Доверие

2

Когда затих двигатель самолета, Мартин поднялся и достал из верхнего отделения для ручной клади рюкзак Санди. Она хотела было забрать его, но он не отдал, сказав полушутливо-полусерьезно:

— Теперь вы на территории мачо, то есть настоящих мужчин.

Интересно, подумалось ей, он разыгрывает ее, или на острове действуют иные, чем в Англии, законы поведения?

Когда на конвейере показались вещи с бирмингемского рейса, Санди увидела, что багаж Мартина состоит из объемистого рюкзака, до отказа чем-то набитого, наверное, специальным снаряжением. Она на глаз сразу определила, что не смогла бы даже оторвать эту поклажу от земли, не то чтобы нести какое-то расстояние. Мартин же с привычной легкостью подхватил с конвейера свой груз. Легкость движений сильно отличала его от других пассажиров, которые с трудом поднимали багаж. Так, наверное, леопард отличается от ручной собачки.

Уложив вещи на багажную тележку, Санди и ее спутник направились к главному выходу, где Мартина ожидал седой коренастый человек. Они обнялись и поцеловали друг друга в щеки. Санди отметила про себя, что ей не приходилось видеть такой теплоты между мужчинами. Если бы они хоть чуточку походили друг на друга, можно было бы принять их за деда и внука.

Мартин представил мужчину:

— Это Умберто. Вместе с женой Филоменой он присматривает за моим хозяйством. Он знает меня с пеленок, помнит мою маму еще девочкой.

Седовласый пожал руку Санди, но при этом был сдержанным, не то что минуту назад, когда он приветствовал Мартина.

Рука Умберто напомнила ей скрюченный корень старого дерева — сказывался, наверное, результат многолетнего тяжелого труда. Его лицо было похоже на сушеный финик. Внешний облик этого человека вполне соответствовал выжженному солнцем пейзажу, открывшемуся с самолета.

По пути к автостоянке мужчины беседовали между собой на языке, который мало походил на испанский. Санди решила, что это местный диалект, и смогла разобрать в их речи лишь два знакомых слова — Джейн Дэйвид. Должно быть, Мартин спрашивал Умберто о ее тете. Тот ответил не сразу, сопровождая свой ответ жестами, по которым трудно было угадать смысл его слов.

Когда он закончил говорить, Мартин объяснил Санди:

— Старик знает, где живет мисс Дэйвид. Это всего в пятнадцати минутах от меня, так что нет проблем.

Умберто приехал на джипе цвета хаки.

После первого, довольно неприглядного впечатления о Менорке с высоты полета Санди была очарована необычным по красоте цветением высокого кустарника вдоль дороги из аэропорта. Цветки походили на розовые азалии, но она уже знала, что это олеандр. Синее южное небо, яркое солнце и эти прекрасные цветы, в сочетании с отличным настроением, создавали у нее ощущение начала потрясающего отдыха, заставляя забыть о настоящей причине ее приезда.

Мартин сидел рядом с Умберто, ведущим машину, и в перерыве между разговором с ним оглядывался на Санди с улыбкой.

Она любовалась пейзажем за окнами машины, но всякий раз, чувствуя на себе его взгляд, не могла не улыбнуться в ответ. Когда он отворачивался, ей хотелось снова и снова смотреть на него, но она боялась, что Мартин почувствует ее взгляд. Не стоило так явно демонстрировать свой интерес к нему.

Санди осознавала, что находится во власти его обаяния, хотя познакомилась с этим человеком всего пару часов назад. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного. Все в нем казалось совершенным, и это смущало ее — ведь она-то ничего из себя не представляла, была личностью самой ординарной. Мартин нравился ей и как писатель. Она знала и любила его книги. Но не может же быть, чтобы она привлекла к себе внимание такого человека — яркого, необыкновенного. В жизни так не бывает, рассуждала Санди.

Перед ней был пример ее сестер. Они имели все — красоту, ум, обаяние, но ни одной не везло в любви. Почему же должно повезти ей? Лишь потому, что, в отличие от сестер, она не переставала верить в любовь?

Когда они сворачивали с шоссе на боковую дорогу, Санди заметила дорожный указатель — до Аливенсы по прямой оставалось семь километров.

