартаменты, соседствующие со спальней графа и предназначенные явно для нее?

— Не говори глупостей!

— Я полагаю, что мне придется переехать отсюда, когда состоится ваша свадьба, — не унималась Джулиана. — Или это произойдет раньше, когда станет ясно, что я зачала от вас ребенка?

— Похоже, ты всерьез настроена поссориться со мной нынче утром, — сказал Тарквин. — А я проснулся полчаса назад с ощущением какого-то таинственного волшебства… — Его голос вдруг стал гуще, глаза заблестели, на губах заиграла чувственная улыбка. — Мое тело до сих пор помнит твои ласки.

Он склонился над ней, упершись руками в подушку. Джулиана не могла отвести взгляд в сторону. Так близко были его глаза, так жарко дыхание на ее щеке, так соблазнительно алел его рот, что она не выдержала и, притянув его к себе, с блаженным стоном впилась в его губы. Он полностью отдался ей и оставался неподвижен до тех пор, пока Джулиана, обессилев, не откинулась на подушку.

— Совсем другое дело. Это приветствие куда радушнее, — улыбнулся Тарквин. — Ты всегда по утрам бываешь в плохом настроении? Или мало спала?

— У меня есть все основания задать вам жизненно важные вопросы, решение которых полностью зависит от вас, — ответила Джулиана, но в ее голосе и взгляде уже не было резкости.

Тарквин сел возле нее на кровати.

— Наверное, мне раньше следовало сказать тебе, что я собираюсь жениться, но, поверь, я промолчал лишь потому, что считал это неважным для нашего с тобой соглашения. Что же касается женитьбы, то это мой долг. Мы были помолвлены много лет назад, и рано или поздно, хочу я этого или нет, свадьба состоится. Я обязан дать продолжение роду Редмайнов.

— И вашей женой непременно должна стать леди Лидия? — Джулиана явно выходила за рамки дозволенного, но уже не могла остановиться.

— Послушай, моя дорогая, это обычный брак по расчету. Люди моего круга не женятся по другой причине. Для наслаждения, страсти, даже любви существуют любовницы. Я надеюсь, ты понимаешь меня?

— Да, понимаю. А у вас есть еще любовницы? Или… может быть, женщина, которую вы любите? — Джулиана опустила глаза и перебирала кружева на покрывале.

Лицо Тарквина вдруг стало каменным, глаза пустыми, а в голосе зазвенели металлические нотки.

— Дорогая моя, любовь — это недоступная роскошь для человека моего положения, и я обхожусь без нее.

— А почему без нее надо обходиться? — Джулиана взглянула на графа, почувствовав горечь в его словах, которую не могла скрыть внешняя бесстрастность.

— До чего же ты любознательна! — Тарквин прочел в ее глазах искреннее любопытство. — Если человек наделен властью и богатством, он не вправе доверять людям, которые его окружают. А если в сердце человека поселяется недоверчивость, места для любви в нем уже не остается.

— Какой ужас! — Джулиана коснулась руки графа и с неподдельным состраданием поинтересовалась: — Значит, вы встречали людей, которые притворялись, будто любят вас, а на самом деле преследовали корыстные цели?

Тарквин задумчиво посмотрел на девушку и вновь подивился: почему он говорит с ней об этом?

— Да, — ответил он беззаботно. — Тогда я был молод и глуп, но зато хорошо усвоил преподанные мне жизнью уроки.

— По крайней мере они хоть притворялись, что любят вас, — грустно сказала Джулиана. — А вот меня никто никогда не любил и даже не делал вид, что любит. И еще неизвестно, кому из нас было хуже.

— Не может быть, — возразил граф, потрясенный таким откровенным заявлением юной прекрасной девушки.

— Да, — настойчиво твердила Джулиана. — Я никогда никому не была нужна. Кроме сэра Джона, конечно. Я думаю, что по-настоящему нравилась ему… хотя, возможно, это было всего лишь вожделением. Джордж как-то сказал мне, что отец на старости лет рехнулся и преследовал девочек-школьниц.

