Доверие

10

— Я не верю, — опешила Санди. — Мартин не мог так поступить. Он порядочный… добрый…

— Ты должна поверить. Это правда.

— А мама с папой и Полли знают об этом?

— Нет, никто, кроме нас троих — ты, я и этот негодяй. Если бы ты только знала, через что пришлось пройти Сесилии, ты перестала бы вообще с ним разговаривать. После аборта она была настолько убита горем и опустошена, что подумывала о самоубийстве. Я ужасно беспокоилась и однажды заехала к ней неожиданно. Мы ведь очень близки, и я чувствовала, что с сестренкой что-то не так. Она была в постели, а рядом, на столике, стояла бутылка с джином и лежала гора разных таблеток, включая и те, что она отыскала у меня в ванной.

Санди присела на кровать, с трудом веря в то, что слышит.

— Я всегда считала вас с Сесилией достаточно разумными, чтобы не забеременеть, — в недоумении проговорила она. — Как такое могло произойти? Разве она не предохранялась?

Беатрис усмехнулась.

— Ничто не дает стопроцентной гарантии. У нее в это время случилось что-то с желудком… кажется, расстройство и все такое. Она и «залетела». Но все бы ничего, если б он ее любил. Не скажу, чтоб она так уж хотела иметь ребенка, но она бы не решилась на аборт, если б этот негодяй ее не бросил.

— Почему же сделала это? Ведь могла бы отказаться от ребенка или даже оставить его у себя. Родители наверняка помогали бы ей. Мы бы все помогали.

— Ты слишком сентиментальна, Санди, — ухмыльнулась Беатрис, снова приступив к макияжу. — Только представь себе, как «приятно» было бы Эмилии увидеть в бульварных газетах заголовки о ее незаконнорожденном внуке. Впрочем, я не думаю, что мать не была бы на стороне Сесилии в той ситуации. Она бы даже попыталась извлечь политический капитал из всей этой истории, — цинично добавила Беатрис. — Газеты, конечно, рано или поздно угомонились бы. Но сестра несла бы нелегкую ношу всю жизнь. В одиночку тяжело воспитывать ребенка. Так что она поступила разумно.

— Я уверена, Полли все знает, — заявила Санди. — Теперь мне понятно ее упоминание о разбитых сердцах в нашей семье.

— Ей известно только то, что мы с Сесилией часто обжигались на мужчинах. Она ничего не может знать о той беременности.

— А что было у тебя?

— Ничего страшного по сравнению с Сесилией. Когда-то я очень любила одного парня, Лайона, но он оставил меня. Были и другие увлечения, но, в общем, я стараюсь не вспоминать о своих неудачных романах. Пожалуйста, сбегай вниз и принеси мне что-нибудь выпить. Прежде чем предстать перед всеми этими столпами общества, мне необходимо взбодриться.

Когда Санди вернулась с двумя бокалами, Беатрис была почти готова к выходу. Она глотнула немного водки с тоником.

— Так-то лучше. — Сестра сочувственно посмотрела на Санди. — Ты расстроилась, моя девочка? Но лучше узнать все сейчас. Каким же надо быть подонком, чтобы после всего случившегося домогаться тебя. Ты, надеюсь, не спала с ним?

Санди покачала головой.

— Слава Богу. Я думаю, если Сесилия узнает, она его убьет. Ничего не говори ей, Санди. Очень больно бередить старые раны. Она была близка к нервному истощению. Это сделало ее уязвимой. Я очень надеялась, что она встретит кого-нибудь, кто поможет ей обо всем забыть. Но не получилось. Ни одной из нас не везет в любви…

После позднего субботнего завтрака чета Лангмюров вместе с экономкой и Беатрис уехала на выходные в свой загородный дом. Санди осталась в Бирмингеме. Ей хотелось побыть одной.

В воскресенье утром позвонил Мартин, чтобы справиться о ее вылете на Менорку. Санди едва сдержалась, чтобы не обрушить на него все новости по телефону. Но ей необходимо было видеть при этом его лицо. Приходилось ждать, время тянулось мучительно медленно.

Когда все вернулись, Беатрис, перед отъездом в собственную квартиру, пожелала поговорить с Санди наедине.

— Отец сказал, что ты собираешься заняться обустройством быта Джейн. Жаль. Тебе будет нелегко избежать встреч с Мартином. Но не давай ему себя одурачить, сестренка. Если ты его спросишь о той истории, я думаю, он будет все отрицать… заявит, что Сесилия сама во всем виновата, что у нее мог быть чей угодно ребенок. Но все это ложь. Никого другого не было.

Санди с ней не спорила. Она не хотела обсуждать все это. Ей надо было увидеть Мартина.