Вскоре машина опять притормозила, чтобы проехать в каменную арку. На ней поверху красовалась надпись: Сан-Плачидо. Повернувшись к Санди, Мартин пояснил:

— Во времена деда это было самое крупное имение в этой части острова. Здесь выращивали миндаль, оливки и инжир, производили все необходимое, чтобы прокормить семью, — что-то вроде натурального хозяйства, какие еще встречаются в Англии. При желании я мог бы продолжить семейную традицию, но меня больше привлекают путешествия. Теперь наша земля сдана в аренду.

Дорога, по которой они ехали, больше напоминала обычный проселок, чем въезд в имение. Далеко впереди виднелись крыши строений в окружении каких-то деревьев, похожих на большущие опахала из перьев. Кругом были горы, сизо-серые в лучах полуденного солнца.

С одной стороны дороги простирались пашни, с другой — луга со свежескошенной травой. Местами на обочине встречались бледно-голубые островки диких цветов.

Вблизи опахала оказались верхушками финиковых пальм с созревающими оранжевыми плодами у основания ветвей. Затем машина миновала каменные ворота и въехала в просторный двор с большим старинным домом из грубого камня. Окна дома с зелеными ставнями были закрыты.

— Сейчас высадим Умберто с моим багажом, я быстро поприветствую Филомену, и мы отправимся к сеньоре Дэйвид, — сказал Мартин. — А вы тем временем пересаживайтесь вперед.

Санди вышла из машины, чтобы размяться. Когда мужчины удалились, она подняла руки, потянулась, стараясь восстановить гибкость в теле, и стала осматриваться.

Стены дома были густо увиты плющом. По деревянным аркам его побеги тянулись к боковым флигелям дома. В центре двора возвышалась большая каменная ваза, в которой росла прекрасная розовая и алая герань. В тени кустов бродил откормленный черный кот.

Когда Мартин снова появился в дверях, Санди, как аист, стояла на одной ноге, поджав другую. Увидев его, она быстро приняла нормальную позу.

Из-за двери дома выглядывала женщина в маленьком ситцевом фартучке, стараясь оставаться незамеченной. Санди улыбнулась ей и села в машину.

— А вы гибкая, — заметил Мартин, усаживаясь за руль. — И танцуете так же хорошо, как выручаете людей в сложных ситуациях?

— Нет, что вы, я просто потянулась, как это проделывает ваш кот, когда просыпается.

— Он должен ловить мышей, а вместо этого Филомена его закармливает. Иногда он приносит в зубах птенца, а мыши его совсем не боятся, — усмехнулся Мартин.

Когда они тронулись, Санди опять заговорила:

— Мне очень неловко, что вы делаете большой крюк из-за меня. Наверное, вам хотелось бы сейчас принять холодный душ и расслабиться. Сколько времени вы находились в пути?

— Около сорока восьми часов, но мне не привыкать. Задержки в дороге меня совсем не нервируют, я привык не уставать в любых условиях.

— Откуда вы приехали на этот раз?

— Я стараюсь не рассказывать о своих впечатлениях, пока все не напишу. — Он отвел взгляд от дороги и улыбнулся Санди, пытаясь смягчить отказ. — Я понял, что предварительные рассказы умеряют мой писательский пыл. То же самое мне приходилось слышать и от знакомых писателей.

Санди подумала о людях его круга — литераторах, художниках, вообще о людях творческих, а также о тех, кто любит подвижный образ жизни. Интересно, какие у них приоритеты в жизни? Она почему-то была уверена, что это не власть, не тщеславие и не деньги, как у ее родителей и сестер.

Порой Санди охватывало сильное чувство своей инородности в семье. Она иногда даже подумывала, уж не могли ли ее случайно подменить при рождении, хотя, конечно же, в дорогой частной клинике, где она появилась на свет, такое невозможно. Но ведь отличалась же она от своих сестер. И не только внешне. Ей не хватало их ума и блеска, совершенно отсутствовала амбициозность. На отца, крупного архитектора, она походила лишь чертами лица. Ей не нравились его проекты, но она об этом никогда не говорила.

— Не переживайте, — успокаивающе произнес Мартин, заметив ее озабоченность. — Следующие несколько дней я совершенно свободен, и мне очень приятно быть вашим гидом и переводчиком.

Санди не ожидала, что ее чувства отражаются на лице. Она справилась с собой и спросила:

— На Менорке все такие отзывчивые?