Тарквин наклонился к ней и взял за подбородок, чтобы поймать ее взгляд.

— Ты нравишься мне, Джулиана.

Она ела глазами его лицо, стараясь понять, зачем ему понадобилось кривить душой, ведь она не искала в нем ни жалости, ни сочувствия. Черная бездна сияющих глаз Тарквина была непроницаемой и безответной, загадочная улыбка заставила ее почувствовать себя неуютно. Джулиана собралась с духом и одним махом разрушила гипнотическое влияние этой улыбки.

— И все же, куда вы поселите меня, когда леди Лидия станет графиней и войдет в этот дом?

— Я никуда не намерен тебя переселять, — ответил Тарквин, выпуская ее подбородок. — Разумеется, если ты родишь Эджкомбу наследника, тебе будут отведены покои как здесь, так и в загородном доме. Если тебя не устраивает мой дом, ты можешь переехать отсюда и жить отдельно. Но ребенок останется здесь.

— А если у меня не будет ребенка?

— По-моему, мы уже обсудили эти вопросы с Коплетвэйтом, разве не так? — В голосе графа слышалось нетерпение.

— Да, но мы не учитывали то, что вы собираетесь жениться.

— После моей свадьбы… после смерти твоего мужа… родишь ты ребенка или нет — ты вольна жить здесь на правах жены, или вдовы виконта Эджкомба, — взяв себя в руки, спокойно разъяснил Тарквин. — Ребенок, если таковой родится, при любых обстоятельствах будет жить со мной. Если у тебя не будет ребенка, соглашение все равно останется в силе. Если он родится, а ты захочешь жить отдельно, ты можешь уехать, но не прежде, чем официально откажешься от прав на него в мою пользу. Теперь, я надеюсь, понятно?

— Прошу прощения, ваша светлость. Наверное, я немного бестолкова.

— Да нет, ты просто не о том думаешь.

Джулиана старалась подавить горькую обиду, захлестнувшую ее сердце. Все ее существо возмущалось против такого холодного, рационального ограничения ее материнских прав. А вдруг она поссорится с графом и окончательно порвет с ним отношения? Как после этого она останется в его доме? А с другой стороны, разве решится она на то, чтобы уехать и бросить своего ребенка на его попечение?

Разумеется, граф Редмайн относится к ней и к ее будущему ребенку как к собственности. Ни для кого не секрет, что женщин продают и покупают на любой ступени общественной лестницы. Голодающие оборванцы продают своих жен и дочерей за кусок хлеба на рынке. Высокородных принцесс отправляют в чужеземные страны, чтобы кровными узами скрепить мирный договор между враждующими государствами. Джулиана прекрасно понимала это. Такова реальная жизнь, которую познаешь с колыбели, но с которой очень трудно мириться, если она касается тебя самого.

Тарквин обеспокоенно смотрел на притихшую Джулиану, которая, очевидно, витала мыслями очень далеко.

— Какие у тебя на сегодня планы? — поинтересовался он, аккуратно меняя тему разговора.

Вопрос вывел ее из задумчивости и вверг в замешательство. Джулиана привыкла к тому, что ее временем и желаниями распоряжались другие: так было в доме сэра Форсета, так было и на Рассел-стрит. Ей не приходило в голову, что, заключая сделку с графом Редмайном, она действительно обретет свободу и независимость.

— Я еще не знаю, — ответила Джулиана.

— Ты ездишь верхом?

— Да. Зимой в Хэмпшире, когда дороги развезет, только на лошади и можно проехать.

— Ты хотела бы иметь свою лошадь?

— А где здесь можно на ней ездить?

— Например, в Гайд-парке, там прекрасное место для спокойных прогулок шагом и рысью. А если хочется устроить скачки, то лучше это сделать в Ричмонде. — Тарквин с удовольствием наблюдал за тем, в какой восторг пришла Джулиана, когда он заговорил о лошадях. Как легко и приятно было ему радовать эту девушку! Но как легко ее можно было обидеть! — Если хочешь, я завтра же закажу тебе лошадь в конюшнях Таттерсэлс.