Мартин встречал ее в аэропорту. На этот раз Санди не бросилась к нему, да и он не пытался поцеловать ее. Он протянул ей руку и спросил:

— Как ты долетела?

— Все прошло нормально, спасибо. Перед вылетом я звонила Джейн, и она сообщила, что ее завтра выписывают из больницы.

Мартин позаботился об ее багаже, который на этот раз состоял из чемодана с предельно допустимым весом.

— Вот и хорошо, для нее все готово. Это правое крыло дома с отдельным входом. Ты там раньше не бывала. Еще давно моя мать благоустроила его для себя, собираясь туда перебраться в случае моей женитьбы. В нем никто не жил, так что надо только сделать уборку. В практических целях ванная там оборудована внизу, так что Джейн не надо будет взбираться по лестнице. Она сможет устроиться внизу, а ты расположишься на втором этаже.

Если Мартин и заметил, что Санди была не слишком разговорчива по дороге в Сан-Плачидо, он не подал виду.

Когда они приехали, их приветствовала Филомена и проводила в ту половину дома, где Санди предстояло поселиться вместе с Джейн. Как только они с Мартином остались наедине, он спросил:

— В чем дело, Санди? Что случилось?

Хотя она заранее обдумывала этот момент, ей трудно было начать разговор.

— Почему ты думаешь, что что-то случилось? — начала она.

— Я сразу понял это по твоему лицу, когда увидел тебя в аэропорту. В тот вечер, когда мы ужинали в ресторане, ты выглядела прекрасно. Теперь ты напоминаешь мне молодую докторшу, которая после длительного дежурства падает от усталости.

— Мне известно, как себя чувствуют в подобных ситуациях. Я тоже мало спала. — Наконец она отважилась. — В пятницу вечером моя сестра Беатрис рассказала мне о твоей… подлости по отношению к моей сестре. Я знаю, что это неправда, Мартин. Но если Беатрис верит этому и Сесилия клянется, что все было именно так… Значит, мне придется выбирать между тобой и моей семьей.

Пока Санди говорила, его лицо изменилось. Только что на нем была озабоченность, теперь оно стало жестким и холодным. Ей показалось, что в его взгляде сквозил арктический холод.

— В чем меня обвиняют?

— В том, что у тебя был роман с Сесилией и она забеременела. После чего ты ее бросил.

— Понятно. И ты думаешь, что я не виноват?

— Я уверена, что нет. Я допускаю, что ты мог с ней расстаться, если она тебе наскучила. Но я не верю, что ты можешь бросить девушку, которая ждет от тебя ребенка.

— Многие мужчины так поступают.

— Я знаю… но не ты.

Ее ответ шел из ее сердца. Она не успела подумать, прежде чем ответить.

— Я люблю тебя, поэтому верю, — поспешно сказала Санди.

Потом, не в силах вернуть назад свои слова, она почувствовала смятение и залилась краской стыда от самых корней волос.

— Я тоже люблю тебя, — ответил Мартин, и на его лице появилась улыбка. — Но я пока не хотел говорить тебе о моих чувствах.

И он раскрыл Санди свои объятия.

Через некоторое время Санди выплакалась у него на груди и ей стало намного легче. На рубашке Мартина остались влажные пятна от ее слез, которые стали уже подсыхать. Санди глубоко вздохнула и взяла себя в руки.

— Прости меня за эмоции, но я пережила ужасные дни. Как бы ты не любил другого человека, но совсем не легко порвать со своей семьей.

Глядя на ее заплаканное лицо, Мартин печально спросил:

— И ты бы решилась на это ради меня?

— Конечно. Ради любви приходится иногда многим жертвовать.

— Надеюсь, в этом нет необходимости, — сказал он. — Все зависит от Сесилии — захочет ли она сказать всю правду.

— Какую правду?

Мартин нахмурился.

— В моей жизни были женщины, но я никого не любил до тебя. Из-за моего образа жизни я старался не влюбляться. Нелегко было моей матери с отцом, и тебе будет нелегко со мной, Санди. Я вовсе не собираюсь так погибать, как мой отец, но, тем не менее, тебе придется смириться с длительными расставаниями. Даже ради любви к тебе я не могу измениться.

— Я и не ожидаю этого от тебя. Это еще одна сторона любви, — серьезно сказала девушка. — Надо принимать и любить человека таким, какой он есть… не пытаясь его изменить.

— Но не каждый это понимает, — сухо сказал Мартин.

Он выпустил Санди из объятий и отошел, как будто ему было легче сказать то, что он собирался, на расстоянии.

— Мне нравилась Сесилия, но очень скоро я узнал, что у нее есть еще кто-то. Я же не хотел ее ни с кем делить. И мы расстались. Если она была уже беременна, то не от меня. Грубо говоря, если парень не хочет, чтобы его захомутали таким образом, он никогда не будет доверять девушке в таких вопросах. Если мне суждено иметь детей, я хочу, чтобы они были запланированными и желанными, а не являлись результатом неосторожности.