— Я считаю это качество обязательным, общечеловеческим, просто оно нивелировалось со временем из-за условий жизни в перенаселенных городах. Те жители острова, которым приходится жить и работать в туристической зоне, зачастую неприветливы лишь в силу обстоятельств, но большинство крестьян сохранили в себе отзывчивость. — Говоря так, Мартин следил за дорогой, но теперь, когда впереди показался совершенно прямой отрезок шоссе, он чуть насмешливо взглянул на Санди: — Девушка с вашей внешностью может рассчитывать на помощь в любой точке земли.

Она растерялась от этих слов. Ей нечасто приходилось выслушивать комплименты в свой адрес, и уж никак не от таких видных мужчин, как ее сопровождающий.

Но Мартин, слава Богу, опять заговорил:

— С моими габаритами я ощущаю себя как Гулливер в стране лилипутов — эдаким великаном. Мой отец был огромного роста, и мама тоже довольно высокая для испанской женщины. К пятнадцати годам я перерос всех взрослых в Сан-Плачидо. Подростки вообще очень ранимы, и я на несколько лет стал всеобщим посмешищем.

— Как мне это знакомо! — горячо отозвалась Санди. — Для парня в порядке вещей быть высоким, а вот для девушки это настоящая трагедия. Я постоянно сутулилась, стараясь казаться ниже, и меня вечно ругали за плохую осанку.

— Где вы учились?

Санди назвала школу, усомнившись, что для непосвященного название о чем-то говорит. Она училась в закрытом заведении, дававшем блестящее образование, где было выпестовано немало известных женщин Англии. Себя же Санди считала досадным исключением.

— А вы закончили местную школу? — поинтересовалась она.

— Нет, я учился в Англии, в той же школе, что и отец, — ответил Мартин, останавливая машину: им навстречу двигалось большое стадо овец.

Он высунулся в окно, чтобы поприветствовать пастухов. В этот момент Санди был виден лишь затылок и часть лица Мартина, и она подумала, что в нем заметны черты иностранца. У чистокровного англичанина не могло быть таких жестких, иссиня-черных волос, перетянутых узлом на затылке, как носят обычно рок-музыканты вне сцены. Ей были видны контур его скулы, сильная выдающаяся челюсть и длинная шея…

Санди было трудно представить Мартина нескладным долговязым подростком, таким же закомплексованным, как и она сама в его возрасте. Пожалуй, и теперь она чувствует себя не лучшим образом в кругу семьи и высокопоставленных знакомых. На работе же с коллегами все сложилось иначе.

Когда блеющее стадо наконец обошло машину, Мартин продолжил путь, вскоре свернув на проселок, протянувшийся между рядами деревьев. Санди определила, что это оливы. Она их запомнила с тех пор, когда еще девочкой отдыхала с семьей на юге Франции.

Около мили они ехали по роще, пока не увидели небольшой ветхий домик с такими же постройками поблизости. Вокруг не было никакой зелени, кроме оливковых деревьев. На голой земле кое-где копошились куры.

— Похоже, все заперто, — сказала Санди, когда они вышли из машины у домика.

— Закрытые ставни еще ни о чем не говорят. Испанцы летом не открывают их, сохраняя прохладу в комнатах. Я и не ожидал увидеть дверь распахнутой, — заметил Мартин.

У входа висел колокольчик, какие обычно подвешивают коровам, и Мартин позвонил. В доме было тихо, он подергал за ручку двери — заперто.

— Похоже, вы правы, никого нет. Но кто-то приглядывает за домом.

— Почему вы так думаете?

— Козу сегодня доили.

Мартин указал в сторону привязанного к дереву животного, мирно жевавшего траву и безразлично смотревшего на людей желтыми глазами.

Через минуту послышался чей-то голос, но Санди не поняла слов.

— Кто-то идет сюда, — сказал Мартин. — С холма видно, как мы подъехали. Хотя местность кажется пустынной, это впечатление обманчиво. Невозможно появиться незамеченным в этих краях.

Им не пришлось ждать долго. Вскоре из-за дома появилась невысокая полная женщина. При виде Мартина она разразилась длинной и пронзительной тирадой на местном наречии, одновременно вытаскивая из кармана фартука, надетого поверх длинного платья, большой металлический ключ, какие сейчас редко встретишь.

Когда она наконец замолчала, чтобы перевести дыхание, Мартин пояснил:

— Это сеньора Рубио, которая звонила вам в Бирмингем. Я объяснил ей, кто вы.