— А можно я сама поеду туда и выберу? — Джулиана откинула покрывало и вскочила с кровати. Прозрачная ночная рубашка подчеркивала ее соблазнительные формы.

— К сожалению, нет. Леди, как правило, не посещают конюшни. — Тарквин не спускал глаз с округлых холмиков ее грудей и темных сосков, различимых сквозь тонкую ткань.

— Но ты вполне можешь довериться моему умению разбираться в лошадях, — медленно произнес Тарквин и после паузы добавил: — Сними рубашку.

— Сюда в любой момент могут войти, — ответила Джулиана, облизнув пересохшие от волнения губы.

— Делай, как я говорю, — срывающимся от внезапно нахлынувшего вожделения голосом сказал Тарквин.

Джулиана послушно развязала ленты у воротника и стала медленно разоблачаться, чувствуя, что Тарквину нравится смотреть, как постепенно обнажается ее тело. Когда она наконец разделась и предстала перед ним нагой, Тарквин даже не попытался приблизиться к ней, только пожирал ее глазами, а потом промолвил:

— Повернись спиной.

Не сводя глаз с Тарквина, Джулиана неторопливо повернулась, ощущая, как по телу разливается тепло, словно он ласкал ее не восхищенным взглядом, а умелыми, сильными руками. Он развязал свой халат неуловимым движением, потянув за конец пояса, и подошел к ней сзади. Положил руки ей на талию, потом сжал нежные груди, и Джулиана почувствовала прикосновение набухшего фаллоса к своим ягодицам. Он провел рукой по ее животу, потом по плавному изгибу бедра. Когда его пальцы скользнули во влажную, разгоряченную бороздку, у Джулианы перехватило дыхание и закружилась голова. Сладостное желание наполнило лоно, адским жаром разлилось по жилам. Она потянулась к нему, ласками выражая готовность и нетерпение принять его в себя.

— Упрись руками в кровать.

Джулиана ощутила на шее прерывистое дыхание Тарквина и подчинилась не раздумывая. Только бы сладкий дурман не проходил, только бы блаженство длилось вечно! Его ласки становились все настойчивее, потом он крепко сжал ее ягодицы и вошел в нее. Это было совсем иначе, чем прежде, — необычно, но не менее восхитительно. Странно было ощущать прикосновение его упругого живота к своим ягодицам в то время, как он сильными, ритмичными толчками все глубже погружался в нее. Как будто издалека до нее доносились ее собственные всхлипы, кровь стучала в висках, в горле пересохло. Джулиана чувствовала что вот-вот потеряет сознание и без сил упадет на кровать. С его губ то и дело слетало ее имя, каждый звук говорил о неслыханном блаженстве.

Джулиана медленно и плавно, как невесомая тополиная пушинка, подхваченная ветром, падала куда-то вниз. Навстречу ей летела пустота, которая поглотила ее, а потом закружила в восхитительном водовороте наслаждения. Она рухнула на кровать и ощутила приятную тяжесть Тарквина, который обхватил ее за талию, содрогаясь в конвульсиях оргазма. Зарывшись лицом в ее золотистые волосы, он обжигал дыханием ее плечо. Тело Джулианы снова обретало вес, расслабленные мышцы налились силой, и через минуту она почувствовала себя словно заново родившейся и переполненной жизненной энергией.

Тарквин не скоро смог подняться на ноги. Наконец он запахнул полы халата и коснулся ее.

— Вставай, крошка.

— Я не могу, — пробормотала она. — Это было так необычно.

Тарквин склонился к Джулиане и перевернул ее на спину. Потом пальцем провел по ее щеке, брови, подбородку, не отрывая от нее нежного взгляда.

— Я не знаю, кто ты такая, — сказал он, поцеловал ее и тихо вышел из комнаты.

Джулиана села на кровати. Ее била мелкая дрожь. В ту минуту она и сама не знала, кто же она такая. Жена, любовница… проститутка? Взрослая женщина или неразумная девчонка? Человек или вещь?

А если она сама не понимала себя, то чего в таком случае можно было ожидать от графа!