— Но если ребенок от другого, почему она обвинила в этом тебя?

— Только она может ответить на этот вопрос. Может быть, он был женат, — предположил Мартин. — А может быть, она его слишком любила, чтобы доставлять ему неприятности, а на меня она рассердилась за то, что мы разошлись. Все это было давно. Я думаю, она повзрослела и изменилась с тех пор. Но, когда мы были знакомы, ее характер был не столь хорош, как ее внешность. Я подозреваю, что она является женским вариантом бабника. Возможно, у нее было несколько любовников, но я слышал только о Лайоне.

Санди напряглась при этом имени:

— Лайон? Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Почему ты спросила?

— Так звали поклонника Беатрис… он ее бросил.

Они молча смотрели друг на друга.

— Тогда все просто, — первым прервал молчание Мартин. — Ответ напрашивается сам собой. Сесилия не могла удержаться, чтобы не испытать свои чары на поклоннике сестры, и он увлекся ею. Позже, когда она забеременела, он решил бросить их обеих. Не могла же она сказать сестре всю правду, и тут подвернулся я. Но все это было бы неважно, если бы мы с тобой не встретились и не полюбили друг друга.

— Во всем этом мне видится лишь один выход: Сесилия должна придумать другую версию случившегося. Она никогда не сможет открыть Беатрис всю правду. Это бы навсегда разрушило их отношения, тем более что Беатрис уверена в их искренности.

— Я думаю, что есть выход из всей этой ситуации, — заключил Мартин. — Но меня больше интересуют наши с тобой отношения.

Он опять приблизился к Санди:

— Я собирался просить твоей руки через шесть месяцев. Я понял, что надо дать тебе время разобраться в своих чувствах. Но теперь в этом нет необходимости. Будем считать, что мы помолвлены, не так ли? Поженимся, как только уладятся все неувязки между нашими семьями. Ты согласна?

Санди обвила руками его шею:

— Честно говоря, мой самый близкий человек — Полли, а после нее — папа. К матери и сестрам я чувствую не более чем привязанность. Между нами так мало общего. Меня больше волнует мнение твоей матери.

— Возможно, если на яхте найдется для нас местечко, мы напросимся в круиз вокруг Европы вместе с мамой, Томом и всем их семейством. А за Джейн присмотрит Филомена.

— Это было бы потрясающе.

В глазах Мартина заиграла смешинка, и губы растянулись в улыбке:

— Но только с условием, что для нас найдутся две каюты, чтобы ты могла соблюдать свои принципы?

Санди засмеялась:

— Мои принципы не в том, чтобы хранить девственность до женитьбы, а только в том, чтобы отдать ее человеку, которого я полюблю, и желательно, не безответно. Поскольку эти условия соблюдены, я в твоей власти.

Мартин крепко прижал ее к себе.

— Esta noche, mi vida, — хрипло проговорил он по-испански.

Санди и без перевода поняла, что эту ночь она проведет в его необычной кровати со сказочными птицами.

Все время, пока Санди ездила по делам, она ощущала на своих губах вкус его поцелуев. Это было единственной реальностью. Встреча с тетей Джейн, радостно принявшей предложение Мартина, посещение ее домика в Аливенсе, переговоры со строителями — все проходило, словно во сне. Она вернулась в Сан-Плачидо к ужину и сразу отправилась в душ.

Санди стояла под прохладными струями воды, уже забыв о проблемах дня. Сейчас она слушала свое тело. Оно наполнялось неведомыми ей ощущениями и предчувствиями. Помогая воде омыть ее, Санди медленно провела по телу руками, с радостью ощущая его упругость, шелковистость кожи и изящество изгибов. Она поняла, что ей нечего стыдиться, ее тело прекрасно, и она готова подарить его Мартину вместе с любовью, которая переполняла все ее существо, словно шипучее вино, не оставляя места для других чувств, мыслей и желаний. Эта готовность заставила ее отказаться от белья: обсушившись мягким полотенцем, Санди надела прямо на голое тело легкое полотняное платье, застегнутое спереди на пуговицы. Затем она расчесала еще влажные волосы, оставив их распущенными по плечам, и спустилась в гостиную.

Мартин уже сидел за накрытым столом, но не приступал к еде, ожидая ее. Его глаза расширились, когда она вошла, и он медленно встал, сделал шаг ей навстречу и остановился. Еще никогда девушка не казалась ему такой прекрасной и желанной. Он сразу увидел, что ее наготу скрывает лишь тонкое полотно. И все понял без слов, еще до того, как заглянул в ее глаза.