Испанка улыбнулась Санди и, повинуясь приличиям, протянула ей руку. Потом она с сомнением опять обернулась к Мартину и что-то сказала ему. Тот перевел:

— Она считает вас слишком юной, чтобы справиться с создавшейся ситуацией. Говорит, что у сеньоры Дэйвид слишком непростой характер и нужен кто-то посолиднее, чтобы сладить с ней.

— Пожалуйста, скажите ей, что у меня богатый опыт общения со старыми больными людьми, — решительно заявила Санди. — Когда и как все произошло? Выясните все подробно, а я загляну в дом.

Она указала взглядом на ключ в руке испанки, ткнула себя в грудь и сделала жест в сторону двери.

Но женщина не торопилась отдавать ключ, показав знаками, что замок нелегко открыть. Предприняв несколько попыток справиться с ним и что-то при этом бормоча, она наконец открыла дверь и первая вошла в дом.

Вслед за сеньорой Рубио Санди переступила порог, в нос ей ударил характерный запах запущенного помещения. Еще до того, как открыли ставни, лучи солнца, проглядывающие через открытую дверь, осветили давно не мытые полы. При свете, хлынувшем из открытых окон, показались и другие признаки неухоженности. Везде лежал густой слой пыли. С потолочных балок свисала давняя паутина. Лесенка со сломанными перилами в углу гостиной вела на второй этаж.

Санди уже приходилось встречать такую атмосферу у стариков, за которыми она ухаживала — люди либо смирялись с обстоятельствами, либо просто не имели сил, чтобы поддерживать порядок.

Между тем Мартин обратился к Санди:

— Несчастье случилось рано утром в воскресенье. Старушка упала с лестницы и сломала себе запястье и бедро. Она могла бы пролежать здесь и умереть, если бы не ее коза, которую необходимо доить утром и вечером. Услышав блеяние козы, сеньора Рубио поняла, что что-то не так, и прибежала на помощь. По счастью, у нее в это время гостил племянник, который проходил службу в Красном Кресте. Он-то и сделал все необходимое в таких случаях до приезда «скорой». Он также догадался поискать сведения о родственниках. На спинке кровати они заметили приклеенный конвертик с надписью по-испански: «Инструкции на случай моей смерти». Там был ваш телефон.

Сеньора тем временем начала подниматься по лесенке на второй этаж, делая знаки следовать за ней.

— Спросите у нее, как здесь насчет воды и канализации, — бросила Санди через плечо Мартину, который взбирался следом за ней по ветхим ступенькам. — Здесь есть колодец?

— Если нет колодца, то вы найдете вкопанную цистерну для хранения воды. Что касается канализации, то это просто выгребная яма. — Помолчав, Мартин добавил: — Вам не стоит оставаться в этой дыре.

— Здесь требуется лишь тщательная генеральная уборка. Мне приходилось сталкиваться по работе и с гораздо большей запущенностью, — с вызовом ответила Санди.

В спальне был еще больший беспорядок. На потолке и стенах виднелись следы подтеков — во время дождей крыша явно протекала. На старом комоде была целая выставка семейных фотоснимков в потускневших серебряных рамках. Ближе к стене стояли фото, наверное, двадцатых и более ранних годов, а впереди — снимки последних лет, и среди них семья Лангмюров.

Санди не желала привлекать внимание Мартина к семейным фотографиям. У нее имелись для этого причины: на фото она выглядела ужасно, как ей казалось, но главное — не хотелось, чтобы Агуэро узнал ее мать.

Но тот, к счастью, был поглощен разговором с сеньорой Рубио, которая тараторила без умолку.

Уже в машине, отъезжая от дома, Мартин вкратце поведал смысл излияний испанки.

— Она всегда беспокоилась о старой даме, которая жила здесь целых два года в одиночестве, и не раз предлагала ей свои услуги по хозяйству, но та и слышать ни о чем подобном не желала. Она вела крайне уединенную жизнь. Ее можно было встретить в Аливенсе в базарные дни, куда она приезжала за продуктами. Никаких знакомых у нее в городе нет. Ваша тетушка довольно хорошо владеет испанским, но с местными жителями связей почти не поддерживает.

Когда они выехали на трассу, Санди спросила:

— Похоже, Аливенса совсем недалеко отсюда. Интересно, там можно взять напрокат автомобиль?

— Конечно, можно. Но не думаете же вы, что я оставлю вас одну с такими проблемами? Мы вернемся сейчас ко мне, вы приведете себя в порядок, и вместе отправимся в больницу. В этой ситуации вам понадобится кто-то, Кто знаком с местными порядками. Любая испанская девушка, окажись она в вашей ситуации в Англии, без знания английского языка, также нуждалась бы в поддержке.

По тону Мартина было ясно, что он не примет никаких возражений и твердо собрался взять на себя роль опекуна. Санди почему-то подумала, что ее сестры, больше привыкшие в жизни давать советы направо и налево, нежели получать их от других, решительно воспротивились бы навязыванию чужой воли. Но сейчас это ее не волновало. Мартин абсолютно прав — она нуждается в его помощи и благодарна ему за готовность оказать ее.

— Спасибо, — ответила Санди, стараясь придать своему голосу как можно больше теплоты. — Будем надеяться, что если испанская девушка окажется в Англии в похожей ситуации, ей встретится столь же обходительный мужчина.

По взгляду, который спутник бросил на нее, Санди поняла, что комплимент попал в цель.

— Вы говорите так, будто я и впрямь испанец.

— Но раз вы живете именно здесь, я решила, что вы чувствуете себя больше испанцем, чем англичанином.

— Я живу на Менорке потому, что у меня здесь дом… и предпочитаю местный климат. Я вовсе не ощущаю себя испанцем. Мои национальные корни были здорово подорваны, когда меня отослали учиться в Англию. Теперь я чувствую себя одинаково хорошо и там и здесь. Если бы я не унаследовал Сан-Плачидо, я обитал бы в маленькой квартирке в Бирмингеме, которую делю с одним приятелем. Он редко там появляется, так как зарабатывает на жизнь инструктором по туризму.

Санди так и не спросила Мартина, откуда он возвратился на этот раз, поскольку боялась его встречного вопроса о месте ее проживания в Бирмингеме. Если он хоть немного знает город, то адрес выдаст ее с головой. Дело в том, что родители Санди живут в районе, где селятся почти исключительно представители городской власти.

Чтобы сменить тему, она спросила:

— А как на острове с медицинским обслуживанием?

— Вот на этот вопрос я не могу ответить. Мне не доводилось прибегать к услугам местных врачей, да и никто в Сан-Плачидо на моей памяти не заболевал настолько серьезно. Когда кто-то прихварывает, предпочитают обращаться к фармацевту в Аливенсе — это и дешевле и намного проще, чем вызывать врача. Но я могу навести необходимые справки.

— Я думаю о том, что, возможно, лучше всего отправить тетушку в Англию.

— Это может оказаться слишком накладно. Я не думаю, что у нее есть соответствующая медицинская страховка, по которой оплатят ее отправку самолетом.

— Я тоже на это совсем не рассчитываю, — согласилась Санди, вспомнив состояние тетиного дома. — Но я уверена, что мой отец возьмет на себя все необходимые расходы. С другой стороны, может быть, в той больнице, где она сейчас находится, ей оказывают первоклассную медицинскую помощь.

В это время они въезжали в ворота Сан-Плачидо. Когда Санди уже второй раз за этот день оказалась во дворе имения, ее озабоченность судьбой престарелой родственницы сменило острое любопытство — ей хотелось побольше узнать о личной жизни Агуэро.

Дверь в дом была открыта, и Мартин пригласил Санди войти. Она оказалась в громадной гостиной, в которой имелась еще одна дверь. Так же, как и в доме тети Джейн, в углу этой комнаты была ведущая наверх лестница, но только каменная и с крепкими перилами.

Следующее, что привлекло ее внимание в доме, это картина над огромным камином.

— Какой замечательный пейзаж, — отметила Санди, подойдя ближе.

Пока она разглядывала голубые вершины гор с деревьями в розовом и белом цвету на переднем плане и каким-то деревенским сооружением, стоявший позади нее хозяин пояснил:

— Картина называется «Нория среди миндальных деревьев». Нория — это водяное колесо на ослиной тяге. Ослики, впряженные в такое колесо, ходят по кругу, приводя в движение механизм, который подает воду в ведрах из колодца в оросительную канаву. Во времена моего детства такие приспособления встречались по всей Испании. Должно быть, это изобретение мавританцев, так как его название происходит от арабского слова naara, что значит «скрипеть».

— А кто художник?

— Дионис Беннассар, уроженец Аливенсы. Вот его автограф. — Мартин указал на левый угол картины, где виднелась красная авторская подпись.