Секунду спустя, почти страдая от мучительного желания, он крепко прижимал ее прохладное после душа тело к своему, горячему и напряженному. Целовал нежно и томительно, его язык, словно маленький горячий фаллос, проникал в ее покорно приоткрытый нежный рот, а руки осторожно расстегивали платье… Когда сдалась последняя пуговица, Мартин взял Санди за плечи и отодвинул от себя, чтобы увидеть все, что она до сих пор так целомудренно скрывала.

Санди не противилась ему, когда он спустил с плеч лямки платья, полностью обнажая ее тело. Она только прикрыла глаза, ощущая, как его горячий взгляд ласкает ее груди, живот, обжигает лоно…

Ее тело было еще совершеннее, чем он думал… Мартин впервые в жизни потерял дар речи. Она стояла перед ним обнаженная, закрыв глаза. А он, забыв руки на ее плечах, любовался длинными золотистыми ресницами, лежащими на побледневших щеках, скульптурными чертами прекрасного лица, полушариями молочно-белых грудей с розовыми пенками сосков… Светлые струи шелковых волос стекали на грудь, словно пытаясь прикрыть ее. И он нежно отвел их за спину девушки. Затем его взгляд опустился ниже, к девичьему животу с полукруглой впадинкой пупка… к тому сокровенному холмику, которого еще никто до него не видел и не касался… Он ощутил, как Санди задрожала и, испугавшись, что заморозил ее, снова прижал девушку к себе. Но она с неудовольствием ощутила холод пряжки на его ремне и ткань разделяющей их тела одежды.

— Я тоже хочу увидеть тебя обнаженным… — прошептала она, желая равенства.

Он молча начал раздеваться, не сводя глаз с ее тела. Санди, вспоминая, как он выглядел в бассейне, с закрытыми глазами прислушивалась к шороху снимаемой одежды, щелчку пряжки, звуку расстегиваемой молнии…

Она медленно приподняла веки и невольно вскрикнула. Мартин стоял перед ней обнаженный. Он был прекрасным, как греческий бог, мощным и стройным. Но она видела только одно… Орган, который должен был соединить их в одно целое, о чем она так мечтала, и находился в полной готовности для этого, показался ей огромным и грозным. И Мартин, снабженный этим неведомым орудием, на мгновение стал чужим и пугающим… Санди невольно сжалась и зажмурила глаза.

— Прости, девочка. Я напугал тебя, — покаянно сказал Мартин и нежно коснулся ее плеча. — Страсть лишила меня рассудка, должно быть. Если хочешь, я даже не притронусь к тебе, пока ты не будешь готова.

Санди решилась приоткрыть один глаз и увидела, что он обернул бедра рубашкой. Его лицо, склонившееся над ней, выражало нежность и раскаяние. И она храбро улыбнулась, решив вытерпеть все ради него. Если любишь, надо быть готовой на жертвы…

— Это от неожиданности, — смущенно прошептала она. — Я готова… Делай со мной все что хочешь…

— Я буду очень нежен, — благодарно сказал он, подхватывая ее на руки, а затем опуская на постель, — и не причиню тебе боли, вот увидишь. Я слишком люблю тебя, моя красавица…

И он выполнил свое обещание. Он был так нежен, так трепетно ласкал ее, делал с ее телом такие восхитительные вещи, что наступил момент, когда Санди полностью забыла о стыдливости и страхе. Все ее тело, все существо было уже истомлено небывалым наслаждением, а оно все возрастало, пронизывая ее сладостными волнами… Но когда горячий, нежный и искусный язык возлюбленного добрался до потайного отверстия, ведущего в глубины ее естества, и осторожно проник туда, Санди почувствовала, что ей мало… да, мало того, что она уже испытывает. Ее охватило нетерпение, жажда ощущений более сильных, яростное и ликующее желание, чтобы он вошел в нее, освободил из плена томления, ставшего уже мучительным…

— Возьми меня, — простонала она. И тут же ощутила на себе тяжесть его тела и, приоткрыв глаза, увидела всходящее над ней божественное лицо.

— Ты уверена, любимая?

— Да! Скорее же, я больше не могу, — заплакала Санди, ощущая упоительную тяжесть и жар его великолепного органа, уже медленно проникающего в нее, не ожидая согласия хозяина…

И Мартин вошел в нее, заполнив до отказа, соединившись с ней телом и душой.

— Да! — закричала Санди. — Да! Да! Да! — в неистовом восторге утверждая, что она познала одно из высших наслаждений, доступных живущим.

Мощный и благодатный взрыв разметал на звездочки-молекулы то, что еще оставалось от нее прежней — «серенькой» и робкой. И в блаженном покое сотворенной любви родилась новая Санди — прекрасная и гордая.