— Манера, в которой написаны цветущие деревья, очень напоминают мне Самюэля Палмера, — заметила Санди. — Он автор моей любимой картины «Волшебная яблоня».

— Мне тоже нравится эта работа, — ответил Мартин. — Я впервые увидел ее в музее, когда учился в Оксфорде.

— В каком колледже? — спросила Санди. Может быть, в Крайстчерче, в том же, что и ее сестры?

— В Балиоле. В мои планы не входило провести там три года — в Англии очень промозглые зимы. Но я решил обзавестись дипломом географа, чтобы иметь кусок хлеба на старости лет. — Мартин отвернулся и позвал: — Филомена!

Почти сразу на зов появилась женщина, которая наблюдала за Санди, стоя в дверях, когда они заехали в дом в первый раз.

Мартин представил ее гостье, женщина улыбнулась и пожала руку девушки, как сеньора Рубио при знакомстве. Но за внешним проявлением дружелюбия Санди почувствовала, что ее придирчиво оценивают.

— Филомена покажет, где вы сможете принять душ перед поездкой в госпиталь. Мне тоже надо переодеться и сделать несколько телефонных звонков. Через сорок минут я к вашим услугам, — сказал Мартин. — После душа Филомена угостит вас чаем или холодным напитком на террасе.

Хозяин указал при этом на дальнюю дверь и перевел свои слова экономке.

Через пару минут, поднимаясь по лестнице, Санди с улыбкой вспоминала свое смятение при известии, что все билеты в экономическом классе на Маон проданы. От Полли она научилась бережливости и не любила швырять деньгами, хотя все ее расходы оплачивал отец. Ну что же, необходимость заплатить дороже за билеты обернулась неожиданной удачей для девушки. Ведь не встреть она Мартина, ей бы стоило немалых трудов найти домик тетушки, выяснить, что произошло, и установить ее настоящее местонахождение.

Окно ванной комнаты, куда ее привела Филомена, выходило на одноэтажный флигель дома. Волнистую глиняную черепицу кое-где покрывал золотистый мох, а за края крыши цеплялся плющ с оранжевыми цветами, который обвивал весь фасад основной части дома.

Когда Санди открыла кран, чтобы наполнить ванну, оттуда сильной струей хлынула горячая вода, и это окончательно убедило девушку в том, что бытовые условия Сан-Плачидо не идут ни в какое сравнение с убогим жилищем тети Джейн.

Отрегулировав температуру воды в кране, Санди добавила в ванну немного шампуня из выставленных на полочке пузырьков, которые, как пояснила Филомена, предназначались для гостей.

Ожидая, пока наполнится ванна, Санди присела на подоконник и подумала, как, должно быть, приятно обитать в этом уголке, райском по сравнению с загазованной центральной частью Бирмингема, где жила она.

Тем временем Мартин в своей ванной комнате с наслаждением стоял под струями душа. После длительного отсутствия дома ему всегда было особенно приятно возвращаться к благам цивилизации, которыми не часто воспользуешься в поездках. Помывшись и надев все чистое, он решил навести справки о больницах, где мисс Дэйвид смогут предоставить не только медицинскую помощь, но и уход, чтобы не взваливать его на плечи племянницы.

В некоторых лечебных заведениях Испании за больными ухаживают их родные. Больница брала на себя лишь лечение. Но у Мартина были другие планы насчет девушки.

Поскольку Филомена отменно готовила, в первый вечер по приезде Мартин обычно ужинал дома. Затем он обзванивал своих местных родственников и, наконец, набирал один из номеров, записанных в личной телефонной книжке, которая неизменно находилась на его рабочем столе.

Это были телефоны отставных жен, мужья которых променяли их на молодых красавиц. Такое происходило сплошь и рядом среди богатых иностранцев, заполонивших небольшие курорты острова. В результате здесь имелся богатый выбор дам лет тридцати и сорока с хвостиком, желающих приятно провести вечер или найти постоянного любовника. Поэтому у мужчин были неограниченные возможности развеяться в женском обществе.

На этот раз Мартину, похоже, не требовалось никому звонить по этому поводу, так как подвернулся более притягательный объект для любовных утех. Санди показалась ему самой привлекательной из женщин, с которыми он имел дело в последнее время. По крайней мере, абонентки в его телефонном досье не шли с ней ни в какое сравнение.

К счастью, англичанка не была столь юной, как показалось ему вначале. Мартин считал, что неопытные девушки подобны диким цветам, которые легко срывать. Но в свои двадцать три года Санди не выглядела наивной простушкой. Его возбуждала мысль, что она лежит сейчас в ванне в другой половине дома. Ему хотелось ощутить рядом с собой ее роскошное тело.

Мартин с вожделением предвкушал, как окажется в постели с Санди, с лихвой наградив себя за четыре месяца воздержания.

Санди вытерлась после ванны пушистым полотенцем. Мурлыча что-то себе под нос, она пребывала в хорошем расположении духа, несмотря на озабоченность состоянием тетушки. Вдруг ее пронзила уже приходившая в голову мысль, моментально испортившая настроение.

Поведение Мартина не было продиктовано лишь бескорыстной добротой. Скорее всего, за всей его обходительностью скрыта вполне определенная цель — взять интервью у ее тети, особы в свое время весьма известной. Санди помнила его интервью с известным меценатом, которое стало его настоящей журналистской удачей и послужило первой ступенькой в карьере Мартина Агуэро.

Надев джинсы и чистую футболку, Санди спустилась на террасу и увидела там Филомену. Экономка выставляла с подноса на большой низкий стол керамический кувшин с двумя высокими стаканами и плошку со льдом и щипчиками.

— Limonada, senorita, — предложила она напиток.

— Muchas gracias, senora, — поблагодарила Санди, в значительной мере исчерпав свои познания в испанском языке.

Экономка наполнила стакан лимонадом, добавив в него пару кусочков льда, и оставила гостью в одиночестве.

Терраса была вымощена плиткой в таких же терракотовых тонах, как черепица на крыше. Вплотную к дому росли лимонные деревья. Должно быть, из их плодов Филомена и сделала напиток, терпкую свежесть которого с привкусом меда Санди ощущала на языке.

Над головой ее был живой навес из виноградных лоз. Среди темно-зеленых листьев виднелись крупные полуспелые гроздья. Девушку охватило блаженство от сознания, что она сидит на Менорке в жаркий полдень в приятной тени винограда и потягивает свежий сок, любуясь покрытыми легкой дымкой горами.

На каменной Лестнице послышались шаги хозяина этого рая. На этот раз перед Санди предстал совершенно другой человек. Он совсем не походил на того туриста в шортах и тяжелых ботинках, который привлек ее внимание в аэропорту. Сейчас на нем была светлая полотняная рубашка в синюю полоску и новые джинсы. Он сел, положив ногу на ногу и обнажив голые щиколотки. Грубая походная обувь уступила место легким темно-коричневым туфлям.

Мартин налил себе лимонад, сделал большой глоток и довольно произнес:

— Филомена большая мастерица по части соков и лимонадов. Умберто держит несколько ульев в горах, где растет пряный тимьян. Напитки на меду не сравнятся с теми, что на сахаре.

Он оглядел гостью, не останавливая взгляда на ее формах, проступавших под футболкой.

— Вы очень посвежели. Я просил Филомену приготовить для вас постель.

— Но я не могу оставаться здесь, — возразила Санди.

— А ведь придется, у вас нет выбора. В больших отелях нелегко снять комнату, они в это время обычно забиты туристами. Во многих городках есть, конечно, гостиницы, но, несмотря на чистоту, они рассчитаны больше на моряков. Летом там бывает довольно шумно, ночная жизнь длится почти до утра. Здесь, на природе, вы гораздо лучше отдохнете.

Санди не нашлась, что возразить, часть ее «я» соглашалась с его доводами. Но, памятуя об истинах, которые ей вдалбливали с детства, она почувствовала неловкость.

Мартин — довольно известный писатель, и, судя по имению, его семья занимает видное положение на острове. Но для Санди он оставался незнакомцем, и ее воспитание не позволяло быть легкомысленной.

Нет, она не считала его маньяком, способным изнасиловать ее среди ночи и бросить в колодец при молчаливой поддержке своих верных слуг. Такая картина могла возникнуть лишь в воображении доброй, старомодной, чопорной Полли.

Но что, если Мартин вздумает домогаться ее среди ночи? Некоторые мужчины считают вполне естественным секс с девушкой, всего лишь приглашенной на обед, не говоря уже о мелких услугах, оказанных ей. Как же вести себя, если у него появятся далеко идущие намерения?